Не надо верить докторам
Сергей Сычев
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 7574 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Ларчиков к своим двадцати восьми годам дослужился до должности начальника отдела в одной очень солидной и очень уважаемой государственной конторе, федеральной государственной конторе, как любил подчеркивать сам Ларчиков. Он был весьма доволен собой. Особенно его самолюбию льстило то, что пришел он на эту должность со стороны, не имея какой-либо серьезной протекции и выдержав при этом, конкурс. На работу он шел всегда неторопливо, в вразвалочку, задрав кверху подбородок и вальяжно переваливаясь с одной ноги на другую. Так, по его мнению, должны были ходить начальники. Это никак не вязалось с его не по годам юным лицом и все еще остававшейся подростковой фигурой. Выходя из дома, он всегда отмерял на дорогу до места службы время, необходимое обыкновенному нормальному человеку его лет, чтобы, не торопясь покрыть и без того небольшое расстояние от дома до работы, добавлял к нему еще пять минут на то, да на сё и, как всегда, опаздывал. Пару раз он получал от своего начальника замечания за свои опоздания. Начальник укорял его, что негоже ему подавать нехороший пример подчиненным. Ларчиков и сам понимал, что негоже, пытался, как мог, исправить положение, но неизменно терпел поражение. Какая-то невидимая сила очень цепко держала его за хлястик пальто и не давала двигаться нормальным человеческим шагом. Дорога на работу проходила мимо старого двухэтажного универмага. В это утро Ларчиков увидел на его крыльце высокого парня лет двадцати трех. На дворе стояла зима, а парень, скинув шапку и распахнув пальто, с каким-то особым рвением и азартом рубил пешнёй наледь на ступеньках магазина. Ледяное крошево летело во все стороны от парня. Его старание завораживало и заражало. Ларчиков остановился и невольно залюбовался работой парня. Почувствовав на себе его взгляд, парень остановился, выпрямился и повернул к Ларчикову свое улыбающееся лицо. Черноволосый, жилистый с вытянутым овалом лица; прямой нос с горбинкой, густые черные брови вразлет, его можно было назвать почти симпатичным. Только какой-то едва заметный лихорадочный блеск в глазах и несколько большее, чем обычно, бросавшееся в глаза слюноотделение самую малость портили его внешность. - Здравствуй! – парень, с шумом втягивая в себя слюни, радостно протянул Ларчикову руку. – А я теперь здесь работаю! Как твои дела? Все хорошо дома? Ларчиков смутился. Парень разговаривал с ним, как с очень старым и очень хорошим знакомым, про которого знал все. Это несколько насторожило и сбило его с толку. Ларчиков что-то промямлил про то, что дома у него все в порядке и автоматически спросил то же у парня. - Мамка у меня болеет. Врач выписал вот столько лекарств! Вот такой список! – он восторженно распахнул руки в разные стороны. – Заработаю деньги, куплю мамке лекарства и вылечу ее. Ларчиков смутился еще больше. Быстро распрощавшись со своим новым знакомым, он скоро зашагал в сторону работы. От своих сослуживцев в тот же день Ларчиков узнал, что его новый знакомый – дурачок, который по выходным пляшет за деньги на крытом рынке. Дураки доверчивы и привязчивы, как дети. Каждое утро теперь Ларчиков останавливался возле универмага, чтобы поговорить со своим новым знакомым, который продолжал без устали наводить порядок возле магазина и, не менее охотно вел с Ларчиковым беседы. Разговор всегда был об одном и том же. Ларчиков не придавал ему никакого значения и не считал, что в нем есть какой-то смысл. Просто в эти минуты, Ларчиков чувствовал себя благодетелем сирых и убогих, щедро раздающим им свое внимание, меценатом, пекущимся о слабых и от этого, уважал себя еще больше. В ближайшие выходные Ларчиков оказался по своим делам на крытом рынке. В тамбуре рынка, по правую сторону, как обычно, стояла стайка наглых беззастенчивых попрошаек, а слева девушка в грязных ботинках и с грязными, желтыми от дешевой краски волосами продавала музыкальные записи. Возле нее стоял разбитый кассетный магнитофон, из динамика которого, с пьяным хрипом вылетали модные звуки. Посередине тамбура новый знакомый Ларчикова, мокрый от пота, голый по пояс, скинув туфли и оставшись в одних брюках и носках, самозабвенно отплясывал что-то среднее между цыганочкой и гопаком. Перед ним стояла обувная коробка, в которую посетители рынка кидали деньги: кто монетку, кто горсть монет, а кто и мелкую бумажку. Обрадовавшись, что остался незамеченным, Ларчиков быстро нырнул в чрево рынка. Сделав все свои покупки, он стыдливо и предусмотрительно вышел в другую дверь. Наступила весна. Знакомый Ларчикова сменил пешню и лопату для уборки снега на метелку и совок. Однажды, уже, когда все вокруг распускалось, Ларчиков не увидел своего знакомого на привычном месте. Не было его и в другие дни. Пропал он и с рынка. Удивившись этому лишь на короткое время, Ларчиков тут же забыл этого парня, выкинув из памяти за ненадобностью. Ларчиков встретился с ним на улице случайно поздней осенью, когда уже было холодно. Парень сам окликнул его, издали крикнув: «Здравствуй!» и направив в сторону Ларчикова полную радости от встречи улыбку. Ларчиков и сам немного обрадовался этой встрече, сам подошел к парню, имени которого он так никогда и не спросил и не узнал, покровительственно протянул ему руку для приветствия и с деланным интересом спросил, где тот пропадает и почему больше не работает в универмаге? - Зачем работать? Мамка моя умерла. А мне пенсии хватает. – преданно глядя Ларчикову в глаза, ответил парень. Ларчиков не помнил, как расстался со своим знакомым, как и зачем он оказался в этом универмаге. Войдя внутрь, он машинально спросил что-то у молоденькой продавщицы про него, про того парня. Та охотно ответила. - Да, работал у нас. Мы его взяли из жалости. Мать у него серьезно болела. Мечтал заработать деньги на дорогие лекарства. Мы его, конечно, официально не оформляли, чтобы он пенсии не лишился, но платили исправно. Да и работник он был хороший, добросовестный, трудолюбивый. Какую мог выполнить работу, ту и поручали. Все делал… Не дослушав объяснения продавщицы, Ларчиков на ватных ногах вышел из магазина. Добредя до дома, он, наскоро скинув в угол пальто, достал из стола несколько листов чистой бумаги, сел за стол и положил листы перед собой. Он никогда не вел дневников. Не умел и не хотел этого делать. Пробовал несколько раз, но всегда выходило фальшиво, неискренне. Он никогда не вел дневников, но иногда, как сейчас, испытывал острую потребность излить свои чувства на бумаге. Рука Ларчикова, сильнее обычного нажимая на шарик стержня, вывела на белом листе: «Не надо верить докторам! Не надо верить докторам, которые со всей своей научной тщательностью и обоснованностью клеймят человека дураком. В ином дураке настоящего неподдельного человеческого чувства на десятерых нормальных хватит». Ларчиков вспомнил свою мать, с которой не общался уже несколько лет. Как и почему такое произошло? Ведь была же сперва любовь, на смену которой пришли холодная отчужденность и непонимание. А ведь его мать тоже серьезно больна. Как она там? Поговорить бы, облегчить душу и простить друг другу старые обиды. Нет же! Гордыня мешает. Мы все такие умные, современные, независимые и ранимые… а сами, неужели понарошку, не всерьез других раним? Ларчиков заплакал. Ему нестерпимо захотелось хоть на короткое мгновение поменяться местами с тем дурачком, хоть на миг вернуть себе давно забытые простые и искренние человеческие чувства. Слезы застилали глаза, мешали видеть, а рука Ларчикова упрямо выводила на израненном, истерзанном ручкой листе бумаги: «Не надо верить докторам! Не надо верить докторам! Не надо верить докторам!…» © Сергей Сычев, 2008 Дата публикации: 04.08.2008 19:18:31 Просмотров: 3308 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |