Зеркала "Черного дома" 2
Юрий Леж
|
Форма: Роман
Жанр: Фантастика Объём: 15198 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Продолжение романа 9 – …ну, ты осваивайся, закуси, выпей, а я сейчас, надо тут… – непонятно сказал Володька Седов, едва только они с Алексеем миновали пустынный, тихий, как спящий зверь, вестибюль и узкий, коленчатый коридор, будто специально предназначенный для защиты от штурмующих групп. С умом устроившись за очередным резким поворотом и изредка поливая свинцовым дождем короткий отрезок совершенно пустого пространства, можно было в полном одиночестве сдерживать боевой порыв не одного десятка хорошо вооруженных противников. Эту особенность архитектуры «Черного дома» Воронцов отметил про себя сразу же и еще подумал: «К каким же боям здесь готовились уже при строительстве?» Но в просторной, освещенной, будто театральной рампой из углов и откуда-то снизу, комнате стоял легкий шум от разговоров многочисленных и разномастных гостей «Черного дома», и никто из них не думал ни о какой войне. Гости сидел на длинных мягких диванах, расставленных в изобилии вдоль стен, кто-то парами прохаживался на свободном пространстве, разговаривая о чем-то своем, но основная часть народа оккупировала длинный стол, заставленный разнокалиберными бутылками и блюдами с закусками. Все они жадно, будто после долгого поста, дорвавшись, выпивали, чуть менее жадно закусывали и – говорили, говорили, говорили, не прерываясь, не обращая особого внимания на то, слушают их собеседники или нет. Воронцов присел поближе к краю, стараясь быть незаметным, впрочем, и без всякого с его стороны старания, похоже, никто не обратил внимания на появление новых людей ни в комнате, ни за столом. Две совсем молоденькие девчушки неподалеку непрерывно хихикали, отзываясь на плоские, заезженные шутки тройки молодых людей, и то и дело прикладывались к простеньким стеклянным стаканам с каким-то дешевым вином. При более внимательном рассмотрении всё спиртное на столе оказалось не дорогим, простеньким и без всяких претензий на изыски. Спасала только разнокалиберность тары, да еще то, что никому до качества напитков, похоже, не было никакого дела: наливали и пили в охотку, на халяву, лишь бы побольше влезло. Закуска тоже не блистала изысканностью и тонким вкусом: обыкновеннейшая магазинная нарезка полукопченых колбас, совершенно ничем не пахнущего, будто бы пластикового сыра, остатки помидорно-огуречного салата, заправленного растительным маслом, открытые консервные банки со шпротами, сардинами, сосисками и ветчиной, маринованными огурчиками и лечо… и сервировка стола была под стать продуктам: пластиковые, белесые тарелочки двух размеров, тонкостенные простенькие стаканы под любой из напитков, алюминиевые вилки… хорошо хоть посуды и приборов наблюдалось в изобилии. Откровенно не зная, чем же еще заняться, не наблюдать же за говорливыми гостями и пока еще безуспешными попытками мальчиков склеить себе на часок-другой девочек, Алексей придвинул поближе простое пластиковое блюдо с закусками, бутылку водки и только-только успел налить себе полстакана, как его кто-то, не очень-то и вежливо, как-то запанибратски, потыкал пальцем в плечо. Неожиданностью для Алексея это не оказалось, он еще за несколько секунд до этого фамильярного тычка почувствовал за спиной тяжелое сопение, сильный запах нездорового мужского пота вперемешку с каким-то тонким парфюмом и дешевого бренди, который был разлит и расставлен на столе в коньячных бутылках. Чуть повернув голову и прикрывая по привычке подбородок плечом, Алексей увидел стоящего рядом молодого, но уже заплывшего жиром, неопрятного человека, больше похожего на плюшевую игрушку, которой озорные дети протирали пыль под кроватью. Впрочем, одет толстяк был с претензией на некий шик в помятый пиджак грязно-бурого вельвета и узкие, смешные на его толстых ляжках брюки иной, но такой же неблагополучной расцветки. Толстячок невнятно растягивал засаленные губы в ухмылке, изображая не то нарочитую почтительность, не то издевательский смешок. – Господин хороший, гражданин военный, там вас это… просили зайти, чтоб уважить, значит, и в полной мере… Он гримасничал и старался изобразить глупенького и недалекого посыльного, но то ли спьяну, то ли из-за природного отсутствия способностей это у толстяка плохо получалось. Выглядел он клоуном-недоучной, каким-то чудом выпущенным на манеж со своим вовсе не смешным номером. «Что за бред? – подумал, молча подымаясь с места, Воронцов. – На серьезное что-то не похоже. Может, у них тут какая потеха над новичками положена? Все равно, надо бы сходить, от меня не убудет, а время скоротаю…» Тем более, что идти оказалось совсем недалеко, всего-то пересечь трапезную комнату, пройти маленький темный тамбур-коридор, чтобы оказаться… Вначале Алексей решил было, что оказался на съемочной площадке. Очень уж обстановка напоминала киношно-театральную какой-то нарочитостью, постановочностью. Возле самого входа, на маленьком пуфике – и как только уместились – сидели и смачно целовались взасос две девчонки, взлохмаченные, возбужденные, готовые, казалось, вот-вот перейти к более активным действиям, но при этом полностью одетые, кажется, даже застегнутые на все пуговицы. У противоположной стены на низеньком столике перед широкой кушеткой виднелись остатки закуски, полупустые бутылки из-под шампанского, коньяка, какого-то экзотического ликера вперемешку с грязными стаканами, скомканными, использованными салфетками, полудесятком пепельниц с дымящимися в них окурками. По самом краю кушетки, невероятным образом подобрав под себя ноги и разметав свесившиеся до пола волосы, спала мертвым, пьяным сном полуодетая женщина. Чуть поодаль от нее, подпирая спиной стену, в распахнутом мундире и не очень свежей, когда-то белой рубашке под ним, развалился офицер со стаканом в руке. Второй, свободной рукой он обнимал смазливую блондиночку, игриво жмущуюся к его боку и норовящую чмокнуть офицера в щечку. Из одежды на блондинке были черные чулочки и совершенно прозрачная, невесомая шаль, постоянно сползающая с плеч. Завершающим штрихом к потешной картинке «Офицер на отдыхе» был сидящий спиной к вошедшему Алексею, сгорбленный, постоянно вздрагивающий плечами гитарист, извлекающий из своего инструмента нечто заунывно-залихватское, то ли цыганское, то ли – собственного бредового сочинения. Невероятным, фантастическим образом просочившийся мимо Воронцова и ухитрившийся при этом не задеть его толстячок-сопровождающий с глумливой хмельной ухмылкой отвлек офицера от ощупывания худеньких плеч блондинки: – Вот, как говорил… этот самый солдатик и есть… – Этот? где? – пьяно дернул головой офицер, распрямляясь и вглядываясь в полумрак комнаты в невероятной попытке сфокусировать собственный взгляд: – Кто такой? доложить! Наверное, ему не стоило вести себя так откровенно провокаторски. Или же просто вспомнить о запрете употребления спиртных напитков в присутствии нижних чинов, введенном в армии еще до Великой войны. Тогда бы и ответ на хмельное требование «доложить» мог быть совсем другим. – Второй роты шестого отдельного штурмового батальона унтер-офицер Воронцов! – будто зазвенели в табачном дыму слова Алексея, заглушая и гитарные переборы, и хихиканье девицы возле офицера, и смачные поцелуи у дверей, и тяжелое дыхание толстяка. По комнате прокатилась ледяная, отрезвляющая волна. «Кто?.. что?..» – поперхнулся собственными словами офицер, пытая одновременно оттолкнуть от себя девицу, запахнуть мундир и встать на ноги. И, видимо уловив его настроение, как-то резко, на половине аккорда, замокла гитара. Не сразу, но кое-как офицеру удалось приподняться, и теперь, застегивая пуговицы откровенно дрожащими руками, он взволнованно и заискивающе бормотал: – Господин унтер-офицер! Прошу! Не побрезгуйте, выпейте… я тут нарочно, чтоб вам в общем-то зале не сидеть… а у нас и потише, и девчонки вот… готовые… Наконец-то, Алексей разглядел и капитанские, золотистые звездочки на погонах, и штабной аксельбант на новеньком, шитом явно на заказ из отличнейшего сукна, но уже помятом и заляпанном жирными пятнами мундире. Совершенно не ожидая такой панической реакции от капитана, Воронцов попытался сохранить хотя бы внешнее спокойствие и равнодушный вид, а вот у приведшего его толстяка буквально отпала челюсть от удивления. – Отчего ж не выпить? Выпить можно, – сказал Воронцов, сообразив, что никакой это не розыгрыш, а на глазах трезвеющий офицер и в самом деле до истерики, до испачканного исподнего боится унтера-штурмовика. Капитан, вымещая злость за свое потерянное лицо и одновременно стараясь услужить, с силой пхнул кулаком в бок привставшую вслед за ним с кушетки девицу: – Слышала, что господин унтер-офицер желает? Живо! налей и поднеси, как положено… – Не надо, налить и выпить я и сам могу, руки, слава богу, есть, – жестом остановил дернувшуюся было к бутылкам девушку Алексей. – А вот засиживаться здесь не буду. Много в доме еще интересного не видел… В наступившей тишине, перебиваемой сопение толстяка и каким-то едва слышным шебуршанием пары девчонок на пуфике у дверей, Воронцов неторопливо налил полстакана коньяка, выпил небольшими глотками, хотя, честно говоря, смаковать там было нечего, и так же не спеша вышел из комнаты… … – Так вот кого Кульков так напугался-то, – обыкновенным, непророческим голосом сказала Сова, распахнув глазищи на Воронцова. – А ты… как… – удивился Алексей. – Мысли, что ли, читаешь? – Всё проще, – засмеялась Сова, искренне довольная произведенным эффектом. – Обыкновенная наблюдательность и логика. Ты сказал, что штурмовик, и задумался… вспомнил что-то. А я вспомнила, как психовал Кульков… … – Броня, ты додик, ты самый додистый из всех додиков в этом городе! – шипел капитан, изредка схватывая толстяка за лацканы пиджака и тут же, спохватившись, отпуская. – Ты что сделал? Ты понимаешь, кому ты меня подставил? Ты моей смерти желаешь? Или своей? Лютой и мучительной? – Саня, ты чего, Саня, – перепугано уговаривал его толстяк, совершенно не ожидавший такой реакции от старинного приятеля. – Сам же сказал, мол, приведи кого, покуражиться тебе захотелось… а тут этот… унтер. Я что-то у вас, в войсках, не понимаю? Унтер старше тебя по чину или он – незаконный сын нашего патриарха? – Кретин, идиот, додик, – схватился за голову Кульков. – Ты так и не понял? Это же штурмовик… – Ты можешь сказать нормально? – чуток придя в себя, уже слегка возмутился толстяк Броня. – А то всё додик, да додик… сам-то кто? расстилался тут перед этим унтером, как перед фельдмаршалом на параде… – Как тебе нормально сказать, если ты элементарных вещей не понимаешь? – тоже начал отходить капитан. – Даже на петлицы не глянул, прежде чем сюда его тащить… – Очень я понимаю в этих ваших рюшечках, бантиках и крестиках, – презрительно фыркнул Броня. – Я – человек штатский, мне все равно, что генерал, что ефрейтор… – А штурмовикам тоже насрать – штатский ты или просто так сюда зашел, погреться, – для успокоения собственных нервов капитан в пару глотков вымахнул стакан коньяка и, не закусывая, продолжил: – Вот не понравился бы этому унтеру ты или я… и всё. – Что – всё? – не понял толстяк. – Что бы он сделал-то? не понимаю… – Если бы повезло – убил сразу. А нет, так на пожизненную инвалидность: кататься в коляске и ходить под себя, – с истерическим смешком пояснил Кульков. – Сколько таких случаев было… служба-то у них – на передовой, нервная, вот и срываются легко, да и убивать привыкли, не то, что мы тут. – Так есть же полиция и этот, как его, трибунал для ваших… – попробовал возразить Броня, прибегая к испытанному средству всех обывателей. – Есть, да не про их честь, – вздохнул Кульков. – Убьет вот такой штурмовик тебя или еще кого, так тут же, в три дня, трибунал свидетелей опросит, его осудит, приговорит… и расстреляют штурмовичка бедного перед строем товарищей, чтоб, значит, другим неповадно было. А потом, через полгодика-год, объявится на побывке не Иван Петров, а уже Петр Иванов. И все у него будет другое: отпечатки пальцев, группа крови, документы. Вот только мать его будет продолжать сыночком называть, а сестра – братцем, а детишки – папочкой… А полиция и жандармы будут только в лицо ухмыляться и говорить: «Нет никаких оснований. Совсем другой человек. А что так его называют – это какое-то помутнение в головах у родственников…» – И за что ж им такие вот привилегии? – гулко икнув, спросил толстяк, наконец-то сообразивший, какую беду едва на самого себя не накликал. – А вот этого тебе, додик Броня, знать пока еще не положено, – обретая исчезнувший на время нервной встряски постоянно присущий ему апломб, самодовольно заявил капитан. – Да и собственными силами со штурмовиками разбираться я бы и врагам не посоветовал… Досконально про один случай знаю, ну, то есть, достоверно. Слышал, небось, что было с семейкой Адамовых? – Еще бы, – кивнул Броня. – Вырезали их всех… грудных младенцев не пощадили и самых дальних, седьмая вода на киселе, родичей в других городах… жуть, короче… так это – они? – Т-с-с… – нарочито приложил палец к губам капитан и улыбнулся самодовольной улыбкой знающего важную тайну маленького человечка. – А вот, чтобы и дальше тебе жить спокойно и весело, найди возможность, тихонечко подложи в карман этому штурмовику денег, да не меньше двух сотен, и так сделай, чтоб он не заметил… – Унтеру – и две сотни? – засомневался жадный от природы Броня. – Не жирно ли? – Нет, ты как был, так и останешься додиком, – покачал головой капитан. – Штурмовика не купишь, но вот две сотни обнаружив, он их примет, как твое извинение за недоразумение, понимаешь? – Ну, если только так… – все еще жадничая, протянул толстяк. – Я тогда кого из девчонок приспособлю, они половчее, да и незаметнее будет… – Приспосабливай кого хочешь, но чтоб через пару часов деньги у штурмовика в кармане были, – жестко отозвался капитан. – Платить надо за свою глупость… и невнимательность тоже. Расстроенный предстоящей потерей денег толстяк шумно засопел… … – А почему ж он – Броня? Бронислав, что ли? Что-то ничего славянского у него в лице не было, – поинтересовался Воронцов. – Да какой он Бронислав, – весело засмеялась, вступая в разговор рыжая репортерша. – Бронштейн это. Фамилия в городе известная, он третий сынок, вокруг ювелирки крутится, но – так, по мелочи в основном… Видимо, пересказ событий Совой был настолько ярким, что признать действующих лиц не составляло труда, тем более, репортерше, обязанной по профессии быть в курсе многих и многих дел и знать всяких людей в городе. – Вот только ты отвлекся, штурмовик, – напомнила Алексею о своей просьбе Нина, легко перехватившая чужой жаргон. – Или – Ворон? Как тебя лучше называть? – Ворон – это позывной, – отозвался Воронцов. – Зови так, я привык. А что ты там хотела-то узнать? – Про знакомство твое с жандармским подполковником Голицыным… – «Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж...», – продекламировал Алексей, все еще надеясь перевести в шутку настырные расспросы репортерши. – Да ладно тебе, – картинно возмутилась девушка. – В твоей образованности никто не сомневается, лучше давай по существу… – Ну, по существу… это история давняя, – чуток замялся Алексей. – Да и не был он тогда подполковником, майором еще был Князь… – А это что – тоже позывной, как у тебя? Или по титулу его величаешь? – переспросила любознательная репортерша. – А тут – совпадение, – улыбнулся Воронцов. – Позывного с титулом… © Юрий Леж, 2011 Дата публикации: 20.05.2011 13:06:32 Просмотров: 2344 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|