Вторая жизнь для Малышки (сказка для взрослых детей)

Мария Пригожина

Форма: Рассказ
Жанр: Фэнтэзи
Объём: 33526 знаков с пробелами
Раздел: "За чертой "

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Мария Пригожина

Вторая жизнь для Малышки
(сказка для взрослых)

1
Как только из спальни хозяев перестали доноситься крики, маленькая тряпичная кукла Катя, которую все называли Упрямой Милой, потянулась, сбросила одеяло и села. Сломанная кроватка скрипнула, перекосилась, но устояла. Взгляд миндалевидных глаз с длинными густыми ресницами уныло проскользнул по комнате, залитой светом уличного фонаря, и задержался на давно примелькавшейся картине. Она висела на стене напротив, и бесконечные горные хребты, тускло-серые и тёмно-коричневые, почти слились с незамысловатым рисунком старых засаленных обоев. Но что-то там, вдали, окутанное лазурной дымкой, притягивало, заставляя снова и снова всматриваться в вершины мрачных скал, чудесным образом преображённые таинственным свечением и словно напоённые какой-то неземной, фантастической сущностью. Сказочно красивые, сияющие, они будто явились из другого, волшебного мира.
Наверное, к тем ярким гребням, прикрытым снежными шапками, так самозабвенно стремился, но никогда их не достигал одинокий Нарисованный Альпинист. Нарочито быстро размахивая ледорубом, он обернулся и подмигнул старой знакомой:
— Доброй ночи, красотка! Люди умаялись скандалить, можно и нам поболтать, не правда ли?
— Ох, и долго они сегодня разбирались! — вместо ответа посетовала Упрямая Мила. — Я уж думала, придётся пролежать всю ночь без движения.
— А вы могли бы и раньше встать, — раздался надменный скрипучий голос с нижней полки серванта. — Хозяева всё равно ничего не замечают, когда бранятся. И что за народ нынче пошёл! То ли дело в былые времена. Помню, как вокруг меня хлопотали знаменитые виноделы…
Ворчала толстая Хрустальная Ваза. Её нудное бормотание давно уже никто не слушал, потому что она всегда говорила только о себе.
— Да всем известно, какая вы были красивая и неповторимая! — Упрямая Мила наизусть знала историю сварливой вазы и довольно похоже передразнила её надрывное скрежетание. — И что вас для королевских подвалов готовили, и на руках носили, и боготворили, и всё прочее…
Покрытый слоем пыли Высокий Графин, который подрёмывал на столе, сердито просипел:
— Опять ругаетесь. Сами хуже хозяев!
— Правильно, не надо ссориться, — вступило в разговор Глиняное Блюдо, забытое на подоконнике вместе с половинкой печенья. — У нас и так до утра мало времени осталось. Давайте-ка, лучше о чём-нибудь интересном поговорим.
— О чём? Всё обговорено, одно и то же каждую ночь! — Упрямая Мила с надеждой взглянула на Пивную Кружку, сверкавшую серебряным ободком на почётной центральной полке серванта: — Вы самая из нас осведомлённая, новости всякие узнаёте…
— Уж эти приближённые к высшим сферам особы! — презрительно фыркнула Хрустальная Ваза. — Кто только сегодня не попадает в фавориты!
— А вы не мешайтесь, — отмахнулась от неё кукла. — У меня вопрос есть. Когда маленькая хозяйка заболела, сюда разные люди приходили. И как-то раз, помните, страшная старуха заявилась? Карты раскладывала, шептала чего-то, о второй жизни говорила. Тогда её причитания меня насмешили, но теперь я часто их вспоминаю и не могу понять, неужели такое возможно?
Беседа неожиданно прервалась. Большой пушистый хозяйский кот с грозным именем Везувий неслышно вошёл в гостиную и потёрся об угол платяного шкафа. Затем он вскочил на подоконник, ухватил зубами половинку печенья, но не съел, а бросил в картонную коробку со старыми игрушками, сваленными в полном беспорядке, куда и сам тут же спрыгнул, доломав уже искорёженную ранее кукольную кроватку.
Везувий, как обычно, походил по мягкой деревянно-тряпичной груде, похрустев остатками игрушечной мебели, которая лопалась под его массивными лапами, словно яичная скорлупа, и обнюхал Упрямую Милу. В который уж раз убедившись, что кукла несъедобна, кот нехотя отправился на кухню.

2
Когда мохнатый хвост Везувия скрылся за дверью, Упрямая Мила облегчённо вздохнула.
— Противный! — сказала она шёпотом с искренней неприязнью, стряхивая с лица крошки печенья. — Не нравится мне это животное.
— А по-моему, очень милый котик, — злорадно усмехнулась Хрустальная Ваза. — Впрочем, у вас с ним взаимная неприязнь, ему тоже куклы не нравятся. Сломал кроватку, ах-ах! Где же вы теперь спать будете? Хотя зачем? Всё равно не умеете, а полежать можно и на полу.
— Зря вредничаете. Везувий куда-то уходил тогда… в тот день. И вернулся, когда уж всё кончилось. Наверняка он тут замешан.
— Конечно, замешан, — поддержало Упрямую Милу Глиняное Блюдо, лишившееся печенья. — У него и морда-то бандитская!
Кота не любил никто, и комнатные вещи принялись наперебой вспоминать все его якобы безобидные проказы, всё более убеждаясь в причастности Везувия к драме, разыгравшейся в доме несколько лет назад. Особенно старалось Глиняное Блюдо, его трескотня не смолкала ни на минуту.
— Глупости! — хмуро возразил соседям Высокий Графин. — Верите во всякую ерунду. Уходил, уходил! Понимать надо, коты такие вещи чувствуют. Потому и уходил.
— Чувствуют, значит, знают, — не унималась Упрямая Мила, распалённая спором. — А что они знают? А то и знают. Где жизни раздают, вот что. Только как Везувия расспросишь? Злобный котяра!
— Да зачем же у него спрашивать? — вновь вмешалась Хрустальная Ваза, еле дождавшись окончания перепалки. — Спросите лучше у меня. Со мной как раз подобное и случилось. Сначала я была Красивой Бутылью. С очень древним и дорогим вином, между прочим! Когда меня открывал племянник хозяина — никудышный, надо сказать, мальчишка, — он разбил моё изящное горлышко. Ему, конечно, нагоняй устроили, и поделом…
— Вы ближе к делу, пожалуйста! — вставила Упрямая Мила.
— Ох, какая нынче молодёжь нетерпеливая! Я же не просто так болтаю, а рассказываю, какое у меня стекло особенное, с бриллиантовой огранкой, для великосветских приёмов деланное. Хозяева пожалели драгоценные осколки выбрасывать, отдали в мастерскую. Там их склеили, отшлифовали и позолотили. С тех пор называюсь Хрустальной Вазой и живу второй жизнью.
— Ах, снова вы о том же! — разочарованно вздохнула Упрямая Мила, едва дослушав. — Всего-то образ поменяли, я сама его не раз меняла, Малышка любила превращать меня в разных дам. То балериной сделает, то невестой нарядит. А как-то сшила мне широкую юбку и усадила на чайник, но всё это было не второй и не третьей, а одной и той же жизнью.
— Однако позвольте! — воскликнул Нарисованный Альпинист. — Когда мне подрисовал усы один очень достойный гость нашего дома, я почувствовал себя настоящим человеком!
Упрямая Мила не выдержала и вспылила:
— Тоже мне, радость! И что с того? Если бы вас стёрли или сожгли и пепел развеяли, а потом вы возродились бы, как птица Феникс, только тогда…
— Какой ужас, голубушка! — возмущённо заскрипела Хрустальная Ваза. — Как же можно возродиться, ежели в пепел? Мне и слушать-то вас неприятно. В порядочных обществах так неприлично не выражаются.
— Простите…
Упрямая Мила и сама уже жалела, что погорячилась, но как им, непонятливым, объяснить? И она снова обратилась к Пивной Кружке:
— Уж вы-то понимаете, о чём речь. Я ведь у вас у первой спрашивала, да Везувий помешал. Нас тут всех забросили, не нужны мы теперь. С вами с одной хозяин советуется.
Кукле никто не возразил, лишь Хрустальная Ваза недовольно насупилась, но и она не произнесла ни слова. Все вещи были согласны с Упрямой Милой — в этом доме нынче не до них.
Пивная Кружка радостно засверкала глянцевыми гранями:
— Ну уж советуется… — почти пропела она. — Скорее, доверяет. Самое сокровенное доверяет, вот. И он мне всё объяснил. Например, что я просто кусок стекла, у меня никакой души нет, а у него, у человека, есть, вот…
Раздался тихий мелодичный звон — маленькие рюмочки, выстроенные в полукруглые ряды на верхней полке серванта, дружно захихикали.
— Не смейтесь, — обиделась Пивная Кружка. — Не может у нас, у вещей, настоящей другой жизни быть. А у человека может. И не две, а целых… Сколько же их там? А, вот, вспомнила, девять! Нет, двенадцать. Или больше… Хозяин сам точно не знает. В общем, сколько-то. Потому что у него, у человека, душа есть, которая из тела в тело переходить умеет. Хозяин мне по секрету сообщил. Он всегда со мной делится тайнами, вот…
— Ну-ну, — подбодрила Пивную Кружку Упрямая Мила. — О чём он ещё говорил?
— А вот о чём. Стоишь, мол, ты здесь, глупая стекляшка, и не знаешь, что я третий раз живу, вот.
— Ах и молодёжь пошла безалаберная! Сами себя не уважают. Если б меня глупой стекляшкой обозвали, я бы больше и слушать-то не стала.
— Не перебивайте! — осекла вазу кукла, которая очень хотела услышать продолжение.
— И хозяин открыл мне страшную тайну, — торжественно произнесла польщённая вниманием Пивная Кружка: — В первой жизни он был жабой, во второй собакой. Сейчас вот человеком родился. В следующий раз, ему гадалка предсказала, будет персидской царевной, потом императором. А дальше пока неизвестно, куда душа перейдёт, тем он и станет, вот...
— Фи, жабой, собакой… Что за жизнь у них, одно несчастье!
— Опять вы прерываете! Интересно ведь узнать.
— Зачем, милочка? Вы не человек, и души у вас нет и быть не может. В крайнем случае, с чайника на кофейник пересядете, и все дела.
— Да откуда вам знать! И Малышка со мной играла, и кот без конца обнюхивает. Потому что я на человека похожа. А вдруг в меня какая-нибудь душа захочет переселиться? Может такое произойти, правда? — Упрямая Мила снова с надеждой повернулась к Пивной Кружке.
— Может… Душа перейдёт в ваше тело, а вы… то есть ваша… то есть, если бы у вас была душа, вы могли бы обменяться с кем-нибудь телами или… уступить своё, но оно должно годиться… ну, в общем, подходить. А у кого души нет, значит, его тело для неё не подойдёт. Вот!
Пивную Кружку переполняло чувство гордости. Её никогда так внимательно не выслушивали, наоборот, почти всегда ей самой приходилось это делать. Довольная тем, что сумела повторить путаные фразы хозяина, она закружилась от радости.
— Не разбейтесь, любезная! Я и то не позволяю себе эдаких вольностей, а Вас, случись чего, не в мастерскую понесут, а на помойку.
Высокий Графин, который при обсуждении хозяйских откровений только возмущённо сопел, счёл нужным вмешаться:
— Послушайте меня, старика. Ничего хорошего в том нет. Не нужна нам вторая жизнь. И душа никому из нас не нужна.
— Ой, да ладно. Вечно вы со своими нравоучениями! Чем плохо душу иметь? — на Упрямую Милу так подействовал рассказ Пивной Кружки, что ей и самой хотелось пуститься в пляс. — О, если бы у меня душа вдруг появилась! Я бы новую жизнь начала. Ведь днями напролёт на стену гляжу. Скучно. А когда хозяева ругаются, ещё грустней становится. Только ночью и живу. Раньше Малышка со мной играла. Она одна меня понимала, все мои желания предугадывала, но как уложила в кровать три года назад, так и лежу. Эх, если бы маленькая хозяйка была жива…

3
Никто из вещей не отважился прервать гнетущее безмолвие, наступившее после грустных воспоминаний. И Упрямая Мила, бывшая кукла Катя, тоже молчала, задумавшись. Раз душа хозяина переселялась из тела в тело, то и Малышка так же могла. Почему бы и нет? Она такой выдумщицей была! Например, вздумала стать принцессой или волшебницей и побежала за новым счастьем. Но исполнилась ли её мечта, или там, где раздают жизни, о желаниях и знать не хотят? А если Везувий в тех тайных деяниях замешан, то бедняжке и вовсе ничего не досталось, уж точно! Нет, не просто так уходил в тот день свирепый кот, не просто так…
Как же маленькую хозяйку вернуть? И куда? Наверняка все хорошие тела заняты, а на плохое она ни за что не согласится. Пусть бы тогда в её, в Катино тело переселилась. Оно красивое, Малышке нравилось. Души, правда, нет… Ох, значит, не получится! Как же тогда…
— Как же тогда Малышке вторую жизнь получить? — кукла невольно произнесла последние слова вслух.
Нарисованный Альпинист встрепенулся:
— Кажется, в тех дальних синих горах в глубокой пещере маг живёт. Наверное, он знает как. Сам я его никогда не видел, но слышал о нём. Художник, когда меня рисовал, спрашивал: «Чего молчишь, Молчаливый Маг? Не хитри, старый плут, там ты, там, в лазурной дымке притаился!»
— Никаких магов не бывает! — хмуро просипел Высокий Графин.
— Даже если они и бывают, — тут же встряла Хрустальная Ваза, — как можно на плоском холсте так спрятаться, чтоб совсем не видно было? Во мне можно, я полая и золочёная, а в картине никак.
Остальные промолчали. И только Упрямая Мила сразу поверила в Молчаливого Мага. На то он и маг, чтоб уметь исчезать, и, если пожелает, где угодно скроется. Не зря же Художник с ним разговаривал, сам рисовал, ему ли не знать! И кукла потребовала от Нарисованного Альпиниста подробностей:
— Художник не рассказывал, где Молчаливый Маг прячется, в какой пещере?
— Ничего конкретного. Сказал только, будто попасть туда можно один раз в жизни, и то, если повезёт, потому что горы в тех местах неприступные. А кто с первого раза не сумеет их преодолеть или вернётся за чем-нибудь, потом уж Молчаливого Мага не найдёт, сколько ни будет стараться.
— И вы его никогда не видели? Ну хоть когда-нибудь, хоть на чуть-чуть он показывался?
— Нет, никогда.
Как ни удивительно, но именно это печальное утверждение окончательно убедило Упрямую Милу. Настоящие маги не станут без нужды показываться. Они всегда в каких-нибудь недосягаемых местах скрываются, чтобы им не мешали магическими делами заниматься.
— Только я в синие горы не полезу, уж увольте, — на всякий случай предупредил Нарисованный Альпинист, заметив мечтательный взгляд Упрямой Милы. — Кому нужно, тот пусть и лезет, а у меня своя задача, на пик серой сопки забраться.
— Да вы, дорогуша, туда сколько лет карабкаетесь, и ни с места не сдвинулись! — Хрустальная Ваза опять не удержалась от реплики. — Смотрю я и поражаюсь, какая у вас участь убогая. То ли дело у меня…
— Ох, пожалуйста, не надо продолжения! — кукла, воодушевлённая новой идеей, не могла и думать о чём-то ещё, а тем более спорить. — Ну кто-нибудь, пожалуйста, вспомните всё, что знаете о магах. Все-все подробности, какие только слышали. Как с ними беседуют, где они живут, куда ходят, что любят. Я тут подумала и решила разыскать Молчаливого Мага. Спрошу у него, как Малышке вторую жизнь получить.
— А что толку, голуба? Он же мол-ча-ли-вый, то есть, не говорит совсем. Как же вы его расспрашивать будете?
Хрустальной Вазе до того понравилось собственное мудрое изречение, что она разразилась громким надрывистым смехом, и витражные дверцы серванта задребезжали от хрипов её склеенного горлышка. Упрямая Мила не обиделась:
— Чем ехидничать, лучше подскажите, как Молчаливого Мага разговорить. Может, ему подарок принести? Я бы свою ленточку отдала… Самую красивую, золотистую. Она красивая, правда?
Упрямая Мила с надеждой смотрела на участников ночной беседы, но никто из них не смог помочь кукле, да и не воспринимали домашние вещи всерьёз её дерзкий замысел. Пивная Кружка лишь вежливо покивала, Глиняное Блюдо, которое ничего не поняло, тупо уставилось в потолок, а Высокий Графин демонстративно молчал, не желая участвовать в бредовом обсуждении. Только Хрустальная Ваза пыталась советовать, увы, безрезультатно, так как очень быстро перешла на любимую тему. И потому, кроме сомнительных сведений Нарисованного Альпиниста, больше ничего не удалось прояснить. Да и он пересказывал услышанное не совсем уверенно, ведь известно, что художники частенько фантазировали. Но Упрямая Мила не передумала. Её недаром так прозвали, если уж она что-то замышляла, обязательно выполняла.

4
По серым и коричневым склонам маленькая тряпичная кукла взобралась на самый верх мрачных гор, к их лазурным вершинам. Нарисованный Альпинист остался далеко внизу и с завистью наблюдал за тем, как легко преодолевала она каменные уступы. Бедняга не мог последовать её примеру, потому что Художник напутал со страховочной обвязкой, и несчастный скалолаз оказался подвешенным на петле. Если б не это досадное обстоятельство, он мог бы, как все вещи в доме, путешествовать по ночам. Опасаясь насмешек, несостоявшийся покоритель горных вершин никому не рассказывал о своём бедственном положении и старательно делал вид, будто готовился к восхождению.
А Упрямая Мила вскоре уже любовалась лазурными пиками. Здесь, вблизи, сияющие скалистые хребты казались более красочными и яркими, хоть самого свечения по-прежнему не было видно. Куклу даже испугал их слепящий блеск, но она всё-таки ступила на сверкающий камень.
Тут же всё резко изменилось. Лазурные ступени, то острые, то скользкие, словно не хотели пускать маленькую странницу, ранили и пытались сбросить вниз. Подул сильный ветер, и он тоже мешал. Художник столько всего нагородил, каких только коварных преград ни настроил! Под ногами, плюясь белой пылью, рассыпались меловые сопки, на пологих склонах туманились зыбкие болота, заполненные клеем, а на крутых росли силиконовые деревья, которые нисколько не помогали подниматься, потому что гнулись. Сделав неловкое движение, Упрямая Мила оступилась и чудом удержалась, успев вцепиться в один из обманчивых стволов. Она повисла на нём, размышляя, какой из ближайших камней понадёжнее. В тот же миг — о ужас! — резкий порыв ветра вырвал из ослабевших пальцев золотистую ленточку и унёс в неизвестном направлении.
Кукла очень расстроилась. Что же она подарит Молчаливому Магу, как разговорит его? После потери ленточки, последняя надежда задобрить сурового затворника пропала.
Сыпучие ловушки, клейкие трясины и бесполезные растительные перила вскоре закончились, зато на смену им пришли снежные заносы и ледяные горки, озарённые скрытым сиянием и потому тоже лазурные, но от того не менее опасные. В довершение ко всему начался буран, и колючие снежинки били по лицу. То и дело проваливаясь в снег, тряпичная кукла насквозь промокла и так отяжелела, что каждый шаг давался ей с трудом. Она уже не шла, а ползла, но, невзирая на все несчастья, упрямица лезла и лезла, взбираясь всё выше по красочным уступам. Праздничное платье, надетое в дорогу, давно изодралось в клочья, и острые каменные зубцы безжалостно рвали нежное батистовое тельце. И, хоть куклы не чувствуют боль, Упрямая Мила всё равно страдала. Красивое тело было единственным, что она могла дать Малышке.
Маленькая странница не знала, существовал ли на самом деле Молчаливый Маг и, если да, покажется ли ей, как встретит, захочет ли помочь. А времени оставалось мало. До восхода солнца кукле следовало вернуться и лечь в свою сломанную кроватку. У неё была только ночь. Ночь и зыбкая надежда на помощь непонятно кого.
И она не останавливалась, а карабкалась вверх, сползала и снова забиралась на очередной камень, один за другим.

5
Вдали, из самой высокой вершины тянулась к небу тоненькая струйка чёрного дыма. Наверное, Художник рисовал вулкан, но не закончил. Не успела Упрямая Мила порадоваться, как над горами прокатился глухой гул. Кукла быстро обсохла. Слишком быстро… И снег растаял. С чего бы? Чудеса! Впрочем, неудивительно, здесь, в необыкновенной картине, загадок хватало — и ослепительное сияние лазурных хребтов, и внезапное ненастье, и даже клей в болотах!
Однако новое чудо оказалось гораздо страшнее. Маленькая странница вдруг почувствовала, как красочные ступени под ней закачались. Обхватив руками скользкий камень, она еле удерживалась на нём, а кто-то невидимый там, внутри, стучал и стучал, и чудовищные толчки всё сильнее раскачивали сияющие пики. Чёрная струйка быстро росла и вскоре превратилась в огромного многоголового дракона. Вулкан ожил!
Упрямая Мила не знала, что ей делать, куда бежать. Да и как побежишь, когда горы тряслись, дым застилал глаза, а на голову гроздьями сыпались маленькие камешки!
Дракон засвистел и изрыгнул столб огня. И сразу же горячая кроваво-красная лава потекла по горным хребтам. Огненная река, рыча, словно разъярённый зверь, растекалась на тысячи пылающих смертоносных речек, которые вновь сливались в единый гигантский поток, огибая только самые большие каменные глыбы. На одну из них успела забраться Упрямая Мила. Идти было некуда, вокруг полыхало пламя. Чёрный дракон расправил перепончатые крылья и полетел навстречу перепуганной кукле, неся перед собой облако горячего пепла.
«Нет, только не это! — чуть не заплакала несчастная. — Лучше бы чудовище разорвало меня на куски! Если моё лицо обгорит, я разонравлюсь Малышке».
Никак дракон услышал мысли куклы, или она сама от страха прокричала их вслух. Иначе отчего бы ему так развеселиться? Он больше не стучал по камням, не свистел и не ревел свирепо, а безудержно хохотал, хлопая себя крыльями по бокам и брызгаясь слюной. И, вдоволь нахохотавшись, вдруг сник, сгорбился и скрылся в лазурных горах, теперь таких же неприглядных, как мрачные серые.
«Что с ним случилось? — недоумевала кукла. — Ну и прекрасно! Значит, я могу идти дальше».
И она снова двинулась в путь, осторожно перешагивая через обмелевшие огненные ручейки.

6
Впереди забрезжило лазурное сияние. Оно исходило из глубокой расщелины и чуть озаряло высокие скалы.
Приблизившись к краю пропасти, Упрямая Мила замерла от объявшего её ужаса. Там, внизу, ещё струились остатки кроваво-красной лавы, а застывшая серая подобно фантастическому чудовищу простиралась по отвесным стенам, вспыхивая пунцовыми огоньками и дотягиваясь до места, где в нерешительности остановилась маленькая кукла. Бархатистые блики лазурного сияния лились из невидимого, спрятанного в дыму и пепле источника на дальнем обрывистом берегу огненной реки, и в них таилось нечто необъяснимое, что манило, бережно и робко, как будто боялось вспугнуть. Словно кто-то неслышно, но настойчиво звал: «Сюда, сюда…». Только как пройти по раскалённой дорожке?
Удручённо смотрела Упрямая Мила в глубину неприступной расщелины и всё больше убеждалась в бесполезности своего трудного похода. Как же она не позаботилась заранее, не попросила снаряжение у Нарисованного Альпиниста! Возвращаться нельзя, но и перебраться через объятый пламенем овраг невозможно.
Однако сдаваться упрямица не привыкла. Надежда добраться до лазурного сияния, хоть и крохотная, теплилась. Вдруг удастся сбросить вниз один из гигантских валунов и перейти по нему на ту сторону, как по мосту? Кукла не задумывалась о том, каким образом сдвинет она тяжеленную махину. Не получится, придумает что-нибудь ещё, а потом ещё и ещё. А если не успеет до утра, останется здесь навсегда, но не вернётся побеждённой!
И, отринув унылые мысли, Упрямая Мила пошла вдоль берега огненной реки, искать подходящий камень.
Внезапно из-за соседнего хребта выглянула огромная усатая морда с горящими глазами. Зверь, похожий на саблезубого тигра, зарычал, и клыкастая пасть разверзлась над маленькой странницей. Ещё одно чудище?
Казалось, всё кончено, и бедную куклу опять сковал страх, но в следующее же мгновение она узнала усача:
— Везувий, ты?
Кот тоже удивился, присел и по своему обыкновению ничего не ответил, лишь оскалился и цокнул зубами. Однако Упрямую Милу уже не пугал его грозный вид, ведь Везувий никогда прежде не причинял ей никаких неприятностей, разве что кроватку сломал. Правда, и кукла раньше по картинам не ползала.
— Пропусти меня. Пожалуйста.
Кот выгнул спину и зашипел. Нахальная мышка, так бесцеремонно взбиравшаяся по старой картине, оказалась той же несъедобной матерчатой игрушкой. Досадно… И всё равно она его раздражала, никто не смел елозить по стенам! И острые клыки вновь нависли над несчастной куклой.
— Прекрати сейчас же! Я знаю, ты лишил Малышку жизни!
От неожиданности Везувий отскочил в сторону и призадумался. Видно было, что мысль ему понравилась.
— Может, и я… — промяукал он неуверенно. — Нечего было за хвост дергать.
— Неправда! Маленькая хозяйка никогда так не поступала!
— Положим, и нет, но могла бы.
Везувий уселся на лазурном камне, зло ухмыляясь. Глаза его сверкали, и в их стеклянной глубине отражалась обида на весь мир.
— Пока девчонки не было, — снова заговорил он, — хозяева меня любили, а когда она появилась, даже замечать перестали. Бросят корм в миску и всё. Ни почесать, ни приласкать, сколько ни мурлычь. Скверно жилось!
— И что, добился хорошего? Разве теперь тебе лучше? Они без конца ругаются, и никто им не нужен. Да и ничего на свете не нужно.
— Пусть, но тебя я не пущу туда, куда ты идёшь. Лучше от того не будет, а хуже может.
С этими словами кот прыгнул на Упрямую Милу. К сожалению, спрятаться было негде, оставалось лишь бежать вниз. Кукла помнила, что этого ни в коем случае делать нельзя и попыталась укрыться за лазурными выступами, но истёртые ноги слушались плохо. Везувий же с поразительной лёгкостью скакал по скользким камням, пытаясь поймать беглянку когтистыми лапами.

7
— Да перестань же, перестань, — запыхаясь, с трудом повторяла Упрямая Мила.
Они с котом уже несколько минут бегали вокруг круглого синего валуна то в одну, то в другую сторону. Везувию, похоже, тоже надоело пустое занятие:
— Хорошо, так и быть, — согласился он, — иди себе, если хочешь. Начхать мне на тебя и на твою затею, потому что не добьёшься ты ничего.
— Ты смог, значит, и у меня получится.
— У тебя не получится.
— Почему?
Везувий, не ответив, зачем-то принялся точить свои и без того острые когти, да так усердно, что из синего камня посыпались искры. Сверкая и шипя, они падали в пропасть. И Упрямой Миле вдруг стало ясно, почему её противник замолчал. И у него не получилось…
Кот злобно сверлил глазами маленькую тряпичную куклу:
— Сообразила, да? Правильно, пытался я это сделать, очень хотел, но не смог. Мне действительно кое-что известно, о чём твоя смазливая головёнка, набитая ватными шариками, не догадывается. Только моих знаний и сил не хватило. И всё равно, как надо, вышло, хоть и не моя тут заслуга, но ты о том никому не расскажешь, потому что сейчас я брошу тебя в огненную реку!
Везувий, разъярённый мыслью о том, что ничтожная игрушечная девчонка разгадала его тайну, снова и снова бросался в атаку. Наконец ему удалось ухватить добычу зубами, и он поднял её над расщелиной, на дне которой, остервенело урча, всё ещё текла лава. Упрямой Миле стало так страшно, что она даже не вскрикнула, а просто застыла от ужаса, глядя в зияющий красный ад. И вдруг заметила в отвесной стене ущелья окошко, из которого струилось лазурное сияние, к которому кукла так долго стремилась.
«Надо же! — думала несчастная, вися над огненной пропастью. — Почти дойдя до цели и увидев её, я превращусь в горстку пепла и никогда уже не смогу помочь Малышке…».
Не отрывая глаз от чудесного сияния, Упрямая Мила ощущала лишь отчаяние и безысходность. Всё напрасно, горы действительно оказались неприступными. Надежда растаяла, будто канула в бесстрастную пылающую глубину расщелины. И тут из озарённого лазурным светом окна послышалось очень тихое и лёгкое, как дуновение ветерка, волшебное «кыш».
Везувий задрожал от страха, выронил куклу и сразу же исчез. Куда убежал злобный кот, Упрямая Мила не видела, потому что полетела вниз, но почему-то не быстро, а медленно, словно превратилась в пушинку, которую подхватил и качал ветер. Бедняжка и была почти таковой — её истерзанное тряпичное тельце, из которого торчали клочки ваты, представляло жалкое зрелище.
Из окошка в скале высунулась чья-то рука и поймала маленькую куклу. И Упрямая Мила улыбнулась, догадавшись, что нашла Молчаливого Мага. Или он её нашёл.

8
— Ленточка… — только и смогла промямлить странница, едва ступив на каменный пол пещеры, скупо освещённой по-прежнему невидимым лазурным светильником, и сразу же расплакалась.
Кукла вдруг осознала, как близка была к той неведомой черте, которую люди называли смертью. Но плакала Упрямая Мила не от страха. Просто она очутилась возле большого старинного зеркала и в приглушённом свете таинственного свечения увидела, какое у неё некрасивое, ободранное и обгоревшее тело.
— Держи свою ленточку, не реви! — старик в цветастом атласном халате протянул своей неожиданной гостье утерянное украшение.
— Я… её… вам… — всхлипывая, еле выговорила она, с удивлением глядя на хозяина пещерной каморки, в которую так неожиданно попала.
Кукла замолчала в растерянности, не зная, что ещё сказать. Тот, к кому она шла, не должен был говорить, но почему-то говорил. А ещё раньше произнёс это необыкновенное слово «кыш», прогнавшее взбешённого кота.
«Наверное, я попала к какому-то другому магу, — подумала Упрямая Мила. — Хотя, к какому же другому? Других здесь не должно быть!»
Нарисованный Альпинист упоминал только об одном, о молчаливом. К нему и Художник обращался. Да и вряд ли в картине прятались два мага. Или хозяин полутёмной пещеры и не маг вовсе? Как же тогда ему удалось найти ленточку, унесённую ураганом? И волшебные слова он знал. «Кыш», например.
И впрямь, высокий и грубоватый, совсем «не волшебный» старец, угрюмо смотревший на нежданную гостью из-под сдвинутых бровей, казался чужим в лазурных горах. У него и бороды-то не было, и в своём потёртом домашнем халате, с шаркающими тапочками и с испещрённым морщинами лицом он больше походил на обычного человека, явившегося вовсе не из сказочного, а из реального мира. Художнику, конечно, виднее. Наверняка он встречался с магами и знал, как они выглядели. Впрочем, вздорный старик мог и сам забраться в картину и спрятаться в расщелине. Может быть, потому он и не желал ни с кем общаться. Но почему-то заговорил.
И ещё этот странный, очень странный маг какими-то неуловимыми чёрточками напоминал смешливого дракона и даже на злобного Везувия тоже был чем-то похож.
Хоть кукла и сомневалась, с кем беседовала, она поняла: неприветливому пещерному жителю не нужна её жалкая ленточка, даже и золотистая. Так что же ему нужно? Эх, если б знать! Упрямая Мила раздобыла бы чудесную вещь, чего бы ей это ни стоило. Может статься, сердитый затворник пошлёт её куда-нибудь очень далеко. Неважно, пускай только скажет, куда идти и что принести.
Молчаливый Маг — а это был точно он, — вновь заговорил. Его голос неожиданно потеплел, и в нём послышались новые, нежные нотки:
— Если бы ты не была куклой, я подумал бы, что у тебя есть душа. А может быть, она у тебя и есть…
— У игрушек не бывает…
Преобразившийся Молчаливый Маг сел на стул и пристроил Упрямую Милу на своём колене. И тут, вблизи, она увидела, какие у него печальные глаза.
— Верно, — согласился подобревший вдруг старец, и улыбка осветила его морщинистое лицо. — Может, и не бывает. Так принято считать, но никто не знает наверняка.
— Даже вы? — удивилась Упрямая Мила и тут же радостно засмеялась. — Значит, Малышке подойдёт моё тело?
Молчаливый Маг вздохнул и опять замолчал, глядя на маленькую тряпичную куклу. Долго он на неё смотрел, разодранную, но счастливую, и смотрел с таким нескрываемым изумлением, словно только сейчас понял, что она говорила правду.
А потом назвал её по имени:
— Скажи мне, Катя, после всего того, что с тобой случилось в горах, ты действительно так просто, не требуя ничего взамен, согласилась бы отдать свою жизнь Малышке и уйти в небытие?
— Конечно! — Упрямая Мила ответила, не задумавшись ни на минуту. — Ведь ей нужнее. А мне… Мне всё равно без неё делать нечего. Давайте же, меняйте нас скорей!
— Да кто ж тебе сказал, что такое возможно?
— Ну как же! Человек живёт двенадцать раз. Или больше… Мой хозяин говорил, и ещё…
Кто же ещё говорил? Пивная Кружка, но она от хозяина и узнала. Везувий? Нет, и он о другом. А больше вроде и никто…
— Вот видишь? Есть ли, нет, может душа из тела в тело переходить или не дано ей такого умения, неведомо сие нам.
— Значит… я зря к вам шла?
Молчаливый Маг снова улыбнулся:
— Почему зря? Ты пришла, я заговорил. Благодаря тебе, да. Теперь нам обоим известно больше, чем раньше. И мы вместе подумаем, могу ли я тебе помочь.
— И что же такого особенного нам стало известно? — не поняла Катя. — По-моему, наоборот, всё ещё больше запуталось!
Горный житель хитро усмехнулся, и морщинки на его старческом лице весело забегали:
— В самом деле, простых путей нам не дали… Зато их много, глядишь, и отыщем нужный. А для начала, пожалуй, подремонтирую тебя. Платье новое справим, это уже никуда не годится. Ничего, задержишься у меня немного, никто не заметит. Не до того им нынче…
Старик взял иголку с ниткой и принялся зашивать тряпичную куклу.

*
Когда Упрямая Мила вернулась домой, она сразу почувствовала: что-то изменилось. Ремонт, суматоха, беготня, всё вверх дном.
— Что случилось? — спросила кукла у Пивной Кружки. — У вас тут такие перемены…
— Если б я знала! Видишь, под батареей пылюсь. Хозяин меня совсем забросил.
— Да ребёнка они ждут, только-то и всего. Тоже мне, событие!
Хрустальная Ваза произносила слова небрежно, но вся так и раздувалась от гордости: наконец-то она осведомлена лучше бывшей хозяйской фаворитки. И не столь важно, что весть принёс Высокий Графин, теперь ежедневно чисто вымытый и заполненный кипячёной водой, зато услышать его тихий сиплый голос можно было только вблизи и при крайнем напряжении, такой шум стоял.
— Дивлюсь я на современный народ! — продолжала Хрустальная Ваза, всё более воодушевляясь. — То ли дело раньше, когда меня носили на руках…
Упрямая Мила, не дослушав, юркнула в свою сломанную кроватку и накрылась одеялом. Счастливая кукла сразу поняла, что Молчаливый Маг помог Малышке. Нарочно сказал, будто не знает, может ли душа переселяться и всё такое, а сам взял да и помог. Наверное, решил ей, Кате, сюрприз сделать. И за что он, хмурый и неласковый, вдруг её полюбил?
А вскоре у хозяев родился сын. О радостном событии вновь сообщил Высокий Графин, который переехал в ванную комнату — в нём разводили отвары трав для купания младенца.
Сын… мальчик… Значит, не захочет играть в куклы. Ну да и ладно, неважно, главное, что душа Малышки переселилась!

© Мария Пригожина, 2009
Дата публикации: 03.08.2009 11:53:31
Просмотров: 2294

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.