Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Александр Литровенко



Керосин.

Сергей Земцов

Форма: Рассказ
Жанр: Психологическая проза
Объём: 64381 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Сказки Царёвокошайска.

Керосин.

Дочь кассира

Hey you, официант. Что-нибудь попроще. Иностранщины поменьше. Идиот-батюшка со своей подругой в социальном муравейнике. Дважды верхнее образование. «Отматал» два срока за выбитые-чужие-зубы. Свои-золотые-зубы отдал дочери. Не на чёрный день, а в качестве игрушки. Хорошая игрушка – золотые зубы отца. Дочь кассира играла с золотыми зубами идиота-батюшки, потрескивая спелыми пятками по раскалённым асфальтам. Сталевары рассматривали девочку на базе УРСа. Собачье мясо в кафе цилиндрической архитектуры. Поганое мясо в поганом ресторане «Юность». Придурок-батюшка уезжает в горные районы Биробиджана исполнять 7/40 на губной гармошке Welt. Пригласил в ресторан «Юность» свою единственную дочь на прощальный банкет. Всё, что удалось выловить, проговорить и озвучить, – наука логики. Гегель и Гёте предупреждают, что чтение опасно. Лучше, пока не поздно, остановить мгновенье, какое есть. Гнойный угол. Маленькая пачка болгарских сигарет Pliska. С этого всё и начинается. 2 Х 2. Керосиновая лавка.
О, кто-нибудь. Объясните моей дочери математику. Норма Единица. Суммируем по X. O, нет. Лучше посуммируем по Y. А ещё лучше возведём. Умножим два раза на самоё себя. Abacus. Кипарисовые косточки на тонких спицах. Дочь кассира начинает смутно догадываться, что жизнь – Х, но не думает что Норма у всех одна и та же. Без пары Y вся жизнь – воровство. Крадёшь и хорошеешь. Кипарисовые косточки по барабану. Главное – а что скажет рыжая учительница русского языка тётя Хая. Сказала – кради & хорошей, так будет лучше, что тебе виноградники?
Оперная ария, Мария Ave, папа г-du-bist, симфония имени Владимира Кащенко, пепел филармонии, под микроскопом гигантский плевок ДНК, хромосомы Стрекозла. Хересы и Мадеры, неси быстрее, накрывай на стол, мальчик гарсон, встречать дядюшку из Израиля. Богу богово, спонсору спонсорово, медиатору медиаторово, нейромедиатору нейромедиаторово и так далее. Ты что не русский? Христианская лепота и елей. Perpetuum Mobile & Petroleum Mobile.


Дочь керосинщика

Фенечки, как у индийской вдовы. Но жить нужно. Тётка Хая, тётка Рая, кукла Даша, кукла Helly. И как только Ева смогла взять в рот это. Такую гадость – первый и последний раз в жизни. Ватная фуфайка. Подрабатывала дворничихой, но потом закончила музыкальную школу. В музыкальной школе – Пуфик. Шушлайка Ямаха. Тонкий, тонкий – не нужно бояться иностранных слов – флёр субтильного секса. Субтильный секс как половое извращение. Высовываешь голову в форточку и орёшь. С балкона на мостовую падает крик. Заказной крик – я люблю тебя жизнь и надеюсь, что это взаимно. Хорошая мысль, нужно запомнить. Слово – жизнь – из песни не выкидыш. С балкона на мостовую падает крик. Ах, Жизнь. Пачка сигарет с угольным фильтром «Филип Моррис». Флёр фаты и фатум бракоразводного процесса, у мужа злокачественный процесс. Пошёл. Ничего не хочет. Только плачет. Муж 2 изменить ничего не может, но тоже, собака такая, плачет. Мужа 3 уже не надо. Надоело. Индийская вдова в керосиновой лавке своего батюшки, дочь керосинщика. Сама керосинщица. Германия ;ber alles. На костре Даль. Тысячи ненужных слов – в огонь. Тысячи, как показывает практика, ненужных слов – красному петуху. Красный смех, красный ночной кошмар, объяснение в любви – в крематорий. Ах, Роза. Даниил, сын Леонида. В тюремных зонах люди с хорошими душами не разлагаются. Человек со здоровой душой и на зоне остаётся. Поэты рождаются и становятся буревестниками. Безумствуют, но не всегда могут петь. Этому не научишь. Да. В глазах часто ночь, завеса пустоты. Ничего не поделаешь. Диагноз. В глазах пустота игрока в домино. Домино и Бельмо в глазах пенсионера. Пусто Х Пусто.
Эпитафия. А помнишь танцы? Танцуем всю ночь, ведь это не зря, а может быть, неспроста гармония мира не знала границ. И мы пили чай. Флёр, и Фата, и Ватник в коровнике мира. А то ещё каждый день Бусы и Рис. Нет. Где же принц Rupert? Где же Ты? Xозяйка медной канадской горы ждёт тебя. А он, собака такая, женился на еврейке. Гадина Кошерная, Ящерице – кол осиновый в глаз. С камнем на шее, как Му-Му, пусть утопится в Бердском заливе, или в своём биоунитазе. Где ты, мой Герасим, – я дала объявление в газету. Соседа по коммунальной квартире – сдать. Сдать немедленно. В туберкулезный барак, там не церковь, но утку подадут. Пусть пишет про заек. Ленин и дедушка Мазай. Ленин – дедушку замочил, замочил, замочил! Председателя и управдома Петрова по ошибке записали Петровичем, ах, какое недоразумение, мы исправляем, исправляем, исправляем! Discipline Global Mobile & Petroleum Global Mobile.

RGB, PGM, ETC

Красная глотка гомосексуалиста. Малиновые сопли. Рядом с микрофоном руки по швам. Ать-два und аты-баты. Сущности не следует умножать без надобности. В свете призрачных двойных доз. В свете решений художественного совета. Комментатор студии 666. Публикация о незабываемых встречах с Алым. Алло, Малиновый Галлюценогеноз. Псилобицин в таблетках для любимого дога.
Зелёная трава у дома. Рокот грузовика с остатками рыбных и мясных блюд. Формализм в искусстве и зелёный гной в формалине. Принять ванну в морге. Хлороформ и спать. Отель, который не придумал бы и Freud. Всё шло вроде бы неплохо, но тут подлила масло в огонь гадина психиатр.
Голубая мечта. Коттедж в Калифорнии. Годится и в другом месте Северной Америки, да хотя бы и на побережье Великого Озера! Сарайка на ВАСХНИЛ. Глобальное пламя сжигает. Плач у знамени. Знамение Всех Времён и Народов – повернись лицом к своей Западной Стене, жидо-масонский выхрест. Лицом к стене. Пахнет керосином, которым любовница морит блох. Бизнес, который придумал Fripp.
Petroleum Global Mobile. Казино и лотерея в i-net. Лотeрея green card и удар в пустынной квартире. В опустевшей квартире – удар и молчание. Высохнет кровь. Будет сухо. Высохшая рука старенькой жены. Дочь кассира. Дочь керосинщика. Dot Com. Disconnect. Прощай, my american pie, UND hi, my afro-american friend. Гуд-бай, Америка, где не был никогда я, мне будет снится, что я администратор казино. Судно & урна. Сатурн – пустое.
Квантовые системы, не зависимые от наблюдателя. Если подъехать к проблеме на странном козле – многое начинает казаться простым. Закончим жизнь красиво и точно. Не нужно соотносить свои ощущения с постоянными числами. Фрактальный – это тот, кто превзошёл братьев Гримм. Фрактальный наблюдатель – тот, кто может вести наблюдения either: в макромире и в микромире. Также можно ввести в мой мысленный эксперимент – точнее, зарегистрировать в системе – ещё одну роль. Роль – фрактального капитана.
Уж если произвольный наблюдатель «влияет» – и мышь Эйнштейна наблюдает – то почему бы не включить в картину мира наблюдателя-лидера. Пусть он наблюдает за квантовыми связями реальности. Кроме него есть кому натягивать сталь.


Глава I

Честно работать. Обзаводиться техническими навыками. Ремонтировать, ремонтировать и ремонтировать, как завещал Великий Чернославик. А вдруг прилетит Лебедь? Мальчик Naughty пошёл во двор гулять и увидел подозрительные предметы, о которых ему рассказывали странные истории, и он всему поначалу верил. У мальчика Naughty поначалу, также как у принца Buddha, не возникало сомнения в правильном выборе будущего. Он думал, что не лишним может оказаться знание восточного языка Hebrew. Но, заметим, что параллельно с этими мыслями мальчик думал и другие мысли, например, такие: когда я вырасту, я поступлю работать на большущий механический завод. Когда в голове живут странные мысли, то начинают сниться странные сны. Это такое, квантовое, свойство мозгов. Мысли мелькают, мозг перегревается. Лампочка Ленина плюс электрификация.
И снится мальчику Naughty энигмистический сон. В правой руке у него цветы. Слева журчит не пересыхающий летом ручеёк с минеральной водой. А на поляне на рояле Гость играет и поёт «журчат ручьи», «цветут цветы». Других слов не знает. Гость закрыл крышку рояля, похожую на челюсти, например, акулы, и так сказал мальчику: «Eсть работа. Я принимаю тебя с сегодняшнего дня на работу. Вот тебе 50 долларов, купи себе пару железных башмаков. Знай, что если по истечении испытательного срока ты мне подойдёшь, придётся тебе долгие годы работать в поте лица и стаптывать нe одну пару железных башмаков в год. Когда я приму тебя в постоянный штат, например, в городе Штадт-на-Одере, то дам ещё денег. Если ты будешь хорошо работать, то получишь ещё бесплатно железные сапоги». Мальчик Naughty, как космонавт Leonov в открытый космос, выходит в Не-себя от радости. Пока он находится в Не-себе, он осматривается и совершенствует технические навыки, стаптывает железные башмаки. Но, конечно, наивно мечтает о железных сапогaх. Так он научился собирать компьютеры, простые машины и научился разбирать логические задачи. Пользы от этого кому-либо мало, но работа есть. Разбирать – не собирать.
И тут мальчик Naughty неожиданно для самого себя начинает просыпаться. Постепенно наплывает туман, и приближается тревога. Снится ему, что получает он прямо в паспорт – как какой-то плевок в душу – визу на ПМЖ в Израиль. Это его мама, папа и бабушка решили заточить его, как принца Buddha, в Царский дворец иудаизма, чтобы не видел он страданий и смертей в городе Сталеваров. Входит он в Двери с короной Царя Мошиаха на голове и потом оказывается около небольшой, но славной синагоги, в которой все кланяются и слышно, как точат на электрическом точиле ножики для рыбных и мясных блюд при свете красных фонарей за ширмами из ливанского кедра, предаваясь левантийской лени на сорокапятиградусной жаре по Цельсию. Не выдержал мальчик Naughty силы своего воображения и проснулся, сжимая, сжимая и сжимая потные кулачки, как ему советовал инструктор оздоровительного САМБО.
И, чуть было мальчик Naughty не пришёл в сознание, но нет! – не проснулся окончательно. Не закончился один ночной кошмар, как сразу же другой кошмар наполнил сознание бедного подростка. Не реальная явь родного города Сталеваров вошла в сознание, но новый странный и тревожный сон обуял непустую душу мальчика. Снится ему, что продолжает он жить в родном городе сталеваров на сталеварных проспектах, в сталеварных переулках, а на соседней улицe живут шахтёры. Иногда шахтёры и сталевары вместе ходят, иногда друг друга недолюбливают, но редко случается, что какой-нибудь сталевар скажет публично, что все шахтёры – дураки. Более того, шахтёры редко ругают сталеваров, и на основании того, что сталевары любят добираться на работу на автобусах, редко иной несознательный шахтёр может позволить себе публично обозвать сталевара ритуальным традиционным ругательством «автобусное мясо». А если такое случается, то товарищеский суд строго наказывает провинившегося, и, как правило, всю оставшуюся жизнь шахтёр-балбес раскаивается и испытывает муки совести. С другой стороны, иной сталевар-балбес может разволноваться и назвать шахтёра ритуальным ругательством «гнойный ниггер», но, как правило, особый психолог сразу же начинает наблюдать за оговорившимся и в специальном диспансере с круглосуточной вентиляцией добивается ремиссии. Случаи спонтанной ремиссии ставят реабилитированного, не побоимся этого выражения, на пьедестал почёта. Иногда, невзначай…
Снится мальчику Naughty сон и снится, что подростков подвергают спецтестированию на призывном пункте Дворца Сталеваров и наиболее умелых отправляют в Царёвокошайск. А те, кто не обладают особым даром, систематически выбираются голыми руками и принимаются (отправляются) в пионеры Пространства-Времени-Тяготения.
Через год пионеров со стажем опять на всякий случай тестируют на Царёвокошайск, и тех, кто проходит этот второй тур, отправляют на олимпиады по сельскому хозяйству, а почти всех других ставят на спецнаблюдение. На год. Результатом наблюдения может быть либо пустой файл, либо record, фиксирующий обстоятельства и факт произнесения ритуaльных оскорблений. Помимо оскорблений «автобусное мясо» (ам) и «гнойный ниггер» (гм), учитываются ещё несколько категорий, например, «хам сексот» (хамас), и «не хам, но сексот» (нахам или, в народе, сволочь), и, почему-то, «жопа» (жопа).
Снится мальчику Naughty сон и снится, что с первого раза в Царёвокошайск его не забрали через год, так как он, увы, где-то неосторожно проговорился во сне и подумал про шахтёра «жопа», ему же записали в файл, что он, якобы, сказал такое шахтёру «в лицо». Последствием непустого файла стало то, что повели его на призывной пункт Дворца Пионеров, и, якобы, с почётом приняли (отправили) в регулярные члены Структурированного Пространства-Времени-Тяготения, и заставили, находясь под следствием Особого Комитета Стали, целовать вместо короткого конца ритуального галстука – длинный. Да уж, вот Так с этим строго! В городе Сталеваров. Такой уж сон у мальчика. Беспокойный и аутичный.
А больше всего в городе Сталеваров любят Каток. Зимой в естественной среде, а Летом – в среде с искусственным льдом, тысячи весёлых людей катаются на коньках по тонкому льду, как по модели – неискривлённой физической реальности, вощще. Физическую реальность любят только сталевары, а шахтёры её не любят. Может быть, потому что физическая реальность – светлая, а шахтёры любят в темноте жечь маленькие лампочки. Но кататься по тонкому льду любят все. А когда тысячи людей весело царапают стальными коньками голубую поверхность льдов, то последняя поверхность крошится, то есть естественным образом приходит в негодность, и появляется ледяная крошка, и, следовательно, есть работа для оператора Большого Механического Катка, который очищает поверхность тонкого льда от царапин и крошек и красиво сглаживает все неровности и канавки, и потом операторы выпускают на лёд новые группы радостных людей, которые тонко улыбаясь и делая друг другу многозначительные знаки счастливыми глазами, возвращаются на круги своя.
Дела шли вроде бы неплохо, и у мальчика Naughty стал появляться соблазн сделать карьеру оператора. Соблазн трансформировался в мечту о личном светлом будущем. Вот бы неплохо стать оператором Катка, и тогда не нужно искать работу где-нибудь на стороне, вдали от родного города. Может быть, эта должность заменит мне смутную тоску об утерянном Царёвокошайске. Было бы неплохо каждый день дарить тысяче счастливых людей – скольжение.
Но опять сон переменился. На этот раз так резко, что будто бы погасла лампочка Ленина. Ленин превратился в Эдисона, хотя перед тем, как окончательно превратиться, хитро усмехаясь, что-то прорычал. Немедленно, как только погас свет, мальчик Naughty стал превращаться в какое-то животное, как до него дошло, ещё на полпути – в козлёночка.
С ужасом стал понимать пробуждающийся мальчик то, какая пропасть имеется на самом деле между Дворцом Сталеваров и Дворцом Царя Мошиаха. И он понял, что превратив в козлёночка, так же, как ему закрыли двери в Царёвокошайск, перед ним окажутся закрытыми двери в иудаизм. А то и все двери. Окончательно проснувшись, мальчик стал догадываться о том, что с его стороны очень неосмотрительным является его прежнее отношение, без должного внимания, к советам родителей и, особенно, бабушки.


Глава II

О, как хорошо светило солнышко, когда мальчик Naughty очнулся от тяжёлого кошмара. И домашние снeгири в клетке чистили свои пёрышки, играло трио на виолончели по радио, и всё это было – так реально, что пробудившийся мальчик обрадовался тому, что проснулся и впереди – его ждут естественные игры.
Мама заметила, что мальчик взволнован и, отложив в сторону вязание, достала из картонки термометр и стала измерять у ребёнка температуру тела, периодически перелистывая справочник по клинической хирургии, просматривая списки правдоподобных диагнозов.
Бабушка достала из старого сундука лампочку Эдисона, мощностью ровно на 50 ватт больше, чем та, которая в данный момент была вкручена в электрический патрон под потолком. Шурша нижними юбками, бабушка полезла по раскладной лестнице, забытой в доме некими землемерами или малярами, и поменяла старый прибор на новый, более яркий.
– Ну, зачем ты морочишь голову своим родителям, папе и маме, своей детской мечтой? – улыбаясь, сказала бабушка.
– Ведь и Будда, и Магомет, – продолжала бабушка, улыбаясь светлой улыбкой, – ничего не хотели такого особенного доказать человечеству, что бы они выдумали исключительно из своей головы, и чего бы человечество не знало раньше, до них. Разве что наш незадачливый Моисей придумал скрижали.
Мальчик Naughty заулыбался, чувствуя тепло, которое сосредоточилось внутри живота. Он подумал: «Ну зачем, право, мне нужна эта моя механика и механические заводы?»
– Собственно говоря, – продолжила бабушка, – твоё увлечение всеми этими пружинами, моторами, негодными радиодеталями, может быть, и пригодится в жизни, но в чьей жизни? Только в твоей, или в жизни других – тоже…
Бабушка задумалась, присела на раздвижную лестницу и сказала сама себе – тихо, так, что окружающие люди почти не разобрали слов: «Карма и Дхарма…»
Мальчик ещё сильнее заулыбался от радости и тепла, наполняющего его живот. Он: «Ну зачем, право, мне нужна эта моя механика и механические заводы? Карма и Дхарма – какие красивые слова».
– Надо же, ведь приснится же такое, – продолжал размышлять мальчик Naughty про себя, следя глазами за бабушкой, и поэтому стараясь запомнить образ любимой бабушки, и не стараясь запоминать словами мысли, шумящие в его собственной голове. – Надо же, странные, однако, стали сниться мне сны, – продолжал думать мальчик. – Маленькая синагога в Израиле, или должность шофёра Катка в Катке. Какое-то самоедство. А что касается Механического Завода, то как же я смогу работать, если я не знаю Теоретическую Механику. Нет, я должен честно закончить колледж Механики в городе Сталеваров, и, если будет на то воля Великого Чернославика, то меня пошлют работать на механические заводы. Надеюсь, что реальные механические заводы где-нибудь существуют. Я буду ремонтировать реакторы атомных блоков, как завещал Чёрный Славик, сгоревший на работе. Не зря же в кабинете у папы повешен портрет. Великий и Чёрный Cлавик. Папаша не настолько глуп, чтобы повесить на стенку ненужную черно-белую вещь.
Оттого, что мальчик не старался запомнить или как-то иначе зафиксировать свои мысли, мысли эти текли свободно и точно, и, неизвестно, а фиксировались ли они вообще где-то, будут ли повторены когда-то, и насколько они уникальны. И если эти мысли не были уникальными, то чьи они? Неизвестно даже, были ли эти мысли красивы? Так как мысли никак не фиксировались, то и ответы к этим мыслям не были реально связаны с вопросами. Реальность была искажена бабушкой. Только бабушка могла в данный момент изменить реальное положение дел. Содержание мыслей, которые никто не контролировал, никто не проверял и никто не запоминал, могло быть не-реальным и принадлежать частично не-ему. Соответственно, содержание определяющего сна забывалось, отчасти, сон из прошлого как бы надстраивался и дополнялся новым материалом, который мальчик в состоянии бодрствования не-видел, но был естественным сном, эквивалентным естественному состоянию мозга ночью.
За ужином папа и мама заплакали, увидев, что их мальчик осунулся. И у мамы мелькнула в голове мысль, что мальчик, может быть, не в своей тарелке, но она прогнала эту мысль из головы, заполнив мгновенно образовавшуюся пустоту, или дырку, формулой теоретической физики. Немного поплакав, папа и мама осушили слезы. Бабушка нaдела кухонный передник, и принесла на серебряном подносе апельсиновое желе к десерту в зелёной стеклянной вазе, и напомнила тихим робким голосом мальчику Naughty, что завтра утром придёт частный преподаватель – учитель древнееврейского языка Hebrew. Мальчик вздрогнул, так как мысленный сигнал, соответствовавший воспоминанию о возможности репатриации в Палестину, оказался, здесь и сейчас, ему почему-то неприятен.
Он уже сделал утром попытку, вспоминая свой сон, слушая бабушку, глядя на домашних снегирей в клетке, слушая щебет снегирей, и получая прочие сигналы, осознавая различные знаки, – он уж попытался жить новой просветлённой жизнью, в которой не было некоторых атрибутов реальности, и, наоборот, появились вымышленные знаки. Но реальная жизнь пустила глубокие корни в этом доме, и папа с мамой, учитывая, что именно бабушка была еврейкой, недавно наняли учителя языка Hebrew, полагая что бабушка должна стать более счастливой, понимая, что семья с уважением относится к её и своим национальным корням. Бабушка и на самом деле была рада, понимая, что её семья с уважением относится в первую очередь к ней самой как таковой. Она оценила, что родственники думают не только о себе, но и о ней, и благодарно принимала это внимание. Она не думала при этом, следует принимать это внимание за чистую монету или лукавство. То, что она не думала об этом, впрочем, никак не было связано с тем, что она думала о многом другом. Бабушка вообще много думала, и улыбалась при этом тихо и радостно. Думала ли она о смерти? Конечно, но неизвестно каким образом мысль о смерти была связана с тем, что она говорила вслух, и уж тем более с тем, что она думала про себя. В любом случае бабушка была рада.
– Да, конечно, – с.б. (сказала бабушка). – Bаш сплайн реальности, хотя и сделан на металлургическом заводе, всё же утопает в ничем не обоснованной роскоши. Вы романтики тяжёлого металла, подверженного радиоактивному распаду, эксплуатируете идею, связь. Да, это можно доказать конструктивно, поставив простой лабораторный, а не мысленный эксперимент, что, хотя тяжёлые металлы и подвергаются квантовому распаду…
– Что значило бы – подвергаются либо подвержены… – засмеялась бабушка своим мыслям. – Если подвергаются, «то кем»? Если подвержены, «то зачем»? Или, – громче засмеялась бабушка, – «за кем» они заняли очередь в газовую камеру после большого взрыва? Poor Витгенштейн… Можно ли мыслить себе некоторую очередь за кристаллами циклона так же, как мы мыслим себе всякую очередь на склад поваренной соли? Подобные вопросы Людвиг задавал самому себе всю свою жизнь.
– Но, – с.б., – вспомните солнечные города Циолковского и представьте себе Солнечный или, например, Цветочный город, в общем, какую-нибудь искусственную солнечную систему. Безусловно, естественным аналогом Сил Зла данной модели является физическая гравитация. Предположим далее, что некий субъект S, обладающий или, если Вам так хочется, отягощённый умом Y, захотел бы мыслить себя не на периферии, а в центре искусственной системы А. Пользуясь культурной метафорой, мы можем эксплуатировать наше представление о физическом атмосферном циклоне.
– Можно показать, – с.б., – воспользовавшись специфической редукцией Рассела, что наблюдатель вынужден мыслить себе эту ситуацию в терминах удвоения собственного ума, или физического мозга. Если мультипликацию ума мы могли бы представить и можем связать удвоение Ума с так называемой информацией, то представить себе, что у Вас две головы, – психоэнергетический нонсенс.
– Можно показать сверх того, – с.б., – что если речь бы шла о трансфинитном удвоении, o(S), S(prime),S(dual), то нашлась бы и культурная мистификация, или миф о Трёх Богатырёвых, Zero, Pride, Hero, или Ph Z – это Техника Театра. Poor Иуда, он поверил каббалистам…
– Но было бы всем лучше, если бы твой папа поговорил наконец-то с тобой на эту тему, – вздохнула бабушка, почему-то тяжело.
– Замечу всего лишь, – п.б. (продолжала говорить бабушка), – что мы с тобой рассуждаем пока что только о суммировании по Y. Что касается сумм по Х, то уверяю тебя, маленький, нам пришлось ввести в систему и некий дополнительный, второй свободный ум, назовём его не Умом, а Зуммом. Соответствующая метафорическая спекуляция превратила бы Doors в какой-нибудь ZroorZ, – тонко улыбнулась бабушка.
– А Kate Bush – в жену керосинщика, – подумал мальчик Naughty, вероятно, не-только-свою мысль.
– Причём, если наша базовая логика, – п.б., – допускает в качестве этого тензора также и внешнее произведение, то принципиально то, что точнее и естественнее для выражения Зумм, – воспользоваться альтернативным алфавитом и записать, например, симметричный Zoom. То есть, согласимся с тем, что нам не достаточно одного алфавита, и выпишем Ум и Zoom на двух лентах разного цвета.
Бабушка сделала паузу.
– А теперь сделаем ещё один совсем простой мысленный шажок, – с.б., и мальчик Naughty почувствовал, что она задумалась о чём-то для неё важном и тяжёлом. – Представь себе, – п.б., – что мы переходим в некотором смысле – в конструктивном смысле! – к пределу, и от различных конечных алфавитов переходим к различным типам человеческого почерка. Сравним мысленно Алфавит и Почерк. Вспомним идиота игумена, и мы начнём догадываться о существовании универсальной машины, имеющей статус универсальной руки.
– И в заключение, – с.б., – этой моей безумной вечерней речи вернёмся к проблеме, которую мы частично уже разбирали. Предположим, в нашем искусственном городе – квазигороде Циолковского – мы всё же решимся на частичную подстановку сознания и поменяем Y на более «естественное» направление Х.
– Но, следует ли из этого, – п.б., – что искусственный град металлургов перейдёт в своё естественное состояние, превратится в естественный город, или в дикий город? Также замечу, что преднамеренно убрала кванторы «естественный город» и в культурной метафоре «дикий город», чтобы потом не морочить тебе голову теоремами Эрбрана и принципом резолюций. Если уж задача NP-полная, так от этого никуда не уедешь…
– Но, учитывая transparancy, – п.б., – генетической метафоры и начиная интегрировать гладко, мы получим странный результат: что в двух конструктивно-возможных вселенных, или, пользуясь культурной мистификацией, во вселенных Нашей и Вашей, нечто, что позволяет с позиций реальной энергетики приписывать этому моральные субмодальности, – существует. Назовём это нечто, временно, ответственностью, или spline discipline. Не ограничивая общность, мы можем причислить к этому и гравитацию. Но мы не можем оставаться по эту-либо-ту сторону добра и зла как угодно долго. В противном случае, даже принимая доктрину квантового распада, столь милую сердцам сталеваров, чугуноваров и металлистов, – тонко усмехнулась бабушка, – мы получим противоречие. Время, якобы, перестанет существовать.
Мальчик Naughty почувствовал, что гипотеза о не-существовании времени взволновала бабушку. Она как будто постарела и провалилась в какую-то яму. Но твёрдый туннель пока что соединял глаза мальчика с глазами старухи, и световые знаки каким-то образом продолжали жить в зоне их общения. Структурированное пространство реальности не было ни агрессивным, ни аффективно окрашенным. Мальчик продолжал понимать.
Бабушка улыбнулась.
– Мы разговариваем, – с.б., – с тобой так хорошо и покойно, потому что сейчас поздний вечер, но спать ты ещё не хочешь. Вечер не настолько поздний, чтобы ты чувствовал себя усталым и стремился лечь в постель. Хотя неизвестно, заснул бы ты сразу или мне пришлось бы рассказывать тебе народные сказки.
Бабушка усмехнулась.
– Существует, – с.б., – естественная, якобы, бессонница бодрствования. Но можно ли считать бессонницу бодрствования хорошим либо плохим состоянием? Это хороший вопрос для твоего папы, который всё время что-то ремонтирует, вместо того, чтобы строить.
Бабушка задумалась.
– Через час или два, – сказала бабушка, – твои папа и мама явятся домой. Придут из драматического театра. Ну какой может быть драматический театр, – бабушка задумалась на мгновение, – в городе Великого Чернославика. А может быть, если папа придёт из театра хорошо отдохнувшим, то он почитает… – бабушка глубоко вздохнула, – папочка почитает тебе избранные главы из полного собрания сочинений Эмиля Золя, …хотя это тебе ещё рано читать, лучше он почитает тебе своего любимого Жюля Верна. Хотя если вдуматься, все эти капитаны Немо, рассеяные Паганели, являющиеся причиной ошибки штурмана, одичавший на острове бывший разбойник Аяртон… не помню, или Айверсон… Если мне не изменяет память, доктор Айверсон изобрёл какой-то язык, или компьютерную методику для численного решения почти всех дифференциальных уравнений, кажется, язык AПЛ, допускающий свёртку тензора, – в том числе внешних произведений глубиной до 39. Хотя уже до трёх уровней никто не пытался декодировать. А кому важно 39, или 23, или 666, тоже мне мировая проблема! Дискордиционизм... – бабушка зло засмеялась. – Если мне не изменяет память, – п.б., – Айверсон всё же разработал гаденькую вычислительную среду, язык программирования, который, по скромному его мнению, должен был иметь хорошее отношения также и к проблеме скольжения по тонкому льду. Я помню конференции и симпозиумы в этом проклятом Царёвокошайске так называемых пользователей класса Айверсона. А твой папа прочитает тебе, как капитан Грант отправил ещё одного одичавшего негодяя на родину, куда-то в Девоншир, между Кембриджем и Оксфордом.
Бабушка опять задумалась.
– Да, было бы неплохо, если бы мой внук достроил Замок, который не достроил Frantz… Но, видите-ли, твой папа скорректирован. Он попал под коррекцию сталеваров, которым выгодно, чтобы папа не строил, а делал ремонты. А что они строят в виртуальной реальности? Да какие-то солнечные города, не отдавая себя отчёт… Да! Все они такие! – взмахнула рукой бабушка, и глаза её блеснули. – Hе отдавая себe отчёта в том, что металлические конструкции нельзя погрузить на перелётных птиц! Ничто не перенесёт этот город из этой солнечной системы в центр галактики. Да, уж и подавно, что никто не захочет… Разумеется, их обманывают, но нельзя же думать, что шахтёры… Или можно… думать?
Бабушка замолчала.
Мальчик почувствовал удивление.
Почему же бабушка замолчала? Почему бабушка замолчала, разве нельзя разговаривать им вдвоём обо всём, не задумываясь ни о чём? Если бабушка три часа назад не споткнулась на проблеме не-существования времени, то почему же она сейчас как-будто бы испугалась какой-то своей мысли? Или, вспомнив о шахтёрах, бабушка пожалела, что сказала вслух? Say?
Мальчик Naughty почувствовал тревогу, проникающую в световой кокон большой и красивой городской квартиры, которую оккупировала их семья.
– Не ясно, – задумался мальчик, – принадлежит ли моему папе эта квартира или не-принадлежит.


Глава III

Честно работать. Обзаводиться техническими навыками. Ремонтировать, ремонтировать и ремонтировать, как завещал Великий Чернославик. А вдруг прилетит Лебедь? Мальчик Naughty пошёл во двор гулять и увидел подозрительные предметы, о которых ему рассказывали странные истории, и он всему поначалу верил. У мальчика Naughty поначалу, также как у принца Buddha, не возникало сомнения в правильном выборе будущего. Он думал, что не лишним может оказаться знание восточного языка Hebrew. Но, заметим, что параллельно с этими мыслями, мальчик думал и другие мысли, например, такие: когда я вырасту, я поступлю работать на большущий механический завод. Когда в голове живут странные мысли, то начинают сниться странные сны. Это – такое, квантовое, свойство мозгов. Мысли мелькают, мозг перегревается.
За завтраком папа и мама заплакали, увидев, что их мальчик Naughty осунулся. И у папы даже быстро, как молния, промелькнула в голове странная не-смазанная мысль, что мальчик не в своей тарелке. Мама также бросила быстрый и скользкий взгляд на ребёнка и прогнала тревожные мысли, подставив на место тревожных мыслей задачку по теоретической механике.
Немного всхлипывая, папа и мама взяли себя в руки и осушили слезы. Бабушка нaдела фартук и отправилась на кухню, откуда вернулась, сияя и неся на серебряном подносе вазу с очень вкусным вишнёвым желе. Когда члены семьи мельхиоровыми ложечками кушали лакомство, бабушка тихим и робким голосом напомнила, что в полдень придёт Учитель древневосточного языка Hebrew.
Мальчик вздрогнул, так как мысль о репатриации в Израиль ещё не укоренилась в его голове.
Весело и радостно наблюдая ранним утром, сразу после пробуждения, за повадками домашних певчих снегирей в клетках, которые папа установил в его спальне, мальчик собирался жить очищенной и просветлённой мечтой. Но не мечта, а жизнь пустила глубокие корни в этом доме, и папа с мамой учитывали национальные корни бабушки. Они отлично знали, что бабушка была породистой еврейкой, и наняли частного учителя современного израильского языка, чтобы он как можно чаще приходил к ним в дом и растолковывал бы им премудрости еврейских национальных корней и отглагольных ядовитых форм. Папа с мамой наивно полагали, что бабушка воспринимает этот поступок как заботу о себе, а мальчику это, может быть, как знать, пригодится в жизни.
Бабушка, понимая, как и за что её в этой семье любят и уважают, непрерывно улыбалась одними глазами.


Глава IV
(о том, как мальчику Naughty его родная бабушка сказала Неласковое Слово)

Когда мальчик Naughty сказал бабушке, что закончил выполнять школьное-задание-на-дом, бабушка выпустила его во двор к детям. Во дворе царила искусственная атмосфера дружбы народов. Девочки играли в докторов и делали друг другу уколы швейными иглами, как будто это иглы-медицинских-сестриц.
Мальчишки играли в шпионов и выбрали мальчика Naughty предводителем и тайным агентом. Ему пришлось делать вид, что он знает, как нужно доставать и перерабатывать секретные сведения. Он ходил в чёрной курточке из рубчатого бархата между гаражами и мусорными танками и делал вид, что передаёт в глубокий тыл важную информацию по радио. Игра есть игра, правилам которой пришлось подчиниться, и мальчик Naughty бегал от гаража к гаражу, механически спрягая в уме бабушкины древневосточные глаголы. Впрочем, то, что в его голове нечто происходило, не мешало ему громко кричать и ругаться, и передавать воинственным мальчишкам секретные игрушечные команды, которые не соответствовали в реальности двора – ничему. Но поскольку мальчик Naughty давно этим занимался, поверхностная и глубинная информация были закооперированы в нормальную полуптичью синхрофазию. Так как он был воспитанником Города Сталевров, окончившим начальные курсы в студии для сталеваров, то его игры и беготня не вызывали подозрений у взрослых, и всё – было хорошо.
Но одна маленькая глупая девочка, смущённо улыбаясь, подошла к мальчику Naughty и попросила его отойти с ней в сторонку. В стороне от посторонних глаз она попросила его показать ей что-нибудь, что у мальчика есть в кармане его курточки из рубчатого бархата. Но у мальчика Naughty не было ничего, припрятанного в карманах, и мальчик сказал девочке якобы правду о том, что у него нет ничего такого особенного в карманах, да и вообще, не было тайных запасов. То есть, всё же было не вполне корректно, так как – откуда ему было знать, что же интересует подружку реально. В результате девчонка почувствовала недоверие и, всхлипывая, сказала мальчишке, что, вероятно, он что-то скрывает от неё, так как, если его все считают во дворе умелым шпионом, хотя бы и понарошку, то у него должен быть в кармане курточки – свисток.
Почему глупая девочка так подумала, трудно сказать, но мальчик Naughty посмеялся над ней вместо того, чтобы обратить всё в шутку. Он, видите ли, дал понять девчонке, что свист иного певчего соловья «должен» вызывать в её хорошенькой головке несколько больший интерес, чем звук свистка жандарма. В противном случае голова «может» оказаться пуста.
Услыхав такой, нарочито высокомерный, многословный и не раскрывающий гладким счётом никакого содержания, ответ мальчика Naughty, глупая девочка залилась горючими слезами и сказала мальчику, что он «greedy». Нужно заметить, что дети сталеваров учили английский язык в спецшколе, а дети шахтёров изучали немецкий язык в спецшколе. Так решил директор Управления Школ, который любил Великого Чернослава больше, чем всех своих родных вместе взятых. Чёрный Славик же написал в политическом завещании нечто такое, что можно было интерпретировать как совет директору, который содержал рекомендацию отнюдь не перемешивать языки.
Девочка, заливаясь от обиды слезами, бросилась со всех ног ябедничать детям, которые, заливаясь неопределённым смехом, бросились со всех ног к родителям, работникам шахт и заводов, возвращавшихся с горных комбинатов на формальные семейные ужины.
Понятно, что за ужином все дети стали задавать неопределённые вопросы своим родителям и посеяли сомнение. В городе появился устойчивый паттерн присутствия среди людей странного мальчика.
В конце концов и бабушка мальчика что-то почувствовала недоброе и сказала мальчику своё Неласковое Слово.


Глава V

Дома мама, измерив побледневшему мальчику температуру по Цельсию, по ошибке залилась слезами, перепутав шкалу Цельсия со шкалой Франкенштейна. Мама долго вытирала взволнованные слёзы платочком с вышивкой, подаренным мальчиком ей на не-давний день рождения. Бабушка сказала, что, возможно, бледность мальчика не-случайна и вызвана не микробами, но психогенной травмой, – как подсказывала ей интуиция, всякое бывает.
Но мальчик Naughty пошёл в детскую комнату и, потеряв интерес к папиным снегирям, стал исcтуплённо собирать из стандартного механического конструктора нестандартную модель самолётика, хоть как-то при этом возвращаясь в обычное состояние Духа.
Он в задумчивости вспоминал свою прошлую жизнь, когда в детскую вошёл Отец и, взяв мальчика за руку, повёл его в свой кабинет.
Вот, на этой стене висят два портрета, – так c.п. (сказал папа), – цветной портрет Великого Чернославика и чёрно-белый портрет Чёрного Славика. Который из них ты предпочёл бы видеть чаще?
– Все сталевары, – п.п. (продолжал папа), – этого города и, безусловно, все шахтёры также чтут память Великого Чернославика и читают с повторением почти все письменные памятники, вышедшие из под его пера.
– Все сталевары и шахтёры как один, – п.п., – поклоняются Чёрному Славе. Это и понятно, так как сам Чернославик и его письменное наследие ничем не отличаются друг от друга. Его письменные принадлежности – в музеях Царёвокошайска, что доказывает только то, что Чернославик реален. А что бы Вы хотели, чтобы Мы доказали сверх того?
– Трудно, – п.п., – сказать теперь, когда столько воды утекло, был прав или был неправ Великий Чернославик. Но он сказал either, «вашим» и «нашим», и декларировал то, что мы всегда будем готовы ремонтировать, ремонтировать и ремонтировать. Он проинсталлировал почти всю Нашу реальность.
Папа почесал руку об руку.
– Следовательно, – с.п., – дорогой мой сын, раз ты уже самостоятельно конструируешь простые механические машины, помни, что чёрных машин не бывает, все машины должны освещаться солнцем. Это, с одной стороны.
– Следовательно, – с.п., – с другой стороны, запомни на всю оставшуюся жизнь: сколько бы времени ты не затратил на конструирование, не меньше времени тебе, может быть, понадобится и на ремонт.
– Навыки ремонта сложных машин, – п.п., – ты будешь совершенствовать год от года, и каждое новое приращение твоих знаний будет плавно увеличивать величину, обратную времени полного ремонта иной сложной машины.
– Ремонт же всей вселенной, – папа тонко улыбнулся, – может потребовать от тебя непритворного героизма.
Именно последняя теорема папы Mighty засела гвоздём в сознании мальчика Naughty.


Глава VI
(о том, как папа Mighty взял и позвонил в управление Большой Печной Трубы, и что из этого вышло)

Честно работать. Обзаводиться техническими навыками. Ремонтировать, ремонтировать и ремонтировать, как завещал Великий Чернославик. А вдруг прилетит Лебедь? Мальчик Naughty пошёл во двор гулять и увидел подозрительные предметы, о которых ему рассказывали странные истории, и он всему поначалу верил. У мальчика Naughty поначалу, также как у принца Buddha, не возникало сомнения в правильном выборе будущего. Он думал, что не лишним может оказаться знание восточного языка Hebrew. Но, заметим, что параллельно с этими мыслями мальчик думал и другие мысли, например, такие: когда я вырасту, я поступлю работать на большущий механический завод. Когда в голове живут странные мысли, то начинают сниться странные сны. Это – такое, квантовое, свойство мозгов. Мысли мелькают, мозг перегревается.
Всё шло, казалось бы, хорошо, но ничего не происходило. Но в городе Сталеваров всё же поднялся дым столбом после того, как на одном из горно-обогащающих комбинатов покосилась Большая Печная Труба. Чёрная Труба стала крениться на бок, выпуская при этом клубы чёрного дыма во много раз больше расчётной Нормы Чёрного Дыма. Это произошло в результате эндогенной трансформации внутренних структур. Во всяком случае, директор комбината, читая вслух доклад, именно так и выразился – «в результате эндогенной трансформации». Потом, правда, по радио стали говорит компактнее – «в результате эндодеформации».
Но, обращаясь к народу, называя шахтёров братьями, директор описывал ситуацию как катастрофу города сталеваров, или по радио подчистили за директором и стали говорить: «Cитуация в городе стала – «вощще».
Один только папа Mighty очень быстро сообразил что-к-чему и позвонил директору комбината по прямому проводу. Он сказал, что понимает смысл очередных задач управления, поставленных директором перед смешанным коллективом металлургов, сталеваров и шахтёров.
– Только бы не прилетел Лебедь, – думал папа, поглаживая ершистую головку сына.
– Только бы не прилетел генерал Лебедь, – сказала вслух мама, механически перелистывая Даля.
– Если Лебедь существует, то из Царёвокошайска папе пришлют телеграфом вызов на постоянную работу, – обрадовалась бабушка, светясь внутренним светом непустой души.
Что тут началось! Мальчик Naughty хлопал широко распахнутыми в удивительный мир глазами, когда за папой стали присылать «Победу» за «Победой», и иной весёлый шофёр ласкал мальчика правой рукой, поглаживая его ершистую голову, левой рукой прочно держась за рулевое колесо (баранку). Одного шофёра так и звали, почти похоже, Баринов. Когда папа брал мальчика в командировку, Баринов приезжал на час раньше, и помогал мальчику собрать в дорогу тюбики с красками, тонкие колонковые кисточки, дорожный мольберт, и неторопливо упаковывал весь инвентарь молодого художника в Охотничий Ящик. Шофёр Баринов очень сильно любил основную теорему папы Mighty, но особенно любил доказывать эту теорему различными остроумными способами, пока его левая рука механически управляла автомобилем.
Пока папа администрировал ремонт Печной Трубы, мальчик с тихой и непритворной радостью думал о своём Отце, о цветном портрете Чернославика в кабинете отца, и также по-детски радовался тому, что теперь родители, наконец-то, решили поощрить его талант живописца и подарили ему набор юного художника с цветными красками, перестав принимать у себя дома назойливого учителя языка Hebrew.
На самом-то деле пришло время, мальчик вырос, и родители начали его обманывать. Например, краски папа Mighty приобрёл для мальчика Naughty с воспитательными целями, во-первых, чтобы отвлечь его от теоретической механики, во-вторых, чтобы он всматривался в цветной портрет Великого Чернославика, и глубина его чувства к идолу по мере того, как мальчик растёт и становится мужчиной, плавно увеличивалась. Отец мальчика надеялся, что имеется положительная вероятность того, что в зрелом возрасте его Сыну не понадобятся either, навыки живописи или навыки Нebrew, и мальчик Naughty пойдёт плавно по Пути, по которому шёл, идёт и уйдёт самоё Mighty.
По крайней мере, даже мама и то не желала, чтобы её мальчик спотыкался. А что касается бабушки, то она мечтала не только о гладком, но и о светлом будущем для своего внука.
Так уж устроены (сконструированы по Мозгу) люди.
Мальчик Naughty всё понял. Он с тихой светлой радостью понимания хотел и дальше, до самого последнего момента жизни бабушки, понимать своих родственников, и не только родственников, но и почти всех людей, по крайней мере, включая в данный класс всех сталеваров. В полной мере он хотел бы вообще превратиться в существо, любящее всех людей без исключения.
Но, с другой стороны, не всё за душой мальчика находилось под контролем. Во-первых, он продолжал занятия механикой и даже просил маму показать ему некоторые превращения при переходе на субсветовые скорости. Во-вторых, учитель Hebrew, хотя и ушёл в своё агентство, скрылся как таковой, оставил мальчику словари и таблицы, да мальчик не мог выбросить также из своей головы древневосточные арамейские и кумранские продукции, которые связывали его Ум контуром активного со-нейрокода.
В то время как механические возможности старого детского конструктора быстро самоисчерпались, гуманитарный аппарат древнего языка, включавшего в себя арифметику, как раковая метастаза, стягивал в чёрное гнездо – многие свободные мысли, что замечала с грустью одна только бабушка, понимая и причины, и прогноз заболевания.
Мальчик и сам был уже достаточно умненький и понимал, что перебор всех информационных комбинаций кода не может закончиться при жизни его бабушки.


Глава VII
(безмятежная жизнь Naughty подходит к концу)

Мальчик почти не разговаривал со своим папой, потому что папа считал, что в первую очередь должен воспитывать ребёнка личным примером. Смутно осознавая, что Лебедь существует, папа иногда входил в состояние ожидания телеграммы из Царёвокошайска. Был ли Лебедь генералом или простым директором, папа не знал, да это его и не интересовало, потому что он смутно догадывался, что новая работа, которую он хотел найти не будет повторением Техники Театра, которая кормила его семью.
Так же, как мальчик Naughty мыслил себя, своё Я, в терминах существования бабушки, папа Mighty мыслил себя в терминах не-существования Лебедя, или, как его звали в городе Сталеваров – папаши Свана, Swan. Субтрансфинитная суперпозиция Я в городе Сталеваров была запрещена, но была разрешена и даже поощрялась как альтернативная методика в Царёвокошайске. Поэтому ясно, что папа Mighty просто-напросто недолюбливал Лебедя и не желал ничего слушать о результатах лабораторных опытов над перелётными птицами.
За несколько месяцев до смерти бабушки мальчик Naughty всё же успел поговорить с Отцом и запомнил ещё несколько дополнительных принципов, кроме тех, что запомнил уже.
В кабинете папы лампочка Эдисона освещала хуже чёрно-белый портрет Великого Чернославика, чем цветной. Однажды вечером, когда мальчик ещё не хотел спать, он пришёл к папе.
– Смотри, – с.п., – одна и та же голова освещена по-разному. Кроме того, твой глаз улавливает больше частот справа и меньше частот слева. Сам по себе световой кокон не является ещё существом. Световой кокон и символ светового кокона не отличаются. Они отличаются глазом, но ты знаешь, что глаз передаёт сигналы дальше…
Папа постучал себе по голове косточками правой руки.
– Ты знаешь, – с.п., – что у нашей дорогой бабушки – светлая душа, то есть Свет её души, так или иначе, может оказать давление. Если бы у неё была тёмная душа, то излучения бы мы не наблюдали. Но, когда бабушка умрёт…
Мальчик вздрогнул.
– Ничего в этом нет страшного, – п.п., – все умирают. Но память о добрых и злых делах остаётся, и её начинают ремонтировать.
– Так вот, – п.п., – после смерти бабушки от неё останутся такие же портреты, как и от Чёрного Славика. С точки зрения науки, нет никакой разницы умерла твоя бабушка или другой человек. Важно, что если в жизни человека было много Света, то и посмертных материалов останется больше, в пределе останется всё.
Резкий поворот в жизни мальчика наступил через несколько месяцев после этого разговора с папой. Бабушка умерла.
Мальчику, лишившемуся дара речи от горя, папа отдал все фотографии, цветные и чёрно-белые, и оставил себе только Метрику бабушки.
Мама попросила на память после того, как поцеловала холодный труп бабушки в лоб, сфотографировать на дорогую и редкую царёвокошайскую видеоплёнку сцену заколачивания золотых гвоздей.
Так как бабушка прожила безмятежную жизнь, за видеосъёмку заплатил сам директор краеведческого музея и сделал бесплатно несколько копий для мамы, которая ещё месяц убивалась горем, время от времени сквозь слёзы наблюдая за мальчиком, мрачно собирающего механические модели самолётов, конструкцию которых не считал необходимым обсуждать в открытую с кем-нибудь из близких людей, а не то что с самыми близкими родственниками.
Хозяйство пришло в запустение, и весёлая, некогда большая квартира в Городе Сталеваров сталa походить на заброшенный Дворец Суда. Это что касается пространства, а время вообще как бы остановилось в дни траура.
Папа тоже горевал и ходил смотреть на не-искривлённую Трубу, которая уже не нуждалась в услугах мастера, и директор мягко разорвал Контракт с папой Mighty.
Наконец, оправившийся от горя мальчик спросил тихим и робким голосом, что делать со словарями и таблицами Hebrew, которые напоминали ему о бабушке, но которые, якобы, не имели практического применения, но всего лишь практическое значение.
Мальчик не мог выбросить из головы самоспрягающиеся и самораспрягающиеся глаголы с арамейскими ушками, но почему-то помимо формального спряжения у него в памяти стали звучать ещё и значения слов, вероятно, как дань памяти бабушки.
– Дань Памяти. День Суда, – думал мальчик и не мог понять смысла either, слова и дела, которые кодировали его будущее.
– Но, кто же Я? И что же Я? – думал мальчик и не понимал код.
Папа сказал только, явно не прилагая усилия, чтобы установить с мальчиком тонкое взаимопонимание, что формализмы и формальное знание всегда могут быть успешно ре-анимированы, если Истины, которые контролируются с их помощью, всплывают на поверхность локальных семантических плоскостей. Если дуализм поверхностной и глубинной семантики не связан с иерархией реальностей, то и сам Plato ничего не сможет отремонтировать. Вскормленный с пелёнок бабушкой, а не мамой, мальчик Naughty только и думал о том, что, если бы жизнь бабушки была ещё более безмятежной, чем та, которую она прожила, то она была бы и на самом деле счастлива & богата, и, может быть, бабушка и сейчас ещё была бы жива & здорова. В то же время мама, постоянно копошащаяся в справочниках фармакологии, клинической хирургии и оккультных фолиантах, сказала своё Неласковое Слово в адрес врачей, которые лечили в последнее время бабушку от рака, проглядев метастаз, который можно было вовремя облучить, или вырезать лазерным скальпелем, или подвергнуть несчастную бабушку химиотерапии, но так или иначе практически продлить ей жизнь.
Всё шло к тому, что мальчик, много думая и не получая результатов, под влиянием внутренних диссонансов, either ушёл бы в лес рисовать Цветы, или поступил бы в колледж Механики. Он понимал, что обе альтернативы означают регресс сознания, но Третий Путь пока что не соответствовал никакому из известных мальчику по прошлой жизни Манифестов.
Но вскоре папа Mighty стал тосковать ещё сильнее, чем за все свои прожитые годы. Тосковать по настоящему делу. И из города Сталеваров переехал в Царёвокошайск нелегально, так что ни мальчик, ни его мама так и не узнали, заплатили ему всё за непрерывное ремонтирование при жизни бабушки или нет. Всё, что папа оставил маме, зло смеясь на Сцене расставания с семьёй, больше походило на Большой Театр, чем поведение мужчины, и папа швырнул маме Метрику бабушки, безобразно удаляясь из Города Сталеваров в далёкий невидимый Царёвокошайск.
Мама не смогла заставить себя последовать за папой в пустоту, но, окончательно оправившись от траура по бабушке, Мама решила окончательно посвятить окончание своей жизни Сыну, которого любила любовью педагога Макаренко-Макаревича-Малинина.


Глава VIII
(начинается мятежная жизнь)

Глупая Мама, надеясь, что она осчастливит своего «мышонка» новыми увлечениями, отдала его учиться в колледж Механики и, мало того, ещё и в секцию нейролингвистического программирования.
Результаты педагогического терроризма не заставили себя ждать, и по городу Сталеваров поползли неопределённые слухи.
Ходили слухи, что мальчик Naughty на заброшенных виллах, в тёмных аллеях и в переулках генерала Свана ловит рождённых на свободе собак и кошек и, следуя придуманному им самим и не зарегистрированному во Дворце сталеваров редкому полусатанинскому ритуалу, кидает пронзительно и злобно визжащих животных в звуконепроницаемый бассейн, наполненный смесью Царской водки и Кашицей из плодов чернослива.
Люди стали внимательно относиться к домашним животным, а то и просто сажали иного пёсика в конуру на цепь, а котов кастрировали. Только кошки немногим, якобы, рисковали.
Either, сталевары и шахтёры, собирались по чёрным ходам на Кухню и публично судачили.
Антенны и радиоканалы Управления Трубы вынужденны были работать на неопределённых частотах, так что иной раз рация операторов глушила серийные мобильные телефоны ремонтной службы речного пароходства. В результате, в иной неблагоприятный день вода из крана на кухне не переставала течь часами, или, наоборот, вода из кухонного крана оказывалась помехой иной дочери сталеварши или самой железной Frau Zappa, спешащей на Собрание-на-Кухне.
Даже местный уицраор из Царёвокошайска, поверив слухам про злого мальчика, прислушался к голосам и проверил оные, после чего с мальчиком стали приключаться Чудеса.
Ни с того ни с сего мальчик Naughty влюбился в Julliete, дочь старого сталевара Кондома. У мальчика впервые в жизни началась бессонница. Более того, дожидаясь возвращения своей подруги с майского вечера, мальчик три дня ночевал в лесу на берегу водохранилища. Бормоча: «Julia, oh no, my Jullia». Напротив, зимой мальчик поджидал девочку на катке и даже предложил ей однажды вместо коньков – лыжи.
Проблема была в том, что у мальчика совсем не было свободных денег на подарки и билеты в театры. Все деньги, которые ему давала мама, он спустил на платную секцию нейролингвистического программирования.
Что-такое-как-же-так? – спросила расстроенная девчонка саму себя, когда робкий мальчишка провожал её, неся ранец с коньками, и не смог позволить себе купить два билета в театр музыкальной комедии и оперы.
Другая проблема заключалась в том, что Julliete страдала косоглазием, но Naughty воображал, что это Снежная Королева испортила ей один глаз. Но даже контактные линзы не мешали девчонке закрыть глаза на, якобы, дурное – в мальчишке, про которого по городу ходили почти всеми разделённые слухи о том, что Naughty – гадкий.


Глава IХ
(папаша Кондом)

Он же батюшка Капюшон, он же Ленинградец, любил делать банкеты в городе сталеваров.
– Добрый день, – с.Лен. (сказал Ленинградец), – проходите, пожалуйста, милости попрошу к Шушенскому шалашу, милые, я одномоментально приготовлю бланманже.
Ленинградец любил строить фразы, делая опорными гласные звуки, он, так сзать, любил гласность И гадания. Скажем, цепочку ПИЛюЛиЯ или {о,е,ю} отчередовать с {Д.Н.М}. Обожал РККА, и рсдрп{Б}, и доменную адресацию, и gateways типа

www.imperium.com?x=0&y=0,
www.imperium.net?X="www.imperium.com?x=0"&Y="starband.net",
www.imperium.edu?X="attglobal"&Y="bus.net"&Z="buizeness@null.shit",
www1.nuclear.su?
X="@arcnet"&Z="talking.bus.meat.ru"&plug="НЕАD".

Всякий синтаксический хлам он использовал для доказательства существования моделей и плохо отличал Модели Реальности от Моделей Хаоса, злоупотребляя поверхностной семантикой. Но всего этого мальчик Naughty ещё не знал, хотя понимал и догадывался о многом. Многие секретные доктрины батюшки Капюшона с первого взгляда казались мальчику родными и близкими.
– Как почивать изволили, милый человек? – п.Лен. (продолжал Ленинградец). – Единорог не приснился? Хе!=-Хе!
Мальчик Naughty тонко усмехнулся, декодируя нейрокод и выбирая подходящую метапроцедуру.
– А ты знаешь, – с.Лен., – доктор Айверсон был прав, считая что программирование без «cуществует» позволит на границе увидеть многие NP-полные теории. Но соловья даже баснями Ивана Андреевича Крылова не накормить. Ха!=-Ха! Я убегаю, убегаю, убегаю, а то подстригут меня и побреют. Я бегу, как Орфей, ставить русский Самовар – знак гостеприимства и вечный источник наслаждения.
– (хА!=-хА!) – засмеялся папаша Кондом гомерически, налегая на префикс «минус».
Девочка Julliete также тонко усмехнулась.
– Батюшка любит все традиционные русские праздники, особенно масленицу, – сказала она, как бы размышляя вслух. – Я обосновано полагаю, что как шут-юморист генерала Свана дражайший папенька нa 100 % даст фору придурку Жванецкому с канала Песня-На-каждый-Год. Как ты считаешь, мой друг, есть ли разница между искуственным интеллектом и игрою в бирюльки? AX-АХ! Можешь не отвечать…
– Запишутся твои вздохи, – зло подумал мальчик.
– ХА! – выдохнул папаша Кондом, поставив тяжёлый тёплый самовар на столик с угощением. – Тяжёлый…
– А что бессмыслица для правого полушария, то для левого полушария – музыкальная фраза! – изрёк батюшка с лицом, побагровевшим от натуги, вытирая пот со лба и поправляя пенсне, как у Якова Михайловича. После оной сентенции, заприметив около изразцовой стенки старого сверчка-таракана, папенька, утратив самообладание, в прыжке размозжил усатому насекомому голову сапогом. – Всё скворчал, – с.Лен., – Гадина! А мы с Полем Ивановичем дай-ка сыграем в незамысловатые нарды!
– Это не нужно запоминать, – вычислил гость, тонко усмехаясь.
– Мёртвый разлагающийся хлам… – продолжал вычислять мальчик.
– А хотите, я дам вам возможность расслабиться? – предложила девочка. – Слушайте анекдот.
– С RU? – поинтересовался Капюшон.
– С SU! Hо новый! (Вот-так вот-так), (вот-так вот-так), – застучала девочка костяшками пальцев по изразцовой стенке.
– ДЫК! БАРУХ ГА БАИМ в Интернет! – воскликнул Ленинградец. – У нас и гнездо с ISDN припасено!
– Пошёл ты со своими гнёздами… – подумал мальчик. – Я помню – в чудное мгновенье… – подумал зло мальчик.
– А давайте пить чай!.. – сказала вслух девочка.
– Любит папашку… – размышлял мальчик.
– Смышлёный мальчик, – скорее почувствовал, чем подумал Ленинградец.
– Может быть, он достоин и похож на… – скорее подумала, чем почувствовала его дочь.
– А вы говорите: «I-net, Socker-Boot-Socket, Ether-net», – весело сказал мальчик Naughty. – SCSI YOU! Расскажу я вам лучше сказку моей бабушки…
– Только не это, – перебил и как бы взмолился Ленинградец. – Опасность сзади! Но нельзя сделать подстановку и назвать «зад» терминальным словом. Нас пишут. Вы все прекрасно осведомлены о том, в какой стране мы с вами находимся.
– Да, но, in the mean time, батенька, все знают в городе, что ваши банкеты прослушиваются, и тем не менее вы собираете весь бомонд преподавательского состава из английских и немецких спецшкол у себя на квартире, и на английском, и на немецком языках вы можете обсуждать наболевшее. Не заботясь о словоупотреблении, так как малограмотные операторы управления Трубы не знают слэнгов.
– Что же, ты думаешь, мальчик, почти никто в управлении Трубы не получает надбавку за знание иностранных языков? – тонко усмехнулся папаша Капюшон.
– Вы, батюшка, сами получаете, – перехватила нить Julliete, – и нe одну, а много надбавок за профессиональные услуги, и не один раз в году! Но при этом вы иронизируете по поводу гладкости Системы. Возможен ли rebel в городе, где чёрно-белых портретов Чернославика гораздо больше, чем true color?
– Не заводись, милая, – с.Лен., – цветные портреты чаще, чем чёрно-белые, попадают в ремонт, потому что масляные краски привлекают мух. Хотя заметьте, я не сказал вслух, что у мух фекальный канал так же реален, как у тех, кто изображён на портретах, и, следовательно, терминальный запрещённый термин висит, якобы, на волоске. Нужно уметь следить за словами, только и всего. Не рассуждаетe ли вы и ваши boyfriends точно так же, как и мы с тобой, когда остаёмся одни зимним вечером и вдвоём жжём лампочку Ильича? – обратился он к дочери, не глядя на своего нового-юного другa.
– Системы радиоперехвата слов, – п.Лен., – не всегда могут интерпретировать с такой же скоростью, как вы слышите всё, или почти всё, своим собственным ухом. Однако, это не связано всего лишь с уровнем канального шума, но связано ещё и с тем, что нельзя быть декомпозитором, оперируя только простыми машинами. Вас обучали теории алгоритмов? – спросил он мальчика, на этот раз прямо и твёрдо, непосредственно наблюдая за его глазными яблоками.
– Вы же знаете, что я закрытый гражданин города сталеваров, – ответил мальчик Naughty, вспоминая. – Только в Царёвокошайске можно купить работы Чёрча и Тьюринга. У нас в колледже вообще никому не нужны сложные машины. А в кратком курсе теории алгоритмов полно отсебятины.
– С другой стороны, я наслышан, что Вас обучали Hebrew…
– Но я пользовался только одной библиотекой, – c.tY. (сказал мальчик Naughty).
– Ха!=-Ха! – с.Лен. – Что ты хочешь, мальчик Naughty, поезжай в свой Израиль!
– Я не знаю, имеет ли мой голос для вас какой-либо вес или нет, – сказала девочка. – Но, батюшка, вы же начали было рассуждать о системах радиоперехвата слов. Вы сами знаете, что мне открыта дорога в Царёвокошайск, но я сижу тут с вами и выслушиваю странный дискурс. Что же вы мечетесь?
Девочка поправила руками свою причёску.
– У каждого автомата для радиоперехвата слов, – сказал мальчик, – есть свой почерк. Перелётные птицы, возможно, пользуются анализаторами полей, которые нам не даны в ощущениях. Но мы можем прочувствовать ситуацию и извлечь в свёрнутом виде на поверхность также и те слова, которые не являются результатами всего лишь ваших дискурсов.
– Ну и что скажет теперь папаша? – весело засмеялась девочка.
– Дело в том, – с.Лен., – что твоё состояние, дочь, не имеет причины.
– Как же так? – с.Д. (спросила девочка). – Противоречие.
– А что думает по этому поводу молодой человек, который, вероятно, не рискнёт показаться смешным в этой ситуации?..
– Моя мама… – начал мальчик.
– Я – тоже педагог! – зло перебил его Ленинградец.


Эпилог

Мальчик Naughty умер в Израиле в 2002 году в конце лета. История его жизни, тем не менее, не представляет коммерческого интереса. Всё же позволю себе на одном печатном листе изложить основные факты. Во-первых, самa его гибель оказалaсь характерной для поселенцев в долине Кармиель. Его расcтреляли в упор в домике, который он снимал в деревне у друзов.
Во-вторых, в последнее время мальчик Naughty, или, как его звали в Израиле, Руль Wills, отправив жену из Израиля назад, в город Сталеваров, решил окончательно посвятить себя интернет-литературе. Он нашёл так называемый схирут в деревне художников, выходцев из Санкт-Петербурга, и пообещал им за небольшие банковские ссуды открыть в коммуне художников маленькое «Кафе Европа», в подражание David Sylvian.
Он надеялся, что его жена, которую он уговорил вернуться в Царёвокошайск, выживет одна, и в будущем он окажется в состоянии предложить ей не только ювелирные изделия с биржы в Эйлате или Кацрине, но и некоторый фрактальный сплайн, let-it-be, Путь. Собственно говоря, ни для кого не секрет, что жена уехала в Царёвокошайск под давлением нужды и Министерства Ишая. Что касается нужды, то первое время в Израиле, супружеская чета жила неплохо и даже открылa незамысловатое собственное дело в Ашдоде – будку мацаля – спасателя-на-водах . В Ашдоде Wills получил материальную поддержку от некого Дова Морриса, израильского араба, имевшего свой туристический бизнес. В частности, известно, что супруги много путешествовали и особенно полюбили Каир и зону археологических раскопок одного мало известного древнего Нубийского храма на территории современной Саудовской Аравии.
Господин R.Wills предлагал университету в Каире услуги either, ассистента кафедры математики и администратора LAN, но его заподозрили в спекуляции галлюциногенами и с позором депортировали в Израиль.
Оставшись с двусмысленными документами на руках и не имея технических навыков ремонта, Wills некоторое время сводил концы с концами, но га Ляхац бе Баляган стали невыносимы после того, как и его жену заставили заниматься тестингом «автобусного мяса» не по её специальности, и не принимая во внимание её отказ подписать форму ришайона, в которой «автобусное мясо» тогда и только тогда было «автобусным мясом», когда форму заполняли по-русски.
Супружеская пара сочла за благо временно расстаться, тем более, что в Царёвокошайске в управлении Конвейером папаша Mighty, судя по слухам, жил в большом коттедже и нуждался в услугах шоколадницы. Несмотря на то, что всю жизнь сын считал отца шарлатаном, в трудную минуту он позвонил по прямому проводу, и батюшка, рыдая, попросил у него прощения за, якобы, детство, разбитое мальчику-и-мальчиком-самим.
Wills был расстрелян из автомата Калашникова активистом Хизбаллы. Все его личные вещи были переданы его жене в Царёвокошайск крупным агентством страхования жизни, которое, тем не менее, из-за «ситуации в стране» не оказалось в состоянии заплатить полную сумму, на которую Wills рассчитывал в случае своей смерти.
Документы Wills всё же были опубликованы в Царёвокошайске, включая и работу «Das Texts», а также в городе Сталеваров в чёрно-белых файлах была произведена правка.
Жена писателя Рула в этой жизни не подлежит более нейрокорpекции, и в настоящее время живёт в Царёвокошайске, и преподаёт зоопсихологию.


© Сергей Земцов, 2015
Дата публикации: 31.07.2015 02:46:11
Просмотров: 2034

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 50 число 32: