Иван да Айно, не считая Софы.

Георг Альба

Форма: Повесть
Жанр: Антиутопия
Объём: 85968 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Георг Альба
Иван да Айно, не считая Софы.
(любовно-политические записки)

Эпиграф: «Война идёшь – плен идёшь».
(казахская поговорка.)

Герой о себе.
Родился 1905 года в г Москве. Родители мои были ткачами, работали на шерстно – ткацкой фабрике фабриканта Михайлова в Москве.
Михайловым принадлежала шерстоткацкая фабрика, появившаяся в 1845 году на Шлюзовой набережной. Федор Семенович Михaйлов и сын торговали мануфактурным товаром в Носовском подворье. Бывшее Носовское подворье. Старопанский, 3. Старопанский 3. Окончательно реорганизовано в 1929 году. На фабрике Ф. С. Михайлова в Москве была открыта первая в России вечерняя воскресная школа для взрослых рабочих. Мануфактура занималась текстильным производством, а во время Первой Мировой войны было перепрофилировано под военные нужды на изготовление артиллерийских снарядов.
В 1919 году умер отец от скоротечной чахотки, а в 1920 году умерла мать от брюшного тифа. После смерти матери мы остались вдвоем со старшим братом (брат старше меня на 5 лет). Брат работал слесарем в мастерских тяжело-осадной артиллерии, которые помещались в г Москве на Ладожской улице, а я был определен в 116ю трудовую школу с интернатом, которую окончил в 1922 году.
После окончания школы поступил на общеобразовательный курс при Московском практическом строительном институте, где проучился один год. (прим. НИУ «Московский государственный строительный университет» (НИУ «МГСУ»)
В 1923 году закончил общеобразовательный курс и поступил на первый курс Московского механического института им Ломоносова ( прим. Военный университет Министерства Обороны РФ ) , который окончил в 1930 году по отделению Судовой механики.
За время учебы те с 1922 по 1930 год жил на стипендию и личный заработок.
С 1930 и по 1934 год работал в системе Наркомвода, три года на заводе и один год в аппарате Наркомвода.
С 1934 по 1938 год работал в системе НКВД бх Нечаева ДВК. С 1938 по 5 августа 1941 г работал на Мурманской судоверфи Главрыбосудостроя в г Мурманске. С 5.08.1941 года и по 25.11.1941 года находился в г Ленинграде на курсах переподготовки начсостава запаса КБФ.
15.12.1941 год прибыл из г Ленинграда на северный флот и назначен дублером командира 221ой отдельной артиллеристской батареи МУРа С.Ф.
В марте 1942 года назначен помощником командира 221 батареи 113 ОАД. В июле 1943 года назначен командиром 221 Краснознаменной батареи 113 КОАД.
В сентябре 1943 г назначен в школу сержантского состава Б.О.С.Ф. командиром 2ой спец батареи. В апреле 1944 г по личному ходатайству назначен помощником командира 829 батареи 30 ОАД БО ГБСФ. 15 мая 1945 года назначен начальником технического отдела СРЗ СФ. Первое военное звание (лейтенант) присвоено в июле 1942 г, второе военное звание (старший лейтенант) присвоено в феврале 1943 г. С декабря 1941 года и по сентябрь 1943 г участвовал в боях с немецко-фашистскими захватчиками на полуострове Средний помощником комбата и комбатом 221 краснознаменной батареи 113 КОАД БО СФ. За время отечественной войны имел осколочное ранение в область правого глаза, за успешные боевые действия награжден орденом «Красное знамя».
В 1929 году был в Норвегии и в Англии в портах Хорштад, Беген, Бляйт, Гуль, работая по испытанию судов загранплавания северной конторы Совторгфлота в г Архангельске.

Военные будни.

Вечером 22 июня мы открыли огонь по вражескому судну. В течение 17 минут выпустили 59 снарядов. После третьего залпа - попадание. Затем еще наблюдали 5 попаданий, взрывы, густой дым и пламя. Пожар на корабле был виден невооруженным глазом. Мы его уничтожили. Полыхающий корабль его команда сумела выброситься на камни. Сами люди на плавсредствах выбирались на берег губы Амбарная, а корабль продолжал гореть, пока не последовал сильный взрыв. Судно окуталось паром, видно, взорвались котлы, и тральщик перестал существовать.
В тот день участники событий вряд ли думали о том, что война растянется на долгие годы, а позиции артиллеристов превратятся в кромешный ад. Едва ли кому еще досталось столько бомб и снарядов, как матросам и офицерам батарей 113-го артдивизиона. Эти батареи были размещены на полуострове Средний и могли обстреливать узкий входной фарватер, ведущий в залив Петсамо, где располагались порты Петсамо и Линнахамари. Из портов залива Петсамо немцы вывозили важнейшее стратегическое сырье – никелевую руду, а также осуществляли через них снабжение своей армейской группы «Норвегия», имевшей задачу захвата Мурманска. Все это предопределило ожесточенный характер артиллерийской борьбы на этой важнейшей коммуникации, значение которой первоначально явно было недооценено советским командованием.
Прибыл командир из запасников, в прошлом инженер-судостроитель Иван Никитич Баркин. Новый человек, деятельный, с крепкими нервами и свежими силами, внес в жизнь батареи бодрую струю. Его приход всем пошел на пользу, всех подстегнул. Как инженер он все время что-то придумывал, подсчитывал, предлагал.
Баркин пришел на батарею в день очередной бомбежки. Немцы в одно мгновение разбили продовольственный склад, но в домик радистов, хотя делали на него несколько заходов, попасть не смогли.
— Что-то следует придумать, — сказал Иван Баркин. — Самолеты надо отгонять.
— Спору нет, надо! Но чем? – откликнулись бойцы.
Баркин взялся построить зенитные треноги из дерева, чтобы установить на них станковые пулеметы — их было много в стрелковом взводе.
-Так делают на Большой земле, - сказал он. - Всё же будет какая-то защита.
О придумке Баркина весть разнеслась по всей округе и за её пределами, постепенно обрастая громадными преувеличениями. Из поставленных на деревянные треноги пулемётов молва создала чуть ли какое-то новейшее оружие невиданной мощности, получившее в народе название «Бичь самолётов». Даже эта информация докатилась до самого Верховного Главнокомандующего с подачи Берии, и он чуть ли не захотел увидеть самого изобретателя, вызвав его в Кремль, но постепенно ажиотаж сам по себе стих, так как у Хозяина было много и других, не менее важных, забот.
На батарее, кроме того, решили создать группы стрелков по самолетам из личного оружия. Хоть и не собьют, но создадут огневую завесу. Плотный огонь помешает летчику бесчинствовать на малых высотах, подействует на его психику. Словом, пусть малый шанс на успех, но все же шанс, и его надо использовать.
Иван Никитич выделил в распоряжение людей, строительный материал, взялся помочь своими расчетами и советами. Все загорелись новой идеей и наметили сногсшибательные планы мощной зенитной обороны. 48 станковых пулеметов — это море огня. Все пулеметы — в зенит, батарейные тоже. Расставили их вокруг каждого орудия, вырыли для пулеметов глубокие, прочные котлованы. И создали еще взвод охотников за самолетами — стрелков из личного оружия.
Так под покровом ночи готовились к встрече полярного дня, к предстоящим боям. Провели рекогносцировку местности. Выбрали места для пулеметных точек. Участвовать в этом деле вызвались все: надоели безнаказанные бомбёжки и наше вынужденное бездействие. Ночи стали светлее. Настает пораньше и день, но до мая еще не кончится полностью полярная ночь. Значит, есть опасность ночных десантов. Осуществление плана отложили до конца мая. Только тогда можно будет перенести пулеметы на новую огневую позицию.
Много было дел у Даркина. Кроме учения с зенитчиками ему предстоит заняться дальномерщиками, усилить тренировки в замере дальности. Учеба, учеба и еще раз учеба. И в бою, и между боями. Сигнальщиков надо научить не только обнаруживать корабли, но и определять их замысел по боевому порядку. Огневикам необходимо усилить маскировку. Нельзя допускать, чтобы стволы орудий зря торчали над местностью. Угол возвышения они должны давать только по команде командира батареи, зная, что за ней сразу последует другая команда: «Поставить на залп!» Потому и наводчикам требуется соответственно отработать свои действия. Все должно следовать одно за другим как по маслу. Словом, стрелкам, огневикам, взводу управления, санитарной службе — всем на батарее нужно подтянуться, подобраться, подготовить себя к молниеносной реакции в предстоящих тяжелых боях. Но как быть с артиллерией противника? Как от нее защититься, не прерывая боя с кораблями? Нельзя же одновременно топить корабли и вести контрбатарейную борьбу!

Эпизод боя.

На четвертом залпе над головным немецким транспортом взметнулся столб пламени, дыма, и тут же последовал сильный взрыв. Видно, как падают мачты.
— Смотрите, смотрите! — кричат все от избытка радости. — Тонет!
Транспорт медленно погружается в воду. Но восторгаться некогда. Быстро переносится огонь на танкер. Теперь дымовую завесу пытаются ставить тральщики. Но и они не выдерживают огня батареи и тоже ложатся на обратный курс. Танкер медленно и упорно ползет. Куда ему деваться? В корму подпирает идущий сзади второй транспорт, слева тральщики, справа берег, а впереди смерть. Как в мешке. Начинает поворачивать идущее сзади судно. Танкер пытается повернуть за ним, но седьмой залп дает прямое попадание. Танкер в огне. Он похож на пылающий остров. На огневой позиции кричат «ура». Тральщики и второй транспорт к этому времени вышли за предел дальности стрельбы батареи. Вот и второй самолет противника валится в море. Огонь по батарее открыли тральщики. Но их снаряды не долетают даже до берега.
Стреляют, отойдя на безопасное расстояние. До берега не достают, но стреляют. Во имя спасения шкуры. Хотят показать, что участвовали в бою, чтобы оправдаться перед своим немецким начальством.

Дела гражданские.

Последней каплей для Баркина была череда событий в мае 1950. В субботу в конце мая он поехал в Ловису на проверку изготовленной баржи. К концу для приемка была произведена, он обедал в ресторане гостиницы с финским инженером. Баркину позвонили из Хельсинки, звонил заместитель начальника по репарационной комиссии Задворнов, который приказал Баркину отправляться сразу же в Турку, где возникли проблемы, касающиеся буксира, который должен был отбуксировать только что изготовленную баржу. Баркин сказал, что не собирался в Турку в субботу в 16:00, так верфь в воскресенье закрыта и из Ловиси не добраться напрямую до Турку. Но приказано было отправляться немедленно. Финский главный инженер предложил, что на машине, принадлежащей верфи, Баркин мог бы добраться до Первоо, а из Первоо на такси в Турку. Через 15 минут Задворнов позвонил вновь, ему рассказали о плане поездки. Добравшись до Первоо в 21:00 Баркин был уставший, так как встал уже в 4:30. Он решил снять номер и выспаться до утра, а затем продолжить путь. На следующее утро на такси он добрался до Турку, прибыв до места он узнал, что проблема была незначительная, касалась небольшой покраски, которая не была указана в договоре. По дороге на баржу Баркин к своему удивлению встретил Задворного, который вел себя вызывающе из-за задержки Баркина. Он обругал Баркина прямо на причале в присутствии многочисленных финнов, Баркин был очень обижен из-за такого унижения. Он считал, что не является мальчиком на побегушках, с которым можно общаться как угодно.

Знакомство с Айно.

Она владела небольшим отелем в городке Первоо, где Иван остановился, приехав для встречи с представителем фирмы «Арес», занимавшейся продажей шлифовальных станков. За чашкой кофе он познакомился с дамой, будучи представленным ей торговым представителем фирмы. Проявив взаимную симпатию, они стали регулярно встречаться с тех пор.
- Ты женат? -спросила она.
- Да. А ты?
- Я разведена.
- Кто он был?
-Офицер. К тому же я не могу иметь детей... А у тебя есть дети?
- Нет.
-А кто твоя жена и как зовут?
- Переводчик с немецкого. Зовут её Софа.
-Русская?
- Еврейка.
- Ревнивая?
- Умеренно.
— Это хорошо. Значит, не будет бегать за мной со сковородой?
- Не будет. Она разумная и очень заботливая как мать…
- Я за взаимопонимание и свободу каждого без предрассудков и условностей.

Их отношения развивались по законам жанра и дошли до стадии, позволившей Айно задать Ивану сакраментальный вопрос:
- Могу ли я с тобой поехать в Союз и там выйти за тебя замуж?
— Это невозможно, дорогая. Закон запрещает советским гражданам заключать браки с иностранцами.
- А можем ли мы пожениться здесь, что бы ты остался в Финляндии?
- И это, к сожалению, невозможно, так как финские власти по существующей между странами договорённости выдадут меня Советам.
- Тогда нам следует уехать заграницу.
- Я давно об этом сам думал. Но для этого у меня нет финансовой возможности.
-Тебе не стоит об этом беспокоиться. У меня достаточно средств.
- Но я бы хотел забрать с собой и Софу, если ты не против. Так как всегда завидовал мусульманам и мечтал о любви втроём.
- Я тоже обожаю оригинальность. Хотя в соседней Швеции этим никого не удивишь.
-Ну вот и хорошо! Она будет как мать, а ты как жена и любовница.
Секретная справка.
Софа имела старшую родную сестру Суламифь, которая была замужем за правой рукой Лаврентия Берия генералом Анатолием Павловичем Куропатовым, и сама была сотрудником ОГПУ-НКВД в звании лейтенанта. Софа не скрывала от мужа, что в Гомеле имеет сестру, но о том, что та работает в органах, конечно, не распространялась.
Учительница мол, в школе немецкий преподаёт. Но преподавала она не в простой школе, будучи старшим преподавателем спец. дисциплин в Центральной школе НКВД. Начиная с 1940-го года. Сёстры общались по переписке, но редко.

***
Во время беседы Иван и Айно еще не договорились о конкретном времени, а только о том, что при удобном случае пересекут шведскую границу на севере. Решили долететь до Кеми, а оттуда поездом в Торнео, где протекает река того же названия.
- А там уж и сам Бог велит нанять лодку и махнуть втроём на другой берег, - завершила она беседу, в засос поцеловав его.

Краткая справка.

Чаще всего, жить в шведской семье предпочитают полиаморы (люди с романтическими чувствами к двум и более партнёрам). Вины их в этом нет. И шведская семья, куда более честный вариант, нежели периодические измены с одной или обеих сторон. Мнение о шведской семье всегда субъективно и индивидуально. Ведь именно данный вариант отношений открывает новые грани для всех участников процесса.

***
После соглашения с Айно Иван начал потихоньку свозить свою техническую литература в квартиру Лайтинен, находящуюся в Хельсинки, где она бывала, когда не работала в Первоо. Госпожа Лайтинен приобрела загранпаспорт.
Побывав с Задворновым в Турку, Баркин вернулся в Хельсинки. Вскоре после этого, в июне 1950 приехал и новый инженер Лобода. Он был механик, политически активный, и до приезда в Финляндию 3 года проработал в Министерстве по внешней торговле СССР, имея и ещё какие-то полномочия с Лубянки. Почти сразу по прибытии Лободы в Финляндию, между ним и Баркиным возникли разногласия по договору о поставках из Финляндии, касающиеся 7го договорного года. Советский Союз заказал в 8-летний срок построить 90 моторных шхун, 14 из них предназначались для учений, и с таким оборудованием они обошлись финнам в 1,5 раза дороже, чем остальные 76, оборудованные лишь для перевозок. За 2 последних года договора необходимо было поставить 30 шхун, и еще две учебные за 6-ой договорной год. Сейчас Лобода сообщил, что из оставшихся 30 шхун, 10 должны быть учебными без изменения цен. Баркин протестовал, считая это безрассудной идеей, но Лобода велел действовать по приказанию. Отношения между Баркиным и Лободой обострились.
23 июня 1950 готовый траулер был передан русской команде на верфи в Хельсинки. 21 июня в Финляндию прибыли капитан траулера и машинист, остальные члены команды задерживались. Передача и осмотр длились без перерыва целы день и закончились после 22 часов. В то время в гостинице «Карелия», где проживал Баркин уже невозможно было покушать, и он пошел вместе с капитаном и машинистом в их гостиницу («Клаус Курки»), где они ужинали в номере. После ужина Баркин пошел в свою гостиницу. На следующий день он был вызван в Задворнову, который отчитал его за то, что тот не был у себя в номере. Баркин объяснил, в чем дело. Задворнов же сказал, что Баркин может перерабатывать, но должен сообщать, где бывает. Ранее Баркину не нужно было рапортовать о своих делах.
Команда траулера прибыла в Хельсинки только в начале июля, а траулер был передан 13.7.1950 вместо 23.6.1950.
Примерно 17.6.1950 Лобода и Баркин поехали на верфи в Турку и Раахе, чтобы Лобода смог ознакомиться с их деятельностью. Вместе с ними был финский инженер Норило, работавший в Сотева Баркин был хорошо знаком с работниками доков и общался с ними как обычно. Финны пригласили их на обед. Лобода и Баркин вернулись в Хельсинки, Лобода в отчете о поездке Задворнову указал, что Баркин слишком тесно общается с финнами и у него есть нежелательные связи. Подразумевалось, что Баркин работает больше в интересах финской стороны, чем русской. Упоминалось также, что Баркина видели разговаривающим с финской женщиной.
После этого донесения Баркин заметил, что за ним следят. Баркин понимал, что ему опасно возвращаться в Советский Союз и не ощущал себя в безопасности и в Финляндии.
Подозрения Лободы в донесении Задворнову привели к тому, что Баркин был приглашен на допрос к руководству. На допросе присутствовал новый начальник комиссии по репарации, инженер, по званию генерал-майор Волков, который только что прибыл в Финляндию. Волков был уважаемый человек, знаток в области техники, специалист по машинам.
- Говорят, что вы излишне много общаетесь с иностранцами, - сказал генерал-майор, нахмурив брови.
- Общаюсь с финнами так, как подобает образованному человеку. А товарищ Лобода постоянно вмешивается в не касающиеся его дела. Я от всего этого очень устал и хочу вернуться в СССР.
- Для этого вам нужно оставить письменное заявление, - посоветовал Волков в заключении допроса-беседы.

***
Однажды он при удобных обстоятельствах он побеседовал с лодочным перевозчиком, с финном русского происхождения Сарвенто, о том, что многие бегут из Финляндии. Сарвенто рассказал, что довольно легко пересечь границу на севере, и что в Швеции существует специальная комиссия, которая решает, может ли беженец остаться в Швеции после пересечения границы.
Информация, полученная от Сарванто, осталась в памяти Баркина. В жизни его в Советском Союзе в финансовом отношении всё было хорошо, но слежка и всеобщее недоверие давили, как смирительная рубашка. Нужно было поступать в разрез со своей совестью, и даже нельзя было думать, о чем хотелось бы, принуждали читать партийную литературу и посещать собрания в приказном порядке. Все это для Баркина было невыносимым. Он понимал, что несмотря на образование и квалификацию на родине он не пользовался теми льготами, которые автоматически получали члены партии. По его мнению, среди членов комиссии по репарации были «руководители», которые занимались канцелярскими работами, и будучи членами партии, получали более высокую зарплату, чем техническая интеллигенция.

Тем временем в СССР.
В 1950 году по приговорам судов были лишены всех званий и наград, а позднее – расстреляны 20 генералов Советской Армии и даже один маршал. За что?! Почему?! ... Он был Сталин – и этим все было сказано… Да и не героев карали в 1950 году, а преимущественно совершенно другую публику. Страшные репрессии в Советской Армии начались, если говорить всю правду, не с возвращения в СССР пленных генералов, у ровно половины, из которых и волос с головы не упал. «Раскрутка» пошла с 1946 года, с так называемого «трофейного дела».

20 июня 1950 года в газете «Правда» была опубликована работа Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Вопросы лингвистики увлекали Иосифа Виссарионовича и раньше – так, во время учебы в Тбилисской духовной семинарии он вступил в нелегальный литературный кружок. Цитаты из статьи советского вождя стали обязательными для лингвистических трудов, грамматик и словарей.

Расстрелы 1950 года стали естественным развитием начатого Сталиным сразу же после Победы погрома маршальско-генеральской группировки – в рамках целой серии развернутых тогда дел. Сталину необходимо было осадить военачальников, мало того, что возомнивших себя победителями (а таковым мог быть, разумеется, только тов. Сталин!), так еще и осмеливавшихся в своем кругу болтать почем зря и о чем ни попадя. Первый урок строптивым дали, арестовав в декабре 1945-го маршала авиации Худякова, а в 1946 году развернулось уже полноценное «авиационное дело», стоившее постов (и свободы) куче авиационных маршалов...

Об общении с финскими женщинами.

Иван во время поездки на поезде в Раахе с инженером Норило зашли в вагон-ресторан, так как их мучила жажда. В вагоне-ресторане было мало свободных мест, и они подсели за столик, где уже сидела финская пара. Женщина спросила что-то у Норило, и они разговорились. Финны рассказывали о своем отпуске в Лапландии. Весь разговор был обычной беседой, и именно тогда в (вагон зашел Лобода, явно следящий за Иваном. Он с явным укором посмотрел в его сторону и покачал осуждающе головой.
- Нужно ли в дальнейшем просить метрдотеля организовывать нам места подальше от финских женщин, если члены комиссии захотят попить в вагоне-ресторане? - спросил Баркин Лободу с глумливой улыбкой. Последний насупился и пробурчал угрюмо:
- Вам бы только шутки шутить. Когда-нибудь доиграетесь…
- Kuka on tämä synkkä mestari? (Кто этот мрачный человек?)– спросили дамы удивлённо
- Hänellä on paha tuulella (Он в плохом настроении просто,) – ответил Иван, улыбнувшись.

Он поехал на хельсинскую квартиру Лайтинен и позвонил оттуда 3 раза в Первоо. Он не мог связаться с Лайтинен, которая ходила в тот момент за покупками. В конце концов он попросил портье гостиницы сообщить Лайтинен, чтобы она поехала в Хельсинки.

***

Софа сначала в штыки встретила предложение Ивана о «речной прогулке» в соседнюю страну, да ещё и о появлении любовницы. Но обоснованность и разумность аргументов подействовали. К тому же довод, что любовница богата и даже владеет отелем, тоже возымели своё действие. Софа тоже не была жёстким ортодоксом и снисходительно относилась к частым причудам и изменам мужа. Полное взаимопонимание наступило в постели. Самым убедительным аргументом было, конечно, существенное мужское достоинство супруга, в сочетании с завидной «работоспособностью». Не только это, конечно, успокоило Софу, но и мнение сестры, с которой она срочно поделилась своими сомнениями. Та, как ни странно, рекомендовала ей следовать за супругом, имея, по-видимому, какой-то дальний прицел. Понятно, что и она, в свою очередь, поделилась со своим многоопытным в подобных вопросах мужем.
Здесь нам представилось самое время описать внешности участниц нашего мини-гарема:
Софа роста среднего. Полноватая и даже рыхлая, с отвисшим задом и объёмистым бюстом. Брюнетка. Причёска непонятная, вне моды.
Айно ростом повыше и фигурой постройнее. Даже сухощавая и спортивная, плоскогрудая, светловолосая с короткой стрижкой. Типичная деловая женщина. Всё-таки, владеет отелем.
Иван рассуждал по-гоголевски: если достоинства одной соединить с достоинствами другой, то будет в самый раз. А вообще-то он предпочитал полных, жопасто-грудастах, поэтому Айно не совсем была в его вкусе, но он любил эксперименты.
,

Старшая сестра.

Суламифь Гофман родилась 1 мая 1905 года в Гомеле в мелкобуржуазной многодетной семье.
Гомельскую гимназию окончила с золотой медалью.
После Октябрьской революции работала секретарём у секретаря гомельской губернской организации большевиков Менделя Хатаевича, а после того как последнего в 1923 году перевели в Одессу, Суламифь последовала за ним. В Одессе, как прекрасно знающую немецкий язык, Суламифь перевели на работу в ГПУ, где она в начале вела чекистскую работу среди местных немецких колонистов.
С 1924 года — сотрудник ОГПУ-НКВД.
С 1928 года — сотрудник Секретно-политический отдел (СПО) ГПУ Украинской ССР в Харькове, курировала работу с осведомителями из среды творческой интеллигенции Украинской ССР.
В 1932—1935 годах — сотрудник СПО ОГПУ (ГУГБ НКВД СССР).
В 1936—1940 годах — сотрудник ИНО ГУГБ НКВД СССР.
25 июля 1937 года — лейтенант ГБ.
В 1940—1949 годах — старший преподаватель спецдисциплин в Центральной школе НКВД СССР (Высшей школе МГБ).
В 1951 году отправлена на пенсию.
После расстрела Л. П. Берия была арестована, однако через несколько месяцев выпущена на свободу.
Её муж (с 1928 года) — генерал-лейтенант Анатолий Павлович Куропатов, с которым имела двоих сыновей.

Знаменитая операция Куропатова (фрагмент мемуаров).
В конце концов взрывное устройство в виде коробки конфет было изготовлено, причем часовой механизм не надо было приводить в действие особым переключателем. Взрыв должен был произойти ровно через полчаса после изменения положения коробки из вертикального в горизонтальное. Мне надлежало держать коробку в первом положении в большом внутреннем кармане своего пиджака. Предполагалось, что я передам этот «подарок» Коновальцу и покину помещение до того, как мина сработает…
23 мая 1938 года после прошедшего дождя погода была теплой и солнечной. Время без десяти двенадцать. Прогуливаясь по переулку возле ресторана «Атланта», я увидел сидящего за столиком у окна Коновальца, ожидавшего моего прихода. На сей раз он был один. Я вошел в ресторан, подсел к нему, и после непродолжительного разговора мы условились снова встретиться в центре Роттердама в 17.00. Я вручил ему подарок, коробку шоколадных конфет, и сказал, что мне сейчас надо возвращаться на судно. Уходя, я положил коробку на столик рядом с ним. Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая свое инстинктивное желание тут же броситься бежать.
Помню, как, выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по обе стороны которой располагались многочисленные магазины. В первом же из них, торговавшем мужской одеждой, я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из магазина, я услышал звук, напоминавший хлопок лопнувшей шины. Люди вокруг меня побежали в сторону ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на первый же поезд, отправлявшийся в Париж, где утром в метро меня должен был встретить человек, лично мне знакомый. Чтобы меня не запомнила поездная бригада, я сошел на остановке в часе езды от Роттердама. Там, возле бельгийской границы, я заказал обед в местном ресторане, но был не в состоянии притронуться к еде из-за страшной головной боли. Границу я пересек на такси — пограничники не обратили на мой чешский паспорт ни малейшего внимания. На том же такси я доехал до Брюсселя, где обнаружил, что ближайший поезд на Париж только что ушел. Следующий, к счастью, отходил довольно скоро, и к вечеру я был уже в Париже. Все прошло без сучка и задоринки. В Париже меня, помню, обманули в пункте обмена валюты на вокзале, когда я разменивал сто долларов. Я решил, что мне не следует останавливаться в отеле, чтобы не проходить регистрацию: голландские штемпели в моем паспорте, поставленные при пересечении границы, могли заинтересовать полицию. Служба контрразведки, вероятно, станет проверять всех, кто въехал во Францию из Голландии.
Ночь я провел, гуляя по бульварам, окружавшим центр Парижа. Чтобы убить время, пошел в кино. Рано утром, после многочасовых хождений, зашел в парикмахерскую побриться и помыть голову. Затем поспешил к условленному месту встречи, чтобы быть на станции метро к десяти утра. Когда я вышел на платформу, то сразу же увидел сотрудника нашей разведки Агаянца, работавшего третьим секретарем советского посольства в Париже. Он уже уходил, но, заметив меня, тут же вернулся и сделал знак следовать за ним. Мы взяли такси до Булонского леса, где позавтракали, и я передал ему свой пистолет и маленькую записку, содержание которой надо было отправить в Москву шифром. В записке говорилось:
«Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам». Агаянц, не имевший никакого представления о моем задании, проводил меня на явочную квартиру в пригороде Парижа, где я оставался в течение двух недель.
В газетах не было ни строчки об инциденте в Роттердаме. Однако эмигрантские русские газеты вовсю писали о будущей судьбе Ежова: по их мнению, он обречен как очередная жертва кампании чисток. Читая это, я не мог не смеяться про себя: «До чего же глупы все эти статьи. Ведь всего два месяца назад этот человек желал мне успеха в выполнении задания, и к тому же я сам видел, что товарищ Сталин полностью ему доверяет».
Из Парижа я по подложным польским документам отправился машиной и поездом в Барселону. Местные газеты сообщали о странном происшествии в Роттердаме, где украинский националистический лидер Коновалец, путешествовавший по фальшивому паспорту, погиб при взрыве на улице. В газетных сообщениях выдвигались три версии: либо его убили большевики, либо соперничающая группировка украинцев, либо, наконец, его убрали поляки — в отместку за гибель генерала Перацкого.
Судьбе было угодно, чтобы Барановский, прибывший через час после взрыва в Роттердам из Германии на встречу с Коновальцем, был арестован голландской полицией, которая подозревала его в совершении этой акции, но когда его доставили в госпиталь и показали тело убитого, он воскликнул: «Мой фюрер!» — и этого, вкупе с железнодорожным билетом, оказалось достаточно, чтобы убедить полицию в его полной невиновности.
На следующий день после взрыва голландская полиция в сопровождении Барановского провела проверку экипажей всех советских судов, находившихся в роттердамском порту. Они искали человека, запечатленного на фото, которое было в их распоряжении. Это была та самая фотография, сделанная уличным фотографом в Берлине. Барановскому было известно, что Коновалец собирался встретиться с курьером-радистом с советского судна, появлявшимся в Западной Европе. Однако он вовсе не был уверен, что это именно я. Голландская полиция знала о телефонном звонке Коновальцу из Норвегии и, естественно, подозревала, что звонил его агент. Правда, никто не знал наверняка, с кем именно Коновалец встречался в тот роковой день. Когда произошел взрыв на улице, рядом с ним никого не было. Его личность оставалась не выясненной полицией до позднего вечера, тогда как мое судно «Шилка» давно уже покинуло роттердамскую гавань (гибель Коновальца вызвала раскол в ОУН. Судьба руководителей ОУН, работавших при Коновальце, сложилась в 1939—1945 годах трагично. В ходе борьбы за власть внутри ОУН между Бандерой, освобожденным немцами в 1939 году, и официальным преемником Коновальца Мельником погибли видные боевики и соратники Коновальца. Бандеровцы расстреляли Барановского, Сциборского, Грибивского, Сушко в Житомире и во Львове в 1942—1943 годах. Боевик Лемек был ликвидирован ими в Полтаве в 1942 году).

***

Госпожа Лайтинен приехала на свою квартиру в назначенное время. Билетов на самолет в Кемь не было, и Лайтинен купила билеты на поезд Хельсинки-Торнео на субботу 5.8.1950. Почему они решили ехать в субботу, на то есть причина, Баркин подумал, что в следующий раз его будут искать только в понедельник, а сейчас может сообщить какое-нибудь место, где якобы проведет выходные. В пятницу 4.8.1950 он позвонил русскому коллеге Борису Федоровичу Субборину, который работал в находящейся в Хельсинки советской корабельной конторе. Субборин жил на даче за пределами Хельсинки и несколько раз приглашал Баркина погостить. Баркин собрался побывать у Субборина и попросил организовать на субботу какое-нибудь угощение. После этого на работе он рассказал, что едет к Субборину на субботу и воскресенье. Весь план чуть не провалился из-за того, что Баркин должен был в субботу работать сверхурочно и передать Лободе информацию, касающуюся работы до своего отъезда в СССР.
Баркин проработал до 17:00 и считал, что основные сведения переданы. Лобода не хотел отпускать его и отправил полученную инфомацию для оценки Задворному. Баркин был все время как на горячих углях, так как боялся, что Задворнов заставит работать его и в воскресенье. В конце концов Задворнов разрешил ему поехать загород, отпустив до понедельника.

***

Получив разрешение отсутствовать до понедельника, он с женой и подругой отправился в городок Торнео, куда прибыл в воскресенье вечером. На календаре значилось шестое августа 1950 года. Они не решились в этом месте заночевать и поехали автобусом в деревню, расположенную севернее в полуторах часах езды. Там они пробыли до вторника, а вечером, найдя на берегу лодочника Сарвенто, с кем было заранее всё обговорено, сели в лодку, переправившись на другой берег, оказались в Швеции. В среду прибыли в местечко и с утра решили отправиться в полицию.

Пограничная река.

Торнео река между Финляндией и Швецией
(Torneå elf) — р. составляющая вместе с притоком ее Муонио границу между Финляндией и Швецией. Берет начало в озере того же имени (Torne å trãsk) в Швеции, течет на протяжении более 200 км на ЮВ до впадения (ниже водопада Кенгис или Кёнгес высотою 72 футов) левого притока ее Муонио, отсюда поворачивает на Юг, составляя границу Финляндии. Река Муонио, главный приток Торнео, больше последней (333 км), берет начало в озера Колта-иэрви у норвежской границы, протекает через озеро Килпис-иэрви, становясь доступной для лодок, и на остальном протяжении до впадения в Торнео, составляет границу Финляндии. Из многочисленных порогов наибольший Муониокоски, состоящий из 7 водопадов на протяжении около 10 км. После впадения Муонио Торнео. достигает ширины 400—650 м, а ниже до 1 км 700 м, разливаясь весною свыше 2 км. При впадении в море Торнео разделяется на несколько рукавов. На протяжении от верховьев Муонио до впадения Торнео в море насчитываются 192 порога; в нижнем течении Торнео судоходна. Бассейн Торнео равен 33781 кв. км, из которых около 2/5 принадлежат Финляндии. Несмотря на множество порогов, Торнео. имеет важное значение, как средство сообщения (особенно в области верхнего течения, где дорог нет) и сплава леса. Значительный лов семги и сигов. В нижнем течении берега Торнео густо заселены.

Неприметный городок.
•
• Линчепинг, куда прибыли беглецы, входит в десятку небольших городов Швеции. Раскинулся он южнее озера Роксен, в том месте, где пересекается уже известная нам река с основной исторической дорогой, ведущей от Стокгольма к Хельсинборгу. В нем проживает около 142 тыс. жителей, которые гордятся своим городком и называют его местом превращения идей в реальность. Город Линчепинг ведет свою историю с 12-го века. Однако его гордостью являются не столько старинные архитектурные памятники, сколько наличие суперсовременных компаний авиационной индустрии.

***
•
**
- Милый, я как-то себя чувствую не очень, - сказала она, вяло одеваясь
- По-моему у тебя жар, - сказал он, поцеловав её в лоб. – Оставайся в отеле. Схожу один. Ещё не хватало, чтобы ты заболела. Приляг.
- Нет, один не ходи! Пойду с тобой.
- Ну, тогда пойдём завтра… сегодня отлежись. Приляг, а я пока сбегаю в ближайшую аптеку.
Софа тем временем возилась возле плиты, готовя завтрак.
Он снова поцеловал её и удалился, бесшумно притворив за собой дверь.

***

Polismyndigheten
- Есть ли у вас собой какие-то вещи, принадлежащие Советскому государству? – спросил о существенном полицейский.
Беглец понимал, что с советской стороны можно ожидать любого свинства, чтобы добиться его выдачи., и был к этому морально готов.
- Я оставил в Финляндии всю свою одежду, кроме той, которая была на мне и остатки технической литературы. Конечно, при мне паспорт. Я никогда не был восхищении от советской системы, никогда не был коммунистом или кандидатом в члены партии. На своем опыте он научился воздерживаться от выражения своего мнения и держал рот на замке. Уже в студенческие годы внутри у меня зародилось чувство протеста, которое постоянно росло. Раз за разом на своем опыте ощущал слабости коммунистической системы и трудности работать при этой системе. Я мог бы рассказать сотни случаев, которые подтвердят мою антипатию.
- Были ли у вас прямые конфликты с властью? - спросил устало полицейский, дымя сигарой.
- Первый раз выразил сопротивление системе, когда незаметно покинул Комсомол, хотя членство принесло бы некоторые привилегии во время учебы в Механическом институте им Ломоносова. Хотя я не оказался жертвой прямых притеснений, но эти действия привели к целому ряду проблем. Например, когда переходил с 3го курса на 4ый, не сдал одного экзамена, на подготовку к которому не было времени. Из-за того, что я не занимался комсомольской деятельностью, я с трудом получил возможность сдать недостающий экзамен. Члены ВЛКСМ, которые оказались в подобной же ситуации, попали на 4ый курс без проблем.
- Как вы относились к политическому курсу власти?
- В связи с коллективизацией сельского хозяйства у меня возникали разногласия со старшим братом, который придерживался ортодоксальных взглядов. Я считал, что это мероприятие совершалось жестоким и зверским способом. По мнению брата мероприятия были необходимы.
-Приведите конкретные примеры того, что вас возмущало?
- В первые годы жизни в Балакове я был потрясен тем, что маленький земельный участок, принадлежащий старому сторожу судостроительного комбината, за которым сторож ухаживал образцово, был национализирован в связи с коллективизацией. Мероприятие совершали, видимо, потому что ленивые сослуживцы завидовали сторожу. Я посоветовал сторожу пожаловаться в Москву. Сторож отправился в Москву к президенту Калинину, благодаря содействию Калинина, малая часть участка была возвращена.

В кабинете Лаврентия Палыча.
- Кто этот инженер, создавший какое-то сверхоружие против самолётов? - спросил Лаврентий Палыч Куропатова. -Даже Сам им заинтересовался.
- Он инженер, работавший на финской судоверфи, и сбежавший в Швецию.
-Так он и жену захватил? Да и на лодке… Ай, лихач!
-Так точно.
- А жена-то ведь родная сестра вашей супруги?
- И это верно.
- Мы не должны допустить, чтобы он продал изобретение шведам!
- Прикажите ликвидировать?
- Для начала надо его похитить и вернуть на Родину, а там и посмотрим.
- Понятно, Лаврентий Палыч.
-Поедешь сам, но с помощником. Действуй через сестру жены.
- Вас понял. Когда приступать?
- Немедленно, потому что Хозяин уже спрашивал…
-Разрешите идти и приступать?
-Иди и приступай! – пенсне весело блеснуло на прощанье.

Сам Куропатов языками не владел. Скорее, как-то всё же мог объясниться на уровне «твоя моя не понимай». Зато мастерски владел искусством высокохудожественного «мочилова». Но при нём всегда имелся ассистент-переводчик как при всяком иллюзионисте в цирке. Им быстро сфабриковали липовые документы и легенду-прикрытие. И в добрый путь!

***

Исповедь героя.

Стоит мне вспомнить мельчайшие происшествия сорокапятилетней давности, как они встают передо мной так отчётливо, словно случились вчера: события столь свежи, как и всё, что я пережил будто бы вчера. Вот я и возвратился в прошлое, назад в своё кошмарное детство, когда впереди ждала страшная, неведомая жизнь, и всё вокруг лишь давило и угнетало. Но достаточно отвернуться и пойти дальше – все эти картины вновь отодвинутся в прошлое, и так я поступил, но при том всё же успел различить вдалеке верхушки лип на длинной улице моего детства и смутные очертания сосен у городского кладбища. Я повернулся спиной к моему прошлому и, оглянув во всю длину широкую улицу, озарённую утренним солнцем надежды, сияющим вдалеке – над синью гор, над берегом моря, мгновенно позабыл своё детство, столь тесно сплетённое с детством других людей и потому словно не моё, а чужое – ведь настоящая жизнь началась там, у моря.
В одиночестве, наконец, ты сам себе господин. Никто не контролирует твоих мыслей, а, стало быть, чужие вкусы и прихоти не давят более на тебя. В этой заново обретённой свободе расцветает душа, и наполняет её отныне умиротворённость и тихая радость, чувство уверенности и полной ответственности за себя. Когда же вспоминаю свою совместную, о которой принято говорить, что это и есть школа нравственности – нынче она представляется мне исключительно школой порока…
Приснится людям приятный сон – говорят: не к добру, а привидится какая-нибудь мерзость – говорят: говорят это к деньгам. Я же не придаю значения каким-то пустячным снам, но уж если сон преследует меня, толкую его в том же смысле, да ещё и как некий знак, предвещающий, что ждёт меня впереди. Словом, ночной кошмар для меня - предостережение, а прекрасный сон – благая весть или же утешение; всё это в полном согласии с логикой и с наукой: если я чист душой, то и вижу чистые сны, и наоборот. Сны отражают мой внутренний мир, и стало быть, мне дозволено пользоваться ими, как пользуются зеркалом для бритья: зеркало позволяет человеку следить за своими движениями и не даёт порезаться бритвой.
,

Из воспоминаний генерала Куропатова.
Я выехал в Хельсинки в сопровождении помощника Лебедя. Лебедь передал меня на попечение Полуведько и тут же возвратился в Харьков через Москву. Полуведько, ничего не знавший о моей истинной работе, регулярно посылал обо мне отчеты в НКВД через Зою Воскресенскую-Рыбкину (будущая детская писательница), отвечавшую за связь с ним. Мне надо было дать Центру знать, что со мной все в порядке, и, как условились заранее, я написал записку своей «девушке», а затем порвал ее и бросил в корзинку для бумаг. Выступив в роли моего невольного помощника, Полуведько собрал обрывки и передал их Зое. А на каком-то этапе Полуведько вообще предложил меня убрать, о чем сообщал в одном из своих донесений, но, к счастью, решение этого вопроса зависело не от него. В Финляндии (а позднее и в Германии) я жил весьма скудно: у меня не было карманных денег, и я постоянно ходил голодный. Полуведько выделял мне всего десять финских марок в день, а их едва хватало на обед — при этом одну монетку надо было оставлять на вечер для газового счетчика, иначе не работали отопление и газовая плита. На тайные встречи, между нами, расписание которых было определено перед моим отъездом из Москвы, Зоя Рыбкина и ее муж Борис Рыбкин, резидент в Финляндии, руководивший моей разведдеятельностью в этой стране, приносили бутерброды и шоколад. Перед уходом они просматривали содержимое моих карманов, чтобы убедиться, что я не взял с собой никакой еды: ведь это могло провалить нашу «игру».
После двух месяцев ожидания в Хельсинки прибыли связные от Коновальца — Грибивский («Канцлер») из Праги и Андриевский из Брюсселя. Мы отправились в Стокгольм пароходом.
При посадке мне вручили паспорт на имя Николса Баравскаса, выданный литовскими спецслужбами по просьбе руководства ОУН. Когда прибыли в Стокгольм, всех пассажиров собрали в столовой, и официант начал раздавать прошедшие пограничный контроль паспорта. Поначалу он отказался вернуть мне мой паспорт, заявив, что фото явно не соответствует оригиналу. Действительно, паспорт был на имя Сциборского, члена Центрального руководства ОУН, украинского активиста, с фотографией Сциборского. К счастью, тут вмешался возмущенный Полуведько, пригрозивший официанту и заставивший его вернуть мне документ. После недели пребывания в Стокгольме мы отправились в Германию, где никаких неприятностей с тем же паспортом у меня уже не было. В июне 1936 года прибыли в Берлин, и там я встретился с Коновальцем, который расспрашивал меня обо всем с большим пристрастием. Наша встреча проходила на квартире, находившейся в здании музея этнографии и предоставленной ему германской разведслужбой. В сентябре меня послали на три месяца в нацистскую школу в Лейпциге. Во время учебы я имел возможность познакомиться с оуновским руководством. Слушателей школы, естественно, интересовала моя личность. Однако никаких проблем с моей «легендой» не возникало.
Мои беседы с Коновальцем становились между тем все серьезнее. В его планы входила подготовка административных органов для ряда областей Украины, которые предполагалось освободить в ближайшем будущем, причем украинские националисты должны были выступать в союзе с немцами. Я узнал, что в их распоряжении уже имеются две бригады, в общей сложности около двух тысяч человек, которые предполагалось использовать в качестве полицейских сил в Галиции (части Западной Украины, входившей тогда в Польшу) и в Германии.
Оуновцы всячески пытались вовлечь меня в борьбу за власть, которая шла между двумя их главными группировками: «стариков» и «молодежи». Первых представляли Коновалец и его заместитель Мельник, а «молодежь» возглавляли Бандера и Костарев. Моей главной задачей было убедить их в том, что террористическая деятельность на Украине не имеет никаких шансов на успех, что власти немедленно разгромят небольшие очаги сопротивления. Я настаивал на том, что надо держать наши силы и подпольную сеть в резерве, пока не начнется война между Германией и Советским Союзом, а в этом случае немедленно их использовать.

Проблемы быта.
Ситуация с «любовью втроём» как-то не складывалась, несмотря на взаимные заверения в лояльности. Особенно на кухне за приготовлением блюд, где, как и двум медведицам в одной берлоге ужиться довольно проблематично.
- Айно, опять ты суп пересолила, - сказал Софа, попробовав варево.
- Софи, ты всё время ко мне придираешься, - нервно огрызнулась Айно и, фыркнув, покинула «поле боя».
- Пойду в тир постреляю и успокою нервы.
Тир находился в подвале снятого особнячка, прежний хозяин которого был охотник. Она тайным ключиком отперла сейф и достала свою опасную любимую огнестрельную «игрушку.»

Что предпочитают есть финны.

Характерной чертой традиционной финской кухни было активное использование рыбы (сначала озёрной, позже также и морской — лосося, сельди, ряпушки, сига и форели), мяса диких животных (северного оленя и лося), лесных ягод и грибов. При этом лесные ягоды, особенно брусника и клюква (в виде мочёной ягоды, варенья или желе) активно используются в качестве соуса или гарнира для блюд из мяса и дичи; с мочёной брусникой подают и одно из традиционных финских блюд — крупяные колбаски (из рисовой и перловой крупы).
В традиционной финской кухне широко использовалась ячневая крупа, которую предварительно замачивали в простокваше. Финская кухня имеет общие черты с кухней скандинавских стран (главным образом Швеции), с которой делит целый ряд блюд (граавилохи, тефтели (фин. lihapullat)), так и с русской кулинарной традицией: ср. русский рыбник и финский калакукко, русские калитки и финско-карельские карельские пирожки (фин. karjalanpiirakat).
Можно назвать несколько особенностей финской кухни, которые сравнительно редко наблюдаются в кухнях других народов:
Изготовление блюд, в которых сочетаются разные виды мяса, например говядины, свинины и баранины в рагу по-карельски (фин. karjalanpaisti);
сочетание в блюдах мяса и рыбы (калакукко);
использование при изготовлении некоторых блюд одновременно молока и рыбы, например в калакейтто (фин. kalakeitto);
обилие рецептов запеканок (из капусты, брюквы, картофеля, моркови, макарон, печени), приготовление которых обычно привязано к праздничному календарю;
множество сортов чёрного хлеба и вообще блюд из ржаной муки (мямми, султсина);
употребление в пищу многих видов грибов, как правило пластинчатых, например лисичек и строчков (Gyromitra esculenta), из которых делается изысканнейшее рагу (фин. korvasienimuhennos).

Рыбные блюда.

Финская кухня в наибольшей степени богата рыбными блюдами. Рыба может быть приготовлена и в том виде, который встречается в других кухнях (в виде закусок, супов, салатов, в печёном, жареном и копчёном виде, приготовленная на гриле), и в специфическом финском виде — например, рыба, тушёная в молоке[1]. Кроме того, существует ряд рыбных блюд, не предполагающих температурной обработки и характерных для всех северных европейских народов, например граавилохи.
Мясные блюда.
Мясные блюда финской кухни являются в значительной степени результатом влияния шведской кухни (например, мясные тефтели, широко известные во всём мире под названием «шведские фрикадельки»). Типично финскими можно считать блюда из оленины и мяса диких животных, лосятины и медвежатины (ежегодно в связи с существенным ростом популяций лосей и медведей выдаётся достаточно большое число лицензий на их отстрел).
Гарниры.
В качестве гарнира наиболее часто используются блюда из картофеля, особенно пюре, приготовленное с помощью жирных сливок. Другие овощи используются гораздо реже[1]. Традиционным вторым блюдом считается калалаатикко (тушёный картофель с сельдью); также в Финляндии готовили разнообразные каши, например, кааливелли — капустную кашу, для приготовления которой, помимо капусты, используется перловая крупа, горох, морковь, брюква и молоко.
Хлеб.
В финской кухне широко распространено использование ржаного хлеба, который выпекается в виде круглых караваев или в виде лепёшек с отверстием в центре. Некоторые сорта ржаного хлеба, например рейкялейпя (фин. reikäleipä, предполагают долгое хранение в подсушенном виде. Интересным блюдом являются картофельные лепёшки (фин. perunarieska), особенно в сочетании с граавилохи. В последнее время популярность получили сорта хлеба с высоким содержанием овса (кауралейпя) (фин. kauraleipä. Широкую известность, в том числе за пределами Финляндии, получило блюдо калакукко (фин. kalakukko, в дословном переводе — «рыбный петух»), пирог из пресного ржаного теста, начинку для которого делают из рыбы и бекона (сала). Калакукко считается рождественским деликатесом.
Калакукко — пирог из рыбы с салом, запечённый в ржаном тесте
Супы.
Супы в Финляндии готовятся редко, часто только на праздники, и относятся к достаточно важным блюдам (только некоторые супы, например гороховый суп «хернекейтто» (фин. hernekeitto) прочно ассоциируются с будничным меню), что связано с кулинарным влиянием Швеции, под властью которой страна находилась до начала XIX века (для шведской повседневной кухни характерен именно «холодный стол»)[1]. Традиционным финским супом является калакейтто — рыбный суп на молоке или сливках. Ещё одно традиционное первое блюдо — климписоппа: суп с клёцками. В состав рыбных блюд и супов нередко входят молочные продукты — молоко, сливки, йогурт, масло, творог. Такое сочетание в других кухнях мира встречается довольно редко.
Молочные продукты.

«Сырный хлеб» с морошковым вареньем
Среди характерных для финской кухни молочных продуктов можно назвать лейпяюусто, «сырный хлеб» (фин. leipäjuusto) — сырный продукт низкой солёности и кислотности, запекаемый в печи или духовке и сервируемый с вареньем из морошки. Среди кисломолочных продуктов популярностью пользуется виили (кисло-сладкий продукт, похожий на простоквашу).
Выпечка.

Характерной чертой финской кухни являются открытые ягодные пироги, обычно на песочном или творожном тесте. В качестве начинки используется черника, брусника, красная и чёрная смородина, заливаемые сливками. Интересным блюдом финской кухни представляются блины из ржаной муки султсина (фин. sultsina), подаваемые со сливками и коричным сахаром.

Десерты (Мямми).

Финский десертный стол составляют кисели (фин. kiisseli), подаваемые холодными сладкие каши со взбитым вареньем, ягодами или сливками (фин. vispipuuro) и просто взбитые охлажденные, обычно нежирные сливки со свежими ягодами. Интересным блюдом, одним из символов финской кухни, вызывающим у гурманов полярные эмоции, является пасхальный десерт из ржаной муки и солода мямми.
Напитки.

Из безалкогольных напитков финны чаще всего пьют кофе, из алкогольных — пиво.
***

Айно хорошо умела готовить многие национальные блюда, но делала это лишь по вдохновению. А вдохновение, как известно, вещь редкая и прихотливая, поэтому пребывание её на кухне делом было почти что эксклюзивным. Иван особенно любил в её приготовлении местное блюдо калакукко, название которого он никак не мог запомнить и показывал его как-то на пальцах, а не словом.
В отличие от неё Софа была прирождённая кухарка и предавалась этому занятию со всей силой своего темперамента. У Айво было и весьма странное хобби - пулевая стрельба по мишеням, которые она хранила как любовные письма, с удачным результатом - при попадании в десятку. Она этому предавалась часто и с большой охотой, имея пистолет, доставшийся от бывшего мужа, военнослужащего.
Lahti L-35 — финский пистолет, разработанный оружейником Аймо Лахти в 1935 году. L-35 был принят на вооружение финских вооружённых сил в 1939 году. L-35 - единственный в мире «полярный пистолет», созданный специально для эксплуатации в условиях низких температур и возможного обледенения. Конструкция пистолета предусматривает особо надёжную защиту механизмов от попадания грязи. Пистолет имеет чрезвычайно короткий и лёгкий спуск и незначительную отдачу, это позволяет вести очень точную стрельбу. Пистолет Лахти имеет необычный для пистолетов узел — ускоритель отката затвора, обеспечивающий высокую надежность автоматики в любых условиях. С другой стороны, при применении патронов большей мощности ускоритель часто ломался.

Тут, конечно, могут возникнуть и ассоциации с «чеховским ружьём», висящем на стене в начале пьесы и непременно стреляющим в конце, но не будем опережать события, набравшись терпения. Но, как говорится: «чему быть, тому не миновать».

***

От первоначальной идеи заказать трёхспальную кровать быстро отказались и каждый уединился в своей комнате, хотя и регулярно встречались на нейтральной территории, чтобы делать то самое, приятное и необходимое. Причины были и в храпе, и в естественной тесноте, так как реальность оказалась более банальной, чем какие-то романтические сверхожидания. Возрастные соотношение в семье было таково: Софе за 50, Ивану 45 и Айно 35.
Они поселились в уютному особнячке вблизи реки на деньги Айно. Иван, часто утомлённый бурными выяснениями отношений между жёнами, брал удочку и шёл на реку.

«С утра сидит на озере любитель-рыболов» (Детская песенка на слова Агнии Барто).

Иван был заядлый рыболов, и всё свободное время посвящал этому увлекательному занятию. Вот и сейчас он сидел на знакомом берегу и успокаивал нервы, наблюдая за неподвижным и равнодушным ко всему, в том числе и к рыбам, поплавком. Но вот наконец тот дёрнулся, а над головой раздался вопрос по-русски: - Ну, как клюёт?
И не успел он повернуть голову, чтобы увидеть кто задал такой неуместный для этих мест вопрос, как чья-то сильная рука прижала к его носу маску с хлороформом. Единственно что он услышал, теряя сознания, это обрывок фразы: - А ну-ка, взяли под белы рученьки…
Очнулся уже на другом берегу, опять в Финляндии. Ныло плечо от болезненного укола, язык не поворачивался, а у берега покачивалась та самая лодка свободы, теперь поменявшая свою ориентацию. Двое мужчин-здоровяков старательно упаковывали его в какой-то холщовый мешок. Затем последовал провал в памяти…
Но как известно, что всё тайное когда-нибудь становится явным, то и этому похищению нашёлся свидетель. Он шёл поверху, не будучи замеченным агентами внизу. Иначе бы, как нежелательный свидетель, пошёл бы на корм рыбам. Он, к тому же, оказался соседом, и тут же рассказал Айно об увиденном.

- Anteeksi, mitä? Onko Ivan siepattu? Kaksi miestä? He ladasivat hänet veneeseen ja purjehtivat toiselle puolelle? (-Что, что? Ивана похитили? Двое мужчин? Погрузили его в лодку и уплыли на тот берег?) – Айно билась в истерике.
- Vannon! Näin sen omin silmin, - sanoi vanha naapuri vapisevalla äänellä. (Клянусь! Видел своими глазами), - сообщил старик-сосед дрожащим голосом.
- Ja hän ei vastustanut? (И он не сопротивлялся?)
- Luulen, että hän oli tajuton ... He panivat hänet pussiin ... (По-моему, он был без сознания… Они засунули его в мешок…)
- Что случилось? - на шум прибежала встревоженная Софа. -Что с ним? Как так?
- Его похитить и увезти назад в Финляндия, - стала вопить, путая падежи, Айно. – Это привет от твой sister из ЧК. Ты во всём виновата! Не надо было ей сообщать о наш побег!
«И зачем только я ей сдуру рассказала про сестру, и кто у неё муж? Ведь никто меня за язык не тянул», - мысленно шпыняла себя Софа. – «Теперь она свалит всё на меня, и её не переубедишь.»
Они рвали на себе волосы, не зная, что теперь делать. Мир перевернулся в одночасье вверх тормашками. Вот вам и романтическая любовь втроём…

Кабинет на Лубянке.
- Поздравляем вас с возвращением на Родину, дорогой Иван Никитич! Мы прям заждались вас. Как доехали, как самочувствие? – широкая улыбался сияла на мордастом лице молодого чекиста-следователя в майорских погонах.
- Спасибо! Доехал хорошо, не жалуюсь.
- Сами будете рассказывать или нужны наводящие вопросы?
- О чём рассказывать?
- Ну, как же. Как хотели продать своё изобретение шведам? О побеге уж и не говорю. Это отдельная статья.
- Какое изобретение?
- Не придуряйтесь. Новое средство для борьбы с самолётами. Об этом говорил весь фронт. Может и чертежи сохранились?
-Вы меня, очевидно, не за того принимаете, товарищ майор.
-Как же не за того? За того самого. Вы же усовершенствовали пулемёты?
- Я их посоветовал поставить на деревянные треноги, чтобы направить дулом в небо. И всего-то делов…
- Не скромничайте, скромник вы наш, - развеселился майор и закурил вонючую папиросу.
- Я простой инженер, - отмахнулся от дыма подследственный и слабо кхекнул
-Вам дым Отечества теперь неприятен? Привыкайте, батенька… это как бы к дыму Колымских костров репетиция, - он нажал кнопку звонка.
Явился конвой, щёлкнув начищенными до блеска сапогами.
- Увести! – ткнул папиросу в пепельницу майор.

Унижение Ахматовой.
(Документ от14 июня 1950 года «О необходимости ареста поэтессы Ахматовой».)
Первые стихи ахматовского цикла «Слава миру» появились в № 14 журнала «Огонек» за 1950 год. Среди них — юбилейная ода Сталину, озаглавленная «21 декабря 1949 года» — ода, которая начинается так ... Если бы вместе тех стихов и песен люди читали Ахматову - победить было бы сложно весь мир, ополчившийся на нас. Лучше бы она уехала. А если не хотела - то хотя бы попыталась понять народ, его мысли и устремления.

Анна Ахматова. «Слава миру.»

И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображенная земля.
И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.
Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.
Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, -
Вот отчего так тверд и молод
Москвы необоримый дух.
И благодарного народа
Вождь слышит голос:
«Мы пришли
Сказать, - где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!»

Декабрь 1949

Анна Андреевна Ахматова — «монахиня», как называл ее Сталин за отрешенность, за отсутствие «правильной» гражданской позиции — тоже писала о Сталине. Казалось бы парадокс — ведь ее семья подверглась репрессиям.
Первый муж Ахматовой, русский поэт "Серебряного века" Николай Гумилёв, 3 августа 1921 года был арестован по подозрению в участии в заговоре «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». По постановлению Петроградской ГубЧК о расстреле участников «Таганцевского заговора» (всего 61 человек), вместе с другими 56 осуждёнными расстрелян в ночь на 26 августа.
Участвовал ли Гумилёв реально в заговоре, или лишь знал о нём и не донёс? А, может быть, заговора не существовало вообще, он полностью был сфабрикован ЧК в связи с Кронштадтским восстанием? До сих пор нет убедительных доказательств ни одной из этих версий.
Сын Ахматовой Лев Гумилев в 1949 году был в очередной раз арестован, за два года перед этим он в Ленинградском университете защитил кандидатскую диссертацию по истории. Повод написать стихи о "великом кормчем" напрашивался сам - приближалась "славная" дата - 70-летие И. В. Сталина. К тому же отношение Ахматовой к Сталину было, видимо, далеко не однозначным. Да, конечно, "палач", "падишах", "самозванец" - всеми этими словами, за каждое из которых запросто можно было поплатиться жизнью, она его уже наградила. Но она помнила, конечно, и о своем первом письме Сталину в 1935 году, после которого и сын, и близкий друг Николай Пунин были освобождены как по мановению волшебной палочки. Не могла не помнить и о сталинской заботе о ней в 1939 году, благодаря которой ее снова стали печатать. Личной воле Сталина приписывала она и чудесное спасение ее из осажденного Ленинграда, где непременно погибла бы...
И вот теперь, уже после того, как в одном из апрельских номеров журнала "Огонек" были напечатаны первые стихи из цикла "Слава миру" и среди них два, откровенно славословящие Сталина, Ахматова обращается к нему с письмом, в котором сдержанно молит только о сыне, ни слова не говоря о собственном раскаянии. О себе как о поэте - ни звука, подразумевается, что это все и так известно и ей, и ему, и говорить об этом не следует:

"24 апреля 1950 г.
Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович,
вправе ли я просить Вас о снисхождении к моему несчастью.
6 ноября 1949 г. в Ленинграде был арестован мой сын, Лев Николаевич Гумилев, кандидат исторических наук. Сейчас он находится в Москве (в Лефортове).
Я уже стара и больна, и я не могу пережить разлуку с единственным сыном.
Умоляю Вас о возвращении моего сына. Моей лучшей мечтой было увидеть его работающим во славу советской науки.
Служение Родине для него, как и для меня, священный долг.
Анна Ахматова

Ахматова не признает виновной ни себя, ни сына - что ж доказывать невиновность того, кто невиновен. Мать просит о снисхождении к сыну
Письмо явно предполагало, что Сталин уже прочтет к этому времени напечатанные в журнале стихи, оценит их по достоинству и. сопоставив с письмом, сделает вывод, то есть освободит сына. Этого не произошло. Видимо, стихи не произвели должного впечатления. Такого тонкого ценителя поэзии, каким был Иосиф Виссарионович, обмануть было трудно. Конечно, он оценил по достоинству неприкрытую лесть, переполнявшую эти стихи, но не мог не отметить и отсутствие искренности, столь же неприкрыто в них сквозящее.
Сын Ахматовой был освобожден только спустя шесть лет. Но стихи, печатавшиеся в трех номерах "Огонька" в течение всего 1950 года, были замечены и официально одобрены: 14 февраля 1951 года Ахматову восстановили в правах члена Союза советских писателей, разрешили заниматься переводческой деятельностью, что давало ей возможность не только более или менее сносно существовать самой, но и помогать Льву Николаевичу Гумилёву посылками и денежными переводами.
Кто решится осудить мать за отречение от принципов ради сына?

У Отца народов.

- Лаврентий, чем порадуешь? – Сталин привычно раскуривал свеженабитую трубку, прохаживаясь по кабинету. – Как там этот инжэнэр? Который изобрёл «Бичь самолётов». Па-а-аймали или нэт?
- Поймали, Ёсь Серионыч, - блеснуло пенсне.
- А изобрэтение он успэл швэдам пра-а-дать?
-Никак нет… но дело в том, что изобретение оказалось липовым, пшиком.
-Ка-а-ак так?
- Испорченный телефон, как в народе говорят. Это изобретение молва создала, а на самом деле он лишь посоветовал ставить пулемёты на деревянные треноги, направляя стволы в небо и делая из них зенитки.
-Так что же ты мне так долго голову морочил? გაიფანტა, მერე? (Просрали, значит?)
- Виноват! Кого надо накажем.
- Но, а ему, пока я добри, впаяй четвертак и отправь на Дальстрой. Пускай там изобретает… как это у вас называется? Забил.
- Шарашка.
- Вот-вот туда, и пусть там, может, и впрямь изобретёт что-то полезное на-а-ароду.
- Бу сделано, Ёсь Серионыч!
- Тогда свободен, иди и кого нужно накажи по всей строгости, но пока я добри, нэ стрэляй. Пусть ползу приносят!

Дальстро́й.

Это — государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы (c 1938 года — Главное Управление строительства Дальнего Севера НКВД СССР «Дальстрой», c 1945 года — Oрдена Трудового Красного Знамени Главное Управление строительства Дальнего Севера НКВД СССР «Дальстрой», с марта 1946 года — подведомствено МВД СССР, с марта 1953 года — переподчинено Министерству металлургической промышленности СССР — специализированный государственный институт (суперорганизация, «комбинат особого типа»), осуществлявший в 1930—1950-х годах освоение районов северо-востока СССР.
Образован 13 ноября 1931 года, ликвидирован путём реорганизации 29 мая 1957 года.
Основной задачей треста являлись получение в кратчайшие сроки максимального количества золота, разведка и добыча других стратегически важных полезных ископаемых, а также использование «Дальстроя» как базы для дальнейшего длительного, комплексного освоения и эксплуатации ранее необжитых территорий Северо-Востока СССР.
Работы в экстремальных северных условиях по освоению территории, добыче золота, руд и угля, а также развитию инфраструктуры выполнялись в основном использовавшимися «Дальстроем» в качестве рабочей силы вольнонаёмными работниками, а после подчинения НКВД, в 1938 году, заключёнными различных исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), разбросанных по огромной территории, подчинённой тресту.
В период своего существования «Дальстрой» занимался не только интенсивным промышленным и дорожным строительством, но и осуществлял властные административно-политические и хозяйственные функции на территории своей деятельности.
Деятельностью «Дальстроя» были заложены основы производственной, социальной и других инфраструктур современной Магаданской области.
24 февраля 1945 года за успешное выполнение заданий правительства по производству и строительству на Дальнем Севере «Дальстрой» был награждён орденом Трудового Красного+ Знамени.

***

В качестве предисловия к новым испытаниям судьбы.

«Голодный и злой, я знал, что ничто в мире не заставит меня покончить с собой. Именно в это время я стал понимать суть великого инстинкта жизни – того самого качества, которым наделен в высшей степени человек.»
Варлам Шаламов «Колымские рассказы».
***

Исторические корни Особых и Специальных конструкторских бюро восходят к 1928—1930 годам, к эпохе первой кампании массового террора против технической интеллигенции, получившей название «борьба с вредительством». Первый, и самый знаменитый, политический процесс по «вредительству» был организован в 1928 году — Шахтинское дело[3].
Органы ОГПУ активно фабриковали дела о «вредительских» организациях во всех отраслях промышленности, предприятиях и т. д. — «Обвинительное заключение по делу о вредительской организации в военной промышленности» (1929), «Обвинительное заключение о контрреволюционной вредительской организации в НКПС и на железных дорогах СССР» (1929), «Дело о контрреволюционной вредительской и шпионской организации в золотопромышленности ДВК» (1930),
«Дело о контрреволюционной вредительской организации в системе сельскохозяйственного кредита и машиноснабжения на Дальнем Востоке» (1931) и так далее.
25 февраля 1930 года вышло Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о недостатках в работе военной промышленности, в котором были указаны виновники неудач в хозяйственной деятельности — «вредители».
Начавшаяся в 1930 году широкая кампания по борьбе с «вредительством» под руководством Экономического управления ЭКУ ОГПУ привела к появлению в заключении массы высококвалифицированных специалистов, подавленных террором и смирившихся с фальсифицированными обвинениями.
Поэтому 15 мая 1930 года появился «Циркуляр Высшего Совета Народного Хозяйства и Объединённого государственного политического управления» об «использовании на производствах специалистов, осуждённых за вредительство», подписанного В. В. Куйбышевым и Г. Г. Ягодой. В частности, в этом документе говорилось:
Использование вредителей следует организовать таким образом, чтобы работа их проходила в помещениях органов ОГПУ.
Так появилась первая система научно-технических тюрем — «шарашек» для использования «вредителей» в интересах военного производства.
В 1930 году для этой цели в рамках Экономического управления ЭКУ ОГПУ было организовано Техническое отделение, руководившее работами специальных ОКБ, использовавших труд заключённых специалистов. Начальник ЭКУ ОГПУ (1930—1936) — Л. Г. Миронов (Каган) — комиссар государственной безопасности 2-го ранга. В 1931—1936 годах в целях конспирации Техническому отделению последовательно присваивались номера, 5-го, 8-го, 11-го и 7-го отделений ЭКУ ОГПУ СССР (начальник Горянов-Горный А. Г. (Пенкнович) 1930 −1934 гг.).
Все ОКБ при ОГПУ СССР в 1934 были расформированы, осуждённые специалисты освобождены. К использованию труда осуждённых специалистов вернулись в 1938.
В сентябре 1938 года по приказу Ежова при реорганизации структуры наркомата был организован особый, не входивший в состав управлений и секторов Отдел особых конструкторских бюро НКВД СССР (приказ НКВД No 00641 от 29 сентября 1938).
21 октября 1938 г. в соответствии с приказом НКВД No 00698 данное подразделение получило наименование — «4-й спецотдел».
10 января 1939 г. приказом НКВД No 0021 преобразован в Особое техническое бюро (ОТБ) при наркоме внутренних дел СССР для использования заключённых, имеющих специальные технические знания.
4-й спецотдел НКВД-МВД СССР организован в июле 1941 г. на базе Особого технического бюро (ОТБ) НКВД СССР и 4-го отдела бывшего НКГБ СССР. Начальник отдела — В. А. Кравченко.
Основные задачи Отдела (из «Краткого отчёта о работах 4-го спецотдела НКВД СССР с 1939 по 1944 г».)
Основными задачами 4-го Спецотдела являются: использование заключённых специалистов для выполнения научно-исследовательских и проектных работ по созданию новых типов военных самолётов, авиамоторов и двигателей военно-морских судов, образцов артиллерийского вооружения и боеприпасов, средств химического нападения и защиты… обеспечения средствами радиосвязи и оперативной техники…
С 1945 г. спецотдел использовал также немецких военнопленных-специалистов.
Наибольшее развитие институт шарашек получил после 1949 года, когда 4-му спецотделу МВД была поручена организация «Особых технических, конструкторских и проектных бюро для проведения научно-исследовательских, опытных, экспериментальных и конструкторских работ по тематике Главных управлений МВД СССР» (приказ МВД СССР No 001020 от 9 ноября 1949 г.) При ряде предприятий под эгидой МВД были организованы особые бюро, где работали заключённые.
После смерти Сталина, в 1953 году, началась ликвидация шарашек.
30 марта 1953 года был расформирован 4-й спецотдел МВД, но некоторые шарашки продолжали функционировать ещё несколько лет.

Список закрытых НИИ и КБ тюремного типа.

ЦКБ-39 Первое в истории авиации тюремное конструкторское бюро организовано в декабре 1929 г. Первоначально располагалось в Бутырской тюрьме.
ЦКБ-29, или «Туполевская шарага», или спецтюрьма № 156 Москва — крупнейшее в СССР 1940-х годов авиационное КБ. С 1941 по 1944 располагалось в Омске.
ОКБ-16 — спецтюрьма в Казани при авиационном заводе № 16 по разработке ЖРД, или «шарага по ракетным двигателям». С ноября 1942 г. здесь трудился переведённый из омской «шарашки» А. Н. Туполева С. П. Королев. Отработкой ракетного двигателя РД-1 занимались В. П. Глушко и Д. Д. Севрук.
ОТБ-82 или «Тушинская шарага» — тюремное ОКБ по авиационным двигателям, 1938—1940 гг. — Тушино, завод № 82. Главный конструктор ОКБ А. Д. Чаромский. Работали: профессора Б. С. Стечкин, К. И. Страхович, А. М. Добротворский, И. И. Сидорин. С началом войны Тушинская шарашка вместе с заводом № 82 была перебазирована в Казань[7]. В 1946 г. ОКБ было переведено в Рыбинск (тогда город Щербаков), на моторостроительный завод № 36. С 27 сентября 1946 по 21 февраля 1947 в Рыбинской шарашке работал А. И. Солженицын.
Суздальский Покровский монастырь — центр микробиологического оружия. Организован по предложению начальника ВОХИМУ Я. М. Фишмана на территории бывшего Покровского монастыря. В 1932—1936 годах именовался Бюро особого назначения (БОН) Особого отдела ОГПУ, позднее стал Био-Химическим Институтом (БИХИ). Начальник М. М. Файбич, его подчинёнными были репрессированные учёные-микробиологи.
НИИ Связи, или «Марфинская шарага» — спецтюрьма № 16 МГБ СССР 1948 г. (в н.вр. ОАО "Концерн «Автоматика»)
Радиотехническая шарашка (прослушка, оперативная связь и т. п.) в Кучино под Москвой, в 1940-е и 50-е гг.
• НИИОХТ первая «военно-химическая шарага», на заводе № 1 (Ольгинский завод) ныне ГосНИИОХТ Институт органической химии и технологии создан в 1924 г. в Москве, исследования по созданию химического оружия 1930-е гг. Здесь трудился чл.-корреспондент АН СССР, з/к Е. И. Шпитальский основатель производства отравляющих веществ — фосгена и иприта в СССР. Здесь же проводились опыты над заключёнными — оценивалось действие ОВ на людях.
Особое военно-химическое бюро ОГПУ при ВХНИИ (Военно-химический институт), 1931 год.
Особое техническое бюро (ОТБ) НКВД, позднее НИИ-6 НКВД. Располагалось на территории современного ЦНИИХМ, — корпус из красного кирпича. Здесь создавались новые образцы боеприпасов и новые технологии военно-химического производства. В ОТБ над созданием нового образца противогаза трудился бывший начальник Военно-химического управления Красной Армии (ВОХИМУ) доктор химических наук, ныне з/к Я. М. Фишман.
Особое техбюро, ОТБ-40, создано на Казанском пороховом заводе № 40. Контингент ОТБ-40 инженерно-технические работники пороховой промышленности и бывшие работники завода № 40, обвиненные во вредительстве и осуждённые на длительные сроки заключения. Осуществляло разработку и освоение порохов, в том числе к реактивным снарядам установки «Катюша». Возглавлял группу Н. П. Путимцев (ранее главный инженер Всесоюзного порохового треста), ведущими специалистами были В. В. Шнегас, дворянин, бывший полковник царской армии (ранее технический директор завода № 40) и научные работники: Швиндельман Михаил Абрамович, Штукатер Григорий Львович, Воробьев Давид Евсеевич, Бельдер, Михаил Абрамович, Фридлендер Ростислав Георгиевич — бывший главный технолог завода.
Автотракторное ОКБ Ижорского завода, Подольский филиал В 1931—1934 гг. находилось в ведении Технического отдела ЭКУ ОГПУ, располагалось на Подольском заводе им. Орджоникидзе. Заключённые — специалисты, осуждённые по делу «Промышленной партии» разрабатывали лёгкие плавающие танки Т-27 и Т-37 и др. под руководством вольнонаёмного Н. А. Астрова — будущего известного конструктора бронетанковой техники. Здесь же приобретали опыт управления трудовыми коллективами создатели отечественной авиационной брони С. Т. Кишкин и Н. М. Скляров.
КБ Автотанкодизельного отдела Экономического управления ОГПУ (в конце 1920-х годов работал над 75-тонным танком прорыва).
Особое геологическое бюро (Мурманская «шарага»). Организовано в 1930 в Мурманске, где трудились заключённые М. Н. Джаксон, С. В. Константов, В. К. Котульский, С. Ф. Малявкин, А. Ю. Серк, П. Н. Чирвинский. В конце 40-х годов функционировали другие «шарашки» геологического профиля — дальстроевская (Северная комплексная тематическая экспедиция № 8) и красноярская (ОТБ-1 «Енисейстроя»). В разные годы заключённые геологи работали (не по специальности) и в научно-технических «шарашках», — особых технических бюро ОГПУ и его «наследников» (М. М. Ермолаев, Д. И. Мусатов, С. М. Шейнманн).
Атомная шарага в Сухуми (1940-е и 1950-е годы), где работали вывезенные из Германии специалисты (проф. Арденне, проф. Герц (племянник Генриха Герца) и др.) над разделением изотопов урана.
Особое техническое Бюро (ОТБ-1) — в составе Главенисейстроя. Красноярск. Создано в 1949 году.
ООО ПКФ «Инфанко» (Смоленская «шарага»).
ОТБ-569 (с апреля 1945 года — НИИ-862) при предприятии «Звездочка» (позднее — НИИПХ в Загорске, куда 6 марта 1947 года был этапирован Солженицын и где он находился до перевода в Марфино 9 июля 1947 года[.
Лаборатория «Б» МВД СССР создан в мае 1946 года распоряжением правительства СССР (№ 1996-р-с) на базе санатория «Сунгуль» на Урале в Челябинской области, в 1948 году переименован на Объект 0215[9] (адрес: г. Касли Челябинской области, п/я 33/6). Лаборатория была закрыта в марте 1955, после чего на её месте выстроен институт, ныне (с 1992 г.) называющийся РФЯЦ-ВНИИТФ. Вокруг института возник город Снежинск (Челябинск-70). Директор Объекта полковник МВД Александр Константинович Уралец (до декабря 1952), зам. по режиму майор М. Н. Верещагин. После Уральца директор Объекта к.х.н. Глеб Аркадьевич Середа. Научное руководство было возложено на немецкого учёного Н. Риля. Радиохимический отдел возглавил з/к с 1941 химик Сергей Александрович Вознесенский (1892—1958), биофизический — генетик Н. В. Тимофеев-Рессовский (1900—1981).
ОКБ-172 при ленинградской тюрьме «Кресты» (до эвакуации, в 1942 г., в Молотов носило название ОТБ УНКВД по Ленинградской области) официально создано в апреле 1938 г. (фактически раньше). На базе этого ОКБ было разработано несколько десятков образцов военной техники, хорошо зарекомендовавших себя в годы ВОВ, например, САУ СУ-152 и ИСУ-152, двухорудийная 130-миллиметровая корабельная артиллерийская установка главного калибра Б-2-ЛМ, 45-мм противотанковая пушка образца 1942 года (М-42, «сорокопятка») и др. Первыми сотрудниками ОТБ были арестованные инженеры завода «Большевик». С начала его работы ведущим конструктором ОТБ был С. И. Лодкин. Позже трудовой коллектив «шарашки» пополнялся арестованными математиками, механиками, инженерами, среди которых было много крупных специалистов, таких как конструкторы: В. Л. Бродский (строитель крейсера «Киров»), Э. Э. Папмель, А. С. Точинский, А. Л. Константинов, М. Ю. Цирульников; математики профессора А. М. Журавский и Н. С. Кошляков, арестованные по известному блокадному делу № 555, и др. Расформировано в 1953 г.
Известные заключённые тюремных НИИ и КБ.
Р. Л. Бартини, авиаконструктор;
Н. И. Базенков, авиаконструктор;
М. А. Бельдер, ученый химик;
С. А. Вознесенский, учёный-химик;
Воробьёв Давид Евсеевич, ученый химик;
В. П. Глушко, конструктор ракетно-космической техники;
Д. П. Григорович, авиаконструктор;
С. М. Ивашёв-Мусатов, художник;
Л. З. Копелев, писатель, литературный критик;
Н. С. Кошляков, математик, чл.-корр. АН СССР;
С. П. Королев, конструктор ракетно-космической техники;
Л. Л. Кербер, специалист по дальней радиосвязи;
Ю. В. Кондратюк, конструктор ветро-электростанций, автор трудов по космонавтике (Новосибирск, ОПКБ-14, 1930—32 гг.);
Н. Е. Лансере, архитектор-художник;
С. И. Лодкин, конструктор в области кораблестроения и военной артиллерии;
Б. С. Малаховский, конструктор паровозов;
Д. С. Марков, авиаконструктор;
Б. С. Маслеников, пионер российской авиации, инженер, организатор (Новосибирск, начальник ОПКБ-14 при ПП ОГПУ Западно-Сибирского Края, 1930—1932 гг., вольнонаёмный);
В. М. Мясищев, авиаконструктор;
Н. В. Никитин, инженер, будущий создатель Останкинской телебашни (Новосибирск, ОПКБ-14, 1930—32 гг., работал по И. Г. Неман, авиаконструктор;
совместительству);
Г. А. Озеров, авиаконструктор;
Д. М. Панин, инженер-механик, разработка механических шифраторов;
В. М. Петляков, авиаконструктор;
А. И. Путилов, авиаконструктор;
Н. Н. Поликарпов, авиаконструктор;
Л. К. Рамзин, инженер-теплотехник;
В. Ф. Савельев, пионер российского авиапрома, конструктор авиационного вооружения (Новосибирск, ОПКБ-14, 1930—32 гг., ссылка);
А. И. Солженицын, писатель (в шарашке — как математик);
И. И. Сидорин, металловед;
Б. С. Стечкин, ученый и конструктор авиационных двигателей;
Л. С. Термен, создатель терменвокса;
Н. В. Тимофеев-Ресовский, генетик (в шарашке — специалист по радиационной генетике и безопасности);
Д. Л. Томашевич, авиаконструктор;
А. Н. Туполев, авиаконструктор;
М. Ю. Цирульников, конструктор артиллерийского вооружения;
В. А. Чижевский, авиаконструктор;
А. Д. Чаромский, конструктор авиационных дизелей;
А. М. Черемухин, авиаконструктор;
А. С. Фанштейн, крупный химик;
Н. А. Чинакал, горный инженер, будущий директор института Горного дела, Новосибирск (Новосибирск, ОПКБ-14, 1930—32 гг., осуждён по «шахтинскому делу»);
Е. И. Шпитальский, профессор-химик, специалист по химическому оружию.
В. В. Шнегас, ученый химик;
В. Н. Яворский, конструктор военной техники.

Изделия, созданные в тюремных НИИ и КБ.
Истребитель И-5 — ЦКБ-39 под руководством Н. Н. Поликарпова, 1930;
Грузовой паровоз «Феликс Дзержинский» — ТБ ОГПУ, 1931;
Высотный бомбардировщик ДВБ-102 — ЦКБ-29 под руководством В. М. Мясищева, 1938;
Пикирующий бомбардировщик Пе-2 — ЦКБ-29 под руководством В. М. Петлякова, 1939;
Фронтовой бомбардировщик Ту-2 — ЦКБ-29 под руководством А. Н. Туполева, 1941;
Вспомогательные авиационные ЖРД РД-1, РД-1ХЗ, РД-2 и РД-3 — КБ 4-го Спецотдела НКВД при Казанском заводе № 16 под руководством В. П. Глушко, 1942-44;
Универсальная артиллерийская система 152 мм;
Полковая 75-мм пушка образца 1943 года, в ЦКБ-39 (принятие на вооружение 4 сентября 1943 года)
и многие другие…
Налицо безусловная полезность шарашек. Вон сколько всего наизобретали! Притом, не получая ни огромных денег, ни шикарных квартир с дачами, ни автомобилей в награду и никаких других привилегий и почестей. Тут и западный капитализм пасует, надо признать.
Мы не станем долго топтаться на этой теме. Эту «поляну» уже изрядно вытоптали и Шаламов, и Солженицыи. И тема лагерей с бараками, лесоповалом и шарашками широко известна. Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Поэтому продолжим о другом.

Не хуже Лувра (Музей подарков товарищу Сталину).

Собрание экспонатов поражало воображение. Презентов вождю было такое количество, что экспозиция занимала множество залов. Фактически это был целый музей… … Самые примечательные из подарков выставили на всеобщее обозрение в Музее Революции, располагавшемся на улице Горького, 21. Под экспозицию выделили целых 17 залов. Среди экспонатов были макеты доменных печей и ракет, сервизы из тончайшего фарфора, изделия народных промыслов, оружие, курительные трубки… Подарков юбиляру было столько, что газете «Правда» потребовалось три года, чтобы напечатать список всех подношений. Чтобы их разместить пришлось использовать залы закрытого Музея изобразительного искусства им. Пушкина. На его основе открыли «Музей подарков Сталину». Разнообразие подарков просто шокировало: были и самые обычные, и с оригинальной вышивкой, и уж совсем непривычные экспонаты нашли свое место.
Любил народ делать подарки И.В.Сталину. А также зарубежные поклонники социализма любили делать подарки …

Финальная точка.

Скандал вспыхнул на кухне. Всё началось с еды, но перекинулось на политику, коснулось печальной судьбы общего мужа. В качестве прелюдии стало взаимное таскание за волосы. Айно с короткой стрижкой была менее уязвимой и преимущество оказалось на её стороне, затем пошло вход царапанье, сопровождавшееся отчаянным визгом. Софа схватилось за ту самую чугунную сковородку, о которой Айно, если помнит читатель, упоминала ранее. То есть могла уже пойти вход «тяжёлая артиллерия» с угрозой для жизни. Но в руках Айно неожиданно блеснул металлом тот самый пистолет.
— Это тебе за Иван! – Айно вскинула руку с оружием и нажала на курок. Раздался оглушительный хлопок, и Софа, не успев даже вскрикнуть, завалилась на бок как подтаявший сугроб. Регулярные тренировки в тире не прошли даром, и попадание было в «десятку». Грузное тело распласталось на полу. Натекла лужица крови. Затем мстительница набрала номер полиции, сказав, что убила только-что человека и назвала адрес.
Вот и сработал эффект «чеховского ружья», хотя то был пистолет.

***

Последней женщиной, приговорённой к смертной казни, стала Хильда Нильсен, приговорённая к гильотине 14 июля 1917 за убийство нескольких детей. Она не стала ожидать казни и повесилась в камере крепости Ландскруна. Предполагается, что её приговор хотели смягчить, но она ко времени самоубийства об этом не знала.
Последней казнённой женщиной стала Анна Мансдоттир. Её обезглавили 7 августа 1890 при помощи топора. Она и её сын Пер Нильсен убили жену Нильсена Ханну Йонасдоттир. Анна также вступила в половые отношения с сыном. Пер Нильсен был приговорён к пожизненному заключению и освобождён в 1914. Последней женщиной, казнённой в Стокгольме, стала Хелен Катарина Лёв, обезглавленная за детоубийство 19 сентября 1829.
Последняя публичная казнь в Швеции состоялась 18 мая 1876 года. В 7 утра у Стенхулма Баке близ Висбю и у Лидамона близ Мальмкёпинга одновременно были обезглавлены Конрад Лунквист Петерсон Тектор и Густав Эриксон Хйерт, приговорённые к смерти за одно и то же преступление — неудавшееся ограбление дилижанса, совершённое двумя годами раньше, которое привело к смерти одного из пассажиров и кучера дилижанса. Казни выполнили Пер Петер Кристиансен Стейнек и Йохан Фредрик Хьойрт.
10 августа 1853 состоялась последняя казнь, вынесенная не за убийство. Мартен Пехрсон был казнён за нападение при отягчающих обстоятельствах у Рёглы (близ Истада). Последняя казнь за нападение, не связанное с убийством, была проведена 29 марта 1837 в Стокгольме, когда был обезглавлен Андерс Густав Линдберг.

Бумеранг возвращается.
Куропатов реализовался, работая во внешней разведке. Он постоянно выполнял поручения Сталина и Берии. После смерти вождя для разведчика начался сложный период. Его обвинили в заговоре и арестовали в августе 1953 года по подозрению в планировании захвата власти. Патриота СССР считали организатором терактов против глав государства. Следствие принесло ему множество страданий. В 1958 году его дело передали в Военную коллегию Верховного суда. К этому моменту бывший герой претерпел моральные и физические унижения, стал инвалидом и был приговорен к 15 годам заключения в тюрьме. Отбыв срок, разведчик вышел на свободу в 1968 году.

День, когда о побеге узнал Степан, стал самым чёрным из всех дней в году. Он постоянно пребывал в мучительном ожидании, когда придут за ним и его семьей, чтобы в лучшем случае сослать, в худшем уничтожить как новых врагов народа… Но чудом пронесло, хотя подобное почти невероятно для тех людоедских времён.
***
Наш герой так и не добрался до пункта назначения, получив по дороге от уголовника заточкой в сердце. И где похоронен неизвестно. На этой печальной ноте закончим наши правдивые записки.

Автор выражает огромную благодарность Анне Бархатовой, приложившей гигантские усилия и упорство, чтобы розыскать и собрать материалы, лёгшие в основу данного произведения.
10.12.20.

© Георг Альба, 2020
Дата публикации: 10.12.2020 18:50:23
Просмотров: 1373

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.