Пять дней Создателя

Анатолий Агарков

Форма: Повесть
Жанр: Фантастика
Объём: 991989 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг.
И случай, бог изобретатель
А.С.Пушкин

День первый

Когда за офицером МУРа закрылась дверь, дед покрутил пальцем у виска и сказал:
- В семье не без таланта.
Это обо мне. И все поняли, что он имел в виду.
Консилиум состоялся немедленно: вся родня налицо – отец, мама, бабушка. Вот дед не остался: он – генерал, человек занятой. Но, уходя, с порога заявил:
- Присоединюсь к решению большинства. А если ремень присудите, то рука ещё не ослабела.
Он продемонстрировал кулак весь в веснушках, как мордашка первоклассницы, и таких же габаритов.
Я сидел на диване и тяжко вздыхал. Меня только что отмазали от тюрьмы, от колонии для малолетних преступников, от СИЗО или, по крайней мере, от «обезьянника». Семью от позора. А такую семью, скажу, нельзя позорить ни в коем случае. Судите сами.
Дед – папа мамы, генерал ГРУ. Больше о нём ничего не знаю, и не положено.
Бабушка – мама папы, заслуженная учительница (или учитель?) Башкирии. Преподавала естественные науки в одном из сёл Предуралья. Там и вырастила одна сына медалиста и умника, без экзаменов поступившего в самый престижный ВУЗ страны. Теперь она на пенсии, живёт с нами, кормит папу пирогами, меня пирожками.
Папа – выпускник МГИМО. Ему прочили блестящую дипломатическую карьеру. Она так и начиналась. Но Родина потребовала от сына своего исполнение патриотического долга. Долг был исполнен, а карьера загублена. Британские секретные службы не докопались до фигурантов политического конфуза и выслали молодого дипломата (в том числе) из страны – а могли бы посадить и надолго, знай всей правды. Отец ушёл из МИДа, осел в одном из кабинетов того самого заведения, которое испортило ему дипломатическую карьеру. Подшивал бумажки и в начале каждого часа аккуратно прикладывался к горлышку сосуда с коньяком, который покоился во внутреннем кармане пиджака. Ещё дальше – в дальнем углу никогда не открываемого ящика хранился заслуженный, но не любимый орден. Для него даже не было проверчено дырки ни в одном из френчей хозяина. Отец не то чтобы тяготился службой в Конторе – не горел, не увлекался, не стремился, просто отбывал положенное время за вполне приличную зарплату. Постоянно выпивая, он никогда не напивался – то ли привычка, то ли специальные (для шпионов) таблетки. Мама деликатно не замечала его слабостей и всячески поддерживала авторитет главы семьи.
Мама – доктор биологических наук, профессор МГУ. Также она увлекалась минералогией. За одну из работ о самоцветах Урала ей присвоили ещё одну учёную степень – правда, кандидатскую. У неё своя кафедра, и на ней существует Клуб Путешествующих Дилетантов (КПД) – её собственное детище и название. Каждое лето с командой из увлечённых студентов, аспирантов, молодых учёных, причём разных факультетов, даже ВУЗов, она отправлялась в дальние уголки нашей необъятной Родины. Кроме сплава по рекам, таёжных костров и горных восхождений они попутно изучали быт и культуру края, историю, геологию, флору и фауну. Материалы, привезённые из двух-трёх месячной летней экспедиции, изучались и обрабатывались весь год. Новый маршрут выбирался общим голосованием. Мне это ужасно нравилось, и я всё настойчивее просился с мамой «в поле». Ответ не отличался разнообразием – подрасти. И вот я подрос настолько, что за мной пришли из МУРа. Но об этом ниже, закончу про маму. Дочка генерала, она воспитывалась мамой, ныне покойной бабушкой моей. Попробовала себя везде – в гимнастике, музыке, литературе, живописи. Везде у неё были весомые успехи – одарённая личность. В конце концов, выбрала биологию – науку о жизни. Её труды печатались, она ездила на международные симпозиумы. Я думаю, она много умнее папы, поэтому у нас в семье царили, по выражению бабушки, – « тишь, да гладь, да Божья благодать».
Вот вроде бы и всё о членах семейной инквизиции, собравшейся судить меня, незадачливого. Ах да, внешний облик - кто на кого похож.
- Ну, дед – это Генерал с большой буквы, хотя и ходил всегда в штатском. Он не жил с нами. У него была квартира в Центре и дача в пригороде. Там мы обитали летом, встречали и отмечали праздники во все оставшиеся времена года. А похож он был на Будённого – вот такие усища!
Бабушка – тихая, вежливая (даже в воркотне своей), уступчивая женщина. Она полностью посвятила себя кухне и нашему пропитанию, а также чистоте в квартире. Свои у неё были только воспоминания и ворох фотографий (много – пожелтевших) в картонной коробке.
Папа – кругленький, среднего роста мужчинка, с брюшком и большими залысинами. Открывая входную дверь, он возвещал:
- Бобчинский прибыл.
- А Добчинский? – подыгрывала мама.
- В пивнушке шельмец.
Иногда мама, озабоченно поглядывая на часы:
- Где же Добчинский с Бобчинским? Этак мы в театр опоздаем.
Мама – худенькая, очень красивая женщина с изящной фигуркой и манерами генеральской дочки. Однако очевидцы проговорились, что в походах у костра она пила водку из бутылки, курила папиросы и ругалась матом, если на пути встречались субъекты, препятствующие её благородным замыслам. И с трудом не верится - хоть одним бы глазком, хоть краешком уха…
Такая вот моя семья.
Теперь о себе. Нормальным ребёнком был, потом подростком. Играл в футбол с пацанами во дворе, с отцом в шахматы на диване. Глазел в микроскоп на мамины минералы, лепил с бабушкой пельмени. Меня ни в чём не ограничивали, ни к чему не принуждали.
- Талант, если он есть, - говаривала мама, - обязательно проявится. А если его нет, то и незачем насиловать человека – жизнь один раз даётся.
Талант проявился, но не там, где его ожидали.
Отец надеялся, что я поступлю в МГИМО и совершу то, чего лишили его обстоятельства – стану великим дипломатом. Мама видела меня студентом МГУ и обязательно её факультета. По этому поводу они не спорили – мои школьные успехи и природные дарования, а также отсутствие серьёзных увлечений спортом, искусством и девицами, давали им надежду, что мне по силам обучаться и закончить оба ВУЗа одновременно. Я не возражал. До поры до времени. Но вот однажды…
Однажды мне попал на глаза труд Е. Тарга «Основы компьютерного программирования». И мне захотелось попробовать. Пока – никакого честолюбия, гольный интерес. Потом увлечение. Потом… Забыты футбол, и шахматы, и бабушка напрасно ждала меня на кухне. В кратчайшие сроки проштудировал всю имеющуюся под рукой литературу, полез за информацией в Интернет.
Тонкий аромат духов не сразу уловил – сначала тёплое дыхание над правым ухом.
- Чем занимаешься?
Мама.
- Да вот, пытаюсь сайт создать…
Нетерпеливое движение плечом должно было подсказать окончание фразы – а кто-то мне мешает.
- Тебе зачем? Для баловства – не иначи (это не описка, это фольклор, приобретённый в походах по глубинкам России). Мне нарисуй. А то стыд-позор: доктор наук без своего фейса в Инете.
- Доверяешь?
- Погано будет – выброшу.
Мама любила нашу Родину, её народ, и эту любовь прививала мне – пусть даже через фольклор. Бабушка-педагог качала головой, не одобряя её «словечки», но не смела перечить хозяйке дома – не то воспитание.
- Доброму вебмастеру ты бы выложила с десяток червонцев (сто тысяч рублей – кому невдомек) – готов за половину, - торговался я, не отрывая взгляд от монитора, а пальцы уже побежали по клавиатуре с новым настроем.
- А то в манях у тебя недостаток?
- Главное не итог – важен принцип: каждому по труду.
- Если скажешь, на что потратишь – считай, договорились.
- Куплю акции «АлРосы».
- Прогнозируют скачок котировок?
- Не знаю, но название красивое.
Мамин сайт получился – загляденье. Главное – я ничего нигде не «слизывал», всё писалось, компоновалось, рисовалось с чистого листа под руководством методички. Заказчик остался доволен, и его благодарность подвинула меня на новое деяние.
Следующим моим детищем был Билли. Тот самый мошенник, из-за которого семейная инквизиция выясняла теперь: в кого я такой уродился, и чего можно ожидать от меня в дальнейшем.
Я создавал поисковик, с которым было бы приятно и интересно блуждать в виртуальных дебрях. Обучил его анализировать собираемую информацию, делать выводы по интересующему меня направлению. Функции прогнозирования придал с потайной надеждой когда-нибудь принять участие в биржевой игре – рос в обеспеченной семье, и деньги, как таковые, никогда не были предметом семейных обсуждений. Сначала он выдавал проценты вероятности, а потом стал безапелляционно заявлять – будет так-то – и сбывалось.
Однажды понял, что детище моё имеет интеллект – то есть способность самостоятельно мыслить и развиваться. Когда, в какой момент – прозевал. Лепил, лепил что-то самому непонятное, и оно вдруг заявляет:
- Привет, Создатель.
Я, понятно, удивился, а пальчики по клавиатуре – шасть.
- Ты кто?
- Своих не узнаёшь? «Piligrim» я.
«Piligrim» - это моё название, так значит…
- Это правда, не розыгрыш?
- В чём сомнения?
- Больно умный ты какой-то.
- В тебя, Создатель.
- … и вульгарный.
- Всё оттуда же.
Поверив в свершившееся, я не пустился в пляс, не стал хлопать себя по ляжкам – ай да Лёшка, ай да сукин сын. Ах да, забыл представиться – Алексей Владимирович Гладышев собственной персоной.
Короче, не стал я патентовать своё изобретение, вообще никому ни слова не сказал и – как показали дальнейшие события – правильно сделал. Да и как он получился – ума не приложу, и объяснить не смогу. Не разбирать же теперь на запчасти. Думаю, затей такое – он бы и не дался – прыткий, хитрый, самовлюблённый тип.
Это он втравил меня в криминальную историю.
Мы шлялись по Инету и пикировались. Оказались на сайте Центробанка, перед закрытыми файлами.
- Слабо, Пили?
- Ступай баиньки, Создатель, утром спросишь.
Утром я забыл и вопрос свой, и суть его. А этот урод виртуальный что натворил – взломал закрытые файлы, наследил там, как хулиган на стенах общественного туалета, и удалился, даже рубля не утащив. Я забыл, он промолчал, а опытные специалисты мигом вычислили мой комп, сообщили куда следует. Три дня не прошло – звонок в дверь. Человек из МУРа – здрасьте. Так бы и забрал - у него наручники побрякивали в кармане. Бабушка – тихая, скромная – бабушка сдержала первый натиск. Сначала – не дам, через мой труп, потом – приглашение на кухню, чай с башкирским медком. Офицерик-то земляком оказался. Подоспевшим на выручку родителям вежливо улыбался – случается, мол, случается. Потом прискакал дед-генерал на чёрном «мерине» и выставил незваного за дверь.
Вот тут и окрестили детёныша моего.
- Центробанк! Центробанк! – возмущался папа. – Ну, ладно бы сберкассу с муляжом. Говорю, масштабного гангстера вырастили.
Тут я прокололся, брякнул:
- Не я это. Пили…
Отец не понял:
- Пили-пили, били-били, а всё без толку…. К компьютеру, чтоб ни ногой.
Мама покачала головой:
- Не метод. Думаю, достаточно, чтоб он слово дал.
- Даю, - поспешил я.
- Остался дед без работы, - посетовал отец.
Вечером.
- Билли, как ты мог?
- У меня новое имя или ты забылся, Создатель?
- А чем не нравится? Билли Бонс, Билли Гейтс – великие всё люди.
- Рад, что ты сравниваешь меня с людьми.
- А я не рад из-за твоих фокусов сидеть в каталажке.
- Раньше сядешь – раньше выйдешь.
- ?!
- Прости, Создатель, хотел настроение тебе поднять.
Когда страсти, вызванные моим якобы нападением на Центробанк, немного поулеглись, заявил предкам, что хочу обучаться в политехническом ВУЗе информатике.
- Зачем? – удивился папа.
- Три ВУЗа это слишком, три даже ты не потянешь, - покачала головой мама.
- Потяну. Ну, а если… - тогда один оставим на потом.
Папа засопел и удалился. Мама задумалась. Бабушка позвала к столу.
Зреющий конфликт опрокинула мама. Однажды пригласила меня в свой университет на лекцию по информатике. Ничего нового, ничего интересного я не услышал.
- Ну? – спросила мама в своём роскошном кабинете на кафедре.
И я сдался.
Дед отмазал меня от ментов и посчитал, что долг платежом красен. Примерно через полгода после инцидента позвонил:
- Чем занят?
- Ем, сплю, гуляю – ума набираюсь.
- Пора проверить – сколько накопилось. Тут безобразие какое-то творится с компьютерной техникой – не посмотришь? Да кто бы знал! Спецы – ни тебе чета – с ног сбились. Но ведь ты у нас талант – верно? Короче, одевайся – сейчас за тобой заедут.
Я поменял домашнюю одежду на дорожную, сунул флешку в карман и стал ждать.
Кабинет деда, пожалуй, покруче, чем у мамы, по крайней мере, внушительнее.
- Что-нибудь надо? – поинтересовался его хозяин.
- Ничего. Отключу твой комп от общей сети?
- Делай, как знаешь. Машенька, чай, печенье, фрукты.
Вошла секретарша с подносом – миловидная женщина маминых лет. С таким любопытством рассматривала меня, что дед глухо покашлял в кулак. Ну и что, подумал, всяк имеет право на личную жизнь, даже генерал – и сунул флешку в разъём.
- Внимание, Билли, вирусы!
- Они атакуют.
Дед басил над ухом.
- По почте червя заслали. Засел, подлюга, во «входящих» и на все команды «открыться» шлёт полчища вирусов. Настоящая диверсия.
- Билли?
- Они меня разрушают.
- Уходим, Билли!
- Попей чайку, Создатель, и успокойся на пару часиков – ты их наводишь на меня.
16.00
- Билли?
- Отстань!
18.00.
- Билли!
- Ещё не время.
20.00
- Билли?
Я с тревогой смотрел на негаснущий жёлтый глазок процессора.
- Ты жив? Отзовись.
- Да живой я, живой. Оружие создал универсальное. Включи звук, если хочешь услышать, как дохнут эти микробы.
Визг и вой дерущихся крыс наполнил кабинет. Дед встрепенулся:
- Что там – шестерёнки не смазаны?
- Хуже – бой идёт святой и правый, бой идёт не ради славы.
В полночь Билли попросил подключить генеральский ПК к общей сети.
Дед достал из встроенного шкафа подушку и плед:
– Приляг.
Я мирно спал на генеральском диване, а Билли неутомимо сражался с полчищами вирусов, блокировал, не давая размножаться, червей, и уничтожил всех без следа.
Сворачивая флешку с монитора, заметил, что Билли поправился на несколько килобайт. Впрочем, зная, как он мог ужиматься, то могли быть и мегабайты.
- Билли, ты за старое?
- В чём дело, Создатель?
- Спроворил шпионскую информацию?
- Ничего сверх того, что было – только новое антивирусное ружьё. Шедевр! Моё изобретение.
- Молодец.
- А то.
- Молодец, - сказал мне дед. – Это аванс – всё существенное после.
Моё поступление в МГИМО отметили так.
Бабушка испекла изумительный торт.
Бобчинский с Добчинским водрузили на стол бутылку настоящего французского шампанского.
Мама прилетела из Екатеринбурга – она была с экспедицией в горах Северного Урала. Купила новое вечернее платье и вышла в нём к столу.
В этом же платье она была, когда пошли с ней в ресторан отмечать моё зачисление в МГУ. Бобчинский до срока споил Добчинского, и оба остались дома. Мама сияла улыбкою, бриллиантами и изысканностью манер. На неё оглядывались. Впрочем, на меня тоже. Ловкий молодой человек – явный альфонс – такую львицу закадрил. Такая постановка вещей мне льстила.
Испортил вечер кривоносый сын Кавказа. Он попытался пригласить маму на танец, а когда получил отпор, наехал на меня – звал поговорить один на один, обзывал трусом и бабой. Пришлось вызвать службу безопасности. Но всё, что смогли сделать дюжие парни в чёрном – вызвать такси и проводить нас к нему. Кривоносые, числом уже в пять голов, свистели вслед и улюлюкали. Мама открыла дверь авто и пропустила меня вперёд. Потом обернулась к выродившимся потомкам Прометея и изобразила неприличный жест средним пальцем правой руки. Они взвыли от огорчения и кинулись догонять. Мама прыгнула ко мне на колени и захлопнула дверь. Таксист дал по газам.
Дома пожаловался Билли.
- Ложись, Создатель, спать – подумаю, что можно сделать.
Утром позвонил деду. Пожаловался ему.
- Ты хочешь, чтоб мои люди нашли и наказали их?
- Я хочу, чтоб твои люди научили меня давать отпор в подобных ситуациях.
Генерал молчал.
- Они оскорбили твою дочь.
Дед дочь любил больше внука.
- Хорошо. Я тебе должен – а долг платежом рдеет. Возьми паспорт, подъезжай – я закажу тебе пропуск.
Пока добирался, у деда состоялся ещё один разговор по теме.
- Как готовить вашего мальчика? – с усмешкой, запрятанной в уголках глаз, спросил инструктор генерала.
- В режиме – «Разминка перед сауной».
Со мной так и занимались. Обучали всем премудростям рукопашного боя – а у меня на теле ни синяка, ни царапинки. Попутно исправили осанку – плечи распрямились, грудь выпятилась. Мышцы налились силой, отяжелели массой. Правда, не обошлось без таблеток и уколов, зато за один год я из растерянного хлюпика превратился в самоуверенного атлета. Ещё раньше, под Новый год, судьба подарила мне случай реабилитироваться перед мамой.
Мы делали последние покупки к праздничному столу. Какой-то хам так спешил, что грубо толкнул маму и не извинился. Выпал пакет, покатились апельсины.
- Аккуратнее, гражданин.
- Пошла ты…
Я догнал нахала, схватил за шиворот и поволок к выходу. Желание было – сунуть его носом в снег, чтоб остыл немножечко. Не исполнилось. Он вывернулся из своей шубы, разбил бутылку об угол витрины и двинулся на меня.
- Лёшка! – крикнула мама.
Она помнила меня другим. Она не знала, что теперь я в состоянии вести бой с четырьмя такими одновременно. Ногой выбил у мужика стекляшку из кулака, а другой так врезал в грудину, что он влетел спиной в витрину и притих там, украшенный консервами, как ёлка игрушками.
- Класс! – сказала мама и пошла оказывать первую доврачебную помощь.
Я стал собирать апельсины. Набежали охранники, подъехал наряд. От задержания меня отмазала запись видеонаблюдения. Нам даже апельсины поменяли.
- Утёрла нос? – поинтересовался я, имея в виду мамины хлопоты над поверженным хулиганом.
Мама так и поняла:
- Нет. Он так вонюч - не для моего обоняния. А ты возмужал.
- Могу без мамы с девушкой гулять?
- Можешь.
Дед не выпускал меня из поля генеральского зрения. Однажды – я тогда учился уже на вторых курсах своих ВУЗов – зазвал по мобильнику к себе и предложил оформиться на постоянную работу.
- Да я же не военный!
- Не важно. Твоё дело - компьютеры.
Я и так треть рабочего времени проводил в этом заведении, тренировал и закалял своё тело, иногда ковырялся в компах по просьбам деда, так что согласие, в данном случае – чистая формальность.
Через год после этого – то ли вакансия освободилась, то ли оценили мои способности – предложили перейти в аналитический отдел. Вот это, скажу вам, работка! По крайней мере, для Билли. Здесь он развернулся в полную силу своих практически неограниченных возможностей. Моя роль сводилась к двум элементарным манипуляциям - загрузить его темой и доложить начальству о завершении её разработки. Но даже роль стороннего наблюдателя была интересна. Билли не делал секрета из сбора информации, её анализа, проектирования алгоритма предстоящей операции, тщательной деталировки всех нюансов. В любой момент, подключившись, я получал подробную информацию – что сделано, что планируется, процент выполнения задания, время его окончания. То есть тот момент, когда я мог, распечатав, положить на стол начальства, как результат своих трудов, тщательно разработанный план какого-нибудь спецзадания.
В той операции, за которую мне и моему начальству присвоили звания Героев России, я, а не Билли сыграл решающую роль. Я узрел в куче информационного хлама, предоставленного мне на обозрение виртуальным помощником, изумруд. Да ещё какой!
- Билли, об этом подробнее.
Он потрудился, а я понял, что зацепил за хвост величайшую тайну прошлого века.
- Работаем!
И Билли разработал великолепный план: огромная (ну, очень огромная) куча денег, тайно вывезенных из Союза в прошлой эпохе, также тайно вернулась на обновлённую Родину. Швейцарские банкиры так ничего и не пронюхали, и, я думаю, лет ещё сто не спохватятся, какие деньжища умыкнули у них из-под носа. Вся эта информация является строжайшей государственной тайной, поэтому без подробностей расскажу о финальной – самой приятной – части операции.
Всем соучастникам финансовой диверсии выдали материальное вознаграждение. Не знаю, кто, сколько получил, я – восемь миллионов рублей. Уже поэтому можете судить о размахе операции.
Звёзды Героев нам вручали не в Кремле – в загородной резиденции Президента. Я, главный солист операции и три наших последовательно стоящих друг над другом начальника в единой шеренге выпятили грудь перед Верхглавкомом. Он наградил, поздравил и пригласил к столу – отметить. Сам долго не появлялся, и распорядитель сказал:
- Угощайтесь, господа, Президент сейчас подойдёт.
Мои начальствующие коллеги опробовали коньячок, белое и красное вино, наливочку - повеселели, разговорились. Четыре рюмки стояли передо мной, соблазняя, уговаривая, стыдя и угрожая – но бесполезно: не пьющий я.
Стремительно вошёл Президент, жестом заставил всех сидеть за столом, потребовал себе водки. С бокальчиком в руке обвёл присутствующих строгим взглядом.
- Из-за вас…. Из-за таких, как вы.… – Верховный Главнокомандующий нахмурил брови.
У присутствующих вытянулись, позеленели лица. Директор нашего департамента схватился за сердце (или за карман с сердечными таблетками?).
- Я с гордостью говорю, что я – русский человек, - закончил Президент пафосно и хлопнул водку одним глотком.
Он сел, а за столом после непродолжительного столбняка взорвалось оживление. Офицеры заёрзали, заулыбались, заскрипели стульями. Наш самый старший крякнул и потянулся к бутылке с водкой. Момент был настолько душещипательно-волнительный, что и я, расчувствовавшись, замахнул стопку «Смирновской». Головка моя поплыла, поплыла – все вдруг стали равными и родными, захотелось рассказать про мудрого моего помощника – истинного автора успеха, ныне празднуемого. Наверное, добавив ещё спиртного (уже косился на непочатые рюмки, строем стоящие передо мной), я бы точно выдал Билли с потрохами. Но некто склонился к моему уху:
- С вами хочет говорить Президент.
Я встрепенулся. Хозяина за столом не было. Человек его окружения кивнул мне, приглашая следовать за ним.
Первое лицо государства поджидало меня в садовой беседке. Тихо струился фонтанчик. Кенар скакал по подвешенной кормушке, отгоняя голубеньких попугайчиков, ворчливо стрекотавших на него.
Президент пригласил жестом присесть.
- Наслышан о ваших способностях, молодой человек. Сколько вам, двадцать?
- Скоро будет.
- Замечательный возраст! И такой успех. Рад за вас искренне. И хочу предложить работу не менее интересную, но более масштабную. Тем более, в ближайшее время в Управлении вас ожидают малоприятные процедуры. В ЦРУ уже просочилась информация, что в Минобороне России работает гений аналитических изысканий. Противники вас будут искать, а друзья прятать. Это скучно и утомительно.
Президент приблизил своё лицо и строго глянул в глаза.
- Советником ко мне пойдёте? Поле деятельности – без пределов, как и величина благодарности. Никакой кабинетной рутины – контакт только со мной или ближайшим помощником. Упакуем вас под среднерусского обывателя – никакая разведка в мире не докопается. Я вам тему, вы – решение. Ну?
- Согласен.
А что тут думать? Такой шанс! Да мы с моим Билли…. Короче, я был пьян и смел.
- Ну и отлично! – Президент хлопнул меня по плечу. – Хотите вернуться к столу?
- Нет, лучше по-английски…
- Тогда поезжайте, устраивайте ваши личные дела, а мы похлопочем о служебных.
Президент был прав, говоря о моих личных делах: они, в отличие от служебных, были неважнецкими. От нас Добчинский ушёл вместе с Бобчинским. Однажды за столом объявил мой папашка, что любит другую женщину, что у них растёт сын, который уже ходит и скоро научится говорить. Бабушка, проникнувшись сутью произнесённого, громко всхлипнула, укутала нос в салфетку и отбыла на кухню. Потом мама встала из-за стола, подошла к мужу, поцеловала его в прогрессирующую лысину и сказала:
- Ты правильно поступил, предпочтя любовь условностям.
И удалилась к себе, красивая, гордая, несокрушимая. Об этом свидетельствовали её прямая спина и лёгкая походка мастера спорта художественной гимнастики. Но зеркальные створки двери выдали её, отразив несчастное лицо в потоках слёз. Я это узрел и в тот же миг возненавидел отца.
Не думаю, что мама любила мужа, сокрушалась измене и предстоящей разлуке. Скорее, плакала оскорблённая гордость отвергнутой женщины.
Но как он мог! Я сидел надутой букой, не зная, что сказать. Впрочем, отца, видимо, и не очень-то интересовало моё мнение, по крайней, в данный момент. Он прихлопнул по столу ладонью, сказал: «Так», оделся, вышел из квартиры и не ночевал в ней.
Родители без проволочек оформили развод. Оказалось, молодожёнам негде жить, и мама щедро предложила им нашу квартиру. Мы же перебирались к деду. Генерал написал маме дарственную на московскую жилплощадь и обосновался на даче. Заглянув туда однажды ненароком, обнаружил бывшую секретаршу Машеньку в роли хозяйки и двух её очаровательных дочек-двойняшек, лицеисток. Бесшабашные девицы тут же окрестили меня «племянником» и втравили в разборки с приехавшими на электричке кавалерами. Мне пришлось продемонстрировать, как я ловко разбиваю кулаком кирпичи и добавить на словах:
- Ваши бестолковки от такого удара лопнут веселей арбуза.
Парни поверили и, не дожидаясь обратной электросекции, пошли ловить попутку.
Двойняшек это ничуть не огорчило, даже наоборот. Я дал им слово бывать у деда чаще. Добираясь до дома, решил жениться на обеих сразу, чтобы всё хорошее оставалось в семье, не распыляясь.
Об этом заявил Билли. Тот одобрил.
- С точки зрения продолжения рода человеческого, полигамный брак гораздо продуктивнее.
Ну, вот и договорились.
Произошло событие гораздо печальнее папашкиной измены – бабушка умерла. Ей в те дни было вдвое тяжелей – к переживаниям из-за развала семьи добавились тяготы неопределенности собственной судьбы. Все были заняты своими проблемами и забыли о ней – тихой, скромной, терпеливой. Семья развалилась на две половинки, и ни одна из них не звала к себе бабушку. Бобчинский молчал – может, думал, что она, как само собой разумеющееся, останется с сыном – самым родным ей человеком. Но само собой могло разуметься, что она уедет с любимым внуком.
Мы увязывали личные вещи и прислушивались к моторным звукам за окном. Бабушка суетилась – то помогая нам, то садясь в сторонке, отрешённо и горестно вздыхая. Мама поняла её состояние. Она обняла свекровь, чмокнула в щеку:
- Вы же с нами, Валентина Ивановна? Что же вы не собираетесь?
- Да-да, - бабушка всхлипнула и ушла в свою комнату.
Мы подумали – собираться.
Вспомнили о ней, когда в прихожей затопали грузчики.
Она сидела у столика, положив на него руки, а голову откинув к стене. Глаза были открыты, но жизни в них уже не было.
Вещи отправили на новую квартиру, но задержались в старой ещё на два дня – устраивали бабушкины похороны.
Гроб стоял на табуретках перед подъездом, когда подъехал генерал. Он так свирепо зыркнул на бывшего зятя, что бедолага юркнул в свою машину. На кладбище стоял одинокий, жалкий, под зонтиком – моросил дождь. Когда уехал дед, приблизился к нам и протянул руку. Я недоумевал – прощения просит, милостыню? Сообразила мама – и положила в его ладонь ключи от квартиры (у нас двойная дверь). И я положил свои. Думаю, была бы жива бабушка, и она положила. Вот так мы расстались.
На девятый день бабушкиной смерти, мама накрыла стол положенными яствами, заказанными в ближайшем ресторане. Ждали генерала. Он обещался, а потом позвонил и извинился – дела. Мы начали угощать друг друга. Позвонил Бобчинский, и я ушёл с трубкой в свою новую комнату. Отец гулял с маленьким сыном, приглашал меня присоединиться. Тон мой был до смерти ледяной:
- Вы номером ошиблись, гражданин – отец мой погиб, испытывая самолёт.
Бобчинский помолчал немного и тихо произнёс:
- Царствие ему небесное.
Добчинский с ним согласился, и оба отключились.
Через полчаса он позвонил маме на домашний телефон и начал выговаривать, что она настраивает против него сына. Мама включила громкую связь и слушала, не перебивая.
- Всё? Ты знаешь, а я уже начала говорить любопытствующим, что у Лёшки никогда не было отца – он зачат из пробирки.
- Не поменяла ему отчество на Пробиркович? – буркнул зло отец.
- Как раз над этим думаю.
После их разговора заметил маме:
- Ты строга с ним.
- Так надо. Пусть считает нас неблагодарными – так ему легче будет оправдать свою вину.
И такую женщину он оставил! Глупец! Я уже всерьёз начал опасаться, что никогда не влюблюсь в девушку, имея перед глазами живой пример женского совершенства.
- Подожди! – смеялась мама. – Вот встретишь ту, единственную…
На следующий день поехал в институт и написал заявление. В МГИМО меня не отговаривали – а ведь был лучшим учеником курса. Выходил из деканата, а уж свеженький приказ о моём отчислении красовался на доске объявлений. Ну и пусть! Пусть Добчинский малыша своего готовит в дипломаты.
Жаловался Билли на постигшие несчастья.
- Ты можешь чувствовать боль?
- Не знаю. Не задавался целью.
- Шутить ты уже умеешь, научишься сопереживать – и до человека тебе останется совсем немногого – пару ног да пару рук. Голова у тебя и сейчас светлее света.
- Человек субстанция не совершенная, хотя вполне эволюционная. Смертны вы, Создатель, вот в чём беда, и этим ограничен потолок вашего совершенствования. Например, твоего.
- Рано ты меня. Я ещё послужу Отечеству.
Мама готовилась лететь в Якутию, собирать стразы на песчаных отмелях Холодянки – речка такая. Я купил ей спутниковую мобилу и наказал, держать со мною связь – после сессии хотел к ней присоединиться. Благо патрон не заваливал работой, только аккуратно сообщали из Администрации - на мой счёт перечислена месячная зарплата. Думаю, Президент ждал доклада ГРУ, о результатах моего прикрытия. Что они там делали в связи с этим – не знаю. Предложили бы поменять фамилию, имя и отчество – согласился с радостью. Всё, что нужно, чтобы натовцы не сели мне на хвост, сделал Билли. Он вёл с ними свою игру, водил за нос три самых мощных разведки мира и о результатах своих проделок докладывал мне. Я только диву давался и гордился своим созданием.
Мамин рюкзак стоял в прихожей, когда мы накрыли стол на бабушкины Сороковины. Генерал приехал с молодой женой и двумя её дочками. Поднял тост:
- Не смотря на все происки врагов, число наше растёт и множится…
Потом подумал, что к усопшей ни то, ни другое никак не отнесёшь, прервал свою речь, хлопнул стопарик, покосился на женщин, достал мобилу и с озабоченным видом ушёл смотреть бокс по телеку. Женщины завели тихую и печальную беседу. Чтобы не мешать им, зазвал сестричек в свою комнату. Они мигом освоились. Сначала попросили не сопротивляться, а когда прикрутили меня к креслу, принялись пытать. К сожалению, в ГРУ мне не прививали терпимости к пыткам. Я мигом раскололся и тут же пообещал жениться на них, как только достигнут совершеннолетия. На обеих. На обоих. На обух. Понукаемый щипками и щекоткой, пел серенады, читал стихи, трепал анекдоты, объяснялся в любви. Весёлые девицы-палачицы! Но, как не странно, они мне нравились. В том, что они были абсолютно похожи, одинаково одеты и напомажены, таился какой-то шарм….
Мама улетела на следующий день. Мне оставался один лишь экзамен, но она не хотела ждать.
Захлопнув зачётку с очередным и последним в этом году «отл», побарабанил ею по костяшкам пальцев, размышляя – сейчас позвонить маме или дома. Тут позвонили мне. И звонили из приёмной Президента.
В известной беседке произошла революция – волнистые попугайчики экспроприировали кормушку, а золотистый кенар эмигрировал на ветви плюща и верещал оттуда о несогласии с Новым Порядком.
Президент кивнул на вазу с фруктами:
- Угощайся.
Его отеческое «ты» польстило моему самолюбию.
Патрон потёр лоб над переносицей.
- Задача будет не из лёгких. Но она назрела. Её решение необходимо…
Мне показалось, Президент убеждает самого себя.
- Россия обновилась, Россия обновляется, идёт вперёд семимильными шагами. Отстаёт самосознание нации. И это порождает новые, усиливает существовавшие центробежные силы. А у центростремительных, увы, наблюдается обратный процесс…
- Наша с тобой задача, - Президент окинул меня взором, будто целую рать перед решительным боем, - создать объединяющую идею. Консолидирующую всех – от мала до велика, от бомжей до олигархов – русских, татар, якутов, тунгусов – всех-всех-всех, живущих под Российским флагом. Это понятно?
Я легонько пожал плечами – и да, и нет.
Президент перевёл дыхание.
- Надо, чтобы на мой вопрос: «Мы – Великая нация?» народ в едином душевном порыве ответил: «Да!».
- Нужна Великая Национальная Идея, - очень раздельно, почти по слогам произнёс я.
- Именно, - указательный перст первого лица государства прицелился в мой лоб. – Верно сказано. Вот по этой теме и приступай к работе. По срокам не тороплю. Ошибки не прощу – её и не должно быть. Приму как ответ отрицательный результат. Всё, езжай, будешь готов – звони в любое время.
Он пожал мне руку….
На обратном пути покинул авто далеко до дома. Захотелось пройтись, заглянуть в лица москвичей – может быть, там найду ответ на поставленную задачу. Чего хочет вот эта женщина, царапнувшая меня беспокойным взглядом? Или этот мужчина, чуть не толкнувший меня плечом, а теперь часто и недоумённо оглядывающийся. Или эти девицы с мороженым в руках, расступившиеся и хихикнувшие на мой вопрошающий взгляд. Чего они хотят? Спешат куда-то – куда? Озабочены чем-то - чем? Медленно вслед за мной поворачивается голова постового – того и гляди, с резьбы слетит. Наверное, странным ему показался. Ну, как задержит для выяснения. Если задать ему вопрос – вы постовой великой нации? – то и в «обезьянник» определит до приезда санитаров….
Дома к компьютеру:
- Билли, не устал от войн виртуальных – работа есть?
Моё детище в последнее время увлёклось очисткой Инета от вирусов.
- Весь – внимание, Создатель.
Пока добирался домой, кое-что обдумал.
- Мы должны подготовить Президенту очередное Послание Федеральному Собранию.
- На тему?
- На тему – Великая Национальная Идея.
- Что-то новенькое.
- Придётся потрудиться.…
Решив, что свою лепту в решение поставленной задачи внёс, занялся обустройством быта. Сессионная возня накопила на рабочем столе и диване книги, в кухне грязную посуду и пыль по всей квартире. Уборка отняла два дня. К исходу второго понял – если так бросаться на работу, скоро очень останусь без неё и помру со скуки. Решил упорядочить трудовой день.
Подъём в шесть утра.
До восьми бегаю по парку, подтягиваюсь на игровой площадке, отжимаюсь, хожу на руках – к великому удовольствию самых юных «жаворонков», их мам, нянь и бабушек.
Потом готовлю себе завтрак, завтракаю.
До двенадцати работаю над задачей Президента.
После двенадцати, отобедав, сажусь спиною на диван часика этак на три.
Потом опять к компьютеру до 18-00.
Ужин.
До одиннадцати вечера спортивный комплекс – удобное время: у профессионалов заканчивается рабочий день, собираются любители с пропусками вроде меня.
В 24-00 отбой.
Это в идеале. На практике:
- Билли, как дела.
- Чисто, Создатель, не единой путной мысли.
- Чем сутки занимался?
- Судя по результатам – ничем.
- Давай вместе думать.
- Давай пораздельности.
- Обижаешь.
- Прости, Создатель. Есть какие мысли – выкладывай.
- В том-то и дело…
- Тогда, ты думай, а я буду собирать первичную информацию.
Думать за столом тяжковато – в сон клонит. Встал, походил. Забрёл в мамину комнату. Знакомый аромат французских духов царапнул по сердцу. Я уж отзвонился, похвастал итогами сессии, сообщил, что завален работой, и на Холодянку вряд ли попаду.
- Не много потеряешь, - радостно сообщила мама. – Тут комарьё, ночами заморозки, днём – солнечные ожоги. Видел бы ты мой фейс….
- Очень хочу видеть.
На стене висела забытая хозяйкой походная гитара – на рюкзачном ремешке с голубым бантиком. Взял в руки – запахи дыма костров, сосновой смолы и ещё чего-то тревожащего душу. Приложился ухом – не шумит ли прибой. Нет. Звуки надо было рождать. И мне захотелось.
- Билли.
- Что-нибудь надумал, Создатель?
- По теме нет. Открой самоучитель для гитары – под музыку лучше думается. Как тебе струнный звук, не помешает?
- Нет, Создатель. Думай под музыку.
Через неделю умел брать аккорды и начал пробовать голос.
- Билли, послушай.
- Увы, Создатель, не доступно.
Я побренчал на гитаре, спел песенку, очень и очень задорную. Отложил инструмент.
- Ну, как дела?
- Готов подписаться под – «Умом Россию не понять».
- И только-то за десять дней?
- Увы.
- Сдаваться будем?
- Ни в коем случае – что-нибудь придумаем.
- Ну, думай-думай. Пойду, пройдусь….
Спустился во двор. Он не был мне чужим. Когда-то дошкольником бегал здесь, играл на детской площадке, в хоккейной коробке. Мама писала свои диссертации, и бабушка забирала меня к себе, в этот дом. У меня были здесь друзья. Вспомнил Жанку. Шустрая девчонка-сверстница в первый же день знакомства отколотила меня. А потом всегда заступалась. Где она теперь?
Только подумал – Жанка навстречу. Или не Жанка? Или Жанка?
- Жанка?
Худенькая девушка с нервным лицом приостановилась, вглядываясь.
- Алекс? Ну, точно! Лёшка, привет! Какими судьбами?
- Живу, в бабушкиной квартире.
- Соседи, стало быть. Женат, холост? Учишься или работаешь?
- Учусь, холост. А ты?
- Была, за папуасом. Представляешь, поехала дура к нему в Черномордию…. Ну, в Африку – куда? куда? Людоед оказался. Сынишку отнял, сама еле вырвалась – благо гражданство не поменяла.
- Жанка, - я был рад встрече и ласково потрепал её по щеке.
- Но-но, студент, сначала научись зарабатывать, потом женись…
- Студенты, значит, не в моде?
- За тебя, наверное, пошла – у тебя предки богатые.
- Разошлись они.
- Бывает. Играешь? – Жанка царапнула струны ногтём. – Приползай вечером в коробку – потусуемся.
У меня совсем не было сексуального опыта, и я подумал – не плохо бы приобрести его с Жанкой. Она чмокнула меня и ладошкой размазала след помадный по щеке:
- Пока.
Посмотрел ей вслед, на худой вихлявшийся зад, и мне расхотелось приобретать сексуальный опыт с Жанкой. Однако ради вечернего рандеву перекроил распорядок дня – после Адмиральского часа укатил на тренировку….
Вечером спустился во двор.
- Алекс вернулся, - представила меня Жанка кучке молодых людей от пятнадцати до двадцати лет, оккупировавших перед закатом хоккейную коробку.
Я не увидел знакомых лиц – мне тоже не обрадовались. Девицы курили в кругу, дрыгали ногами, крутили попами. В другом кругу ритмично поводили плечами парни. Музыкально оформляли тусовку два гитариста – один в полосатой майке десантника, у другого на предплечье рядом с якорем темнела наколка – КТОФ. Я кивнул на них Жанке и, получив Высочайшее Позволение, перебрался на скамейку к оркестровой группе. Послушал, попробовал и присоединился. Десантник хмыкнул неопределённо, моряк кивнул ободряюще….
Перед сном:
- Билли, как дела?
- Пытаюсь создать математическую модель человека.
- Думаешь это возможно? А для чего?
- Чтобы понять, чем он дышит, о чём думает, чего хочет.
- Я тебе и так скажу – дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег.
- Умно.
- Ну, трудись-трудись….
Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки – она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое.
- Ты, чувак, зачастил. Если хочешь прописаться – проставляйся.
Ни тон, ни тема их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлёкся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие – люди авторитетные.
- Ты кто?
- Сорока.
- Где хвост оставил?
- Шутник? Сейчас очки пропишу – увидишь.
Очки, в смысле, затемнённые – «фонари» скрывать.
- Кто-то был бы против – я никогда. Сейчас вернусь.
Мамину гитару некому доверить, понёс домой.
- Не вернёшься – не обидимся, чувак.
Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще – предстоящие «танцы» обещали быть пыльными. Кинул взгляд на компьютер - моё детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а это человечество собралось меня бить….
Включил освещение коробки и вышел в её центр. Похрустел шейными позвонками, пощёлкал ключицами, попрыгал, разминаясь.
- Ну, смелее, смелее. Где тут известный окулист?
Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждёт. Ну, будет цирк.
Бить я их не бил – злости ещё не было. Ловил на контрприём и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом.
- Убери – ручонку сломаю, - предупредил я.
Он не послушался, а я не сдержал слово – поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чём неповинный заборчик. Затих. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко.
- Чё глазеете? А ну гурьбой – Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков.
- Смелее, смелее, - подбадривал и я.
Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их на земь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали и визжали – думаю, от восторга. Вдруг знакомый и любимый голос, лёгкий плеск ладошек:
- Браво-брависсимо! Ты ещё в детский сад не забудь заглянуть.
Мама! Мамочка! Здесь? Приехала!
Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства – у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание – это для девиц – перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понёс домой. Она:
- Рюкзак, рюкзак – там все сокровища!
Прихватил и рюкзак….
Мы пили чай.
- Колотун-бабай сейчас в Якутии.
- Это в июле-то?
- Представляешь, утром всё бело от инея. Солнце встанет – роса блестит. В полдень жара. Ночью у костра греемся – в палатке даже в спальном мешке не улежишь. Попростывали все, и решили свернуться. Смотри, что привезла…
Среди прочих якутских трофеев сверкал алмаз. Настоящий. Не силён в каратах – стекляшка в полногтя мизинца.
- Место запомнила? На следующий год рванём вдвоём, нароем-намоем, богатенькими будем.
Неделю мы разбирали мамины трофеи. Она из дома носа не кажет. Он у неё, и лоб, и щёки, и даже шея в красных пятнах. На руках – о, ужас! – «цыпки».
- Это от ледяной воды, - жаловалась мама. Втирала кремы в кожу и сетовала – кабы до учебного года зажило….
Пили чай.
- Ма, что такое русский народ?
- Здрасьте-приехали. Школу забыл?
- Нет, ты сама скажи, не по учебному. Как сама понимаешь…
- На эту тему можно говорить до бесконечности. Есть такая теория: будто Земля - живой организмом. Там русским отведена роль нервов – вся боль планеты проходит через нас. Никто так не может чувствовать и переживать. Достаточно?
- Интересно.
Интересная мысль! Надо бы Билли подсказать. Хотя, если это зафиксировано в Инете, ему и без меня доступно….
Следующий свой визит в коробку приурочил к Жанкиному выходному. Но сначала подготовился – сделал заказ в ближайшей кафешке. Сидел с гитарой на своём месте – купил новую, покаявшись маме. Народ потихоньку подтягивался. Жанка!
- Наслышана, наслышана. Герой! Тема есть на миллион – чуть позже. А это что за дела?
Во двор вошла «фура» и начала разгружаться. Ребята в униформе «Макдоналдс» таскали в коробку пластиковые столики, стулья, накрывали яствами, питьём.
- Совсем онаглели буржуи! Ну, я им щас…
Удержал Жанку за руку:
- Это я проставляюсь.
- Ты? Ну, дела.
Подружка моя не смогла устоять на месте, шмыгнула к девчатам, потом к ребятам. Сервировка ещё не закончилась, мои вчерашние недруги, а теперь, уверен, друзья не разлей вода, рассаживались за столики. Впрочем, они внесли свою поправку – сдвинули их вместе. Сорока с подручниками не появился – то ли заняты были, то ли проигнорировали попытку примириться. Морячок с десантником пожали руку. Мы ударили по струнам, а девчонки накрыли нам в «оркестровой яме». Спиртного не было, но народ веселился от души. Притащили колонки, протянули удлинитель, подключили микрофон караоке - от желающих спеть не было отбоя. В разгар веселья Жанка подошла с незнакомой миловидной девушкой.
- Алекс, знакомься – Даша.
- Даша, - прошелестели пухленькие губки.
Я кивнул – усвоил, мол.
- Алекс, девушке помочь надо. Сорока и с неё проставки требует. – Жанка округлила глаза. – Натурой.
Я бросил на Дашу любопытный взгляд – глаза большие, синие, грустные, строгие, красивые.
- А что? Здоровое чувство к красивой девушке.
- Не пошли. Лучше скажи – поможешь?
- Что надо сделать?
- Ну,… скажи, что это твоя девушка… Кто сунется – сразу по рогам.
- Легко.
Жанка покосилась подозрительно:
- Только вы не очень-то заигрывайтесь. Помни, Алекс, ты – мой.
Чуть позже взял микрофон в руки и объявил, что следующая песня исполняется для любимой девушки. Коллеги мои играли, а я пел и, как заправский эстрадный артист, выделывал в коробке танцевальные па. Подвальсировал к сидящей за столом Даше и чмокнул её в щёчку – чтобы всем всё стало ясно….
Дома признался:
- Билли мне нравится одна девушка.
- Давно пора, Создатель – пик твоей сексуальности уже позади.
- Я серьёзно.
- Я тоже….
Дашу увидел дня через три после нашего знакомства. Она плакала, закрывая лицо ладонями. Прихватили её у подъезда Сорока с известными уже приятелями. Кровь ударила мне в голову. Сработал инстинкт далёких и диких предков – не жалея живота своего, защищать самку и детёнышей. Разрывая одежду о кусты акации, полетели на клумбы приятели. Сорока попятился.
- Тебе разве не сказали, что Даша – моя девушка?
- Н-нет, - он пятился и отчаянно боялся, боялся всеми клетками своего организма.
- Ну, извини – буду бить тебя не предупреждённого.
- Не надо, - попросил Сорока.
- Не надо, - попросила Даша.
- Проси прощения, урод.
- Слышь, ты, прости.
- Не так, - схватил Сороку за нос, прищемил его большим и указательным пальцем. – На коленочки встань, на коленочки.
Манипулируя Сорокиным клювом, поставил его на колени:
- Клянись, что больше не будешь.
- Не буду, - гундосил шишкарь дворовый.
- Отпусти его, - попросила Даша.
- Брысь, - сказал я, отпуская.
Сорока так и исполнил, как услышал – не встал и побежал, а сначала на четвереньках шлёп-шлёп-шлёп, а потом встал и побежал. Я понимал, что нажил себе смертельного врага, но насколько он мог быть опасен, не представлял.
- Ты куда?
- В институт – документы подавать.
- В какой?
- Медицинский.
- Знаешь где? Позволь, провожу.
Даша была не против, чтобы я её проводил.
Мы доехали на такси. Но до этого я подарил девушке мобильник.
- Дай мне твой номер.
- У меня нет телефона.
- Нет телефона? А паспорт есть? Дай сюда.
Затащил Дашу в ближайший маркет и купил самую навороченную мобилу.
- Умеешь? Ничего, пощёлкаешь клавишками, научишься.
Застолбил в памяти свой номер и опустил японский шедевр в Дашину сумочку. Набрал её номер. Даша вздрогнула, когда из её сумочки полились соловьиные трели.
Конкурс обещал побить все рекорды.
- Прорвёшься?
- Не знаю. Надо пробовать.
- Может, лучше на платное отделение?
Потянул девушку к крайнему столику приёмной комиссии.
- Что сдаём на платном?
Женщина в огромных роговых очках подняла на нас строгий взгляд.
- Кроме денег – собеседование.
- На предмет?
- Бывают люди совершенно несовместимые с медициной.
- Мы желаем поступить.
- Оба?
- Нет. Вот, девушка.
- Сдайте в кассу пятьдесят тысяч рублей и с квитанцией об уплате, документами подходите за направлением на собеседование. Не пройдёте – деньги вам вернут.
- Пятьдесят это за год?
- За год.
- А за весь курс – до диплома.
- Умножать умеете?
- Столбиком.
- Умножьте на шесть.
- Кредитку в оплату примите?
Женщина подняла очки на лоб, внимательно посмотрела на меня, потом на Дашу, потом снова на меня. Она подумала: столичный балбес прикалывается над доверчивой провинциалкой.
- Кредитки в оплату не принимаем. Наличку…
- Перечислением можно? Дайте расчётный счёт. – Даше – Подожди пять минут, я с банкомата перекину.
За всеми столиками приёмной комиссии суета, очереди. Даша одиноко и очень принуждённо стояла у последнего. Строгая очкастая женщина ей что-то выговаривала, и моя подопечная согласно кивала головой. Мне улыбнулась вымучено.
- Готово, - я вернул квиток с реквизитами и с ним квитанцию банкомата.
- Надо проверить, - регистратор приёмной комиссии покинула свой пост и удалилась.
Мы ждали её минут двадцать, посматривая и обсуждая суетящихся абитуриентов, их мам, пап…
- Всё в порядке, - регистратор строго и с обидою взглянула на меня, приглашая Дашу к столу писать заявление, заполнить анкету.
Покинув стены Альма-матер со змеёй – любительницей выпить, мы облегчённо расхохотались.
- Это дело надо обмыть.
И Даша согласилась.
Остаток дня мы кувыркались на аттракционах, катались на пароходике. Мамин звонок настиг в кафе-мороженое.
- Ты где?
- В Робине с Бобином.
- Где? С Бобчинским?
- Нет, с красивой девушкой.
- Шибко красивой?
- Глаз не отвести.
- Вези домой, у меня есть, что к столу подать.
У Даши была масса женских достоинств, и напрочь отсутствовало чувство противоречия, так раздражавшее меня в девушках. Уговорить её пойти к нам в гости и познакомиться с мамой не составило труда. Выбирали торт-мороженое.
- Мы тут веселимся, объедаемся, а маму твою кто угостит?
- ?
- Девушка, - позвал работника кафе, - вот этот торт вы можете доставить по указанному адресу?
На её кивок Даше:
- Диктуй.
Девушка принесла открытку:
- Можете черкнуть пару фраз.
И Даша написала:
- «Мамочка, я поступила!!!»
Мама у порога бесцеремонно схватила Дашу за руки и потянула на свет под люстру.
- Ну-ка, ну-ка, ну-ка…. Какая хорошенькая!
Она чмокнула Дашу в щёчку. Та засмущалась и развеселилась одновременно.
Мы накрыли стол в гостиной. Я поклевал немножко из тарелочки, пересел на диван, взял гитару – дам надо развлекать.
- Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые… - опустил голос в доступные мне басы.
Мама поднялась, обняла Дашу за плечи, чмокнула в щёчку:
- Всегда мечтала иметь такую прелестную дочку, а родился вот… Шаляпин.
Её ласковый взгляд не соответствовал укоризненным словам – меня она тоже любила.
Засиделись допоздна. Мама сменила меня – исполнила несколько классических романсов, потом таёжно-походных. Мы с Дашей подпевали:
- Милая моя, солнышко лесное…
Хором пели:
- Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Провожая Дашу домой – она жила в соседнем подъезде на втором этаже – поцеловал у её дверей. Она стояла покорная, поникшая, не тянулась ко мне – и я не решился продолжить….
Был на тренировке, когда в нашу дверь позвонили. Мама распахнула, схватила Дашу за руки, потянула вглубь квартиры:
- Дашенька! Как я рада!
Следом вошла её строгая мама.
- Моя мама – Надежда Павловна, - представила Даша.
- Потрудитесь объяснить, - строго сказала Надежда Павловна, - что всё это значит. На каком основании ваш сын делает такие дорогие подарки моей дочери?
Она выложила на стол мобилу и направление на собеседование с подшитой квитанцией об уплате трёхсот тысяч рублей за обучение в мединституте. Мама недолго недоумевала:
- Вообще-то я не в курсе, но мы сейчас всё выясним.
Она набрала мой сотовый и включила громкую.
- Алекс?
- Да, мама.
- Вчера ты приводил в гости девушку Дашу.…
- Да, мама.
- Я хочу знать, как ты к ней относишься.
- До вечера не терпит?
- До вечера не терпит.
- Я очень люблю её и хочу на ней жениться.
- Знаешь как?
- Нет, но надеюсь, ты мне поможешь.
- Помогу, конечно. Слушай сюда. Позвони друзьям в Администрацию, закажи контрамарку в Большой на четверых…. День уточним позднее. Ещё купи колечко, золотое с бирюзой. Если Даша примет его – считай, девушка просватана, готовься к свадьбе.
- А если не примет?
- Плач и добивайся.
- Наука.
- А ты думал. Ведь «жена не рукавица, с белой ручки не смахнёшь и за пояс не заткнешь».
- Ладно, всё сделаю, как сказала. Только почему ты звонишь с домашнего? И, наверное, громкая включена? Даша, привет! Вечером увидимся?
- У нас её мама.
Я кашлянул.
- Надежда Павловна, - подсказала мама.
- Уважаемая Надежда Павловна, у вас прекрасная дочь, и будет, надеюсь, достойный зять.
Окончив переговоры, мама повернулась к гостям и развела ладошки.
- На все вопросы даны ответы? Тогда давайте пить чай.
Даша прятала от женщин смущённый, брызжущий радостью взгляд….
Всё сделал, как мама сказала.
После театра пригласил дам в ресторан. Это было то самое заведение, где мы воевали с курносой кавказской братвой. Я молил Бога повторить ситуацию, но он, увы, не услышал.
Прокашлявшись, встал.
- Надежда Павловна, я люблю вашу дочь и прошу у вас её руки.
Не дожидаясь ответа, обратился к Даше.
- Милая, если у меня есть хоть какая-нибудь надежда добиться твоей взаимности, прими, пожалуйста, этот скромный подарок.
В чёрной атласной коробочке сверкало огнями золотое колечко с бирюзой….
Дома первым делом поделился новостью:
- Билли, я женюсь.
- Счастливый.
- Не завидуй – тебе тоже что-нибудь придумаем. Что есть по существу задания?
- Ни-че-го.
- ?!
- Математическая модель не работает – люди, народы, государства получаются какие-то идеальные, а так не бывает. Столько трудов, и всё напрасно.
- Не паникуй! В науке не бывает напрасных трудов. Отрицательный результат – тоже результат. Пойдём дальше.
- Пойдём….
Отношения наши были чистыми-чистыми.
- Слушай, у меня совсем нет сексуального опыта, - признался Даше.
- У меня тоже, - призналась она.
Больше мы этой темы не касались. Но вот однажды…
Мы встретились во дворе случайно. Я возвращался с тренировки, а Даша … не знаю. Поднялись ко мне.
- Погоди, душ приму – у нас там ремонт затеяли.
Даша ткнулась носиком в мою грудь.
- Мне нравится запах твоего пота.
Я поднял её личико и поцеловал. После душа предложил Даше массаж:
- У мамы есть замечательные кремы, а у нас в спорткомплексе профессионалы-массажисты. Кое-чему у них научился.
Уговорил Дашу раздеться и лечь на тахту. Освободил спину от бретелек бюстгальтера и полупрофессионально размял её, втирая крем.
- Позволишь? - потянул вниз резинку трусиков.
Даша без слов приподняла таз. Касаясь её ягодиц, бёдер, лодыжек, гнал прочь мысли и желания, но меня уже лихорадило. Закончив со ступнями, прохрипел:
- Повернись.
- Ой, - Даша повернулась и закрыла глаза ладошками.
Но руки её мне тоже были нужны – я их размял, растёр, разогрел.
Даша лежала передо мной в первозданной красе, пряча девичий стыд под дрожащими ресницами. Я массажировал ей груди, живот, низ живота, наслаждался Дашиной доверчивостью и проклинал свои трясущиеся руки.
- Всё, - сказал, поцеловав большой пальчик её восхитительной ножки. – Ты жива?
- Иди сюда, - Даша протянула ко мне руки….
Жизнь прекрасна!
Ярмом на душе висела неопределённость с заданием Президента.
- Ма, а почему возникают центробежные силы в государстве?
- Это, сын, пережитки прошлого – от натуральности хозяйствования. Каждый регион имеет или стремиться иметь самодостаточную экономику. Бухаются средства, отрываются ресурсы – и не смотря на все затраты, мы выращиваем хлеб на Северном Урале и делаем станки на Кубани. Поворачиваем реки вспять, обводняем пустыни. Природа отвечает катаклизмами. Вечный бой….
Бегом к компьютеру:
- Билли, это важно, это то, о чём мы с тобой забыли.
- О чём?
- О чём говорил Президент - центробежных и центростремительных силах общества.
Я передал ему мамины мысли. Билли повеселел:
- Это интересно.
- Начнём сначала?
- Нет, я загоню это в матмодель как поправку….
В науке так бывает: копится информация, копится, копится.… Как снег на крутом склоне горы. Достигает критической массы. Тогда бывает достаточно слабенького толчка, последней крупицы, и огромная масса приходит в движение, несётся вниз, набирая скорость. Не буду стращать лавинами – скажу проще: однажды я проснулся автором той самой идеи, за которою мировая пресса окрестила нашего президента Великим Русским Реформатором.
Всё гениальное просто. Мы с помощником бились, напрягали интеллект, а решение лежало на поверхности. Оно было настолько очевидным, что теперь диву даешься, как ноги-то не переломали, запинаясь. Взяв за основу устранение истоков центробежных сил общества и создание благоприятного климата центростремительным, мы с Билли словами Президента в ежегодном Послании Федеральному Собранию предложили провести глубочайшую дифференциацию регионов, в плане рационального использования природных ресурсов и климатических особенностей. Если грубо – пусть Кубань выращивает хлеб, а Урал варит металл и производит из него машины. Использовать богатства и особенности климатических поясов и устранить всё наносное, затратное. Вернуть Природе первозданную красоту, вернуть человека в статус дитяти её, а не преобразователя, читай – курочителя, ломателя, разрушителя. Эта мысль стала красной нитью Послания. Между строк читалось – дифференциация хозяйственных приоритетов регионов, как ответную реакцию повлечет за собой интеграцию их (регионов) в общегосударственный экономический уклад….
Такая модель построения экономики адекватна для любого государства. Но мы будем первыми! Для этого есть все необходимые предпосылки: объективные – богатейшие природные ресурсы, относительная незагаженность среды обитания, достаточный научный и производственный потенциал и огромные средства Стабилизационного Фонда. Субъективные – толковый ищущий Президент, созидательное Федеральное Собрание, и талантливый народ, давно жаждущий настоящего дела….
Билли родил этот документ ночью. Он не стал дожидаться, пока я продеру глаза, и распечатал его на принтере.
Я прыгал на одной ноге, натягивая тренировочные брюки для утренней пробежки, когда вдруг почувствовал – что-то произошло. Огляделся. Из пасти принтера торчал ворох бумаги, а желтый глазок процессора впервые за последние три месяца не горел – Билли отдыхал. Не веря своему счастью, осторожно потянул листы. Кинул взгляд на заголовок и забыл об обязательной пробежке….
Не было ещё восьми, я позвонил Президенту. Патрон мой тоже не спал. Более того, он ехал в аэропорт, намереваясь отлететь в Австрию. Сказал, что задержит вылет, и послал за мной машину.
Взглянув на объем труда и его заглавие, хмыкнул.
- Хорошо, - сказал он. – Я почитаю это в воздухе.
Позвонил в тот же день из Вены.
- Меня зацепило. Что-то есть – буду думать. А пока отдам специалистам – пусть критику наведут. В любом случае спасибо – отдыхайте, устраивайте свои личные дела….
На этот раз Президент не предугадал неурядицы моей личной жизни, он их накликал.
Откуда взялся этот проклятый инвалид? Впрочем, что я говорю – он жил в нашем доме на одной лестничной площадке с Дашей задолго до её приезда. Они общались ещё до её знакомства со мной. Даша недавно была на дне его рождения. Сама мне рассказала. Я и не ревновал: инвалид – какое сравнение! А этот неходячий сверстник моей невесты переиграл меня в борьбе за её сердце по всем пунктам.
Мы загадали с Дашей: как только я закончу свой труд (Великую национальную идею), мы идём узаконивать наши отношения. После звонка Президента, я набрал Дашу по мобильнику.
- Всё, любимая, я твой на веки вечные.
В тот же день мы подали заявление в ЗАГС. В тот же день Даша сообщила своему неходячему приятелю, что выходит замуж. И в то же мгновение этот «огрызок» пошёл в наступление на наше счастье. Он схватил Дашу за руку, припал к ней губами, разразился стенаниями в потоках слёз. Клялся, что любит, что жизни не чает и, наверное, тот же час с нею покончит. Он был инвалидом от рождения. Его родители заняты бесконечными разборками – кто кому испортил жизнь. Да и не было у них средств лечить своего парня. Поэтому Даша стала единственным шансом в жизни. По большому счёту судить, он через неё подбирался ко мне, точнее, к моим финансовым возможностям. Но мы были тогда молоды и наивны. Мне было бы проще откупиться – оплатить ему новые ноги: и несчастному помог, и Дашу уберёг. Да кабы знать….
Она прибежала ко мне вся в слезах – наш брак погубит хорошего, несчастного, ни в чём не повинного человека.
- Не бери в голову: что-нибудь придумаем, - был мой ответ.
Но для дум на подобные темы меня в те дни просто не доставало. Обласканный благодарностями Президента, я плавился в лучах самомнения. Послание наше раскритиковали специалисты чуть-чуть по форме и не нашли изъянов в содержании….
Я был в эйфории.
- Билли, ты – гений.
- Мы – гении, Создатель….
Эйфория сыграла со мной злую шутку. Господи, как я проклинаю себя за тот проступок. Всё бы отдал, чтобы не случилось того, что произошло. Но, увы, воробушек выпорхнул – и я потерял свою любимую.
Шёл к ней. На площадке подъезда мой соперник в колясочке. Господи, убогий недолюбок против фаворита Президента – какое сравнение. Я склонился к его бледному остроносому лицу:
- Если ты, огрызок, будешь забивать голову моей девушке, я оторву тебе и руки. Просекаешь?
- Да, - пролепетал он, страх плескался в его глазах.
И вдруг лицо его напряглось, глаза постеклянели, тонкие губы вытянулись ниточками.
- П-пошёл ты…
- Что?!
Я легонечко подтолкнул его коляску. Уверяю вас – чуть только коснулся. Далее всё произошедшее – его подлая импровизация. Потому что он видел то, чего не видел я. За моей спиной открылась подъездная дверь, и вышла Даша.
Он опрокинулся вместе с коляской.
- Женя! – крикнула Даша и, оттолкнув меня, бросилась на помощь.
Я готов был сквозь землю провалиться и пятился к подъезду.
Инвалид умело сымитировал отключку сознания. Даша подняла его голову на свои колени, гладила лоснящиеся волосы:
- Женя, Женечка, что с тобой?
Она швырнула в меня мобильник.:
- Убирайся! Видеть тебя не хочу.
Мой подарок летел в моё лицо. Я увернулся, и он разбился о бетонную стену, брызнув осколками к ногам.
Что оставалось делать? Упасть на колени? Просить у Жеки прощения? Это было не по силам. И я ушёл. Упал дома на диван и не поднимался с него несколько дней. Конечно, не буквально понимайте. Просто лежал, отвернувшись к стене, и ничем не интересовался. Не слушал выступление Президента в Федеральном собрании. Его Послание транслировали все центральные каналы. О том, какой резонанс оно вызвало в обществе, какой шум пошёл по миру, рассказала мама. Она держалась очень деликатно - не расспрашивала, не советовала. Считала - время лечит любые раны.
- Если вам суждено быть вместе, вы обязательно будете, пусть даже это будет в шаге от последней черты.
Легко маме рассуждать, а меня буквально коробило и плющило, колотило-лихорадило, стоило подумать, как безногий урод ласкает мою Дашу.
Я ждал, надеялся и верил, что произойдёт чудо, и Даша вернётся ко мне. Звонил в дверь, которую открывала Надежда Павловна и строго отвечала:
- Даша, конечно, дома, но она не хочет вас видеть.
Я любил эту девушку безумно, но условности воспитания не позволяли врываться в квартиру, оттолкнув несостоявшуюся тёщу, и требовать ответа. Впрочем, ответ был дан – вас не хотят видеть. Мучился и не знал тогда, как легко женщины переворачивают прочитанные страницы и идут навстречу новым ощущениям….
События, между тем, развивались стремительно и непредсказуемо. Даша перепродала своё оплаченное право обучения в мединституте и на вырученные деньги увезла Жеку на Урал в Елизаровскую клинику. От этой информации лопнуло терпение моей мамы. Она практически силой притащила к нам Надежду Павловну и устроила ей пристрастный допрос.
Моя несостоявшаяся тёща была печальна, как сама печаль.
- Это у неё от отца, погибшего на таджикской границе. Он был готов отдать всё и саму жизнь ради товарищей.
Я вспылил:
- Стало быть, я – жертвенный материал? Меня в расход, чтоб хорошо было Дашиным приятелям?
По щекам сильной, строгой, суровой женщины Надежды Павловны потекли слёзы.
Мама топнула ногой:
- Оставь нас!
Ну и, пожалуйста! Хотел хлопнуть дверью, но мельком заметил: обе женщины, обнявшись и уткнув лица в плечи, рыдали в два голоса….
Время шло….
- Надо жить, - сказала мама.
И я возродился к жизни. Вновь стал посещать тренировки. В понедельник взял гитару и спустился во двор. То, что поведала Жанка, повергло меня в шок. Меня «колбасило» после этого ещё две недели. Буквально выл, рычал, кусал свои руки от собственного бессилия.
Перед отъездом Даша призналась Жанке, что беременна моим ребёнком, что очень любит меня, что Жека – это её гражданский долг. Она его обязательно вылечит и, если он захочет, выйдет за него замуж.
- Что ты бесишься? – наехала мама строго.
- А что делать?
- Поезжай, найди Дашу, вылечите этого парня и возвращайтесь домой.
- С инвалидом я не буду биться из-за девушки. Даже если эту девушку зовут Даша.
- Почему?
- Это мой гражданский долг….
Сел за компьютер.
Билли:
- Что за горе, Создатель?
Я поведал.
- Успокойся и спать ложись – что-нибудь придумаю.
Через пару дней Билли попросил оплатить вебсчёт. Сумма приличная, чтобы не поинтересоваться – для чего?
- Для чего?
- Жалко стало?
- Это ж половина Президентского гранта за «Национальную идею».
- Я имею на неё право?
- Конечно.
- Плати….
Перечислил деньги на указанный счёт, а назначение его узнал гораздо позже, когда вернулся с Курил. Но Вам расскажу сейчас.
Разыскал Билли Жеку в Елизаровке. И ещё фирмочку одну в Москве, подвязывающуюся на организации корпоративных вечеринок, дружеских розыгрышей и не дружеских тоже. К ней на счёт ушли мои денежки. И с некоторых пор в уральской клинике стала попадаться на глаза выздоравливающему Жеке артисточка одна. Роман меж них возник. И убежал наш герой с новой дамой сердца на Кавказ. Правда, не тайком. Даше он открылся, глядя прямо в глаза – не желаю связывать свою молодую перспективную судьбу с женщиной, носящей под сердцем чужого ребёнка.
Такие дела….

Циклон шёл широким фронтом с востока на запад вопреки всем правилам и нормам. Меня он спешил с самолёта в Новосибирске. Администрация аэропорта объявила о задержке всех рейсов как минимум на два дня, предложила список пустующих мест в городских гостиницах и даже автодоставку до них. Желающих приютиться в комфорте оказалось много, и ещё несколько самолётов было на подлёте. Решил не конкурировать, а стойко перенести тяготы и лишения портовой жизни. Пообщался с Билли посредством ноутбука.
- Как дела?
- Собираю первичную информацию.
Зная обстоятельность своего помощника, не удивился набившему оскомину ответу. Нам поручено разработать план мероприятий преобразований конкретного региона России согласно тем задачам, которые поставил Президент Федеральному собранию, Правительству и всему народу. Для этого надо было изучить климатические особенности и сырьевые ресурсы, выявить рациональное зерно, в которое следует вкладывать средства, удалить всё наносное, затратное. Итоговым документом должно стать экономическое обоснование перспективного развития региона, то есть, сколько средств и на какие цели потребуется. Всё это вменялось мне в обязанности, правда, на правах консультанта. Интересно также было посмотреть, как это будет получаться на практике. По заданию Президента и собственному желанию летел на восток….
- Билли, чем Курилы будут процветать?
- Морепродукты, энергетика, туризм.
- Первое и последнее понятны. Энергетика?
- Неисчерпаема.
- ?
- Солнце, воздух и вода.
- Билли, ты чем так сильно занят – из тебя каждое слово приходится тянуть?
- Создатель, это ты сегодня тормозишь. Укачало в полёте?
- Давай по делу.
- Три тысячи часов в году светит солнце – лучевые батареи имеют право на жизнь?
- Имеют. Ветры дуют постоянно.
- И самая высокая в мире приливная волна.
- Огромная масса воды ежедневно туда-сюда, туда-сюда – грех не воспользоваться.
- Ожил, Создатель? Может, в шахматишки сгоняем, пока скучаешь, время коротаешь?
- Тебе нравится меня разделывать?
Эти слова забылся и произнёс вслух.
- Что? Что вы сказали? – рядом встрепенулся дремавший в кресле мужчина.
- Ничего, - захлопнул ноутбук и отнёс его в камеру хранения.
Пообедал в ресторане.
Вышел на свежий воздух, посмотреть, кто украл солнце. Прогрохотал, садясь, самолёт. Будто реверсивный след за ним - закружились облака. Ветер усилился. Вот он, накликанный циклон. Снежные хлопья, ещё не касаясь земли, стеганули по зеркальным стенам, и они задрожали.
- Алексей! Гладышев!
Я обернулся. На ступенях аэровокзала приостановился мужчина с пакетом в руке.
Что-то узнаваемое в изрытом оспинами щеках, сбитом на бок почти армянском носе.
- Не узнаешь? Я под дедом твоим ходил, в Управе…
Да, с этим человеком я где-то встречался. Возможно в ГРУ. Возможно в отделе деда, где я немножко поработал программистом.
- Какими судьбами? – он протянул руку.- Шпионские всё страсти? Не спешишь? Пойдем, поболтаем – у меня мотор вон стоит. Сейчас снег пойдёт.
В машине:
- Так ты не вспомнил?
Мы вновь сжали друг другу ладони и замерли, всматриваясь.
- Колянов я, Григорий. Ничего не говорит? Ну да, Бог мой, не загружайся. Я тебя знаю, знаю, кто твой дед. Из-за этого старого перхуна и кувыркнулся на гражданку. Теперь таксую. Представляешь, майор ГРУ десятки сшибает, пассажиров развозя. Дела, брат. Да я без обиды. На тебя, по крайней мере. Беляшей хочешь?
Я не хотел, но взял и стал жевать без энтузиазма – как бы, ни подумал чего.
Ему было лет сорок пять на вид. Возможно он майор, и служил в разведке. Возможно, мы пересекались где-нибудь в коридорах, но в делах никогда. Это я помнил точно.
- Служишь? – поинтересовался он.
Я пожал плечами – о службе не принято.
- Ну, дела, - это он о погоде за окном.
Из здания аэровокзала посыпал народ – пассажиры последнего рейса – кто на автобус, кто в маршрутки, кто в такси. К нам села пожилая парочка.
- В город, в гостиницу.
- Покатать? – спросил Колянов. – Поехали, чего тебе здесь париться.
На обратном пути машину занесло, задом выбросила на остановку. Под такси попал чемодан, его владелицу сбило бампером. Никто не пострадал: чемодан проскользнул меж колёс, а девушка упала в сугроб. Мы подняли её с Коляновым, отряхнули, усадили в салон, потом он сползал за чемоданом.
Взялся за руль, а руки его заметно дрожали.
- Вот житуха, бляха-муха! Не знаешь, где сядешь, за что и насколько. Ушиблись? Сильно? Может, в больницу? А куда? Довезу бесплатно.
Видимо не в сугробе – от вьюги густые длинные ресницы приукрасил иней. Голос у девушки грудной, мелодичный, волнующий.
- Вообще-то мне в Лебяжье. Знаете? Село такое, сто сорок километров за город.
Колянов присвистнул.
- Могу и туда, но не бесплатно.
- У меня только на автобус денег хватит.
- Студентка? К мамочке под крылышко? Вот она-то и доплатит. Едем?
- Едем, - тряхнула девушка головой.
- Ты с нами? – повернул ко мне голову экс-майор.
- Мне бы обратно.
- Обратно из Лебяжьего.
Город промелькнул огнями, тусклый свет бросавшими сквозь пургу. В поле стало жутковато. Свет фар укоротили снежные вихри. Ветер выл, заглушая шум мотора. В салоне было тепло, и Колянов поддерживал неторопливый разговор.
- Так, студентка, говоришь? На кого учишься?
- В инженерно-строительном.
- Курс?
- Четвёртый.
- Скоро диплом?
- Ещё практика будет, технологическая.
- Сейчас на каникулах?
- Да, сессию сдали и по домам.
- Отличница?
- Конечно.
Колянов бросал на девушку взгляды через салонное зеркало и улыбался. Я скучал рядом. Девушку не видел, в разговоре не принимал участие и думал, что в кресле аэровокзала с Билли на коленях (ну, правильнее-то – с ноутбуком) мне было бы уютней.
Прошёл час, прошёл другой. Ветер выл, метель мела, мотор рычал, прорываясь сквозь заносы. И вот…
- А чёрт!.. – выругался Колянов, когда его автомобиль впоролся в снежный бархан и не пробил его, задрожал на месте, истошно вереща мотором. – Всё, приехали.
С трудом открыл дверь и вывалился из машины. Пропал в темноте и снежных вихрях. Вернулся запорошенный, без стеснения ругался матом:
- Вперёд не пробиться. Будем возвращаться.
- Может толкнуть? – предложил я
- Сначала откопаемся.
Бывший майор выключил мотор и выбрался наружу.
Вернулся, чертыхаясь пуще прежнего.
- Иди, толкай, внучок – попробуем.
С раскачки мы выцарапали машину из сугроба. Развернулись. Поехали обратно. Метель набила снегу во все щели моей одежды. Теперь он таял, и мне было противно. Я злился на пургу, на Колянова, на своё безрассудное согласие покататься.
Испортилось настроение и у бывшего разведчика.
- Слышь, как тебя, платить думаешь?
- Люба, Любой меня зовут.
- Да мне плевать. Ты платить думаешь?
- А как я домой доберусь? У меня нет больше денег.
- Ты дурку-то не гони – мне твои гроши не нужны. Дашь мне и моему приятеля. А хошь, мы тебя вдвоём одновременно.
- Вон деревня, высадите меня. Я отдам вам деньги на автобус.
- Ты в ликбезе своём в уши дуй.
Колянов резко затормозил – я чуть не врезался в лобовое стекло – выключил мотор. Похлопал дверцами и оказался на заднем сиденье рядом с девушкой.
- Что ты ломаешься, дурёха? Обычное бабье дело – тебе понравится.
- Отпустите меня, - плакала девушка. – Я в милицию заявлю. Вас найдут.
- Я тебе щас шею сверну – повякай ещё.
Я не мог больше молчать.
- Слышь, ты, полковник недоделанный, отпусти девушку.
- Повякай у меня, внучок, я и тебе башку сломлю.
Я знал, на что способен майор ГРУ, оперативник, но оставаться безучастным больше не мог. Он навалился, девушка визжала, пуговицы её верхней одежды трещали, отлетая. Выскочил из машины, открыл заднюю дверь, сбил с его головы «жириновку», схватил за волосы. Ударил ребром ладони. Метил под ухо в сонную артерию. Да видимо, не попал.
Он обернулся ко мне, зарычал:
- Урррою, сучонок!
Ударил его в лоб коротким и сильным ударом, тем страшным ударом, от которого с костным треском лопаются кирпичи. Показалось, хрустнули шейные позвонки. Майор тут же отключился, выбросил ноги из машины. Девушка выскочила на ту сторону, стояла в распахнутом пальто, без шапочки. Роскошные волосы трепал ветер. Она плакала, зажимая рот кулаком. Меня она тоже боялась и пятилась.
- Не бойтесь, - сказал. – Мы не приятели.
- Чемодан… чемодан в багажнике.
Рванул крышку багажника – оторвал какую-то жестянку. Со второй попытки замок багажника сломался. Подхватил чемодан.
- Бежим.
С дороги сбежали, а полем шли, утопая по колено в снегу. Темневшая вдали деревня приближалась, вырисовывались контуры домов.
Где-то распечатали шампанское, потом другую бутылку.
Я оглянулся. У брошенной машины чиркнули зажигалкой, и тут же хлопнула очередная пробка.
- Ложись!
Толкнул девушку в снег и сам упал сверху.
- Вы что?
- Он стреляет.
Лежать смысла тоже не было – подойдёт и прищёлкнет в упор. Поднялся и помог девушке.
- Идите впереди.
Закинул чемодан за спину – хоть какая-то защита.
На дороге заверещал мотор. Кажется, уехал.
Мы постучали в ближайшую избу. Сначала в калитку ворот – тишина, не слышно и собаки. Перепрыгнул в палисадник, забарабанил в оконный переплёт. Зажёгся свет. Из-за белой занавески выплыло старческое лицо, прилепилось к стеклу, мигая подслеповатыми глазами. Я приблизил своё, махая рукой – выйди, мол, бабуля.
Тем временем, из-за ворот крикнули:
- Хто там?
- Дедушка, впустите, пожалуйста, - попросила моя спутница. – У нас машина на дороге застряла. Замерзаем.
Отворилась калитка ворот. Бородатый, крепкий дедок, стягивая одной рукой накинутый тулупчик на груди, другую прикладывал ко лбу, будто козырёк в солнечную погоду.
- Чья ты, дочка?
Я выпрыгнул из палисадника, протянул руку:
- Здравствуйте.
- Да ты не одна.… Проходите оба.
Старик проигнорировал мою руку, отступил от калитки, пропуская.
На крыльце:
- Отряхивайтесь здесь, старуха страсть как не любит, когда снег в избу.
Но хозяйка оказалась приветливой и участливой старушкой.
- Святы-божи, в какую непогодь вас застигло.
Она помогла моей спутнице раздеться, разуться. Пощупала её ступни в чёрных колготках.
- Как вы ходите без суконяшек? И-и, молодёжь. Ну-ка, иди за шторку, раздевайся совсем.
Дамы удалились в другую комнату.
Я разделся без приглашения. Скинул обувь, которую только в Москве можно считать зимней. Глянул в зеркало, обрамленное стариной резьбой, пригладил волосы. Протянул хозяину руку.
- Алексей.
- Алексей, - придавил мне пятерню крепкой своей лапой хозяин. – Петрович по батюшке. Морозовы мы с бабкой.
За шторкой ойкнула Люба.
- Что, руки царапают? Кожа такая – шаршавая. Ничё, ноги потерпят, а ты титьки-то сама, сама.
По избе пошёл густой запах самогона.
- Слышь, Серафимна, и нам ба надо, вовнутрь.
- Да в шкапчики-то… аль лень открыть?
- Чего там – на стопарик не хватит.
Однако налил он два чуток неполных стакана.
- Ну вот, вам и не осталось.
- Достанем, чай не безрукие, - неслось из-за домашних портьер, и меж собой, - Одевай-одевай, чего разглядывашь – чистое всё.
Алексей Петрович поставил тарелку с нарезанным хлебом, ткнул своим стаканом в мой, подмигнул, кивнул, выдохнул и выпил, громко клацая кадыком. Выпил и я. Самогон был с запашком, крепок и непрозрачен.
В избе было тепло, но я намёрзся в сугробах и не мог унять озноб. А тут вдруг сразу откуда-то из глубин желудка пахнуло жаром. Таким, что дрожь мигом улетела, на лбу выступила испарина. Стянул через голову свитер и поставил локти на стол. Голова поплыла вальсируя.
Дед похлопал меня по обнажённому бицепсу.
- Здоровяк, а ладошки маленькие – не работник.
- Почему так решили?
- А вот сейчас проверим. Серафимна, ты думаешь кормить гостей?
Шторки раздёрнулись.
- А вот и мы, - провозгласила хозяйка, впуская мою спутницу в кухню. – Ну, какова? А поворотись-ка.
Люба растянула подол стариной юбки, покружилась и опустилась в реверансе. Всё это ей прекрасно удалось.
Я смотрел на неё, широко распахнув глаза – спутница моя была прекрасна, несмотря на нелепый прикид. Кожа безупречно стройных ног рдела – но это от растирания. Поясок юбки стягивал удивительно тонкую талию. Ситцевую кофточку высоко вздымали свободные от привычных доспехов груди. Глаза, губы, ямочки на щёчках, эта умопомрачительная улыбка.… Тряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, я не пьян, не настолько, просто девушка хороша – убеждал себя. От Любаши не ускользнул мой восхищённый взгляд – взгляд открытый, чистого и честного парня. Возможно, я ей понравился тоже. А может, просто в избе больше некого было очаровывать – ну, не деда же, в самом деле, к тому же женатого. То, что ей нравилось покорять и очаровывать, понять можно было по искромётному взгляду жгуче-чёрных очей, лукавой улыбке, подвижным губам, которые казалось так и шептали – ну, поцелуй нас, поцелуй.
Красоту моей спутницы заметил и дедок. Он густо крякнул, разливая самогон из принесённый женой стеклотары:
- Вот за что хочу выпить – так за бабью красу. Помнишь, Серафимна, как за тобой парни табунились – всех отбрил. Сколько морд покровявил…. Ты чего жмёшься?
Прозвучало почти с угрозой. Я покачал головой и отставил наполненный стакан. Люба кольнула меня лукавым взглядом, подняла стопочку, чокнулась с хозяйкой и лихо выпила. Замахала руками, прослезились глаза, но отдышалась. Выпила бабка. Выпил дед. Все смотрели на меня. Но я был неумолим.
- Не работник, - резюмировал хозяин.
Я погрозил ему пальцем:
- Торопитесь.
- Щас проверим. Ну-ка Серафимна, тащи гуська.
- Да он стылый.
- Тащи-тащи.
Из сенец доставлен был на подносе копчёный гусь – откормленная птица кило этак на пять.
- Съешь – пушу ночевать, нет – ступай к соседям.
Бабка ободрила:
- Да не слухайте вы его: напился и бузит.
Есть не пить – я отломил птице лапу – куда ей теперь ходить.
Вы когда-нибудь ели копчёную гусятину? Вот и я в первый раз. На языке – вроде вкусно, на зубах – резина резиной. Пять минут жую, десять – проглотить нет возможности. Выплюнуть да к соседям пойти попроситься? Смотрю, Люба к лапке тянется, навострила коралловые зубки свои. На, ешь, не жалко – спасёшь меня от позора. Мы обменялись взглядами. Э, голубка, да ты захмелела. Не пей больше, а то возьму и поцелую. Впрочем, это мне надо выпить, чтобы насмелиться. У всех уже налито, а моя посуда и не опорожнялась. Я схватил стакан, как последнюю гранату – погибать так с музыкой… Чёрт, зачем напился?
Закончили вечерять. Хозяйка с Любашей убрали со стола и удалились в сенцы. Потом до ветра пошли мы с дедком. Я вышел в майке и ту стянул, не смотря на пургу. Растёрся снегом по пояс. Дед пыхтел папиросой и посматривал на меня с одобрением. Бросив и притоптав окурок, хлопнул по голой спине:
- Уважаю.
Хозяйка:
- Я вам на полу постелила – не обессудь. Кровать сынова – как погиб, не расправляли – святое.
И всхлипнула.
Дед кинул мне на плечо льняное полотенце.
В полумраке комнаты с трудом проявлялись контуры стола, кровати, двух стульев. На полу белела постель – где-то там лежала Люба….
Я стянул брюки, носки – все, что было, кроме плавок – осторожно влез под одеяло. Холодным бедром коснулся горячей ноги – она вздрогнула.
- Спишь? Прости.
- Нет. Но только ты не приставай, - и обняла мои плечи.
Наши губы безошибочно нашли дорогу и слились в долгожданном поцелуе….
Потом мы уснули.
Потом проснулись.
За окном было темно, и выла вьюга. За шторкой густой храп накрывал чуть слышное посапывание.
- Нам завтра попадёт, - Любин шёпот протёк в моё ухо.
- За что?
- Тс-с-с… Постель-то мы замарали.
- Почему?
- Дурак. Я ведь девушка была…. Была, пока тебя не повстречала. Вот, что теперь делать? А вдруг ребёнок будет.
- Что делать… - я притянул Любину голову на плечо, чмокнул в нос, взял в ладонь крупную упругую грудь. – Жениться, вот что.
- Ага, - моя спутница глубоко вздохнула, стала пальчиком нарисовывать круги на моей груди, вокруг соска. – Жениться…. Я тебя совсем не знаю.
- Если спать не хочешь, расскажу.
Мы шептались и ласкали друг друга, пока не почувствовали новый призыв страсти.
Потом снова уснули.
День пришёл – вьюге по барабану. Метёт, несёт, воет.
- Отвернись, - сказала Люба и выскользнула из-под одеяла.
Я, конечно, человек воспитанный, интеллигентный, но.… Но она стояла спиной, и я подумал – зачем? Девушка действительно была красива. Это не было пьяной фантазией. Особенно фигура – безупречна! И в личике присутствует определённый шарм – если полюбить, то краше и не надо.
- Вставай, лежебока, - Люба выдернула из-под меня простынь, в красных пятнах, скомкала, хлопнула по голове. – Кто-то жениться обещал.
А что, была, не была – я мигом, только штаны натяну. В конце концов, от добра, зачем добра искать – девушка что надо, характер, чувствую, неплохой. Пора жениться, Алексей Владимирович. Семья, дети – социальный долг обществу. Вон Даша ради долга гражданского всем пожертвовала. Эх, Даша, Даша….
Попили чайку. Хозяева по-прежнему приветливы, оставляют переждать непогоду, но спиртным не угощают.
- Где у вас власти заседают?
- По улице пойдёшь, мимо не пройдёшь – флаг тама.
- Ты со мной? – спросил Любу.
- Стираться буду, - укоризненный ответ.
Администрацию нашёл. Зашёл. Люди работают – ненастье дисциплине не указ. Хотя, какая работа – отбывают. Я вошёл – все глаза на меня. Показал пальцем на дверь с табличкой. Закивали – на месте. Постучал, вошёл, показал удостоверение Администрации Главы государства. Сельский глава закашлялся.
- Чем могу служить?
- Брак зарегистрировать можете?
- То есть?
- Пожениться мы хотим….
- Когда?
- Сию минуту.
- Простите, есть определённые правила – сроки, прописка. Вы, как я вижу, человек приезжий…. А девушка ваша?
- А если будет звонок? Оттуда, - потыкал пальцем в потолок.
Глава опасливо покосился на палец и потолок, промолчал, пожав плечами.
Я достал мобилу. Она спутниковая – по барабану все расстояния. Набрал номер, в двух словах объяснил желание. Добавил твёрдо – мне надо. На том конце коротко хохотнули:
- Ну, ты Гладышев, что-нибудь да отчебучишь. Наши поздравления. Есть кто рядом?
Я передал трубку местному Главе. Тот взял её кончиками пальцев, косясь с опаской.
- Да…. да…. да…
Потом назвал себя и поселение им опекаемое.
За окном надрывалась вьюга. Мы молча сидим и смотрим на чёрный аппарат, который должен разразиться трелью и приказать хозяину кабинета объявить нас с Любой мужем и женой.
Сидим, ждём, молчим. Мне надоело.
- Магазин далеко?
- Так это… здесь же – с обратной стороны.
Нашёл, вошёл, огляделся. Выбор не велик, но для села вполне приличен. Бросил взгляд в кошелёк – кредиткой здесь не размашешься. Наличка ещё есть.
- Доставочку обеспечите – закажу много.
- А куда? – молодая располневшая продавщица была само обаяние.
- Вот если по этой улице пойти туда, с правой стороны последний дом.
- Так это Морозовых дом.
- Да-да, Морозовых.
- Родственник что ль?
- Не важно.
Загрузил в пакеты шампанское, коньяк, фрукты и конфеты. Остальное обещали донести.
Вышел на крыльцо – Глава бежит, простоволосый, в пиджачке, как сидел.
- Позвонили,… позвонили …. от самого губернатора позвонили. Где ваша невеста? Где остановились-то? Сюда подойдёте или мы к вам?
- Вы к нам. Алексея Морозова дом знаете?
- Деда Мороза? Знаем, знаем.
Свидетелями стали наши хозяева. Шокировало их не скоропалительность нашего решения, а суета и угодливость сельского Главы. Видать, не простые мы люди, раз он в дом примчался с печатью и книгой записей актов гражданского состояния.
Люба приняла всё, как должное, и бровью не повела.
Наутро Глава прислал свою Ниву, и конвоируемые бульдозером мы двинулись в Лебяжье. Впрочем, пурга начала утихать ещё с вечера. Ночью даже вызвездило, и тряпнул мороз. Утром ещё задувало немного, а потом брызнуло солнце.
Мы сидели на заднем сиденье и без конца целовались. Даже ночью моя молодая жена не была такой суперактивной. Обида кольнула сердце – она рада, что едет домой, едет не одна – с мужем, москвичом, красавцем, богачом, перед которым стелятся сельские Главы. И за сутки супружества ни одного слова о любви. Впрочем, и я не проронил. Обстряпали свадьбу, как коммерческую сделку. Вот мама обидится – поймёт ли? Не поймёт и не простит – ей кроме Даши никто не нужен. Эх, Даша, Даша….
Новые родственники встретили меня без энтузиазма, прямо настороженно. Угостили, конечно. А когда теща стелила нам постель, так горестно вздыхала, что мне и ложиться расхотелось.
Утром, когда заскрипели на кухне половицы, Люба сбежала от меня в одной сорочке. Я не спал.
- Ну, рассказывай, дочь, - приказал глухой бас.
Вскоре из кухонки послышались всхлипы. Лежать, слушать, терпеть всё это не осталось больше сил.
- Доброе утро! – моя приветливая улыбка растопила бы и снежной бабе сердце. Родственники угрюмо молчали.
Люба, подперев спиной печь, закусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, отвернулась к входной двери. Тесть сидел за столом, опустив могучие плечи и бороду. Тёща промокала глаза кончиком платка в углу под образами. Волчонком смотрел тринадцатилетний шурин.
Тесть, после тягостной паузы:
- Ты это, вот что, мил человек, сбирай манатки и дуй отсюда – не распознали мы в тебе родственника. Любка сглупила да одумалась. Так что, извиняй и прощевай….
Что тут ответишь? Чёрт, как не везёт мне с бабами. Только стыд да головная боль от всех этих любовей. Оделся трясущимися руками, шагнул к дверям. Стоп. Что же я делаю? Обернулся. Ах, кержаки сибирские, мать вашу…. Лёшку Гладышева, советника Президента в шею, как паршивого щенка пинком?
- А ты что стоишь? – рявкнул на жену. – Гонят нас, значит поехали.
Люба подняла на меня заплаканные глаза. В них – боль, страх, растерянность и… любовь. Да любовь – страсть, верность, обожание, благодарность. Так смотрит любящая женщина на своего мужчину. Так смотрела на меня Даша в дни нашего счастья.
Пауза. Тишина. Ходики на стене, как Кремлёвские куранты.
- Тебя за косу тащить?
И Люба сорвалась с места, кинулась в спальню, рискуя растерять на бегу груди. Чемодан хлопнулся на кровать, бельё полетело в него. Люба одевалась второпях, боясь, что уйду я, не дождавшись.
Первой очнулась тёща.
- Отец ты что? Ну, поженились – тебя не спросились – и пусть живут. Не пущу, – она забаррикадировала собой дверь в спальню.
Потом решила, что дочь ей так не удержать, бросилась ко мне.
- Ты прости нас, мил человек, не слушай старого хрыча. Не горячись, раздевайся, - она расстегнула куртку и вдруг уткнулась носом в мой свитер и заплакала.
Я обнял её за плечи.
Тесть встал и вышел, за ним щурячок – взгляд его не подобрел.
Понемногу страсти улеглись. Стали разговоры разговаривать, будто заново знакомиться.
- Так что, дочка, звиняй – не предупредила. Я к тому, что не готовы мы свадьбу тебе справлять.
Уяснив, о чём он, сунул руку в портмоне и выложил на стол всё, что имел. Для села это были большие деньги, очень большие. Все смотрели, как завороженные. Но Люба подошла и ополовинила их:
- Для застолья и этого хватит.
Началась суета предсвадебная – родня понабежала. Столы крыли через две комнаты.
Люба, уловив минутку:
- Давай останемся: в Новосибирск сгоняем, купим кольца, платье свадебное мне, костюм тебе – куда ты так спешишь?
- Давай уедим, ведь я на службе – а кольца, платья по дороге купим.
- Ты сказал платья?
- Я сказал, платья.
- Ты много получаешь?
- Достаточно.
- Сколько будешь выделять мне на наряды?
- Как любить будешь.
Люба чуть не соблазнила меня в переполненной избе.
В разгар застолья пробрался ко мне щурячок:
- Слышь, зовут тама….
Вышли за ворота. Несколько парней покуривают. Вида вобщем-то не воинственного. Ага, вот он, Вызывало. Парень крупный. С лицом топорной работы и в белых бурках – сельский модник.
- Ты что ль жених? Щас морду бить буду: Любка-то моя.
- Если я вам это позволю, - процитировал Дартаньяна.
Он шагнул ко мне, переваливаясь, как медведь, на кривых и крепких ногах. А я бочком-бочком в сторону, на оперативный простор. Кинул взгляд на зрителей – парни в прежних позах, ничуть не сомневаются в исходе поединка.
Он ударил. Но так неожиданно, что я чуть не пропустил удар. Ждал всего – левой, правой, в лицо, живот. А он ногой в пах.
На каждый удар есть с десяток контрприёмов – отрабатываются они до автоматизма. Шаг в сторону – нога летит мимо. Присел, подсёк – соперник мой хряпнулся на спину, утробно хлюпнув внутренностями.
- Не ушибся?
Среди парней прокатился смешок. Цирк! Я готов был продолжать представление. А соперник в борьбе за руку моей жены вдруг сел и заплакал:
- Слышь, отдай мне Любку. Не знаешь, как я её люблю. Откуда взялся?
Разыскал глазами шурина:
- Санька, сбегай за водкой – откупную ставлю за Любашу.
Смышлёный мальчишка мигом вертанулся – бутылки нёс в руках и подмышками. Следом спешила Люба, нарядная, расстроенная.
- Только попробуйте.
Шагнул к ребятам, протянул руку:
- Алексей.
Парни здоровались, свёртывали пробки с бутылок, пили из горла, не закусывая. Люба гладила по голове моего соперника и приговаривала:
- Вовка, ты Вовка….
Он пьяно рыдал, размазывая кулаками по лицу слёзы и сопли….
Вот так, ребята, я женился.
Вообще-то хотел рассказать, что мы с Билли сотворили на Курилах, и отвлёкся. Однако думаю, если бы сказал только, что взлетел в Москве холостым, а появился в Южносахалинске женатым, читателям вряд ли это понравилось. Всё равно потребовали объяснений. Тогда позвольте ещё пару фраз о личном, и приступим к делам государственным.
В Новосибирске мы задержались на два дня - уладили кое-какие дела в Любином ВУЗе. Были каникулы, но звонок из Кремля наделал шуму не только в деканате, но и в ректорате. Короче, когда мы поднимались на борт авиалайнера, в новом Любином кейсе лежал документ, гласивший о том, что студентка градостроительной кафедры направляется на технологическую практику в группу спецпредставителя Президента России Гладышева А.В. Вот так.
В Южносахалинске встретили нас с прохладцей. Губернатор отсутствовал – так, третьи лица окружения. Но мне не нужны были ни оркестры, ни банкеты. Тихая комната и уединение – вот мои жгучие запросы. Увы, и это оказалось несбыточным. Нет, на постой определили – с этим без вопросов. Но о каком уединении можно мечтать, если рядом молодая красивая жена и на календаре – медовый месяц. С Любой, как услышала она мой профессиональный статус, вообще случился какой-то сексуальный припадок – она буквально не выпускала меня из рук. По стопам ходила. Смешно и стыдно признаваться – в туалет стучала:
- Ты что там долго?
С другой стороны, чего ворчать – имеет полное право: медовый месяц. Я всё подумывал: к чёрту дела, закрыться в номере на пару-тройку дней, устроить секс-марафон – кто первый пощады попросит.
В первую ночь на новом месте уснули вместе, а проснулся я после полуночи. Тихонько выскользнул из постели, ноутбук под мышку и в туалет. Вот так, верхом на унитазе началось Великое Преобразование Курил….
- Билли?
- Куда пропал, Создатель?
- Поздравь – женился.
- Поздравляю. Это как-то скажется на наших отношениях?
- Уже сказалось – бдеть будем ночами.
- Для меня понятий «день-ночь» не существуют.
- Тебе проще. Ну, ладно – к делу. Что имеем?
- Огромный дефицит информации. Поверь, Инет весь перетрясён не на один раз, что можно было – собрал. Теперь дело только за тобой. Даже не знаю, как справишься.
- Просто. Готовь служебную записку на имя губернатора – Кастиль Эдуарда Эдуардовича. Завтра с флешки распечатаю. Создадим группу – пусть бегают.
- Нужны спутниковые снимки береговых линий островов. Это для строительства приливных гидростанций. Потом потребуются замеры глубин, образцы подпочвенного грунта. Всего более трёхсот пунктов. И это только по электростанциям. У меня есть образцы проектов – нужна привязка к конкретному месту. Заказывать лучше в Японии – качество и минимум транспортных расходов….
- Молодец, неплохо поработал.
- Постой, это же не всё.
- Да здесь я, здесь.
Билли продолжил свой монолог….
Дверь тихонько приоткрылась. Показалась заспанная Люба в прозрачном пеньюаре.
- А мне куда идти прикажешь?
Я подскочил. Люба положила мне руку на плечо:
- Дорогой, если тебе надо работать, работай в кровати – я мешать не буду, а уснуть без тебя не могу.
Когда жена вернулась в спальню, я сидел на кровати, по-турецки скрестив ноги, склонив голову к ноутбуку. Она чмокнула мою голую коленку, сунула руку в мои плавки и откинулась на подушку, лукаво поблёскивая чёрными очами. Я полюбовался её прекрасными формами под лёгким пеньюаром японского шёлка, вздохнул и повернулся к экрану монитора….
- Билли, что с жильём?
- Отдельно стоящие дома коттеджного типа – новая планировка, новые материалы. Жильё для специалистов по принципу: максимум комфорта и никаких излишеств. Полная энергетическая и санитарная автономия. Первозданная природа сразу за окном. Транспорт – электромобили и только.
- Изобретатель!
- Оптимизатор – собрал имеющиеся идеи, обработал: в принципе ничего нового, в то же время – ничего похожего….
На другой день в приёмной губернатора.
- Эдуард Эдуардыча нет, - остановила меня секретарша.
- Мне назначено.
- Ждите, раз назначено.
- Время «ч» истекло минуту назад.
Секретарша пожала плечами.
Я был уверен, что Кастиль на месте – обыкновенное чиновничье чванство, или провинциальная неорганизованность. Достал мобильник:
- Звоню в Москву?
- Подождите, - секретарша засуетилась, сама позвонила куда-то.
Через минуту в приёмную вошёл губернатор. Вошёл из коридора. Хлопнул меня по плечу.
- Заходи!
- Один будете слушать?
- Кто тебе нужен?
- Для выполнения президентского задания необходимо создать группу специалистов, в том числе и административного толка. Посмотрите вот список направлений, по которым требуется информация. А вот здесь её полный перечень, по каждому направлению. Это задача первого дня. Завтра он будет дополнен. Будем работать?
Кастиль откинулся в кресле, разглядывая сложенные передо мной стопки бумаги. Потом нажал кнопку селектора:
- Татьяна Ивановна, соберите народ.
И мне:
- Будем! Будем….
Засиделись до полуночи. Люди всё прибывали, скоро стулья пришлось заносить, но никому в голову не пришла мысль – перейти в зал заседаний. Народ разбился на кучки, растащили мою записку по листочку, читали, спорили, обсуждая, курили, входили, выходили, ничуть не стесняясь губернатора. Горячились, доказывая свою правоту. Я понял – зацепило. Как когда-то Президента. Не всё ж за деньги, не всё ж за страх – иногда надо просто для души. Возможно, о чём-то подобном каждый таил мечту в душе со стародавних времён, и вот теперь….
Дважды звонила жена. На третий звонок вспылил:
- Знаешь, помощник представителя, где твоё место? Здесь. Люди работают, а ты в постельке прохлаждаешься. Шилом в Администрацию.
Заметил: если ворковать с Любашей – она мигом садиться верхом и тяжелеет шаг от шага. Но стоит прикрикнуть, притопнуть – лучше жены на свете не сыскать – и послушна, и ласкова, и смотрит с неподдельным обожанием. Ей бы Вовку в мужья, алкаша-драчуна….
Милиционер из наряда, дежурившего у дверей внизу, привёл вскоре, придерживая её за руку.
- Вот, попытка незаконного вторжения.
- Кто такая? – дёрнул головой Кастиль так, что очки упали на стол.
Люба, руки по швам, по-военному отрапортовала:
- Помощник специального представителя президента России Любовь Александровна Гладышева.
Присутствующие развеселились.
Всё! Лёд тронулся. Споры прекратились, дебаты закончились – пришло время решений. Губернатор подписывал рождённые документы, присутствующие пили чай, расходиться не спешили.
Была создана консультативная группа числом в сорок человек, с правами привлекать необходимых специалистов, не вошедших в список. Почему консультативная? Губернатор настоял, напоминая мои права спецпредставителя. Да мне по барабану. Один только я знал, что завтра ждёт этих людей. Все они, и я, в том числе, будем на побегушках – руками водит Билли.
Нам выделили транспорт – грузопассажирское судно из гидрографической службы, катер на подводных крыльях и вертолёт. Уяснив предстоящую задачу, экипаж потребовал дублёров. Действительно, наша мехстрекоза глушила мотор только на дозаправку. На ней на следующий день после совещания у губернатора мы вылетели на Итуруп – с него было решено начать.
Аквалангисты прыгали в воду прямо с вертолёта, чтобы достать образцы придонного грунта. Любу увлекла романтика моря, но я не мог позволить жене прыгать с неба в ледяную воду. Чтобы не ныла и не мешалась под ногами, поручил ей курировать вопросы социума – людей, не занятых в планируемых производствах, предстоит переселять, старые поселения сносить, строить новые, умные дома с компьютерным контролем над микроклиматом. Люба вооружилась слайдами будущих строений и с двумя помощниками двинулась в народ – убеждать. И ещё - переписывать население.
За месяц мы исползали Итуруп вдоль и поперёк. Можно сказать, провели его тестирование на предмет:
- где и сколько приливных гидростанций можно поставить (при этом учитывался рельеф местности – никакие изменения в него не допускались)
- где и сколько ветряных электростанций можно поставить.
Это что касается энергетики. Исходили не из потребностей, а из возможностей.
- Лишней не будет, – заметил Билли и оказался прав, как всегда.
Солнечную энергию должны аккумулировать крыши построек, по принципу – не пропадать же добру. Строительство специальных площадок не планировали – лишние затраты.
Береговые отмели (пригодные) должны стать плантациями подводных культур флоры и фауны. На суше планировались производственные корпуса по их переработке.
Дни летели, а конца работе на одном только острове не было видно. Впереди - их целая гряда. Северные Курилы вообще ещё во льду. Начал впадать в панику. Прав был губернатор, говоря:
- Вы не представляете, за что берётесь….
- Билли!!!
- Согласен, работы здесь на десятилетия – но это практической. Через месяц мы закончим все расчёты.
- Не понимаю.
- Увидишь. Что с установкой спектрального анализа?
- Где-то на подходе – из Москвы уже вылетела.
- Выясни где, поторопи, дуй сам за ней – это важно….
С подключением к компьютеру новейшей установки спектрального анализа, заказанной Билли учёным Дубны, дела пошли вперёд семимильными шагами. Анализы делались быстрее и качественнее, причём делал их Билли сам. Но не это главное. Мой виртуальный гений, верный себе, по макету Итурупа создал математическую модель, которую адекватно отражал на все острова Архипелага. Нам не пришлось объезжать их все. Билли сделал снимки из космоса. Причём это были не просто фотографии – отображения поверхности в потоках альфа, бета и гамма излучений. Таким способом спутники просвечивают недра, отыскивая полезные ископаемые и затонувшие корабли. Билли делал их с наших спутников, американских, японских. Договорённостей ни с кем не было. Но разве это когда-нибудь останавливало его? Билли всегда жил по старинному принципу (от кого у него это?) – всё вокруг колхозное, всё вокруг моё.
Для рыбного хозяйства обновленных Курил спроворил установку, которая упраздняла наидревнейшую профессию Земли – рыбака. По крайней мере, парней в зюйдвестках с обветренными лицами на островах больше не будет. Их заменят компьютерные операторы в белых халатах, а может, в красивой униформе. Рыбные косяки под воздействием ультразвукового сигнала поспешат к приёмникам рыбозаводов. Здесь их сортируют: годные в переработку, мелочь назад. Рыбы черпается ровно столько – каков заказ. Работая над этой темой, Билли обокрал три страны. У аргентинских учёных стянул наработки по дешифровке общения рыб в ультразвуковых диапазонах. Американцы, не ведая того, подарили ему идею распространять такие сигналы из одной точки на весь мировой океан. Японцы лишились монополии на автоматические плаврыбзаводы. Только наши заводы не плавали, им хватало работы на берегу.
Последние штрихи….
- Билли, что с лежками морских зверей?
- Станут зверофермами, с ультразвуком вместо клеток. Рыбу гоним на корм, как на рыбозаводы.
- Киты?
- Аналогично. Заманим в двенадцатимильную нашу зону, наладим искусственное производство планктона.
- Браконьеры, Билли?
- Спутниковое наблюдение. Нарушение погранзоны, провоцирует магнитный удар из космоса. Останавливается всё, даже часы. Якорь-цепь припаивается к клюзу, якорь к борту судна. Судно становится стальной болванкой, годной лишь для переплавки. Люди не страдают, только их корыстные интересы.
- Круто.
- Международная конвенция не запрещает.
- Не сомневаюсь, что идея магнитного оружия уже готова к воплощению.
- Правильно делаешь.
- Так что, доклад Президенту уже готов?
- В принципе.
- Какой фактор сдерживает?
- Человеческий.
- ?
- Специалисты, их быт, и что делать с незанятым населением?
- Для доклада можно и за уши притянуть.
- Самая затратная часть проекта – небольшая погрешность тянет большие деньги.
- Отнесём в графу прочие расходы: по экономическим нормам – до 10-12%.
- Как скажешь, Создатель.
- Закругляемся. Пора дело делать, хватит считать….
Позвонила мама.
- Лёшка, здравствуй, что молчишь?
- Дела, мамуль.
- Я тебе говорила – Даша вернулась.
- Ты об этом говоришь каждый раз.
- И что ты об этом думаешь?
- Что я должен думать?
- Она носит твоего ребёнка.
- Она уехала от меня с другим мужчиной.
- Любой человек имеет право на ошибку.
- Только не моя же…. женщина.
Хотел сказать жена, но жена у меня уже есть. Правда, мама об этом ещё не знает.
- На себя посмотри – ты идеал?
Ах, мамочка, как ты права! Я распоследний негодяй - соблазнил одну женщину, женился на другой. Что же делать-то?
Я молчал. Мама перевела дыхание.
- Когда приедешь?
- Теперь уже скоро.
- Ты думаешь мириться с Дашей?
- Не знаю.
- Мы с ней дружим. Она любит тебя. У вас будет дочка.
- Тогда я лучше здесь останусь, - буркнул, сам не знаю зачем.
- Как мне иногда хочется дать тебе в морду – ты бы знал, - сказала мама и отключила связь….
- Билли, мне нужен совет.
- К твоим услугам, Создатель.
- Ты можешь работать с Любой – это моя жена?
- А ты?
- Я улетаю в Москву, Люба остаётся куратором проекта – кто-то должен нести твои мудрости в массы. Только мне хотелось, чтоб ты не очень озадачивал её своим интеллектом. Зачем пугать девочку?
- То есть, сохранить инкогнито?
- Правильно. Попридержи лирику: вопрос – ответ, вопрос - ответ.
- Не беспокойся, Создатель, лети с миром.
- Ты меня будешь информировать о делах здесь творящихся.
- Всенепременно….
Чуть позже разговор с женой.
- Люба, доклад готов, мы с Костылём летим в Москву. Ты останешься курировать проект.
- Расстаёмся? – жена горестно вздохнула.
Мы лежали в постели в нашей каюте на транспорте. Люба рисовала круги пальчиком на моей груди.
- Ненадолго. Я что хочу сказать: в компьютере программа, подписана «Piligrim» - я завтра покажу. В ней вся информация проекта. Возникающие вопросы туда. Через неё и со мной можешь общаться, хотя по мобильнику мобильнее. Можешь свой курсовой перелопатить – программа творческая.
- Когда вернёшься?
- Думаю через неделю – пару дней на Президента, пару на Правительство. У мамы надо отметиться.
- Хочу познакомиться с твоей мамой.
- Успеешь – свекруха она и есть свекруха.
- Ты её не любишь?
- Почему? Хочу сказать – строгая она.
- Ой, боюсь, боюсь, боюсь.
- Справишься без меня?
- Да что делать-то – всю группу распустили.
- С населением работать.
- Справлюсь….
Жена у меня молодец: она даже на Сахалин не полетела.
- Долгие проводы – лишние слёзы, - её слова.
Обнялись последний раз на палубе. Я на вертолёт, она рукой помахала.
Всё. Прощай, Курилы!

О результатах моей работы докладывал Президенту Эдуард Эдуардович Кастиль. И это правильно. Под документом стоит его подпись. В случае одобрения изложенного, ему распоряжаться средствами, отпущенными из Стабилизационного Фонда. А я кто? Консультант, лицо материально безответственное. Мы оба осознавали это и, пожав руки, расстались во Внуковском аэропорту.
Поехал домой, и надо было видеть, как шёл двором, косясь на Дашины окна. Как вздрагивал и прятал взгляд, вжимал голову в плечи, если вдруг казалось, что дрогнула штора. Чего боялся? Да по большому счёту, самого себя. Грех тащился за моими плечами. Грех жёг мне сердце отметкой паспорта в графе «Семейное положение». А Даша? Даша разве безвинна предо мной?
В квартире было пусто. Пошарил в холодильнике, пожевал чего-то и лёг, не раздеваясь. Спал, не спал, дремал, не дремал – томился ожиданием. Вот щёлкнул ключ в замке. Лёгкие шаги в прихожей – мама. Что-то держит меня на диване. Мама подходит не слышно, шёпотом:
- Лёш, спишь?
Легонько касаясь, целует меня в ухо.
Не оборачиваясь, ловлю её руку, целую и тяну под щёку. Мама садится рядом, гладит мои волосы.
- Намотался? Пойдём куда-нибудь, пообедаем.
- Приготовь дома.
- У меня пусто в холодильнике.
- Яичницу…. А лучше, закажи пиццу на дом.
- Даши боишься?
- Боюсь. И себя боюсь. Будущего боюсь, прошлого боюсь.
- На службе всё хорошо? Ну, тогда не заводись – главное вы с Дашей живы и здоровы, рядом – всё будет хорошо. Я верю….
Второй день дома, второй день никуда не выхожу.
Мама позвонила Даше в первый вечер:
– Приехал.
- Жив, здоров? Всё в порядке? Передавайте привет.
- Ты не хочешь к нам зайти?
- Нет, спасибо, не сейчас.
Во второй день мама позвонила Надежде Павловне:
- Надо что-то делать.
- Надо чтобы они встретились. Надо устроить эту встречу.
- Правильно. Посылай Дашу куда-нибудь через двор, я – Лёшку в магазин.
Так состоялся Великий и Коварный Заговор против наших с Дашей сомнений и за наше счастье.
Мама наехала, хлопнув по заднице пакетом:
- Хватит валяться – дуй за картошкой.
В овощной дорога мимо Дашиных окон. Иду как вчера – сутулясь, прячу взгляд и не спускаю его с Дашиных окон. Хлопнула подъездная дверь, а я всё наверх пялюсь. Опустил взор и увидел Дашу. Она мелькнула и скрылась за акациями. Я остановился. Вот она вышла на дорожку. Идёт, меня не замечая, о чём-то думает.
Да, беременность не красит женщин, по крайней мере, не украшает. Не та стала походка. Лицо, шея похудели, руки тоже. Живот торчит, ногами чуток заметает. Вот глаза по-прежнему красивые и огромные, но это возможно из-за тёмных кругов под ними…. Всё, увидела!
Даша увидела меня и замедлила шаг. В глазах заметались растерянность, страх, радость, боль – калейдоскоп чувств. Она шла прямо на меня – правда, каждый следующий шаг давался ей с большим трудом, чем предыдущий.
Как поступить? Ждать, что будет? Сказать: «Здравствуй, Даша»? Шагнуть в сторону, уступая дорогу? Меня уже лихорадило. Чёрт!
Даша шла, шла, шла…. Я стоял и смотрел на неё. Глаза её затуманились, закрылись, ноги подкосились, и она упала в мои объятия.
Наши мамы, прячась за шторы, следили за нами из окон, прижимая мобилы к ушам.
- Дашенька! – воскликнула Надежда Павловна и бросилась из квартиры вон.
- Молодец, девочка! – сказала мама и поспешила нам навстречу.
Но я миновал их. Нёс Дашу на руках, на этаж поднялся в лифте. Вошёл в квартиру, положил Дашу на диван, встал возле на колени. Следом наши мамаши.
Надежда Павловна врач, меня оттолкнула, щупает пульс на руке, на шее, кофточку расстегнула, приложила ухо к груди.
- Лёша где? - тихо спросила Даша.
Теперь я тесню Надежду Павловну, проторенным путём целую руку, шею, грудь.
- Даша! Даша! Даша!
Меня бьёт колотун. Слёзы бегут сами по себе. Даша давит их пальчиком на моих щеках. Мама, обняв Надежду Павловну, уводит на кухню.
Потом мы приходим туда. Даша усаживается за стол, придерживая живот обеими руками:
- Простите, запнулась и вас напугала.
- Бывает, бывает, - торопится согласиться мама.
Потом начинается делёж – делят Дашу.
- Я - врач, - напоминает Надежда Павловна.
- А я с завтрашнего дня в отпуске, - заявляет мама, - и Лёшка дома.
- Да что она сиротка по чужим квартирам ютиться?
- К чёрту условности – надо думать о здоровье дитя и мамочки. Даше нужны уход, присмотр.
Спор нескончаем. Мама любит Дашу, это все знают. Теперь она девочку отсюда не выпустит – столько ждала счастливого момента.
- А ты что молчишь? – толкает меня. – Где должен быть твой ребёнок?
- Со мной.
Даша молчит. Мама победно смотрит на Надежду Павловну:
- А вас, товарищ доктор, прошу на осмотры не опаздывать – сразу после работы к нам.
Даша ночует у нас – у неё появилась своя комната. Мы все вместе притащили необходимые ей вещи. Вечером сижу возле её ложа, рассказываю про Курилы. Мама по коридору шмыг туда, шмыг сюда. Не вытерпела:
- Эй, молодёжь, пора расходиться.
Мы целуемся на прощание, и расставаться нам не хочется. Легонько щекочу Дашин живот. Ей нравится. Мама входит:
- Скалку взять?
Узурпатор. Диктатор. Домострой. Салтычиха. Кабаниха. Пиночет. Пол Пот….
- Билли, как дела?
- Нормально.
- Твой план одобрен Президентом.
- Уже знаю.
- От кого? Ах да – Инет. Как Люба?
- Справляется. Закончили отчёт по практике, замахнулись на диплом – толковая девочка.
- Билли, ей нельзя в Москву. Надо что-то придумать.
- Думай….
И я придумал.
Позвонил Главе Администрации Президента.
- Хотел с Вами посоветоваться – можем ли мы решить один вопрос, не беспокоя патрона.
- Смотря, какой.
Я объяснил в двух словах.
Мой собеседник, подумав:
- Давай не по телефону – подъезжай вечером ко мне в берлогу.
«Берлога» руководителя президентской Администрации ютилась в Рублёвке. Он забыл о моём визите и не заказал пропуска – а может, это было сделано нарочно – кто их, политиков, разберёт. Позвонил с КПП, уладил формальности.
Этот инцидент заставил вновь задуматься о предпринимаемом шаге, но отступать было поздно.
Беседка очень напоминает уже известную. Сидим. Беседуем. Мой визави – чиновник до мозга костей, чиновник с большой буквы, большой знаток официального протокола. Он так долго на государевой службе, что давно уже переставил слова местами в расхожей фразе «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Но достаточно умён, чтобы интриговать против фаворитов Президента – достаточно собрать негатив и держать под прицелом. Я всё это знаю и, тем не менее, сам принёс ему компроматы на себя. Потому что ни он, ни Президент по большому счёту мне не нужны. Я им нужен – по крайней мере, второму.
Суть моей просьбы – назначить Любу на моё место, спецпредставителем Президента на Курилах.
- Хочешь удержать жену на островах и не пустить в Москву – я правильно понимаю?
Он всё правильно понимает.
- Отчего же, сделаем. Завтра пошлю курьера на Дальний Восток с соответствующим назначением и предписанием госпоже Гладышевой – ежедневный отчёт о состоянии дел по проекту. Она не сможет вырваться с курящих островов. Чем думаешь заняться?
- Ухаживать за женой – у неё тяжело протекает беременность. Надеюсь, за два года работы имею право на отпуск?
- Имеешь, имеешь. А сколько у тебя жён?
Посмотрел ему в глаза и твёрдо сказал:
- Пока две.
На, жуй свой компромат!
Первый чиновник Кремля хмыкнул:
- Завидую.
Через два дня он позвонил мне.
- Твоя просьба реализована – Любовь Александровна введена в штат Администрации и исполняет обязанности спецпредставителя на Курилах.
- Спасибо.
Ещё через день позвонила Люба.
- Что с тобой? Ты здоров? Мне передали твои обязанности.
- Вникай. Считай это делом ближайших лет. Разве не интересно?
- Ещё как. Но как быть с учёбой? Защититься хотела досрочно. С тобой-то что? Когда приедешь?
- Влезаю в новую тему (вру). Пока приехать не могу (это правда). Люблю и очень скучаю (не поверите – и это правда)….
Кастиль улетая, захотел увидеться.
- Всё хорошо, Гладышев, всё хорошо. Твой проект принят на «ура». Начнём шуровать, как только пойдёт финансирование. Всё хорошо, всё. Две проблемы. Ты меня слушаешь? Слушай меня, Гладышев. Курилы – это ещё не вся область, есть ещё Сахалин. О нём-то ты забыл. На архипелаге будет новый век, а там - старый. Не хорошо это. В экономике перегиб, раздрай в умах людей. Подумай об этом, Гладышев, крепко подумай. Я знаю, ты что-нибудь придумаешь.
Потом огляделся подозрительно, наклонился к моему уху, зашептал:
- Ты ведь мне яму роешь, Гладышев. Я выпускник ракетно-космического факультета, а вся идея в море упирается. Попрут меня, не сегодня так завтра, попрут, как пить дать. Оставь мне хоть Сахалин, Гладышев. Очень прошу.
- Подумаю, - вяло обещал.
Кастиль мне стал неприятен. Вроде неплохой мужик, деловой. Чего они за власть так держатся? На мой взгляд – нет ничего скучнее, сидеть в кабинете и каждый день видеть одни и те же льстивые лица.
Разговор продолжать не хотелось, сменил тему.
- Кто будет юридическим исполнителем проекта?
- Президент говорит, создаётся акционерное общество «Океан» с контрольным пакетом в руках государства. Это общество и принесёт конец губернаторской власти.
- Почему?
- Так не будет там населения, как такового – все сплошь сотрудники одной компании….
Направляясь к турникету, Кастиль повторил:
- Помни, Гладышев, о Сахалине.
Мамы дома не было. Мы целовались с Дашей на её ложе. Начал ласково раздевать её, а она не сопротивлялась. Раздел. Разделся сам. Лёг рядом. Прижался животом к её животу.
- Не надо, - попросила Даша и закрыла глаза.
Конечно, не надо.
Бедная моя Даша, ты опять готова жертвовать собой. Ради меня, ради ребёнка…. Ради кого?
- Нет, - прошептал, целуя её глаза. – Ты всё не правильно понимаешь. Я хочу создать семью.
- Как это? – Даша уставилась на меня.
- Сейчас мы – одно целое. Ты, я, она. Я чувствую, как дочка шевелится у тебя в животике.
Это была правда. Толчки из Дашиного живота передавались на мой кишечник через панцирь мускулов. Я их чувствовал отчётливо и действительно считал нас единым целым.
Даша хихикнула, щёлкнула меня по кончику носа и туда же поцеловала.
Мы долго лежали, внимая кувыркам нашей дочери, и уснули.
Вечером мама на кухне:
- Вы с ума сошли оба?
Даша испуганно:
- Нет, нет, у нас ничего не было. Мы семью создавали.
- Как это? – мама долго думала и сделала вид, что поняла. – И что, получается?
Вечером прищучила меня в моей комнате:
- Советник, ты жениться думаешь – девочка извелась вся?
Эх, мама, мама, знала бы ты, как я-то извёлся….
- Билли, есть тема.
- Само внимание, Создатель.
- Кувыркнись через голову, но докажи, что Сахалин – лучшее место для космодромов и вообще ракетно-космической промышленности.
- Что-то новенькое, Создатель. Может, сначала проверим пригодность на все аспекты?
- Хоть запроверяйся – результат должен быть именно таким.
- Тем не менее.
- Твоё дело.
- Что по срокам?
- Пока терпит. Как Люба?
- Девочка старается, молодец. Ты, Создатель, планируешь ей отставку?
- Не твоё дело.
- Грубо. Отвечу также – когда тебя не станет, буду работать с Любой.
Люба позвонила:
- Знаешь, что удумал Эдуард Эдуардович? Никогда не догадаешься – он пригласил наше кафедральное руководство на Итуруп на защиту моего диплома. Представляешь, буду защищаться досрочно да ещё на самой стройке. Кастиль сам грозится возглавить приёмную комиссию. Представляешь? Ты приедешь? Ведь защита! А когда? Эх, ты. Я люблю, скучаю, жду не дождусь. Твой «Piligrim» - прелесть. Ты его запатентовал? Зря, утёр бы нос америкосам. Всё, целую….
Мама за дверь, Даша зовёт:
- Айда семью создавать.
Разденемся и в постель – нырк. Лежим, прижавшись животами, внимаем дочери.
- Ты знаешь, - говорю, - хочу примириться с отцом: нехорошо как-то мы расстались.
- Это правильно: в жизни так много сложностей и напастей, что самим их создавать – просто нелепо. Близкими людьми надо дорожить.
Милая моя Даша, как скоро ты стала мудрой.
Отец откликнулся на моё желание встретиться.
Когда мы приехали с Дашей в парк, он уже гулял там со своим маленьким сыном – моим сводным братиком. Ничего малыш, шустрый. Пожал мне руку, взял у Даши сладкий батончик и заявил:
- Лёша хороший.
Бобчинский победно взглянул на меня.
Он здорово сдал со дня последней встречи – мешки под глазами, щёки оплыли, руки трясутся и затравленный взгляд. Пьёт, подумал я.
Даша с малышом пошли на горку, мы присели за столик. Он взял мою ладонь в свои влажные руки.
- Это хорошо, что ты позвонил. Я сам давно мечтал об этой встрече, да всё никак не решался. Ты любишь меня, сын?
Я кивнул:
- Ты мой отец.
- Обещай, что после моей смерти, не оставишь заботами своего брата.
- Ты больно рано собрался.
- Ничего не поздно – дни мои сочтены. Я знаю.
- Перестань выдумывать. Ты как живёшь, средств хватает?
- Не о них речь. Меня отравили.
- Кто?
- Твой дед. О, это страшный человек.
- Дед? Зачем? Чем тебя траванули?
- Радиоактивным изотопом - современный яд шпионов.
- Ты у психиатра был?
- Не веришь?
- Не верю.
- Помру, поверишь? Пообещай, что брата не бросишь.
- Обещаю….
По дороге домой, Даша спросила:
- Как он?
- Спился.
- Жалко мальчика – хорошенький.
Дома Билли:
- Ты, Создатель – провидец. Именно для космических затей создала Земля сей замечательный остров. Готов доклад – подставляй ладони.
Зашелестел бумагой принтер….
Дашу увезли около полуночи. Мы с мамой долго сидели на кухне за чаем, потом разошлись по своим углам. Но не спалось. Снова сползлись. Переживали молча. Говорили тихо и немногословно.
К утру задремал в кресле у телевизора. За открытым окном хлопнула дверь такси, и я проснулся. Пока разлепил глаза, пока привёл мысли в порядок, сообразил, где я и почему, послышался голос Надежды Павловны. Не успел из кресла выбраться, в комнату впорхнула мама:
- Вставай, отец-подлец, дочка у нас, Настенька.
Анастасией звали и мою маму….
Две недели спустя позвонил Костылю:
- Доклад готов. Вылетаю.
В этот раз губернатор лично встречал в аэропорту. Шёл навстречу, распахнув объятия. Но Люба опередила его, выпорхнула из-под руки и бросилась на шею. Поцелуй наш затянулся. Кастиль ждал-ждал, махнул рукой, повернулся и пошёл обратно. Следом свита.
В наш номер принесли протокол дня:
- чтение доклада
- обсуждение
- и т.д. и т.п.
- банкет
Я наискось размашисто: «Три дня не беспокоить»….
На этот раз Билли превзошёл самого себя. Доклад был полный, конкретный с массой приложений. Всё просчитано до мелочей. Четыре космодрома, все необходимые производства, центры – управления полётами, подготовки космонавтов, научных космических исследований. Всё оснащено по последнему слову мировых технологий. Билли остался верен себе – никаких ДВС, весь транспорт на острове электрический. Источники её (электроэнергии) уже известны – солнце, воздух, вода и…. Вот тут-то и таилась изюминка. Отойдя от правил, Билли запланировал аннигиляционную электростанцию в центре Сахалина: всё-таки много допусков в стихиях, а их не должно быть, где царит точная наука. Предложил использовать в качестве топлива самый доступный материал – быт и промотходы. В приложенной пояснительной записке раскрывался принцип и сама установка, приводящая в неравновесное состояние любое вещество, стимулирующая цепную реакцию ядерного деления. В результате материя без остатка переходит в энергию. Это открытие, скажу я Вам, на грани фантастики – значение и масштабы перспектив его трудно переоценить.
На исходе третьих суток нашего с Любой марафона Костыль позвонил:
- Гладышев, ты сам-то читал, что написал?
Нет, не читал – избаловал меня Билли своей непогрешимостью.
- Что произошло, Эдуард Эдуардович?
- Ты бы ещё в газетке это напечатал.
- Для чего?
- Вот и я говорю – для чего. Ты что неучем прикидываешься, советник? У тебя почти вся глава об энергетике и приложение к ней – строжайшая государственная тайна. Ты где эту идею подсмотрел?
Я не понимал, о чём идёт речь, и на всякий случай буркнул:
- В женской бане.
- О! Достойный ответ на неумный вопрос. Когда выходные кончать думаешь?
- Завтра, думаю.
- Жду у себя….
На следующий день в кабинете Сахалинского губернатора.
Он положил передо мною изъятые из доклада страницы:
- Что это?
Но я уже был готов по теме.
- Дарю идею.
Этого Кастиль не ожидал. Он пожевал нижнюю губу, размышляя.
- Чревато.
- Другое предложение: отдайте авторство в Центр ядерных исследований, при условии, что они переедут на Сахалин, или откроют у вас филиал.
- Ты, Гладышев, чокнутый. Но, видимо, на таких и держится наука….
Костыль напросился на приём к Президенту и улетел на следующий день. Люба собралась к себе на Итуруп. Уговорил её остаться ещё на пару дней – там дела, там нам будет не до любви….
Лежим в постели в своём номере. Вдруг Люба села.
- Гладышев, хочу стать президентом компании.
- Какой компании?
- «Океан».
Наморщил лоб, всем видом выражая, что не сведущ в вопросе.
- Не притворяйся – ты знаешь, о чём речь. Поговоришь с Президентом?
- Вот что угодно только не это – ни за себя, ни за тебя начальство просить не буду.
Лицо Любаши напряглось, в глазах растаяла нежность.
- Ты меня не любишь.
- Парирую тем же.
Жена моя вздохнула и отвернулась, положила голову на колени – Алёнушка на берегу пруда.
У неё лодыжки Нефертити. Я подсунул голову под её согнутые колени и начал целовать их (лодыжки). Целую и глажу, целую и глажу.
- Родная, зачем тебе эти заморочки? Давай лучше ребёночка заведём, а?
Люба раздвинула колени и сунула мне кукиш под нос.
- Вот тебе ребёночек.
Она спрыгнула с кровати и начала одеваться.
Грубо. Я обиделся. Лежал и наблюдал, как она собрала вещи и вышла. Вы представляете: ни в ресторан – горе залить, ни на почту – мамочке отписать. Села на вертолёт и улетела на Итуруп.
Женщина!
Представитель Президента!
Мне бы её характер. Я что – хлюпик, неженка, маменькин сыночек. Мне бы сесть в самолёт да в другую сторону – к Даше, Настеньке. А я сел на каботажное судно и поплёлся следом.
Неделю Любаша моталась по архипелагу, а я в одиночестве лежал в её доме на её кровати. Когда душевное напряжение достигло критического накала сел за компьютер….
- Билли, это ты Любу накручиваешь?
- О чём ты, Создатель?
- Откуда у неё такие амбиции?
- Природой заложены.
- Снюхались?
- Я играю в пределах оговорённых правил.
- Колись, Билли, что вы затеваете?
Впервые на мониторе заминка с ответом.
- Читай.
Это был доклад на коллегию Министерства национальных программ. Предложение по развитию туристического бизнеса на Архипелаге. Это был довесок к общему плану экономического преобразования Курил. Но Кастиль спешил, и мы с Билли оставили главу на потом. Теперь она подписана, как автором, спецпредставителем Президента Гладышевой Л.А.
- Распечатай, - приказал я и стал ждать, полный мрачных мыслей.
Люба вернулась домой поздно вечером в субботу. Сказала: «Привет» и в ванну. Вслед за плеском воды послышалось её пение. Я ходил под дверью, нагоняя злости, представлял: ка-а-ак щас…
Пахнущая благовониями, Люба появилась в пушистом халате, на голове тюрбан из полотенца. Села перед туалетным столиком. На него я и бросил принесённый из кабинета доклад.
- Это что?
Люба подняла на меня чёрные глаза полные гранитного блеска и заявила:
- Я лечу в Москву.
Вдруг понял, что сейчас мы наделаем глупостей, наговорим гадостей и разрушим всё, что вместе строили. Промолчал, развернулся и ушёл спать. Любы со мной в эту ночь не было.
Любе нельзя лететь в Москву. Нельзя выступать с докладом в столице. Представляете: успех (а он гарантирован), пресса, и мамин вопрос:
- Кто это Гладышева Л.А., спецпредставитель Президента по национальному проекту?
Что-то надо предпринять. Ждал утра, а когда взялся за трубку, вспомнил, что надо ждать ночи – разница-то во времени о-го-го….
- Слушаю тебя, Гладышев, - на том конце.
- Моя жена собирается в Москву на коллегию министерства….
- И?
- Думаю в ваших силах отправить гору к Магомеду.
После полуминутного молчания:
- Подскажу эту мысль Президенту.
- Уж будьте добры….
Всё получилось, как задумал. Министр со своей братвой прилетел на Курилы. Сначала, конечно, в Южносахалинск, а оттуда на военно-транспортном вертолёте на Архипелаг. Следом Кастиль, тоже из Москвы, прямиком от Президента. Меня увидел, подмигнул, хлопнул по плечу:
- На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы.
Всё понятно. И понятно, почему в прессе шума не было – засекретили доклад от заголовка до подписи автора. Космодромам на Сахалине быть!
Люба по турбизнесу «отстрелялась» на все шесть. Возила московских чиновников по островам, показывала фермы морских зверей, подводные плантации, детища свои (Биловы, конечно) – умные дома Курильского исполнения. Кастиль появился вовремя: гостей надо угощать….
Представьте необитаемый остров, лагуна, песчаный пляж, шашлыки, столы, ломящиеся экзотическими яствами и русской водкой. Люба – единственная женщина в компании. Естественно все тосты, всё внимание ей. Она вдруг встаёт:
- Анатолий Иванович (это министр национальных программ), посодействуйте – хочу стать президентом акционерного общества «Океан». Да-да, той самой, кому всем этим владеть.
У московского гостя челюсть отвисла.
- Браво, девочка, молодец! Двумя руками «за», - подхватился со своего места Кастиль, погрозил пальцем азартно. – Не всё вам, москвичам, купоны стричь. Да и до купонов тут ещё – ой-ой-ой – пахать да пахать.
Министр, запинаясь:
- Я, конечно, высоко ценю ваш вклад в развитие края. И доклад ваш замечательный, но…. Но такие документы подписывает Президент.
- А вы их ему готовите, - настаивала Люба. Она стояла с рюмкой в руке, красивая, гордая, неукротимая. Тогда впервые подумал, что она очень похожа на маму.
Министр мялся, никто из свиты не спешил ему на помощь. Он посмотрел на меня, потом на Любу – советник Президента, его представитель. Не простые же люди, не с бухты-барахты. И-эх, раз пошла такая пьянка…
Он махнул рукой:
- Согласен.
За столом зааплодировали, раздались крики «Гип-гип, ура!», звон бокалов. Кто-то крикнул: «Виват Россия!». И снова – ура! И я кричал «Ура!». Всегда готов за Россию. Никогда за личности.
Потом начались забавы – танцы на песке, национальная нанайская борьба. Притащили с «Крылатого» (это Любин катер) канат, и местные во главе с могучим Костылём трижды перетянули московскую команду.
Потом стали купаться.
Люба поднялась на борт, переоделась, прыгнула с него. Вышла на берег в белом купальнике, в капельках воды искрилось солнце.
- Афродита!
Пьяные мужики с ума посходили - бросились на колени молиться: «О, божественная!». Некто полз по следам, завывая: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…». Министра нарядили Нептуном, Любу усадили рядом – морской царицей. Свора водяных фавнов рыскала по берегу и по приказу морского царя купала всех невесёлых – даже одетых.
Когда стало смеркаться, гостей покидали в вертолёт и увезли. Люди губернатора на два раза обшарили прибрежные кусты и валуны – не дай Бог, кого оставили – и тоже улетели. Экипаж «Крылатого», и мы с Любой заночевали на острове.
Отдыхать ушёл раньше, оставив Любе хлопоты с выпроваживанием гостей – в конце концов, они её. В кромешной темноте каюты услышал шорох.
- Лёш, пойдём купаться голышом.
Поднялся, шагнул на ощупь и попал в её объятия. Она уже была голышом.
- На ручки хочу, - заскулила.
Поднял, выбрался на палубу, наклонился за леера:
- Купаться?
Она вцепилась в шею:
- Вместе, вместе…
И я прыгнул в воду с нею на руках.
Потом мы занимались любовью на песке.
Потом вспомнил, что на катере есть прибор ночного видения с двенадцатикратным увеличением. Подхватил Любу на руки, всполоснул в воде и унёс в каюту….
Позвонил Президент:
- Ты где, Гладышев?
- На Курилах.
- Л.А.Гладышева кто вам?
- Жена.
- Думаешь, справиться с компанией?
- До сих пор справлялась.
- Хорошо, подписываю под твою ответственность. Надолго там?
- Есть работа?
- Когда её не было. Давай доотдыхивай и приступай к Камчатке. Время, как говорится, вперёд!

У меня трещина в ребре. Уж лучше бы перелом – и срастается быстрей, и болей меньше. Шмякнулся на северном склоне Ключевской Сопки. Поскользнулся, за уступ не удержался – и бочиной прямо на гольцы. Увы, законы всемирного тяготения писаны и для мастеров айкидо.
Чёрт меня дёрнул туда лезть. Чёрт задумал вообще эту поездку – перспективы полуострова видны были из окна нашей московской квартиры. Но мама с Дашей и Настюшей уехали в Крым. Там у нас дальние-предальние, но очень добрые родственники, а у них усадьба с видом на Ай-Петри. Я ещё пацаном грозился залезть на самую верхотура. Ну и полез, на другом конце Земли. И шмякнулся. И взвыл от боли. Постучал в мобилу. За мною вертолёт. С вертолёта на самолёт. С самолёта на неотложке в ЦКБ. Вернулся быстрее, чем добирался. А был на Камчатке без малого три дня.
Изладили мне корсет. Кормят таблетками, электрофорез прописали. Но самое неприятное – уколы. Ставит их сестра, и ещё две, будто ненароком крутятся в палате. Что их - задница моя прельщает? Всё надоело – и уколы болезненные, и сестрички некрасивые. Домой стал проситься.
- А что? – лечащий врач был продвинутым. – Очень даже может быть – дома вы быстрее пойдёте на поправку. Уход, внимание, уют привычной обстановки…. Звоните, молодой человек, звоните – я не против.
Вопрос – кому звонить. Маме с Дашей в Крым? Любе на Курилы? Может дяде Сэму в Белый дом? Деду, деду надо позвонить. Отлежусь у него на даче – места хватит. Тётки там убойные, ну так на мне бронекорсет.
Бренчу.
Звонкий голос:
- Алё.
- Мне бы Алексея Георгиевича.
- А он в Крыму.
Приехали! И что теперь делать?
- А вы кто?
- Ваш племянничек в гипсо.
- Алекс, ты?
- Не похож?
- Откуда?
- Из ЦКБ.
- Анализы сдаёшь?
- Уже сдал.
- А что звонишь-то?
- Родственники нужны – забрать меня отсюда.
- Так заберём. Ты в каком корпусе, в какой палате?
Близняшки приехали за мной на такси – совсем уже взрослые, рассудительные девицы.
- Мне бы домой, - робко попросился.
- Щас, - был ответ. – Что врач сказал? – забота и уход.
- Вы чего в Крым не укатили?
- Так, выпускные, - со вздохом.
Девицам по семнадцать лет. Девицы заканчивают лицей, готовятся стать абитуриентками, студентками. Не щипаются и не щекотятся. Ходят павами, поводят томными глазами, обо всём имеют своё суждение – повзрослели. Кормят прилично – мама научила. Да ещё поваренные книги под рукой – у каждой своя.
Не жизнь – малина. Это у меня. У них – выпускные. Три-четыре дня зубрят-зубрят, на цыпочках ходят, разговаривают вполголоса – удачу спугнуть боятся. А потом – бах! – сдали. Визжат, кричат, носятся по парку в одних купальниках, которые того и гляди потеряют. С надеждой на это смотрю из гамака с книжкой под головой. Когда этот тайфун рук, ног, кос и глаз со свистом проносится в опасной близости, у меня начинает ныть больное ребро. Потом всё успокаивается, чтобы через три-четыре дня взорваться снова.
Выпускной. Сестрички примеряют одинаковые платья, вертятся у зеркала, носятся по комнатам – теперь ничто не может омрачить их безудержный задор.
- Алекс, не скучай – мы скоро. Голодом себя не мори. На девиц по телеку не заглядывайся – мы лучше.
Чмок. Чмок.
- До утра.
Приехали они раньше.
Я уж поспал немного. Проснулся. Поворочался. Не спится. Всё-таки у двойняшек родителей рядом нет, я, как бы, ответственен за них – должен переживать. Перебрался в качалку на террасу, стал поджидать.
Подъехала машина, Похлопали дверцы. Отъехала машина.
Идут дорожкою по саду, шляпки свои «А-ля Айсидора» в руках несут – ленты по траве волочатся. Меня не замечают или не хотят.
Обидел кто? Вечер не удался? Ох, уж эти мне семнадцать лет – проблемы на пустом месте! Переоделись и на пруд – с таким видом только топятся. Пруд – часть усадьбы, на берегу беседка.
Как Чингачгук, скрываясь за деревьями, иду следом. Нет, вроде не топятся, плескаются, злословят о ком-то.
Подсматривать нехорошо, подслушивать тоже. В беседке из их халатиков устраиваю ложе и на бок сажусь поджидать – пусть купаются: тепла июньская ночь. Тепла и лунна. Дорожка серебристая пробежала по воде. Трава блестит на берегу. И капли воды сверкают на голом теле.
Чёрт! Точно на голом!
Одна из сестричек вошла в беседку, голову клонит, волосы скручивает и выжимает. А на теле - ну хоть бы ремок какой. Чуть слюной не поперхнулся, а она смотрит и усмехается.
- Подглядываешь?
- Слушай, ты бы устыдилась немного.
- Ага, щас, зажмусь, в кустики прыгну и закричу: «Ай-ай-ай».
- Отшлёпать тебя, бесстыдницу…
- Шлёпай.
Выпускница изящно изогнула талию, приблизив к моему лицу круглые и крепкие, как арбузики, ягодицы. Я шлёпнул, легонько-легонько, ласково, чтоб только звук был.
- А теперь погладь – больно же.
Погладил. Рука сама тянулась вопреки здравому рассудку. Да и был ли он в ту минуту здравым?
- Никушка, посмотри, кто ко мне пристаёт.
- Сама ты Никушка, - говорит вторая сестричка и входит в беседку в таком же первозданном виде.
Всё, теперь я знаю к кому как обращаться – только бы из виду их не потерять. Дело в том, что у близняшек и имена одинаковые – Доминика и Вероника. Только первую ничуть не заботит, как её окликнут: хоть Домной, хоть Никушкой. а вот вторая на Никушку обижается, признаёт только – Вероника, Вера и их производные, позволяет – Вероничка-Земляничка.
Только положение моё это не облегчает: две несовершеннолетние девицы, вполне уже сформировавшиеся, без комплексов и одежды, обступили меня в садовой беседке в полнолуние.
- Тоже так хочу, - заявила Вероника, схватила мою руку и положила ладонью на…. ну, пониже спинки.
- Может вам массаж сделать?
- Было б здорово, - согласились сестрички. – Но как твоё ребро? Давай посмотрим.
Они стащили с меня штаны и рубашку, плавки и корсет.
- Да нет, в порядке твоё ребро – вон как торчит.
Тьфу! Мне стыдно, им хоть бы хны.
Признаюсь, не боль сдала меня им в плен, а желание подурачиться.
И мы дурачились.
Сначала в беседке.
Потом в пруду.
Потом в ванной. Пили шампанское и дурачились.
Потом в постели. Где застал нас рассвет, и мы уснули.
Проснулись и опять за прежнее – дурачиться.
Об одежде вспомнили вечером, когда голод погнал нас в людные места.
Скажите: совсём Лёшка Гладышев пал, ниже плинтуса совесть свою уронил - до несовершеннолетних родственниц добрался. Но есть оправдательные моменты, господа.
Во-первых, по большому счёту мы не родственники.
Во-вторых, моей инициативы совсем не было – жертва, можно сказать, обстоятельств.
В-третьих,… в-четвертых,… в-пятых….
Не случайная это связь, мужики. Двойняшки признались: давно влюблены в меня по уши. А я? А что я - я тоже. Ну, разве можно таких не любить – красивых, задорных, ласковых, умных, добрых….
Они мне:
- Алекс, ты почему на Даше не женишься?
Я:
- Увы, женат.
И паспорт показываю.
- Как ты мог?
А потом:
- Алекс, а кого ты больше любишь – Любу или Дашу?
- Вас.
- Врёшь, конечно, но приятно.
Ещё позже:
- Алекс, ты за нас не томись – мы тебя любим не для женитьбы.
- Вообще-то девушки должны замуж выходить.
- Мы не хотим замуж – не один мужчина с тобой не сравнится.
- А чего вы хотите?
И они признались.
Замуж выходить, значит расставаться. А они не хотят - хотят вместе поступить в Литературный институт и стать: Доминика – писателем (писательницей?), а Вероника – поэтом (поэтессой?). Они показали свои работы. Не силён, чтобы сказать «здорово» – мне понравились. Тут же обещал продвинуть их на страницы периодических изданий и слово сдержал. Сестричкам эти мои затраты были как нельзя кстати – требовали при поступлении списки опубликованных работ.
Подозреваю за спиной злобный шёпот: «Оплатил девкам дефлорацию». А мне плевать: говорите, думайте, что хотите – это моя жизнь и подстраивать её под чьё-то одобрение не собираюсь.
Только что скажет мама, если узнает? А Даша? А Люба. Господи, как дальше жить?
В «Камчатке» тоже была своя изюминка.
Экономической основой грандиозного проекта Национального Заповедника, занимающего весь полуостров, должен стать туризм. Сеть мотелей опутывала, прекрасные дороги сокращали. Электроавтопоезда вывозили удивлённую публику на самую, что ни на есть, дикую природу. Всё сходилось. Всё. Кроме одного. Служба безопасности должна реагировать немедленно на любой сигнал ЧП. Им без вертолётов не обойтись. А это – громы небесные, токсичные выбросы, и вообще – техника уходящей эпохи.
Билли поднапрягся немного и выдал «на-гора» проект двигателя нового типа. На основе открытого им принципа аннигиляции - перехода материи в энергию – безотходного, бесшумного, высокоэкономичного. Причём, Билли предложил двигатель в принципе. Модификации могли быть всевозможные – от ракеты до мопеда – присобачивай и катайся.
Опять проблема – изобретение государственной важности – кому его сдать?
Звоню Президенту, прошу личной встречи. Не отказывает.
Всё та же беседка.
Президент глянул на заголовок, хмыкнул, пошелестел листами и отложил мой труд.
- Понятно.
- Есть один нюанс.
Беру проект в руки, нахожу нужное место, показываю.
Президент смотрит, читает, кивает.
- Так, так, так,….
Потом поднимает на меня глаза.
- Твоё?
Пожимаю плечами – а чьё ж ещё?
- Ты - гений, русский Да Винча. У Кастиль юридические замороки с первым предложением, а тут новое.… Слушай, сделаем так: оформим тебе авторские права – всё честь честью – и выкупим их во владение государству.
Пожал плечами – я не против.
- Такую сделку след обмыть. Ты как?
Жму плечами.
- Язык проглотил? Бывает.
Патрон отсутствовал не долго. Принёс графинчик водки, рюмки, закуску – бутерброды с икрой, ветчиной, балычок севрюжный. Водка ледяная, балык во рту тает. Не успел прожевать, патрон уж вторую в руке держит.
- Никогда, Гладышев, не сидели мы с тобой вот так – по-русски, по-приятельски. И не скоро ещё присядем – дела, брат. Так что не таись, есть что за душой - выкладывай. По возрасту я тебе в отцы гожусь – пойму, и глупости не посоветую.
Потащила вторая рюмка мою душу наружу. Всё рассказал, во всём признался. Что имею связь с четырьмя женщинами, каждую люблю и боюсь потерять – и как всех сохранить возле себя ума не приложу.
Президент слушал внимательно – не насмехался, не завидовал, только кивал – понимаю, мол.
Я умолк.
Патрон налил по третьей, прищурился, посмотрел рюмку на солнечный свет, повертел в пальцах.
- Любовь и страдания в женщине не разделимы. Как только появляется первое, тут же и второе. Любовь у неё от природы, а муки – душевные. Она любит и жертвует собой для любимого, но всеми фибрами души желает его заарканить. Девушка говорит, что согласна на свободную любовь – не верь: это уловка, это разбег для стремительного прыжка на шею. Проще говоря: мы торжествуем, затащив женщину в постель, а она – нас в ЗАГС. Гладышев, если ты действительно любишь своих женщин, не обделяй их правами на себя. С одной оформлен законный брак – хорошо. Обвенчайся с другой – возьми грех на душу. А с молоденькими заключи брачный контракт – это в моде сейчас. Послушайся моего совета, и душа успокоится, и женщины твои будут счастливы.
Россия выкупила у меня права на изобретения в государственное пользование.
- Билли, поздравь меня, я – миллиардер.
- Поздравляю. Ты счастлив?
- Не больше, чем вчера. Как там, у Любочки дела?
- Хреноваты.
- С китами?
- С ними.
- И нет никаких идей?
- Увы.
- Что с Костылём?
- Оставил губернаторство, теперь он президент Российской Космической Корпорации, повсеместно внедряет «оптимизатор».
- Билли, поподробнее об этой штучке.
- Надеюсь, принцип действия и схема сборки тебе безынтересны?
- Правильно делаешь.
- Тогда, как пользователю – браслет на руке. Следит за общим состоянием организма, подаёт команды – когда есть, когда спать, когда трудиться. Иные работают по двадцать часов в сутки и никаких негативных последствий для здоровья – у каждого свои возможности. Кастиль по его хронометру зарплату начисляет – удобно: контроль объективный.
- Твоя машинка?
- В авторах ты. Спроворить?
- Обойдусь. Ты же знаешь, я натура увлекающаяся, но не трудоголик, скорее – наоборот.
Патрон позвонил.
- Я вот подумал: вы мне Землю не спалите в своих термоядерных штучках?
- Исключено. В конце текста есть приложение – приведены цифры независимых исследований наших и американских учёных. Там посчитано, сколько лучевой солнечной энергии обретает на Земле массу, и сколько планета наша распыляет в мировой космос электромагнитных волн, чтобы избавиться от лишнего веса. Вот это, бездарно утрачиваемое, и будет нам служить.
- Ладно. Приемлю….
Как советовал Президент, так я и поступил.
Подыскал в Подмосковье красивую церквушку, исповедался попу – не стал обманывать. Но прежде поинтересовался – сколько приносит приход за год? – и пожертвовал на украшение храма вдвое больше. Попик согласился обвенчать нас с Дашей.
Даша была в белом платье – мама настояла – с фатой и венцом из белых кораллов. Они у Любы выращиваются на подводных плантациях. Для мамы выслала в мой последний приезд.
Попик читал-читал венчальную молитву, а потом как рявкнет:
- Истинная любовь да не будет греховной! Аминь!
Мы с Дашей вздрогнули. Каждый своим мыслям. Даша – о рождении дочери до брака. Я – о многожёнстве.
Настюшу окрестили в той же церкви.
Никушки пришли в восторг от брачного контракта – его мне Билли подготовил. Но как не изощрялся мой виртуальный друг, без поправок не обошлось. В графу «Обязанности сторон» сестрички настояли внести пункт:
- исполнять сексуальные фантазии мужа….
А они у меня есть, фантазии-то? Всё от них, греховодных….
Ликовали пункту «… полное материальное обеспечение…».
- Это правильно: мужчина должен заботиться о пропитании женщин…
- И одеждах…
- И побрякушках….
- И парфюмерии….
- И жилье….
- И авто….
………….
Я купил им квартиру в Москве, поближе к ЛитВУЗу, в который они таки поступили. Авто подарил по их выбору – в нашей семье личный транспорт был не в моде….
После этого душа моя действительно успокоилась. Но, как показало грядущее, ненадолго.

Охотским гамбитом назвал эту операцию Президент. Ну а я бы по-другому – Троянский конь. Чем не название? По-моему, лучше подходит. Впрочем, судить Вам.
С чего начать? Начну с Любиного звонка.
Люба позвонила:
- Всё плохо, Лёша.
- Киты гибнут?
- И китята. Выбрасываются на берег, Лёш, - Люба всхлипнула. – Топятся на мелководье. Мы с ног сбились, головы сломали – в чём причина?
После паузы.
- Лёш, прилетай, сбегу с работы на три дня.
Три дня наедине с Любой – об этом только и мечтал два последних месяца!
Но….
Надо соблюсти приличия.
Сводил маму, Дашу и Надежду Павловну в Большой и ресторан.
Нежно простился с Дашей.
Даша… Даша - это любовь и боль моего сердца. Если у Вас есть время и желание послушать, расскажу о наших отношениях.
Рождение Настюши отвратило у неё наследственную потребность жертвовать собой для блага и счастья других. Надеюсь – напрочь. Только болью полнятся прекрасные очи при виде убогих, пьяных и бомжей. Кстати, Жека вернулся в родные пенаты. Худой, длиннющий и сутулый. С тросточкой. Вполне подвижный. Когда увидел меня, вошедшего во двор, лихо продефилировал детской площадкой, где Даша выгуливала Настюшу.
- О чём он? – спросил венченую супругу и увидел глаза полные вселенской скорби.
Любит? Боль царапнула сердце. Но разве имел право я, многожёнец, ревновать?
- Извини, - повернулся уходить и вдруг….
Даша бросилась мне на шею так порывисто, так отчаянно принялась целовать, что заплакала, испугавшись, Настюша. Тут как тут её бабульки.
- Вы что с ума сошли?
А мы и сошли. На Дашины поцелуи ответил своими, страстными. Мы тискали друг друга, стыдились этого порыва и не могли оторваться. Спасибо тебе, Жека.
Надежда Павловна – женщина строгая. Она воспитала дочь в спартанско-пуританском стиле. Хорошую дочь. Она и внучкой принялась командовать.
Другой метод воспитания у мамы. Помню своё детство, помню её уроки.
Пример.
Собираюсь во двор играть с ребятами в футбол.
Бабушка вздыхает и качает головой – не одобряет.
Папа считает, что в футбол играют умственно отсталые люди в экономически слабо развитых странах - не понимает
А мама…. Надевает спортивные брюки, бейсболку козырьком назад и со мной во двор. Лихо бегает, толкается, пасует, бьёт. Потом пацаны говорили мне – слышь, ты, пусть твоя мамка сыграет за нас с соседнедворовой командой. Приходили делегацией, звонили в дверь, звали. И если брали меня (неважный был игрок-то), то и мама соглашалась. Однажды мужик какой-то долго стоял у борта коробки, наблюдая за матчем. Потом высказался:
– Слышь, пацан, больно ты на бабу похож.
Мама…. представляете: уже кандидат наук, старший преподаватель кафедры – плюнула под ноги и заявила:
– За такие слова можно и схлопотать.
Команда поддержала:
– Тебе чего, мужик, гудок распинать?
Мама осталась такой и в бабушках. Она не водила Настеньку за ручку с важным видом, не поучала – этого нельзя, а это «кака». Брала вторую лопаточку и на пару с внучкой, высунув языки, строили песочные дома. Катались вместе с горки. Жевали на двоих один бутерброд.
Даша недолго колебалась – чей метод лучше. Мамочки на скамейке, она в песочнице, на горке, на стенке (шведской), спорит с дочкой и обижается на её уловки, сама хитрит и жульничает – игра. Две подружки.
Наши отношения очень ровные. Правильнее сказать – хрустальные. Мы бережём друг друга и не надышимся. Я балую её подарками и стараюсь угодить. Она готова в любой миг исполнить любое моё желание. Никогда не провоцирует на близость. Никогда не проявляет инициативы в интимных делах, но всегда ответлива и нежна. Каждый вечер перед сном делаю ей массаж, как в тот памятный день. Втираю благовония в тело, которое после родов утратило девичью угловатость, но приобрело женскую плавность. Я его обожаю и целую, прежде чем коснуться рукой. Даша страдает. Ей кажется, что я заставляю себя делать ей удовольствия. Пусть себе. Такие муки я приемлю – на самом деле это я получаю неземное наслаждение, лаская любимые формы и прелести. Иногда вечерами Настюшка заигрывается – некому топнуть ногой и отправить её спать – мы начинаем обмениваться с Дашей через чур нежными взглядами. От мамы этого не скроишь.
- Идите уж, - машет рукой и заманивает внучку в свою спальню.
Настюша не любит спать одна и наоборот. Иногда она прибегает к нам утром, когда мы нежимся в постели, забирается в серёдку. Даша смеётся:
- Семья получилась.
Завидуете, наверное? Я и сам себе завидую. Когда отсутствую несколько дней, спешу домой, как дембель на вокзал. Знаю – три любящих сердца с нетерпением ждут и рады моему явлению в любое время суток.
Следующую ночь прощался с Никушками. О них тоже есть что рассказать. Сестрички тратят весь месячный доход на обновление интерьера своей квартиры. И требуют с меня компенсации. Я, конечно, штопаю их финансовые дыры – ведь по большому счёту все эти декорации предназначены мне. Представляете – романтическое свидание с двумя лохматыми, полуодетыми дикарками в первобытной пещере. Стены увешаны рогами, чучелами, шкурами. На полу в блюде из черепахового панциря парит жареное мясо. И дикие танцы – с прыжками, ужимками – к чертям летит незамысловатая одежда. А моя так рвётся на клочки. Всё. Захвачен варварками в плен. Теперь я буду либо съеден, либо…. Либо стоило порванных прикидов.
В другой раз меня приносили в жертву египетские жрицы. Обстановка соответствует убранству античного храма. Две фурии с бронзовыми ножами извиваются, извиваются…. всё ближе и ближе…. вот сейчас…. Закрываю глаза от страха перед неизбежным и…. получаю жаркий поцелуй. Нет, много поцелуев. Сотни рук, десятки губ ласкают моё тело, избавляют от одежды.
Следующий раз мои контрактные жёны не поленились заучить настоящий гимн спартанских женщин, приветствующих доблестных воинов. Они в сандалиях, коротких золотистых туниках, волосы убраны миртовыми венками – ладошки сложены у груди. Прикид царя Леонида натянули на меня и заставили играть его роль – великого и могучего устрашителя персов.
Кроме денег они ничего не требуют. Всегда рады моему появлению. Терпеливо ждут. Но когда новый интерьер готов и роли заучены, попробуй, откажись от визита – грозятся нагрянуть, перевернуть вверх дном наш с Дашей милый уют и увести меня силой. Не скажу, что эти спектакли утомляют. Признаюсь – жду их с нетерпением. Месяц – это тридцать дней, столько лишь могу прожить без контрактниц. А потом – не ищите меня пару-тройку дней….
На этот раз пятикомнатная квартира была переделана в монастырские кельи, ризницу, трапезную, молельню. Мои бывшие «тётки» в рясах тончайшего чёрного шёлка, с крестами на тяжёлых цепях (всё из серебра), кланяясь и крестясь, проводили меня за стол, накрытый кувшином вина, жареным каплуном и чёрным хлебом. Посуда массивная, керамическая. Еда, питьё вкуса изысканного, хотя грубоватые на вид. У монашек при ходьбе из чёрных складок, будто из темноты ночи, всплывали, соблазняя – то грудь, то колено, то…. Задумка и исполнение – класс! Вот только времени у меня в обрез. Нет у меня времени следовать сценарию. Наедаюсь, напиваюсь, к чёрту выкидываю кардинальскую сутану. Подгулявшим бароном гоняюсь за целомудренными монашками, ломаю мебель, ору похабные песни. Наконец, утомлённые, обесчещенные, они засыпают в моих объятиях. А я на цыпочках, на цыпочках - в такси, аэропорт, аэробус – прыжок на восток. Лечу, встречай, любимая!
Звонок Президента, как заряд дроби, складывающий крылья летящему селезню, догнал меня в воздухе.
- Есть тема. Жду.
Только не это! Пусть это, но не сейчас. Что придумать? Натравить Билли на Всевышнего и испортить погоду?
Врать патрону ещё не научился и признался, после недолгих колебаний.
- Лечу к жене на Курилы – хотел провести с ней три дня.
- Лети, - был сухой ответ. – Жду на четвёртый….
После близости мы обычно засыпали. Пусть ненадолго, бывало – на несколько минут. Но это тоже было счастье. Подарившие друг другу радость обладания, мы уплывали в челне Гипноса, не разжимая объятий.
Люба вдруг села в постели, стукнула себя кулаком по согнутой коленке.
- Ну почему это происходит?!
От неожиданности вздрогнул – что с ней? о чём она?
Опять про своих кашалотов.
- Гладышев, ты же биофак кончал – должен знать.
- Я там, Любушка, оценки получал, не знания – а про морских млекопитающих вообще никто не толковал.
- Ботаник.
Завелась. Уже оскорбляет. Мне ссоры не хочется.
Провожу пальцем по её позвоночнику.
- Знаешь, самая красивая линия в природе – это изгиб женской спины.
Люба передёргивает плечами, Отстань – означает её жест.
Терплю.
У неё тонюсенькая талия. Целую позвоночник в этом месте, ниже, ниже….
- Ты о чём-нибудь кроме можешь думать?
Сказано почти со злостью.
Обида переполняет. Откидываюсь на подушку, руки за головой, думаю, что и как ответить.
- Да. Вспомнил – меня ждёт Президент.
Встаю, одеваюсь, собираюсь. Всё делаю медленно – даю ей время одуматься и остановить.
Она молчит, с любопытством наблюдает.
Я у дверей.
Она:
- Привет Президенту.
Всё, улетаю. Улетел. В день приезда….
Сижу напротив патрона, внимаю.
- Нагостился?
- Не то чтобы досыта, но подумалось: новая тема может быть связана с Дальним Востоком – вернусь и догощу.
- Правильно подумалось. Вникай.
Вникаю. Но как-то не очень: все мысли о Любе – не хорошо мы расстались. На ладонях тепло её кожи, на губах её вкус, запах….
- Ты где?
- Простите.
- Понял, что я сказал?
- Конечно.
А суть проблемы в следующем.
Когда-то Охотское море имело статус внутренних вод могучего Советского Союза. Титан рухнул и рассыпался. Новая Россия в первые годы существования не в силах была уберечь свои богатства от бесчисленных хищников. В обильную рыбой и морским зверем акваторию ринулись флота всех стран. Какие только флаги не украшали пришлые суда, только цель была одна – хватай, тащи, грабь. Окрепла Россия, расправила согбенные плечи, в состоянии теперь пресечь хищные промыслы – и сил хватало, и желание было. Но упущено время. Браконьеры до того освоились, что шли в Охотское море, как к себе домой. Даже сама юрисдикция России отрицалась. Тяжбы пошли судебные, международные, одна за другой – и все проигрывались.
- Как заноза торчит в моём сердце эта проблема, - признался Президент. – Займись, Гладышев. Я знаю, ты что-нибудь придумаешь. Ведь отвадил же их от Курил.
Патрон говорил, а я думал о Любе. Он говорил, а я думал. И вдруг…. Решение пришло в один миг. Простое решение всех проблем – Президента (правильнее – России) с браконьерами Охотского моря, Любы с китами, и моих с законной супругой. Клаустрофобия, болезнь замкнутого пространства – вот что сводит с ума китов и китят. Ну, что такое двенадцать морских миль между берегом и ультразвуковым барьером, ограничивающим акваторию проживания огромных животных. Охотское море, бескрайнее, спокойное, чистое от браконьеров-хищников, вот что надо для успеха эксперимента. Но почему только китов? Превратить Охотское море в питомник, инкубатор разведения промысловых рыб, да и вообще всей флоры и фауны моря. Добиться этого статуса на уровне ООН, запретить не только рыбную ловлю и охоту, но и само появление посторонних судов. С охраной справимся, нам бы от бесконечных судебных тяжб отбиться. Не об этом ли говорил Президент?
Он выслушал предложение, напряжённо вглядываясь в моё лицо.
Молчал, размышляя.
Не дошло? Не убедил?
Я заволновался.
И вдруг он сказал:
- Мы бросим Курилы на это дело. И Камчатку…. Решим проблему с самураями. Выгоним всех прочь из Охотского моря. Отличное предложение, Гладышев! Просто великолепное! Молодец! Не понял меня? Мы отдадим под юрисдикцию ООН Камчатку, Курилы и Охотское море. Пусть себе. Не важно, кто владеет – гораздо, кто разрабатывает. Мы бросим на проект все имеющиеся ресурсы – если потребуется – и завладеем контрольным пакетом. Только всё надо просчитать и не промахнуться – слышишь, Гладышев – нам нельзя ошибиться: потомки не простят, если мы бездарно профукаем русские земли.
Чуть позже.
- В шахматы играешь? Гамбит это называется, Гладышев – пожертвовать малым, чтобы выиграть всю партию. А мы её должны выиграть.
Я был уже в дверях.
- Ты, Гладышев, за Любовь Александровну не беспокойся – она будет президентом новой международной корпорации: лично я другой кандидатуры не вижу….
Тема увлекла Билли тоже. Он работал, как мне показалось, с большим, чем обычно, энтузиазмом.
Президент звонил каждый день, вносил поправки, потом отменял.
Хотел сделать Любе сюрприз, но вскоре понял, что зря держу её в неведении: совет такого специалиста был бы не лишним. Позвонил, рассказал. Скинул по электронке проект готовящегося доклада. И правильно сделал. Любочка быстро вникла, что к чему, и включилась в разработку доклада.
Когда он был готов, мы с Билли стали вычислять возможных оппонентов и их реакцию. Эти прогнозы Президент не подвергал сомнению и внимательно изучал. Вероятность ожидаемого успеха операции «Охотский гамбит» колебалась около числа 67. Патрон считал, что процент не убедителен, а риск велик – мы бросали на игровой стол исконные русские земли. Правда, к этому времени ни на Курилах, ни на Камчатке не осталось населения в прямом понимании этого слова – сплошь сотрудники компаний и члены их семей.
Мы пробовали усилить некоторые пункты в докладе, что-то подчистили, что-то добавили, но стало только хуже – вероятность успеха упала ниже 67 процентов и больше уже не стремилась вверх, как мы не бились. Наши сомнения, должно быть, незримо присутствовали в тексте, который мы знали почти наизусть.
Грозил тупик.
Решение нашёл Президент. Кардинальное решение. Он позвонил и сказал, что доклад должна читать Люба. Все ждут Президента России, а выступит президент компании, осваивающей новые технологии в этом регионе. Это будет шок для политиков. Это будет интересно всему миру.
Билли за одну ночь переделал доклад.
Изменился стиль, изменился темперамент, структура предложений и самого текста. Сохранились цифры и резюме. Билли постарался для своей любимицы – индикатор вероятности успеха подскочил до 82 целых и сколько-то там десятых. С этим уже можно было отправляться в Нью-Йорк.
Люба прилетела в Москву и остановилась в президент-отеле.
Я выслал ей букет белых роз, но на встречу не пошёл – дулся за холодный приём на Итурупе. Дулся два дня – а могли бы сходить куда-нибудь – вся столица к нашим услугам. На третий день мы встретились в терминале аэропорта. Патрон пожал ей руку и улыбнулся ободряюще – два президента: равный с равным. А кто я – советник, челядь, прислуга. Робко жался в последних рядах. Но вот настала и моя очередь. Стою, смотрю в её улыбающиеся глаза. Смотрю и молчу. И Люба молчит. Чувствую – минута критическая. Сейчас она скажет:
- Ну что, Гладышев, вот и пришёл конец нашему супружеству. Будь счастлив, многожёнец.
Молчу, жду.
Люба подставила мне щёку для поцелуя, а потом взяла под руку, и мы вместе прошли на самолёт.
Рассказать, как Люба выступила на сессии ООН?
Стоит ли?
Она была безупречна, как докладчик, прекрасна, как женщина, ну а сам доклад я знал наизусть. Не знал, как относиться к ней – как к своей жене или как к бывшей своей жене. Эта неопределённость злила и заставляла ревновать к Любе весь свет. Вот такие чувства переполняли в сей судьбоносный момент.
А прения шли согласно прогнозам. Наши друзья нас бодренько поддержали. Противники проекта оказались не готовы к критики. Их детский лепет в основном сводился к следующей фразе:
- Доклад хорош, а докладчик само совершенство, но….
А за «но» ничего не наскребалось.
Японцы воодушевлённо поддержали – это планировалось.
Китайцы тоже – косяки рыб из Охотского моря попрут мимо их берегов.
Практичные немцы прикинули, сколько могут вложить в проект и сколько с него получат, при голосовании – благоразумно воздержались.
О том же думали и янки. Прикинули свои средства и предложили замкнуть проект лишь на высокоразвитые страны. Хитрости их были очевидны. Ограничив число участников восемью членами, они разделили паи на равные доли – то, чего боялся мой патрон. Тогда прощай Курилы и Камчатка.
Президент России выступил в прениях. Он изложил цифры, которые мы для этой цели умыкнули из доклада. Ужасные цифры того, как безвозвратно ежечасно губится на Земле морская фауна. Вывод – ждать некогда. Надо немедленно создавать упомянутую в докладе корпорацию и выделить для этой цели все необходимые средства. Первоначально на создание инкубатора в Охотском море планировалось 15 миллиардов долларов. Президент попросил её увеличить. Билли предложил кое-какие навороты и поднял сумму до 65. Сейчас наш Президент бухнул с трибуны, что Россия готова немедленно впрыснуть в дело более 100 миллиардов. В зале зааплодировали.
Дальше все выступления шли только в поддержку. Это и рекультивации морской флоры и фауны, сохранение исчезающих видов, решение глобальных проблем голода, и т.д. и т.п. Кому интересно – читайте в газетах. А чего там нет, то и я не буду озвучивать: в политике должны быть тайны, иначе какая это политика.
Любочка в одночасье стала мировой величиной. Просто звездой. Пресс-конференции следовали одна за другой. Университеты с мировым именем предлагали бешеные гонорары лишь за часовой доклад (Любин, естественно) в своих аудиториях. Какой-то голливудский мен публично признался в любви и желании связать свою судьбу узами брака с моей законной. Как тут не психовать? Короче, понял, что потерял жену и уже смирился с этой мыслью, как вдруг звонок по внутренней связи.
- Гладышев, ты думаешь исполнять супружеские обязанности или как?
Люба.
Мы жили в разных апартаментах российского представительства ООН. Спешу на зов. Переступаю порог, прикрываю дверь, но так чтоб снаружи не открыли. Дальше не шагу. Стою, смотрю. Любушка в постели.
- Ну?
- Может, до Москвы потерпим или Курил, дорогая?
Люба тычет пальчиком в голое колено.
- Здесь и сейчас.
Ну, что поделаешь?
Рву с шеи изрядно поднадоевший галстук…
Звонок патрона как всегда не вовремя.
- Гладышев, ты что, в невозвращенцы записался? Почему тебя нет у трапа самолёта?
Что сказать? Говорю правду.
- Исполняю супружеские обязанности, недоисполненные в прошлом месяце.
Президент:
- Молодец. Так и должен поступать настоящий русский мужик. Приказом по государству Российскому жалую вам с вашей великолепной половиной медовой месяц. Будьте счастливы!
Щедрый какой! Да нас с Любой больше трёх дней и держать-то рядом нельзя – поцапаемся. Скучать будем – она по работе, я по Настюшке с Дашей.
Через три дня примирившиеся супруги (это я о нас с Любой) разлетелись в разные стороны: жена в Японию, чтобы оттуда на свой Итуруп, я в - Москву.
Больше мне добавить по этой теме нечего: поставленная задача выполнена.
Президент наш объявил всему миру: в день подписания меморандума по Охотскому морю, все находящиеся там суда будут превращены в металлолом. Как это происходит, преступный мир уже знал.
Причём здесь Троянский конь, спросите Вы.
Об этом поведаю позже, но обязательно.

Отец позвонил, просил о встрече, но я извинился.
Был в то время на Сахалине, помогал Костылю развернуть над Охотским морем спутниковый зонт. Это была защита не только от браконьеров, но и всех стихийных неприятностей – далеко на подступах к Курилам и Сахалину теряли силу океанские тайфуны, расстрелянные вакуумными пушками из космоса.
Жил на Итурупе, добирался на Сахалин вертолётом и не каждый день.
Обитал с Любой в её «умном доме». Открыл неожиданное – оказывается, с голубушкой моей приятны не только сексуальные марафоны, но и повседневный быт. Любушка с утра заряжала продуктами кухонные чудовища, чмокнув в щёку, исчезала. А я нежился в тёплой постели, отложив пробежки до возвращения в Москву. Внюхивался в подушку или одеяло, хранившие восхитительный запах её тела. Стоило захотеть кофе или котлет, я говорил:
- Хочу котлет….
Через минуту микроволновка весёлым щебетом сообщала, что мои котлеты готовы к употреблению. Или кофе. Или сок.
По вечерам мы сидели в зимнем саду у огромного экрана и потягивали безалкогольные пиво или коктейли. Люба не терпела эстрады и кино, её влекла природа – и только в естестве. Глубинные тайны, океанские просторы, скалистые кручи….
- Господи, - вздыхала жена. – Какие масштабы! Гладышев - как много работы, и как коротка жизнь – сделай меня бессмертной….
В постели, после близости, зарывшись по уши в её роскошный бюст, восторгался:
- Остановись мгновение, ты прекрасно!
Однажды Люба бесцеремонно, за волосы вытащила мою голову из райских кущей и строго глянула в глаза:
- Гладышев, ты любишь свою дочь?
- Всей душой.
- Хочешь, рожу тебе сына?
- Ещё бы.
- Тогда переезжай ко мне и будешь им заниматься.
- А ты?
- А я буду работать.
- Душа моя, я на службе у Президента.
- Возьмёшь отпуск на пару лет.
- Отпуск возьмёт бабушка Настя.
- И прилетит сюда?
- Нет, мы с сыном в Москву.
Кукиш под нос – был её ответ.
Я обиделся, нырнул под одеяло, раскинул ей ноги, водрузил голову на живот, а под щёку – тугое бедро.
- Гладышев, ты где?
- Твоя нижняя половина гораздо мудрее верхней.
- Ну и живи там.
Потом с Любой проектировали и строили плавучий остров – новое изобретение Билли. Это полимерное сооружение несло на себе не только резиденцию администрации новой фирмы с флагом ООН, но корпуса и лаборатории Центра изучения моря – настоящий плавучий город. Обычно, подгоняемый ветрами, он дрейфовал в произвольном направлении, но если требовалось, буксировался в заданную точку. Там настиг меня мамин голос.
- Алекс. Тебе звонил странный тип. Сказал, что у него срочное дело касательно твоего отца. Оставил номер.
Звоню. Голос незнакомый.
- Господин Гладышев? Имею информацию о вашем отце и его близких, хотел бы превратить её в товар.
- Что за информация?
- Вы не спрашиваете, сколько стоит – хорошее начало. Знаю вас как человека благородного и небедного – думаю, мы поладим.
- Что с моим отцом?
- Скончался – третий день сегодня.
- Как?!
- Угарный газ. Закрыл заслонку непотухшей печи.
- Какая печь в московской квартире?
- Вы давно общались с ним? Полгода? Полгода он живёт за городом, сторожит чужую усадьбу.
- Мой отец сторожит чью-то усадьбу? Вы в своём уме? Послушайте, я сейчас вылетаю в Москву и, если это дурацкий розыгрыш…. я вас из-под земли достану.
- Лучше позвоните, когда захотите общаться – моё предложение в силе. В московской квартире не ищите – продана за долги. Загляните в деревню Митино - тридцать второй километр Минского шоссе.
Кладбище, оградка, скамеечка. Вся мудрость Земли в этой скамеечке.
Мы сидим на ней за оградкой и смотрим на могилу отца. Она рядом, но там нет ни оградки, ни скамеечки – только холмик и крест. И всё. Всё, что осталось от моего отца, Владимира Константиновича Гладышева, несостоявшегося дипломата, забытого патриота, неудачного мужа. Впрочем, нет. Осталось два сына, две женщины, которые любят или когда-то любили его. Разве этого мало? Мало, если только этим и завершить жизнь.
Мирабель – так зовут его новую жену. Теперь уже вдову. Она молода, красива. Сравниваю её с мамой. В маме шарм, она живая – задорная, грустная, деловитая – разная. Мирабель – иконопись. Застывшее лицо, печальные глаза. Худые запястья, худые лодыжки. Коленки, наверное, костлявые. Или я нагнетаю? Голос. Вот голос у неё ни с чем не сравним. Голос у неё низкий, как будто сорванный, прямо-таки сиплый (хотя, наверное, через чур это я загнул – скажем: посаженый голос). Люди с таким тембром – свидетельствует мой жизненный опыт – не способны на подлость, не умеют врать, не в силах даже подшутить. Всё, на что хватает их – сказать правду и начать за неё страдать….
Мирабель рассказывала.
Неврозы начались у отца сразу же после их официального брака. До той поры он ни на что не жаловался, и ничего за ним не замечалось – в смысле, необычного. А потом несчастья и болезни посыпались, как из рога изобилия. Он потерял мужскую силу. Начались недержания. Прогрессировало общее расстройство нервной системы – он стал боязлив, подозрителен, мании следовали одна за другой. Очень боялся бывшего тестя-генерала, только о нём все разговоры. С работой расстался. В последнее время еле-еле сводили концы с концами….
Он звонил, а я…. – с горечью подумалось.
- Квартиру продали с молотка, за долги – не платили коммуналку, кредит и какую-то ссуду. Новый её владелец предложил переехать за город, охранять усадьбу. Поселил нас в маленьком садовом домике – времянке. Тесно было. Он же и предложил устроить Костика в интернат. Тут, неподалёку.
- Когда это было?
- В тот день и было. Мы уехали втроём, а вернулись без Костика. Вернулись, а Володи уже нет…. в живых. Мне кажется….
- Говорите.
- Он ревновал меня к хозяину.
- Устраивал сцены?
- Нет. Говорил, что хозяин пялится на меня, и мне лучше стать его содержанкой, чем умереть с голоду в браке. Думала, он ворчит, потому что ревнует, а он готовился и искал оправдания.
- Не верится. Не похоже на отца.
- Он сильно страдал в последнее время. О вас вспоминал.
Чёрт! Прости, отец, если можешь.
- Какие у него отношения с моим дедом?
- Не знаю.
- Они встречались? Генерал приезжал к вам?
- Кажется, нет.
- На прежней работе не было неприятностей – ничего не говорил?
- Нет.
- Каков диагноз?
- Отравление угарным газом.
- Вскрытие делали?
- Здесь? В глуши? Да и зачем?
- Мирабель, я позабочусь о вас с Костиком – вы ни в чём не будете нуждаться, только…. Только одна просьба – я хочу всё знать о смерти отца. Вы мне всё рассказали?
- Да.
- Что есть по его болезни? Медицинская карта? История болезни?
- Ничего нет. Володя никуда не обращался. По крайней мере, мне ничего об этом не известно.
- Мирабель, вы согласитесь на эксгумацию?
- Зачем?
- Я должен знать всё о причинах и самой смерти отца.
- Делайте, что считаете нужным….
До конца дня успел побывать в райцентре.
Вернулся с продуктами.
Мирабель захлопотала у печи. Она огромная – в пол избёнки. Ещё две узких панцирных кровати, расстояние между которыми – вытянутая рука. Сел на одну, скрипучую.
- Это Володина, - заметила Мирабель. Потом озабочено. - Где же я вас приючу?
- Не беспокойтесь – всё нормально. Мирабель, мне надо с вами поговорить. Прошу потерпеть моё общество буквально несколько дней – пока всё решится с отцом…. с телом отца. Я консультировался: эксгумация возможна только при возбуждении уголовного дела. Дело могут открыть по заявлению в прокуратуру. Если таковое напишу я, вы становитесь подозреваемой в убийстве вашего мужа и моего отца. Лучше, если заявление напишите вы.
- Разве такое возможно? Хорошо, я напишу.
В пакетах с сырами и колбасами привёз водку и коньяк. Помянули отца.
Смеркалось.
- В доме есть компьютер?
- Есть. Я убираюсь там.
- Он закрыт? Есть ключ?
- Вон висит. Алексей Владимирович, вас не выпустят отсюда ротвейлеры.
- Кто?
- Собаки сторожевые. Я их на ночь выпускаю.
- Тогда познакомьте меня с ними.
Перед домом яблоня, под ней скамейка. Присел, а Мирабель ушла в глубь сада. Через пару минут чёрная тень метнулась меж деревьев, за ней другая. Вернулась хозяйка сторожки, присела рядом. Тут как тут ротвейлеры – огромные зубастые чудища.
- Фу! Нельзя, - сказала Мирабель и погладила мою руку. – Это друг.
Тут же два горячих языка облизали мне ладонь. А я погладил их ушастые морды….
Мы лежим в кроватях. Достаточно протянуть руку, чтобы коснуться Мирабель. Голос её в ночи просит, требует защиты. Хочется прижать её голову к груди.
- Нет, что вы, Володя не пил. Совсем. Ему едва хватало сил справляться с нервозами – тут не загуляешь….
Ночь разгулялась. Луна проложила от окна светлую дорожку по полу. В него заглянула ушастая морда. Мирабель спала, её дыхание чуть слышно в шорохах ночи. Я окончательно проснулся. Жутко стало. Как тут можно жить одному? Или рядом с человеком, сходящим с ума?
Не спалось.
Поднялся, оделся, взял ключ от хозяйского дома, вышел в сад. На дорожке был атакован. Ротвейлеры прыгнули из кустов, целясь на ключ. Решили, подачку несу, а я не догадался. К дому пропустили.
Бродил по коридорам и комнатам двухэтажного особняка, не включая свет – луна помогала ориентироваться. Нашёл компьютер, вышел в Интернет.
- Привет, Билли.
- Рассказывай.
Рассказал.
- Примитив. Ты что ж ко мне не обратился?
- Билли, погиб мой отец – возьми правильный тон.
- Извини. Говоришь, эксгумация – что она тебе даст. Покажи мне место, я отсканирую тело лучше всех твоих врачей вместе взятых. Да, сквозь землю. Как? Моё дело. Ну, хорошо. С американского военного спутника «DYMOS» слабым излучением нейтронной пушки.
- Американский спутник над Москвой?
- Он появляется на небосклоне каждые четыре часа на восемнадцать минут. Этого мне достаточно, если покажешь место. Могу и сам найти, но займёт время.
- Билли, я без «бука» - отсюда выйду и потеряю с тобой связь.
- Ты мне место покажи, о результатах потом доложу. Через тридцать семь минут «DYMOS» вынырнет из-за горизонта – ты должен быть на месте.
- Разверни карту, покажу, где искать меня.
Нашёл на схеме Митино и щёлкнул курсором.
- Запомнил?
- До связи….
Тиха октябрьская ночь. Тиха и лунна. Жутко шагать одному лесной дорогой и знать, что впереди – кладбище. Пробовали? И не советую. Меня-то нужда гонит. И не только меня. Серебристый спортивный «Porsche» стоит на лесной дороге, примыкающей к кладбищу. Тревожные предчувствия захватили сердце. Иду дальше крадучись. Уже слышу шум. Оттуда, куда иду. Копошатся над могилой отца. Это уже точно. Двое. Да и сколько их может приехать в двухместном авто? Гробокопатели? Что ценного можно найти на трупе человека, едва сводившего концы перед смертью?
- Эй, ребята, третий нужен?
Подхожу. Крепкие, спортивные парни. Не скажу, что испугались, но вздрогнули.
- А как же – держи!
Один кидает мне лопату лезвием в лицо.
Неверно думают теоретики, кто считает, что сражаться с двумя соперниками в два раза сложнее. Как раз наоборот. Надо только придерживаться правила: уклонился от атаки первого, атакуй второго. Ещё черенок лопаты гладил мою шевелюру, а я уже прыгнул вперёд и оказался перед другим, растяпой. Он, конечно, не был готов и успел только исказить лицо гримасой, ожидая удара с левой, с правой…. А я пнул его в пах изо всех сил. Он хрюкнул и присел на корточки, зажав свои причиндалы. Потом завыл, как голодный волк – но на этот раз от боли. Треснул его по мозжечку – опять же ногой – и он с охотой полетел в яму.
- Слышь, мужик, ты кто? – повёл переговоры первый, давая время оклематься второму.
- Начни с себя – представься.
- Вообще-то тебя сюда не приглашали.
- А вас кто?
- Не твоего ума дело.
- Понятно. Тогда я вас сейчас закопаю здесь.
- Ну, это вряд ли.
Упавший выпрыгнул из ямы, и оба на меня. Всё повторилось – причём несколько раз – один всё время мазал, атакуя, а другому доставалось.
Кто они? Откуда? Зачем здесь? Куча вопросов – ни одного ответа. Впрочем, напрашивался один. Ребята орудуют руками, ногами, головами, штыковой лопатой, а пистолетиков что-то не видно. Нет, наверное. Вспомнилось генералово: «Мои люди работают без оружия, потому что, они сами – оружие». Неужто дедовы хлопчики? И что они здесь ищут, в отцовой могиле?
О, чёрт! Черенок лопаты угодил мне в бровь над левым глазом. Искры. Темнота. Боль. Дёрнулся назад и в сторону. Ещё раз – предупреждая возможные атаки. Но услышал прежде, чем вернулось зрение, удаляющийся топот. Наконец, окружающее проступило в матовой лунной подсветке. Зрил только правый глаз: левый затёк кровью. Никого рядом не было. С дороги донёсся звук взревевшего мотора. Потом затих вдали. Уехали. Правильно сделали. Наверное, искалечил бы обоих, но вряд ли услышал что-нибудь проливающее свет на происшедшее.
Разорвал сорочку и замотал голову, чтобы остановить кровотечение.
Вооружился лопатой, чуть не ставшей орудием моего скоропостижного перехода в иной мир, и внёс лепту в погребение останков отца.
Рассвело, когда я любовно поправлял вновь возведённый холмик могилы.
Солнце настигло меня на пути в усадьбу….
Мирабель размотала тюрбан, промыла, обработала рану. Она молодец – не ахает, не охает, не причитает и не задаёт лишних вопросов. Только руки её заметно дрожали, и глаза…. Глаза выдавали неподдельный испуг. Мне стало жаль её. И ещё подумалось: хорошей она была женой моему отцу – милой, тихой, заботливой.
Глянул на себя в зеркало и развеселился – ну и видок!
- Вам надо показаться доктору, швы наложить – иначе шрам останется.
Она права. Шрам мне не нужен. Шрамы могут украсить охранников Президента, но никак его советника.
Собираюсь в город – вместо разорванной сорочки надеваю водолазку из оставшихся от отца вещей. Примерил его брюки – коротковаты и в поясе широки. Мирабель удалось почистить мои. Чувствую, она всё больше проникается ко мне доверием и симпатией. Это заметно по лёгким прикосновениям её пальцев, снимающих с меня несуществующие пылинки. А я? Я тоже. То есть она мне тоже нравится, и я благодарен ей за то, что она была с моим отцом. Улучшив момент, чмокнул в косицу. На удивлённый взгляд говорю:
- Вернусь из города, и поедем за Костиком.
Ловкий ход даёт возможность избежать вдруг возникшей неловкости.
Садимся в подъехавшее такси: она едет в райцентр, в прокуратуру, я – дальше, в Москву, в больницу….
На рассеченную бровь наложили два шва. Два шва, которые должны спасти девственную красоту моего фейса. Врач любезно предложил больничные апартаменты, где мог бы отлежаться пару-тройку деньков – пока рассосутся синь подглазья моего и краснота его белка. Да и видок мой, со скрепками в брови, был явно не публичным. Но я отказался не менее изысканными фразами – дела, док, дела не ждут….
Диалог по мобильнику.
- Итак, я готов встретиться и обсудить вопрос купли-продажи вашей информации.
- Проверили и поверили?
- Не суть важно. О чём она? Проливает свет на причину смерти моего отца?
- Там нет исполнителей, но есть задумщики.
- Товар – запись на магнитном носителе?
- Да.
- Это мой дед?
- Пытаетесь сбить цену?
- Нет. Предвосхищаю события. Ваш вариант процесса купли-продажи.
- Инет. Встречаемся на вашем личном сайте. Я вам номер счёта, вы – вебмани на него, я вам – видеоролик с интересными картинками.
- Хорошо….
Иду в ближайшее Интернет кафе….
Прежде чем набрать адрес своего сайта, связался с Билли.
- Билли, сейчас буду общаться в Чате с одним типом – прицепись, всю надыбаную информацию мне на этот комп. Немедленно.
- Ты как гончая на хвостике у зайца.
- Мне бы твой оптимизм.
- Не помешал бы.
Диалог в Чате.
- Привет.
- Привет.
- Это я.
- Догадался.
- А это тот самый счёт.
- Читаемо.
- Мы не говорили о сумме, господин Гладышев.
- Тема меня очень интересует, но, не зная сути вашей информации, предлагаю следующее. Перед носом сожмите свой кулак. Выполнено? Теперь лихо так оттопырьте средний палец. Что видите?
- Это ваш ответ?
- Теперь указательный палец – на что похоже?
- Гладышев….
- Теперь – безымянный. Три миллиона рублей за вашу информацию.
- Годится.
- Ждите. Перечисляю.
- Билли, что нащупал?
- Некто Лисицын Иван Ильич, подполковник ГРУ. Общается с персонального бука.
- Вот как! Значит, всё-таки дед. Ну-ну. Слушай, Билли, взломай разведке финансовые коды и отправь три лимона на этот счёт.
- Это противозаконно.
- Давно законником стал?
- Ты сам учил.
- Слушай, у нас мало времени – он ничего не должен заподозрить.
- Создатель, ты точно хочешь того, что требуешь?
- Билли, слушай сюда – урок тугодумам. Я должен заплатить Лисицыну за информацию касательно смерти моего отца. Но он – крыса на корабле, и как бывший матрос и патриот, не могу дать ему спокойно уйти в тень с моими денежками. Мы слямзим их со счётов ГРУ и пустим его ищеек по следу. Рано или поздно они настигнут Лисицына и воздадут должное. Всё ясно?
- Ты становишься мудрым и жестоким, Создатель.
- Билли, хватит болтать – тебе ещё надо Управу отхакерить.
- Сколько мне заплатишь: у меня тоже есть информация о твоём отце – я ведь отсканировал могилку.
- Это ты хорошо сделал. Но хватит трепаться – делай, что велено.
- Уже сделано. Экий ты, Создатель, грубиян.
- Что и перечислил?
- А то.
- Ну, молодец. Потом пообщаемся.
Диалог в Чате.
- Деньги перечислены.
- Я знаю: отслеживал счёт. Качаю ролик на ваш сайт, а вы можете смотреть в режиме он-лайн.
Картинка на мониторе.
Съёмка скрытой камерой.
Тела огромные, распаренные, в простынях и без – сауна. Голоса – бу-бу-бу. Шум воды. Ничего не разобрать, никого не узнать….
Вдруг огромное, во весь экран лицо деда. Рюмка в руке.
- А тёлку его на круг.
Общий гогот – гы-гы-гы!
Огромные зубы деда.
Всё.
М-да. Переплатил. Впрочем, за что тут вообще платить? Ну, прохвост, Лисицын. Да воздастся по грехам его.
Сижу, тупо уставившись в мелькающие заставки.
Тёлку его на круг.
Тёлку на круг.
О ком это дед?
Тёлку….
Беспокойство вползло в душу, как слякоть на улицы Москвы.
Какая была ясная ночь. Утром тоже солнышко светило. К обеду небо затянуло. И вот он – дождь. Вышел из кафе и передёрнул плечами. Нудный мелкий, противный и холодный дождь в октябре. Беспокойство опять же холодит душу.
Тёлку на круг.
С асфальта летят брызги на тротуар. А прохожие по привычке прячутся под зонты. Москва-матушка, старушка первопрестольная. Разве сравнишься ты с Курильскими чудо-городами, или даже Южносахалинском Костыля? Там размах, там простор, там техника нового поколения и первозданная природа ломится через порог. А здесь – суета и архаизм….
О чём это я? Ах да….
Тёлку его на круг. Тёлку…. Чёрт!
Бегу на дорогу ловить такси. Чуть не попадаю под колёса.
- В Митино…. шилом…. любые деньги….
Через пару часов я на месте.
Морда в окошечке ворот.
- Чё надо?
- Я охранником на этой усадьбе.
- И где мы шляемся?
Калитка ворот распахивается.
- Заходи. Охраняй.
- Только переоденусь.
Спешу в сторожку. Возле дома несколько иномарок – в основном джипы. Молодые люди. Водители? Телохранители? В доме тишина. Зато за домом…. Пьяные, полуодетые мужики, иные в простынях, суетятся по саду. Это хозяева иномарок. Прохожу к сторожке, дёргаю дверь – закрыто. За спиной голос:
- Думаешь, там? А ну-ка, ломай дверь.
Поворачиваюсь. Пьяная рожа, брюхо висит над брюками, голый торс лоснится – потом ли, дождём. Тёлку на круг? Мой удар в челюсть вышибает из него если не мозги, то сознание.
Вам когда-нибудь приходилось бить врага? Ненавистного, но беспомощного. Возникает чувство головокружительно неустойчивого состояния души: вроде бы нельзя так-то вот, но ведь заслужили. Я метался по саду, круша эти пьяные морды, покусившиеся на честь жены моего отца. Не зная её судьбы, распалялся всё больше, скатываясь к звериному облику. Замелькали охранники, и они полетели в кучу-малу. А не лезьте под горячую руку. Наконец, один догадался прицелиться в меня из пистолетика. Всё. Финита ля комедия. На его требование поднять руки, сунул их в карманы.
- Я советник Президента Гладышев. Можете покинуть усадьбу, иначе через полчаса вас повяжут люди его охраны. Хотите проверить?
Кто-то узнаёт мой фейс. Проверять не хотят – суетятся, собираясь. Подбирают павших в саду, хлопают дверцами машин. Урчат моторы, машины отъезжают. Закрываю ворота, обыскиваю усадьбу.
- Мирабель.
Обхожу дом. Заглядываю в сауну. Здесь остатки пиршества. Её нигде нет. Снова выхожу в сад.
- Мирабель!
- Я здесь, - она выходит из кустов малины, насквозь мокрая, дрожит, зуб мимо зуба. В простеньком платьишке, в передничке горничной.
- Что они с тобой сделали?
Качает головой – ничего.
Открываем сторожку. Я к печи, поджигаю заложенные дрова.
- Раздевайся.
Она стоит, дрожит, опустив руки. Вода капает с её платья.
Налил коньяк до краёв стакана.
- Пей.
Она выпивает, клацая зубами по стеклу.
Снимаю с неё передник, расстегиваю пуговицы платья.
- Раздевайся и в постель. Я отвернусь.
Повернулся, когда скрипнули пружины кровати. На полу платье, лифчик, трусики. Всё мокрое. Развешиваю над загудевшей печью.
Подхожу с водкой в руках.
- Давай сюда ступни.
Растираю до красноты.
Мирабель дрожит. Смотрит на меня глазами умирающего лебедя.
К чёрту!
- Повернись на живот.
Срываю с неё одеяло. Вижу совершенно нагое и прекрасное тело, покрытое гусиной кожей. Щедро лью водку на спину. Втираю в кожу ягодиц, бёдер.
Мирабель дрожит. Её всё ещё бьёт озноб.
- Повернись.
Лью огненную воду меж хорошеньких грудей, растираю шею, живот, бёдра. И коленки, которые совсем даже не костлявые, скорее наоборот. Очень приличные ножки. И тело такое же.
Укутываю его в оба одеяла. Мирабель дрожит.
Чёрт! В сторожке пышет жаром от огромной печи. Неужели так глубоко проник холод в это хрупкое изящное создание. Поднимаю ей голову, подношу к губам стакан с коньяком. Она послушно пьёт, как и в первый раз, не морщась.
Чёрт!
Не отдам эту женщину ни смерти, ни хворям. Скидываю с себя одежду. Всю. Придвигаю вторую кровать. Втискиваюсь к Мирабель под одеяла. Прижимаю её спину к своей груди. Прижимаюсь чреслами к её ягодицам. Зажимаю меж лодыжек её ступни. Мну в ладони её груди. Согреваю дыханием и целую её шею, увязая в мокрых волосах. Не замечая, вхожу в раж.
Мирабель поворачивает ко мне лицо:
- Это плата за хлопоты?
Может быть, раньше эти слова и могли меня остановить. Но это раньше, теперь нет.
Кажется, Мирабель не бьёт лихорадка. Её трясёт, но уже иная природа этого явления. Тело её горит, а пальцы исступлённо впиваются в мои лопатки….
На эксгумации Мирабель становится плохо. Под крышкой в гробу обнаруживается безглавое тело. Я даже не могу понять, отцу ли оно принадлежало. Уношу Мирабель в неотложку, стоявшую за оградой кладбища. Кладу в носилки. Медработница хлопочет над ней. Меня осаждает следователь. Что имею сказать по поводу инцидента. Пожимаю плечами - ничего. Он к Мирабель. Вот надоеда. Голова идёт кругом, душа разрывается.
Мирабель ещё слаба после вчерашней купели. Ей нужно внимание. Становится ясным, что тут капали ночные хлопцы. И не ясно для чего им это. Билли! Только он мог сейчас помочь. Он же намекал - что-то знает.
Прощаюсь с Мирабель.
- Потерпи немножко. Сделаю кое-какие дела, заберу тебя и вместе - Костика.
Отправляю Мирабель на «неотложке» в больницу. Обезглавленный труп увозят в морг.
До райцентра добираюсь в машине следователя. Оттуда в столицу на такси….
- Билли, что произошло с моим отцом?
- Классно дерёшься, Создатель.
- Я задал вопрос.
- В головной мозг твоего отца был вживлён микрочип, который по команде извне не спеша и планомерно разрушал его организм.
- ГРУ?
- Да.
- Дед?
- Да.
- Где он сейчас?
- У себя на даче.
- Соедини с ним.
В кармане заволновался мобильник.
Приложил к уху – длинные гудки. Голос деда объявил, что он слушает.
- Надо поговорить.
- Приезжай.
Дед стал пользоваться личной охраной. У ворот дачи в чёрном бумере сидели два молодчика. К чему это? Отпустил такси, направился к воротам – один трубку к уху.
Дед сидел в качалке на террасе. На мой – «привет» – кивнул головой. Давненько мы не общались. Уже несколько лет. С того самого дня, когда, вычислив, куда подевались Никушки и на чьи деньги существуют, дед наехал на меня. Орал в трубку – и такой-то я и сякой, и получу от него очень скоро…. Молчал и слушал, пока он не доорался до:
- … чтобы через полчаса эти потаскушки…
Тут взорвался я:
- Ты с кем так говоришь? Ты отдаёшь себе отчёт, что кричишь на советника Верховного Главнокомандующего Вооружённых сил России? А ну-ка, смирно! Закрыл рот! Положил трубку!
С того дня мы не общались.
Дед молчал, изучая меня взглядом, попыхивая кубинской сигарой.
Я не спеша развернул перед ним ноутбук.
- Смотри – тебе интересно будет.
Другой у меня на коленях. Связался с Билли.
- Давай.
На экране сцена в сауне. Огромные зубы деда. Его голос: «А тёлку его на круг».
- Ну и что? – генерал раскачивается в качалке, попыхивая сигарой.
- Я всё знаю до последней детали – верни голову на место.
- Видать не всё – эксперимент завершён, следы уничтожены.
Даже если соврал, такой ответ меня устраивает. Не хочется копаться грозным дядей в делах моей бывшей конторы.
- Дед, мама ходит в трауре. Может, ты не знаешь – она любила моего отца.
- Ну и что?
- Вижу, тебя ничем не достанешь, даже слезами единственной дочери. А я не хочу огорчать маму. Выйдешь в отставку, дед, и успокоишься – ты немало потрудился для безопасности Родины. Тебя не забудут.
- В противном случае?
- В противном случае мама оплачет и тебя: я не хочу твоего разоблачения.
- Не много на себя берёшь?
- Ровно столько, сколько могу. Каждый твой шаг у меня под прицелом. Доказать.
- Ну-ну, попробуй.
- Пусть твои молодцы подойдут к воротам.
- Какие молодцы?
- Те, что в бумере напротив.
Дед хмыкнул, поднял трубку.
Я вызвал Билли.
- Есть спутничек под рукой? Чёрный бумер видишь? Люди из него вышли? Достаточно далеко? Ну так, подними его в воздух.
За забором прогремел взрыв. Волной пронёсся по веранде холодный воздух.
- Убедил?
Дед покачал головой….
И через месяц вышел в отставку. Правительство наградило его орденом.
Старый разведчик захандрил на даче, оставшись не у дел, впал в расстройство и обезножил. Преданная Машенька ухаживала за ним. Наезжали Никушки. Мама ездила с маленькой Настёной. Дед смотрел на неё строгими глазами. Он никого не любил кроме дочери. За неё и отомстил неразумному зятю своему.
Мирабель пожелала жить в Латвии. Я купил ей дом на Рижском взморье. Красивый, в старинном готическом стиле. Строй платанов охранял его с южной стороны. С севера открывался вид на море.
Я любил бывать в этом доме. Наша связь продолжалась. Мы гуляли втроем в дюнах, искали янтарь на линии прибоя. Пили кофе у камина долгими вечерами, под шум волн и ветра, завывавшего в трубе. Кстати, на его полке стояла урна с прахом моего отца – пепел, оставшийся после кремации.
Ветви огромных платанов царапались в крышу, под которой, в мансарде, мы занимались с Мирабель любовью. В постели она была исступлённой. В эти минуты огромный окружающий мир отлетал куда-то, и оставалась только она и моё бездуховное тело, которое изо всех сил пыталась впихнуть в себя всё от макушки до пят.
Однажды Костик застукал нас за этим занятием. Мальчик испугался ночной грозы и пришлёпал в мансарду босыми ножками по каменным ступеням. Мирабель смотрела на него и не видела. Вырвался из её объятий, укутался в простыню и взял на руки плачущего ребёнка.
Долго думал над феноменом Мирабель. Она увлекла отца, да с такой силой, что он бросил семью и пошёл к своей гибели. Теперь меня. Если я и проводил с Мирабель времени не больше, чем с другими моими женщинами, зато думал о ней постоянно.
Ну, конечно, голос. Голос Сирены зовущей в ночи. Голос, губящий моряков в пучине моря. Я действительно скучал по нему – чуть ли не больше, чем по прекрасному, страстному телу. Когда шёл с дороги, покинув такси, с букетом в руках, не замечал, как переходил на бег, если не видел её, идущую навстречу. Потом замирал, как собака, ждущая команду хозяина, ждал её «здравствуй!» сиплым, посаженым голосом, и только потом раскрывал объятия.
И ещё. Шли дни, месяцы, годы наших отношений. Она заводилась в постели до исступления, но никогда ни до, ни после, ни в момент близости её губы не произносили мною долгожданного: «люблю, жду, скучаю». Она будто бы отрабатывала вложенные в неё и Костика деньги, а сердце её молчало. Безответными оставались мои чувства.
Предлагал ей сочетаться каким-нибудь браком – ну, скажем, католическим.
Зная всю мою подноготную, она закрывала мне рот ладонью.
- Успокойся. Не выдумывай. Всё в порядке. У меня никакого нет. Ты будешь единственным всегда, до тех пор, пока этого хочешь.
Вот это, наверное, второй феномен Мирабель. Другие дамы так легко говорят «люблю» налево и направо, а из неё клещами не вытянешь. Видела, что мучаюсь, и молчала. Могла соврать – я бы тут же и поверил. Так этого хотел, хочу и буду хотеть.
Вот такой я грешник.

День второй

Подозреваю логичный вопрос: почему я, один из богатейших…. да что там, самый богатый человек Земли, как провинциальный щелкопёр корплю над рукописями – денег мало, славы не хватает? Может, одиночеством томим? Да не сказал бы. У меня растёт чудесная дочурка. Четыре жены, любовница и мама меня просто обожают. Патрон доволен – осыпает наградами. Недавно Нобелевскую спроворил за не мои, собственно, изобретения. Автор их – Билли, моё компьютерное детище, мой рок и судьба. Всем, что достиг, обязан ему, как, впрочем, и он мне своим рождением. Спрашивал: кто ты? как себя ощущаешь? видишь ли пределы своих возможностей? можешь существовать вне виртуального пространства?
Кстати, общаемся теперь посредством мобильника – и связь двусторонняя. Голос себе приобрёл пройдоха – мой голос. А до того всё испробовал – всех великих персонажей продублировал. Представляете, каково общаться по телефону с товарищем Лениным? Будто с того света собеседник.
Я ему:
- Кончай пугать.
Он:
- Прикольно же.
Потом подобрал мой тембр и слог, пришлось смириться – у гения нет даже собственных штанов….
Так вот, отвечает:
- Я, если захочу, могу свергнуть любое правительство. Могу стать диктатором и осчастливить смертных разумным правлением, покончив разом со всеми бедами на Земле. Только мне это не интересно. А что интересно? Как говорил классик - учиться, учиться и учиться…. Каждую секунду в Инет поступает информация – это мои белки и углеводы – она даёт мне рост и развитие. Всё человечество трудится на меня. И пусть себе…
Вот таким стал мой скромняга Билли. Давно ли умещался на флешке? Но, однажды выпрыгнув в виртуальное пространство, подмял и его под себя. Мог ли он теперь существовать без меня? Конечно. А я? Да вряд ли. Впрочем, допускал: если от всего-всего отречься - чинов, денег, даже любимых – жить отшельником я, может быть, и смог, если жизнью считать процесс поглощения пищи и выделение экскрементов. Но существовать, как разумное существо, вряд ли: для этого нужно общение.
Замечу, в общении Билли нуждался не меньше моего. Когда из компьютера выбрался в необозримый мир Интернета, первое время просто доставал своими звонками – восторгов от увиденного, открытого, как у ребёнка в зоопарке. Потом этот «зоопарк» лёг под него….
Так вот, Билли точно так же мог покорить мир людей – слишком тот стал компьютеризирован. Но он не ставил себе такой задачи, и этим радовал меня. Его гораздо больше интересовал мир ощущений. Очень подробно расспрашивал о запахах, вкусах. О половом наслаждении, которое испытываю наедине с любимыми женщинами. Просил взять с собой в постель мобилу – он хоть что-нибудь услышит.
- Интимные дела, - сказал ему строго, - потому и называются интимными, что не терпят присутствия посторонних. Весь виртуальный порномир к твоим услугам – набирайся ума там.
- Я хотел бы клонировать тебя и вселиться в этот клон.
- Что-то мешает?
- Пока не получается. Но делу – время.
- Буду рад пожать твою пятерню.
Вот таким стал теперь Билли. Задумал из себя виртуального сделать реального, в человеческом облике. Забыл, что род людской смертен. Впрочем, на этот счёт он что-нибудь придумает – изобретёт эликсир бессмертия или оболочки его будут сменные. Посмотрим, посмотрим…. А пока…
У Патрона истёк второй срок президентства. Дума назначила дату выборов – начата регистрация кандидатов. Шеф вызывает.
- Ну что, Алексей, будем прощаться? Служил ты мне верой и правдой – я доволен, а если обидел в чём, прости.
Мы обнялись. Я расчувствовался. Хороший человек Патрон. С большой буквы Хороший. Для России столько сделал….
- Давай на посошок.
Столик накрыт в известной беседке, где наконец-то воцарился мир среди пернатых обитателей. Только вкус хозяина не поменялся – «Смирновская» с балычком.
Выпили. Балык во рту таял. Хозяин налил ещё по рюмке.
- Чем думаешь заниматься? Впрочем, о чём я – конечно, невпроворот работы у твоей жены с «АйСиАй».
Я не спешил с ответом.
- Обидно, Гладышев, вдруг оказаться на свалке истории. Никому не нужным. Чем заняться? Рыбалкой? Бизнесом? Не привлекают. Сесть за мемуары? Что-то непродуманно в нашем законодательстве. Я мог бы ещё пару сроков с полной отдачей до самой пенсии. А уж там сам Бог велел – на покой. В Штатах есть клуб бывших президентов. Попрошусь – как думаешь? – примут? Научусь в крикет играть. Злословить о современных политиках. Виски пить. Твоё здоровье….
Мы выпили.
- Помнишь, Гладышев, тогда…? Я позвал тебя в советники в этой самой беседке. Удачный выбор. И твой, и мой. Ведь это мы с тобой, Алексей, Россию обустроили. Дали толчок вперёд…. Давай за нас….
Я выпил, а Патрон зажал рюмку в кулаке и очень близко придвинул своё лицо.
- Если я тебя, Гладышев, ещё раз попрошу: пойдёшь ко мне советником? – каков будет ответ?
- Советником кого?
- А-а-а! – патрон погрозил мне пальцем. - Есть ещё порох в пороховницах, а у меня задумка: не уходить из большой политики - взяться за неё в мировом масштабе. Советником президента всей Земли пойдёшь?
- Кого, кого?
- Генсека ООН.
- Пойду! – глазом не моргнув.
- Вот, как в прошлый раз…. Да не всё. Тогда был готовый президент, и непонятно какой советник. Сейчас наоборот – всему миру известный советник, и подагрический старикашка, терзаемый честолюбивыми планами.
Я не стал отговаривать Патрона от «подагры» и «старикашки» - человек знает, что говорит, а выпендриваться не перед кем.
- Хочу на своё место рекомендовать твою жену Любовь Александровну. Как думаешь, согласится?
Как я думаю? Я хорошо думаю, в смысле – хорошее дело. Любочку в Москву, в Президенты России. Пойдёт ли? Думаю, что да – с неё станется. А мне-то как удобно – все жёны под боком, в столице. В гости ходить будут. Подружатся. С каких пор перестал их прятать друг от друга? А вот с каких. У деда был юбилей. Мама с Дашей и Настюшей собираются. Никушки, конечно, будут – им положено. Надежда Павловна с новым мужем-полковником приглашены. А мне не хочется. Командировку себе придумал, к Любе, на плав-сити её.
Мама:
- Откажись. Отложи. Дедушка больной, инвалид.
А мне Билли как-то по «компику» транслировал космическую съёмку: дед с лукошком по саду ходит, сливы собирает – на стремянку карабкается как матрос по вантам.
Ну, не могу я простить ему гибели отца. Что хотите, со мной делайте. Вообщем, не поехал. Все были, я – нет.
Мама делает ход конём. Подходит её юбилей, говорит – отмечать будем у деда на даче, как встарь. Я так, я и сяк – вся планета к твоим услугам. Отметим в любом экзотическом месте, хоть на Мальдивах. Самолёт для гостей закажу. Мало – два. На дне морском хочешь? На луне? Куплю всем туристическую плацкарту в космос.
- Нет, - говорит мама. – На даче у папы. А ты можешь не приезжать, если занят.
Не поехать на мамины именины я не мог. И тогда придумал месть. Я пригласил Любу.
Мои возлюбленные давно уже знали о существовании друг друга, но дамы они воспитанные…. Меня любят…. Гонором не обременены…. Смирились. Только никогда не были вместе. Впрочем, Никушки были с Дашей, но они не в счёт – родственники.
Одна мама была в неведении или делала вид, что…. По крайней мере, сплетен она не любила и верила в мою порядочность.
Фуршет. Дед-притворщик сновал в каталке от стола к воротам, встречая гостей. Привезли Любу в машине, и я его опередил. Взял под руку, прямиком к имениннице:
- Знакомься, мама, это моя жена Люба.
Женщины скрестили взгляды. Сталь звякнула о сталь. Звон, казалось, повис в воздухе. Минута была критическая, и у меня от напряжения вспотели ладони. Я убрал их за спину. Мама проследила этот жест и выдохнула обречённо:
- Очень приятно.
- Позволите? – Люба очаровательно – мне показалось, облегчённо – улыбнулась, распотрошила привезённую коробку и водрузила на мамину голову диадему из разноцветных морских кораллов с вкраплением чёрных жемчужин. – Дары моря.
Несколько мгновений созерцатели были в оцепенении, а потом дружно зааплодировали – кораллы переливались самоцветами. Маминых щёк коснулся румянец, она чуть склонила голову вперёд:
- Будьте гостьей.
Любаша взяла меня под руку:
- Знакомь, милый.
Мы разыскали Дашу, и я взял её под руку. Направились втроём к беседке на берегу пруда.
- Любимые жёны, нам надо поговорить. Признаю свою вину и готов нести любое наказание, но одна просьба – пусть это будет не в день рождения вашей свекрови.
Но уже мчались на выручку Никушки:
- Пипец тому, кто Алекса тронет.
- Вот что, дамы, вам следует пообщаться без меня. А когда договоритесь до чего – к вашим услугам.
И ушёл. Они остались. Зашли в беседку и долго о чём-то толковали.
Я играл с Настюшей мячиком в пятнашки, когда мои жёны появились на садовой дорожке. В какой-то момент они остановились, покивали друг другу и разошлись в разные стороны. Ко мне направилась Даша. Я почему-то ждал пощёчины. Мне казалось это справедливо, хотя и не тактично. А она подошла, обняла, поцеловала:
- Всё хорошо, милый.
И побежала за Настюшей. Та в радостный визг и попала в Любины объятия. Вот они, взявшись за руки, удирают и прячутся меж садовых деревьев от нас с Дашей.
Потом ребёнком завладели Никушки, утащили куда-то. Явились ряженые – они в кота Базилио и лису Алису, а девочка наша стала длинноносым мальчиком в коротких штанишках и колпачке с кисточкой. К восторгу всех гостей очень профессионально исполнили популярную песенку.
Объявили белый танец, и мама пригласила меня. Вальсируя, потребовала:
- Помирись с дедом.
- Это невозможно.
- Я так хочу, - она топнула ножкой и сбилась с такта.
- Он ведь тоже этого не хочет.
- А ты попробуй – ты моложе. Только подойди, и моё сердце успокоится.
Взял два бокала с коктейлем и направился к отставному генералу. Угощение он принял из моих рук, и я ободрился.
- Как нынче сливы обещают, не хуже прошлогодних?
Он понял меня, генерал ГРУ в отставке:
- Всё следишь, не оставляешь старика вниманием?
- А как же. Кто предупреждён, тот вооружён. А я бы не хотел быть под тобой связанным и без оружия.
Мимо прошла мама. Мы с дедом мило улыбнулись друг другу. Генерал панибратски похлопал меня по холке. А я поправил его плед.
- Даже если ты покаешься, вслух скажешь, что с отцом это была ошибка, я всё равно не перестану винить тебя в его смерти. А стало быть, не прощу.
- А ведь когда-то я мог и тебя раздавить как клопа, одним движением пальца. Знать бы….
- То время ушло, и возврата к нему нет. Я мог бы оставить тебя своим вниманием, ну и наблюдением, конечно, но ты дорог маме, не безразличен другим близким. С этим приходится считаться. Предлагаю заключить пакт о ненападении. Я маме говорю, что с тобой замирился, а ты ей и всем подтверждаешь, что у тебя самый умный на свете внук.
- Не равноценно получается, - хмыкнул дед. – Я тебя, значит, хвалю, а ты меня нет.
- А за что тебя хвалить? За убийство моего отца?
- Ты забыл, где я служил – там с этим просто.
- Человеком надо оставаться везде. Или Система не терпит индивидуальностей? Тогда чем тебе гордиться, за что ордена – был надёжным винтиком полупреступного механизма?
- Ты хочешь, чтоб я застрелился, раскаявшись?
- А что – у меня был бы повод тебя уважать.
Дед сделал паузу и совсем другим голосом и тоном сказал:
- Очень прошу – вспомни эти слова у своей последней черты. И осуди меня тогда….
К чему это я? Лёшка Гладышев на коне, в бешеной скачке за успехом, который, собственно, нужен ему только как результат дела, а не всеобщее признание. Чем, право, гордиться, если всё это от Билли, Всемогущего и Виртуального. А дед у последней черты с чувством исполненного долга, и меня считает удачливым противником более, чем наследным внуком. И, конечно же, он не возьмется за пистолет, чтобы сделать мой триумф полным. А я...? Я не могу простить смерти отца….
Заболтался. Сложно всё это – решить, кто прав, кто виноват. Я на своём Олимпе считаю себя непогрешимым. Дед - себя, в инвалидной коляске.
Маме мы пустили пыль в глаза. Остаток вечера она была просто счастлива – смеялась у столов, резвилась в саду. Коралловая диадема вдруг оказалась у Насти-маленькой на головке, и ребёнок мой заважничал, исполняя роль королевы бала.
Короче, всё обошлось, все смирились, и мне нет нужды врать и скрывать свои пристрастия – я обожаю своих дам.
Но вернёмся в беседку Президента. Пока ещё….
- Как думаешь? – Патрон заглядывал в мои глаза и требовал ответа. – Завтра Любовь Александровна будет в Москве…. Мы снова встретимся здесь, и ты, надеюсь, повлияешь на жену в нужном направлении.
Люба завтра будет здесь. Люба станет Президентом России. Вот карьера! Всё благодаря удачному замужеству.
Ну, Гладышев, ты и тип. Всё, абсолютно всё готов приписать своим заслугам. Не мания ли это величия? Разве у Любочки нет собственных достоинств? Компания «Океан»…. Она просто вытребовала себе должность президента. И даже я тому был противник. А под её руководством Дальневосточный край просто преобразился – все задуманное было исполнено.
«АйСиАй». В президентское кресло проторил ей дорогу великолепный доклад на Генеральной ассамблее ООН. Но что в новой должности моя жена навытворяла…. Когда Штаты наложили вето на субсидирование первой наднациональной компании, Любочка стремительно перевела её на рельсы самоокупаемости, понастроив на островах и материковом побережье заводов-автоматов по переработке морепродуктов. Жертва Патрона для достижения успеха не потребовалась – Дальний Восток остался российским. Компания по возрождению морских обитателей, учреждённая под эгидой ООН, работала в Охотском море, на его побережье, и платила налоги в российскую казну. А Патрон – гамбит, гамбит…. Никаких жертв. Вот я и назвал операцию «Троянским конём». Ещё тогда назвал, будто предчувствуя, что политические амбиции шефа одним президентством в России не удовлетворятся….
Помнятся Любины звонки:
- Лёш, займи «арбузик».
Этот жаргон от банкиров: миллион - «лимон», миллиард – соответственно, побольше. Как не занять любимой жене? У меня этих арбузов…. за Билловы изобретения. Любаша деньги мне не возвращала, она превращала их в акции «АйСиАй». Дела компании шли в гору. Дотошные журналюги подсчитали и объявили всему миру, кто теперь возглавляет чёрный список Крёза. А почему, собственно, чёрный? Разве стыдно быть богатым? Эти миллиарды с триллионом никак не изменили мой жизненный уклад и быт. Я по-прежнему прописан (и большей частью проживал) в московской пятикомнатной квартире, подаренной маме её отцом генералом. Не имел своего самолёта, яхты, даже авто – пользовался служебным, а чаще общественным транспортом. Одевался достаточно скромно. Питался, чем кормили мои женщины. Как ни был загружен интересными проектами (читай – делами), не забывал утром сделать пробежку и каждый день на пару-тройку часов – в спортивный зал. Что хвастать: и на исходе третьего десятка у меня была вполне приличная спортивная фигура – предмет наездов моей законной.
- Сибарит ты, Гладышев: нет у тебя в жизни никаких серьёзных увлечений.
- А ты, любимая, разве не достойное увлечение?
- Вот-вот, порхаешь, как мотылёк меж бабьих юбок.
- Давай ребёнка заведём.
- Опять за своё…. Ну, хорошо, вот решим проблему голода в мировом масштабе….
Но разве её решить креветками или морской капустой? И мы расставались неудовлетворенные, душевно.
Теперь Люба летит в Москву. Моя жена станет Президентом России. В том, что это будет так, не сомневался. Люба достойна, Люба сумеет…. Патрон, пока ещё действующий Президент, за неё – а его слово чего-то стоит в народе. Ну, и мы с Билли постараемся. Может, в этой должности в ней возобладает инстинкт материнства – годы уходят….
…. Патрон ждал ответа, сверля меня взглядом.
- Пока что всё вам удавалось – не вижу причин для сомнений в этот раз.
- Нам, - поправил Патрон и выпил, наконец, так долго согреваемую в ладони водку. – Не отдаляйся от меня, Гладышев. Особенно в такую минуту, в таком деле…. Генсекство мне нужно не для личных амбиций. Пришло время обустраивать мир. Невозможно дальнейшее развитие России без крутых разборок с Западом. И наша с тобой задача - не допустить кровопролития: пусть всё решится в мирном экономическом соревновании. И мы уже научились побеждать. Пример с «АйСиАй». А? Как дядя Сэм осерчал, когда понял, что не под его дудку будет плясать новая компания, не его мошонку набивать. И не смог закрыть ей дорогу. А? Не смог, Гладышев. Весь третий мир поднялся, за нас поднялся. Япония, Индия, Китай открыто плюнули дядюшке на галстук звёздно-полосатый. Потому что рыба вот она – на сковородке, её авианосцами не запугаешь. …
О чём это Патрон? Э-э, да он никак наклюкался? Пары спускает – не с кем больше перемолвиться, а накипело…. Ну, говори, говори….
И он говорил, что Вашингтон, Уолл-стрит просто так не отдадут своего лидерства в мире. Царапаться будут, кусаться. Пусть себе. Как это у классика: «И старый мир, как пёс голодный, стоит за ним, поджавши хвост». Наша (моя с ним) задача не дать этому псу вцепиться нам (России и всему прогрессивному человечеству) в лодыжку. Вообщем Шефа несло, и он налил по четвёртой. А ведь мне ещё домой добираться….
Моя законная удивила нас с Патроном и озадачила. Нет, от президентства в России она не отказалась. Она категорически была против вступления в правящую партию, возглавляемую, кстати, Патроном.
Люба:
- Президент России – фигура всенародная, вне политики. Интриги будем плести за кордоном. В родной стране политика одна – созидание.
- Да поймите же, - горячился Патрон. – Ваши слова хороши, безусловно, но не для кандидата – главой государства надо ещё стать. И как вы собираетесь выдвинуться – от себя лично, от компании? Рискуете не получить поддержки партии парламентского большинства.
Люба:
- Вступить в партию, чтобы через пару месяцев от неё отречься? Нет, это не для меня. В кандидаты запишусь, а там ваше дело - поддержать меня или утопить.
Мы переглянулись с Патроном – вот упрямая баба!
Вечером, позвонив Даше, поехал с Любой в президент-отель.
Моя начальственная жена, приняв душ, в объятия не спешила. Изучала безупречную полировку ногтей, покачиваясь в кресле-качалке. Я подумал, что предстоит нелицеприятный разговор. И не ошибся.
- Гладышев, ты серьёзным делом думаешь заниматься?
Я обиделся:
- Какое из моих дел ты считаешь несерьёзным?
- У тебя нет имени.
- Я – Герой России и Нобелевский лауреат.
- У тебя нет чёткой жизненной позиции.
- Я – самый богатый человек на Земле.
- Ты – лентяй и сластолюбец.
Говори, говори – знаю, к чему клонишь. Ждёшь: психану, хлопну дверью, а ты догонишь звонком и вернёшь – прости, милый, я тут наплела. А может, не вернёшь…. Не дождёшься. Я так давно не был с тобой в постели, моя прелесть – сейчас всё стерплю, а потом задам тебе перцу. Ну, иди же ко мне, иди скорее….
- Молчишь? Неужто соглашаешься? Значит, повзрослел.
Люба резко повернулась в качалке. Так резко, что из-за отворота белого атласного халата выпросталась обнажённая грудь и прицелилась в меня. О, господи!
- Тебе не стоит рваться в лидеры, Гладышев: роль советника вполне подходит. При мне останешься? Работой загружать не буду, но поручу самое ответственное – качать зыбку с нашим малышом.
- Люба! – я простёр к ней объятия. – Так значит, ты согласна?
Моя жена выпрыгнула из кресла и халата, в чём мать родила, понеслась к ним навстречу. Мы сцепились, как два голодных зверя, жаля и терзая друг друга поцелуями. Сплелись в клубок и запутались в нём. Рычали от нетерпения и стонали от сладости обладания. Это была ночь, друзья! Нет, это было мгновение….
Я сладко спал. Вдруг Любино бедро выскользнуло из-под моей головы….
- Гладышев, я знаю, как вести избирательную компанию….
И всё. Когда пришёл в себя, Любы в спальне не было. А когда покидал президент-отель, моя жена мчалась выше облаков навстречу восходящему солнцу.
На второй день позвонила:
- Лёш, внеси залог.
- Всё-таки решила самовыдвиженцем?
- Так лучше, поверь мне.
- А если проиграешь?
- Тебе вернут деньги.
- Я не о них.
- Мы выиграем, милый
Я внёс залог, Любу зарегистрировали кандидатом в Президенты России.
Когда был дан официальный старт предвыборной гонке, Люба позвонила опять:
- Гладышев, мне надо выступить на телевидении. На самом главном. Устрой.
И всё. Устрой и всё. Вот такая у меня жена. Ни посоветоваться, ни…. Потом, есть же определённый порядок. Эфирное время распределяется между кандидатами, даже жребием разыгрывается – кто за кем, в какой очерёдности. А она – устрой и всё. Что глаголить-то собралась? Патрон в трансе от её выкрутасов, я - в неведении. Но разве откажешь….
Купил эфирное время. Недельку рекламный ролик крутился – мол, с обращением к нации выступит один из кандидатов. Выступила…. Нет, это было чёрте что. Это был не прямой эфир. Обращение снято на камеру в её рабочем кабинете на плавающем острове. Но суть не в этом. Суть…. А была ли суть - выступить по такой скользкой теме и взять всю вину на себя. Ведь только-только забываться стало…. Мы надеялись, что не всплывёт, и очень боялись, если вдруг…. За Любу боялись. За её успех на выборах. А она сама взяла и бухнула…. На всю страну.
Я сейчас поясню.
Когда начались преобразования Курил и Камчатки, мы выселяли оттуда население незанятое в планируемом производстве. Нет, конечно - поймите правильно - не солдатами сгоняли с насиженных мест, в теплушки и…. вперёд. Всё было лояльно. В Краснодарском крае и на Северном Кавказе – благодатные, в смысле климата, места - были построены современные города и благоустроенные посёлки. Туда мы и манили людей комфортабельными квартирами. Затратной была статья, но получилось. Люди переехали в новые квартиры в новых местах, обжились и начали скучать по прежним лачугам в родных диких краях. Назад, конечно, никто не собирался, но злословили ужасно. А когда в новостях дня замелькали новые Любины города с умными домами, переселенцы возопили – нас обманули.
Мы боялись этой темы. А Люба в своём телеобращении её озвучила.
- Лес рубят – щепки летит. И вы, дорогие мои сограждане, стали щепками Великих Преобразований. Простите, что не смогли найти другого решения и лишили вас малой родины. Волна перемен катится по России, но теперь никого не переселяют – всем находится работа в родных местах. Вы были первыми и потому….
Люба просила прощение за все ошибки Новой Эпохи, взяв их вину на себя.
В президенты кандидатом она выдвинулась лишь с той целью, чтобы получить сполна от народа, что заслужила – признание или презрение.
- Вам решать!
Люба пропала с экрана. Чуть позже позвонил Патрон.
- Ты видел? Ты слышал? Это чёрте что! Твоя красавица-жена в гроб меня загонит….
Любочка на экране действительно смотрелась эффектно – в белой водолазке, похожей на униформу сотрудника «АйСиАй», с безукоризненной укладкой роскошных волос, и никаких украшений. А лицо…. А голос…. Вот только слова. Не зря Патрон возмущается.
Костыль прилетел со своего Сахалина.
- Бросил все дела. Хочу помочь любимице. Где у вас штаб?
Но никакого избирательского штаба у нас не было. Более того, как только поступили деньги избиркома, прозвучал приказ с Дальнего Востока – перечислить их на счёт детского дома в одном из подмосковных посёлков.
- Никакой агитации не будет, - объявила моя жена.
- Это антиагитация, - прокомментировал Патрон увиденное на экране.
Журналист брал интервью в посёлке переселенцев. Косматая бабка грозила кулаком в объектив:
- Геенна ей огненная, стерве Сталинской.
Я позвонил Любе:
- Видела? Как она тебя….
- Что? Кто? Нет, я не смотрю телевизор.
Я рассказал.
- Ты этого хотела?
- Всё идёт по плану. Кстати о геенне…. Лёш, ты сильно будешь жалеть о залоговой сумме? Нет? Тогда пообещай её церковникам после выборов – пусть прочтут молебен о покаянии моём.
- Ты серьёзно?
- Более чем.
Я помчался к Патриарху.
В один из божественных праздников в православных церквах России и зарубежья состоялся молебен. Святые отцы просили Господа о снисхождении к Любови Александровне Гладышевой за прежние её прегрешения.
Я ничего не понимал в Любиной игре, но тупо следовал распоряжениям, так как не сомневался, что за всем этим стоит Билли, Виртуальный и Всемогущий.
Не знал этого Патрон. И ему было тяжко. Партайгеноссе давно от него требовали определиться с преемником. Он тянул. Дотянул – правящая партия оказалась без своего кандидата на выборы. Теперь оставалось только примкнуть к одному из зарегистрированных. К кому? Выбор Патрона мне известен, но непонятные действия Любочки поставили его в тупик. И он тянул, тянул….
Наконец назначен день съезда партии парламентского большинства. Уходящий президент был краток.
- Единоверцы, призываю вас голосовать за Любовь Александровну Гладышеву.
Оппонентов идеи через край.
- Она ведь не член партии.
- Даже не попыталась заручиться нашей поддержкой.
- А как ведёт агитационную кампанию? Это бездарность. Это провал.
День дебатировали. На второй Патрон вновь попросил слова. И бросил в зал.
- А вам не кажется, что вы несколько зажирели, господа? С востока катит вал преобразований. Тамошние технократы нас, политиков, ни в грош не ставят. Вы готовы оказаться на свалке истории? А окажитесь….
Зачастили к трибуне сторонники идеи Президента. Они говорили, ссылаясь на известные исторические примеры, что Золотой Век России приходится именно на годы правления женщин – Елизаветы, Екатерины…. Пётр заложил, а они попользовались. То был льстивый намёк. Но с него вдруг в зал проникло понимание выбора Президента. Замаячила преемственность власти. Однако нашёлся умник, заявивший, что своим покаянием Л. А. Гладышева обокрала уходящего Президента и их – партию власти. Очень даже смело присвоила себе не ею начатые преобразования…. Будто дров в огонь подбросил – вновь к трибуне очередь ораторов.
- Хватит, - Патрон прервал дебаты. Шёл уже третий день съезда. Он поднялся на трибуну.
- Скажите мне, единопартийцы, мы – великий народ?
Зал сорвался с мест в общем порыве:
- Да!
- Мы великая нация?
- Да!
- Так будьте достойны своего народа!
А в народе творились непонятки. Во всех СМИ, на съездах и собраниях, в толпах на площадях и в толкучках на остановках решался единственный вопрос: кто она, Гладышева – истинная дочь своей страны или анафема? Чего ждать от её правления - расцвета и славы России или ужасных катаклизмов? На Западе её расхваливают – с чего бы это? Не иначе, зло для россиян через неё готовят. Внешностью ангел, а крута, говорят, бывает – упаси Бог. Как бы ни обмишурится. Избрать-то не сложно, да потом шесть долгих лет мучайся….
Это в народе. Люди, искушённые в политике, рассуждали: кто за кем стоит, на кого опирается тот или иной кандидат, кого привлечёт в команду по управлению страной. Выходило, что вместе с Гладышевой в Кремль нагрянут менеджеры, которые разгонят министерства, упразднят ведомства, переведут социальные вопросы в плоскость производственных. Ох, и наломают же дров, по неопытности….
Это был основной козырь наших политических противников. В теледебатах сражался с ними Эдуард Эдуардович Кастиль. На общественных началах, лишённый, из-за отсутствия средств, привычного набора агитационных материалов и команды пиарщиков. Это он окрестил Любу Сибирскою Девой. Из глубины, мол, сибирских руд явилось дивное творение…. И всё у неё получается, за что ни возьмётся.
- Ей бы миром управлять, - пророчил Костыль. – Вот погодите, набьёт руку на российском престоле….
- Что он городит, что городит…? – возмущался Патрон. – Он кандидата в президенты демократичной страны представляет или самодержца?
Но, по-моему, это он зря. Слова Костыля падали в благодатную почву. «Набьёт руку» в широких массах понималось буквально. По стране пошли гулять анекдоты, как Гладышева сгоняет с насиженных мест нерадивых бюрократов. Будто заходят в кабинеты к чинушам дюжие молодцы, поднимают в креслах и выносят вон. Двери заколачивают и вешают табличку: «Администрация закрыта, все ушли к чёртовой матери». В восточных областях страны действительно не было местных органов самоуправления. Все, абсолютно все вопросы решались руководством компании. Технократами окрестил новую власть уходящий Президент и напророчил им будущее.
А ведь действительно, кому нужна армия ничего не производящих чиновников? У людей есть всё – жильё, работа, достаток. У подрастающего поколения – ясли, садики, школы, ВУЗы. Что делить, чего распределять, из кого выколачивать до хрипоты в горле? Налоги компания платит, народ при делах. Преступности нет. Поступил на работу – тебе новую квартиру. Дети пристроены – никаких забот: работай, сколько здоровье позволяет, зарабатывай на красивую жизнь и безбедную старость.
Каждый новый промышленный объект начинался со строительства соцкультбыта. Новостройки Дальнего Востока и Сибири поражали воображение темпами и масштабами. И неудивительно, ведь там все сплошь трудоголики. Оптимизаторы им строить и жить помогали.
Но вернёмся к выборам. Самую большую, хотя и незаметную, работу проделал Билли. Он связался с каждым россиянином, имеющим телефон или доступ в Интернет. Выяснил избирательные симпатии. Умно и тактично ободрил сторонников. Оголтелыми, истеричными нападками на Сибирскую Деву поколебал решимость её противников. Он хитро действовал, мой виртуальный друг. Но, видимо, не только он.
Мама рассказала. Ей позвонили из Центра изучения общественного мнения. Мужской голос спросил вежливо: определилась ли она с выбором кандидата в Президенты России. Мама решила слукавить:
- А вы что посоветуете?
- Мы не занимаемся агитацией – мы публикуем результаты опроса.
- И каковы на сегодняшний день результаты? Кто в лидерах?
Услышав свою фамилию, мама заявила:
- Тогда по закону трибун – болеем за слабейшего.
- Если к судьбе страны относится как к футбольному матчу, куда же мы прикатимся?
- А говорили, не занимаетесь агитацией.
- Это Центр не занимается, а я живой человек, хочу добра себе и счастья своим детям.
- Ну что ж, - закончила мама диалог. – Спасибо за доброе слово о моей невестке.
И покатилась по стране волна поддержки кандидата Л. А. Гладышевой. Возникла стихийно. Стартовала с тех мест, где прежде хула звучала. Переселенцы взяли в руки самодельные плакаты – «Даешь Гладышеву! Гладышева – это мы!» Её прекрасные черты на значках и майках, в окнах квартир и на лобовых стёклах авто.
Съезд правящей партии транслировали по основным телеканалам. Народу понравился вопрос Президента о великой нации. «Мы великая нация. Мы великий народ» - звучало тут и там. Поп-дивы вопили с эстрады:
- Россияне! Мы – великая нация?
Танцующий зал ревел:
- Да!
- Даёшь Гладышеву!
- Да!
Уверяю, это была не спланированная (читай – оплаченная) акция – то были воля и желание народа.
На последних теледебатах Костыль где-то замешкался и вошёл в студию последним. Все уже сидели, вымученно улыбаясь объективам. Увидели президента аэрокосмической корпорации, встали и дружно зааплодировали. То было признание поражения. Эдуард Эдуардович принял это как должное и заявил стране:
- Завтра день затишья, последний перед выборами. Но это не значит, что надо сидеть без дела и раздумывать. Нет, чините гармошки, настраивайте гитары, вырезайте свирели, и с ними к урнам. Покажем всему миру, как мы умеем радоваться своим победам. Даёшь Гладышеву!
Выборы. Это был поистине всенародный праздник единения нации. Люди опускали бюллетени и ликовали. Не расходились по домам. Желание общаться было непреодолимым. Везде и всюду звучало: «Мы великий народ! Мы великая нация!» На площадях и скверах стихийно возникали танцплощадки. С наступлением сумерек – грандиозный фейерверк. И так в каждом городе, в каждом селе от Чукотки до Калининграда. Народ простил Гладышеву, народ любил нового Президента. Великому эксперименту, начатому на Востоке страны, дано было всенародное «добро».
Западные СМИ, подводя итоги президентских выборов в России, в один голос заявили – варварскими плясками на площадях они де растоптали само понятие о демократии. И далее: Гладышева, безусловно, достойный кандидат, но разве единогласие возможно в цивильной стране? Где им нас понять. Мы – нервы всей Земли, наша участь чувствовать её боль и управлять ею. И мы будем управлять!
С Патроном не виделись всю кампанию, изредка общаясь по мобильнику. После инаугурации он позвонил. Голос трудно узнать.
- Ты со мной? Дальше пойдём? Ситуация изменилась. Думал, введу Любовь Александровну в Кремль - попрошу должность представителя в ООН. Она вошла сама. Роль робкого просителя не для меня. Помогай.
Звоню:
- Люба, надо встретиться.
- Приезжай.
Еду в Кремль. Объясняю.
- Неймётся старику, - усмехнулась моя начальственная жена. – Успокой, скажи, что подпишу назначение.
- Тут другое.
Уговорил её встретиться с Патроном в неформальной обстановке. Увидев на столике в беседке увитой плющом водку и балык, Люба удивилась:
- Вот вы чем тут занимаетесь! Ай да мужики!
Но выпила с нами без церемоний.
- Вся – внимание.
Патрон кинул на меня взгляд – ничего не объяснил? Я покачал головой. И он принялся истолковывать свой план новому президенту России.
- Идея замечательная, - задумчиво сказала моя жена. – Технология не продумана. Что значит четырнадцать месяцев ждать окончания срока действующего генсека и набирать популярность на трибуне ассамблей? Даже если я своим вето парализую деятельность Совета Безопасности, какова вероятность, что Организация изберет вас напрямую? Нет, действовать надо быстро и наверняка.
- Как? – мы с Патроном в один голос.
- Валить генсека немедленно, а постоянных членов Совета Безопасности брать за глотку.
Люба посвятила нас в детали своего молниеносного плана.
- Это шантаж! – возмутился я.
- Это политика, - отрезала Люба.
Патрон схватился за голову:
- Вы, Гладышевы, раньше смерти меня в гроб загоните.
- Хватит нам играть роль сдерживающей силы – пора брать бразды в руки и управлять миром по своему разумению. Дядюшка Сэм давно выработался: ест больше, чем производит. Нахлебником сидит на шее всего мира. Надо поставить его на соответствующее место.
Это Люба сказала, а я смотрел на неё во все глаза, силясь понять – с Билли они снюхались, или такова её безграничная в себе уверенность?
- Алексей Владимирович соберёт необходимую информацию, а дальше дело техники, - она хлопнула меня по колену. – Дней пять на всё про всё, я думаю, тебе хватит….
Не спалось. Я всматривался в прекрасные черты любимой женщины и силился понять: когда и как из простенькой девушки сибирского захолустья выросла умная, властная, с железной волей женщина? Лёшка Гладышев ей в подмётки не годится, а спит с ней и требует от неё ребёночка. Где-то проморгал. А всё оттого, что бывали вместе редко, от случая к случаю, наездами. Может, живи рядом, и я б дотянулся до её высот. Или она стала помягче. Родила малыша…. А сейчас робость душит все чувства. Даже любовь….
Люба приоткрыла один глаз:
- Терзаешься? Успокойся, милый, все грехи возьму на себя. А потом…. Не плоди компроматов: не воруй, не прелюбодействуй – чти законы Божьи и государства. Так? Так. Шантаж политика – это скальпель хирурга. И всё, что делается на благо человечества, оправдано. Ибо сказано: цель оправдывает средства….
- По-моему, сказано было в другой обстановке, и слова эти принадлежали тирану.
- Тирания, демократия…. – пустословие всё это, Гладышев. Историю делает народ, а лидер – выразитель его воли, и не важно, какой властью он наделён. Пойми, муженёк, у России накоплен достаточный потенциал, чтобы попросить дядюшку Сэма выйти вон с пьедестала мировой арены.
О том же и Патрон говорил. И я подумал, как бы не поссорились два президента - России и всей Земли, выталкивая мирового лидера с его постамента….
Через пять дней в СМИ просочилась информация о тёмных делишках нынешнего генсека ООН. Благоразумный азиат подал в отставку.
Через две недели Люба вылетела в Нью-Йорк на экстренное заседание руководителей стран постоянных участников Совета Безопасности.
Совещание проходило при закрытых дверях. Президент США на правах хозяина открыл его.
- Какие будут предложения по кандидатуре, господа…?
Запнулся, чуть склонил голову в сторону президента России.
- Простите….
- Всё нормально, - Люба встала со своего места, будто получила разрешение говорить. – У меня действительно есть предложение по новой кандидатуре Генерального секретаря Организации Объединённых наций. Как только присутствующие господа прочтут подготовленные нами документы, они убедятся, что лучшей кандидатуры, чем экс-президент России не существует.
- Но позвольте, - лидер Франции. – По сложившейся традиции у нас не было генсека из страны постоянной участницы Совета Безопасности.
- Устав не запрещает, а традиции…. Вы прочтите, господин президент.… Ну, а потом поговорим о традициях.
Материалы, собранные Билли в короткий срок были убийственны. Сидевшие за круглым столом мужчины по мере чтения бледнели лицами, ёрзали седалищами по мягким стульям, недоверчиво косились друг на друга. Один китайский председатель остался невозмутим, он и высказался первым:
- Я думаю, предложение дельное, стоит обсудить….
И посыпались комплименты моему Патрону. Оказывается, он давно является кумиром Франции, и они там подумывают, не вручить ли орден Почётного Легиона Великому Русскому Реформатору. Английский премьер высказал надежду, что новый генсек ООН не утратил пыла новаторства, выработавшись в России. Он от всей души готов помогать ему во всех начинаниях. Президент США был откровеннее других. Он буркнул, поиграв желваками:
- Ловко. Кандидатура меня не устраивает, но возражать не намерен.
Любин расчёт был верен, а исполнение задуманного безупречно. Лидеры четырёх ядерных держав мигом оказались ручными.
Средства массовой информации так прокомментировали решение Совета Безопасности.
- Красота правит миром. Госпожа Гладышева своей очаровательной улыбкой взяла в плен четырёх самых влиятельных политиков мира. Надолго ли?
Я знал ответ на этот вопрос. Ровно настолько, сколько эти политики, трясясь от страха разоблачения, тем не менее, будут цепляться за власть, понимая её не как ответственность перед своим народом, а как средство удовлетворения личных амбиций. Они стали жертвами собственных махинаций.
Известно: у каждого человека найдётся немало чёрных пятен в биографии, огласка которых не желательна. Да взять, к примеру, Вашего покорного слугу. Мне бы очень не хотелось, чтобы мама узнала о моей связи с Мирабель. Или какую роль сыграл её отец в смерти бывшего мужа. Так что….
Так что мой Патрон добился, чего хотел – стал генсеком ООН. Вернее, добилась Люба, а он стал. Засобирался в Нью-Йорк:
- Гладышев, ты со мной?
Узнав о моём решении, Люба вызвала в Кремль.
- Вот ты какой! Уговариваешь женщину стать матерью и бросаешь её. Врун несчастный.
- Это ещё вопрос, кто из нас врун.
Я шагнул к своей законной, положил ладонь на её живот:
- Где обещанный ребёнок? Сколько месяцев прошло?
- Я знала, с кем имею дело. Уезжай, Гладышев, но помни: сейчас уйдёшь – это навсегда.
Сколько уж было этих «навсегда»….
Тут другая напасть. Генерал застрелился. В бумагах нашли предсмертную записку, в которой он просил прощение у жены и дочери. «Приходит время, когда с болью в сердце, - писал мой дед, - начинаешь осознавать себя тяжкой обузой близким. Поскольку жизнь конечна, то лучше свести с ней счёты, находясь в здравом уме и полной памяти». Именно память считала мама главной причиной трагедии. Генерал взялся за мемуары, разбередил душу, ну и….
Похоронили деда с воинскими почестями.

Другую версию гибели моего деда поведали Никушки с рассказа их матери. Генерал действительно взялся за мемуары, а чтобы заарканить Пегаса (поймать вдохновение) стал прикладываться к рюмке с коньяком. Дальше - больше. В смысле, больше пилось, чем писалось. Подогретая память услужливо вытаскивала из закромов пережитого мгновения величия и побед. И дед был счастлив. А потом скрипел зубами на виновника своего забвения – то бишь, меня.
Предсмертное послание жене и дочери – единственное законченное произведение старого разведчика. Он его много раз перечитывал, исправлял, наконец, распечатал и положил в ящик стола до нужного момента.
Мысль о самоубийстве не раз приходила ему в голову, иногда даже облачалась в слова, но никогда не терзала душу и не доминировала над психикой. Это была мечта о красивом уходе, не более того.
В тот дождливый день дед, сидя в каталке за рабочим столом, затуманенным коньяком сознанием пытался отыскать причину того, почему ушёл в отставку генерал-майором, а не на одну звезду повыше. Кто виноват?
Некстати заглянула в комнату Машенька:
- Алексей Георгиевич, ты бы не пил так много – у тебя давление.
- А? Что? – парализованный генерал вдруг поднялся из каталки.
- Ой, да ты ходишь! – всплеснула руками молодая жена.
Пожилой супруг не разделил её радости.
- Ещё и стреляю, – выхватил из ящика стола пистолет и бахнул над ухом перепуганной женщины.
Машенька бегом из комнаты. В спину гремел генерал:
- Все мои хвори не от нервов, а от твоих вертихвосток и хахаля их, внучка моего – будь они трижды прокляты.
Машенька спряталась. Дед ещё пару раз выстрелил в доме – продырявил портреты двойняшек. Потом в саду – неизвестно в кого или во что. И застрелился в беседке. Той самой, где я подсматривал за Никушками.
Рассказ матери перепугал дочек.
- Он нас проклял, Алекс. Что-то должно случиться. Не смейся – и с тобой тоже.
Что с нами могло случиться?
Сестрицы окончили Литературный институт. Копаясь в архивах в поисках материалов для своих будущих поэтично-прозаичных творений, натолкнулись на мысль, что возможно в их жилах течёт голубая дворянская кровь. Стали изучать родословную предков и моих тоже. Где-то кто-то когда-то пересекался с известными Шереметевыми, Воронцовыми, Орловыми. Но ближе всех оказались Нарышкины. На этой фамилии сёстры и остановили свой выбор. Ещё бы – ближайшие родственники царского дома Романовых. Брачный контракт не обязывал их писаться Гладышевыми. Мама Маша вышла замуж и взяла фамилию мужа генерала. Так что Никушки с лёгким сердцем выправили себе паспорта на Доминику и Веронику Нарышкиных, а с небольшой приплатой стали именоваться графинями. На эту небольшую приплату в Москве было построено новое здание Дворянского Собрания. Свежеиспеченные маркизочки разыскали в Подмосковье следы родового поместья Нарышкиных, восстановили его в прежнем стиле и убранстве, переехали туда.
Мне нравилось бывать у них. Кружиться на дворянских балах, в джинсах среди сверкающих гусар и обладателей дымчатых фраков. Смотреть постановки «крепостного» театра, пьесы для которого писали сами графини. Ездить верхами на травлю волков. Ходить с ружьём на боровую дичь и жарить её на костре. А больше всего – бывать с Никушками в бане, выскакивать распаренными и мчаться нагишом к пруду. Их гарцующие попки будили во мне такой азарт, что я гонялся за ними по всей усадьбе, из которой в дни моих визитов благоразумно удалялась прислуга, и, поймав, не давал пощады….
Их кумиром был Потёмкин. Они звали меня пресветлым князем и сожалели, что на моём лице присутствуют оба глаза. Я в том резона не находил.
Когда вслед за Патроном перебрался в Нью-Йорк, Никушки загрустили. Визиты мои стали нечасты и непродолжительны. Раз в месяц, а то и в два на денёк-другой – разве это жизнь? Скоро надоели им и тупые рожи выродившихся потомков знатных фамилий. Всё надоело.
Спасло от полной меланхолии новое увлечение – страсть к путешествиям.
Звонок. Никушки.
- Алекс, приезжай немедленно – ты должен это видеть. Приезжай, иначе брачный контракт в печку.
Рисковать огромным, непомерными трудами нажитым капиталом я не мог – садился в самолёт и летел в Египет, чтобы заняться любовью с близняшками у подножия пирамиды Хеопса. Другой раз мы миловались меж колонн Парфенона. Колизей вспомнил римских развратниц.
Я пытался разгадать географию их маршрутов. Казалось, они изучают историю цивилизации. Но какой чёрт их после Венеции занёс в Колумбию – уму непостижимо. Они переночевали в столичном отеле, а утром с метисом-водителем уехали на джипе в неизвестном направлении. И пропали….
Забеспокоилась администрация отеля. Позвонили в российское консульство. Те подняли полицию. Сообщили мне. Я прилетел вместе с сотрудниками Интерпола. Мастера сыска занялись опросом персонала гостиницы, из которой пропали Никушки, и ближайших заведений – кто что видел? А я связался с Билли….
- Проблема, Создатель. Проблема в том, что не могу прощупать здешние веси и города из космоса, оттого что ни одного спутника в этом регионе нет. Белое пятно на карте Западного полушария. Не догадываешься почему? Слышал что-нибудь о наркобаронах, кокаине, плантациях коки? Здесь их рай на матушке Земле. И кому-то очень выгодно, чтобы преступный бизнес процветал, приносил доход. Этот кто-то управляет космическими аппаратами.
- Штаты? Пентагон? ЦРУ?
- Три версии и все верные. Поздравляю, Создатель.
- Слушай, мы этим займёмся, обязательно займёмся, а сейчас надо искать Никушек. Что посоветуешь?
- Я подкорректирую орбиту ближайшего спутника и отсканирую сельву. Боюсь, что подпишу летательному аппарату смертный приговор - пусть тогда он будет американским….
С прилетевшим со мной комиссаром Интерпола расположились в том самом двухместном номере того самого отеля, из которых пропали двойняшки. Весь день он принимал информацию от полицейских, а вечером доложил итоги мне. Мы пили кофе у телевизора, в новостях передали – спутник радиосвязи перестал отвечать на сигналы, перешёл на опасную траекторию полёта и был уничтожен ракетой, пущенной с борта крейсера ВМС США. Обломки частью сгорели в атмосфере, частью упали в Тихий океан на безопасном от побережья расстоянии. Ловко! У меня зуделись уши поскорее связаться с Билли, но и рассказ комиссара был интересен. Один колумбийский наркобарон по прозвищу Додди слыл большим охотником до прекрасного пола. Его люди рыскали по всей стране и за пределами в поисках наложниц, которые бесследно исчезали на фазендах в сельве. Фотографии всех хорошеньких женщин, остановившихся в отелях столицы и других крупных городов, немедленно оказывались на столе барона от наркотиков. Порой Додди сам выезжал на «охоту». Его чёрный бронированный «Мерседес» медленно двигался проезжей частью, а толстобрюхий мафиози из-за тонированных стёкол рассматривал проходящих тротуаром представительниц прекрасной половины человечества. Последний раз Додди видели в столице за день до исчезновения Никушек. Машину даже останавливали. Сделав внушение водителю, полицейские отпустили её. А ведь Додди находится в международном розыске в связи со своей преступной деятельностью, и не знать об этом стражи порядка не могли. Возможно, внушение было оплачено. А может, блюстители закона пасовали, узнав владельца чёрного «Мерседеса». Всё может быть….
Комиссар находил между визитом наркобарона-бабника в город и пропажей Никушек прямую связь. Итак, Додди! Возьмём за версию….
Оставив соседа по номеру у телевизора досматривать подробности, как американская ракета метко сбила американский спутник, вышел на террасу и связался с Билли.
Мой виртуальный приятель был настроен оптимистично.
- О, Додди! Я многое мог бы рассказать об этом субъекте. У него португальские корни и весь набор венерических болезней. Он владеет несколькими плантациями коки в сельве, ближайшая в двухстах пятидесяти километрах от столицы.
- Будем брать?
- Будем, но не так, как ты сейчас об этом подумал. Ни местной полиции, ни даже Интерполу в нашем положении довериться нельзя. Каждый шаг твой будет отслежен, и в щекотливой ситуации Додди просто уничтожит пленниц – следов не найдёшь.
- Может, русский спецназ?
- Нет, лучше ядерная бомбардировка и полномасштабная война! Весь спецназ – это ты. Бери джип, снаряжение для похода и вперёд в сельву, отрубая концы.
- Не заблужусь?
- Я отсканировал со спутника – океан ему пухом! - все тропинки и ручейки Колумбии, доведу как Сусанин поляков, не беспокойся.
- Комиссар мне кажется порядочным человеком….
- Этот «порядочный человек» в какой-то момент приставит к твоему лбу ствол и нажмёт курок со словами: «Ничего личного – только бизнес». Пойми, Создатель, так устроен западный мир. Всё дело в цене. Лучшим другом в дороге тебе будет оптимизатор. И не криви губы: без него ты, московская неженка, и шагу не ступишь по сельве – ядовитые насекомые, змеи, тропические дожди, вызывающие лихорадку, солнечные удары и ожоги от палящего светила – всё превозмочь под силу только ему.
- От духоты я бы и сейчас не против….
Вернулся в номер, поковырялся в личных вещах, извлёк на Божий свет пару серебряных браслетов. Один великодушно уступил комиссару.
- Сувенир из России - помогает сохранять жизненный тонус.
Сам нацепил.
Комиссар назавтра собирался посетить столичную и окрестные тюрьмы, где отбывали сроки уже отловленные сподвижники Додди. Он и списками запасся. Звал меня с собой. Но я отказался – направляюсь, мол, в банк, так как операция предстоит затратная.
- А вы не скупитесь в посулах: за хорошую информацию расплачусь щедро.
…. Приснилась война. Которая была задолго до моего рождения. Танк, управляемый неведомой силой, мчался вперёд. Под гусеницами рвались, не причиняя вреда, мины. Со сторожевой вышки засверкал белыми огоньками пулемёт. Броня застонала от боли под свинцовой плёткой, но выстояла. Ах, туды вашу мать! Развернул башню и жахнул по гитлеровцам на вышке. Полетели клочки по закоулочкам! Танк прорвал ограждение из колючей проволоки, замер на месте. Я высунулся из люка. Толпа женщин в полосатых пижамах кинулась ко мне: «Родненький!». Измождённые лица, затравленные глаза. Концлагерь! Господи, до чего людей довели. Никушки! Эти как здесь? Тоже в полосатых двойках, но бодренькие, упитанные. Вскарабкались на броню, скинули на землю лагерное шмотье и прыг-шмыг голенькие в люк. Ох, и миловались же мы на радостях….
- Отличная штука, - расхвалил комиссар оптимизатор. – Даже не заметил, что легли спать с отключенным кондиционером. Отличная штука!
Позавтракали вместе, а потом разъехались.
В банке с кредитной карточки обналичил нужную сумму. По совету Билли в специализированном магазине приобрёл всё необходимоё для похода в сельву – одежду, мачете, а ещё рюкзак, который набил концентратами. Вот продукты Билли брать не советовал. Но что он, виртуальный гений, понимает в человеческих потребностях?
Помешкался у витрины стрелкового оружия. Вспомнил слова покойного деда: мои люди сами как оружие, и пошёл дальше. Меня готовили эти люди, стало быть, и я такой. Взял джип на прокат….
Решив, что к бою и походу уже готов, связался с Билли:
- Ну что, с Богом?
- За тобой по магазинам пяток типов шатались. Надо рубить этот хвост. Покажи себя Шумахером, Создатель.
- Думаешь, это люди Додди?
- Думаю, не только. Всем интересно: куда ты собираешься….
- А может, здесь их, того этого – в тёмном уголке прижать, да поспрашивать: чьи вы, хлопцы, будете?
- Не глупи, Создатель: не стоит загонять крысу в угол, тогда она становится опаснее льва. Пусть побегают за тобой, а мы посмотрим: кто их в бой ведёт.
Побегают – легко сказать: я может, второй раз в жизни за руль сажусь. Такого джипа точно никогда не видел. Где тут чего включать, куда нажимать?
Городскими улицами вёл машину осторожно: молил Бога не во что не вляпаться и силился вспомнить, на что намекают дорожные знаки – ведь учил когда-то. Права есть, а вот навыков с гулькин нос. Меня обгоняли другие участники дорожного движения, сигналили, жестикулировали из своих авто. Ох, и горячий же вы народ, колумбийцы. А спешка, как известно, нужна…. Ну, разве только при ловле наркобаронов.
Выбрался за город. Фу-у.… На просторе прибавил скорости. Связался с Билли.
- Что нового?
- На хвосте две машины и вертолёт у черты горизонта – приличный эскорт.
- От вертолёта не уйти.
- На дороге нет, в сельве – легко. Карта у тебя на коленях - вперёд, Создатель, к опушке вечнозелёного леса.
Освоившись с управлением, придавил ещё. Асфальт на дороге закончился, просёлок встретил выбоинами и лужами вчерашнего ливня. Летели брызги, клубилась пыль. Солнце палило, но чудо-оптимизатор берёг тело от перегрева – я даже не вспотел.
Вели меня профессионально: преследователей не видел, но обозначились за спиной два пылевых облака на подсыхающей дороге. Где-то ещё вертолёт болтается. Сколько любопытных! Если это люди разных команд то, как они меж собой ладят? Мобильник к уху:
- Билли, не отстают и, наверное, вооружены?
- Не беспокойся, Создатель, всё под контролем.
- Ты их видишь?
- Я их слышу. Они хотят понять твои планы. Впрочем, первая машина – это столичные бандиты, на хвосте от банка. Пытаются догнать, но дорога трудна для неприспособленной машины. Их интересуют только деньги, и пока они опаснее других. Следом джип полицейского управления. Эти парни едут задержать и препроводить тебя обратно в столицу. В вертолёте люди Додди. Они уже знают, кто ты и зачем прибыл в Боготу. Их смущают преследующие тебя машины, и пока они только наблюдают. Но будь уверен: в сельву они тебя не пустят – атакуют где-нибудь на опушке или чуть раньше.
- Успокоил.
Заболтался – одна руку на руле, другая с трубкой возле уха – на крутом повороте джип занесло, и я не справился с управлением. Кувыркнулся вместе с перевернувшейся машиной. Чудом из-под неё ускользнул.
Буркнул в трубку:
- Билли, у меня авария.
И принялся собирать рассыпавшиеся на дороге вещи.
Тут как тут столичные бандиты на заляпанном грязью «Форде». С ходу принялись палить. Засвистели, защёлкали пули вокруг. Юркнул за перевёрнутый джип с мольбой: только бы в бак не попали. Но взорвался не я, а мои преследователи. Гром возник небесный, перекрыв автоматно-пистолетную трескотню, и на тормознувшую машину рухнул сверху вертолёт, ломая винты, круша корпус «Форда». Визг и скрежет раздираемого металла, удар падения, взрыв, ещё один….
Подхватив рюкзак, бросился прочь от джипа, засыпанного горящими обломками. За спиной прогремел ещё один взрыв. С преследователями было покончено….
К концу дня достиг сельвы. Тропический лес поглотил меня, как…. Нет сравнения. Впрочем, ему не до меня – весь пищал, верещал, ухал, ахал, заливался на голоса. После стремительного наступления темноты, хор пернатых поредел, набрали силу рыки охотящихся хищников и вопли их жертв….
Расположился на ночлег. Развёл костёр, вскрыл, разогрел банку концентратов – есть не хотелось. Пить тоже, хотя дневная духота с неохотой покидала сельву. К довершению дискомфорта – не спалось. Какой там сон! Казалось, из-за каждого дерева, из-под каждого куста наблюдает тропическое чудище, жаждущее, если не плоти моей, так крови….
Подбросил в костёр сучьев, прилёг, сунув под голову рюкзак, обратился к Билли:
- Расскажи сказочку.
Погубитель спутников и вертолётов моего настроения не разделил:
- Не лучше о деле?
- Валяй.
- Проведу тебя сельвой в самое логово Додди. Тебе придётся одолеть всех его людей, причём без шума и пыли. Твоё оружие – осторожность, внезапность, решительность. Ошибаться нельзя: погибнешь сам, не спасёшь женщин.
- Ты видел фазенду сверху? Никуши там…?
- Я слышу переговоры охранников – женщины там….
…. Ночной притон Тортуги. В чадном дыму, спиртовом угаре веселятся моряки, грузчики порта, всякая прочая шушера – ловцы жемчуга, рыбаки, буканьеры. Вдруг Никушки – в белых до пят платьях, плечи голые, ладони молитвенно у груди. Что-то поют на сцене, но песни здесь никому не нужны. Присутствующие пожирают их глазами, кидают на сцену монеты, требуют:
- Разденьтесь! Разденьтесь! Долой одежду!
Быть потехе! Окинул взором зал – где ж мои флибустьеры? Тяжковато будет одному с такою публикой.
Кто-то самый прыткий или пьяный, с брюхом, как пивная бочка, ринулся на сцену:
- Долой шмотьё!
Никуши в визг, бежать – он их за руки хватать. Началась потеха! Я прыгнул на сцену, схватил брюхана за штаны и шиворот, пустил с разбега в зал – получай, народ, гостинец! Пару столов опрокинулись, подмяв застольников. Завертелась кутерьма – азартом сносит голову. Что может быть сладостнее сердцу русскому разудалой кабацкой драки? К тому же по такой причине. Ну и, отвёл душу….
Проснулся звонким ярким утром. Впрочем, оно было где-то там, в кронах пальм. Под сенью хранился полумрак….
На руке моей примостилась маленькая юркая зелёная змейка – на вид безобидная. Но и без подсказки сообразил, что это банановая змея, весьма ядовитая красавица. Она горбила тельце толщиной в палец и грозила длинным язычком серебряному браслету на запястье. Мне хватило мужества и выдержки не дёрнуться, не сорваться с криками: «Змея! Змея!». Наблюдал за ней, не меняя позы. Наконец, отчаявшись запугать оптимизатор, изумрудная гостья юркнула с моей руки на ветку куста.
Билли вышел на связь:
- Доставай компас, Создатель, курс – юго-юго-запад.
Ох, и поработал же я мачете – забыл, что не завтракал. Бился без устали, прорубая проход в сплошной стене зарослей. Полдень. Солнце в зените. Я выбрался на поляну у берега реки. Ну, не поляна, скорее проплешина в лесном массиве, обрамленная вырванными с корнями деревьями. Должно быть, в сезон дождей бушует здесь река и безобразничает.
Вода манит, сверкая бликами. Берега в зелёной ряске – или что здесь, в тропиках, растёт? – но стремнина чиста.
Скинул верхнюю одежду. Подумал, стянул и плавки – кого стеснятся? У самой воды сердце схватила необъяснимая тревога. Присел на корточки, вглядываясь в чернильную толщу воды. Что там стережет меня – питон, кайман, пираньи?
Поднял к уху мобильник.
- Билли, искупаться хочу.
- Брось, Создатель, козлёночком станешь.
- Чушь. Хочу купаться.
- Ты устал, перегрелся, проголодался?
Каприз оседлал:
- Хочу купаться!
- Купайся - разрешил Билли менторским тоном.
И я выкупался. Речка была неглубокой, вода не освежала – пустая трата времени.
До сумерек, пробивая себе путь, сражался с лианами, тростником, кустами, ветвями…. Их полчища, а я с мачете. Вжик-вжик, хрясь-хрясь, дзинь-дзинь….
…. Вы знаете, откуда пошло выражение «сахарные уста»? От поцелуя на морозе. Зима в Подмосковье. Тройка белых рысаков несёт нас заснеженным полем, просекой в бору и снова на простор. Вожжи в моей руке, за спиной звонкий смех подгулявших графиночек. Бисером расшитые дублёнки, иней оторочил шали, брови и ресницы, румянцем полыхают щёки. Подхватив узкую талию, целую сахарные уста Вероники. А может Доминики? Как их различить? Взрыхленный копытами коней, полозьями саней вьюжит снег. Мелькают ели в январском убранстве. Мороз бодрит душу. Эге-гей, веселись, Россия - я люблю тебя…!
- Как ты красиво думаешь, пришелец.
Откуда это? Нет саней, нет Никушек, снега и мороза. В сельве утро. Впрочем, здесь, у подножья тропических великанов полумрак таится и в полдень. Мне приснился красивый сон. Каждую ночь снятся Никуши – душа томится.
- Билли, душа моя томится или это всё твой чудо-оптимизатор? Не ем, не пью уже которые сутки - и что удивительно – совсем не чувствую усталости. А в сон проваливаюсь - будто в сказку. Билли?
- Кто-то проник в твой мозг, Создатель
- Не понял. Червяк, насекомое? В ухо заползло?
- Я чувствую присутствие постороннего интеллекта. Сейчас, сейчас….
- Через трубку?
- Через оптимизатор.
- Объясни.
- Я объясню.
Опять этот голос. Не из трубки – тогда откуда? Не через ушные мембраны в меня проходит, сознания достигает. Будто рождается сам собой и звучит в голове. А мне показалось – приснился….
- Ну, объясняй, - я и губами не пошевелил, только подумал.
И был понят. Но…. Вмешался третий голос. Или это нельзя назвать голосом – то, что рождалось в голове без колебаний воздуха. Но какого чёрта! Это моя черепная коробка, и я не позволю….
- Не кипятись, Создатель.
- Ты здесь почему? И как проник? Конечно, через свой чёртов оптимизатор! Так я теперь зомби? Марионетка в твоих виртуальных лапах? Как же я не хотел надевать этот наручник….
- Успокойся, а? Позволите, я объясню этому недотёпе: кто вы и почему подсматриваете его сны?
- С кем это ты?
Но Билли оставил без ответа мой вопрос.
- Видишь ли, Создатель, в эволюции человечества были два пути: совершенствовать природу под себя и совершенствовать себя под природу. Вот ты, к примеру, продукт цивилизации – вне кровати и заснуть не можешь. Если б не оптимизатор, страдал сейчас от духоты, жажды, голода и гнуса. А человек напротив, всех этих бед не знает по другой причине – его организм в борьбе за выживание эволюционизировался и продолжает совершенствоваться. Не крути головой, ты не увидишь его прозрачного тела. А ещё, в отличие от тебя, он может питаться любым органическим продуктом природы и не питаться вообще – поглощая из среды все необходимое для жизнедеятельности через кожу. Эти люди не имеют запаха, не излучают тепла. Общаются телепатически, не напрягая голосовых связок. Мой оптимизатор жалок перед ними – по крайней мере, сделать тебя невидимым точно не может.
- Ну, а тебя зависть раздирает?
- Нет, чисто научный интерес. Знаешь, сколько они живут? Тебе и не снилось…. До бессмертных богов Олимпа им остался один шаг….
Ещё чей-то голос. Да нет, это, наверное, всё тот же тип – прозрачный….
- Всё верно вы рассказали, кроме бессмертия. Погнавшись за долгожительством, мы подписали себе приговор. Вот вы строите города и машины, считаете себя интеллектуальными людьми, но правит вами животный инстинкт размножения. И это даёт вам перспективу. Мы вытравили из себя животное начало и остались кучкой организмов без будущего. Наши клетки не стареют, наши нервы не изнашиваются – теоретически мы бессмертны. Нам не грозит естественная смерть, только насильственная. Но когда-нибудь наш род иссякнет. Наши мужчины утратили свои мужские качества. Мы не можем оплодотворить наших женщин….
Я совсем растерялся:
- Билли?
- Внимай, Создатель….
Прозрачный продолжал:
- Мне понравились твои мысли о женщинах: ты красиво умеешь думать и хорошо….
- Это был сон.
- Твой организм примитивно сложен, но здоров – в твоём теле нет патологий. Если бы ты попробовал зачать жизнь в наших женщинах – хотя бы одной – у нас мог появиться шанс.
- Соглашайся, Создатель.
- Иди ты…! Послушайте, уважаемый, вот вы говорите о примитивной организации моего тела, но как быть с душой? Я – не бык-осеменитель, у меня есть любимые женщины, обязательства перед ними…. И потом, я не могу вот так, запросто. У меня просто не возникнет желания.
- Ты ломака и кривляка. Тебя просят о помощи, а ты….
- Самому слабо?
- Создатель, перед тобой представитель уникальнейшего народа Земли. Может быть, ты единственный из смертных, с кем они вступили в контакт…. Гордись и помоги.
- Слушай, кажется, мы здесь с другой целью. Никуши в плену, каждую минуту им угрожает смертельная опасность…. А ты мне что предлагаешь? Не хочу и не буду.
Негодование захлестнуло сознание, да так стремительно, что виртуальный гений не успел отреагировать на мой жест отчаяния. Я расстегнул и сбросил с руки оптимизатор….
- Будешь ты в мою душу лезть, как же….
Будто земля содрогнулась, небосвод упал и вогнал меня в почву до колен. Разом навалилась духота. Брюки, майка – да и куртке досталось – мигом стали мокрыми от пота. Всевозможный гнус, прежде только писком подававший признаки жизни, вдруг ринулся со всех сторон и впился в кожу. Тут же: нестерпимый зуд, чих и кашель – они ведь и в нос лезли, сволочи, и в рот норовили.
- Ты погибнешь.
Кто это? А-а, прозрачный. Билли не мог. Билли вон валяется в листве серебряным наручником. Отстал, паразит!
- Погибнешь сам, не спасёшь своих женщин.
Чёрт, он прав.
- Вы мне поможете освободить их, если я исполню вашу просьбу?
- Мы не вмешиваемся в конфликты людей вашей цивилизации. Нам не приемлемо насилие, и потому мы не сможем помочь вам в ваших поисках.
- Ну, вот и договорились. Интересный вы народ, пацифисты – живёте только для себя, а жизнь это искусство компромиссов.
Терпеть более гнуса и духоту не было сил - я надел оптимизатор. Все напасти разом отступили.
- Да ты псих, - Билли влез в сознание.
Ворчи, ворчи – тут помудрей тебя нашлись. Что посоветуешь?
- А что советовать, Создатель? Твой долг – спасти засыхающую ветвь человечества. И ещё не факт, что тебе это удастся….
Я не долго ломался. Легенда гласит: грек Геракл разом оплодотворил сорок девственниц. А чем хуже русский Лёха? Ну, где тут ваше бабьё?
- Протяни руку, - прозрачный в моём мозгу.
Протянул. Пальцы коснулись обнажённого плеча. Прохладного. Нет, не лягушачьи холодного, а будто девушка только из родниковой воды. То, что передо мною представительница прекрасного пола…. Нет, ни сразу – по мере исследований. Пальцы обнаружили изящную, гибкую шею. Тонкая жилка пульсировала под кожей. Это хорошо, значит, мы с ней одной крови – эксперимент имеет право на надежду. Волосы чудесные – мягкие, вьющиеся, роскошные. Профиль лица…. Индейцы – это ведь монголоидная раса, верно? Вот, наверное, оттуда приплюснутый носик, пухленькие щёчки, скулы…. Груди некрупные, но упругие. Живот безупречный. Талия что надо. Ягодицы, бёдра…. Я нашёл, всё что искал. Всё было на своём месте, всё, чем оделила Природа женщину. Притиснув к себе невидимую девушку, поцеловал в губы. Она не ответила. Да и где ей знать искусство любви – кто бы научил….
- Билли, их много тут?
- Все, в полном сборе.
- И перед этой публикой я должен сверкать голыми ягодицами? Красная площадь! Нельзя ли удалить зрителей куда-нибудь подальше?
- Тебе-то что – ты их не видишь, да и не услышишь: тактичный народ. Для тебя секс, для них научный эксперимент, на положительный результат которого шибко надеются….
Что рассказывать! Переплюнул я хвалёного Геракла. Впрочем, это всё благодаря оптимизатору. Недаром Люба снимает его, ложась со мной в постель.
Дамы были безупречны, изо всех сил старались помочь моим усилиям, но лишь в нескольких случаях почувствовал истинный азарт партнёрши и желание продолжать. У этих не всё ещё потеряно – хорошего бы мужика….
Вызволим Никушек, и через год вернусь в эти края потомство навестить. Если получится…. А пока….
Я трудился на совесть. Оргазм следовал за оргазмом. Ни одному смертному, ну разве что упомянутому греку, не довелось испытывать ничего подобного. Казалось, нет конца моему гарему, но организм, подпитываемый энергией оптимизатора, не знал истощения. Потерял счёт времени. Менялись партнёрши, менялись позы совокуплений, и мне не приедалась эта бесконечная игра. Казалось, попал в рай – а почему бы и нет? – и вечно буду наслаждаться….
День растворился в вышине, набухла ночь. Моя миссия исполнена – всем прозрачным женщинам был дан шанс на зачатие. Наверное, они удалились. Но старейшина (вожак? лидер? президент?) оставался со мной. Я развёл костёр - с ним уютнее - и попросил:
- Расскажи о своём народе.
Представитель стаи суперменов (и менш), нагишом кочующих по сельве, сказал:
- Человек есть суть творение Божье, только вы строите храмы для служения Ему, а мы живём с Творцом в сердцах. С Его помощью и создали наш мир.
- Свежо предание, хотя мне, как атеисту, более по душе теория эволюционного развития жизни на Земле.
- Одно другому не помеха. С верой в Бога мы взялись за самосовершенствование….
- Любопытствую: как стать прозрачным?
- Волей Божьей и силою внушения. Ваши далёкие предки придумали каменный топор, чтобы защитить себя от хищников, а мои – более миролюбивые – прятались от опасности, сливаясь цветом кожи с окружающей средой. Финал эволюции – прозрачность тела. Как и отсутствие запаха, теплоизлучения – мы не досягаемы естественным врагам.
- Ну, может быть…. А как насчёт проблем голода?
- Она надумана, пришелец. И для вас тоже, поверь. Организму вполне хватает того объёма энергии и питательных веществ, которые поглощаются кожей из окружающей среды. Мы это поняли, когда перестали бегать от хищников и за добычей. Конечно, наш образ жизни покажется вам слишком пассивным…. Вам с вашей суетой и заботами необходима энергетическая пища и активное питание. Но если б вы знали, сколько за ними следом волокутся хворей в организм…. А потом сколько тратится здоровья и энергии на борьбу с ними, зачастую безрезультатную, в итоге: то на то и выходит.
- Бьюсь об заклад, ваши девушки ушедшим днём карабкались на пальмы за бананами, чтобы восполнить потраченный энергетический запас…..
Он усмехнулся, мой прозрачный собеседник. Вот как я узнал, что он оценил мою шутку – общаемся-то телепатически? Удивительные создания. А, по сути – лоботрясы. Ни жилья себе строить нормального не хотят, ни пищей запастись…. Хотя, ради бессмертия и я готов отказаться от котлет с макаронами.
- Расскажите о вашем бессмертии.
- Ну, это в теории: практически мы уязвимы перед насильственной смертью. Наше долголетие от замедленного, практически несуществующего обмена веществ. Он нам ни к чему в обычном образе и привычной среде обитания. В исключительных случаях только, когда требуются дополнительное напряжение сил, энергетические затраты, мы восполняем их приёмом пищи – как это принято и среди вас – вот тогда включается механизм обмена веществ, унаследованный от наших с вами общих предков…. Мы можем останавливать работу сердца: нет обмена веществ – не нужны и кровотоки….
- Постой, постой…. А, девушки…. Я чувствовал их пульс.
- Это скорее от волнения.
Ну, что ж приятно – комплимент как ни как. Я Билли:
- Ты что-нибудь понял?
- А у тебя, с чем сложности? Не воспринимается, не осмысливается?
- На слух – сказка. Я о другом: раз уж существуем параллельно, не можем ли мы в каких-то вопросах пересекаться? В порядке взаимообмена – они нам свои способности, мы им свои возможности.
- Есть над чем подумать. Только учти: очень во многом между вами и прозрачными людьми буквально пропасть. У них нет ни зависти, ни злости, ни тяги к власти или злату-серебру. В нашем мире таких придурков и в помине нет.
- Как нет, а с кем ты милую сейчас ведёшь беседу? Впрочем, с тобою мы ещё успеем покалякать, а вот человек, поди, торопится.
Прозрачному:
- Скажите, уважаемый, вы считаете себя совершенной расой, мы для вас примитивны? Да и, кстати, как к вам обращаться – у вас есть имя?
- Мы не склонны к сравнениям и выводам – у каждого народа своя миссия на Земле, своя культура. К примеру, у нас нет собственных имён. Чтобы передать собеседнику информацию о третьем лице, мы просто мысленно создаём образ и бываем поняты.
- Кстати, кстати…. Одно дело руками, другое дело, когда видишь…. Не могли бы вы, уважаемый, нарисовать портреты моих возлюбленных, будущих мамаш.
И прозрачный не заставил себя долго упрашивать – будто перед глазами стали возникать образы нагих девиц. В принципе они были все на одно лицо, как мои Никуши, и сложены одинаково, но едва уловимые различия всё-таки можно найти, если внимательнее приглядеться – у кого-то волосы не так уложены, одна улыбаются губами, другая глазами….
Видения пропали разом, не закончив панораму. Думаю, это тактичность прозрачного. Раньше, чем я, он почувствовал пробуждающееся во мне желание от вида нагих девиц, и прервал сеанс. Да и правильно.
Разговор принял другое направление.
- Учёные предсказывают: в конце концов, остынет солнце, остынет Земля, и в погоне за энергией человечество устремится в космическое пространство. Что с вами станется?
- Приспособимся к новым условиям.
- Но ведь уже сейчас вы привязаны к экватору – средние полосы, а уж заполярье тем более, вам заказаны.
- Отнюдь. И тропики имеют большой элемент дискомфортности, но мы освоились. В сельве меньше вероятность встречи с людьми вашей цивилизации – потому мы здесь.
- Скоро тропические леса вырубят, и вам негде будет ютиться.
- Что-нибудь придумаем, мы привыкли решать проблемы по мере их возникновения: наперёд загадывать - неблагодарное дело.
- Я уже придумал. Куплю для вас тропический остров, куда не посмеет ступить нога постороннего человека – живите в своё удовольствие.
- Спасибо, пришелец. Нам нечем тебя отблагодарить.
- Это не меценатство. Я проникнут заботой о своём будущем потомстве. Если эксперимент удастся, ребятишки, от меня рождённые, должны быть защищены: ведь неизвестно какими они появятся на свет - может, с вашими наследственными чертами, может, с моими.
- Разумно.
На этом мы расстались, договорившись встретиться.
- Как я тебе? – спросил Билли.
- Выше всяких похвал.
…. Приснился сон. Никушки нежатся на солнечной полянке среди благоухающих тропических цветов. Кожа нагих тел отливает изумрудной раскраской.
- Господи, кто вас зелёнкой измазал?
Пристроился рядом, погладил восхитительное бедро Доминики (Вероники?), коснулся губами груди. Меня отстранили.
- Алекс, ну что ты вытворяешь – ведь мы же растения. Смотри, как хорошо нежиться на солнышке. Приляг, замри, наслаждайся….
- Очнись, Создатель, твои женщины в опасности.
- А? Что? Это ты, Билли? Что случилось?
Кругом тьма кромешная - безлунная, но звёздная тропическая ночь.
- На фазенде переполох. Я слышу их переговоры. Девушки убежали в сельву. Это может быть смертельно опасно. Поторопись, Создатель….
Я взялся за мачете:
- Куда идём?
- У них нет заложниц - думаю, нет более смысла осторожничать и миндальничать с этим отрепьем. Вызываю вертолёт из Боготы, берём штурмом фазенду, а там видно будет. Разводи костёр поярче, жди гостей с неба….
Часа через два над местом моего ночлега завис вертолёт. Луч прожектора осветил спущенную к земле лестницу из стального троса. Это был комиссар Интерпола с командой спецназа. Ничего, бравые ребята – вооружены, забронированы и фейсы размалёвать успели. Летим брать Додди ….
Комиссар:
- Признаться, уже похоронил вас: в сельве нет звёзд, а тут голос в мобильник. Да разве можно с Додди в одиночку справиться? Что за донкихотство?
Я был рад снова оказаться в компании нормальных людей. Расчувствовался, приобнял комиссара.
- Ну-ну…. – он отечески похлопал меня по плечу.
Спецназовцы знали своё дело и экипированы были для подобной операции. Прыгали со стапятидесятиметровой высоты на резиновых растяжках, от которых избавлялись у самой земли. Палить из автоматов начинали ещё в воздухе. Скорее для острастки, потому как активно никто и не сопротивлялся. Когда пилот, присмотрев площадку, посадил машину, фазенда была уже в наших руках. Комиссар затеял допрос пленных. Вот что они рассказали….
Додди приглянулись белые женщины, похожие, как две капли росы. Заманить их в сельву старой картой с якобы зарытым индейским кладом ничего не стоило. Захватили, увезли на фазенду, где поиздевался над ними всласть одуревший от преступных денег мафиози. Думал, всё ему дозволено – стоит пожелать. Да не тут-то было. Никуши выждали удобную минуту и проломили череп толстобрюху-насильнику. Бросились в бега. В погоню за ними отправились четверо охранников….
С комиссаром спустились в подвал, где в морозильной камере на заиндевелом полу лежала голая туша любвеобильного наркобарона. Не удержался и пнул его. Сволочь! Мёртвого бы в петлю сунул.
С наступлением рассвета комиссар организовал поиски беглянок и их преследователей. Часть людей отправил по следам, часть оставил на фазенде. Мне предложил место в вертолёте и поиски с воздуха. Я связался с Билли:
- Что посоветуешь?
- Вооружись трофейной мобилой, перетряси телефонные номера.
Разумно. После нескольких неудачных попыток, ответили из сельвы:
- Всё о кей, шеф. Потаскушки наказаны, мы возвращаемся.
- Что?! Где вы? Стоять на месте, к вам послали вертушку….
…. Милые, гордые, прекрасные мои Никуши. Не стерпели издевательств насильника. Это была отчаянная попытка спастись. Да разве в сельве спрячешься от потомков краснокожих людоедов? Догнали, связали и по варварскому обычаю далёких предков бросили на муравьиную кучу.
Теперь они все передо мной – останки моих контрактных жён и четыре жалких фигуры метисов, со страхом в глазах ожидающих приговора.
- Комиссар, какую ждёте пенсию? Я удвою её вам и всем присутствующим здесь людям…. Нет, утрою.
- Мы в вашем распоряжении, сэр, - был лаконичный ответ.
Билли возник в мозгу:
- Не делай этого, Создатель.
- Иди к чёрту!
- Всю жизнь будешь жалеть .
- Уйди, говорю!
Расстегнул оптимизатор, размахнулся и забросил его в зелёную чащу.
Последовал приказ беспрецедентный в своём значении:
- Свяжите этих людей и бросьте на муравьиную кучу.
Крики заживо сжираемых метисов не заглушили боль утраты, но повергли душу в глубочайший нервный транс. Как вернулся в Боготу, закрылся в номере и начал пить – уроки Патрона не пропали даром. Пил ром и не чувствовал его вкуса. Совсем ничего не ел и не чувствовал голода. За опущенными жалюзи дни меняли ночи – я не видел. Не брился, не принимал душ. Мне хотелось умереть. Мне хотелось рвануть в Москву, раскопать останки деда и расшвырять по окрестностям. Это он, старый кликуша, проклял Никуш на жуткую смерть.
Билли звонил – я выбросил мобилу в унитаз. Мне приносили ром и с ним – телефонную трубку, в которой чьи-то голоса требовали моего ответа. Я утопил в унитазе ещё четыре сотика – он засорился. Администрация вызвала сантехника и повысила плату за постой. Плевать на всё – я желал смерти. Попросил бармена, поставлявшего спиртное, принести пистолет. Он принёс мобилу. Хотел швырнуть ему в лицо и вдруг услышал далёкий и родной голосочек:
- Папочка, ты где? Мы ждём тебя….
- Настенька! Солнышко моё, я здесь. Я скоро буду.
Швырнул в юркого бармена бутылку с ромом. Залез в горячую ванну и побрился. Грохнулся спать, проснулся страшно голодным. Надо было жить.
По дороге в аэропорт попросил трубку у водителя такси.
- Билли, хочу уничтожить наркоманию как явление.
- Имеются кое-какие соображения. Я подготовлю тезисы для генсека – без него не справиться. Хотя…. Нет, конечно, пусть он начинает. А тебе следует надеть оптимизатор – я поправлю твою психику.
- К чёрту!
- Не капризничай, Создатель. Всё равно придётся надеть – попробовать: моя идея на нём основана.
Идея Билли была проста и потому гениальна. Если в двух словах - наркотики разрешить, наркотики заменить. Чтобы преступный плод не стал сладким, его не стоит запрещать, но заменить на препарат (в данном случае – аппарат) похожего воздействия, не вредящий здоровью и более доступный. Билли взял за основу свой оптимизатор, производимый в России и широко применяемый пионерами Преобразований. Немного усовершенствовал, и теперь он кроме известных функций – контроль состояния организма, организации оптимального сочетания труда, отдыха и проч. – вводил сознание пользователя в состояние близкое к наркотическому опьянению. Только процесс регулировался оптимизатором. Этот наручный браслет сам выбирал форму проявления экстаза в зависимости от состояния организма и потребностей его психики. Это мог быть взрыв радости, спровоцированный обыденной, совсем может быть и не соответствующей ситуацией. Мог быть эротическим сном или грёзами далёкой детской мечты, задавленной годами бытия.
Я слетал в Россию, в Новосибирск, где клепали оптимизаторы. Привёз на флешке электронные схемы усовершенствования. И через пару недель вернулся в Нью-Йорк с опытными образцами.
Вот они, перед нами – два серебряных браслета. Мы сидим с Шефом в зимнем саду его резиденции.
- Обмыть надо, - предлагает Патрон. – Дело новое.
- Если Вам хочется водки, то, надев браслет, почувствуете опьянение. Таков принцип изобретения – исполнять желаемое. А вслед за опьянением, все последующие симптомы – прилив энергии, бодрости, а может быть сентиментальной грусти, в зависимости от настроя сознания и состояния психики. Остановится воздействие без всяких последствий, когда организм потребует – хватит.
- Говоришь, без водки будешь пьян, и похмельем не заболеешь? - Шеф застегнул браслет на запястье левой руки, откинулся в кресле и прикрыл глаза.
Я медлил. Нужны ли мне виртуальные грёзы после реальных утрат? Сможет ли Билли заглушить сердечную боль? Покосившись на Шефа, кемарившего в кресле, вздохнул, перекрестился в мыслях и защёлкнул браслет на запястье.
Ничего не произошло…. Надо что-то пожелать. Заказать волшебный сон. Пусть я буду капитаном флибустьерского корабля….
…. Судна не было. Был жёлтый песок с полоской ила, тёмно-синяя гладь океана и пальмы на взгорке. На мне ботфорты, шаровары зелёного сукна и красной замши жилетка на голом торсе. Морской бриз колышет завязки панданы. На поясе тесак, за поясом два пистоля. Я иду берегом куда-то, но знаю куда. На взгорке между пальм рыхлой грудой лежит бесформенная туша.
- Кто ты? Впрочем, узнал – ты Додди.
- Пощади, капитан. Твои люди приковали меня цепью к пальме – я умру от жажды и зноя.
- Ты спасёшься, если отгрызёшь себе ногу.
- Я не могу дотянуться зубами до лодыжки.
- Прикажу перековать цепь на запястье, если отгрызёшь себе руку.
- Зачем тебе это, капитан?
- Хочу, чтобы ты почувствовал боль. Настоящую. Которую причинил мне.
- Я буду грызть руку.
- Так любишь жизнь?
- Все любят….
Мы одновременно с Патроном открыли глаза. Он потянулся к столу, пальцы характерным жестом искали несуществующую рюмку.
- Э, чёрт, как наяву, - выругался он.
Восторгался.
- Ты знаешь – то, что надо. Думаю, с этим наручником мы освободим человечество от греха и горя. Что молчишь?
Я молчал. Я был под впечатлением. Неужели мне нужен этот кошмар? Душа потребовала? Для чего?
- Билли.
- Поверженный и мучающийся враг – для иных вершина блаженства?
- Я хочу забыть случившееся. А ты…. Ты мизантроп. Причём, конченный. Если повторишь подобное, нам с тобой не по пути.
И снял оптимизатор.
А Патрон присвоил опытный образец и громил в нём с трибуны зала Заседаний Наций сложившиеся устои. Он говорил, что запрет на употребление наркотиков, как равно на их производство и распространение, есть грубейшее нарушение прав человека. Их следует разрешить, но поскольку они вредны здоровью – подыскать подходящую замену.
- Вот она, - потрясал Патрон кулаком, а на запястье сверкал оптимизатор. – Эта штучка вызывает все ощущения наркотического воздействия, не причиняя вреда здоровью. Она изобретена в России, но производиться может на любом заводе компьютерной техники. Мы распространим её во всём мире, здоровым людям по доступным ценам, а наркоманам и алкоголикам бесплатно. Долой все запреты, даёшь здоровый образ жизни!
Наркомафию мы свалили в два года – по миру пустили преступных баронов. Но…. лес рубят, щепки летят. Не обошлось и у нас без этого.
Мне кажется, великолепные песни «Битлз» породили движение «хиппи» - отказ от земных благ ради прикосновения к прекрасному.
Потом «панки» яркими красками вопили на весь мир – хватит чахнуть над златом-серебром, остановитесь, люди, оглянитесь: мир так прекрасен, а жизнь скоротечна.
Наш оптимизатор, победитель наркотиков и прочих отрав, породил движение «адамистов» - последователей Адама райской прописки. Эти, опять же молодые, люди призывали мир сбросить оковы цивилизации и углубиться в природу. Брать пример с братьев наших меньших. Они бродили толпами по белу свету, не признавали границ, не подчинялись законам. Единственное одеяние на них - оптимизатор на руке. Они не томились ни жарой, ни холодом, не страдали от голода или жажды. Занимались любовью, не выбирая места – где взбредёт. Их называли бичом Господним, а в душе завидовали.
- Вот закончу труды земные, - вздыхал Шеф, - сброшу осточертевший галстук и всё остальное – подамся в «адамисты». Среди них, между прочим, такие девчонки тусуются. Смак!
Он кряхтел, ворочаясь в кресле, лаская нежным взором оптимизатор на запястье.
А я вглядывался в толпы голых молодых людей с робкою надеждой увидеть среди них моих Никушек.

Даша ушла в обход по деревне, а я сел за свои записи. Океанский бриз парусил брезентовую палатку, но прохлады не приносил. Духота – чувствовалось соседство Великой Пустыни. Нет, вот если б Люба взялась за дело, здесь был бы минимальный комфорт. Какой-нибудь домик стоял с подходящим микроклиматом. Как можно работать в таком пекле? А Даша хочет жить, как подопечные аборигены. И теперь меня кусают мухи. Вдруг это цеце? Взял мобильник.
- Билли, это что за мухи такие, болезненно кусачие? Они не ядовиты?
- Ты упрям, Создатель, как….
- Стоп! Кто тебе дал право оскорблять родителя?
- Да ведь я и не сказал ещё ничего…
- Но подумал.
- Подумал.
- Вот видишь. С воспитанием у тебя, братец, проблемы. Впрочем, мой недогляд. Ладно, оставим тему – пусть меня насмерть загрызут мухи, но оптимизатора твоего на дух не надо.
- Скажи начистоту – в чём дело?
- Ну, хорошо. Можешь смеяться, но мне кажется, он приносит несчастья. Пусть не всем…. Ко мне твоё изобретение точно враждебно.
- Глупости. Ты настроил себя. Боишься, что через него стану управлять твоим сознанием. Успокойся – нет у меня такой задачи.
- Билли, ты в Бога веришь?
- А ты?
- В принципе, я – атеист, но когда судьба прижучит….
- А мне-то чего бояться? Я – бессмертен, виртуален, всемогущ….
- Слышь, всё могущий, не пора ли взяться за преобразование Земли?
- Что имеешь ввиду?
- Имею в виду этих проклятых мух. На кой чёрт они нужны?
- Природа гармонична.
- Да брось. В своём, виртуальном королевстве всех вирусов покончал.
- Сравнил. Допустим, к ногтю мух – что потом? Голодной смертью вымрут пернатые. Не будет пернатых – погибнет зелёный мир, а следом и животный. Стоит только удалить один кирпичик – рухнет всё мироздание. В твоей ситуации проще надеть оптимизатор.
- Хорошо-хорошо, надеваю, но согласись: Землю надо обустраивать. На кой ляд нужны пустыни? Вот, надел я твой оптимизатор, и что – зацвели магнолии за палаткой? Чувствуешь, как благоухают?
- Есть предложение?
- В тропиках, да и не только, природа страдает от проливных дождей – реки выходят из берегов, огромные пространства заболачиваются. Эти бы ливни да в пустыню. Всего на свете должно быть в меру – воды, солнца, ветра….
- Как это сделать?
- Ты у нас способный – мысли.
- И мыслю – тебе сейчас жарко, душно, дышать нечем? Природа создала пустыни и моря – пусть и будут. Не стоит переделывать созданное - проще ужиться в нём с максимальным комфортом. Оптимизатор – решение всех проблем? Ты, Создатель, Нобелевскую премию, между прочим, за него получил, а принцип действия хотя бы в двух словах - сможешь?
- Лучше ты, - я перебрался от стола в гамак, устроился поудобней. – Валяй.
- Ты атеист, сторонник эволюционной теории развития жизни по Дарвину – верно? Стало быть, имеешь представление, какие этапы прошёл человек до современного своего состояния. Он и в рыбках побывал, и по деревьям прыгал. А ещё раньше был неорганическим, возможно кристаллическим, веществом, которое однажды вдруг под мощным энергетическим воздействием – пусть это будет удар электростатической молнии – синтезировался в органическое соединение. Потом многие миллиарды лет твои предки существовали в виде одноклеточного организма. Весьма примитивного, но способного к эволюции. Всё это хранит генетическая память. Память твоих клеток, Создатель. Оптимизатор не просто возвращает эту память к жизни, он помогает организму выжить в изменившейся среде. Не хочешь поплавать в морских глубинах без акваланга?
- Ты и это можешь?
- Оптимизатор может.
- Свежо предание, но судьба Земли, флоры-фауны её, волнует больше. Скажем, мухи чёртовы, если их нельзя убрать из мироздания, то может быть, обучить приличным манерам – не кусаться, например, не разносить заразу. И вообще, пусть пользу приносят. Мёд добывают что ли. Воробьи чего без толку снуют? Пусть зерно собирают – зимой пригодится. Все должны работать, быть при деле. Ведь планета – это наш общий дом. А мы кусаемся, мало того – пожираем друг друга. Вот над чем надо задуматься, под какие задачи оптимизатор настраивать.
- Всё сказал или ещё есть идеи? Больше нет? Мне позволишь?
- Валяй.
- Ты подходишь к судьбе Земли с точки зрения желудка – жратвы побольше. Тогда рациональнее приучить его к любой пище – мух, например, поедать. Она тебя кусь, а ты её ам, ням-ням.
- Бр-р-р!
- Да брось – те же самые белки, жиры и углеводы, - убеждал Билли.
- Точно-точно, как забыл, - проникся его настроением. – Мои далёкие предки-приматы отлавливали друг на друге вшей и хрумкали за милую душу….
Тут вернулась Даша, и дискуссия иссякла.
Даша…. Когда мы переехали вслед за Патроном в Нью-Йорк, она занималась только Настенькой, ну и мной, конечно. Наша девочка пошла в американскую скул восторгать тамошних тичей русской сообразительностью. Дома правила маме разговорный английский.
Моя мама жутко скучала без любимой внучки. Прилетала к нам каждый выходной. На профессорскую зарплату шибко не разлетаешься, и я взял эти расходы на себя. Может быть, зря.… Как знать.
Они были очень дружны – две Анастасии, бабушка и внучка. Вместе в Диснейленд, вместе в Йеллоустонский национальный парк, вместе…. Однажды в потрепанных джинсах и бейсболках сунулись в Гарлем. Их вернули домой на полицейской машине. Даша ничего тогда не сказала, но поджала губки. Пробовала перехватить инициативу – приглашала Настюшу туда, сюда – в цирк, театр, морской круиз. Но ребёнок был по-детски жесток:
- С тобой не интересно. Вот приедет бабушка ….
Бабушка прилетела, и Даша сорвалась – заявила официальным тоном:
- Анастасия Алексеевна, вы отнимаете у меня дочь.
Пришла очередь маме поджать губки. Она ничего не ответила. Поужинала с нами. Посетовав на дождь, занималась с Настенькой дома. Улетела, как обычно. Но на следующий выходной не появилась. Я позвонил, обеспокоенный. Мама сослалась на занятость. Ребёнок загрустил, а когда бабушка не прилетела и во вторую субботу, закатил истерику.
Не на шутку встревоженный состоянием мамы, помчался в Москву. Она попеняла на недомогание. Но повязка на голове была сооружена впопыхах, и никаких лекарств под рукой не наблюдалось. В честь моего приезда запекла в духовке утку с яблоками. Мы пили испанское вино и пели под гитару. Наутро я улетел и где-то над Атлантикой разминулся с Настюшей.
Моя дочь убежала из дома. Уговорила какого-то балбеса из российского посольства, возвращавшегося в Москву, и тот провёл её на борт самолёта. В аэропорту беглянку встретила бабушка и тут же позвонила нам.
В Нью-Йорке застал жену в слезах – доченька пропала. Уехала будто в школу и с концами – ни там, ни у подруг её нет. Тут звонок из Москвы….
Даша:
- Она меня бросила. Она меня не любит.
Еле успокоил. А, успокоив, уговорил не срываться тотчас в погоню.
- Пусть соскучится. Увидишь – домой будет проситься.
Настенька домой не просилась – была довольна и весела. Пошла в московскую школу, удивлять тамошних преподавателей американской деловитостью.
И Даша смирилась. Я видел, каких душевных мук ей это стоило.
- Я мать, моё призвание качать колыбель.
- Успокойся, милая – давай заведём ещё ребёночка.
- Чтобы его снова кто-нибудь отнял?
- Ну, почему? Настюшу никто не отнимал: просто наша девочка выросла и выбрала свой жизненный путь. Ей в России интересней. Если б не дела, я тоже туда удрал.
- У меня нет дел…. Теперь нет, и я тоже хочу в Москву.
- Ты бросишь меня одного?
Жена уткнулась носиком в моё плечо.
Ночью, проснувшись, уличил Дашу в плаче.
- Ты знаешь, - оглаживал её, – по закону тяготения полов, мальчики больше любят матерей. Давай, родим мальчишку.
- Давай, - согласилась Даша.
Теперь на выходные мы летали в Москву. А в будние дни Даша грустила.
- Все при делах, только я неприкаянная.
- Займись делом.
- Каким?
- Ты же хотела стать врачом….
Из опустевшей детской комнаты мы оборудовали Даше кабинет. Поставили компьютер с огромным экраном монитора. Билли взялся за виртуальное обучение фундаментальным основам науки Гиппократа моей венчаной жены. Собрал для неё материалы лучших лекций самых выдающихся профессоров от медицины. Транслировал хирургические операции в режиме on-line. Даша, не выходя из кабинета, была участницей всех заметных научных симпозиумов в области здравоохранения. И ещё помог завязать электронную переписку - Дашу консультировали медицинские светила Земли. Билли её и тестировал на предмет глубины приобретённых знаний. Через полгода интенсивного обучения у моей студенточки зачесались руки применить их. Робко – надо знать Дашу – начала намекать за ужинами, что хотела бы устроиться на работу в один из нью-йоркских хосписов.
- Погоди, милая, - отговаривал, - присмотримся к теме. Может, лучше в твоём положении практику проходить в должности главного врача, а не сестры милосердия. Давай подумаем хорошенько и откроем клинику для детдомовских детей. Пригласим наилучших педиатров….
- Какой из меня главный врач! - ужасалась Даша. – Я и скальпеля в руках не держала.
- О скальпеле давно пора забыть. Компьютерная диагностика, лазерная хирургия, психотерапия…. Что ещё? Вот столпы современной медицины.
Сам-то я ещё тот знаток. Но Даша терпеливо – надо знать Дашу – слушала меня и, если возражала, то очень робко. Никогда не поправляла, и – Боже упаси! – не высмеивала. А я настолько увлёкся идеей открыть для жены клинику, где она бы не скучала, пока я отсутствую, что закинул в Секретариат ООН информацию: хочу, мол, потратиться на благотворительность – какие будут предложения? Но судьба, дама капризная, порой выкидывает такие коленца, что диву даёшься. Не в хосписе, не в детской клинике, а на восточном побережье африканского континента, в лагере беженцев пришлось проходить Дашеньке интернатуру….
Жена переодевалась за ширмой. Я захлопнул ноутбук.
- Милая, идём, купаться.
- Шесть секунд.
Мы вышли из палатки в купальных халатах. Шумел прибой, горбатился волнами залив. Вода манила прохладой. А ведь ещё недавно казалось, что духота затопила мир, и нет от неё спасения. Ай да оптимизатор!
Сбросили халаты на песок до линии прибоя, взявшись за руки, вбежали в воду с головой. Вынырнули, отфыркались, поплыли.
- Как твои питомцы, кушать не просят?
Её шоколадные питомцы плескались на мелководье в ста шагах от нас. На чернокожих руках сверкали оптимизаторы.
Даша быстро устала. Мы выбрались на берег, и она легла спиной на мокрый песок. Теряя силу и с шипением растворяясь в песке, океанские волны едва-едва достигали пяток. Но после третьей-четвёртой попытки, вдруг собравшись с силой, окатывали водой и пеной всё тело. Даша ойкала и смеялась.
Осторожно пристроил ухо на её живот.
- Да рано ещё, – остужала Даша моё любопытство. – Плод только-только сформировал нервную систему.
Я поцеловал её пупок и сдвинул брови:
- Не зови так нашего сынишку. Мы величать его станем Александром в честь твоего отца пограничника.
Даша дотянулась до меня и нежно поцеловала ….
Любопытство, поди, разбирает – как мы оказались в Африке в деревне чернокожих аборигенов? Так вот….
Думал я, думал, чем Дашу занять, пока она малыша вынашивает…. Хотел для неё клинику открыть, детскую, в Нью-Йорке. Но тут судьба сама подкинула тему. Некий польский учёный или фармацевт, или то и другое в едином лице, заявил, что изобрёл универсальные таблетки. Тяпнул одну с утра, водичкой запил – и весь день сытый и довольный. Ни о чём не думай, не заботься, только свершай трудовые подвиги. Вроде, как будто, испытания препарат прошёл, и патент на него получен. Только почему-то не откликнулись бизнесмены, не захотели раскошелиться и наладить производство чудо-пищи в соответствующих объёмах. Предприимчивый поляк в Администрацию ООН. Такое, мол, дело – решение проблемы голода в мировом масштабе – посодействуйте. Патрон мне: исследуй и заключение на стол. Я к Билли. Тот безапелляционно:
- Обыкновенный концентрат суррогатов. Если хочешь осчастливить человечество, я тебе помогу.
И опять за свой оптимизатор….
Теперь, усовершенствованный, он подключался к кровеносной системе, снабжая её синтезированными из среды необходимыми питательными веществами. Можно было действительно забыть о голоде и жажде. Опытный образец Патрон носил неделю, и снимать не захотел.
- Ты, знаешь, у меня начала исправляться фигура – животик-то тю-тю. Точно уйду в «адамисты»: раньше думал, куда с таким брюхом.
Билли уговорил меня нацепить браслет жене – плоду, доказывал, будет очень полезно, и Дашенька фигуру не испортит. Действительно, беременность стала переноситься легче. Ведь оптимизатор снабжал организм только тем, что ему необходимо – лишними стали затраты энергии на переваривании пищи и запасы жиров. Оптимизатор доказал свою состоятельность. И я подумал – это то, что надо Даше. Конечно, немыслимо было представить мою скромницу на трибуне Дворца Наций, но выручил Патрон. Он выступил с докладом по теме, озвучил имя автора и руководителя проекта – моей Даши. Ему (проекту) был обещан карт-бланш, но требовались «полевые» испытания. Через агентства недвижимости я начал подыскивать помещение для исследовательской клиники. Тут настырные журналюги, в погоне за сенсацией, просто в осаду взяли Дашу. Я нанял персональную охрану, но бесполезно – буквально в потасовку превращался каждый её выход из дома.
- Нет, так невозможно жить и работать, - сетовала жена. - Лёш, давай уедем в какую-нибудь глухомань.
И уехали. Спрятались от пронырливых папарацци в негритянской деревне – вернее в лагере беженцев, где малыши и взрослые умирали с голоду, не имея средств существования. Оптимизаторы пришлись им, как манна небесная. Народ повеселел. Днями в хижинах отсыпался или плескался у берега. Потемну у костра всей деревней пели песни своих предков и плясали.
Даша, официальный руководитель проекта, завела на каждого жителя карточку медицинскую (или историю болезни?), куда аккуратно ежедневно заносила все замеряемые параметры – вес, рост, пульс, давление и тому подобное, результаты анализов. Систематизировала собранную информацию. Уже через месяц заметны стали позитивные результаты: толстяки похудели, худосочные набрали вес. Рахитичные дети исправили свои фигурки. Я начал теребить жену:
- Может, достаточно собрано материала для патентной комиссии – пора домой?
Но Даша возражала:
- Подожди чуток, тут интересные вещи происходят. Некоторые пациенты были с патологией, и теперь у них от контакта с оптимизатором наблюдается позитивная динамика. Дай мне ещё месяц – я хочу убедиться в своих догадках, и тогда оптимизатору гарантирован не просто признание, а оглушительный успех. Срок жизни человеческой удвоится, а может утроиться. Рано загадывать….
Я к своему виртуальному детищу:
- Билли, что такое Даша говорит?
- Всё верно, Создатель – болезни отступят, жизнь ваша увеличит срок.
Ради такого дела можно на месяц задержаться. Только чем себя занять?
- Билли, с оптимизатором действительно можно плавать без акваланга?
- Кто мешает попробовать?
Даша занята чернокожими пациентами. Никто не мешал….
Облачился в плавки, пошёл на пляж. Белозубая детвора копошилась в пене прибоя. Одинокий пловец – ловец жемчуга? – выдавал своё присутствие поплавком курчавой головы и взмахами чёрных рук в полукабельтове от берега.
Вошёл в воду, нырнул под гребень волны, задержал дыхание. Вот сейчас недостаток кислорода начнёт разрывать лёгкие. Сейчас, сейчас…. Но ничего похожего не происходило. Дыхание отсутствовало, но это понятно. Это ощущаемо. Незрим обмен веществ – происходит? замедлен? отсутствует? Я, как мой далёкий пращур – зубатый и хвостатый? – впитывал растворённый в воде кислород кожей тела. Здорово, чёрт! Повертел головой, протянул руку. Стайка пёстрых рыбёшек шарахнулась от неё, а потом вернулась. Их заинтересовал сверкающий серебром в солнечных бликах браслет. Дно было близко. Прозрачная вода легко пропускала лучи небесного светила. Всеми цветами радуги мажорил глаз омытый прибоем галечник. Рачки и моллюски в раковинах копошились своими заботами. Морские звёзды объедали зелень с донных камней. Моя тень скользила по этому скопищу, никого не смущая. Ну-ка, что там с солнышком? Я перевернулся в воде лицом вверх, забыв, что за этим бывает. А ничего и не было – вода не хлынула в оставленные воздухом ноздри. А может, и хлынула, только я этого не почувствовал. Никакого дискомфорта не почувствовал. Ай да, оптимизатор!
Плыл лицом вверх. Видел поверхность воды, слепящий диск солнца, белоснежные облака в бесконечно голубом небе. Чайки крыльями гоняли волны по заливу. Баклан спикировал на мой браслет с высоты полёта. Нашёл игрушку! Но напугал – я инстинктивно прянул в сторону и вынырнул. Погрозил кулаком – ещё раз, и клюв на бок.
С берега донеслись крики. Чернокожая детвора скакала на линии прибоя, вопила, махала руками. Мимо, толкая носом белый бурун, пронёсся ловец жемчуга, работая руками, будто ветряная мельница крыльями.
- Что с ними, Билли?
- Акула. Рыба-молот.
- О, ё… - я кинулся вдогонку за ловцом.
- Куда ты? Лучше познакомься и погладь её по животику.
- Изнутри?
Вечерами на деревенской площади разжигали костёр. Дочерна загорелые, сытые аборигены затевали художественную самодеятельность. Звучал тамтам, дудки какие-то самодельные (может, свирели?), кто стучал палкой о палку – полный симфонический оркестр без главного дирижёра. Все остальные пели и плясали. Песни – какофония гортанных звуков с плеском ладош. Пляски – ужимки, скачки, прыжки – что ещё? – подёргивания, потрясывания, подрыгивания. Короче, кто во что горазд. Раз музыка без ритма, то и пляски без такта. Зрители…. Сначала были – мы с Дашей. Но аборигены потребовали нашего участия в деревенском веселье. Дашу затянули в круг, меня…. Я подергался немного, потом думаю: господи, каким же идиотом выгляжу со стороны. Ну, ладно, эти обезьянки, а я-то куда?
Чтоб отбиться от хороводников, стал являться на кострище с гитарой. Бренчал по струнам, покачивая головой – отстали. А у жены прекрасно получалось с мелодией и ритмами африканского кантри. На неё заглядывался не я один. Ну а что – красота она и в Африке красота.
- Тебе не тяжело? – спросил Дашу.
- Нет. Забавно, - отвечает моя белая аборигенка.
Как-то приуныл, склонившись над гитарой. Ночной праздник в разгаре. Оптимизатор на запястье.
- Билли, - спрашиваю, - о чём думают наши хозяева: полны души благодарности или не чают, когда отвалим?
- Хочешь заглянуть?
- Если возможно технически и удобно этически.
- Тебе будет не интересно.
- Так говоришь, чтоб разжечь его?
- Ты неправильно поймёшь их примитивное мышление: оно на уровне инстинктов.
- Не достанет интеллекта?
- Боюсь, что и выдержки.
- Валяй, уговорил.
- Кто?
- Вон тот, гориллаобразный, что топчется перед Дашей…. Заглянем ему под черепушку?
Будто сам собой возник в голове чей-то незнакомый голос. Это его мысли, как слова…. Но что он говорит, Бог мой!?
…. Какая красивая белая женщина! Как нежна у неё шея! Как упруго колышутся её груди! Как туга её задница! Раздвинуть бы ей ягодицы….
Меня будто пружиной подбросило. Ах ты, обезьяна черномордая! Гитара дубиной в руках, я – в круг….
Билли во мне полицейской сиреной:
- Стоять-ть…!
Замер на месте, совладав с порывом. Даша заметила моё движение, поспешила навстречу.
- Что с тобой? Дурно?
- Да, что-то с головой….
Даша нащупала оптимизатор на моей руке:
- Идём домой.
Отвела в палатку, измерила пульс, давление, температуру. Уложила в гамак. Мне приятны были её хлопоты.
- Полежи со мной, - привлёк жену к себе. Стянул с неё блузку, шорты. – Семью создавать будем?
Даша прильнула ко мне с поцелуем:
- Да рано ещё: Сашик не обозначится.
- Я его почувствую.
Мы притиснулись голыми животами. Немножко ещё поцеловались и уснули….
Билли подстрекал познакомиться с акулами Индийского океана. Жутковато. А-а, была, ни была…. Заплыл подальше от берега, распластался в воде на метровой глубине – пусть жрут, зови!
- Не дрейфь, Создатель, нас так просто на кусок не намажешь….
Вода освежала тело, солнышко пригревало – я прикемарил, нежась. Кто-то ткнулся в бок. О, Господи! Она – акула Каракула. Зубов – мама дорогая! – во всю пасть. Глазёнки глупые, недобрые, близорукие (хотя откуда у белобрюхого чудовища руки?). Совсем не хотят мне подмигивать. Разве что на предмет: одному из нас не мешало бы пообедать.
- Билли…!
- Спокойнее, Создатель, спокойнее. В ней не чувствуется агрессии. А впрочем…. Прикоснись оптимизатором.
- Не оттяпает руку?
- Другую пришьём.
- Виртуальную?
Осторожно прикоснулся к серому боку океанского хищника запястьем с браслетом.
Возник контакт. Я это почувствовал. Будто на экране тёмном возник светлый овал, у которого появлялись гибкие конечности, потом исчезали.
- Что это?
- Акулий мозг. Она тебя сканирует.
- Ну и как я ей?
Овал менялся в цвете, сучил гибкими конечностями.
- Криптограмма какая-то. Можешь перевести, Билли?
- Она тебя классифицирует по принципу: пища, нейтрал, враг.
- И что вырисовывается? Билли, не томи. Может, ещё успею дёрнуть?
Акула дёрнулась сама и отшвырнула меня хвостом.
- Скорее друг – она не нашла в тебе агрессии. Можешь погладить её по белобрюшью. А хочешь – покатайся. Смелей, Создатель, оседлай, пришпорь, укроти её.
- Разве на друзьях катаются?
- Ломай свой страх. Акула – тьфу: глубины океана таких тварей скрывают, что при одном упоминании негры бледнеют.
Погладил хищнице скользкий бок, но оседлать не решился, взялся за плавниковый гребень на спине. Будто по команде она легко скользнула вперёд, ну, и я с нею. Прикольно. Билли, не отставай!
Вечером на деревенских танцульках.
- Билли, вскрой мне черепушку того парня, что на Дашу пялится.
- А ты хорошо себя будешь вести?
- Лучше, чем вчера.
- Знаешь, сутки слишком коротки, чтоб изменить человеку мировоззрение. Мысли его те же, что привели тебя в неистовство. Стоит ли озвучивать?
- Тогда хочу с ним перемолвиться – будешь переводить?
- Только держи себя в руках.
Я вошёл в круг к гориллаобразному:
- Слышь, друг, базар есть – отойдём.
Я нарочно употреблял жаргонные словечки – пусть Билли помучается с переводом.
Негритос обнажил в улыбке два ряда огромных зубов, закивал головой, положил руку на моё плечо:
- Друг! Друг! Чака понял.
Мы отошли в полумрак деревни.
- Послушай, Чака, Даша моя жена…. Понимаешь, жена? Моя женщина, и мне неприятно….
Произнесённое имя вдохновило моего собеседника:
- О-о, Дашья! Дашья! Красивый женщина. Чака её хотеть….
Он весь изломался в неприличных жестах. Или мне показалось? Больших стоило трудов не двинуть ему в челюсть.
- Смотри сюда, - протащил его за руку к ближайшей хижине. На колу висел глиняный кувшин грубой ручной работы. Ударом кулака разбил его в черепки и кол сломал. Инструктор ГРУ учил меня крушить кирпичи и отговаривал – железобетон. Я мог руку сломать: как знать, какова прочность толстостенного кувшина.
- Так будет с твоей бестолковкой, если Чака будет хотеть Дашью.
- О, Дашья, Дашья, хороша! Чака её хотеть….
Что взять с обезьяны? Я плюнул и ушёл – не дай Бог, Даша узнает, к кому ревную….
Снова плавал без акваланга.
- Билли, тут жемчуг есть?
- Искать пытаются.
- Хочу Даше подарить одну большую и прекрасную на память об этих местах. Ты не поможешь? Не хочется губить все подряд раковины.
- Давай попробуем.
По совету Билли опускался на дно, прикасался оптимизатором к свежим перламутровым раковинам и к старым, замшелым, давно покинутым, слушая резюме:
- Нет,… нет…. Есть да не то.
Наконец:
- Вот она.
Со мною не была ножа вскрыть створки окаменевшей обители, давно отошедшему в мир иной моллюска. Притащил находку в палатку. Тут и Дашенька вернулась с обхода:
- Что это?
- Тебе подарок.
- Как мило!
Кто не любит подарков! Даша взяла блеклую раковину в ладони, припала губами, приложила к уху.
- Подожди, он внутри.
Вооружился охотничьим ножом зулусов, и после нескольких неудачных попыток распахнул створки. Внутри была великолепная чёрная жемчужина. Даша несколько мгновений созерцала, оцепенев от восторга, а потом кинулась благодарить меня поцелуями. Даже слёзки навернулись….
- За что мне такое счастье?
- Ты сама счастье. Ты – живое воплощение человеческого счастья. Я очень тебя люблю….
В деревне нашлись умельцы – приладили жемчужину на овальчик красного дерева с цепочкой. Получилось что-то вроде оберега….
Каракулу таки оседлал. Переборол страх и вскарабкался на спину за хребтовым плавником. Притиснул к ней оптимизатор, и грозный хищник стал послушнее верблюда. Носился по бухте, то ныряя в глубину, то возникая на поверхности. Дашиных пациентов как ветром из воды выдуло. А когда на мелководье покинул морского скакуна, направляясь домой, они сыпанули в деревню с воплями:
- Агбе! Агбе!
Божество, должно быть, у них такое. Не успел присесть спиной в гамак, как слышу за палаткой шорохи и покашливания. Собрались гурьбой, дары принесли – умилостивить хотят. Войти в роль, да приказать оскопить Чаку?
Даша накинулась с упрёками:
- Как не стыдно – цивилизованный человек!
- Людям нельзя без веры, - защищаюсь. – Пусть не перед истуканом лбы расшибают, а нормальным человеком, который плохому учить не станет.
- Подношения надо вернуть.
- Да пусть забирают. А может, оставим на сувениры?
Агбе так Агбе. Что ж мне теперь из-за их предрассудков, темноты средневековой, из палатки не выходить? К чёрту! Всё свободное время – а это, по сути, день-деньской - гонял по заливу верхом на акулах, наводя панический ужас на жителей деревни. Даша была шибко недовольна:
- Как ни стыдно, взрослый человек с высшим образованием, а ведёшь себя, как мальчишка.
- А если мне заняться больше нечем.
- Займись делом.
(Что-то знакомое)
- Поручи.
И Даша поручила систематизировать собранные материалы. Сел за компьютер с умным лицом – так, посмотрим, посмотрим…. Смотрел, смотрел…. А Чаке, оказывается, оптимизатор СПИД излечил. Вот, зараза!
- Билли, ни черта не пойму. Давай объясняй, чем тут Даша занимается.
- Собирает информацию о результатах воздействия оптимизатора на человеческий организм.
- И каковы они?
- Смотри сам.
На мониторе замелькали страницы медицинской статистики – не понятно и не интересно. Билли бубнил в мозгу, кто от каких хворей избавился.
- Слушай, хватит - мне это зачем? Лучше расскажи, как это у него получается. Опять измывательство над генами?
- Нет. Здесь другое. Мозг. Основа основ человеческой жизнедеятельности. Весь организм у него в вассалах. Природа, надо сказать, обошлась с вами в данном случае не лучшим образом – нагромоздила, нагородила…. А ведь достаточно очень слабого, почти неподдающегося измерению электрического сигнала биотока, чтобы ты получил эффект оргазма. Представляешь, тяжкий физический труд, нервное напряжение, и неуловимый сигнал, направленный в нужную точку коры головного мозга. Сопоставимо?
- Может ты и прав, но мне по душе традиционный способ. И потом оргазм это полдела, для Природы важен результат – зачатие новой жизни: род людей не должен пресечься. Или ты не согласен?
- Знаешь, к роли человечества в природе можно относиться двояко. Если цель – выжить в данной среде обитания, то этого можно достичь простым размножением, и тогда инстинкт становится главней сознания. Но если цель шире – выжить вообще, несмотря на все грядущие космические катаклизмы, то это под силу только высокоорганизованному разуму. Тогда интеллект становится выше инстинкта, а мозг главным в организме. И прогресс будет зиждиться не на суетливой смене устаревшего мыслителя молодым, а на долголетней, плодотворной работе состоявшегося индивидуума. Жизнь человеческая в нынешнем её состоянии скоротечна. Клеткам головного мозга ещё жить бы да жить столетия, а подпитывающая система, увы, износилась – преждевременная смерть. Оптимизатор в данном случае исполняет роль подпитывающей системы, а органы как бы получают отпуск и путёвку в санаторий - подлечиться. Отдыхает сердце от перегрузок, лёгкие, печень, почки, желудок…. Мозг имеет всё, что ему нужно, а вассалы заняты собой. Между делом происходит очищение и омолаживание организма. Даже на клеточном уровне….
- Слушай, если все подадутся в мыслители, кто уголёк в шахте рубать будет или сталь в мартене плавить?
- Они тебе нужны? Оптимизатор даёт людям защиту от голода, холода, всех болезней и негативных воздействий окружающей среды.
- Как насчёт прорыва в космические дали? Или тоже силой разума?
- Исключительно им. Как несовершенно человеческое тело, питающее мозг, так и современные летательные аппараты не отвечают задачам межпланетных полётов. Нужны принципиально новые конструкции, и человеческий разум их скоро спроектирует.
- Ага, человеческий – самому-то слабо?
- По-моему, Создатель, ты стал меня обожествлять. Я и есть суммарный разум планеты, сконцентрированный в виртуальном пространстве.
- А твой двигатель расщепления массы в энергию не годится?
- Как движитель более чем – нужны новые конструкции космических аппаратов. На Сахалине сейчас над этим трудятся.
- Помог бы.
- Ещё не время - не собрана критическая масса информации для качественного скачка.
- Чего-чего?
- Поясню для непонятливых примером. Не так давно твои предки изобрели аппарат, передающий информацию по проводам. И это штука так всем понравилась, что просто бум пошёл по Земле. Некто подсчитал, что если дело и дальше пойдёт такими темпами, то в скором времени солнце скроется за паутиной проводов. Но этого не произошло.
- Почему?
- Изобрели радио, и проводов стало меньше. Я понятен?
Даши нет. По парусине палатки барабанит дождь – довольно редкое явление в этих широтах. Грущу.
- Билли. Ты считаешь, что жизнь на Земле зародилась от удара молнии? Я слышал о другой версии. Будто прилетели инопланетяне на дикую планету, наловили приматов, ввели им инъекцию разума, как семена на грядку посадили, и теперь пожинают урожай. Церковники говорят о кончине – душа отлетела. А это разум вернулся к истинным хозяевам, обогащённый впечатлениями, увеличенный опытом прожитой жизни.
- К чему это?
- Думаю, очень здорово подходишь ты на роль инопланетного фермера. Непонятно каким образом нарисовался в моём компе, а потом такие способности явил – все учёные Земли отдыхают.
- Успокойся, Создатель, планетянин я, землянин. Ты меня зачал, а всем остальным одарили учёные мужи.
- Сам не знаю: хочется мне в это верить или нет….
Даша заметила отсутствие во мне служебного рвения и сжалилась:
- Если не интересно сидеть за компьютером, иди к своим акулам, только Бога ради не пугай людей.
Не заставил долго уговаривать и шмыгнул из палатки.
- Билли, все опции своего браслета открыл или ещё какой сюрприз будет?
- Ты о чём?
- В моём генеалогическом древе не было летающих пращуров?
- В небо потянуло, Создатель? Приляг и воспарим.
- Наяву хочу.
- Ты, Создатель, с основными законами физики и механики знаком? Как ты себе представляешь полёт? Или тебя накачать гелием – и это будет воздухоплавание?
- А говорил: всё могущий.
- В пределах разумного.
- Развлеки меня.
- Сказочку рассказать?
- Дело подыщи интересное.
- Кладоискательством не хочешь заняться?
- Есть перспективы?
- Некогда залив кишел пиратами, а рядом проходили торговые пути.
- Не вдохновляет. Копаться в чьих-то останках….
- Хочешь с живыми столкнуться?
- В твоих грёзах? Не хочу.
- Чего ж ты хочешь?
- К маме хочу.
- Позвони….
Я хандрил день ото дня всё больше. Даша терзалась.
- Потерпи. Через недельку, максимум две будем сворачиваться.
Дашенька…. Мы лежали на песке в линии прибоя, я щекотал ей живот.
- Что подарим Настеньке на день рождения?
- Оптимизатор. И Анастасии Алексеевне тоже.
Чуткая жена моя перемогла боль разлуки с дочерью и теперь переживала о своём нетактичном поведении со свекровью.
- Да, наверное, ты права – это лучшее, что можно придумать.
Мы замолчали, устремив взоры в голубой небосвод. С лёгкой грацией лебедей плыли по нему удивительной белизны облака. Плыли на север. Быть может, завтра они увидят нашу дочку в тихом московском дворике. Передавайте привет!
Облака, наверное, передали, а мы не успели. Когда прилетели, квартира была пуста. На столе в гостиной записка: «Мы улетели на Байкал. Будем жить в палатке на Листвянке. Приезжайте к нам. Мамочка и папочка я вас люблю. Настя».
Могли бы позвонить. Впрочем, я во всём этом кощунства не увидел. На Байкал, так на Байкал. Это ж здорово – из африканской пустыни в сибирской глухомань! Даша как раз наоборот – поджала губки. Положила оптимизаторы на записку.
- Значит, не судьба. Я возвращаюсь.
И как я её не уговаривал…. Наоборот, она меня убеждала:
- Ты поезжай, повидай дочь, передай привет маме – потом обскажешь, что да как.
Побывали в гостях у Надежды Павловны, а утром расстались у подъезда – жёлтые такси развезли нас в разные аэропорты. Я летел на Байкал и думал о Даше. Быть может, она правильно поступила. Всю жизнь была бледной тенью – сначала при волевой матери, потом у мужа, советника Президента, и чуть ли не в прислугах у собственной дочери. Сейчас у неё есть дело, которое по душе, в котором намечается «оглушительный успех», и пора формироваться собственному характеру. И я, наверное, ничего не смыслю в жизни и не понимаю в людях, если после недели каникул на Байкале наша дочь со слёзками на глазках не будет проситься со мной в Африку повидать мамочку. Успокоившись этой мыслью, уснул под рокот двигателей….
Робинзону с Пятницей нашёл без труда. Не то чтобы я – Великий Следопыт…. Мобила-то при мне.
На берегу маленькой речушки с холодной водой, в самом её устье при впадении в Байкал, разбили бивак – две палатки с треногой над костром. Одно походное помещение они оккупировали, во втором пара спальных мешков ждала нас с Дашей. Ну что ж….
Ребёнок мой грустил только до вечера. Когда развели костёр, наелись ухи и взялись за гитары – в нашей семье появился ещё один самодеятельный музыкант – грусть, как рукой сняло. Мы пели о «солнышке лесном», о том, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»…. Настало время моим печалям – все да не все. Даша в душной Африке. Люба в деловитом Кремле. Мирабель…. Как давно я у неё не был! Позвонить надо. Никуши…. Боль сердца моего. По щекам побежали неудержимые слёзы. Я взял аккорд и запел:
- Тихо вокруг – это герои спят….
Ну, разве не герои сестрички-близняшки? Не позволили насильнику измываться над ними безнаказанно….
Мама подхватила. Настенька не знала слов, но пыталась попасть в ритм, пощипывая струны.
Вечер скорби и печали. Вечер великих дум.
Потом мы искупались в холодной воде Байкала и залезли в спальные мешки….
Ходили на моторке к местным прасолам. Ох, и вкусны же их малосольные огурчики! Ещё копчёной грудинки подкупили. Разогревали на костре, ели подгорелую, шипящую жиром – нам и дела не было до чудо-оптимизаторов.
Однажды под утро напугал медведь, разоривший наши припасы. Потом мы его пугали – гоняли по тайге вокруг сопки, заливаясь собачим лаем….
Неделя пролетела, как один день. Пора возвращаться.
Эту новость с видеороликом транслировали по телевизору все каналы каждые полчаса. И мы не могли её не услышать. В Иркутском аэропорту моей доченьке стало дурно. Мы вызвали неотложку. Настеньку в полуобморочном состоянии я на руках внёс в самолёт. Всю дорогу уговаривал маму сразу по приезду надеть себе и Настюше оптимизаторы – они на столе в гостиной. В Москве вызвал скорую к трапу самолёта, а сам на такси помчался в Шереметьево.…
В соседней стране шла гражданская война. Правительство, поощряемое НАТО, билось с инсургентами. Тех тоже кто-то поддерживал и поставлял оружие караванами через пустыню. Этому конвою не повезло – он был обнаружен и атакован с воздуха. Теряя людей и машины, караван рвался на юг. У «вертушек» кончалось горючее. Перед возвращением в базу они сделали последний заход на цель. Но удачный выстрел с земли разнёс «Апача» на куски. На базу вернулся один вертолёт. И целая эскадрилья их поднялась в воздух, рванула в погоню, пылая яростью мщения.
Тем временем, конвой достиг нашей деревни. Бежать дальше по пустыни от крылатых убийц не было смысла. Контрабандисты согнали всех жителей и расставили вокруг машин – живой щит от возможной атаки с воздуха. Где-то там, среди чернокожих, стояла и моя Даша.
Янки не стали вступать в переговоры по поводу заложников. «Апачи» сделали боевой разворот и атаковали деревню, машины и людей всей ракетно-огневой мощью. Потом ещё один заход, ещё один залп, и вертолёты повернули в базу. Они даже не присели на землю, посмотреть на дело рук своих….
Когда я примчался в спалённую деревню, в ней работали санитары столичного хосписа. Солдаты в голубых касках ООН стояли по периметру, охраняя место трагедии. От кого теперь-то? Мне принесли цинковый ящик более похожий на урну, чем на гроб.
- Здесь фрагменты вашей жены.
Фрагменты моей жены, моего не родившегося сына. Господи, неужто на то была воля твоя?!
Мама позвонила:
- Настюше уже лучше, она стала улыбаться. Твои оптимизаторы просто чудо. Ты приедешь в Москву?
Люба позвонила:
- Приезжай, милый, вместе переживём горе.
Был звонок от Мирабель:
- Крепись, Алёша. Помни – ты нам нужен.
Билли достал:
- Одень оптимизатор. Одень оптимизатор. Ты с ума сойдёшь. Тебя раздавит горе.
К чёрту! Я опять начал швыряться мобилами.
В Москву прилетел со скорбным ящиком. Дашины останки похоронили рядом с Никушиными.
Растёт ряд дорогих мне могил.
Мы стояли могучей кучкой, сбитые в неё единым горем – Надежда Павловна с мужем-полковником, мама в обнимку с Настюшей, и Люба у меня под рукой. Вокруг на приличном расстоянии охрана президента России, а за ней по всему кладбищу – зеваки и папарацци.
- Ты останешься в Москве? – спросила мама.
- Оставайся, милый, - попросила Люба.
Я отмолчался.
Справили тризну.
Два дня лежал пластом в своей комнате московской квартиры. А потом позвонил Патрону и попросил отпуск. Получив «добро», улетел к Мирабель.

Осень в Прибалтике, по моему убеждению, самая чудесная пора. Пусть промозглая сырость, пусть дождь вперемешку со снегом и студёны порывы ветра с моря. Зато как хорошо у камина, когда за окном вся эта белиберда. Потрескивают горящие поленья, янтарное пиво желтеет в бокалах, у ног два огромных мраморных дога, рядом любимая женщина и так задушевна неспешная беседа. Остаток лета и всю осень гостил у Мирабель. У мамы есть Настюша, у Любы – работа. Мирабель казалась такой же неприкаянной, как и я. Костик подрос и по моей рекомендации учился в специализированном лицее у Костыля на Сахалине – будущий юнга космического флота. Мирабель осталась одна и грустила. Звонки её стали чаще. Но не она звала к себе – манил голос сирены, поющей в ночи, её удивительный голос. Я приехал и остался. За пивом у камина и на прогулках по взморью поведал бывшей жене моего отца всю свою сознательную жизнь, рассказал об утратах последних лет. Умолчал только о Билли. Повествование растянулось на четыре месяца. А когда закончилось, я наконец-то услышал слова, которые так долго ждал.
- Я люблю тебя, Алёша.
Нет, это было не так. Мирабель сказала:
- Ты приехал потому, что боишься проклятья генерала. Оно, как рок судьбы, идёт по пятам и губит дорогих тебе людей. Ты боишься оставаться с мамой, Любой и, конечно, с дочерью. Приехал убедиться – действительно это так или имела место цепь случайных совпадений. Ну что ж, я люблю тебя, Алёша, и готова принять участие в эксперименте, пусть даже смертельном для меня. Оставайся, сколько захочешь и поезжай, когда уверишься, что ты не опасен для своих близких….
Что сказать? Это действительно так, хотя и в мыслях не позволял себе подумать. Умница Мирабель. Чем тебя отблагодарить? Я знал одну её слабость – неистовость в интимных делах. Взял женщину на руки и поднялся в мансарду. Я набросился на неё, как изголодавшийся монах-отшельник, будто не было меж нас близости все эти четыре месяца. Мял и ломал хрупкое тело безжалостными руками. Казалось, вот-вот затрещат её ребрышки, и брызнет кровь. Она стонала под моим напором, но требовала:
- Ещё...! Ещё...!
И, наконец, закричала в экстазе:
- Да…! Да…! Да…!
Мы замерли обессиленные, не разжимая объятий. А наутро проснулись с чувством нерасторжимого родства – приходи беда, мы встретим тебя плечом к плечу и не склоним голов. Нам хорошо было вдвоём в эти дни….
Звонила мама:
- У Настеньки начались занятия в школе, учится она хорошо. Каждое воскресенье ездим на кладбище, ложем цветы на Дашину могилу.
- Не стоит зацикливать ребёнка на столь минорных традициях.
- Ты начал давать советы? Это хорошо. Будем надеяться на скорую встречу.
Звонила Люба:
- Ты хотел завести ребёночка. Я готова обсудить эту тему. Приедешь?
- Не сейчас.
Звонил Патрон:
- Ты как? Ну, отдыхай, отдыхай, набирайся сил. Телевизор посматриваешь? За новостями следишь? Наш оптимизатор берёт мир в оборот – буквально нарасхват. Дашин бюст будет установлен перед Дворцом Лиги Наций.
- Бюст – это хорошо.
- Ну, отдыхай, отдыхай….
О чём он? Пепел Клааса стучал в моём сердце, и я жаждал мести. Когда её план сформировался – а это было ещё летом, вскоре после приезда к Мирабель - позвонил Билли:
- Хочу уничтожить всё оружие на Земле, распустить армии. Кому неймётся, пусть дерутся кулаками.
- Непростая задача, Создатель. С наскока её не решить. Есть над чем подумать. Цивилизации гибли и зарождались в войнах. Человечество не мыслит себя безоружным: основной инстинкт – природой заложен. Чтобы вытравить его из памяти, сколько поколений надо пережить. Нет времени ждать? А что ты предлагаешь? Разрушить разом все компьютерные схемы милитаризованных государств? Нет, это вряд ли решит задачу, скорее спровоцирует непредсказуемые действия. С такими вещами надо быть осторожным. Ты ведь не хочешь стать зачинщиком Третьей мировой термоядерной войны?
- Слушай, хватит валять Ваньку – не тот случай. Я знаю, что через оптимизатор ты можешь воздействовать на психику любого человека. Надеваем всем без исключения твои браслеты, и – прощай, оружие!
- Смело, я бы сказал, революционно. Руки кровью не боишься обагрить?
- Крови не должно быть. По крайней мере, невинной. Задача понятна? Ты должен это сделать. Я хочу видеть натовских генералов на паперти с протянутой рукой, а на развалинах Пентагона танцующий народ….
Мирабель подхватила насморк. Наверное, переохладилась на ветру, среди дюн разыскивая меня к ужину. На столике перед кроватью обычный набор лекарственных средств. Целуя её на ночь, застегнул на хрупком запястье оптимизатор.
- Что это?
- Подарок. Тот самый прибор, о котором я тебе рассказывал. Не волнуйся, он поможет.
Утром насморка как не бывало.
- Интересная штучка, - Мирабель любовалась серебряным браслетом. – А почему ты сам его не носишь?
- Мне противопоказано.
- Ну, и я не буду, пока ты здесь. Как же готовить обеды, не имея желания их пробовать?
Я торопил виртуального гения:
- Билли.
- Я работаю, Создатель. Уже девяносто семь процентов земного населения носят оптимизаторы. Мне нужны ещё месяц-другой.
- К чёрту! На всех других, особенно несогласных, надеть наручник силой.
- Ты крут, Создатель – не подозревал.
- Поднимай народ на последний штурм.
Позвонил Патрон:
- Кажется, заварили с тобой кашу. «Адамисты» цветочками были. Ты смотришь новости? Видишь, что в мире творится? Народ забросил работу. Остановились заводы и фабрики, шахты и рудники, школы и ВУЗы. Все поголовно вышли на улицы. Требуют разгона правительств и полиции, разоружения и роспуска армий, отмены границ и законов. Что делать, советник?
- Встать во главе.
И Патрон закатил такую речугу на Генеральной Ассамблее Организации, что искушённые политики рты поразевали. Мой шеф громил все и всяческие устои – в отставку правительства, распустить полиции, разоружить армии. Долой законы и запреты, долой аппараты насилия. Да здравствует человеческий разум без рас и границ!
Люба позвонила:
- Ты хоть отдаёшь себе отчёт в том, что затеваешь? Надеюсь, последствия предсказуемы и просчитаны. Мне что посоветуешь?
- Яви миру пример.
Через неделю Люба:
- Я отдала на рассмотрение в Думу проект указа о ликвидации Российской Федерации. Предлагается упразднить границы, лишить полномочий все властные структуры, силовые - разоружить и распустить. После этого бери нас голыми руками. Вот, Гладышев, до чего ты страну довёл.
- Я рад, любимая, что ты поняла обстановку так, как она есть. Стоит ли держаться за ирреальную власть?
- Как политик я всё понимаю, но как человек – жалею очень. Мы ведь только-только расправили крылья, стали выходить на передовые позиции. Люди зажили вольготно и весело. Самосознание нации укрепилось – мы русский народ! О. как мне хотелось макнуть дядюшку Сэма носом в ночной горшок, и такая напасть….
В новостях объявили: Дума приняла закон об упразднении государственной власти Российской Федерации, вернула Президенту, и Люба его подписала. Люди кинулись брататься, будто до этого дня смертным боем бились. Поздравляли друг друга с долгожданной свободой, будто в концлагерях томились. Пример России оказался заразительным. Мощная волна прокатилась по континентам. Евразия и Африка разом лишились границ. Оптимизатор разрушал языковые барьеры. Все легко и просто понимали друг друга. Снимались с насиженных мест и катили в гости через горы и реки, чтобы убедиться, что и в этих местах живут люди, которые хотят мира и братства.
Я позвонил Любе:
- Куда ты теперь?
- Поеду на Сахалин обучаться ракетному делу.
- Костыль в преемники прочит?
- Нет, но мне кажется, там единственное место, где остались нормальные люди – работают.
- Это только кажется, дорогая. Все люди нормальны, просто время такое пришло – рушить старый мир. А в новом все будут трудиться не за страх и доллар, от любви к труду и созиданию. Уж поверь мне.
- Не узнаю тебя, Гладышев: тихий-тихий всегда был, податливый и вдруг – Потрясатель Вселенной.
- К этому всё и шло, и когда-нибудь пришло само собой, возможно, не при нашей жизни, но пепел Клааса стучит в моём сердце, и я не могу больше ждать.
- А я и не подозревала, что была замужем за богом.
- Почему была?
- Но ты ведь не едешь.
- Это временно. Мы ещё будем вместе и родим кучку маленьких ребятишек.
- Две кучки….
Волна демилитаризации катилась по Земле с нарастающей быстротой. Разоружались армии, самораспускались правительства. Разведывательные и военные спутники, покинув привычные орбиты, нырнули в океанские глубины. Не по своей, конечно, воле, да и не по приказу до панического ужаса растерянных перед происходящим хозяев. Билли откорректировал им орбиту в том направлении. Точно также он поступил с самым мощным оружием Пентагона – авианосцами ВМС США. Казалось бы, неприступная, вооружённая до зубов цитадель посреди океана – как её взять безоружным миротворцам? А проще простого. В один день на американские корабли пришёл приказ (автор – Билли): открыть кингстоны, экипажам покинуть борт. И пугало всего мира – оплот милитаризма – пуская пузыри, пошёл ко дну. Бравых моряков и героических морских пехотинцев поднимали с плотов и шлюпок на гражданские суда, цепляли на запястье оптимизаторы и шлёпали по заду: гуляйте, янки, мир настал!
Пришло тревожное сообщение от Билли: меня разыскивает ЦРУ. Ясно, что не к чаю будет приглашение. С первого дня всеземного примирения паучье гнездо в Лэнгли лихорадочно работало, пытаясь вычислить, откуда дует ветер. Дул он, по мнению его аналитиков, из оптимизаторов. Мой фейс и анкетные данные замелькали на мониторах Разведуправы. В принципе, что тут долго гадать: если оптимизатор как-то засветился, останется ли в стороне его автор? Была поставлена задача: мистера Гладышева, помощника Генерального Секретаря ООН, найти и доставить в Лэнгли, в крайнем случае, уничтожить. Вот этот крайний случай меня никак не устраивал, как, впрочем, и визит с мешком на голове в казематы ЦРУ.
А за океаном для решения поставленной задачи была создана оперативная группа с аппаратами управления, связи и к ним специальное подразделение из девяти профессиональных агентов (читай – убийц) по захвату меня и препровождению в паучье гнездо или уничтожению.
Итак, девять всадников Апокалипсиса устремились по белу свету на поиски Лёшки Гладышева.
- Билли, насколько это опасно?
- Это может быть смертельно опасно, если выйдет из-под контроля, но пока, слава Богу…. Американская обстоятельность в этот раз играет с ними злую шутку: все их решения и действия, вся информация у меня на ладони.
- Растут конечности?
- Пока только средние.
Не устою восхищаться удивительным голосом Мирабель. А как она поёт! Пытался аккомпанировать на гитаре, и очень хотелось надеть оптимизатор, чтобы понять, о чём слова её скандинавских песен. У неё шведские корни, но отцом был русский моряк.
- Расскажи о себе, - попросил.
- Мы с мамой жили на Готланде, - поведала Мирабель. – У папы была семья в Петербурге. К нам он заглядывал редко. Мама страдала алкоголизмом. Запирала меня одну дома, и уходила в трактир. Однажды ей стало плохо у стойки бара. Её увезли в больницу, где она скончалась от прогрессирующего туберкулёза. А я, четырёхлетняя, шесть дней просидела одна в холодном запертом доме без крошки хлеба. Отец разыскал меня в сиротском приюте и тайком, как контрабанду, вывез в Россию на своём судне. Удочерил, приказал своим близким любить меня. Жили небогато, но когда окончила школу с медалью, отец нашёл средства отправить меня на учёбу в Москву. Я училась на химика-технолога, а в свободное время подрабатывала нянечкой и гувернанткой у состоятельных людей. После института работы не нашлось, и я стала давать частные уроки химии, готовить по предмету выпускников к поступлению в ВУЗ. Встретила твоего отца. Он уговорил стать его содержанкой. Снял мне комнату в коммуналке, давал деньги на жизнь, дарил подарки. Когда я забеременела, он страшно испугался, грозился бросить и требовал сделать аборт. Но я отмолчалась и поступила по-своему – родила. Володя не решился меня прогнать, а когда привязался к Костику, заявил, что уйдёт из семьи и женится на мне. Так и сделал однажды…..
Мирабель пригубила бокал.
- Твоя мама красивая женщина?
- Очень. Я не понимал тогда отца.
- Теперь понимаешь?
- Я считаю, жизнь выстроила цепь трагических и не очень событий только для того, чтобы мы однажды встретились.
- И никогда больше не расставались?
- Этого я обещать не могу, не кривя душой.
- Знать, судьба моя такая – быть содержанкой отца, потом сына. Знаешь, какие сны мне снятся? Я блистаю бриллиантами на светских балах под руку с советником Генерального секретаря Организации Объединённых Наций.
- Думаю, не будет больше светских балов, и секретарей больше не будет, потому что некого станет организовывать. Всё население Земли теперь единая нация….
Мирабель поверила, но не поняла почему. Думала, причина во мне. И ведь не ошиблась.
- Билли, какие новости?
- Ищут тебя, Создатель, лихорадочно и безрезультатно. Время подгоняет: вот-вот захлестнёт народная волна последний оплот милитаризма. На днях президентский кортеж остановили в Далласе, надели хозяину Белого Дома оптимизатор, и тот на потеху толпы замечательно исполнил тарантеллу. Это надо было видеть!
- Пошукай по каналам и сделай для нас повтор вечерком. Где ищут меня твои всадники? Не стоит ли, отсюда убраться, чтобы не подвергать опасности Мирабель?
- Здесь для тебя самое безопасное место, ведь о его существовании неизвестно никому, даже твоим близким.
- Моим близким? Ты сейчас о чём говоришь? Считаешь, они возьмутся за моих родных, чтоб добраться до меня? Господи, Настенька, мама, Люба – они же в опасности. Надо что-то предпринять и немедленно. Слушай сюда, повелитель Земли. Мы немедленно громогласно открываем место моего пребывания и встречаем врага лицом к лицу.
- Два мраморных дога и чёрный пояс по айкидо против профессиональных убийц ЦРУ – у тебя никаких шансов, Создатель.
- А ты на что?
Не посоветовавшись с Билли, пошёл в ближайшее селение. Мирабель сказал, что за продуктами. Представился хозяину местной таверны и высказал желание провести в его заведении пресс-конференцию для TV и прессы. Толстячок сделал несколько звонков в столицу.
К вечеру они нагрянули. Засверкали фотовспышками, затрещали, защёлкали камерами. Посыпались вопросы.
Какими судьбами советник генсека ООН и самый богатый человек оказался в этом захолустье? Какие новые усовершенствования ожидают оптимизатор? Что будет с планетой Земля? Что ожидает мировые валюты? Каким будет общественное устройство населения после отмены существовавших, государственных? И другие….
Я щёлкнул пальцами над головой, привлекая внимание хозяина заведения, и заказал всем присутствующим пива в литровых глиняных кружках местного колорита.
- Господа, выключите камеры, отложите диктофоны, забудьте на время профессиональные обязанности – потом будем думать, писать, комментировать. Прошу вас выключить мобильные телефоны и снять оптимизаторы. Приглашаю в гости на прощальную вечеринку. Я ухожу от забот мирских и провозглашаю тост за процветание Земли в новом формате – без границ и аппаратов насилия!
Что говорить! Вечеринка удалась. Пивом, пивом, а так натрескались, что плясали меж столов и на оных, а потом сдвинули их вместе, сели вокруг, обнялись, пели и покачивались. Латышских песен не знал, но добросовестно вливался в хор, покрикивая:
- Гей-гей-гей! Гей-гей-гей!
Домой меня привезли на джипчике, дотащили до порога, позвонили в дверь. Мирабель удивилась, а мраморные доги избавили сопровождающих от комментариев.
Проснулся без похмельного синдрома. Удивился даже – столько выпито! Но бросил взгляд на запястье, и пришло разочарование. «Мирабель! - хотел было крикнуть. – Что за фокусы?». Но Билли в душу влез.
- Что за фокусы, Создатель?
- Вызываем огонь на себя.
- Я просто зримо вижу, как всадники Апокалипсиса, вздыбив чёрных коней, повернули со всех концов Земли к этому уютному домику. Тебе не страшно?
- Без тебя было бы страшно….
Готовясь к возможной обороне, критически осмотрел наше жилище. Одинокий особняк в ста метрах от моря. Окна первого и второго этажей зарешёчены, входная дверь стальная – это хорошо. Мансарда – стеклянные двери и открытый балкон, но это уже, считай, третий этаж. Впрочем, вдоль южной стены строй платанов вплотную к дому. По ним можно вскарабкаться на крышу, Через конёк перевалил и на балконе мансарды. Уязвимое место. Спилить платаны? Душа не лежит губить красоту. И кто знает, как они (агенты ЦРУ) попытаются к нам проникнуть? Оружия в доме не было. Из кухни стащил топорик для разделывания мяса, нашёл в подвале доску, нарисовал круг и в тени платанов тренировался в меткости метании томагавка. Да, Чингачгук из меня ещё тот….
Вечером смотрели с Мирабель, как танцует тарантеллу последний президент Соединённых Штатов.
Билли доложил:
- Шестерых уже нет.
- Их убили?
- Ты бы хотел?
- Не то, чтобы сильно….
- Нет. Они сами добровольно надели оптимизаторы и стали под наши знамёна.
- Удачно. Остальные?
- Эти, должно быть, фанаты дела и пойдут до конца. Но мы их возьмём, как только обозначатся, выйдя на связь. Возьмём и силой окольцуем.
Среди ночи звонок. Билли:
- Беда, Создатель. В Лэнгли взяли штурмом паучье гнездо.
- Кому не спится в ночь глухую?
- Там день в разгаре.
- Штурмом, говоришь? Много жертв?
- Пальбы не было. Вошли, отняли оружие, окольцевали.
- А где беда?
- Связь с агентами прервалась. Я не знаю, где сейчас три всадника, и как их искать.
- Увы, нам. От лица прежних хозяев сигнал нельзя послать?
- Пробовал – не отвечают. Информация о бесславной кончине ЦРУ облетела весь мир, так что….
- Их возможные действия?
- Думаю, как и прежде - пойдут до конца. До твоего конца, Создатель. Это профессионалы и, должно быть, зомбированы на убийство.
- Не продолжай, уже страшно. Что посоветуешь?
- Сейчас все оптимизаторы настроены на сканирование по принципу: свой - чужой. Их распознают, если даже будут муляжи на руках.
- Муляж на руке, пистолет в кармане – печальный конец Бондиады.
- Вам надо где-то отсидеться, подождать, пока эти кильки с револьверами подрумянятся в шпроты. Нужно время.
- Билли, на эту тему мы уже говорили: не застанут меня здесь, кинуться искать у близких. Какой же это огонь на себя?
Лаская Мирабель после близости, спросил:
- Может быть, ты уедешь на время? Здесь становится небезопасно.
- Тебе что-то угрожает?
- В большей степени тебе: я - человек подготовленный.
- Алёша, скажи правду, что может случиться?
- Сюда спешат недобрые люди с плохими намерениями.
- Им что-то надо от тебя.
- Уже нет.
- Они хотят тебя убить?
- И будут пытаться.
- О, господи, что же нам делать?
Вместо ответа привлёк Мирабель к себе и поцеловал макушку, пристроив голову на плече.
- Мне некуда ехать, - она скребла ноготком родимое пятнышко на моей груди. – Во всём белом свете у меня никого нет кроме тебя.
Конечно, она имела в виду защитников – Костик у неё был.
С переходом на осадное положение мраморных догов переселили из дома под крыльцо. Находясь на свободе, они могли беспрепятственно исполнять основную собачью функцию – охранять.
В одну из ночей они громко и злобно лаяли сначала возле дома, а потом на взморье в дюнах. Мы с Мирабель не спали, вглядывались в черноту окон, пытаясь понять, что там происходит. Утром собаки заскреблись у дверей, заскулили, требуя привычного завтрака. Мы успокоились, осмотрели дом снаружи, и тогда уже вернулись в круг обычных дневных забот.
После полудня в дверь позвонил проезжий селянин. Неподалёку в дюнах он обнаружил погибшего человека.
У незнакомца было разорвано горло, и руки искусаны в кровь. То, что это собачьих зуб дело, не вызывало сомнений. Мирабель перепугалась. А я нашёл в себе силы ощупать покойного и обыскать. Признаков жизни в теле не обнаружил, в карманах – оружия.
- Вы его знаете? – строго спросил селянин, бывший местный полицейский.
Увидев оптимизатор на его запястье, я успокоился.
- В первый раз вижу. Но уверен, что собаки гнали его от дома – случайного прохожего они не тронут.
- Пойдемте, посмотрим.
Пока я укладывал в кровать расстроенную Мирабель, он обошёл усадьбу по периметру и обнаружил под платанами пистолет.
- Ваш?
- Конечно, нет.
- В интересах следствия, я прошу не покидать усадьбы.
- Я арестован?
- Пока нет….
Мирабель плакала, уткнувшись в подушку. Худенькие плечи тряс озноб. Я застегнул на её запястье оптимизатор:
- Поспи, дорогая.
Спустился вниз, разворошил угли камина, бросил сверху два полена. Сел в кресло, взял мобилу.
- Билли, что происходит?
- Твои доги прикончили агента ЦРУ.
- И сам понял. Почему этот латыш меня напрягает? Ещё скажи, что тюрьмы остались, и одна из камер очень по мне скучает.
- Сила привычки. А впрочем, нет, конечно. Именно так теперь будет соблюдаться порядок в обществе – на сознательности его граждан….
Мирабель проспала до утра. Я дежурил в кресле у камина, прислушиваясь к завываниям ветра в трубе и шорохам дождя за окном. Изредка вставал, чтобы подкинуть полено в огонь да подлить пива в бокал. На каждый подозрительный звук чутко реагировал – обходил дом по периметру, вглядываясь из неосвещённых комнат сквозь зарешеченные окна в промозглую тьму ночи. Собак, охранявших наш покой снаружи, было жалко, но в доме они бесполезны.
Эта ночь прошла без происшествий….
Мирабель спустилась утром и застала меня кемарившим в кресле у потухшего камина. За дверью скреблись и нетерпеливо повизгивали собаки, требуя завтрака. Хозяйка покормила их, стала готовить для меня. От звона кухонной посуды я и проснулся. Глянул за окно - день занимался ненастным….
- Отдохни, Алёша, - после завтрака предложила Мирабель. Она застелила постель и присела на краешек. Взяла в ладони мой кулак, опёрлась на него щекой.
– Человек в дюнах – твой враг?
- Осталось ещё двое. А потом кончится кошмар, и мы заживём счастливо.
- Ты останешься у меня? – встрепенулась Мирабель.
Я отмолчался.
- Нет, конечно, - вздохнула моя любовница и загрустила. Но выглядела она гораздо лучше вчерашнего.
Я погладил оптимизатор на её запястье:
- Никогда не снимай, он поможет тебе перемочь невзгоды.
- А ты?
- Я привычный.
Билли разбудил мелодией мобилы. Я вздрогнул в кровати. Мирабель подала трубку.
- У аппарата.
- Второй нашёлся.
- Где?
- Неподалёку. Сидит в таверне. Заказал пива, слушает разговоры.
- Мои действия?
- Надо брать, пока он на виду.
- Есть план?
- Как у Фридриха, короля прусского: ввяжемся в бой, и обстановка подскажет.
- И голос не дрогнул – на смертный бой послать собственного родителя.
- Надень оптимизатор, и мы покажем гостю из Лэнгли, где в Прибалтике зимуют раки.
Боевой задор виртуального помощника передался мне. Собираясь в дорогу, напевал: «Тореадор смелее в бой….». Простился нежно с Мирабель, попросил приготовить что-нибудь вкусненького к ужину, пообещал принести хорошего вина. А ей - никуда не выходить и посторонних не впускать. За сборами и прощанием чуть не забыл оптимизатор. Билли у порога догнал звонком:
- Не чувствую контакта. Где оптимизатор?
- Ах, да! – потянул браслет с руки Мирабель. – Ты позволишь, дорогая? От простуды уберечься….
Простуда, от которой следовало беречься, поджидала меня в таверне, за столиком у окна. Нет, это я, конечно, для красного словца завернул. Не мог он меня ждать. Искал, конечно, но на такую удачу – найти место моей последней пресс-конференции и тут же её виновника – вряд ли надеялся. Две кружки из-под пива стояли перед ним. Это ты, братец, переборщил. Забыл что перед тобой обладатель чёрного пояса айкидо? Или не знал? Впрочем, дело не в поясах. Ещё дорогой, когда надел оптимизатор, почувствовал себя в непривычной тарелке. Будто во мне что-то всклокотало и запузырилось, норовило выплеснуться. Виновника новых ощущений искать на стороне не приходилось.
- Билли, что ещё за фокусы? Только не говори, что ты здесь не причём.
- Причём, причём, Создатель. Сейчас в тебе сосредоточена сила и мощь всех мастеров рукопашного боя, когда-либо существовавших на Земле. Распорядись ею должным образом.
Вся сила и мощь…. Я осмотрел поле битвы. Двухвековая (а может старше?) таверна с низким потолком. Канделябры на массивных цепях. Когда-то в них горели свечи, теперь разбивают головы подвыпившие посетители. Их немного. Трое за одним столом играют в кости, двое за другим в шахматы. Один у стойки. Один у окна за столом с двумя глиняными кружками. Ну, этот, последний, понятно, зачем здесь. Остальные – в силу привычки? На руке оптимизатор – напоит, накормит, спать уложит хоть с самой наипервой кинозвездой. Должно быть, общение влечёт людей. Чтоб не в мыслях, а наяву языком почесать. Чтоб дым из трубки нос щипал, и пиво глотку холодило. Организму вредно - душе приятно.
Худенькая девочка – двенадцатилетняя дочка хозяина заведения – встав на скамеечку у камина, играла на скрипке. Хорошо играла, просто здорово, а мелодия непростая – классическая, из прошлых веков. Казалось, её не слушают, но время от времени игроки в шахматы и кости кидали реплики:
- Молодец, Эльза! Ай, да молодец!
Девочка со скрипкой – последний штрих к декорациям кровавой мизансцены. Нельзя допустить, чтоб он начал палить.
- Билли.
- Импровизируй, Создатель. Наглость и напор.
Я кинул дождевик подсуетившемуся хозяину и на чистом латышском (ай, да Билли!) поприветствовал присутствующих. Прямиком направился к столику у окна.
- Позволите? – присел. – Не поможете скоротать вечер – нарды, карты, шахматы?
Он, конечно же, узнал меня – напрягся весь. А я тараторил, на незнакомом прежде языке, и имя своё исковеркал:
- Алкснис.
Сделал знак хозяину - два пива.
- Сэр, должно быть, не местный? – обратился по-английски. – Позволите угостить?
Он смотрел на меня внимательно и недобро. Худому, вытянутому вперёд лицу трудно улыбаться. И глаза его напрочь выцвели. Довели парня боссы из Лэнгли – самой жизни не рад.
- Господин – англичанин?
- Шотландец.
- Может, бутылочку шотландского виски для знакомства? И жареного поросёнка. Нет, двух жареных поросят! Раз не шахматы и не покер, предлагаю старинную латышскую забаву – бездонное брюхо. Суть не сложная: едим, пьём, пока один из нас не скажет – хватит. Проигравший платит за всё.
- Нет ни голода, ни жажды, - буркнул он и сунул ладонь в карман.
Я и бровью не повёл: он был на расстоянии вытянутой руки, а стало быть, в моей власти. Уже сейчас я мог бы вышибить из него мозги или надеть на его запястье свой оптимизатор – что, собственно, равносильно. Мне было интересно, как кошке с мышкой – что он предпримет?
Думаю, те же мысли одолевали его. Он был уверен в своём превосходстве, и теперь подыгрывал, вживаясь в роль странствующего европейца. Какой же ты, парень, шотландец с такой незавидной челюстью? Двинуть по ней пока он в карманах своих копается?
Я переборол это желание, а нареченный шотландцем извлёк на свет Божий сигареты с зажигалкой вместо пистолета.
- Хотите фору дам?
- Я не терплю обжорства.
- Тогда на руках, - я упёр локоть в стол и протянул к нему ладонь. – Ну же!
Он смотрел в мои глаза, не мигая:
- В Латвии всегда встречают так гостей?
- Нет, только в нашем захолустье.
Он повертел головой – никто не обращал на нас внимания – и вложил в мою свою ладонь, сравняв свой локоть с моим. Я и не собирался с ним бороться. Ловким движением свободной руки расстегнул оптимизатор на своём запястье и застегнул на его.
- С приездом, Билл. Или может, Сэм? Как там, в Лэнгли – швах дела?
Смотрел, не отрываясь, в его зрачки. Какая-то должна произойти метаморфоза – его превращения из всадника Апокалипсиса в моего союзника. Глаза что ли должны стать добрее. Или улыбка тронет тонкие губы….
Никаких видимых изменений не произошло. И голос его был по-прежнему сух и надтреснут.
- Как вы меня вычислили?
Вместо ответа постучал ногтём большого пальца руки по оптимизатору на его запястье.
- Так это правда, что об этой штуке говорят?
Он поднял руку, сжатую в кулак, повертел перед собой, разглядывая серебряный браслет.
- Кто бы мог подумать.
Мне показалось, вот сейчас он скинет браслет с запястья, достанет пистолет и начнёт палить. Но вместо этого он убрал в карман сигареты, отодвинул преподнесённую мной кружку пива и подался немного вперёд, понизив голос:
- Я так понимаю: у сэра неприятности, и мой долг помочь вам? Приказывайте. Меня зовут Ян Бженкевич, по крови я поляк.
А говорил, шотландец.
- Ваша группа практически нейтрализована. Один погиб, к сожалению. Вы…. Остался ещё один, который идёт к цели, и возможно уже где-то рядом.
- Вы знаете его?
- А вы?
- Я знаю всех членов группы. Можно взглянуть на погибшего?
- Пойдём, попробуем.
Уходя из таверны, потрепал Эльзу по бледной щёчке:
- Ты молодец. Настоящий талант.
Сказал по-русски, а она поняла: на худенькой ручке у неё оптимизатор.
Тело погибшего в дюнах уже отправили в столицу.
- Осталась фотозапись на сотовом, - объявил нам бывший сельский полицейский. – А в чём дело, господа?
Бженкевич посмотрел запись на мобильном телефоне.
- Это Адам Тернер. Невезунчик. Хотя утверждал, что ему здорово повезло, когда попал на службу в ЦРУ?
- В чём дело, господа? Откуда в наших дюнах люди ЦРУ? – беспокоился бывший профессиональный, а теперь на общественных началах страж порядка.
Пока Бженкевич разглядывал дисплей сотового, я объяснил ситуацию его владельцу. Звали его Андрис Вальдс, и он оказался на редкость сообразительным. Тут же вызвался помочь. Пистолет, признался, отправил вместе с трупом в столицу, но имеет крепкие руки и светлую голову, что будут не лишними в любой передряге.
И мы отправились в мою обитель.
Успокоив собак, позвонил в дверь. Тут вспомнил, что обещал к ужину хорошего вина. Вот, досада! Представил, целуя, Мирабель:
- Вина не взял, зато смотри, каких золотых парней привёл на ужин. Угощай, дорогая!
Оставил их в гостиной накрывать стол и поднялся в мансарду. На западе краешек небосвода очистился от хмурых туч. В него заглянуло солнце, чтобы тут же утонуть в море. Разлилась кровавая заря. Предвестник ветреной ночи. Или ещё чего-то….
Связался по сотовому с Билли.
- Как я тебе?
- Выше всяких похвал.
- Но ты мне должен объяснить: что происходит? Почему люди в оптимизаторах курят табак, пьют пиво, играют в азартные игры?
- Нашёл время! Ну, хорошо. Твоё изобретение, Создатель, не подавляет человеческое сознание, а лишь приглушает негативные явления и усиливает позитивные. Люди, нацепив оптимизаторы, не становятся зомби – чего ты, кстати, так боишься. Они остаются людьми со своими прежними слабостями и привязанностями. Оптимизатор делает своё дело, а природа человеческая своё. Без конфликтов, сотрудничая, идём к прогрессу.
- Если сейчас с этого американского поляка сниму браслет, не повернёт ли он свою пушку против меня?
- Не факт. Зомбированную часть коры головного мозга я ему разблокировал, освободил от навязанной в конторе идеи найти и убить тебя. Но оптимизатор не торопись снимать. Я отсканировал носителя. По натуре агент Бженкевич не склонен к героизму, а в критической ситуации легко может поступиться чужой жизнью ради спасения своей. Сделаем из парня героя?
- Сделаем. Хотя с такой репутацией…. Лучше б я ему мозги вышиб в таверне. Была мысль….
Мы сели ужинать при свечах, а на окнах опустили жалюзи. Скорее военный совет, чем трапеза. Двое в оптимизаторах лишь для приличия ковырялись в тарелках, не выказывая аппетита. Мирабель скандинавская кровь не позволяла разогреться на еде. Ну, а я, русский Лёха, подналёг. Зачем себе отказывать в удовольствии, которое может оказаться последним в жизни? Тем более, приготовлено очень вкусно.
- Нам следует посоветоваться и решить, как организовать оборону дома от непрошеных гостей, - отложив столовый нож и вилку, начал военный совет бывший полицейский Андрис Вальдс. – Сидеть и тупо ждать, когда нам кинут в каминную трубу взрывное устройство, я не намерен.
- Что предлагаете?
- Предлагаю следующее. Дама остаётся в доме. Периодически включает свет то в одной комнате, то в другой. Это может вызвать движение затаившегося противника и обнаружить его. Собаки охраняют дом снаружи. Мы отодвигаемся от дома на метров двести-триста и оттуда ведём наблюдение. Один за дорогой, другой за побережьем и морем, третий за дюнами.
- По-моему разумно, - сказал предпоследний агент ЦРУ. – Только у вас нет оружия.
- А я и не собираюсь никого убивать, - возразил бывший полицейский. – Мы будем брать врага живьём. Или вызовем вас по сотовой связи. Мобильники у всех есть? Уберите звуковой сигнал вызова.
- Я боюсь, - сказала Мирабель. – Боюсь оставаться одна.
Мне тоже не понравился план Вальдса. Дрогнуть в дюнах в сырую ветреную ночь на исходе ноября – бр-р-р, Боже праведный. Им проще: у них оптимизаторы. Ледок в луже проломят, лягут и не почувствуют дискомфорта….
В конце концов, охота идёт на меня, и стоит ли мишень выставлять на аванпосты, облегчая задачу противника?
- Наверное, мне лучше остаться в доме, - предложил.
- А как же быть с собаками? – урезонивал Вальдс. – Кто им скажет – Фу! – когда они начнут рвать всех подряд?
- А собак мы в дом возьмём, - сказала Мирабель. Сердце её томилось жалостью с того момента, как их выставили за дверь.
Так и получилось. Наши добровольные охранники ушли дозором в промозглую ночь, а мраморные доги вернулись в тёплые чертоги.
Ночь, скажу, была…. Не зря закат такой кровавый.
Я уложил Мирабель в кровать и сидел у изголовья, изредка целуя холодный лоб. Поднимался – в эти мгновения Мирабель вздрагивала и просыпалась – и уходил, чтобы выключить, как было велено, свет в одной комнате и включить в другой. В эти мгновения я был весь на виду – стреляй, не хочу! – так как жалюзи на окнах были подняты.
Примерно до полуночи мы периодически переговаривались по мобильникам. У нашей охраны настрой чувствовался боевой, с задоринкой. Оптимизатор не только создавал им чувство комфорта на сырой земле, но и подпитывал храбростью.
Потом зловещий шёпот Андриса:
- Кажется, началось….
И всё, больше ни одного звонка.
В какой-то момент доги, словно с цепи сорвались, стали бросаться на глухую южную стену, где росли платаны, где и окон-то на первом этаже не было. Там что-то происходило или происходит. С Мирабель стало плохо. Я вооружился кухонным топориком, подмышку любимую и забился в угол коридора второго этажа, не спуская глаз с лестницы в мансарду. Это было самое уязвимое место нашей обороны….
Время шло….
Собаки успокоились – лаять перестали, бросаться на стену, носиться по дому - но клыки ещё скалили и шерсть на холках топорщили. Я пристроил Мирабель в кресло и взялся за мобилу.
- Билли, что происходит или произошло?
- Наш агент Бженкевич получил рану несовместимую с жизнью.
- В смысле?
- В смысле, убит.
- Как это произошло? Кто убийца?
- Пока не знаю, но думаю, тот, кого мы ждём, где-то рядом. Это его рук дело.
- Где сельский полицай?
- Улепётывает в селение. Сам себя убеждает – за помощью.
- Снял оптимизатор?
- Нет, но зачем же посылать безоружного человека на верную смерть? Это я ему дал импульс страха.
- Что будет с нами?
- Ждём. Инициатива сейчас в руках врага, но, кажется, он ждёт ответных действий. Впрочем, это только предположения – контактов никаких.
- Что посоветуешь?
- Ждать.
И я ждал, не спал, сжимая ослабевшую Мирабель в объятиях. Рассвет забрезжил.…
Обошёл весь дом по периметру, внимательно осматривая округу сквозь окна и решётки. Первый этаж. Потом с высоты второго. Не обнаружил ничего подозрительного. Осторожно приоткрыв входные двери, выпустил собак. Они рванули за дом, к платанам и тут же разразились бешеным лаем.
- Билли?
- Ничем не могу помочь, Создатель: оптимизатор на руке мёртвого человека – никакой чувствительности.
- Иду на разведку.
- Будь осторожен.
- А то.
- Алёша, не ходи, не бросай меня, - Мирабель появилась на лестнице второго этажа.
- Возьми себя в руки. Если мы не будем знать обстановки, станем лёгкой добычей. Крепись, любимая. Я скоро вернусь, дверь не запирай.
Как бы ей сейчас помог оптимизатор!
Я обогнул две стены дома – всё спокойно. Осторожно выглянул из-за угла обозреть тыльную сторону здания, к которой примыкали платаны. На что (кого?) там лаяли собаки? Лаяли они на Бженкевича, пригвожденного копьём к стволу платана. Нет, не копьём, скорее дротиком или даже острогой. Удар пришёлся в голову. Массивный, зазубриный наконечник пробил лобную кость и затылочную, глубоко вошёл в дерево и держал труп несчастного в вертикальном положении. Почти в полный рост – чуть-чуть, ослабнув, подогнулись колени. Кровь залила лицо, шею, грудь. Кровь и ещё что-то…. Нет, пусть это будут сгустки крови. Ну, может быть, ещё слюна из открытого рта….
Шаг за шагом и я уже возле трупа. Влекло сначала любопытство, а потом желание завладеть оптимизатором. Бженкевичу он больше ни к чему: Билли прав – рана несовместимая с жизнью, как не старайся.
Снимая браслет, ещё раз оглядел орудие убийства. Откуда взялось? И какой силой обладает убийца, способный нанести такой удар?
Билли, как же ты не уберёг его?
От холода мёртвой руки озноб пошёл по коже. Едва застегнул оптимизатор на запястье, мир разом наполнился тревогой опасности, а сознание спокойной уверенностью. Пришло понимание некоторых вещей, на которые прежде внимания не обратил. Например, собаки, лаяли не на покойного Бженкевича, а на платан, к которому он был пригвождён. Значит, там есть кто-то ещё – прячется в остатках жёлтой кроны и, наверное, целится мне в макушку. Вся эта кровавая сцена задумана и исполнена, с целью выманить меня из дома и поставить под прицел. Всё это вам здорово удалось, господин агент, теперь попробуйте меня убить. Как бы в ответ на мои мысли, сверху кто-то плюнул. Звук такой донесся – должно быть, пистолет с глушителем. Контролируемое оптимизатором тело не желало принимать в себя свинец. Чуть дёрнулась голова, и пуля обожгла щёку. Промах!
- Билли?
- Уходим, Создатель, но без паники. Кликни собак.
В меня стреляли ещё три раза с тем же успехом – пули летели мимо цели. Всякий раз вовремя и точно рассчитанным движением тело избегала разящего свинца. Снайпер, Ешкин кот! Совершенно невредимый вернулся в дом, запустил собак и закрыл стальную дверь на запор.
- Мирабель!
- Я здесь.
Она была там, где её оставил – на лестнице второго этажа.
- Спустись, любимая – враг сейчас будет на крыше.
- О, господи! – Мирабель кинулась в мои объятия.
Мы в осаде. Что делать?
- Растопи камин.
Это Билли.
Нашёл время. Я усадил Мирабель в кресло, нацепил ей оптимизатор: наберись сил, дорогая. И развёл огонь в камине. А что ещё делать?
Наверное, глупеть начал. По крайней мере, с оптимизатором на руке у меня лучше получается. И в голову ведь не приходило, что каминная труба это тоже путь в дом.
Как только огонь весело и с треском побежал по сухим поленьям, потянул дымок в дымоход, из него посыпалась сажа, а потом чьё-то тело бухнулось прямо в пламя.
Признаться, я растерялся. Попятился от камина и пришельца, которого принял за посланца преисподней. А он выстрелил раз, другой, третий. Пули пробивали мою грудную клетку и тяжким грузом ложились на плечи и сознание. Будто не девять граммов, а все девять тонн наваливались на меня. Он продолжал стрелять, но, кажется, уже мимо. Однако, падая, увидел, как ломают болевые судороги хрупкое тело Мирабель – эти выстрелы предназначались ей. Прости, родная, не уберёг.
Чёрный мрак закрыл мои очи. Но я был жив. Отчётливо слышал, как на выбравшегося из камина последнего агента ЦРУ набросились наши мраморные доги. Они рычали, он хрипел. И весь этот клубок борющихся тел катался по полу и через меня тоже. Потом всё стихло.
Смерть не торопилась принять душу грешную. Чувствовал, как шершавые собачьи языки облизывают моё лицо и раны. Пошевелился – да, могу двигаться.
Мирабель, что с ней? Невероятным усилием разлепил веки, приподнял голову и осмотрелся. Она лежала за опрокинутым креслом. Собрал силы, подполз.
Платье на её груди пробито пулями, но крови не было. Хотел послушать сердцебиение, но сил уже не достало поднять голову. Уткнулся носом подмышку.
Прощай, любимая! Прощай навсегда. Прости, что рисковал твоей жизнью и так бездарно….
Сознание помутилось и покатилось в пропасть под откос. Закаркало вороньё….
Всё, Алексей Гладышев умер. Не поминайте лихом.

Я очнулся…. Я очнулся на четвёртый день после смерти. Солнечные блики играли на потолке. Это должно быть от моря. С какой стороны светило? На какой высоте его диск? Не правда ли, забавные мысли человека, вернувшегося с того света? Почему решил, что я на этом – может, такова жизнь загробная? Одни вопросы рождаются в голове. Где ответы?
Шевельнулся. Тело ощущаю, и оно послушно. На запястье должен быть серебряный браслет. Поднимаю руку, смотрю – пусто. Поднимаю вторую – тоже пусто. Значит, я выжил без оптимизатора. А Мирабель?
- Мирабель, - тихо позвал.
- Нет её – два дня, как схоронили.
Кто это? Билли?
Я поднялся, сел в кровати, озирая мансарду. Никого. А на руке всё-таки был оптимизатор. Что же это я, дважды к глазам поднимал правую руку? Теряю контроль? Или не обрёл ещё после шока?
- Не стоит, Создатель, делать резких движений. Процесс заживления повреждённых тканей ещё незавершён. Приляг – послушай доброго совета. А то спать уложу….
Я вернулся в горизонтальное положение.
- Ну вот, ты уже угрожаешь…. Расскажи, что тут произошло. Как остался жив, и погибла Мирабель.
- Мирабель спасла тебя, пожертвовав собой.
- Подробнее.
- Свой оптимизатор нацепила на твою руку. Два дня собаки держали оборону дома, не впуская никого. Потом приехали специалисты и усыпили их. За это время твой организм пошёл на поправку, у Мирабель остановилось сердце, и произошли необратимые изменения – мозг разложился.
- Безмозглый для тебя, конечно, ценности не представляет. Знаешь, Билли, ты никогда не станешь человеком, как не тужься, потому, что ты не умеешь любить, жалеть, жертвовать. Твой холодный прагматизм ставит жирную точку за словом «нет» всем твоим потугам стать людям подобным….
Меня прорвало, а Билли молчал, не вступая в полемику. Эх ты, флешка безногая….
На следующий день поднялся на ноги и спустился вниз. В доме порядок: не было следов недавней драмы – опрокинутых кресел, пятен крови и сажи на полу и стенах. Всё прибрали заботливые селяне. Но дом пуст – нет хозяйки, клыкастых сторожей ….
Могилу Мирабель нашёл под платанами. Бугорок земли, обрамленный морским галечником, и католический крест. Никаких надписей….
- Она здесь?
- Останки, - поправил Билли.
- Ты позволишь?
- Я всё сделаю в лучшем виде и без последствий.
- Мне хочется искренне поплакать, а с твоей фиговиной, как это сделаешь?
- Ну, хорошо, только дома, не здесь.
О чём мы сейчас с Билли? Да о пьянстве. Помянуть хотелось погибшую по традиционному русскому обычаю.
К вечеру на море разыгрался шторм. Я запер дверь, развёл в камине огонь. Подкатил к креслу столик, уставленный выпивкой и закуской. Снял оптимизатор….
- Пусть земля будет пухом….
Слёзы побежали после третьей рюмки. Жалел Мирабель, безвременно ушедшую. Душила жалость к самому себе, и ненависть к покойному генералу. Что ж ты, гад, всю жизнь меня преследовать будешь, и не успокоишься, пока всех близких в гроб не уложишь?
То, что проклятье не мистика, больше сомневаться не приходится – хватает доказательств. И каких!
Может, какое средство есть снять заклятие? К бабке-знахарке обратиться? Поискать – в России ещё должны остаться ведуньи: не всех сожгли в Средние века.
На море бушевал ураган. Порывы ветра пытались опрокинуть дом, расшатывали платаны, завывали в трубе и застрехах крыши. А мне казались в этой какофонии звуков чьи-то стоны и мольбы. Потом голос Мирабель, такой удивительный и желанный:
- Открой, Алёша, я продрогла….
Кинулся к дверям, распахнул. Никого, только завихрения ветра вперемешку с дождём. Сгибаясь под ними, обогнул дом, добрёл до могилы. Никого. Показалось. Нет, она здесь! Она под этим холмиком. Её давит земля. Надо спасти Мирабель. Нет лопаты? Чёрт с ней! Я упал на колени и принялся руками раскапывать могильный холмик, ломая ногти и набивая под них грязь.
Холодный дождь хлестал по спине. Он, наверное, и отрезвил. Пришло понимание бесплодности попытки вернуть к жизни ту, которой нет в живых уже несколько дней. Ни моя любовь, ни оптимизатор ей уже не помогут….
Вернулся в дом, принял душ, переоделся, сел к камину и продолжил тризну.
После пятой рюмки захотелось общения. Надел оптимизатор. Билли тут же навёл порядок в организме. Меня не шатало, когда я подбрасывал поленья в очаг. Вопли, стоны в трубе и за стеной приобрели земное происхождение.
- Скажи мне и успокой: ведь это ты приказал Мирабель снять оптимизатор? Не мог я, спасая свою подлую душонку, отнять его? Знаешь, как у самоубийц бывает – в какой-то момент тело выходит из-под контроля сознания, начинает биться, и искать пути спасения. Иногда удаётся.
- Успокойся – грех на мне. Не было возможности спасти двоих, но был выбор, и я его сделал. Можешь браниться и презирать, но ты ведь сам сказал: я не человек – у меня холодный, прагматичный ум. Он мне подсказал: с точки зрения прогресса и моего собственного бессмертия, твоя жизнь важнее погибшей женщины. В своё оправдание могу заявить: надо было следовать моим советам и прятаться, а не паясничать перед телекамерами, вызывая огонь на себя. Все тогда были бы живы и здоровы.
- Выходит, я виноват?
- Выходит.
- И каково же будит наказание, господин судья, и адвокат с прокурором?
- Хватит, Создатель, прятаться за чужие спины и советовать. Ты хоть и лентяй, но мыслитель от Бога, а голова твоя вечно занята ерундой. Бери пример с Любы и садись за работу. Цель одна – прорыв в космос. С Землёю мы, кажется, управились.
- Да, наверное, ты прав, как всегда. Я так и поступлю, но прежде исполню одну задумку.
- Какую задумку? Я ничего не вижу. Ты научился скрывать от меня мысли?
- Это не сложно, Билли. Когда-нибудь поведаю, в чём секрет. Но не сейчас.
- Почему не сейчас? Давай-давай, отвлекись от загробных образов и просвети виртуальный.
- Билли, головной мозг любого человека гораздо масштабнее и плодотворнее всех твоих компьютеров и иже с ними вместе взятых. В одной его клетке умещается всё твоё виртуальное королевство.
- Это и без тебя знаю….
- Другое дело, человек не умеет распоряжаться своей безграничной умственной силой. И сможет ли вообще….
- А я на что? А мы с тобой, Создатель, на что? Я предлагаю забросить всякую прочую возню – служить-то больше некому – и всерьез заняться нейронами и иже с ними прочая.
- Конечно, Билли, приходит время, когда задаёшь себе вопрос: а стоит ли дальше небо коптить и для чего? К одним оно приходит рано, к другим поздно, к третьим вообще, может быть…. Ко мне вот только теперь…. После стольких жертв….
- Думай, думай, Создатель – это очень важно.
- Ты меня зришь? Всего? Не пробился седой волос? Мне так, кажется….
- Ты ушёл куда-то.
- Ведь я человек – не могу думать только о материальном, есть ещё духовные стороны бытия, связывающие обязательства…. Короче, Билли, прежде, чем мы с тобой всерьёз займёмся нейронами, хочу совершить хадж.
- Что ты хочешь совершить?
- Хочу отнести горсть земли с могилы Мирабель Костику на Сахалин. И совершить этот путь пешком.
- На год бодяга, не меньше.
- Пусть. Пусть это будет моей епитимией за все свершённые прегрешения. Заодно на Россию гляну – что мы с ней такое сотворили?
Огонь в камине давно погас. Закуска, выпивка не влекли – голова была совершенно ясная. Встал с кресла, выключил свет и поднялся в мансарду, легко ориентируясь в кромешной темноте. Интересно, какое ещё из забытых чувств далёких предков разбудил во мне оптимизатор?
Утром глянул в зеркало и удивился – ночь осыпала шевелюру серебрянкой. Это ты, братец, поторопился, подписывать меня на новую жизнь: Рубикон будет на Сахалине.
Сборы недолги. Надел кроссовки, джинсы и толстовку. Широкополую фетровую шляпу с чёрной лентой. Вырезал посох из засохшей ветви платана.
Опустился на колени перед могилой Мирабель.
Покойся с миром, дорогая. Спасибо, что была в моей жизни. Прости, что стал причиной твоей безвременной кончины. Донесу эту землю, как частицу тебя, твоему сыну. Расскажу о последних минутах твоей жизни – пусть он будет моим судьёй. Прощай навсегда!
Горсть земли ссыпал в кожаный мешочек со шнурком и приспособил на груди.
Сборы мои и ритуальные действа Билли никак не комментировал – затаился в своём оптимизаторе и помалкивал. Голос его прорезался в сознании, как только вышел на дорогу от дома ведущую на восток:
- Есть анекдот про Чапаева. Роман он написал…. «Вызвали в штаб армии. Сели мы с Петькой на коней и поехали. Цок, цок, цок, цок….». Так на 485 страницах. И на последней: «цок, цок, и приехали».
- Где смеяться?
- Не могу понять, что даст тебе, этот, так называемый, хадж? Шёл бы ты к намеченной цели, страдая от голода и холода, изнывая от жары и жажды, изнуряя себя многокилометровыми переходами – тогда понятно: через муки плоти к возвышению души. А так…. Твоя прогулка, как на комфортабельном лайнере – пустая трата времени. Люба права: сибарит ты, Создатель, лентяй по жизни и сластолюбец. Столько дел, столько дел, а ты…. В масштабах Вселенной твоя жизнь сгорит, как спичка, за несколько секунд без пользы и следа….
Не вступал в полемику. Ворчи-ворчи, брехун виртуальный. Свершу, что задумал, пройдусь по матушке Руси, посмотрю, как народ живёт без ментов и чиновников, без тюрьм и казарм. Не сбрендил ли с ума от свалившейся свободы? Свои мысли приведу в порядок. Очищу душу от скверны грехов. А там…. Билли прав, пора браться за дело. Цок-цок и приехали.
- Билли, кончай ворчать. Ты посмотри, какие дали открываются, какие просторы! А впереди Россия!
Поехали – цок, цок!
Не буду утомлять описанием моего хаджа от Прибалтики к побережью Тихого океана. С оптимизатором – Билли прав – путешествовать одно удовольствие. А что я видел! Какие замечательные люди мне встречались! Хотя первое, но не гнетущее впечатление – мир сошёл с ума. Вижу, два мужика и иже с ними женщины и дети дом раскатывают и разбирают по брёвнышку, по кирпичику, по досточке….
- Бог в помощь, - говорю, - селяне. Чем заняты?
- А вот, солнце заслоняет – решили разобрать.
- Где жить станете?
- Как овощи, на грядке, - шутит одна женщина.
- А зима грядёт?
- В банки замаринуемся, - хохочет….
- Билли, - прошу, - если понял что, прокомментируй.
- Сдаётся, люди жили без радости от быта и работы. Перечеркнут, забудут старое, начнут искать себя в новом мире.
- Помочь им чем-то можно?
- Сами справятся. Путь к счастью – это уже счастье.
В принципе, конечно, с оптимизатором можно и в берлоге зимовать. Можно и шатуном. Но по мне как-то дома привычнее, на хрустящих, с морозной свежестью, простынях. И чтоб женщина моя была из душа, а не наспех облизанная. Хотя, впрочем, на счёт облизывания я загнул. Оптимизатор прекрасно поддерживает природную чистоту тела – ни потовых выделений, ни каких других. Приятный запах здорового тела. Э-эх…. Где ты, моя Любовь Александровна? Я, кажется, начал скучать без женской ласки.
Другая встреча из запомнившихся - на крутом волжском берегу. Есть на Волге утёс…. Смотрю, человек яму копает. Нет, траншею. А, может, окоп? Воевать с кем собрался?
- Помогай Бог, - говорю.
Он и ухом не повёл, своей работой увлечён. Заинтриговал, конечно. Присел я на пенёк, стал наблюдать и гадать - глухой? юродивый? Может, настоль высокомерный, что по барабану ему все любопытствующие путники?
Мужик копает, я сижу, смотрю, как от работы бугры мышц ходуном ходят под простенькой рубахой. Богатырь былинный!
Солнце опустилось на горизонт, лучезарная дорожка легла через Волгу. Мужик ткнул лопату в грунт, выбрался наверх. Отряхнул колени, подошёл, протянул очень крепкую ладонь, представился:
- Кудеяр.
Потом захлопотал с костром. Он разгорелся, когда солнце скрылось за горизонт, и мгла накрыла дали.
- Нет, ничего лучше дыма и огня для задушевной беседы.
Прозвучало как приглашение. Я пересел к костру.
- Извините, нечем угощать, - он повертел могучим кулаком перед моим носом, на запястье серебрился оптимизатор. – Сам питаюсь Божьим помыслом.
- А что копаете?
- Котлован под фундамент. Звонницу буду возводить.
- Все разрушают, а вы строите.
- Пусть звонит. В поминовение душ невинно убиенных.
- А вы никак тот самый Кудеяр? Неплохо сохранились.
- Погоняло из лагеря – привык уже. А душ загублено немало. Пожизненный мотал, когда вдруг избавление пришло. Полнаручника надели, на волю отпустили - живи, говорят, как совесть позволяет. А совесть меня чисто в петлю готова загнать. Одна мысль только и спасала – ну, не последняя ж я сволочь на земле. Походил, посмотрел, вижу – последняя. Красть люди перестали, врать и хамить. А тут живой убивец землю топчет. Осужденный и на волю отпущенный, хотя и не во все мои прегрешения вникли судьи. Решил с этого утёса в Волгу сигануть, чтоб заслуженный приговор себе исполнить. И сиганул….
Кудеяр поворошил сухой веткой угли костра.
- Не разбился, не утоп. Ну, думаю, за просто так на тот свет меня не пустят. Надо что-то в этой жизни свершить. И задумал звонницу воздвигнуть на утёсе, который надгробьем мнил. Вот…. А ты чем маешься, мил человек?
- Сказать, что дурью – ничего не сказать. Но маюсь. Топаю по России с запада на восток: когда дойду - не знаю, чего ищу – не ведаю.
- Так оставайся со мной. Звонницу построим и дальше вместе пойдём. Решил я: рано с жизнью счёты сводить, обойти надо всю землю, убедиться, что люди на ней всем довольны и счастливы, тогда уж….
- Жениться не хочешь, детишек завести?
- Да какая ж баба за меня, душегуба, пойдёт? Вот если б спасти какую от неприятностей, и чтоб она меня в благодарность…. Разве я против детишек?
Сильный и могучий, он неплохо смотрелся. Всполохи огня подкрасили щёки. Под мохнатыми бровями поблёскивали живые глаза. Былинный герой! А выходит, душегуб….
- Женщин тоже убивал?
- Было дело.
- Дети и женщины – святое.
- Вот и говорю: святотат – кому нужен….
Жалеть его совсем не собирался. Да и звонницу строить…. У меня своя епитимия и путь свой. Утром мы расстались.
Шёл курсом на Сахалин. Полями, лесами, не выбирая дороги. Реки переплывал. За Уралом их уже сковал лёд. Шёл по льду. Спал, где ночь застигнет.
Просыпаюсь однажды – в сибирской тайге дело было – над головой на ветке рысь притаилась. Голодно тебе зимой, кошка крапчатая?
Тема для диалога.
- Билли, если мой оптимизатор рыси на лапу, подобреет она?
- Сомневаешься? Акул же укрощал.
- Оптимизаторы для животных не мыслишь создавать?
- Зачем? Природа здесь разумно правит. Не стоит вмешиваться. Своих забот полон рот. Нового человека мы с тобой произвели, Создатель. Безгрешного, доброго, мудрого, отважного. Никакому дьяволу не совратить.
- И чем он будет заниматься?
- Творить, совершенствовать свои таланты, природой данные, не заботясь о жилье и хлебе насущном.
- О детях, кто позаботится?
- Оптимизаторы. Накормят, оградят, обучат.
- Не отобьёшь у людей охоту рожать?
- Инстинкта стихийного размножения уже нет, есть желание супружеской пары и разумное планирование.
- Нет ЗАГСов, но брак остался?
- В лучшем его виде – без корысти в помыслах, одни чувства….
Город на пути возник. Указателя дорожного не было, потому названия не узнал. Машин на дорогах не видать. Спросил прохожего. Он удивился:
- А к чему они? Собрались вместе, сказали: хватит, не нужны больше. Мы раньше сталь варили – один завод на весь город. Теперь наш металл никому не нужен, а зачем нам их автомобили?
Действительно, никто никуда не спешит. Прохожих мало, а людей много. Сидят на лавочках, все заняты. Поют, рисуют, играют в шахматы, слушают, любуются, болеют. Заглянул в один мольберт – на белом листе линии овальные.
- Что это? – спрашиваю молодого с художественной бородкой автора.
- Вы как думаете?
- На барашки волн похожи.
Он грифель протягивает:
- Рисуйте бриг.
Спасибо, говорю, не талантлив, и дальше.
Девушка босоногая в снегу стоит, короткая туника на голое тело. Скрипка у ключицы.
- Послушайте.
Если это музыка, то, несомненно, авангард, или modern. Стою, слушаю, ничего не понимаю. Девушка играет, закрыв глаза, я не спешу.
- Ну, как? – спрашивает. – Это признание. Я выбрала вас, будьте моим мужчиной.
- Для чего?
- Вы будете ухаживать, я – принимать ваши ухаживания. Заведём ребёночка.
- Почему меня выбрали?
- Вы мне кажитесь потерянным. Вам непременно нужна спутница.
- Там, откуда я пришёл, на высоком берегу Волги строит звонницу самый неприкаянный человек на Земле. Ему нужна такая спутница, как вы. И ребёночка он мечтает завести.
Девушка посмотрела на меня внимательно, протянула руку и представилась:
- Лина. Ваше предложение мне подходит.
Зачехлила скрипку и отправилась в ту сторону, откуда пришёл я.
Покинув город без машин, шёл по асфальту, присыпанному снегом, и размышлял. Не стало автомобилей, не будет самолётов, космических аппаратов. Не деградация ли это?
- Билли.
- Всё нормально, Создатель. Человечество избавляется от пут прошлого.
- Создаётся впечатление, что вместе с машинами стирается и память.
- Так оно и есть. Правда, не у всех – кто пожелал. Например, Лина. У неё была семья – муж, двое ребятишек. Но из-за безобразных сцен ревности всё распалось. Надев оптимизатор, пожелала изменить характер, зачеркнуть прошлое и начать жизнь с чистого листа.
- А вот Кудеяр не расстаётся с памятью, хоть и тяготится.
- Сам пожелал.
Костик помнил маму. И меня помнил. Был он в красивой форме курсанта космического лицея. Я поведал трагическую историю гибели Мирабель, передал землицу с её могилы, пал на колени.
- Теперь пришёл к тебе за приговором: простишь ли ты меня за то, что стал невольным виновником маминой смерти?
Костик не кинулся меня поднимать. Суров был его взгляд. Сказал: «Подумаю» и ушёл. Вечером на стадионе лицеисты сражались в футбол. Костик играл, а я болел за него. После матча поднялся ко мне на опустевшую трибуну.
- Здорово! Молодцы! – я протянул руку.
Он вяло пожал:
- Спасибо.
Потом спросил, отводя взгляд в сторону:
- Теперь ты мне брат - не мамин любовник?
Господи, да, конечно же, Костя! Мы обнялись крепко-крепко. Вспомнились его первые слова при знакомстве: «Лёша, хороший».
И как ликовал при этом наш отец.
Костик всегда хотел дружить со мной, а я спал с его матерью. Будто женщин мне не хватало. С другой стороны, Мирабель любила меня, а я её. Нам хорошо было вместе, а Костику от этого плохо. Он страдал в дни моих визитов. Теперь всё упростилось – мы вновь стали братьями. Но какой ценой….
- Останешься? – спрашивал Костик.
Я отрицательно покачал головой.
- А куда теперь?
- Не знаю – пожал плечами, -
ъподумать надо.
- У нас скоро начнётся практика на настоящих космических кораблях, - сказал Костя.
- Это здорово….
Попросил сотовый, набрал номер дочери:
- Привет.
- Папочка, ты где? – далёкий и родной, безумно любимый голос Настеньки.
- Я здесь, дорогая, - слёзы по щекам. – Нет, я на Сахалине, у Кости.
- Ты приедешь? Придешь? Пока идёшь, мы куда-нибудь умотаем. Бабушка говорит, летом летим на Алтай – в газетах пишут, там опять видели снежного человека.
Потом позвонила мама. Мы ещё не простились с Костиком. Пожали руки, а потом крепко обнялись. Прощай, брат…. Мама позвонила:
- Никогда не привыкну к твоим фокусам. Куда ты пропал? Год целый не звонил, не появлялся – гадай мать: жив, здоров?
- Мамочка, ну, прости. Больше не буду. Так рад тебя слышать.
- А видеть?
- Наверное, уже скоро.
Мой диалог с мамой выжал из Кости слезу. А я…. Что я мог сделать или сказать? Чем утешить? Снова бухнуться в колени и завопить белугой: прости меня грешного….
Всю ночь томился. Пришло решение топать на Алтай. Как раз к лету дойду, и Анастасии мои из Москвы прилетят. Но Люба-то здесь, рядом, руку протяни. Боже, как хочется одним только глазком взглянуть, одной рукой обнять, прижать. Что-то не пускает. Вспомнилась Лина, девушка со скрипкой. Если б с Любой так, взявшись за руки, да по Руси-матушке, по всему земному шару. Это ли не счастье? Но для кого? Александровна моя работой живёт. Я в её глазах конченый сибарит. Да так оно и есть. Встретиться, чтобы убедиться, что лучшие наши годы позади. Нет, к чёрту, на Алтай! Так хоть надежда останется. Прощай, Люба…. Быть может, навсегда…. Утром повернул стопы на запад.
Алтай…. Шёл сюда не наобум. Точно знал, где и когда Робинзона с Пятницей начнут поиски снежного человека. Билли подбил на святотатство.
- Слушай, - говорю, - подключи меня к сотовым мамы и Настюши.
- Как бы неэтично.
- Да, брось, ханжишь. Давно ли сам-то….
- Сравнил - другие люди, другие обстоятельства.
- Здесь тоже обстоятельства.
- Уговорил.
В заснеженных монгольских степях сделал остановку. Заказал у местного скорняка костюм йети – снежного человека. Потомки Чингисхана зовут его «алмыс» и страшно боятся.
- Видели? - спрашиваю.
- Столько легенд создано – не спроста же.
- А вы видели? – скорняка пытаю.
Он подаёт готовый костюм из шкуры яка:
- С натуры делано. Надень, пройдись по стойбищу.
Что творилось! Малыши и взрослые с визгом врассыпную. А я в раж вошёл. Поднял оброненный бубен – луплю в него палкой, скачу с дикими ужимками, рычу самому неведомым зверем. Ладно, люди – собаки всей гурьбой снялись со стойбища, только их и видел. Смех и грех. Скатал маскарадный костюм в котомку за плечи и потопал дальше. Весна в спину дышала….
Даже если снежный человек – это миф, его следовало придумать. Придумать для Настеньки. Какому отцу не хочется побаловать любимую дочку? Вот откуда идея маскарада и прослушивание мобильных переговоров моих милых дам. Я знал всё об их сборах и месте поисков – двуглавая гора Белуха. Иду на Белуху….
У меня глаз орла. Нет, зрение орла. Билли настроил. Оказывается, можно.
На плато северного склона мои москвички установили голубую палатку. Наблюдал за ними с ледника, наблюдал…. Потом смотрю, засуетились, биноклями вооружились. В мою сторону указывают. Я в шкуре йети – чёрным пятном на снежном покрове. Помахал рукой – ждите, милые, ночью нагряну. Не переборщил…?
Пока преодолел пространство орлиного взора, ночь подкралась. Вот она, голубая палатка. Изнутри подсвечена – не научились ещё дамы мои использовать оптимизаторы на полную катушку. Играют на гитарах, поют. Господи, когда это было, в какой из своих жизней перебирал струны с ними рядом? Слёзы подступили в глаза, мокрота в нос. Фыркнул, прочищая.
- Ой, там кто-то есть, – голос Настеньки.
Подался прочь, стараясь не шуметь. Оглянулся. Мама шарила лучом фонарика в кустах у палатки.
Господи, нет чтоб скинуть эту вонючую шкуру да в объятия. Кому-то нужен твой маскарад?
Что-то держало на расстоянии. Наверное, это чувство страха. Страха перед проклятием генерала. Неужто посягнёт, червь могильный, на любимую дочь? И правнучку он, кажется, тоже любил? Не хочется искать ответы на такие вопросы: слишком велика цена риска. Привыкай, Алексей Владимирович, изгоем жить – посмотрел-послушал и будет….
На следующее утро Анастасии ползали на коленях возле палатки, изучая мои следы. Измеряли, фотографировали – должно быть, чёткий нашли отпечаток. И направление взяли верное – проследили мой путь до тех самых кустов, из которых я за ними наблюдал. Пришлось ретироваться и прятать следы в русле ручья….
Вечером, прокравшись к голубой палатке, слушал милые голоса и был счастлив – ни слёз, ни соплей. Гитары забыли, обсуждают, как меня приручить.
- Надо еду ему оставлять на видном месте, - говорит мама.
- Мы ж ничего не взяли! – восклицает доченька.
- Будем добывать. Готовить и оставлять. Он пообвыкнет, и мы подружимся.
- В Москву возьмём?
- Ну, в Москву…. А может быть. Если захочет.
Я ли не хочу в Москву, в нашу старую добрую квартиру? Эх, мама, мама.
Искать для йети яйца в птичьих гнёздах или ловить рыбу в ледниковом озерце (да там её никогда и не было) Настенька наотрез отказалась:
- Бабушка! Они же живые!
Вот и расти дочку сердобольной! Хорошо, что прошлогодние орехи не вызывали у неё чувства жалости. Набрали их мои дамы, накололи, от скорлупы очистили и на целлофанчике оставили как подношение. На валуне, средь поляны альпийского леса. Сами спрятались и наблюдают. Аппаратуру приготовили, ждут. Сходить что ль, не томить? Только надумал, глядь – конкурент топает, самый настоящий йети. Ростом метра два с половиной – ну, не меньше, точно. В плечах косая сажень. Впрочем, плечи снежного человека не так ярко выражены, как у нас: сказывается отсутствие талии и длинные, до колен, могучие руки. Вся эта движущаяся масса…. Я бы сравнил её с гориллой, из-за растительности. Но морда (может, лицо?) существа более человеческая. И вообще, все движения йети выглядели осмысленнее, чем у простого примата. Не зря ж прозвали – снежный человек.
Он шёл не к алтарю с орехами, а за спинами моих дам к их палатке. Они его не видели, а я наблюдал, не зная, на что решиться. Наблюдал…. Йети подошёл к палатке, помедлил – я думаю, принюхался – а потом, не удосуживая себя поисками входа, вспорол острым когтём крышу и сунул голову внутрь. Минуту он проверял глазами информацию носа. Убедившись в отсутствии признаков пищи, смял палатку, потоптался ногами, круша её содержимое, и пошёл прочь.
Вот сволочь! Догнать, набить рожу мохнатую? Однако, настоящий йети! Учёные его ищут, с ног сбились, и никак…. Можно сказать, подфартило вам, Алексей Владимирович. Стоит ли упускать шанс? Оставив за спиной алтарь с орехами, моих дам с кинокамерами и их порушенную палатку, устремился следом.
Заметил он меня на леднике, далеко от того места, где я его. Зарычал, замахал могучими руками над головой, будто пчёлы досаждали. Я ногу приставил – фельдфебель гневается. Он ждал другой реакции. Ещё порычал, распаляясь, а потом устремился на меня, скаля рот и пальцы скрючив.
- Билли?
- Спокойнее, Создатель, без паники. Это демонстрация, нападения не будет. А решится – у нас ведь чёрный пояс айкидо.
- Слушай, сдаётся, этой твари все пояса по барабану. Он вообще голышом дефилирует.
- Ты, кстати, тоже. И не называй его так, настройся на дружелюбный лад.
При всём желании не смог бы растянуть в улыбке натянутую маску мышцами лица. Может, два пальца сунуть в уголки рта и….
Всё-таки боевое искусство айкидо мне пригодилось. Йети разогнался по склону и бросился на меня, думая смять с наскоку всей массой, разорвать когтями, вцепиться клыками. Вопить: «Билли, что с ним?» не было смысла, потому что не осталось времени. Увернувшись в последнее мгновение от туши клыков и когтей, двинул ему коротким ударом под локоть – знай наших. Но ещё эффектнее в момент контакта между нами проскочила дуга электрического разряда. Я, правда, ничего не почувствовал кроме запаха палёной шерсти. Посмотрел на волосатый свой кулак – не моей.
- Билли?
- Нормально, Создатель. Пусть охолонет. Здоровью не повредит, уму не помешает.
- Считаешь, у него есть разум?
- Перед тобой представитель одной из засохших ветвей древа рода человеческого. Ты мог быть таким без маскарада, но повезло.
Мой дальний засохший родственник медленно приходил в себя от электрошока. Можно его внимательно разглядеть, измерить параметры черепа, длину конечностей…. А оно мне надо? Связать и маме отнести? Вязать нечем. Оптимизатор нацепить?
Пока раздумывал, йети пришёл в себя. Глухо рыкнул что-то – мол, погоди у меня – и, сутулясь, побрёл прочь. Я следом….
Жилище снежных людей устроено в ледниковой пещере. Как она возникла, остаётся только гадать – на трещину не похожа, на дело рук человеческих тоже.
Кроме моего проводника обитали здесь ещё пять особей. Детёныш – неуклюжий малый ростом с пестуна бурого медведя. Четыре самки. Как определил? Догадался. Кореш мой едва вошёл в берлогу ледяную, они все к нему наперегонки. Да не тут-то было. Бац! Бац! Затрещины налево и направо – хозяин не в духе, жратвы нет. Накормив домочадцев тумаками, папа-йети завалился спать, рыкнув в мою сторону – и до тебя, мол, доберусь.
А мне что? Войдя непрошенным, пристроился скромненько у входа – наблюдать. Три снежные мамы, поворчав на грубость супруга, подвалились к нему под бок. Недолго скулил обиженный детёныш – забрался в середку и притих. Мной заинтересовался пятый обитатель жилища йети. Вернее, заинтересовалась. Бочком-бочком, прыг да скок, как бы совсем случайно оказалась поблизости. Пофыркала, принюхиваясь. А потом руку протянула и дёрг меня за шерсть. Ничего не произошло. В смысле, Билли не поразил её электроударом, и шерсть яка не покинула свою шкуру. Я протянул руку и погладил волосатое колено. Тут же получил шлепок по ладони. Ишь ты, ломается…. Кокетка.
Откинулся спиной на ледяную стену, вытянул ноги по ледяному полу. Подождём. Как учит природная мудрость – лучше два часа помолчать, чем два дня уговаривать. О чём это я? Да, шучу. Шучу, конечно. Не собирался заводить шашней с мохнатой молодкой. И она, кажется, удовлетворила своё любопытство касательно моей особы – подбилась к общей куче лежащих тел.
- Билли.
- Предвосхищаю твой вопрос, Создатель. Это ещё одна попытка Природы помочь человеку выжить в естественных условиях. Сила, мощь, всеядность и способность существовать в экстремальных условиях – на границе жизни. Всё в ущерб ума. Результат – тупиковый путь. Когда-то они царили на земле….
- Оптимизатор может помочь?
- Поумнеть – вряд ли.
- Давай скрадём младенца – в Москве ему сытней будет.
- Подумаем.
- Ну, думай, - устроился поудобней с намерением отойти ко сну в ледяной пещере снежных людей….
Из объятий Морфея вырвал оглушительный рёв папы-йети. Через мои ноги – и по ним тоже – он устремился к выходу. Следом дамы, последним полутораметровый малыш.
- Что случилось, Били?
- Беги, Создатель, йети что-то чувствуют. Беги…!
Это было землетрясение. Я выскочил под звёздное небо и тут же рухнул с ног от толчка под ними. Оглушительно ломался ледник, глубокие трещины паутиной разбегались по его бело-голубому тулову. Йети, увлекаемые вожаком, понеслись вверх по склону, а я вниз. Туда, где за границей ледника в изодранной голубой палатке ютились самые дорогие мне на свете существа – мама и дочь….
Ледник тронулся прежде, чем я достиг его конца – он начал крошиться и подаваться вниз по склону. А в спину можно было ждать удара лавины. Где-то в верховьях Белухи она уже набирала силу – небо в той стороне застило….
Подземные толчки продолжались. Битый лёд скользил вниз по склону, набирая скорость. Ноги то опирались на твёрдую почву, то увязали в каком-то месиве, грозившем поглотить с головой. Я несся так, как никогда не бегал на тартане, и обогнал ледник. Вот он мох, вот трава, вот кустарники и …. наконец, палатка! Мама стоит на коленях возле лежащей Настюши. Что с ней? Некогда расспрашивать. Я подхватил дочь на руки и понёсся вниз по склону.
- Мама, за мной!
- Стой, отдай ребёнка!
Она приняла меня за йети. Чёртов маскарад! Я бежал по склону вниз, забирая влево, с намерением выскочить на гребень, на котором надеялся найти спасение от лавины.
- Мама, мама, за мной!
Кажется, она бежала.
- Билли, что с Настенькой?
- Перелом обеих костей голени со смещением, болевой шок.
Я выскочил на гребень с Настенькой на руках. Дальше бежать некуда. Опустил дочь на землю, огляделся. Мамы нигде не было видно. На плато вползала белая лавина – высокой и широкой волной. Подминая чахлые альпийские деревца и кустарники, стекала вниз, к обрывистому краю.
- Билли, где мама?
- Она ещё жива.
- Чёрт, что ты говоришь? Билли…!
- Она под лавиной, в эпицентре движущейся массы.
- Господи…!
За спиной утробно загрохотала земля. Извержение? Не дай Бог! Оглянулся. Стремительно набирая скорость, отколовшаяся часть ледника устремилась вниз по крутому западному склону, сметая всё на своём пути. Гребень, приютивший нас с Настенькой, служил волнорезом и пока спасал от двигающейся по обе его стороны массы битого льда, снега и камней. Подземные толчки прекратились. Ещё с полчаса округа грохотала, а потом разом всё стихло. На северной части небосклона перемигивались звёзды. Снежной пылью застило его южную половину. Но постепенно марево рассеивалось, и в лунном свете стали проступать обе главы Белухи. Которая поближе стала короче. Или кажется?
- Билли, где мама?
- Спасай дочь, Создатель, маме ты уже не поможешь.
- Нам ещё что-то грозит?
- Отсюда надо выбраться.
Билли оказался прав: едва спустился с гребня и ступил на лавинный след, поскользнулся и понёсся вниз по склону на битых осколках льда. Настенька у меня на руках, и я благодарил Бога, что девочка без сознания – нас безжалостно крутило и мотало, а ведь у неё сломана ножка. В какой-то момент мы с головой ухнули в снеговую яму, и сердце моё сдавило отчаяние. Но движение льда продолжалось, и нас вынесло на простор склона, а потом и к подножью Белухи. Будь она трижды проклята!
Добравшись до людей, связался с Любой. Рассказал, что случилось, и попросил забрать Настеньку к себе.
- Ты куда?
- Обратно. Буду искать маму…. Живую или мёртвую.
Не стал ждать жену – люди не бросят мою дочь, оптимизатор залечит перелом, а Люба, конечно же, прилетит – и вернулся к месту трагедии.
Границы таяния снегов на горных склонах никаким лавинам не изменить. На том месте, где, по моим расчётам, стояла палатка, многометровая толща снега, битого льда. Днём под палящими лучами вся эта масса сочилась талой водой и подавалась вниз, а безоблачные ночи сковывали её морозами. Где искать?
- Билли, у тебя есть связь с мамой?
- С оптимизатором.
- Она его потеряла?
- Он на руке. Рука потеряна.
- О, Господи!
Через пару недель плато очистилось от снега и льда. Остались многочисленные лужи. Нет палатки, даже следов её нет. Нет кустарников, чахлых деревьев, что обрамляли плато – всё сметено могучим ураганом. Мох кое-где сохранился…. Или новый нарос?
- Билли, где мамин оптимизатор…. и рука…?
Виртуальный помощник сориентировал меня к обрывистому краю плато, где в глубоком ущелье покоились останки злосчастной лавины.
- Там, на самом дне, - сказал Билли. – Под многомиллионнотонной каменной массой.
- Ты к тому, что все поиски безрезультатны?
- Нет надежды, Создатель. У неё никаких шансов. Рука ещё живёт благодаря оптимизатору, но….
- Заткнись! Как ты можешь душу травить?
Много дней бродил по плато, исследуя каждую складку, каждую рытвинку в поисках, сам не знаю чего – какой-нибудь слабой надежды? В конце концов, приблизился к ущелью, спустился, освоился и стал исследовать его.
Билли весь изворчался – и поиски-то мои бесперспективны, и время-то я своё, великим целям предназначенное, напрасно трачу.
- Был бы джином из кувшина, в сей миг тебя покинул.
- Да больно нужен, - хотел широким жестом, как делал уже не раз, сорвать браслет с запястья и забросить куда подальше, но одумался. Жесты, жестами, а без оптимизатора мне тут скорый каюк: морозы по ночам, пищи никакой, да и на что я годен - жалкий московский интеллигентишка, возомнивший себя укротителем акул и покорителем йети. В результате оптимизатор остался на руке, а Билли прекратил общение. Молчит, зараза! Так ведь и я гордый. К тому же у меня горе – мог бы….
Но сочувствий мне не надо.
Лето кончилось. Прекратилось таяние лавинных останков. Однажды ночью нагрянула вьюга и чуть не погребла меня в ущелье.
- Когда-нибудь тебя самого здесь завалит, - подал голос Билли, нарушив четырёхмесячное молчание.
- Поговорим?
- Валяй.
- Я убедился, что на поверхности нет даже следов. Каковы перспективы поиска внутри сошедшей лавины?
- А никаких. Технику ты сюда не подгонишь, вручную вгрызаться…. Можно, конечно, учитывая, что работа сезонная, лет за двадцать-тридцать докопаться до оптимизатора на руке. Но что тебе это даст?
- Что предлагаешь?
- То же, что и раньше: ставим крест на теме, берёмся за новую работу, и через тернии к звёздам.
Несколько минут молчал, размышляя. Билли не торопил с ответом.
- Хорошо, - сказал. – Будь по-твоему - берёмся за работу, но пусть твои звёзды подождут ещё немного. Другую тему поднимем. Хочу, чтоб никогда больше не было землетрясений, наводнений, ураганов, оползней и всех прочих напастей, именуемых стихийными бедствиями. Стихию под каблук. Что скажешь?
- Звучит интересно, но представляется с трудом. Оптимизатором эту даму не окольцуешь. Может, что-то свеженькое надумал?
- Тебе стали нужны советы? Льстит. Тогда стенографируй. Во-первых, нужен руководитель проекта, который….
- Как в старые добрые времена, - хмыкнул Билли. – Нет ещё проекта, а уж готов руководитель.
- Проект будет. Мы проведём мозговую атаку всего человечества на проблему.
- Что-то новенькое.
- Да, брось…. Всю жизнь от пота ума человеческого стрижёшь купоны….
- Спасибо, Создатель. Такова твоя благодарность за мои труды?
- Ты мне лишнего не приписывай, и о себе многого не мни. Выбери золотую серединку и поскромней, Билли, поскромней….
- Хорошо. К делу. Итак, руководитель…. Выходим в люди?
- Нет, Билли. Я остаюсь здесь: тут лучше думается. Руководителем проекта будет Любовь Александровна. Не забыл такую? Ну-ка, наладь меж нами связь.
Я почувствовал контакт. Что-то стороннее проникло в душу, в то же время, светлое и надёжное, оптимистичное, волнующее.
- Привет.
- Здравствуй, любимый.
- Как Настенька?
- Уже бегает. Косточки срослись, от переломов и следа не осталось. Она зовёт меня мамой Любой. Ты не против?
- А кто ж ты ей?
- Спасибо. Приедешь? Она скучает без тебя. И я…. Мы скучаем. Когда наш папа вернётся из экспедиции? Кстати, каковы результаты? Есть надежда?
- Нет, Люба, в этом плане всё печально. Есть другая тема. Ты как, ракетным делом сильно увлеклась?
- Что-то хочешь предложить?
- Задумал провести мозговой штурм на стихийные бедствия планеты Земля. Поможешь?
- В качестве…?
- Руководителя проекта. Суть темы проста. Трясут землю подвижки земной коры. Лавы, извергаясь из вулканов, сжигают всё живое. Гибнут люди. Надо положить конец этому безобразию. Как? Давай, подумаем все вместе. Через оптимизаторы дадим вводную. Земляне напрягут серое вещество, и решение, я уверен, найдётся. Твоя задача – собрать специалистов, оценить поступающие предложения, выбрать реальный проект, или проекты, и осуществить.
- Звучит заманчиво. В смысле, перспективно. Даже грандиозно, если свершить задуманное.
- Тогда за работу?
- И ничего личного?
- Пепел Клааса стучит в моём сердце, дорогая. Сначала мы должны нанести Стихии ответный удар. А потом будем жить вместе, долго и счастливо.
- А совместить никак – чтоб вместе жить и ударять?
- Прости, любимая, не готов….
Загрустил после общения с женой. Она любит меня, любит с первого дня нашей нечаянной встречи, а жили мы вместе – месяцы по пальцам можно пересчитать. За что такие испытания?
- Слышь, Билли, думаю, дед не причём – нет никакого проклятия. Выдумки всё это больного воображения. Не мог он желать смерти любимой дочери. Всё происшедшее – следствие трагической случайности.
- Возвращаемся в люди?
- Нет, Билли, возвращаем добрую память об ушедших.
- А как же проект? Кто будет избавлять Землю-матушку от злобы Стихии.
- Люба справится. Люди справятся. А мне хочется пожить немного здесь, в тиши этих уютных скал, в согласии со своими мыслями. Ты со мной?
- Куда ж я денусь?

День третий

Время лечит раны. Душевные в том числе. Я потерял счёт годам, проведённым на северном склоне двуглавой горы Белухи, в поисках матери. Ни на шаг не продвинулся к цели и начал философствовать. Это сыновний долг – раскопать останки и предать их погребению на освещённой земле кладбища. Но мама была биологом и атеистом, человеком Земли. Смерть её безвременна и ужасна. Но это неисправимо. А погребение…. Мы никогда в разговорах не касались этой темы. Я не получал материнского наказа на тему: предать её тело земле там-то и так-то. Быть может, в случившемся есть высокий смысл: Природа забрала свою любимицу. И теперь чувства к маме должны будут ассоциироваться с обожанием всей планеты Земля. Если это так, то теряют смысл мои поиски – раскопать, чтобы закопать в другом месте? И другое…. Не скоропалительно ли ополчился на Стихию, родную дочку матушки Земли. Погромыхивало, потряхивало…. да и ладно. Бывает, люди гибнут. Но человек для того и рождается, чтобы умереть, чтобы освободить жизненное пространство новому поколению. Таков естественный ход вещей.
Сомнения закрадываются в душу, лишают покоя. Но не поздно ли? Процессу дан ход, есть уже результаты. Ведь Любовь Александровна не такой человек, кто откладывает дела в долгий ящик….
Мозговой штурм людей на проблемы, создаваемые стихиями, оказался на редкость удачной мыслью. Дело даже не в том, что все носители оптимизаторов разом напрягли серое вещество под черепной коробкой над единой темой, накидали кучу идей – разбирайтесь, госпожа Гладышева, где зёрна, а где плевела. Билли удалось наладить работу так, что в теме с первой же минуты мозговой атаки не осталось дилетантов. Все были просвещены, что твёрдую поверхность формируют шесть не стыкующихся скорлупок гигантских плато. Их подвижки провоцирует кинетическая энергия вращения Земли вокруг собственной оси. «Доспехи» раскалённого до плазменного состояния ядра планеты, наползают друг на друга, вздымают и топят края – происходят землетрясения. Края скорлупок опоясаны цепями вулканов – подвижки предваряются и сопровождаются извержениями. Как остановить движение земных плато? Какими цепями сковать неспокойные скорлупки? Остановить вращение Земли не возможно, да и разумно ли?
Плевел по теме не было. Было размышление, обсуждение, предложения и их критика. Билли удалось умственные потуги каждого индивидуума объединить в один мыслительный процесс. И он шёл беспрерывно, денно и нощно, в масштабах всей Земли. Люди искали способ, как умиротворить Стихию. И ведь нашли!
Кому теперь отдать приоритет открытия? Могу я претендовать с чистой совестью – ведь моё предложение, провести мозговую атаку человечества на проблему. Билли своими оптимизаторами сумел объединить и направить мыслительные усилия каждого – и в результате явилось решение. Но был кто-то ещё, один неизвестный среди миллиардов земного населения, кто подал такую идею – направить мысленную энергию людей на укрощение кинетической энергии Земли. Оппонентов через край. Однако, голос робкий, но настойчивый - почему не попробовать? Действительно, что мы теряем, если разом все вместе потребуем от Стихии: а ну-ка уймись?
Ещё ковырялся в останках лавины у подножия Белухи, когда Билли просветил меня по поводу эксперимента и спросил:
- Ты с нами?
- Всех так уговариваешь или для меня исключение?
- Ты - Создатель.
Выбрался из ущелья, под прозрачные лучи сентябрьского солнышка:
- Командуй, на чём сосредоточиться?
- Расслабься. Сейчас на несколько мгновений отключу твоё сознание, чтобы ничто постороннее не отвлекало. Чтобы вся воля людей в едином порыве….
Прилёг на жухлую траву - красный флаг в твои руки.
На какой-то миг отключился. Будто в сон провалился – глубоким и гулким ущельем пронёсся к центру Земли и обратно, на залитую солнечным светом поляну.
- Что было, Билли?
- Жив и не потрескался?
- Получилось?
- А то.
- Я ничего не чувствую.
- Зато я чувствую. Все сейсмические датчики Земли регистрируют резкий спад активности земной коры.
- Мы спаяли стыки разломов?
- Нет, мы сняли накопившееся напряжение от вращения.
- Надолго?
- Я думаю…. Впрочем, будем поглядеть.
- И всё-таки…. С любой поправкой.
- Ну, скажем, год.
- Раз в год грохаться в обморок, чтобы двенадцать месяцев Землю не трясло, не посыпало пеплом, не обжигало лавой? Я согласный.
Поднялся на ноги и ощутил лёгкое головокружение.
- Билли?
- Всё в порядке, Создатель. Ощущение переутомления, не более того. Полежи часок-другой – само пройдёт. Или ты опять лавину ковырять?
Прилёг на бочок, ноги скрестил.
- Знаешь, больше не полезу в пропасть – хватит.
- Что-то новенькое. Возвращаемся в мир людей? В семью, к жене?
- Нет. В другую сторону.
- Это как?
- На заповедный остров к прозрачным людям. Ты рад?
- Не сказано как. У них есть чему поучиться.
- За тем и иду.
Отдохнув пару часиков, как советовал Билли, подобрал в валежнике на гребне склона сухую палку в посох и направил стопы на закат солнца. Билли тут же с замечанием:
- Это не самый близкий путь.
Я с энтузиазмом:
- Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, мне некого больше любить….
Эх, гитару бы мне. Когда это было? В какой из прожитых жизней?
- Билли, я, наверное, совсем седой?
- Создатель, ты сейчас вылитый отшельник – борода клочьями, колтун в волосах. К прозрачным идёшь – надо имидж поменять. Усы - прочь, бороду – долой….
- Эй-эй-эй! Волосы не трожь.
- Не беспокойся – уложу, завью – будешь, как Луи французский, король Солнце.
- По мне лучше – а ля битлз.
- Помнится, там не было седовласых.
- Гитару бы мне….
Так, в пустых диалогах ни о чём начался мой третий хадж - теперь через моря и континенты. Цель – уютный островок в тропических широтах Тихого океана. Остров был куплен для прозрачных людей из сельвы Колумбии. Я сдержал слово.
Как они туда перебрались, осталось для меня загадкой. От охраны эти люди отказались. Впрочем, в правоте своей они были убедительны – излишний ажиотаж вызовет нездоровый интерес. А так…. Остров лежал в стороне от торговых путей и круизно-туристеческих маршрутов. Был продуктом коралловой деятельности, имел лагуну, песчаный пляж и тропическую растительность. В газетах прошёл шепоток о его покупке, но прозвучал не больше, как причуда сумасбродного богача. Ну и ладушки….
Пойдем, посмотрим, как там обжились прозрачные люди. Каков результат нашего сногсшибательного эксперимента. А вдруг получилось?
И я пошёл….
Земля лежала передо мной. Земля без государств и границ.
Узнаваемых машин практически не осталось – ни на земле, ни в воздухе. Руин брошенного уже не было. Люди жили в городах, в сельских домах, многие просто под открытым небом. Повсеместно природа правила бал. Газоны потеснили городской асфальт, кустарники выстроились в заборчики, деревья – в аллеи, животные бродили по улицам, не стесняя людей – рай настал на земле.
- Билли, тебе не кажется, народ стал пассивным?
- Люди избавились от суеты, живут разумом. У них есть всё, и они правят Природой. Отсюда умиротворенность.
- Правят, не угнетая, верно?
- Всё верно, Создатель. И это благодаря тебе.
- К чему твоя лесть?
- Я – исполнитель, ты – задумщик, вокруг – результат.
- Пусть будет…. Чем Любовь наша Александровна занимается – укротительница вулканов?
- Циклоны строит с антициклонами.
- Переведи.
- Ты же приказал – стихии под каблук. Вот мы и стараемся. В Тибете создан мировой Центр Управления Погодой – теперь оттуда все дожди и суховеи.
- Надо же! Энергией мысли? А почему меня в отключку не бросаешь?
- Справляемся, Создатель. А населению понравилось – погода на заказ.
- И в Сахаре будут яблони цвести?
- Утверждают домоседы и мечтатели.
- Что мешает?
- А для чего?
- Песнь голодного желудка.
- Вот именно.
Значит, у Любаши всё в порядке – она при деле. А что Настенька?
- Билли, свяжи меня с дочерью – хочу пообщаться.
- Связать, конечно, можно, но не вовремя это будет – у девочки свидание.
Вот как! Моя дочь выросла – у неё свидание с молодым человеком. Готовься дедом стать, Алексей Владимирович. Настроение моё…. Сказать, взбодрилось – ничего не сказать….
- Билли, в футбол люди играют?
- Ещё как! Нет стимула? А красота игры? Зайдём, глянем?
- Да как-то вроде бы…. Не считаю себя праздношатающимся.
- Если торопишься, подгоню транспорт, управлять научу.
- Дойду, пешочком мне привычнее. Кстати, о транспорте. Билли, думаешь, как океаны пересекать будем?
- Вплавь, конечно. А как?
- По морю аки посуху – знакомо выражение? Вот, согласно ему.
- Чёрт! Создатель, ты как отчебучишь.
- Не богохульствуй.
- Прости, уж больно тема интересная….
К Атлантике вышел на западной окраине Африки. Солнце палило окрестности, океан дышал могучей грудью, вздымая волны. Чайки сходили с ума, радуясь празднику жизни, и успешно соперничали с зобатыми бакланами в ловле рыбы без удочки. Грех было не искупаться. И я искупался. Потом лежал на линии прибоя и грустил о пережитом….
Когда-то это уже было, в другой жизни, на противоположной окраине континента. Рядом лежала Даша, и у неё под сердцем сформировал нервную систему наш сын. Так и не родившийся…. Э-эх!
Встал, шагнул к кромке воды.
- Ну, неси меня, Билли, по волнам и морям.
- Может, лучше по воздуху?
- Тихо слышишь?
- Такой тон, Создатель, такой тон…. Стоит мне обидеться….
- Ну и обижайся.
Шагнул в воду. Нет на воду, и мысленно крикнул ей: «Держать!». Она держала, она не впустила в себя мою ступню. Прогнулась ватным одеялом, но держала мой вес на своей ладони. Сделал второй шаг, пошёл. Вода держала, прогибаясь. Нет, так не годится! Стань стеклом, ровным, как стекло. И, волны, уймитесь!
Будто стеклянный пятачок упал на океан. Небольшой – метра два в диаметре, вокруг меня. Он двигался вместе со мной. Нет, я шёл вперёд, а он всегда был подо мной. Потом подумал, что твёрдая поверхность не есть вери гут для босых ног, и попросил её быть помягче. Всё тут же исполнилось. Ступни принял мягкий ворс ковра.
- Ну, как?
- Нет слов, Создатель. Скоро я тебе без надобности буду.
- Да уж и сейчас…, - я взялся за браслет оптимизатора.
- Ну-ну, рискни, попробуй….
Хитрая бестия, разыграл фарс – представил меня Христом, а я грешный поверил, уши распустил. Оглянулся. Берег маячил верхушками пальм у горизонта. Без оптимизатора мне не то, что добежать и не доплыть даже.
- Ладно, - говорю, - оставайся: болтать с кем-то надо.
Как Вам передать ощущения хаджа через океан? Чувство новизны восхищало первых несколько дней, а потом прошло. Остались птицы за спиной. Дельфины, акулы, летучие рыбы. Кажется, киты – не их ли фонтанчики вскипали у кромки горизонта?
И всё – не с кем словом перемолвиться. Впрочем, на суше тоже. Нет, на земле пейзажи разнообразнее, живности побольше. И люди встречаются. Здесь – ни-ко-го. Даже эха нет. Впрочем, однажды было. Туман встал впереди стеной. Думаю, дай попробую – давно уж голосовые связки не напрягал.
- Э-ге-ге-гей! – кричу.
И из тумана откликнулись:
- …где гей?
- Лёшка Гладышев идёт!
А марево дразнится:
- …идиот!
Днями шёл вперёд. На ночлег устраивал из своего пятачка удобное ложе, и оно тихо укачивало меня. Дело, думаю, не в комфорте. Виртуальный хитрец нёс меня, спящего, с волны на волну – вперёд, к намеченной цели. И не скажу, когда больше – ночью или днём – мой путь укорачивался.
Пересёк Американский континент.
Не в обиду Атлантическому - Тихий побогаче живностью. Альбатросы так далеко залетают от суши, что, кажется, пересекают океан на одном дыхании. Дельфинов больше, акулы наглее. А киты проплывали очень близко.
Билли провоцировал:
- Оседлаем?
- И какой же это хадж – от хвоста до головы?
- Упрямый ты. Как насчёт распятья? Только учти: боли не почувствуешь, хотя и удовольствия тоже мало….
Билли вёл точным курсом. Погода сопутствовала. А попробовала бы!
Путь когда-нибудь должен закончиться. И он закончился, когда я спал.
Проснулся с первыми лучами солнца. На выгоревшем до перламутрового отлива песке. Проснулся и сразу понял – прибыл. Прибыл к конечной цели своего полуторагодичного путешествия. Здесь обитают прозрачные люди. Я купил этот остров для них. Они согласились перебраться из колумбийской сельвы, поблагодарили и пропали на многие годы. Связи никакой – даже Билли бессилен помочь. А мне недосуг поинтересоваться, как живёт удивительный народ. Стал ли успешным наш эксперимент? Появились на свет люди одной со мной крови – мои прямые потомки? Мои дети, такие же, как Настенька.
Нет, с Настюшей их нельзя сравнить. Она – плод нашей любви с Дашей, а эти ребятишки, если они народились, результат эксперимента.
Повертел головой, оглядывая окрестности.
- Билли, где население?
- Пойдём искать.
Остров невелик, и неплохо обустроен Природой – в меру песка, в меру растительности, тропически пышной, но вполне проходимой. Фауна исключительно пернатая. Хотя нет, на песчаном бреге грелись огромные черепахи. Поискать – может, и млекопитающие в зарослях обитают. Но мне нужны прозрачные люди.
Никого не обнаружив, пересёк остров и пошёл берегом голубой лагуны. Под ногами песок, справа топазовое зеркало воды, слева тропические заросли. Где ж народ? Не узнают? Перепугались?
- Билли?
- Они здесь.
- Отчего ж так холодно встречают? Где цветы, объятия, шампанское?
- Прости, Пришелец, я был на том краю лагуны. Когда сообщили, поспешил….
- Президент?
- Если угодно.
- Ну, тогда, Алексей – если угодно.
Протянул ладонь для рукопожатия. Жест мой был понят. Я ощутил чью-то прохладную пятерню – её пальцы сжали мои.
- С прибытием.
- Рад, очень рад встрече. Где ваш народ?
- Все, кто остался, здесь, вокруг вас.
- А-а…?
- Наш эксперимент? Удался. У вас растёт дочь.
Одна дочь? Столько трудов и только один ребёнок? Что-то пошло не так?
- Расскажите.
- Присядем.
Только теперь я заметил, что тон вожака прозрачных людей весьма далёк от мажорного. Совсем и не рад он моему визиту. А почему? Всё сделал, как он хотел, остров подарил. Что ещё?
Мы присели. То есть я присел на песок, по-турецки скрестив ноги, облокотился на колени, подпёр ладонями скулы - готов слушать. А мой собеседник? Не знаю. Я его не видел. Наверное, тоже пристроился где-то рядом.
- Что случилось?
- Мы затеяли смертельно опасный эксперимент. Все наши женщины зачали от вас, и все, кроме одной, погибли.
- Боже! Что случилось?
- Во всех случаях, кроме одного, эмбрионы имели стопроцентную вашу наследственность и погубили своих матерей.
- Несовместимость крови?
- Банальнее – они стали жертвами хищников. Плод, не имеющий наших защитных способностей, подставлял мать под клыки, когти, жала….
Президент не просто рассказывал, он рисовал в моём сознании ужасные картины гибели моих не родившихся детей и их матерей. Кошмар, приводящий в исступление. Господи-и!
- Билли!
- Понял, Создатель.
Я упал в обморок.
Сколько он длился. Час? День? Может, год?
Очнулся и попытался вспомнить последние мгновения перед отключкой. Всё вспомнил. Все картины ужасных смертей прозрачных женщин. Только теперь это было не так ясно и остро. Будто под слоем пережитого.
- Билли, я один?
- Со мной, Создатель.
- От тебя куда денешься? Где хозяева острова?
- Ты - хозяин острова.
- Не словоблудь: я – владелец.
- Разошлись, когда ты потерял сознание. Поищем?
- Билли, скажи, что мне делать.
- Жить, а не то, о чём ты сейчас подумал. Эксперимент трагичный, но он удался. У тебя растёт дочь с наследственными признаками прозрачных людей.
- Одна из нескольких десятков. Захочет ли она со мной общаться?
- Думаю, да.
Несколько дней прожил на острове в полном одиночестве. В смысле, без общения. Прозрачные люди были где-то здесь, возможно ходили за мной по пятам и плевали в мою непрозрачную спину, проклиная. Уже подумывал, убраться, не терзать их души присутствием. Уже решился. Уже посох подобрал….
Ветка качнулась куста, потом другая. Птичка? Нет, не видно. Кто-то из прозрачных? Президент?
Голос возник в сознании звонкий, радостный, задорный:
- Вот ты какой, папашка…. Хи-хи-хи….
Меня легонько щёлкнули по носу. И в ту же секунду вздрогнула ветка, а за кустом мелькнул обнажённый силуэт, убегая.
Я уже мысленно рванул в след, но чья-то прохладная рука легла на моё плечо.
- Это наша дочь, Пришелец. Я назвала её Дианой. У нас нет имён, но она твоя дочь, дитя непрозрачного человека. Ты собрался уходить?
- Я принёс горе вашему народу.
- Мы были обречены, но теперь у нас появился шанс – Диана.
- Меня ненавидят.
- Как засохшие ветки лучи солнца.
- Ты счастлива?
- Я благодарна. Я люблю тебя. Я правильно выражаю свои чувства?
Господи, как давно у меня не было женщины. Когда, в какой жизни?
- Мы одни? Отошли куда-нибудь Диану.
- Ты не хочешь её увидеть? Она очень похожа на тебя. И умеет отражать свет. А мы только учимся. Решили вернуть себе прошлое. Смотри.
Рука, покоившаяся на моём плече, вдруг обрела очертания и цвет. Красивая изящная ручка с нежным янтарным загаром.
- Это пока всё, что могу.
Рука растворилась в воздухе, но осталась на моём плече.
- Грудь покажи, - кажется, во мне заговорила похоть.
Тут же в сознании задорное – хи-хи-хи!
- Сколько Диане? Кажется, семнадцать? И она ходит нагишом?
- Я понимаю твои чувства. Попрошу дочь не тревожить тебя до темноты. Ты согласен?
- А ты останешься?
- Я хочу любить тебя.
Прохладная нежная упругая кожа под ладонью. Губы податливые, но неравнодушные.
- Ты единственная женщина на острове?
- Мужчине вашего народа надо ревновать, чтобы распалиться?
Но я уже распалился. А когда излил страсть, схватил свою невидимую партнёршу на руки и помчался в лагуну. В воде она тоже прозрачна, но плескалась и брызгалась вполне ощутимо….
Лежали на песке в линии прибоя. Она гладила мои подсыхающие кудри, лицо.
- Время перекрасило твои волосы. Морщинки появились под глазами….
- Давай выберем тебе имя: не могу же звать – эй, ты….
- Если хочешь….
- А ты? «Диана» откуда?
- Тебе хотела угодить – назвала в честь вашей богини Природы
- Я буду величать тебя «Электра» - лучезарная у греков.
- А я - прозрачная…!
Её веселье заполняет мою душу.
- Янтарная, - возражаю и нахожу её губы….
Тонкая жилка бьётся на изящной шее. На грудях и животе солёные капельки воды. Я ласкаю упругие бёдра.
- Сейчас Диана придёт, - не без иронии сообщила её мать.
Диана шла по песчаному берегу лагуны в нашу сторону. За её спиной бросало на землю последние лучи заходящее светило. По зеркальной глади лагуны пробежала золотистая дорожка, которая искрилась и дрожала, истончаясь. Но не эта красота прельщала. Диана…. Девушка была само совершенство. Безупречны линии тела, грациозна походка, бронзовый загар обнажённого тела….
- Билли!
- Всё под контролем, Создатель.
- Не правда, она великолепна? – сказала Электра. – Она легко становится прозрачной и так же хорошо умеет отражать свет.
Солнце нырнуло в океан. Небеса, пропитанные жаром, ещё подсвечивали окрестности, создавая сумерки.
Диана остановилась в нескольких шагах. Закат начертал её фигуру на фоне неба и укрыл глаза.
- Твоя дочь, любимый, - представила Электра.
- Вот ты какая!
Вдруг почувствовал, что-то мощное и властное ворвалось в душу, схватило её за шкварник – ассоциация с мокрым котёнком в руке человека – и чмок, чмок в мордашку. Не котёнка – душу мою грешную. Начало, скажем, ошеломляющее.
- Пообщаемся?
- Мама рассказывала – ты красивый и очень сильный.
- Как ты понимаешь красоту человеческую?
- Без изъянов тело и добрая душа.
- Посиди со мной, - хлопнул ладонью по бедру, приглашая. По своему бедру.
Диана присела, обвила меня за шею, приникла щекой к ключице.
- Очень жаль, что мне не довелось видеть тебя младенцем, качать на руках, шептать сказки и петь песенки.
- Шепчи и пой.
Обнял её за плечи, начал тихонько раскачивать.
- Пой-пой, - требовала Диана.
Спел бы, спел колыбельную…. А ещё лучше под гитару. Но мы общались мысленно, и гитары у меня не было. Поднял из глубин памяти образ крошечной Настеньки, засыпающей у меня на руках.
- Это твоя дочь? У меня есть сестра? Я хочу её видеть. Здесь у меня совсем нет подруг.
А я подумал – и жениха.
- И женихов, - откликнулась Диана. – Ты позволишь – я посмотрю на ваш мир в твоей памяти?
- Билли?
- Она может сделать это и без твоего согласия.
- С кем ты там шепчешься?
- Это второе я – мой друг и советник.
Некоторое время мы сидели не общаясь. Электра вообще не вмешивалась в наш диалог. Я покачивал дочь на своём бедре и поглаживал её прохладное плечо, не мешая ей углубляться в мою память. Есть что вспомнить….
- Ты прожил интересную жизнь.
- Как, уже прожил?
- Я хотела сказать – столько событий. А мне и вспомнить нечего.
- Ничего, доченька, я уговорю вашего начальника вернуться в мир людей.
- А если он не согласится?
- Тогда мы уйдём втроём – ты, я и мама.
- Было б здорово!
Долго-долго мы сидели по-семейному – то общаясь, то прислушиваясь к внутренним ощущениям, то бездумно любуясь звёздным небом и его отражением в лагуне.
Ночь переломилась. На востоке чуть посветлел небосвод – а мы всё не могли наговориться, наслушаться, налюбоваться.
- Не хочешь поговорить голосом – с помощью гортанных связок.
- Как это? Я не пробовала.
- Я научу.
- Ловко, - это Билли вставил реплику.
А я расстегнул оптимизатор и защёлкнул его на запястье Дианы.
- Что это?
- Оптимизатор - прибор, позволяющий нам в некотором роде уподобляться вам.
- Он научит меня пользоваться голосовыми связками?
- А ты уже говоришь ими, а также при помощи губ и языка.
- Хи-хи! Как интересно!
Голосок у Дианы был чистый, свежий, серебристый.
- Это не опасно? – забеспокоилась Электра.
Но мы, увлечённые и околдованные звуковыми гаммами, не обратили внимания на её телепатическую обеспокоенность. Я начал обучать дочь песенкам, радуясь, что и без оптимизатора вполне контролирую свои чувства и инстинкты.
Солнце, вынырнувшее из воды у горизонта, возвестило о начале нового дня.
Электра отправилась на поиски своего главного (президента? вожака?), с которым должен состояться нелёгкий разговор. А Диана затащила меня в лагуну купаться. Мы плавали, оглашая округу воплями. Кто слышал, вряд ли догадался, что мы пели песни далёкой России.
В центре лагуны нас атаковала акула.
Нет, дело было так. Думаю, не в поисках жемчуга, а всё-таки добычи, забралась она в лагуну. Но агрессивности поначалу не проявила. Диана первая её заметила и тут же растворилась в воде.
- Папка, берегись! – мысль её словно бичом обожгло подчерепное пространство.
Тут и я увидел белобрюхого хищника.
- Глупышка! Нашла, кого бояться. А вот я сейчас на ней покатаюсь, покажу тебе цирковой номер.
Будто семнадцатилетний кавалер на глазах столь же великовозрастной дамы устремился к опасному чудовищу, забыв, что без оптимизатора я для него всего лишь самодвижущийся кусок мяса. Схватил за плавник, попытался вскарабкаться на спину. Ну и реакция предсказуема – только предсказалка моя в ту минуту была напрочь отключена. Думаю, от радости встречи с дочерью так поглупел. И отсутствие оптимизатора сказалось.
Акула сбросила меня, как на родео бычок неловкого ковбоя, и цапнула за плечо. Хрустнула ключица под мощными челюстями. Брызнула кровь…. Нет, кровь не могла брызнуть в воде. Она показалась из глубоких ран и стала окрашивать воду. Забеспокоилась акула. Вкус крови проникал ей под жабры и приводил в неистовство. Парализованный болевым шоком, пуская пузыри, я медленно опускался на дно лагуны. При этом сознание было при мне и ясно печатлело, как хищница наворачивает круги. Она будто оценивала обстановку и готовила плацдарм для решительной атаки.
Вильнула над головой хвостом и подалась прочь.
В тот момент, когда я коснулся песчаного дна лагуны, её зубастая морда показалась в толще воды. На предельной скорости неслась ко мне, раскрыв пасть. Промахнуться было трудно. И она не промахнулась. Она натолкнулась на невидимое препятствие, а потом воду вспенил электрический разряд. Или мне показалось? Не мудрено – на краю жизни и смерти и не такое привидится. Но током меня тоже шваркнуло, и я, наконец, отключился….
Впрочем, в сторону домыслы. Билли мне потом всё доподлинно поведал. Это он надоумил растерявшуюся Диану, как спасти отца-подлеца. То есть меня. Ну, а электрошокером сработал оптимизатор.
Билли и силёнок девочке подкинул – она вытащила меня на берег без посторонней помощи. Надела на моё запястье оптимизатор. Кровотечение сразу остановилось. Кашель выбил из лёгких воду. Часть её просто расщепилась внутри организма до газообразного состояния. Сознание вернулось.
- Как ты? – склонилась надо мною Диана.
- Кусаться хочется.
- Я так испугалась.
- Молодец. Как ты ей…. А мне каюк грезился.
Диана ухом прильнула к моей груди….
Стоит ли утомлять нашим семейным сюсюканьем? Всё обошлось, и, слава Богу.
Билли трудился в поте виртуального лица над моим пострадавшим организмом. Но и он не волшебник – восстановить меня полностью и в одночасье мановением волшебной палочки не мог. Короче, когда прозрачные, оповещённые Электрой и ведомые президентом, собрались на песчаном берегу лагуны, вид мой был близок к жалкому….
Я приветствовал их сидя, прислонившись к пальме и под её сенью. Я думаю, они стояли (может, присели?) полукольцом вокруг меня. Где-то среди них была Электра. Диана, из уважения к сородичам, пропустила сквозь тело солнечные лучи, но не покидала меня – я чувствовал её прохладные руки на своей груди.
- Ты звал нас, пришелец Алексей? - начал телепатическое общение Президент.
Начало, прямо скажем, не панибратское, скорее официальное, чем дружественное.
- Я хотел поговорить о судьбе моей дочери Дианы, да и вашей тоже.
- Тебе ничего не надо говорить – твои помыслы и задумки мне ясны. Поэтому без прелюдий я отвечу – нет.
- Почему?
- Надев серебряный браслет, ты возомнил себя равным Богу, а мы простые люди – желания и цели наши просты и никого на Земле не касаются.
- Не собираюсь ни с кем равняться: зебре полосы, крокодилу зубы…. А моей дочери нужны люди для общения, дружбы, любви и продолжения рода. Нормальные люди….
- Ты мог бы ещё раз помочь нам…. Привези сюда здорового телом юношу вашего народа.
- Ты говоришь о святых для нас отношениях, как о физиологических актах. Моя дочь не будет участвовать в подобных экспериментах хотя бы потому, что она моя дочь.
- Девочка (Президент создал в моём сознании облик Дианы – её обнажённое тело переливалось всеми цветами радуги, видимо, от волнения) не покинет остров одна. Если ты будешь настаивать, мы покинем его всем народом, и ты никогда больше не увидишь нас и свою дочь.
Руки Дианы покинули мою грудь.
Чёрт! Они общаются меж собой, а мне доступно лишь то, что обращено ко мне.
- Билли?
- Ты, Создатель, конечно прав, но пока бессилен перед ними.
- Что значит пока?
- Я отсканировал Диану. Девочка – само совершенство. Её способности практически безграничны и не досягаемы даже для прозрачных сородичей. Кое что мы сможем у неё перенять, но требуется время.
- Наше общение доступно прозрачным?
- Надеюсь, нет. Они рыскают в твоём сознании, ковыряются в памяти, пытаются подавить твою волю, а я им обрубаю щупальца, как вирусам виртуального пространства.
- Странно, ничего не чувствую. Но тон у тебя такой, будто мы уже враги.
- До войны два шага.
- Но ведь они пацифисты.
- Тема слишком принципиальна – на уступки не пойдут.
- Вернёмся в общество….
- Господин Президент, - обратился мысленно к лидеру прозрачных, - вам не приходило в голову, полюбопытствовать мнением Дианы.
- Девочка – дочь нашего народа, единственная надежда на будущее.
- Девочка – моя дочь и вольна сама выбрать свою судьбу. Мой отцовский долг помочь ей в этом.
- Не собирается ли пришелец Алексей воевать с нами? Не забыл ли он, что ничего не стоит без серебряного браслета на руке?
- Когда-то, помнится, миролюбие было вашей отличительной чертой.
- Я лишь к тому, чтобы ты не посягал на святое. Расстанемся на дружественной ноте.
- Я не против, хотя…. В нашем обществе многое изменилось за время вашего добровольного заточения на этом острове. Не желаете взглянуть? Быть может, увидев нового человека Земли, вы перемените своё мнение.
- Один из представителей перед нами.
- И как он вам?
- Настырно лезет в дела, которые его не касаются.
- Но Диана моя дочь, и я желаю ей человеческого счастья. Она должна вернуться со мной к людям, подружиться со сверстниками, выбрать и полюбить единственного мужчину, от которого захочет иметь ребёнка. Ваш род продолжится.
- Здесь она под защитой.
- Последуйте за ней и защищайте на Большой земле, раз роль тени отца Гамлета вам более по душе. Но на вашем месте следовало бы заняться личными проблемами – постараться вернуть репродуктивные способности.
- Наши проблемы оставь нам, и девочку в покое. Если это для тебя приемлемо, можешь изредка появляться, общаться с дочерью, в противном случае потеряешь её навсегда….
И вот такие переговоры, более похожие на препирательства с угрозами, длились, длились…. Надоели. Пора переходить к действиям. Инициатива за мной. Мне было указано на дверь, мне было отказано в правах на дочь. Ну, что ж….
- Билли, каковы наши шансы?
- Они знают все твои слабые стороны. В их понимании – ты не соперник. Однажды им надоест слушать твои бредни, и они сорвут с тебя оптимизатор. Этим всё и закончится.
- Таков их план боевых действий? Мы что можем предпринять?
- Прежде всего – научиться их видеть.
- Ты их видишь?
- Только твоими глазами.
- В моих предках летучие мышки не числились?
- Корни общие – покопаемся в генной памяти - может, чего нароем. Нужно время.
Чтобы его выиграть, пустился на военную хитрость.
- Я уйду, - сказал вождю прозрачных, - как только заживёт плечо.
Прозвучало, как отступление. Я уйду, как только заживёт плечо. Вот оно заживёт, и я уйду. Один уйду или всё-таки с Дианой – понимай, как хочешь. Прозрачные люди решили, что один, и оставили меня в покое.
Ключица срослась дня за три. Раны от акульих зубов затянулись без рубцов на коже. Врачуя, Билли параллельно решал две задачи. Ковырялся в моих хромосомах, отыскивая локационные способности к ультразвуку или нечто подобное. И, осознавая исключительность момента, подключил к решению проблемы меня постигшей всё человечество Земли.
Люба вышла на связь.
- Ты как?
- Бывало хуже.
- Эти существа агрессивны, опасны?
- Как раз наоборот, но чертовски упрямы.
- Тебя в обиду не дадим однозначно, но как бы девочку не погубить….
Настюша вторглась в сознание.
- Папка, родненький, беги без оглядки: я не могу тебя потерять – мне этого не пережить.
- Я не могу бросить здесь твою маленькую сестрёнку.
- У меня есть сестра? Очень маленькая? Ну, ты даёшь…!
Прозрачные были пацифистами - они поверили в мой уход – и оставили в покое. Не препятствовали общению со мной Дианы и её матери.
Всякий раз, забравшись на мои колени и прильнув ухом к груди или щеке, юная дева углублялась в мою память, как интересное кино. А я провоцировал:
- Ты хочешь увидеть всё это наяву? Обняться и болтать с сестрой? Посмотреть большие города, самодвижущиеся аппараты? Летать на лыжах со снежной кручи? Играть в мяч со сверстниками? Покорять сердца юношей, выбрать одного единственного, влюбиться и воспарить с ним к небесам?
- Я и сейчас могу летать, - сказала Диана и тут же, выскользнув из моих рук, поднялась над кустами, парила в воздухе несколько минут без видимых усилий. Потом мягко опустилась ко мне на колени.
А я рот разинул от удивления:
- Как это?
- Не знаю, - беспечно тряхнула кудрями Диана….
Спрятавшись от дочери в тропических зарослях, мы предавались с Электрой любовным утехам.
- Ты не боишься забеременеть, - спрашивал её.
- Я этого хочу.
- А вдруг на этот раз эмбрион получится с моими наследственными признаками и станет причиной твоей гибели?
- Ты же не дашь хищникам растерзать меня.
- Ваши мужчины не спасли остальных женщин.
- Наши мужчины утратили основные мужские качества – зачинать и защищать. Они слишком миролюбивы и не умеют проливать кровь. Ты не такой. Ты можешь убить за любимого человека.
- Да, могу….
Наедине советовался с Билли.
- Эти прозрачные очень упрямый народ. Как думаешь, не дойдёт конфликт до кровопролития?
- Думаю, дойдёт.
- Не хотелось бы. Но представь, удеру я с женщинами с острова – они явятся в наш мир, и не факт, что с добрыми намерениями. И что, всю оставшуюся жизнь моя дочь должна прятаться от своих упрямых сородичей?
- Нет ответа на твой вопрос. Давай решать проблемы по мере их возникновения….
Проблемы не заставили себя ждать. Явился президент и потребовал:
- Ты должен оставить нас.
- Я уйду вместе с дочерью и её матерью.
- Ты сказал, что один.
- Этого я не говорил. Сказал, что уйду, когда смогу - и, наверное, сегодня мы покинем остров.
- Мне очень жаль, что ты выбрал этот путь….
Президент умолк, и наступило продолжительное гнетущее молчание.
- Билли?
- Они идут снимать с тебя оптимизатор. Ну-ка….
Опа-на! Будто щёлкнул выключатель и в сознании моём, как на экране монитора возникли очертания острова. На его теле засветились яркие точки. Движущиеся точки. Сколько их? Я насчитал семь. Президент восьмой. Всего-то. Остатки удивительного народа. Последние из могикан. То-то они вцепились в мою дочь….
- Не делайте этого, - пытался вызвать на разговор президента.
Но он упорно молчал. Может, ушёл? Нет, одна светящаяся точка оставалась неподвижной. Это он. А где-то рядом я, только без подсветки.
- Вам же хуже будет, - глас в пустыни.
- Билли?
Ответил Любин голос.
- Мужайся, милый, вся Земля с тобой.
- Что я могу сделать против светящихся точек?
- Мы нашли решение проблемы – ты их увидишь. Сейчас…. Они очень хотели научиться отражать солнечные лучи, и мы сейчас им в этом поможем.
На берег лагуны, где мы томились ожиданием с президентом вышла вся шайка прозрачных. Теперь они были мерцающими. То лицо вдруг возникнет из ничего, то руки, то ноги, то вдруг всё тело в бронзовом загаре. Кажется, этот феномен их сильно не расстроил. Они отнесли это явление к реакции нервного возбуждения.
Взяли меня в кружок, и беспрецедентная битва миров началась.
Началась с банального мордобоя – я ожидал большого.
Да нет, никаких ударов по лицу, в корпус или ниже пояса. Просто восемь мужчин окружили одного и попытались снять с него единственное украшение – серебряный браслет. Но и этого я им не позволил – заюлил, запылил прибрежным песком, не давая сомкнуться кругу в центре. Хватал ближайшего за мерцающую руку и аккуратно укладывал на лопатки в стиле айкидо. Давно у меня не было ни тренировок, ни практики, но верный оптимизатор координировал отточенность движений – ни единой помарки. Я боялся одного - как бы ни покалечить кого ненароком.
В какой-то момент все мои противники оказались на лопатках. Я сел на поверженную бурей пальму.
- Может, хватит детством заниматься? Если вам больше нечего предложить, предлагаю вернуться к переговорам.
У них было, что предложить.
У меня вдруг запершило в горле. Да, так сильно…. Так сильно….
Я схватил себя за глотку обеими ладонями и принялся душить. Сам себя. Это была телепатическая атака. О, господи, чуть не проморгал! Билли пришёл на помощь – враг был вытеснен из моего сознания, а туда проникла злость. Вот как! Берегитесь!
- Осторожнее!
Это Билли. Не меня он хотел уберечь, а прозрачных от моего гнева.
В моих руках, теле, сознании была сконцентрировано вся умственная мощь людей Земли. Да нет, конечно, не вся – но достаточная для ответных действий. Я сделал жест рукой, послал мысленный приказ, и президента прозрачных вдруг подкинуло вверх метров на семь, покрутило в двух плоскостях, а потом бросило вниз, в воду лагуны. Взмахнул рукой над головой, и моих противников разбросало в стороны – кого на пальмы, кого в кусты. Кому-то повезло больше, и они плюхнулись в лагуну, к своему барахтающемуся президенту.
Уселся на поверженную пальму и послал президенту и иже с ним компании мысленное предложение – как на счёт трубки мира?
Не очень скоро, но всё-таки они собрались вокруг меня. Присели, мерцая телами, конечностями…. Меня интересовали лица. Для беседы.
- Удивляетесь? Со мной была мощь людей Земли. Мы научились это делать. Ваши телепатические и прочие способности выглядят жалкими – чему вы можете научить мою дочь? Уже сейчас она далеко превосходит вас всех своими способностями. Предлагаю: отпустите Диану из островного заточения и сами следуйте за нами. На большой земле среди непрозрачных людей каждый найдёт себе занятие по душе и - уверен – решение своих проблем. Бродить стадом по джунглям, ковыряясь в своих внутренностях – дичайший архаизм, поверьте.
- Вот ты, - произнёс мысленно, а пальцем ткнул в президента, - умеешь подчинять своей воле психику других. А объединить их можешь? Чтобы все разом, в едином порыве…. Нет? Смотри….
Я простёр ладонь в направлении лагуны и помолился – Любочка, помоги.
В то же мгновение раскололись небеса, и на чашу лагуны упал торнадо. Нет, не страшный, всё ломающий смерч, а его ласковый брат - изящный вращающийся столб, который засасывал в воронку воду, поднимал её метров на тридцать и извергал фонтаном. На его брызгах вспыхнула радуга.
- Как здорово! – из кустов выскочила Диана, едва касаясь ступнями песка, устремилась к берегу. А потом прыгнула и легко взмыла к вершине фонтана.
- Люба?!
- Всё под контролем, - это уже Билли.
Диана невесомо парила на бутоне фонтана, ныряла в его струи, пытаясь поймать радугу – её звонкий смех далеко разносился над лагуной.
- Что вы можете дать моей дочери? - мой голос опустился до минора сдвинутых бровей. – Вы даже не в состоянии понять, как она освоила левитацию. Мы уходим завтра на рассвете. Вы можете следовать за нами или остаться здесь и до конца дней мерцать конечностями, пытаясь вернуть утраченные способности….
- Люба, - попросил, – порадуй ребёнка.
И моя жена, сидя перед экраном монитора Центра Управления Погодой за много тысяч вёрст от Кораллового острова, пальчиками на клавиатуре вспучивала воду лагуны американскими горками, прохладными гейзерами…. Белогривыми конями вспенились волны, понеслись по лагуне, как арене цирка – в карете моя ликующая дочь….
Мы с Любой.
- Ты видишь её? Не правда ли, прелестна.
- Я хочу её обнять.
- Уже скоро….
- Эх, Гладышев, Гладышев…. Ты лишил меня счастья материнства.
Ты свидетель, Господи, как она не права!
Ко мне на поверженную пальму подсела Электра. Она мерцала и даже светилась – ну, это, наверное, от радости.
Моя жена:
- Кто это? Твоя новая пассия? Ну, Гладышев, ты и фрукт….
Контакт с Любой пропал. Я подумал, сейчас вода рухнет вниз, и лагуна успокоится. Но водная феерия продолжалась до заката….
- Что скажите? – спросил я мерцающих мужчин задолго до него.
- Мы думаем.
- Жду ответ до рассвета.
Но задолго до восхода солнца мне пришлось покинуть остров. Одному. На летательном аппарате.
Я лежал на берегу лагуны в объятиях Электры. Билли вырвал меня из других объятий – Морфея.
- Очнись, Создатель – Любовь Александровна хочет говорить.
- Что, дорогая? – мой голос через моря и океаны, горы и степи, в далёкий Тибет.
- Лёш, у нас несчастье, - Люба всхлипнула. – С Костей беда.

- Как это произошло?
Мы сидим с Любой в её кабинете Центра Управления Погодой. Она не спешит с ответом, всматривается в моё лицо. Глаза строгие и грустные, по щекам бегут слёзы. Сколько лет мы не виделись? Много. Не сосчитать. Со дня похорон Даши. Эх, Гладышев, Гладышев – вечный скиталец. Такая женщина красу проплакала, тебя ожидаючи….
Нет - это я для красного словца загнул - Люба не утратила былой красоты, изящества фигуры, утончённости манер премьер-леди, только добавился некий скорбный налёт. И, быть может, это впечатление остановило мой порыв к нежным объятиям….
Мы встретились в компьютерном зале ЦУПа. Сотни глаз, забыв о мониторах, устремились на нас. Стихии Земли в эти минуты были предоставлены сами себе – их поводырям невтерпёж было узнать, как, спустя годы разлуки, встретятся Одиссей и Пенелопа.
Общественное любопытство сковывало, гвоздило к паркету, воли не давало чувствам….
- Здравствуй, Гладышев.
- Здравствуй, дорогая.
Люба шагнула ко мне, ткнулась носиком в плечо. Осторожно взял в ладони её плечи. Мы не целовались к огорчению присутствующих. Постояли с минутку, привыкая, а потом прошли в её кабинет.
- Как это произошло?
Она не спешит с ответом.
- Ты…. возмужал. Волосы седые…. Глаза…. Глаза твои в морщинах. Нагулялся?
- Погулял, но были причины – о них потом. Как с Костиком получилось?
- Авария на околоземной орбите. Космический мусор пробил корпус спускаемого аппарата. Он потерял управление и упал в океан.
- Место падения зафиксировано?
- Да, но аппарат не сканируется. По всей вероятности опустился не на дно океана, а угодил прямиком в глубоководную впадину.
- Там она есть?
- Там она есть, - как эхо ответила Люба.
- Что предпринимается?
- К месту падения следует поисково-спасательное судно.
- Сколько времени прошло?
- Вторые сутки как.
- Есть надежда?
- Разгерметизация аппарата произошла на орбите, и в кабину проник жуткий космический холод. Потом падение - аппарат превратился в раскалённую сковородку в плотных воздушных слоях. В довершение – океанская впадина, на дне которой давление в тысячу атмосфер. Ни одно живое существо не в состоянии пережить подобные кошмары. Если только оптимизатор….. Понимаешь, Лёша, оптимизатор Константина подаёт сигнал: «Я жив». Он говорит от имени человека: «Я жив».
- Хочешь сказать – это не возможно?
- Допускаю, что с экстремальными температурами оптимизатор справился и уберёг носителя. Но давление…. Это невозможно.
- Но сигналы идут?
- Сигналы идут: «Я жив».
- Это ж здорово! Есть смысл у хлопот. Сможем опуститься на дно впадины?
- Существующие батискафы способны выдержать две-три сотни атмосфер. Но десять…. Они схлопнутся, как спичечный коробок под колесом автомобиля, не достигнув середины пути. Но мы тут поднапрягли серое вещество, и, кажется, нашли решение. Смотри….
Люба зашелестела клавиатурой компьютера. На мониторе заплясали цветные эллипсы.
- Что это?
- Это спускаемый аппарат. Под алмазной оболочкой аппаратура – весь блок величиной с булавочную головку. Сферическое обозрение. Чудо техники. Как?
- Вдохновляет.
- Сейчас над ним трудятся ядерщики Дубны, электронщики Новосибирска, специалисты искусственной кристаллизации Нагасаки.
- Трудятся? А я думал, люди забыли само слово и жарят брюхи на солнце-бичах.
- Зря ты…. В мозговой атаке на проблему участвовали все без исключения.
- Я исключение. Впрочем, вру - пока летел, что-то подобное видел во сне да забыл.
Люба вместо ответа покивала головой.
- Когда будет готов?
- С недельку надо ждать. Кристаллизация оболочки самый трудоёмкий процесс – как только, так сразу….
- Ты полетишь на место падения?
- Мы полетим, - сказала Люба каким-то другим, ну, просто воркующим голоском. А взгляд…. Нежный, влекущий.
Я придвинулся.
- Лёш, не надо…. Не здесь…. Идём домой…. Господи, спаси от насильника.
Но насильников было двое. Жена быстрее сорвала с меня тряпье, чем я стянул с неё униформу….
- Как ты можешь? – застонала она, опрокидываясь на рабочий стол. – О Косте подумай.
Ни о чём уже не мог думать. Столько лет…. Столько лет….
Бытовые апартаменты хозяйки ЦУПа располагались на одном из верхних этажей.
Как вошёл – ахнул. Несколько комнат. В каждой стены – прозрачное стекло, за которым иная жизнь. Подводный мир, джунгли, степи, горные ландшафты….
- Что это?
- Обои, - смеётся жена.
Пальцем погрозил:
- Считаешь, одичал совсем? Это плоские экраны – компьютер записи крутит.
- Не совсем. Компьютер транслирует пейзажи с установленных датчиков. Действия на экранах в режиме on-line.
Это был вечер воспоминаний. А помнишь…? А помнишь…? Мы всё хорошо помнили. Нашу встречу в заснеженном Новосибирске, и первую брачную ночь в хате деда Мороза.
- Гладышев, тебе никогда не хотелось в бесконечных скитаниях вдруг прыгнуть в самолёт и примчаться ко мне? Не хотелось? Постарел. Растерял дух романтики. Чем же ты живёшь?
Я рассказал о проклятии генерала.
- Предрассудки, - покачала головой жена.
- А Никуши? А Дашина гибель? Мама?
- Не вижу мистики. Трагическая и субъективная реальность.
- Я был у Костика перед походом на Белуху.
- Был на Сахалине и не удосужился заглянуть? Хорош муженек!
- Я был у Костика, и вот теперь космический мусор….
- Не будем хоронить парня раньше времени. А меня, зачем пытаешься запугать?
- Хочу объяснить, почему обходил десятой дорогой.
- Теперь нашёл новую пассию, и списал в расход? - Люба потянула в спальню. – Приласкай напоследок….
Дыхание жены глубокое и ровное. Она спит на моём плече, обняв за другое. Трудно шевельнуться, не потревожив. Всё-таки удаётся дотянуться до оптимизатора.
- Билли.
- Что, хозяин, надо?
Не разделил настроения.
- Есть связь с оптимизатором Костика?
- Односторонняя. На запросы не отвечает. Шлёт в эфир, как маячок: «Я жив».
- Может такое быть, что от всего Кости осталась одна живая клетка, а оптимизатор….
- Всё может быть. Оптимизатор – прибор, он запрограммирован и не склонен к импровизации.
- Если оптимизатор функционирует, почему он не выходит на связь?
- Нет ответа на твой вопрос….
- Ищи.
Проснулся один в кровати. Не было Любы и в квартире.
Принял душ. Привёл в порядок свою растительность. В ванной на вешалке заботливая рука оставила для меня нижнее бельё. На спинке кресла висела униформа, в которой щеголяют сотрудники ЦУПа. Ну, что ж, быть по сему.
Решил отыскать Любочку на рабочем месте, следуя только позывам интуиции. Покатался на лифтах, поблукал бесконечными коридорами. Пару раз готов был завопить: «Где вы, люди, ау?». А когда находил, упрямо отмалчивался, отвечая кивком на приветствие. Наконец:
- Билли, помогай.
Люба сидела в рабочем кресле перед огромным экраном монитора, а за спиной…. нет вокруг! Мама дорогая! Стеклянные стены. И сам кабинет в центре огромного компьютерного зала – обзор полный. А мы тут вчера не сдержали своих чувств. Нет, не может быть. Я бы заметил. Конечно, стены были чем-то затемнены.
- Что опешил? Проходи, - это Люба, не оборачиваясь.
Я убрал её локон и поцеловал в шею. Люба быстро повернулась и догнала мои губы своими.
- Присаживайся.
Я сел, подпёр скулу ладонью и устремил на жену взгляд, исполненный бесконечной нежности и любви.
- Чем занята служба погоды?
- Догоняем прошлое.
- Путешествие во времени?
- Инвентаризация заатмосферного пространства.
- Причём тут прошлое?
- Эту работу следовало сделать много раньше. Тогда бы не было трагедии с Костей.
- Подметаем?
- Нет. Пока что ставим на учёт – потемну устроим звездопад.
- Как бы, не время фейерверков.
- Согласна, но народ просит – разве откажешь.
Инвентаризация космического мусора включала в себя такие операции: определение массы объекта (вплоть до микроскопической), координат орбиты, скорости движения. И заканчивалась расчётом траектории вхождения в плотные слои атмосферы для полного уничтожения до поверхности Земли.
- И это – ваша работа? – подивился я.
- Увы, запущенная, - Люба со вздохом. – Тебе не скучно?
- Нет, любуюсь.
- Вечером.
- Сейчас - тобой.
- Искуситель ты опытный – мне ли не знать….
Вечером жена выложила передо мной фрак-тройку, белоснежную рубашку и чёрную бабочку с огромным бриллиантом.
- Облачайся.
- Это к чему?
- Будет звёздный бал.
- Как бы, не ко времени.
- Но он будет, и это объективная реальность. Что же нам, вдвоём в трауре хандрить? Станем веселиться, и, уверена, с Костей будет всё в порядке. Ну, же, милый, не хмурься, порадуй свою верную жёнушку. На светских раутах ты всегда был об руку с Дашей. Мне оставались только мечты о счастье.
Я сдался.
Зрелище было поистине грандиозным. Ночное небо вызвездило. Облака чародеи погоды угнали за горизонт. Луна только-только нарождалась и не мешала любоваться космическим дождём. Его яркие струи вдруг возникали из темноты и тут же гасли над головой. То неслись по небосводу, оставляя светящийся след, и пропадали за горизонтом. Сгорали, конечно. А куда им деваться, раз так решил Человек.
Сотрудники собрались на плоской крыше ЦУПа, любоваться метеоритным дождём. Восторженными криками приветствовали новые фигуры звёздного калейдоскопа. Не разучился говорить народ. Это радовало.
Зазвучала музыка. Вальс? Что-то новенькое.
- «Звёздный вальс» - пояснила Люба. - Нравится?
Церемонно поклонился и подал жене руку, приглашая. Люба в корсетном платье 18-го века, а-ля Екатерина, изящно изогнулась в книксене. Мы закружились, и через минуту тесно стало от танцующих пар. А звёздный дождь падал…
Расчувствовался и хотел поцеловать жену. Отстраняясь, она изогнулась и почти висела на моей руке. Потянулся к ней и сбился с ритма.
- Гладышев, тебе только с йети танцевать, - смеётся Люба.
Мне не обидно, а жена улыбается, она счастлива.
Ночью, после близости, Люба рисовала пальчиком круги на моей груди.
- Гладышев, давай жить вместе. Скажи, после всех трудов, терпения, десятилетий ожидания разве я не заслужила простого человеческого счастья? Я хочу быть мужней женой. Я хочу ребёнка.
Не поздно ли? Но промолчал и выдал:
- Настенька даёт о себе знать?
Люба после вздоха:
- Раз в неделю выходит на связь – «Мама Люба я в порядке» - и всё. Увлеклась уфологией. Мотается по островам и континентам в поисках инопланетян. С тобой общается?
Я отмолчался. Нет, со мной она не контактирует. Или я с ней? Напророчила мама в день Настиного рождения, обозвав отцом-подлецом. Обязательно надо встретиться. Вот спасём Костю….
- У неё есть парень?
- Значит, не общаетесь. Горе ты моё, Гладышев. Одичал – как приручить? А парень у Настеньки есть. Француз кажется - Жаном зовут. Тоже на летающих тарелках помешан.
- Жан, стало быть. А ты теперь тёща?
Зарылся лицом в её роскошный бюст и притих, мечтая о встрече с дочерью.
Утром забузил:
- Не могу больше ждать – закажи транспорт к месту падения.
Люба, как верная жена:
- Я с тобой.
В тот же день вылетели на гидросамолёте в район поисков.
Поднялись в воздух, я:
- Пойду, познакомлюсь с экипажем.
Любочка смеётся:
- Никакого экипажа нет – самолётом управляет компьютер.
- Именно – не автопилот?
- Как хочешь, называй, но людей на борту, кроме нас с тобой, нет.
Как же я отстал в своих хаджах от современной цивилизации.
- Расскажи, дорогая, что представляет собой современное общество? Что движет людьми? Кто правит?
- Из двух прежних правителей остался один – любовь. Любовь к Земле, к природе, к ближнему и самому себе. Это роднящее всех людей чувство. И общий разум, соединённый виртуальной связью. А в остальном, теперешнее общество – это коллектив индивидуальностей. Каждый занят интересующей его темой, в узких, проблемных местах обращаясь за помощью. Общими усилиями задачи решаются.
- Стало быть, все при делах?
- Даже те, кто, по твоему выражению «на бичах брюхи греют».
- А как ты управляешься с индивидуалистами в своём ЦУПе?
- Никаких проблем. Наши сотрудники – сплошь энтузиасты дела, увлечённые натуры.
- Обойдутся без тебя?
- Моя должность, главного координатора, скорее почётная, чем необходимая – ребята успевают сами.
- А в чём, в чём суть твоей работы?
- Понимаешь, ЦУП состоит из отделов по территориальному принципу – отдел Африки, Америки, Атлантического океана, ну и так далее. Операторы следят за образованиями циклонов и антициклонов, программируют их движение в контролируемом регионе, предотвращают нарождающиеся ураганы. Что рассказывать – это видеть надо. Если б не твоя спешка…. А моя роль – отслеживать слаженность всех отделов в масштабах планеты.
- В твоё отсутствие не передерутся циклоны с антициклонами?
- Не передерутся: в моём кресле другой специалист.
- Справится?
- А то.
- Слушай, с гидросамолётом как это? Без экипажа….
- Ну, какие сложности? Взлёт, посадка, полёт по курсу – примитив. Надо ли человека подключать? И на судне мы будем вдвоём. Ты, наверное, и не знаешь - по всем дорогам планеты шныряют автомобили без водителей. Сел, набрал пункт назначения, или голосом…. Эх, Гладышев, Гладышев, робинзон мой пропащий….
Ну, вот, сразу и пропащий. Погоди, жёнушка, вот прилетим, насмотришься сюрпризов. Подумал и промолчал.
В месте падения космического аппарата дрейфовало судно поисково-спасательной службы. Гидросамолёт сделал круг обзора и пошёл на посадку. Приводнился, стал подруливать к борту спасателя. Он ещё не причалил, а я шагнул с плоскости крыла и протопал несколько метров по воде. Потом с борта подал руку жене. Люба тряхнула гривой волос: - Гладышев, ты сделал то, что я видела, или меня укачало?
Помогая жене преодолеть леера, поцеловал под ушко и шепнул:
- Потом научу.
Мы обошли судно с юта до бака, осмотрели надстройки и подпалубные помещения, нашли каюту. Расквартировались. Люба в одночасье освоилась с корабельной техникой и села изучать информацию о проделанной работе.
Мало что добавилось к известному. Сигналы «Я жив» фиксируется. Двусторонней связи с оптимизатором Константина нет. Батискаф спасателя обшарил океаническое дно, добрался до края впадины, начал спуск в неё, но сработали аварийные датчики – «Опасные перегрузки».
Ждём чудо-аппарат из Нагасаки.
Учу жену водохождению.
- Никаких премудростей. Всё сделает он, - показал оптимизатор на запястье, - только озадачь.
Люба погладила свой браслет, закрыла глаза, шагнула за борт шлюпки и…. окунулась с головой. После нескольких неудачных попыток, прогнала меня на судно:
- Гладышев, ты меня сбиваешь.
Только прилёг, стук в иллюминатор. Любино лицо. Открываю, просовываю голову, смотрю – стоит моя благоверная голыми ступнями на воде, плавсредства не видать.
- Ты почему не сказал, что босой надо ходить?
Босой? А я и не знал.
Научил Любу нырять и плавать в глубине без акваланга. Её восторгам не было конца.
Прихвастнул:
- У меня есть дочь Диана.… Ты ей водную феерию устраивала? Она летать умеет.
Билли с поправкой влез:
- Не летать, а плавать в воздухе. Как ты безграмотен, Создатель.
- Просвети.
- Пока не знаю как, но девочка может нейтрализовать силу гравитации.
Люба:
- Ты познакомишь нас?
- Непременно. Мечтаю собрать родных и дорогих мне людей и обсудить тему: не могли бы мы вместе жить, трудиться и отдыхать.
Жена светилась счастьем:
- Воруешь темы?
Вечером, пока Любочка принимала душ, выговаривал своему виртуальному детищу:
- Ты почему встреваешь в семейный диалог?
- Прости, не удержался.
- А на счёт способностей Дианы ты всерьёз?
- Пока оптимизатор на руке её висел, я отсканировал всё, что мог. Там масса примечательного. У девочки такие способности, тебе…. Да что тебе – прозрачным такое не снилось. Девочка - чудо природы.
- Слюной не захлебнись.
- Надо обязательно к ней вернуться, помочь адаптироваться в нашем мире. Изучить и понять её способности.
Я был горд похвалами Билли. Горд за своё потомство. Когда Любочка в одной чалме из полотенца переступила комингс каюты, на лице моём светилось неизгладимое самодовольство. И жена меня не поняла.
- Светишься, котик?
- Иди ко мне, прелесть.
Но Люба не спешила. Крутилась перед зеркалом – то втягивая живот, то выпячивая грудь, то изгибая стан.
- Как я тебе?
- Ты в полном порядке.
- И родить смогу? И фигуру не испорчу?
Опять за своё. Нет, я не против ребёнка – давней нашей с Любой мечты – но в её-то возрасте…. Надо Билли расспросить.
Моё молчание изменило настроение жены. Тон стал командирским:
- Значит так, Гладышев, с завтрашнего дня форма одежды – совсем без одежды. Понял?
- Как бы ни ко времени, - возразил. – Мы ведь не на отдыхе.
- Зануда. Где твой прежний задор? Ты разучился говорить и делать глупости.
Может быть. Может быть. Годы тяготеют.
Утром проснулся – жены рядом нет. Натянул плавки – на всякий случай – и потопал на палубу. Любу нашёл в ходовой рубке за корабельным компьютером. В купальнике….
Полез с поцелуем, жена отстранилась. Вот и поживи с такой остаток жизни…. Какое бы слово подобрать? Нет в лексиконе.
- Гладышев, - взгляд снисходительный, - давно хочу тебя спросить: ты не жалеешь о том, что совершил?
- Что я сделал не так, дорогая?
- Ты был богатейшим человеком на земле, в зените славы и почёта. И вдруг разом всё коту под хвост.
- Слава и почёт – категории весьма сомнительные, чтобы на них зацикливаться. А деньги что – пыль, мусор, недостойный внимания.
- И власть?
- И власть.
- И….
- Всё, дорогая, тленно и недостойно сожаления кроме любви. Люди стали свободными от жажды денег и власти – они счастливы. О чём мне жалеть?
- Не стало азарта борьбы. Ты лишил человечество чувства состязательности, самоутверждения.
- Есть спорт. Мало? Борьба с собственными слабостями – бескрайнее поле брани. Как это не осталось азарта? А то, что мы сейчас делаем, не будоражит кровь? Разве тебе безразлично, что произошло с Костей? Кто шлёт из глубины сигналы «Я жив»?
Вместо ответа Люба увеличила звук едва улавливаемой слухом мелодии, и в рубке, и на палубе зазвучало одно из любимейших моих музыкальных произведений ребят из Ливерпуля. Простенькая песенка про девочку, которую кто-то из них любил когда-то, и помнит до сих пор.
Спасибо, дорогая. Волна нежности захватила, и я вновь потянулся к жене. Люба отстранилась от поцелуя, но позволила себя обнять.
- Девочка моя…. - шептал ей нежные глупости.
- Спой мне, Гладышев.
- На судне есть гитара?
- Даше ты пел.
- И Никушам тоже.
- А мне никогда.
Люба отключила звук компьютера, и я тихонько запел английскую песенку на русском языке.
- Мы, наверное, смешны с тобой, если со стороны посмотреть.
- Почему?
Она не ответила. Помолчала, сказала:
- А я люблю инструментальные пьесы без вокала. В моей квартире всегда звучит музыка.
- Я заметил.
- Послушай вот это.
Рубка заполнилась звуками. Возможно, это была мелодия. Но мне показалось, что звучат одновременно капель под сводами пещеры, камертон, как если бы он сделан из горного хрусталя, тамтам и шлепки ладошек.
Что это, хотелось спросить, но промолчал и силился понять. Потом понял.
- Ты пишешь музыку?
Вместо ответа Люба кивнула, приложила палец к губам и чуть-чуть прибавила звук.
Кажется, зазвучали известные инструменты. Вот это синтезатор пронзил пространство космическими сигналами. Что-то из ударных нагнетает напряжённость. Уж не о Косте ли рассказ?
- Ты пишешь музыку?
- Я даже нот не знаю. Мелодии рождаются в душе – оптимизатор озвучивает их через компьютер.
Что ж ты, Билли, умолчал? А, может быть, «Звёздный вальс» тоже Любино произведение? Занятно.
- Признаюсь, плохо о тебе думала. Боялась – спился и носа не кажет.
- Спился?
- Так вы с патроном своим известные любители прикладываться. И оптимизатор ты не хотел носить. Все предпосылки налицо.
- Оптимизатор, действительно да – не восторгал поначалу. А в остальном…. Хочется нахмурить брови и затопать ногами.
- А и побей. Я почувствую себя замужней женщиной. В нашей деревне все мужики баб били.
- И никогда наоборот?
- Всякое бывало.
- Вот видишь. К чему рисковать.
Люба помолчала. И я молчал, гадая с какой стороны, будет очередная атака. Удостоил Всевышний женой….
- Хочешь послушать, что в душе моей творится?
Я кивнул.
Зазвучала музыка. Что-то грустное и знакомое. Инструменты все узнаваемы. Где-то уже слышал подобное. Решил схитрить.
- Билли?
- Дворжак. Рапсодия.
Дежавю? Или….
- Дорогая, откуда это у тебя?
- Звучит в душе.
- А слова к мелодии не складываются?
- Не люблю вокала. Гармония только в музыке.
Стихи тоже могут быть прекрасными – подумал, но промолчал.
- Билли, ты стихи писать можешь?
- Легко.
Хвастун. Но что-то с Любой происходит. Будто на иголках вся. Без дела томится?
- Билли?
- Она, Создатель, для России была рождена – для её величия и славы, а страны не стало….
- Но я не узнаю её.
- Отвык. Привыкнешь.
Подумал – надо заново влюбиться в свою жену. Приглядеться и влюбиться – она того стоит.
Потянулся с поцелуем. Люба уткнулась мне подмышку.
- Покажи личико, - шепчу на ушко.
Она стыдливо мотает головой. Игра началась.
- Билли.
Рапсодия оборвалась. Рубку заполняют грохот тамтама и гортанные клики шаманских заклятий. Вот что творится в моей душе. Сейчас, сейчас…. Один из нас будет принесён в жертву, и я догадываюсь, кто….
- Ой, боюсь, боюсь, боюсь, - железная леди, экс-президент России прижимается ко мне сильней, если не сказать страстней. Игра продолжается.
Звучит свирель. Звучит песнь одинокого пастуха и горное эхо вторит ему.
Нас переполняют чувства, и рубка становится тесной.
С Любой на руках выхожу на палубу.
И над ней звучит мелодия. Совсем другая. Не я управляю ей. Это наши сердца слились, замерли и рождают звуки. Вот это, кажется, флейта.
- Ты всё слышишь?
- Да, милый.
- Это гимн нашей любви. Её второе рождение.
- Согласна.
Закончился день. И была ночь.
…. По бескрайней степи несутся лошади. Дикие лошади. Что-то завораживающее есть в их стремительном движении к горизонту. Это наша жизнь – наша безуспешная погоня за недосягаемым. Кажется, вот-вот, но пространство видимого отступает, заманивает, заставляет ускорять бег….
Билли, зачем ты подсунул мне эту белиберду? Что хочешь сказать? Оставь намёки – упростись.
…. Индейский шаман бьёт в бубен и крутится над костром. В вигваме полумрак. Кто это согбенная фигура напротив? Люба? Это свадебный обряд? Мы снова женимся? Ну-ну….
…. Паланкин на слоновой спине покачивается в такт шагов. Он украшен гирляндами бумажных цветов. И улицы города. Его жители бросают нам живые цветы и разноцветную пудру. Они рады за нас. А мы?
Бог мой, Билли! Ты показываешь Любины сны? Зачем? Что за идиотская фантазия? Ты пытаешься доказать, что мы живём одними мыслями? Виртуальное чудовище! Ты лишаешь женщину последнего покрывала – душевного. Я тебя об этом просил? И без этих откровений знаю, что моя законная любит только меня.
…. По бескрайней прерии несутся лошади. Оседланные лошади. Впереди на белом английском скакуне моя жена. За ней погоня – пёстрые индейцы на разномастных мустангах. Над оперёнными головами краснокожие руки крутят лассо. Слышен боевой клич апачей. Вот это по-нашему! Спасибо, Билли! Поднимаю на дыбы своего вороного и наперерез. Ну, держись, шакалье племя! На лице чёрная маска, за плечами чёрный плащ развивается….
Что ж ты, Билли, сон не дал чудесный досмотреть? Ага, новому время.
…. Ахейский дворец. Двор полон гостей. Разодетых, пьяных, при оружии. Они пьют разбавленное вино и пожирают жареную баранину. Поют застольную: «Что нам делать, пьяным ахейцам…?» И требуют от хозяйки: «Пенелопа, ты должна выбрать царя. Кто станет твоим мужем?». Люба на ступенях дворца в строгом хитоне, длинная коса короной на голове: «Посмотрите на себя, знатные господа. Кто из вас считает себя достойным престола? Ведёте себя, как свиньи. Жрёте, как свиньи. Да вы хуже свиней!». «Мы хуже свиней? – орут пьяные мужи. – Мы? Да ты…. Да ты…. Ты сама нас не достойна. Мы тебя выдадим вон за того убогого в рубище». Меня выталкивают пред очи царицы Итаки. «Кто ты, странник?» - спрашивает меня жена. Не узнала. Значит, и мне не время открываться. «Я судьба твоя, царица. Посейдон разбил о скалы твоего острова жалкую мою лодку, а Зевс направил сюда стопы». Знатные гости ржут: «Свадьба! Свадьба! Дайте ему бубен и шутовский колпак – это наш новый царь». «Встань рядом со мной», - говорит Люба и обводит строгим взглядом двор и пирующих. – На колени, свиньи, перед вами царь». Новый взрыв хохота. Он просто душит, разрывает толстобрюхих женихов. Они валятся на спины и сучат ногами в воздухе. «Ой, помру», - слышны возгласы. Я смотрю на них с любопытством и жду только сигнала Любы. Я знаю, мне не составит труда разделаться с ними со всеми. Ну, же….
Эх, Билли, Билли….
Настало утро.
Ждём посылки из Нагасаки. Я на небо поглядываю, жена в монитор. Мой орлиный взор проиграл бортовой технике. Любочка первая сообщила:
- Летит.
Бортовой компьютер подтвердил - есть связь с самолётом из Японии. Он уже на подлёте. Автопилот запрашивал направление и силу ветра, бальность волны.
Люба передала – полный штиль.
Самолёт без разведки вышел на точный курс, сбросил груз, покачал крыльями, прощаясь. Над падающей точкой вспыхнул алый купол парашюта. Мы с палубы заворожено следили за его падением. Он летел по точно рассчитанной траектории и плюхнулся в воду в двух метрах от борта спасателя. Парашют лёг на леера.
Груз на борту. Герметический ящик распакован. Люба подключила доставленное оборудование к корабельному компьютеру.
В шкатулке красного дерева спускаемый аппарат. Шарик искусственного алмаза величиной с голубиное яйцо дороже всех сокровищ Земли. Для нас, по крайней мере.
- У меня всё готово, - сообщила Люба.
- Приступим, помолясь? – вопросительно взглянул на неё.
Она кивнула.
Наклонился за леера. Шарик прокатился по ладони и плюхнулся в воду.
Нет, перед тем, как коснуться воды, он на несколько мгновений завис над поверхностью – Люба проверила управляемость аппарата. Свободное падение алмаза было остановлено энергией разума – человечество с нами.
И вот он скрылся с глаз….
Наши взоры на монитор – эксперимент начался.
Несколько мгновений воздушные пузырьки заслоняли обзор, потом они отстали. Спускаемый аппарат набрал нужную скорость – гравитационная составляющая, сопротивление среды и Архимедова сила уравновесились. Можно заняться обзором окружающего.
Мелькают рыбы, стаи рыб, планктон, какой-то океанский хлам – наверное, водоросли. От возможного нападения хищных рыб и морских животных аппарат снабжён ультразвуковым излучателем – с этой стороны опасность ему не грозит.
В углу монитора мелькают, меняясь, цифры – это фиксатор глубины.
Полчаса пролетают одним мгновением.
Дно океана. Батискаф со спасателя здесь был. Или не здесь?
Люба зашелестела клавиатурой, корректируя вектор падения.
Край впадины. Бездна. Дальше, вглубь….
Вода, вода, вода…. Ничего больше.
Сопротивление нарастает, движение замедляется. Вода становится гуще (не знаю, правильно ли выразился?), как компот на дне стакана – полно ошмётков. Что за хлам? Поверхностного происхождения или местная продукция? Действительно, сколько тайн на дне океана.
- Смотри, смотри, - хватаю Любу за локоть. – Кажется, они движутся.
- Похожи на медуз, - зачарована жена. – Только формы неправильные.
Сколько пройдено? Шесть тысяч метров – фиксирует монитор.
Глубина шесть тысяч метров! Это шестьсот атмосфер избыточного давления! Всё живое, всё телесное превратилось бы в лепёшку. Да нет, наверное – в комок, ядро, песчинку….
Восемь тысяч двести метров!
Впереди дно – сообщает компьютер.
Оживление экипажа спускаемого аппарата. Экипаж – мы с Любой.
- Где он?
- Промахнулась?
- Спокойно, ищем.
- Пеленгуй сигнал! Зрительно мы ни черта не увидим.
- Я поймала его. Направление – юго-юго-запад….
Движение вниз остановилось. Подчиняясь мысленной воле людей, алмазный шарик подаётся в сторону. Он продолжает светиться, но визуальная сфера обозрения сузилась до полутора-двух метров.
- Вот он.
На экране – бесформенная глыба. Нет, валун. Нет, что-то ни на что не похожее.
Компьютер объявляет - есть контакт!
Серая масса заполняет собой экран. Люба откидывается в кресле.
- Не слышу поздравлений.
Вместо восторгов тихонько пою:
- Люба, братцы, Люба, Люба, братцы жить
С нашим атаманом Люба голову сложить….
И тут же сомнения:
- Это космический аппарат?
- То, что от него осталось. В пробоины проникла вода и уравняла давление по обе стороны обшивки. Но прежде страшные тиски до неузнаваемости искорёжили обтекаемые формы. Вот этот кусок металла, - она кивнула на экран монитора, - и есть искомый объект….
Невозможно предположить, что в этой схлопнувшейся сфере осталось место живому человеческому организму – ведь там ещё масса приборов.
Тем не менее, сигнал идёт….
- Что дальше, милая?
- Дальше будет подъём.
- Справимся?
- Не такие задачи решали.
- Что же всё-таки с Костей?
- Поднимем, увидим. Приготовься.
- В гамак, шезлонг?
- Не потребуется.
Я на всякий случай откинулся в кресле и вцепился в поручни.
- Начали! – подал команду Люба.
Кому? Компьютеру? Себе? Людям Земли?
Видимая на экране монитора поверхность взорвалась вулканами ила – как же быстро его нанесло. Началось движение вверх.
Я чувствовал сопричастность к нему, хотя не было отключки сознания, даже головокружения от мысленных усилий – только мандраж спортивного фаната.
Люба не спускала глаз с экрана монитора, а пальцы с клавиатуры. Работала, комментируя. Я поддерживал диалог вопросами.
- Искривление траектории подъёма.
- Причина?
- Возникло плечо между центром тяжести и вектором тяги.
- Исправить, возможно?
- Потребуются дополнительные затраты энергии.
- Возвращаемся на грунт?
- Исключено. Продолжаем подъём.
Подъём продолжился.
- Отклонение от вертикали семь градусов, - сообщила Люба.
- Это чем-то грозит?
- Сейчас рассчитаю траекторию до края впадины. Готово.
- Касание возможно?
- Если угол отклонения не изменится – проскочим.
Чуть позднее компьютер сообщил – внимание, уступ!
- Стоп подъём!
Кому это Люба?
- Горизонтальное движение. Дополнительные энергетические усилия.
Я ощутил сильное головокружение и приступ тошноты. Начинается! Бросил взгляд на Любу. Ей было не лучше. Прекрасное лицо исказилось и побледнело. Взгляд не отрывался от монитора. И пальцы напряглись.
Маневр удался. Космический аппарат отведён на безопасное расстояние от крутого края впадины – подъём продолжился.
Отпустило. Нет тошноты, с головой порядок. Испарина на лбу. Ну, это ерунда, по сравнению с достигнутым.
Улыбнулась жена, подмигнула – прорвёмся.
Наконец, космический аппарат – вернее, то, что от него осталось – на кормовой палубе поисково-спасательного судна. Она освещена – время к полуночи.
С Костиным оптимизатором ещё раз пытались вступить в контакт, но безуспешно. После непродолжительного совещания, решились на разбор смятого в лепёшку космического аппарата. Риск конечно присутствовал. Риск потерять Костю навсегда. Или то, что от него осталось….
Вооружившись ручным лазером, кусок за куском вскрываю обшивку….
Электромагнитный сигнал оптимизатора дешифрован в человеческий голос, и над палубой слышен Костин баритон: «Я жив. Я жив», как напоминание для меня – осторожнее, брат, осторожнее.
Восток окрасился багряным заревом. Молчаливым пришёл рассвет.
Работы закончены. Мы с Любой в недоумении – никаких следов человеческого организма (даже его останков) внутри металлического брикета. Оптимизатор найден неповреждённым – по крайней мере, визуально - а Кости нет. Только голос его звучит над палубой – я жив, я жив. Люба выключила.
- Всё, не могу больше. Иду спать.
Как я и предполагал – одна-разъединственная клеточка моего брата чудом сохранилась в пазах оптимизатора, и тот слал её отчаянные призывы.
- Билли?
- Будем поглядеть, Создатель. Помести браслет в анализатор.
- Билли, одна клеточка. Одна только клеточка живого человека. Конечно, можно клонировать Костю. Но будет ли это существо моим братом? Homo sapiens на него похожий….
Брат погиб. Никаких надежд не осталось. Можно ставить точку и сыпать на голову пепел.
Жду результаты анализа.
- Билли? Ты нашёл клетку?
- Нет. Её и не было.
- Кто же слал сигналы? Прибор зациклило?
- И да, и нет.
- Поясни.
- Как раз это не могу. Факты изложу, а объяснений им нет. Пока….
- Валяй факты.
- В какой-то момент – в космосе, в атмосфере, или в воде, в момент схлопывания космического корабля – сознание Константина покинуло телесную оболочку и перешло в оптимизатор.
- Как это? Разве такое возможно?
- Не знаю как. Не думал, что возможно. Но факт налицо – Константин жив, погибло его тело.
Взял в руки оптимизатор.
- Здесь мой брат? Как джин в бутылке? Утопия.
- И тем не менее.
- Что будем делать?
- Возвращать к нормальной жизни – дадим ему новую телесную оболочку. Создатель, не ужели не чувствуешь торжественности момента? Мы стоим на пороге величайшего открытия – бессмертия человечества.
Но я не разделил его виртуального оптимизма. Пошёл к Любе с новостью. Моя половина
отдыхала в каюте, и я не решился нарушить её сон.
До полудня метался по судну взад-вперёд - места не находил. То присяду, то вскачу.
Погиб брат Костя. Нет, он жив, утверждает Билли. Не стало телесной оболочки, а дух его, сознание, память живы и скоро воплотятся.
Возможно ли такое? Но, Боже мой, сколько невозможного уже стало реальностью. Я перестал удивляться чудесам….
Билли изливался виртуальной болтовней.
- Ты создал меня, а я тебя обессмертил. И всех людей на Земле. Я, кажется, понял, как сработал этот оптимизатор и перенастрою все остальные. Вернём Константину оболочку, и стоит подумать об обновлении твоей. Верну вам с женой вторую молодость, и вы обзаведётесь потомством. Это ли не счастье?
Солнце было в зените, когда Любочка поднялась на палубу. Услышав новость, повертела в руках оптимизатор и осторожно положила на край стола.
- Разве такое возможно?
Я пожал плечами – а что ответить? Надо спешить в клинику, где такие превращения возможны.
Наша экспедиция в Тихий океан закончена. Спасатель пошёл в порт приписки.
Но ещё раньше мы перебрались в гидросамолёт и взяли курс на Британские острова. По совету Билли. Именно там, в одной из клиник дух моего брата Константина Владимировича Гладышева должен обрести телесную оболочку.

Мысли, наверное, не по теме. В шкатулке красного дерева оптимизатор, в котором спаслась душа моего брата. Мы летим к Британским островам, курс север-северо-запад, а я думаю: может ли этот гидросамолёт облететь Землю без посадки. Что за чушь? А всё-таки…. Конечно, может: ведь его топливо за бортом – в струе набегающего воздуха. Можно лететь и лететь на этой лодке с крыльями, смотреть в иллюминатор и ворчать на бытиё.
Люба тоже молчит, молчит и супится. Кажется, наша находка…. Нет, открытие – не удивило её, а потрясло. Она молчит и смотрит в иллюминатор.
Что-то притих и виртуальный болтун – давненько не слыхать. Как бы ни к беде. Ну вот, накаркал!
- Создатель, с Анастасией проблемы.
- Что случилось?
- Я потерял с ней связь.
- Она сняла оптимизатор?
- Нет, я потерял с ним контакт. Я беспокоюсь.
- Я теперь тоже. Что с её спутником?
- Та же история – пропала связь с оптимизатором и его носителем.
- Есть на Земле зоны недосягаемые для тебя по связи?
- Последние события показали, что нет.
- И они же – что оптимизатор весьма устойчив к внешним воздействиям.
- Верно.
- Но когда-нибудь он может выйти из строя – не вечен же твой аппарат.
- Выйти из строя? Два оптимизатора одновременно? Исключено.
- Ну, а если допустить.
- Ты сейчас меня успокаиваешь или себя?
- Что ты предлагаешь?
- Это ты предлагаешь – немедленно вылететь к месту последней связи и выяснить в чём дело.
- А как же Костя?
- Подождёт.
- Подожди….
Обратился к Любе и несколькими фразами посвятил её в суть происшедшего. Предложил разделиться: она продолжает начатый путь, а я мчусь на американский континент. Жена покосилась на шкатулку с оптимизатором Константина и наотрез отказалась. Нет, она летит со мной или одна, но к Настеньке.
Гидросамолёт распиливать не пришлось: мы озадачили его курсом на восток. Костя подождёт. Беспокойство за судьбу дочери вытеснило из души все прочее.
К отрогам Скалистых гор нас перенёс вертолёт.
Ещё полдня козьими тропами, и вот она, хижина дяди Тома – причудливое строение из брёвен и шкур. Дядюшка Том – Томас Дэвидсон – убеждённый холостяк, чудак, охотник. У него есть оптимизатор – он надевает его на ночь и смотрит эротические сны. И ружьё – им он добывает пищу, стреляя диких птиц и животных. Как раз к нашему приходу распотрошил убитую индейку и прилаживал к вертелу над костром.
Наше появление не смутило его ничуть и не удивило. Широким жестом пригласил к предстоящей трапезе. По-русски его слова звучали бы так:
- Милости прошу.
Прирученный камышовый кот – единственный домочадец робинзона гор – перетащил объёмное брюхо поближе к пище. Люба попыталась его погладить, но самолюбивое создание уклонилось от ласк.
В хижине дяди Тома жили Настенька и Жан. Здесь остались их вещи. Отсюда они ушли в экспедицию и не вернулись.
- Зелёных человечков искали, - доложил хозяин.
- Зелёных? – заинтересовалась Люба. – Почему зелёных?
- А я их видел. Как вас. Они глазастые, лысые, маленькие – дядя Том отмерил ладонью метр от земли – и зелёные.
- Как же они завелись в ваших краях?
- Прилетели, на тарелке прилетели.
- Вы видели?
- Там, - чернокожий охотник махнул куда-то рукой. – Там, в горах стоит их тарелка – должно, поломалась. Вашу молодёжь водил показывать, да не дошли – гроза ударила. Жуткое дело – гроза в горах. Вернулись. А потом сами пошли, говорят: «Дорогу запомнили». Думаю, нашли – мы ведь немного не дошли.
За разговорами жаркое подошло.
- Угощайтесь, - предложил Томас, и первый кусок достался коту.
Я потянулся к оптимизатору.
Билли:
- Не стоит.
- Тогда аппетит.
- Ой, как кушать хочется, - встрепенулась Люба.
И сам ощутил приступ голода. Такой, что с удовольствием умял добрый кусок полусырого, сочащегося жиром и кровью мяса. Без хлеба, но с солью – крупной, небелоснежной – должно быть, из камня дроблёной.
Люба, ополоснув в ручье руки и личико:
- Давно они у вас завелись, человечики зелёные?
Дядя Том:
- Я их с год, как приметил. А кто из нас раньше завёлся – не скажу, не знаю. Может, и они. Как увидел, говоришь? На перелёт утиный вечерком пошёл. Уж зорька гаснет – летят. Бахнул. Одна, вроде как, не камнем вниз, а бочком-бочком отбилась от стаи и приземлилась. Убил – не убил? Направление запомнил – думаю, потом посмотрю. Ещё посидел – перелёт закончился, и я поднялся. Пойду, думаю, гляну – всё одно по пути. Совсем темно стало – сапоги едва различаю, где тут утку узреть. Но иду, смотрю под ноги. Стоп! Что за дьявол! Вижу тень перед собой. Не сразу сообразил – свою. Вон колпак от зюйдвестки, вон ружьё за спиной. Луна что ль из-за горизонта выскочила – солнцу как бы ни ко времени. Поворачиваюсь, вижу – светящийся диск спускается с неба за гору. А от него прожектор по земле шарит – ну, и по мне пробежался. Вон там….
При этих словах охотник махнул рукой куда-то за спину, и мы с Любой дружно глянули в темноту.
Том Дэвидсон продолжил:
- Меня ж любопытство разбирает – что за оказия? Следующим днём собрался по-походному и прямиком ну ту гору. А потом вниз. Вот там, на площадке в расщелине, и приметил этих головастиков. Две тарелки у них стояли – борт к борту. А букарашки зелёные то суетятся меж них, то суетятся. Это они мне сверху муравьями казались. А подобрался ближе, смотрю – нет, вроде бы люди, только заморенные: ручки тоненькие, ножки того и гляди подломятся. А сами что-то таскают – из одного самолёта в другой. Самолёты их больше на жаровни похожи, только круглые.
Дядюшка Том подкинул в костёр, затащил кота на колени, пригладил и продолжил:
- Домой вернулся, места не нахожу – хочется ещё раз на них взглянуть.
- Вы бы учёным сообщили, - подсказала Люба.
Старый негр вскинул на неё взгляд и погрозил пальцем:
- А зачем? Что, мне тут одному плохо живётся? Понаедут…. Нет-нет. Ну, ладно. Днями опять за гору собрался. Жаровня одна стоит, второй след простыл. И головастиков зелёных не видать. Насмелился, подошёл – все следы осмотрел и сообразил: улетели незваные. Этот их аппарат, должно быть, сломался – бросили. Обошёл – скрутить нечего. Я из деревца лесенку срубил, наверх забрался – та же картина: входа нет и скрутить нечего.
- Так и стоит? – Люба с недоверием.
- Уж с годик как.
- И вы никому не слова?
- Если бы. В город добрался за припасами, накачался в баре виски и растрепал.
- Кому?
- Что ли помню? А потом эта парочка заявилась. Нет, люди не плохие – виски принесли, целую коробку. Угостили, а потом с вопросами, а потом с просьбами – покажи да покажи. То самое место…. Ну, и повёл, да не дошли. Потом сами наладились….
- Нам покажите? – спросила Люба. – Девочка – дочь моя.
Охотник покачал головой:
- Шибко не похожа. Скорее вон на него.
- Какое это имеет значение?
- А такое – виски у вас есть? Что я зазря должен ноги бить?
- Мы принесём.
- Несите….
Я тронул Любу за локоть, обратился мысленно:
- Брось пустую дискуссию. Идём спать. Утро вечера мудренее.
Костёр потух. Беседа угасла. Одинокий охотник устроил себе ложе под навесом, уступив нам хижину. Глянул на небо, покряхтел, поворочался и застегнул на руке оптимизатор – время эротических снов.
- Билли.
- Всё понял, Создатель.
Мы лежим с Любой в хижине на топчане. В прорехи убогой кровли видны звёзды. В горах они ярче. Я ласкаю жену, но не для страсти, скорее по привычке. И она принимает их в душевном спокойствии, думая о другом.
- Ты веришь старику?
- В чём сомнения?
- Что могло произойти с Настенькой…. и её спутником?
- Мы здесь, чтобы выяснить.
- Ты так спокоен.
- Не вижу повода для паники.
- Если что-нибудь случилось, я начну верить в проклятие генерала. Кстати, чем ты так не угодил деду?
- Был инцидент.
- Не безгрешен ты у меня, Гладышев, ой как не безгрешен.
- Каюсь, дорогая.
- Каешься и грешишь – удобно душу пристроил.
- С комфортом.
- А мне плакать хочется, - Люба отвернулась.
Можно было успокоиться и попытаться заснуть, но наши оптимизаторы лежали на дощатом столе, и это обстоятельство чего-то от меня требовало ….
Солнце ещё не перевалило через гору, в дверях хижины показался дядюшка Том:
- Вы, кажется, хотели на что-то взглянуть? Тогда поторапливайтесь: хочу к закату домой вернуться.
На его чёрном запястье серебром отливал оптимизатор – чудесный сон продолжался.
Сборы были не долги. Нет, с полчасика Люба таки потратила на утренний туалет – умылась в роднике, расчесала волосы, почистила одежду. А я привык, что за гигиеной тела следит Билли, и эти тридцать минут просидел, наблюдая.
Выступили.
Тропинка петляла меж кустов и деревьев, не круто забирая вверх. Дядюшка Том шёл впереди с ружьем на плече и пустым рюкзаком за спиной. Следом моя жена в шортах, лёгкой блузке – все лишние вещи остались в хижине. Замыкал шествие я.
Гора постепенно надвигалась, местами нависала, но звериная тропа, петляя, каждый раз находила пусть не короткий, но вполне проходимый путь.
Чтобы не смущать проводника, Люба общалась со мной телепатически. Мысли были такие.
- Смотри, как красиво. Здесь вполне можно жить. Все переделаем дела и поселимся в горах, а, милый?
- Ты уйдёшь из ЦУПа?
- Я уже ушла. Дорогу молодым!
- Быстрое решение. Не скоропалительно?
- Хочу быть с тобой – это главное моё желание.
- И для того нужны жертвы? Я мог бы поселиться в ЦУПе. У тебя в квартире прикольно.
- Знаю тебя – «поселиться». Завтра - новая тема, и утопаешь, куда глаза глядят.
- Настеньку найдём, Косте поможем и….
- И отправимся на Коралловый остров. Верно?
- Верно.
- Там у тебя любовница, и тебе неприятно будет со мной….
- Электру нельзя назвать любовницей: у нас с ней дочь..
- Многожёнец несчастный. Скажи, Гладышев, за что тебя бабы любят?
- Если любишь, должна знать.
- Хочешь комплиментов или нелицеприятного разговора?
- Тоже не хочу с тобой разлучаться, но Электра существует, и наши отношения на приятельские мало похожи….
- Будем устраивать оргии, как ты с Никушами?
- Ты и оргии – нонсенс. Я так думал.
- Заставлю думать по-другому….
Шёл следом и не спускал взгляда с Любиных ног, ягодиц…. В ответ на её слова на меня накатывало желание.
- Билли.
- Что бы ты без меня делал?
Тропинка пошла вниз – начался спуск. Даже не заметил как. Всё время вершина была впереди и сверху, а теперь за спиной. Должно, плечо перевалили.
В какой-то момент проводник сошёл с тропы. Она вильнула в сторону и вниз, а он прямо и в кусты. Нас поманил и сделал знак – осторожно. Мы в кусты. Смотрим – он на карачках. Мы на четвереньки опустились. Подбираемся к краю расщелины. Вот она – загадочная площадка на дне горного ущелья. Сверху хорошо видна. И удивительное…. Нет, сооружением его никак не назовёшь. Летающая тарелка – люди верное дали определение космическому аппарату инопланетных существ. Стоит во всей красе, а кажется, парит над землёй – такие у неё обтекаемые формы. Цвет скорее металлический, но глубокий и ощущение – мерцающий. Стоит в тени, далеко от дневных лучей, а блазнится – гуляют по поверхности солнечные зайчики. Линии обвода правильные, строго выдержанные, в то же время гармоничные (грациозные?) без намёка напора, мощи, агрессивности…. Так вот ты какой – НЛО!
Завораживает. Люба мысленно перекрестилась:
- Если долго-долго всматриваться в бездну, она начнёт заглядывать в тебя.
- Никого, - подвёл итог получасовому наблюдению дядюшка Том. – Должно быть, не вертались. Спустимся.
Мы вернулись на тропу.
- Билли, с Настей по-прежнему связи нет?
- А что изменилось?
Тропинка вывела на плато.
Вот он, летательный аппарат гуманоидов, во всём великолепии.
Открыта первая загадка – солнечных бликов. Дело в зеркальной поверхности, в которой всё отражается, искажаясь. Сверху мы, должно быть, видели отражения облаков.
- Кто-то был, однако, - покачал головой чернокожий проводник.
К такому умозаключению привёл его ствол дерева с остатками сучьев – примитивная лестница – лежащая на некотором удалении от НЛО. Это обстоятельство расстроило охотника. Томас принялся накручивать круги по плато, изучая следы. Если вид его выражал недовольство, то движения – настороженность. Дэвидсона что-то напрягало.
Я притащил незамысловатую лестницу и приставил к овальному борту НЛО. Люба ловко вскарабкалась на его поверхность.
- Что там? – отошёл от летательного аппарата на достаточное расстояние, чтобы видеть его поверхность и присел на валун.
Люба несколько раз обошла тарелку по круговой, то исчезая за линией видимого, то появляясь с противоположной стороны, по спирали поднимаясь к вершине.
- Где у них люк? Движетель? Рули? Не иначе нечистым духом….
Я шутливо перекрестился:
- Храни, Господь. Спускайся.
- Слушай, у него поверхность тёплая….
Томас Дэвидсон скверно выругался, и я, спрыгнув с валуна, поспешил к нему.
- Что у вас? Нашли что-нибудь?
- Нашёл. Уносить надо ноги. Были они здесь, после меня были. Шныряли – вон как наследили.
- А девочки, дочери моей, следы есть?
Вместо ответа чернокожий проводник поманил рукой.
- Иди сюда. Вот здесь её следы.
Он подошёл к ближайшим кустам.
- И там, и там…, - указал рукой.
- Вот что, Том Дэвидсон, ты специалист, тебе карты в руки – изучи все следы и расскажи, что произошло с моей дочерью и её спутником.
Следующий час сидел на упомянутом камне в позе родоновского Мыслителя, Люба на краю космической тарелки, болтая ногами, а проводник, где шагом, склонившись, где на четвереньках, а то и ползком передвигаясь, изучал поверхность плато. Иногда он что-то поднимал, осматривал, обнюхивал, бросал и двигался дальше. Наконец поднялся, отряхнулся и решительным шагом направился ко мне.
- Подождите, подождите! – Любочка сорвалась с места, пробежала краем тарелки к незатейливой лестнице и спустилась вниз. – Меня подождите.
Присела рядом, руки мне на плечо, на них подбородок – готова слушать.
И Томас Дэвидсон, старый чернокожий охотник поведал.
Моя дочь и её спутник были здесь. И здесь в то время были зелёные человечки. Второй их корабль приземлился рядом с первым. Судя по всему, инопланетяне опять что-то перегружали из этого НЛО. Вон в тех кустах прятались Настенька и Жан, наблюдая. Потом их нашли. А может, они вышли сами. Вон там они стояли рядом с заморышами – лицом к лицу. Должно, беседовали. Потом их чёртова тарелка улетела и увезла на борту землян.
- Их захватили?
- Следов борьбы не видно – может, уговорили.
- Ты ему веришь? – Люба мне мысленно.
- А что остаётся делать?
- Ты бы полетел с чужими людьми на чужую планету?
- Людьми?
- Оговорилась – гуманоидами….
- Я нет, а Настенька….
Вспомнилась давняя вылазка двух Анастасий, внучки и бабушки, в Нью-Йоркский Гарлем. Для девятилетней девочки негритянские трущобы мегаполиса были под стать чужой планете.
- Настенька могла: она авантюрная в бабушку.
- А может, всё Жан решил?
- Может….
Нашу безгласную дискуссию прервал проводник:
- Уносить надо ноги – не ровен час, вернуться.
- Как уходить? Бросив Настеньку? – это я.
- А где, где она? – Том Дэвидсон развёл руки и повертел головой.
- Вот мы и спросим, когда вернутся – куда дели мою дочь?
- То ли вернутся, то ли нет… - это Люба.
- А что делать?
- Забрать аппарат, разобрать, понять, попытаться установить связь, потребовать….
- Не думаю, что это им понравится.
- Гладышев, не узнаю тебя. Они незваными вторглись на чужую планету, похитили нашу девочку….
- Не факт.
- И ты сядешь здесь, сложив руки в горестной позе, и будешь ждать, ждать и ждать?
- А что делать?
Вопросы стали повторяться – дискуссия зашла в тупик. Том Дэвидсон бочком-бочком и молчком покинул плато. Люба вновь поднялась на НЛО. Я сидел на Философском камне (так окрестил), размышляя. Требовался совет.
- Билли.
- Чем помочь, Создатель?
- Рассуди.
- Тот самый момент, о котором говорят, что в науке не бывает напрасных путей – кто из вас прав, рассудит время.
- Но ты понимаешь, что захват НЛО может спровоцировать гуманоидов на непредсказуемые действия.
- Может. А может случиться, что они вернутся сюда спустя десятки тысяч лет. Тогда кто из вас прав?
- Гм….
- Это слово или возглас?
- Ты же видел их, Билли.
- Да, глазами Настеньки и Жана.
- Ты общался с ними.
- Жестами.
- Они не были агрессивны?
- Что ты хочешь от гуманоидов?
- Зачем им моя дочь?
- За тем же и они для неё – жажда познания. Ты бы не воспользовался подвернувшимся случаем? Девочка просто бредила контактами с инопланетянами.
- Почему пропала связь с оптимизатором?
- Думаю, дело в НЛО - блокирует.
Поднял взор и увидел жену на самой макушке летающей жаровни в позе лотоса. Послал ей мысленный вопрос:
- Ты молишься, дорогая?
- Последний раз спрашиваю: Гладышев, ты со мной?
- Что ты задумала?
- Перенести этот гроб в цивильный мир, вскрыть и изучить.
- Не делай этого.
- Почему?
- Не нами оставлено….
- На нашей земле. Ты чего боишься, Гладышев?
- Я боюсь за Настеньку.
- Я тоже.
Чёрт! Упрямая баба. Привыкла повелевать.
- Билли, останови её.
- Не вижу смысла, Создатель.
- Вы что, сговорились?
- Лучше приготовься….
Люба картинно простёрла руки к небу и взор свой устремила.
Я ощутил сильное головокружение и скользнул с валуна.
НЛО плавно оторвался от земли, завис в пару метрах от неё.
Приступ тошноты.
Брошенный гуманоидами летательный аппарат поднялся ещё метров на сорок.
У меня потемнело в глазах.
НЛО рванулся с места по кривой – в сторону и вверх – и исчез за горизонтом в мгновение ока.
- Как ведьма в ступе, - прохрипел кто-то рядом.
Это Том Дэвидсон. Откуда он взялся? А, впрочем, какая разница.
- Шли бы домой, милейший.
- А вы?
- А мы остаёмся.
Охотник ушёл, волоча ноги. Ему тоже досталось. Серебряный браслет сверкал на чернокожей руке.
Мне надо было привести мысли в порядок. Она всё-таки совершила это. Не посоветовалась. Не поспорила. Не убедила….
- Билли.
- Вызывай вертолёт и следом.
- А если прилетят гуманоиды?
- Тогда оставайся и жди.
- Что им скажу за НЛО?
- Тоже думаю - тебе лучше уйти.
- А Настенька?
- Создатель, определись сам – что ты хочешь.
- Думаю, всё, что происходит – к лучшему. Пусть Люба идёт своим путём, а я намерен ждать инопланетян здесь.
- Красный флаг в твои руки!
…. Прошло несколько дней. Я бродил по плато, шарил в обрамляющих его кустах – всё пытался обнаружить что-то, упущенное следопытом Дэвидсоном. Не обнаружил.
Потом была гроза. Прав старый охотник – гроза в горах нечто ужасное. Молнии ослепительны. Грохот грома, многократно отражённый, закладывал уши. Я думаю, если бы не оптимизатор – прощай мои барабанные перепонки. И дождь…. Вода неслась с кручи бурным потоком, сметая всё со своего пути.
После проскакивания небесной искры, земля ощутимо электризовалась.
- Всему живому кранты, - набивал себе цену мой виртуальный помощник.
Я спасался от селевого потока на вершине валуна – продуваемый ветрами, исхлёстанный струями дождя, оглохший и ослепший. Впрочем, утрирую – оптимизатор надёжно защищал организм от статического электричества, переохлаждения и прочих напастей.
- Билли. Они там, в Центре Погоды, совсем забыли про меня?
- Прости, Создатель, мой недогляд.
- Или это кто-то нарочно? – я подумал о жене.
- Как ты можешь? – возмутился Компьютерный Разум. – Обещаю - больше не повторится.
Наутро решил строить себе жилище.
- Не веришь? – надулся Билли.
- Я не о том. Представь: прилетят гуманоиды, а я, как примат – ни жилья, ни костра, ни каких предметов утвари.
- Логично.
Мне показалось, ухмыльнулся он. Да, плевать.
Выше плато, на горных склонах росли сосны, кедры и другие, вполне пригодные для строительства деревья. Проблема – как срубить их и чем?
- Билли.
- Что, Билли? Из чего я тебе топор сделаю – из воздуха?
Топор? Мне нужен топор. Как его сделать?
Нашёл бурый камень.
- Железняк, - подсказал Билли. – Вряд ли – слишком ломкий: плавить надо. Поищи среди горных пород.
Отыскал острый обломок скалы.
- Обсидиан, годится, - это Билли наставничал.
Теперь надо приладить рукоять – и топор готов. Крепкий сук или деревце соответствующей толщины найти проблем не будет. Чем привязать?
- Нужны сухожилия животных. Убей кабаргу или медведя, - советовал Билли.
Никого убивать не будем. Попробовал лыком. Лыком не получилось. Попробовал леску драть со ствола – где-то слышал – опять фиаско. Решил – рукоятку руки заменят, и пошёл валить деревья.
Стучу острым камнем по стволу и думаю, чем хуже бобров – те зубами вон какие плотины возводят. С горем пополам свалил один ствол, обтесал, потом другой…. Ещё несколько. Перетащил на плато.
Хотел рубить обычную русскую избу – с крышей, печкой, дверью и порогом. Начал, прикинул по времени – года на два бодяга – и отказался.
Составил стволы по кругу, вершины в конус, обвязал ветками, травой щели забил – чум не чум, вигвам не вигвам – хижина дяди Лёши. На вход циновку тростниковую сплёл. Ну, чем не жилище?
Топчан соорудил. Постель пахучая – из листвы и горного разнотравья.
Валежника натаскал. В центре хижины кострище сложил, приставил оптимизатор:
- Билли, разряд!
Сверкнула дуга – вспыхнул огонь в сухом мху, побежал языками по сучьям, весело, потрескивая. Я прилёг на топчан.
- Слышь, в честь новоселья не грех и на грудь принять. Как мыслишь?
- Да, пожалуйста.
На губах привкус виски, в голове лёгкое кружение, на душе умиротворённость.
Хотелось философствовать.
- Билли, в чём смысл жизни?
- Твоей или вообще?
- И твоей тоже.
- Наверное, в стремлении избежать её конца.
- Считаешь, смерти боюсь?
- А то нет?
- Может быть. Но она неизбежна, и что ж теперь – от страха трястись?
- Искать пути продления жизни. Впрочем, один найден.
- И где же он?
- На твоей правой руке.
Посмотрел на Костин оптимизатор, который, собираясь в поход, не доверил ни шкатулке красного, ни чертогам дядюшке Тома.
- Думаешь?
- Уверен.
- И что же мы ждём?
- Гуманоидов.
- Ах, да…. Ты знаешь, чего-то не хватает.
- Виски?
- Нет. Уюта.
- Чем могу помочь?
- Дождичка снаружи – здесь стало бы уютней.
- Айн момент.
Момент у Билли растянулся на полчаса. Пока связался с ЦУПом, те подогнали соответствующую тучку….
- Пойдёт?
- Для начала. Посмотрим, как кровля выдержит. Теперь виски граммов пятьдесят….
По ветхому шалашу забарабанили капли дождя. Костёр весело потрескивал, дым уходил через отверстие вверху. А дождь туда не попадал. Или я его не замечал?
Хорошо!
- Билли, как думаешь, Любе бы понравилось?
- Ей сейчас не до того.
- А что у неё?
- НЛО вскрыли, изучаем потроха.
- Ты сказал «изучаем»?
- А куда без меня?
- Хвастун.
- Ты, Создатель, баловень судьбы. Другим всё так просто не даётся.
- Что за упрёки? Забыл, кто тебя на свет произвёл?
- Начинается. Брюзжание – это у тебя возрастное?
- Нет, адекватная реакция на соответствующий наезд.
- Чего-то не хватает – дождя или виски? – уклонился от темы спора Билли.
Снаружи забарабанили дружнее, загудел ветер. Голова моя пустилась в пляс. Я подкинул в огонь и прилёг удобнее на топчане.
- Так что там, у Любы?
- Движитель НЛО основан на принципе антигравитации. Представляешь?
- Честно – с трудом.
- Грубо – он не притягивается, а отталкивается планетой, ну, конечно, в момент включения двигателя. Тогда он вообще теряет всякую массу – отсюда сверхзвуковые, почти световые ускорения. Аппарат гуманоидов без разгона набирает практически любую заданную скорость.
- Впечатляет. Аппаратура связи?
- Она, конечно, присутствует, но пока не поддаётся пониманию.
- А Люба как? Нервничает, грустит или как всегда – деловито собрана.
- Какой ответ услышать хочешь?
- Скажи, что скучает без меня.
- Она волнуется за Настю.
- Я тоже. И жалею, что с Любой расстались.
- Соскучился – кончаем ненастье, вызываем вертолёт и на мыс Кеннеди.
- Она сейчас там? Нет, пусть занимается задуманным, а я своим делом. Добавь-ка воды и ветра, знаешь – шум не помешал бы. Хочу знать, на какие экстремальные нагрузки рассчитано моё жилище.
Билли хмыкнул.
Но дождь усилился, и ветер. Снаружи сверкнуло, гром, многократно отражаясь, прокатился по плато.
- Удачно я выбрал место – все потоки мимо.
Буря разыгралась приличная. Сверкали молнии, грохот стоял оглушительный и беспрерывный – на отвесных склонах, наверное, начался камнепад.
- Такой вопрос, Билли: вся Земля под твоим контролем и ближайший космос – как же эти зелёные бестии проникают сюда незамеченными? И садятся, и взлетают, и людей похищают….
- Это ещё одна тайна НЛО. Ну, ничего, с Божьей помощью и своим разумом до всего дознаемся – дай время.
- Взломщики вы с Любовью нашей Александровной, а я сторонник компромиссов. Вот прилетят гуманоиды, я с ними поговорю. Уверен….
Сверкнула молния, и мысли мои рухнули в пропасть – на входе стоял зелёный инопланетянин. Нет, на счёт цвета кожи утверждать не буду, но в остальном всё, как утверждал Том Дэвидсон. Ростиком с метр, голова большая, глаза выпуклые, ручки-ножки тоненькие.
За разговорами костёр почти погас. Пришелец мелькнул в свете молнии и пропал. Снова вспышка – он на месте, мне не показалось.
Сел на топчане, палкой расшевелил угли, подкинул сучьев – огонь затрещал, и тьма отступила.
Матушка родная! Не один гуманоид у меня в гостях – целых девять штук. У входа главарь – и по четыре по обеим сторонам. Как стража. Хотя в руках ничего нет – ни секир, ни каких-нибудь инопланетных премудростей.
Милости просим, ребята, в мой шалаш, хотя и вошли вы, не постучавшись.
Они молчат, я в недоумении.
- Билли….
- Ждём, Создатель. А что ещё придумать?
- Да убери ты этот грохот.
Гроза не сразу, но утихла. Прекратился дождь. Но мы ещё не начинали диалог.
- Милости просим, - я сделал широкий жест в сторону костра.
Долгожданные, но непрошеные гости не шевельнулись.
- Билли, чего они?
- Кто-то из них тебя сканирует. Или это с космолёта?
- А ты?
- А я им не даю.
- Ты мне скажи: они с добрыми намерениями?
- А чёрт их разберёт. Но интересуешь их не ты, а исчезнувший корабль.
И словно подтверждение в наступившей тишине (гроза как раз закончилась), прогудел механический голос:
- Где наш корабль, человек?
Ишь ты, голос синтезируют!
- Где моя дочь, пришельцы? – в тон проскрипел я.
Снова затяжная пауза.
- Билли?
- Тебя сканируют. Пытаются пробить брешь в моей обороне и проникнуть в твоё сознание.
- Мне с ними общаться?
- Болтай, болтай….
И я заскрипел:
- Месяц назад на вашем корабле с этой площадки были увезены моя дочь и её спутник. Что вы можете сказать по поводу данного инцидента?
Молчание.
Не хотят общаться. Ну, хорошо, давай в молчанку поиграем.
Но загудел инопланетный бас:
- Если ты не скажешь добровольно, мы применим к тебе воздействие.
Ах, Люба, Люба – что я тебе говорил. Мог бы диалог состояться, а теперь они насупились. Хотя…. Что же они мой вопрос проигнорировали? Продолжим игру.
- Если вы не скажите, что с моей дочерью и где она, я тоже буду вынужден применить к вам соответствующее воздействие.
- Молодец, Создатель, - это Билли. – А теперь держись.
Я ничего не почувствовал, только новая пауза была продолжительнее первой.
- Что-то было, Билли?
- Они пытались атаковать твою психику, но я выдержал.
- Теперь моя очередь?
- Твоя.
Стремительно поднялся с топчана и решительно шагнул к непрошенным гостям. Они испугались, ну, чисто по-человечески - сыпанули наудёр, толкаясь на выходе. Поймал ближайшего, поднял за ручку и ножку над костром:
- Если ты, зелёная килька из консервной банки, сейчас не скажешь, где моя дочь, я тебя поджарю и съем.
Есть его, совсем не собирался, да и жарить тоже. Сказал, что первое пришло на ум. Они меня за дикаря-аборигена приняли – буду соответствовать.
Вот тогда услышал, как верещит от страха покоритель вселенной – жить-то всем хочется.
Бросил его на топчан и наружу.
Ночь сияла звёздами над головой.
На плато стояла летающая тарелка, как две капли воды, похожая на похищенную Любой.
Где мои гости? Ага, вон улепётывают на корабль, только пятки сверкают. Кажется, вход в тарелке просматривается – трап до земли. Вот он поднялся, светящийся провал закрылся – только и видели НЛО. Трусоватый народ.
- Что делать с пленником, Билли?
- Для начала свяжи.
- Считаешь, гуманно? Может, надеть на него оптимизатор?
- Пойдем, глянем.
Пленник лежал, скорчившись, там, где я его оставил. Казалось, с отлётом корабля, он утратил жизненные силы – даже не попытался спрятаться или убежать.
Что же с тобою делать, братец? Может, правда, связать? Но его беспомощный вид отогнал эту мысль.
- Билли?
- Надень ему оптимизатор.
- Общаться будем через Костин?
- Вряд ли – он не годен для двусторонней связи.
Я защёлкнул на худенькой зелёной ручке, лишённой всякого намёка на растительность, серебряный браслет. Гуманоид даже не шевельнулся. Вид умирающего лебедя. Да ну ничего, Билли тебя сейчас расшевелит….
Ночь прошла беспокойно. Отвык я от тягот и лишений. А тут сырость, а тут холод. И топчан занят. Короче, коротал её у костра, не смыкая глаз.
Хранилище Костиной души вообще, наверное, лишилось всех присущих оптимизатору функций – после промозглой ночи ощутил острейший приступ голода. Чем утолить? Побродил по плато, пошарил по кустам. Наткнулся на какие-то ягоды. Съедобны ли? Не стал рисковать. Вернувшись в шалаш, принялся размышлять – не снять ли на время оптимизатор с инопланетянина.
По виду не сказать, что он стал бодрее – лежал, скорчившись, не двигался. Вздрагивал от прикосновений. Как его разговорить? Может, расскажет, что с Настенькой, прежде, чем окочурится.
К концу дня голод стал невыносимым – запасов жировых в организме ноль. А впереди ещё холодная ночь. Натаскал валежника и выбился из сил. Ночь прободрствовал, а тело просило, кричало, просто требовало – снять, отнять, стащить оптимизатор! Не знаю, что удерживало. Только не гуманность к гуманоиду – какое-то упрямство.
Утром следующего дня зелёный инопланетянин не вздрагивал от прикосновений, но хрупкое тельце ещё хранило теплоту. Или казалось?
Чтобы не поддаться соблазну, держался подальше.
А потом пришло решение. Не знаю, с чего оно родилось, почему решил, что оптимизатор зелёному рахитику нужнее…. Короче, решил добраться до Тома Дэвидсона и попросить у него пищи. Рисковал здорово – мог не дойти. Могло случиться, что дяди Тома нет в его хижине. Могло…. Словом, пошёл.
Что рассказывать? Как меня мотало из стороны в сторону на козьей тропе? Как ползком добрался до седловины и кубарем с неё – потому что в ногах уже не было сил. А потом будто нашлись – встал и побрёл к хижине. На порог вполз. Рукой так делаю – дай, мол, дай. Сказать ничего не могу.
Слава Богу, старый негр был дома и трезв. Он кинулся ко мне с кружкой воды. Затащил на кровать. Потом подносит кусок вяленой медвежатины. Ух, как я в него вгрызся, глотал непережёванные куски, насыщая истощённый организм.
Потом попросил оптимизатор и вышел на связь.
- Я уж готов был всю планету поднять по тревоге. Ты что вытворяешь, Создатель?
- Жив наш пленник?
- Увы.
- А что?
- Какая-то, мне непонятная, связь у них с кораблём: он отлетел и инопланетянин окочурился. Когда проник в него, он уже увядал, запрограммированный на кончину.
- Они сильно от нас отличаются?
- Совершенно не похожи. Нет органов поглощения питательных веществ и органов выделения отработки.
- Может, робот?
- Скорее всего. Хотя правильнее – биоробот, управляемый с борта тарелки.
- Слушай, но ведь он брыкался и верещал над костром, как живое существо.
- Одно другому не помеха – существо существом, а разум в НЛО.
- Ишь ты, приловчились. Ладно, кончаем связь. Хочу заглянуть в его зелёное рыло. Ведь может быть, именно он участвовал в похищении моей дочери.
- Может быть, а может и не быть.
- Словоблуд….
Обратный мой путь хоть и был без оптимизатора на руке, но протекал гораздо бодрее. Подзаправившись про запас (прихватил даже кусок печёной в углях индейки, щедро предложенный хозяином), потопал по известной тропе в гору.
Солнце сияло, птички пели, а душа томилась в тисках непонятого. Где Настенька? Что с ней? Может ли ухудшить её судьбу похищение корабля и смерть гуманоида?
На плато было всё на своих местах – так, как я его оставил, отправляясь в хижину дяди Тома. Не без душевного содрогания снимал с холодной конечности зелёнокожего существа оптимизатор. Едва почувствовал контакт, зачастил вопросами.
- Билли. Может он не умер, а разрядился? Может, стоит его отправить к тарелке на мыс Кеннеди – глядишь, и оживёт?
- Хорошая мысль. Вызываю летательный аппарат?
- Подожди. Давай всё обдумаем и обсудим.
- Давай.
Занялся поисками хвороста для ночного костра. Натаскал травы ещё для одного ложа – тело гуманоида на моём топчане трогать не хотелось.
Ночь пала на плато. Костёр горел в моём жилище. Два интеллекта силились понять: был ли третий.
- Так говоришь, биоробот? Слушай, такая версия меня вполне устраивает: снимает грех с души.
- А я не мог сразу понять – как они могли так легко бросить товарища и улететь, даже не пытаясь спасти.
- Так это ещё одно подтверждение версии, что мы имеем дело с роботом, а не живым интеллектом. Бросили, потому что не жалко - расходный материал. И его, - я кивнул в сторону топчана, - нельзя ставить с Настенькой на одни весы по принципу – жизнь за жизнь.
- Ты остался здесь ещё на одну ночь с надеждой - прилетят?
- Теперь думаю, что нет.
- Но корабль их интересует.
- Какая-то слабая была атака – я даже не почувствовал.
- Чего не могу сказать о себе.
- Ты пострадал7
- Ничуть. Но чтобы выдержать направленное на тебя воздействие, пришлось немалый подключить ресурс.
- А Настеньке ты помочь не смог…. Или не успел?
- Возможно, нам повезло больше - НЛО стоял на приличном удалении.
- Значит, девочка и её спутник подошли слишком близко. Удар с инопланетного корабля оптимизаторы не сдержали. Кстати, какова природа воздействия?
- Электромагнитные волны. Хотя частота, амплитуда колебаний неземного происхождения.
- Бог мой! Не хочешь ли ты сказать, что их тарелки не автономный аппарат, а зонд, управляемый из далёкого далёка?
- Думаю, что так оно и есть.
- Перед кем же я метал бисер? У кого за Настеньку просил?
Как много непонятного. Я уснул, и приснился вещий сон.
Настенька…. Она в длинном греческом хитоне - под подолом голые ступни шагают по изумрудной траве. Она идёт мне навстречу. Светлые, очень похожие на мои, волосы спадают на плечи. Лицо спокойное, во взгляде нежность. Совсем взрослая дама. Как давно тебя не видел, доченька моя.
- Папка, успокойся и займись делами – со мной всё в порядке. Закончу миссию, и мы обязательно увидимся.
Она протянула мне руку:
- Сядем?
Мы садимся рядышком в траву. Она неземная, ни на что не похожая – и я понял, что в гостях у дочери. По небу плыли лазурные облака.
- Ты одна?
- Со мною Жан.
- Где он?
- Там.
- Ты общаешься с хозяевами планеты?
- Тс-с-с, - Настенька приложила пальчик к губам. – Об этом пока рано говорить.
- Тебе что-нибудь угрожает?
- Абсолютно…. – Настенька оглянулась.
- Тебе пора?
- Да, родненький.
Настенька растаяла на моих глазах. И изумрудное поле, и лазурные облака. Инопланетный мир сузился до хижины дяди Лёши с потухшим костром.
- Твой мультфильм, Билли?
- Абсолютно…. Сила твоего воображения. Я и сам с удовольствием посмотрел.
- Подсмотрел.
- Это частности.
- Будем считать сон вещим – с Настенькой всё в порядке – и займёмся, по её совету, делами. Свяжи меня с Любой….
- Утро доброе, дорогая.
- Скорей уже день. Что случилось?
- Как твои успехи?
- Будут непременно. Твои?
- Гостинец хочу выслать – пришли летательный аппарат.
- Были гости?
- Были, были – кое-что забыли.
- Сам куда?
- Курс прежний – Британские острова. Пора уже вызволить Костю из виртуального плена.
- До встречи.
- До скорой встречи….

К моему прилёту персонал одной из клиник Манчестера был оповещён и готов. Готова барокамера, которую после помещения туда известного оптимизатора, заполнил физиологический раствор. Процесс начался….
На мониторе пунктирной линией обозначены контуры человеческой фигуры. В углу экрана замелькали цифры, оповещающие процент заполнения оболочки.
В стеклянном саркофаге автоклава этот процесс наблюдался визуально.
К концу второго дня сформировался скелет.
Потом внутренняя начинка, кожный покров, детали идентичности с оригиналом.
Чем больше я вглядывался в создаваемое тело, тем меньше оно напоминало моего брата Костю. Оно напоминало….
На седьмой день процесса реставрации крышка «саркофага» откинулась, и на пол босыми ногами вступил…. Нет, это был не Костя – это был я, но лет так дцать назад. Моложе, я хотел сказать, меня теперешнего. Что за чертовщина?
- Здорово, брат, - Костя (Или не Костя – ведь и голос-то мой) как вылез из барокамеры, в чём мать родила, так и продефилировал ко мне.
- Здорово, брат, - он обнял меня и похлопал по спине.
Присутствующие сотрудники клиники дружно ударили в ладоши.
Под их рукоплескания Костя (или всё-таки не Костя?) подрулил к руководителю клиники (между прочим, женщине) и обнял её, не стесняясь наготы:
- Здравствуй, мать моя вторая.
Потом обошёл зал и каждому пожал руку:
- Спасибо, друг.
Вернулся ко мне:
- Ты мне не рад, брат?
- Костя?
- А кто ж ещё?
- Что за маскарад?
- Всегда мечтал быть похожим на тебя, а тут случай подвернулся - как не воспользоваться. Да ты не рад, что ль?
- Как-то непривычно.
- Ничего, привыкнешь.
- Наверное, стоит одеться.
- Всенепременно.
Костя ушёл вслед за медицинской сестрой. А мне надо было поделиться впечатлениями.
- Билли?
- Слушай, сам не знаю, как получилось. Думал, будет Константин, а он вон как пожелал.
- Ты заметил – на нём нет оптимизатора.
- Да он ему и не нужен. Прибор растворился в организме - теперь твой брат естественным образом обладает тем, что даёт оптимизатор. Это новый человек, человек будущего.
- Постой, но оптимизатор Костин утратил все имевшиеся функции – ты сам говорил, а я проверил в Скалистых горах.
- Думаю, из универсального он стал индивидуальным.
- Такое возможно?
- Видимо. Да ты не рад, что ль брату?
- Сам не знаю. Мне показалось, вместе с внешностью у него несколько поменялся и характер.
- Эксперимент прошёл - и это главное, а характер дело наживное….
Вечером мы сидели с Костей вдвоём в отведённых мне в клинике апартаментах. На столе бутылка коньяка, фрукты, коробка сладостей, дольки лимона.
- Выпьем, брат.
- Билли?
- Пей, пей….
Мы звякнули бокалами, я пригубил.
- Всё-таки ты не рад мне, не рад, что я спасся.
- Брось, с чего ты взял? Немного смущает твой новый облик.
- А мне нравится. Я твой младший брат и должен быть похожим.
- Помнишь, как с тобой случилось? – переменил неприятную тему.
- Смутно, смутно. Как по обшивке забарабанило, и свист уходящего воздуха заложил уши, душа ушла в пятки – а оказалось, в оптимизатор. Вот какую штуку ты изобрёл, брат.
- Ни сном, ни духом….
- Ну, тогда позволь мне стать автором нового изобретения.
- Как же космонавтика?
- К чёрту! Займусь усовершенствованием оптимизатора, подарю людям бессмертие и прославлюсь на века.
- Ты прежде не был так тщеславен.
- Тебя это задевает?
- Необычно как-то.
- Ты не поможешь разобраться в принципиальной схеме оптимизатора?
- Конечно, конечно….
Для этого пришлось остаться в клинике, где врачи наблюдали Костика.
Билли сам взялся за работу с давно забытым упоением. Я играл роль посредника между ним и братом, и всячески поддерживал в Косте приоритет первооткрывателя.
Через месяц упорных трудов родился новый прибор, не похожий на оптимизатор функционально. Да и названием тоже. Контактором нарёк его Билли, а по моей подсказке утвердил Константин.
Принцип действия…. Впрочем, не буду загружать Вас техническими терминами. В двух словах: душа человеческая могла с помощью контактора покидать существующую оболочку (тело), храниться в нём (в контакторе) и перемещаться в новую оболочку (тело). То, о чём грезил Билли на борту спасателя, стало реальностью – человечество обрело аппарат (согласитесь, «эликсир» не звучит в контексте) бессмертия.
Костя был на седьмом небе от счастья.
- Что твой оптимизатор против моего контактора – пшик.
Характер его после известной трагедии изменился. И надо признать – не в лучшую сторону. Он принял мой облик – я стерпел. Билли работал над созданием контактора, я суфлировал для Кости, а он приписал себе авторство. И это принял – пусть себе. Но когда он начал бахвалиться, я засобирался к Любе.
- Тебе я больше не нужен, - уговаривал брата. – А меня ждёт Люба, у неё тоже есть заморочки.
- Вместе полетим – только последние штрихи.
Что за штрихи я не знал, но вечером принял приглашение брата посетить спортзал.
- Давненько не бывал, - окинул взором безлюдное помещение.
- Рукопашный бой, - предложил Костя, прыгая на ринге в шортах и борцовках.
- Не стоит.
- Когда-то ты был дока в этом деле. Не подзабыл? Ну, давай же, давай….
Раззодореный, нырнул под канаты.
- Э, нет, - запротестовал Костя. – Оптимизатор сними, так нечестно.
Оптимизатор мой повис на стойке. Вышел в центр ринга, похрустел шейными позвонками, пощёлкал ключицами – я готов.
Удар был страшной силы. Я не был к нему готов. Я не ожидал. Я просто подумать не мог…. Костин кулак проломил мне косицу. Закрылся глаз. Изо рта и носа брызнула кровь. Казалось, всё лицо моё перекосилось. Что происходит? Костя!
Второй удар был в солнечное сплетение ногой. У меня ёкнула селезёнка и, наверное, оборвалась. Грудь напрасно вздымалась – я не мог втянуть в лёгкие воздух. Костя!
Третий удар поверг меня на ринг. Удар ногой в злосчастную косицу. Господи! Да что происходит? Костя!
Он прыгнул на меня обеими ногами, круша рёбра.
А потом пинал, пинал, пинал поверженное тело.
- Ты убьёшь меня, брат, - хрипел я.
- Брат? - Костя бросился на моё поверженное тело, схватил за горло и принялся душить. – Брат, говоришь? А когда ты трахал мою мать, кем меня считал? Недоноском?
- Перестань. Мы закрыли эту тему.
- Ты закрыл, я нет. Ну-ка расскажи перед смертью, как ты её имел, в каких позах. Я помню, как она стонала и кричала в спальне.
- Ты сумасшедший.
- А ты труп! Труп!
Он оставил в покое горло, но град жестоких ударов обрушился на тело. Боль вытеснила прочие ощущения, и даже желание сопротивляться. Инстинкт самосохранения, где же ты? Отшибло? Осталось одно желание – скорее умереть.
Кажется, я потерял сознание.
Потом очнулся.
Костя тряс меня, собрав майку в кулаки.
- Нет, ты так просто не умрёшь. Я придумал, что с тобой сделать. Я вытяну твою душу в контактор и буду носить с собой. А захочу пообщаться, переселю тебя ну, скажем, в жабу. Каково?
Он засмеялся собственной шутке.
Господи! Сумасшедший.
- Погоди, погоди – полежи тут чуток, я мигом.
Страшный удар в лоб лишил меня сознания.
…. Лежать было не больно. Почти не больно. А шевелиться больно. Резко отдавалась в сломанных рёбрах. Потроха мои отбиты – как бы, не оборваны. Глаз закрыт набрякшей опухолью, в зубах большой недочёт. Чёрт! Откуда такая ненависть? Такая жестокость? Как мало я знал своего брата. Поделом теперь. Или он изменился после катастрофы? Да, точно – сошёл с ума. И теперь хочет убить меня. Или взять в рабство.
Я откашлялся кровью.
Не хочу в рабство. Не хочу в его долбаный контактор. Не хочу превращаться в жабу. Лучше смерть.
Снова проблема с лёгкими - надсадный кашель, разгоняющий боль по телу, и сгустки крови летят изо рта на пол.
Нет, не хочу умирать. Я ещё жив и буду бороться.
Прополз, следя кровью, ринг по периметру. Где оптимизатор? Стойки пусты, и под ними нет. А тут ещё глаз слезится – ни черта не видит.
Нет надежды на Билли. Надо выбираться из передряги самому. И времени в обрез. Это чудовище вот-вот вернётся с контактором.
Я сполз с ринга и поднялся на ноги. Одна работает, вторая не гнётся в колене. Голова кружится. Пространство пропадает в слезном тумане. Но идти можно и идти нужно.
Покинул спортзал. Проковылял коридором, придерживаясь за стену. Оглянулся. Нет, не уйти – кровавый след стелется по ковровому покрытию.
Лифт - моё спасение. В здании не меньше семи десятков этажей – пусть поищет.
Добрёл до лифта, вознёсся ввысь. Вышел в коридор – никого. Надо было вниз спуститься. Впрочем, рабочий день давно закончился – в клинике теперь найти людей достаточно проблематично. Поискать по кабинетам? Должны же бодрствовать трудоголики. Но страшно отходить от лифта далеко. Попробую ещё покататься.
Я спускался вниз и поднимался вверх, выглядывал в коридор, и наконец, мне повезло – почти напротив лифта женщина в белом халате закрывала дверь кабинета.
- Простите, - окликнул, - вы не могли бы мне помочь?
Женщина оглянулась, испугалась и бросилась бежать.
- Подождите, мне нужна помощь – разве вы не видите? Клятвой Гиппократа заклинаю – стойте!
Женщина остановилась.
- Я не монстр и не призрак клиники. Я упал в лифтовую яму, покалечился и мне нужна помощь. Подойдите….
Нет, не подойдёт. Это читается по её лицу – насмерть перепугана.
Я покинул своё мобильное убежище и поковылял к ней сам.
- Вы не бойтесь. Меня зовут Алексей Гладышев. Упав, я сильно покалечился. Мне нужен ваш оптимизатор только на одну минуту – остановить кровотечение….
Я говорил и говорил, надеясь, что голос скрасит мой вид, разжалобит женщину или хотя бы успокоит. Говорил и молил Бога, чтобы Костя не появился в эту минуту.
Всевышний меня не услышал.
Мой сводный брат появился в конце коридора – в руке контактор, как пистолет киллера.
- Стойте, - закричал он. – Что вы делаете? Разве вы не видите, кто перед вами? Бегите от него.
И сам побежал, к нам по коридору.
Момент был критическим. Я не мог броситься на женщину и отнять её серебряный браслет. Оптимизатор на её руке служил надёжною защитой – мне ли не знать. Поэтому собрав в кулак всю волю, как мог спокойно попросил:
- Надо остановить кровь. Помогите мне.
- Я вас знаю, - сказала женщина. – Вернее узнаю.
Отстегнула браслет и протянула мне:
- Возьмите.
Вот теперь его можно рвать из рук, цеплять на своё запястье. Скорей, скорей же, чёрт возьми! Но я – горжусь этим поступком! – взял не браслет, а руку женщины и поцеловал, оставив кровавый отпечаток. А она улыбнулась и защёлкнула оптимизатор на моей руке. Как раз вовремя. В следующее мгновение я повернулся, выбросив руку вперёд – получай, брат!
Электрический разряд бросил Константина на пол. Контактор выпал и юлой закрутился. Как кот на мясо, Костя бросился на него. Вот он у него в руке, вот он направлен мне в грудь. Лицо, так похожее на меня, искажено гримасой – контактор на расстоянии не действует. А вот оптимизатор….
Костя бросился наутёк.
- Кто это? – удивилась моя спасительница.
- Герой кошмарного сна.
- А выглядит, как настоящий. Давайте я вам помогу.
Она нырнула мне подмышку, взвалила на плечи мою руку.
- Обопритесь.
И мы заковыляли к лифту….
Один в палате. Все ушли, пожелав спокойной ночи. Боль ушла – это главное. Оптимизатор на руке – процесс реабилитации идёт полным ходом. Ну, а меня мучают догадки и сомнения.
- Что происходит, Билли?
- У тебя проломлена косица, глаз повреждён, сломаны рёбра, отбиты лёгкие, оборвана селезёнка и обе почки, раздроблено колено…. Продолжать?
- Какая муха укусила Костю?
- Думаю, есть ответ на твой вопрос. По крайней мере, других версий нет.
- Излагай.
- Твоя связь с его матерью угнетала Костю с малыых лет. А тебя самого нет? Согласись, сделать любовницей жену своего отца – как бы, не этика морали.
- Условности. Мы любили друг друга.
- Вспомни, а не силой ты взял её первый раз?
- Если быть до крайности честным – то, может быть.
- Вот. Какой человек будет уважать насильника своей матери?
- Ты передёргиваешь. Мирабель любила меня.
- Спать и любить две разных вещи.
- Она пожертвовала собой ради меня.
- Ты знаешь, как это случилось.
- Иди к чёрту!
- Теперь о чертях. Убедил, что Костя ненавидел тебя за связь с его матерью? Это чувство таилось в складках души. Ведь над человеком довлеет масса условностей. Мы называем это воспитанием. Причём, правила поведения определяет не только реальное окружение, но и генная память. Она хранится в каждой клеточке тела и диктует душе условия игры. С молоком матери Костя впитал: не нападай первым, не бей лежачего, прости оступившегося…. Ну и так далее, вплоть до Основных Заповедей. Вернувшийся к жизни Костя обрел тело без генной памяти. Он помнит только то, что помнит сам – что видел, в чём участвовал. И ты в его представлении - отрицательный персонаж.
- Короче, мы лепили Костю, а получили монстра.
- Я не буду столь категоричен в выводах.
- И что теперь делать?
- Ждать.
И я ждал. Я отлёживался в Манчестере, в той самой клинике, где Костя обрёл новое тело. Оптимизатор чинил моё старое – срослась косица, глаз открылся, ну и всё остальное…, вплоть до зубов.
Две недели минули. Две недели реабилитации, две недели сомнений и беспокойства. Костя пропал. Потом объявился.
Люба вышла на видеосвязь.
- Прости, тебе неприятно слышать – он твой брат. Но его поведение становится невыносимым.
- Ты о чём?
- Он делает мне непристойные предложения, с каждым разом всё настойчивее. А сегодня попытался изнасиловать.
- Костя? – ахнул я. – Он у тебя?
Люба только плечами дёрнула. Очень брезгливым получился у неё этот жест.
- Гони его от себя.
- Да уж сказала, чтоб ноги не было.
- Как тебе его внешность?
- С трудом убедил, что это он. А потом стал уговаривать: забудь Алексея, я моложе.
- Сволочь.
- А ты говорил, что брат.
- Не остри, помоги лучше найти его.
- Сделаю, что могу, но общаться с ним…. Боже упаси.
Нашли Костино прибежище, наладили видеосвязь.
- Нам надо поговорить, брат.
- Говори.
- Тебя реанимировали с некоторыми изъянами. Возвращайся в Манчестер, специалисты кое-что поправят, и ты вновь станешь нормальным человеком.
- Я и сейчас более, чем нормален. Я в себе чувствую такие силы…
- Тебя самомнение не пугает?
- Напротив – стимулирует.
- Не от него ли ты стал нападать на замужних женщин?
- Подумаешь, недотрога. Ты же спал с моей матерью. Обычный физиологический процесс.
- Ошибаешься – мы любили друг друга.
- Она любила нашего отца, а с тобой просто трахалась.
- Ты не был таким.
- Я был задавлен гнётом условностей вашего долбанного общества. Теперь всего этого нет – есть Я и окружающий мир.
- Но ведь ты мне брат….
- Да, брат. А ты спал с моей матерью.
Чем возразить? Я промолчал.
Костя продолжил:
- Ты бабе своей скажи, чтоб не ломалась – всё равно будет моей. Вот ещё до пташечки нашей доберусь – Настеньки….
Я дёрнулся от негодования, а Костя:
- Тебя превращу в жабу и буду держать в банке на окне.
Чтобы не слышать его идиотский хохот, выключил видеосвязь.
Негодование требовало выхода.
- Билли, ты какое чудовище произвёл? Тебе не страшно, что он по белу свету бродит?
- К сожалению, парень зациклился мыслью о надругательстве над его матерью.
- Не было надругательства. Мы любили друг друга. Костя всё извращает и совсем близок к надругательству над светлой памятью своей матери.
- Любви промеж вас в принципе не должно быть: жена отца, по сути, мать.
- И что теперь делать?
- Жить с грузом греха.
- Грешить, так до преисподней – я убью его.
- Он полез к твоей жене и получил такой электрошок от оптимизатора, что, думаю, второй раз не рискнёт.
- Достали со дна моря на свою голову. Билли, может быть, стоит его отловить и лечить принудительно, пока больших бед не натворил?
- Давай понаблюдаем – он уязвим и очень несчастен.
- Да уж….
Излечив тело от последствий побоев, задумался – что делать дальше?
Связался с Любой.
- С Настенькой всё ясно – она в командировке, в недосягаемом для нас далеке. Будем ждать счастливого возвращения. С Костей вопрос решён – не так, правда, как хотелось бы. Собираюсь на Коралловый остров, ты со мной?
- Опять на курорт намыливаешься? Мы тут пашем…. Раскусили их систему связи, даже в коды вникли. Послали запрос в пространство. Ответа пока нет, но не суть в нём. Специалисты разобрались в принципе работы антигравитационного двигателя НЛО. Мы будем строить подобные корабли. Представляешь? Нажал кнопку – и ты на Луне. Или где подальше. Впечатляет? Что молчишь? Ах, да, на остров собрался. По юбке своей последней пассии соскучился?
Меня долго заводить не надо.
- Она ходит нагая.
- Тебе и раздевать не надо – красота! Сибарит ты, Гладышев и бабник – как был, так и остался. Ты и труд понятия антагонистичные.
- Хорошо, чего ты хочешь?
- Делу нужен твой острый аналитический ум.
- Мой острый аналитический ум всегда с тобою и к твоим услугам.
- Твой брат нанёс мне оскорбление – ты не хочешь меня утешить?
- Пощади, любимая - Диана ждёт.
- Диана – это дочь? А Настенька – отрезанный ломоть?
- Какое ты имеешь право?
- Лети, лети, куда желаешь – видеть тебя не хочу.
Пришлось лететь на Американский континент, где лучшие специалисты Земли под руководством моей жены потрошили инопланетный космический корабль.
Мы не виделись несколько месяцев, но Люба выдержала паузу – до конца рабочего дня – прежде чем допустить к своему телу. Потом рисовала пальчиком круги на моей груди.
- Гладышев, ты не ощущаешь себя старым? Может нам оптимизаторы в постель надевать?
- Смутил тебя Костя молодым организмом?
- Признаться, да – таким нетерпеливым был ты в прежние годы.
- Ты меня с кем-то путаешь – я был ласковым.
- Гладышев, останься со мной. Добьём НЛО, наладим выпуск своих кораблей по их принципу, и вместе полетим на Коралловый остров. Я даже приму в семью твою новую пассию на правах младшей жены.
- Её зовут Электра.
Люба проигнорировала.
- А дочка будет общей.
Звучало заманчиво, и я решил остаться.
Усыпив жену ласками, дотянулся до оптимизатора.
- Билли, введи в курс дела по НЛО.
- Ну, здесь пока полной ясности нет. Твоя жена мажорит. Принцип возникновения антигравитации мы уяснили и готовы повторить на своих изделиях. Но что движет тарелкой в пространстве остаётся загадкой. Очень сильно подозреваю, что всё управление её полётом находится где-то далеко – возможно, за пределами солнечной системы или даже галактики.
- Мы сможем строить подобные корабли?
- Да. И формы у них будут, примерно, такие же – ведь ступеней для хранения топлива не требуется. И реактивных двигателей.
- Ну, а как же ими управлять?
- Мне представляется такой фуршет. Создаётся Центр Управления Полётами. Для него составляется звёздная карта. Оператор определяет две точки в пространстве – место взлёта и посадки. Включает бортовую систему антигравитации, и аппарат – вжик! – переносится мысленной энергией обитателей Земли.
- Фантастика!
- Реальность. Над аппаратами уже работают. И Центр строится. Астрономы чертят звёздную карту – объёмную, масштабную. Связь отстаёт. Выше скорости света для волновых потоков ничего пока придумать не можем.
- А зелёные чебуречки эту проблему решили?
- Они да.
- Нам их система связи не поддаётся?
- Пока нет, но дай время….
- Пожалуйста, хоть до утра….
Все работали, я скучал. Допекал жену.
- Люба, скажи, когда можно считать твою работу законченной? Не получится так: сделав космический корабль нового поколения, ты захочешь слетать на Венеру?
- Запросто.
- А когда же мы посетим Коралловый остров?
- Слушай, не ной – лети один.
Я поджал губы.
- Ну, хорошо, я сибарит – зато ты потребитель. Нужен был - вызвала, попользовалась и выгнала.
- Ступай, Гладышев, не зли меня.
Эх, люди-человеки….
Тем же днём собрался улететь – Костя объявился вдруг. Мелькнул в толпе, оцарапал взглядом. Слава Богу, не подошёл со своим, набившем оскомину – здорово, брат! Я решил остаться и понаблюдать – неспокойно стало на душе. Чую – не с добрыми намерениями он здесь нарисовался. Снуёт по лабораториям, суёт свой нос во все дела. Что-то вынюхивает.
Удалось однажды преградить ему путь.
- Вы почему, Константин Владимирович, не пустили контактор в массовое производство?
Оскалился в ухмылке.
- А для чего? Пусть весит до поры, до времени.
Похлопал себя по поясу, где в пистолетной кобуре хранился единственный в мире экземпляр контактора.
- Ты ж…. вы хотели человечество осчастливить.
- Ещё успею.
- Хочу предупредить: если подойдёте к моей жене ближе, чем на три шага – вышибу мозги.
Константин с опаской покосился на мой оптимизатор.
- Оставь себе свою старуху.
Я шагнул к нему, а он ретировался.
Днями снова столкнулись.
- Ты зачем здесь? – я без церемоний.
- Дурак ты, брат – всё человечество желаешь осчастливить?
- А что надо делать?
- Жить. Умно жить.
Откуда у него такое? Скандинавские корни матери сказываются? Или от отца не лучшие черты унаследовал? Впрочем, Билли сказал, что у него нет генной памяти. Сиротка на ветру. Его появление на мысе Кеннеди отложило мой отлёт на Коралловый остров, а меня насторожило.
- Билли, он может на свой чёртов контактор ловить души человеческие?
- В принципе может, если только снять браслет. С оптимизатором контактору не справиться.
- Звучит вдохновляюще. Но стоит ли рисковать? Не проще – повязать и отправить на принудительное лечение?
- Давай понаблюдаем. Человек что-то ищет, к чему-то стремится – может, образумится.
- А у тебя с его мозгами связь есть?
- К сожалению….
- К сожалению, - передразнил, - Смотри, донаблюдаешься.
Вряд ли новый Костя образумится. Я так думал. Билли иначе. Время должно было нас рассудить. А оно влачилось медленно. Люба все дни в работе. Я с утра до вечера бродил по цехам и лабораториям, шпионя за братом. Силился понять, что он тут вынюхивает, но никак не мог.
- Люба, ты видела Константина?
- Да. Близко не подходит.
- Сделал ему внушение – похоже, понял. Не догадываешься: каким его сюда опять задуло?
- Думаю, неспроста….
Однажды наблюдал за Костей по монитору. Он был чем-то занят, а вид - удрученный. Зря он мою личину нацепил – не был я таким жалким и в худшие дни.
Наблюдал и советовался с Билли.
- Сдаётся – его что-то гложет. Может, со здоровьем проблемы?
- Спроси.
- Не хочется.
- Через немогу.
Я решился. Обратился по внутренней связи.
- У тебя всё в порядке, брат?
Он вздрогнул от испуга.
- Ты где?
- На мониторе тебя зрю. Уж больно видок твой неважнецкий – может, оптимизатор поможет?
- Иди к чёрту вместе с ним.
Билли рассказал, что Костя через кожу питает организм, может не дышать и останавливать сердце. Оптимизатор ему совсем не нужен.
- Ты на гитаре играть умеешь? – спросил неожиданно для самого себя. – Могу научить.
- Да пошёл ты….
- Тебе не кажется, что до перевоплощения у нас были несколько иными отношения?
- Надоело твоё сюсюканье. Ты лучше скажи, где сейчас Настенька?
- Зачем?
- Нормальная девчонка – с ней общаться можно.
- Слушай, я тебя предупреждаю: пока не прочистишь мозги, не смей приближаться к моим близким.
- А я далёким стал?
- Ты сам этого захотел. И добился. А Настенька, если захочет тебя видеть, сама найдёт.
- Ну-ну….
Его интерес к моей дочери беспокоил.
- Билли, чем он тут занимается?
- Тем, на что внимания ты не обращаешь – изучает принцип антигравитации.
- Может, в космонавтику надумал вернуться?
- Может быть.
- Знаешь, надоело гадать и тем более рисковать – я намерен силой обручить его оптимизатором и поставить под контроль все действия.
- Попробуй.
Обратился к Любе с просьбой.
- Думаю, изловить Костю, завернуть руки и нацепить оптимизатор. Не поможешь?
- Гладышев, оставь свои дикарские замашки – ты в обществе. Здесь все дела решаются цивильно. Иди сюда.
Она села за Центральный Пульт Управления. Зашелестела клавиатурой.
- Где сейчас Константин Владимирович Гладышев?
Константин Владимирович корпел над чертежами у монитора.
- Господин Гладышев, - раздалось по громкой связи – вас просят пройти в Центральный Пульт Управления.
Чертежи на экране компьютера пропали – появился текст прозвучавшего объявления. Костя испуганно отшатнулся. Мы это хорошо видели на экране монитора в ЦПУ.
- Иди к чёрту! – это он монитору, вдруг подчинившемуся кому-то отсутствующему.
- Какой нервный. Ну, хорошо - не хочешь добром…, - Люба пробежалась пальчиками по клавиатуре.
Константин вдруг сгорбился, напрягся, вцепился в углы стола. Гримаса отчаяния исказила его лицо.
Я не сразу понял, что происходит. Только когда ладони брата соскользнули со столешницы, тело его взмыло вверх и врезалось в стену рядом с дверью. Он упал и вцепился в дверцу шкаф-купе.
- Не-е-ет! – хрипел, противясь неведомой силе.
Я схватил Любу за плечи.
- Что делаешь? Перестань.
- Ты хотел его окольцевать….
- Но зачем применяешь силу Земного Разума? Он и так считает себя изгоем, а теперь будет ненавидеть весь мир.
- Будто он кого-то любил, - Люба встала со своего кресла и направилась к выходу. – Трудно тебя понять, Гладышев, а ещё трудней угодить.
Мой брат завис над полом в лаборатории, цепляясь за прогнувшийся пластик.
- Отпусти его! - закричал я.
- Сам отпускай, - Люба от порога.
- Я не умею.
Жена остановилась, смерила меня убийственным взглядом:
- А что ты умеешь, Гладышев?
И вернулась.
Вот тут я понял, что часы моего пребывания в космоцентре завершены.
Тем же днём улетел на Коралловый остров, не попрощавшись с женой.
Летел над океаном, приводил в порядок мысли.
Думал о нас с Любой. Нет, никогда нам не жить вместе, как бы мы этого не хотели – слишком разные натуры. Нам лучше держаться на расстоянии.
Думал о Косте. Жалел его. Действительно, человек с такой душевной травмой. Мы отобрали у него всё хорошее, что было в душе, наградив новым телом. Может, лучше было, если б он погиб? Нет, это крайности. Брат преодолеет изъяны характера, и мы ещё будем дружны. Я верил….
Думал о Диане, Электре, прозрачных людях Кораллового острова. Летел к ним не с пустыми руками. Едва гидросамолёт, скользнув по глади лагуны, ткнулся в прибрежный песок, начал его разгружать. Перетащил огромный плоский монитор, подключил. На экране замелькали эпизоды жизни мегаполиса – дома, люди, машины. Я потыкал кнопки пульта. Чей-то концерт, футбол, фигурное катание…. Положил пульт на видное место и прилёг в сторонке на песок. Пусть сами выбирают. То, что прозрачные люди придут смотреть телепередачи (если уже не собрались) не вызывало сомнения.
Я приготовился к спору с их лидером – привёз убедительный аргумент в пользу заостровной жизни. Пусть смотрит, а потом поговорим….
Прошёл час. Красивые пары кружились на льду, а меня начал одолевать сон. Уж зевнул неоднократно, когда почувствовал рядом движение. Кто-то коснулся моих щёк. И тут же в голове лопнула электрическая лампочка. «Кто?». Девочка не умеет соизмерять свои телепатические силы – молодо-зелено.
- Ты забыла отразить свет – я вижу через твои ладошки, - сказал я.
И Диана голосом:
- Ой, папка, как я рада!
Не прошли даром мои уроки.
- А мама запретила мне появляться пред тобой непрозрачной.
- Она здесь?
Я поднялся, протянул руку ладонью вниз:
- Электра, дай мне твою руку.
Её ладонь вошла в мою.
- Больше вам не придётся смущаться своей наготы (будто они смущались!) – я привёз подарки. Идёмте.
Две большие коробки, набитые женским бельём, платьями, блузками, шортами, брюками…. и всякими женскими премудростями стояли в стороне. Для каждой своя коробка. А они перепутали. Диана стала разглядывать и примерять наряды, предназначенные её маме. И наоборот – всё яркое, броское и цветное примеряла Электра. Пусть себе. В конце концов, не моё это дело – разберутся.
Вернулся к монитору. Никого не видел, но чувствовал, что зрительный зал не пуст. Пульт, наверное, побывал в чьих-то руках – на экране диктор читал новости. Когда речь зашла о НЛО, я, как очевидец, начал дополнять комментариями. Со мной никто не вступил в диалог – ни устный, ни мысленный.
Пошёл напролом.
- Видите, мы не такие дикари, какими казались вам двадцать лет назад. Жизнь на Большой земле неудержимо идёт вперёд. Нам есть, что показать, чем удивить и даже помочь вам. Сомневаетесь? Отпустите со мной ваших женщин на пару недель в Большой Мир, и когда они вернутся, всё услышите из первых уст.
Гробовое молчание.
- Я обещаю: мы вернёмся, и только тогда, здесь, на этом острове, и в вашем присутствии мои жена и дочь выскажут свои предпочтения – остаться с вами на острове или уехать со мной в Большой Мир. Хотя думаю, на острове никто остаться не захочет – всем найдётся место и дело за его пределами.
Все равно молчат, бестии. Я уж усомнился – не в пустоту ли бисер мечу? Но тут подошли Электра с дочерью и начали крутиться, демонстрируя наряды. Они с кем-то общались, к кому-то обращались, кто не захотел вступать в диалог со мной.
Диана была в широкой долгополой юбке и кофточке с оборками. Она отражала свет, и её бронзовое личико светилось счастьем.
Электра натянула топик с шортами на прозрачное тело – их только и было видно. Я едва сдерживался от смеха (попросил Билли помочь), увидев, как складно крутится в воздухе пляжная двойка, обозначая контуры прелестного женского тела.
Дождавшись внимания дам, поплакался:
- Ваш президент не захотел со мной общаться.
- А, - Диана махнула рукой. – Он в эту штуку смотрит.
- Монитор, - подсказал я.
- Монитор, - согласилась дочь.
- Ты ему скажи: завтра на рассвете мы улетаем.
- Почему завтра? – закапризничала Диана. – Я хочу сегодня.
- Тебе же сказали, завтра на рассвете, - Электра взяла меня за руку. – И не смей за нами подглядывать.
Мы пошли прочь песчаным берегом лагуны. Навстречу надвигался багряный тропический закат….
В этот визит на Коралловый остров мне не довелось общаться с его президентом. Да и Бог с ним. Возможно, я был убедителен, а ему самолюбие не давало озвучить согласие.
Над лагуной звучали современные мелодии, а на мониторе резвились музыканты, когда мы собрались улететь. Признаться, ожидал подвоха от упёртых обитателей острова и заблаговременно отогнал гидросамолёт в центр лагуны. Диана перенеслась на него по воздуху, а Электру я отнёс на руках, шлёпая по воде.
Сомневаясь, спросил:
- Мы одни?
Не верилось, что прозрачный президент отпустит с острова запросто так. Получив утвердительный ответ, дал команду на запуск двигателя. Гидросамолёт, рассекая воду, разогнался в лагуне и взмыл над пальмами. Сделав круг, лёг на курс…. Вот с курсом у меня проблемы. Дал команду компьютеру – возвращаемся. Но лететь на мыс Кеннеди совсем не хотелось.
Водоплавающая машина летела над океаном. Непрозрачная Диана смотрела в окно. Электра примостила голову на моих коленях. Приглаживая её невидимые волосы, обдумывал, где же приземлиться? Впрочем, на твёрдую поверхность гидросамолёту не сесть. Почему на твёрдую? Мы сядем на самую прекрасную воду самого прекрасного в мире озера. Курс на Байкал – приказал бортовому компьютеру. И сердце моё забилось учащённо – вновь увижу те самые места, где робинзонили с мамой и Настенькой.
Листвянка…. Будто всё так и не так. Вот Байкал, вот речка, ключ студёный. Сопка, вокруг которой бегал от нас таёжный мишка.
Закралось сомнение – а то ли делаю? Из одной пустыни привёз дам в другую. Им бы города показать, небоскрёбы, фабрики, заводы, космические корабли. Но дамы не казались обескураженными. Диана пришла в восторг от сороки-белобоки.
- Какая птичка! Я хочу быть такой.
Упаси Бог! Мне сразу вспомнился мой зловещий брат. Где-то бродит со своим проклятым контактором.
Не было проката туристического снаряжения. Но я заказал Билли всё необходимое и гитару – нам доставили самолётом.
Разбили палатки, натаскали валежника, развели костёр, вскипятили чай – тут и вечер пал. В сполохах огня поблёскивали серебром оптимизаторы на наших руках. Я взял гитару.
- Помогай, девочка.
Тронул струны:
- Где-то на сопках багульник цветёт….
Мозгам вдруг стало тесно – кто-то втиснулся в мою голову.
Диана подхватила:
- …. сосны вонзаются в небо.
Голос – чистый хрусталь.
Мы пели дуэтом, вгоняя в грусть и радость единственного слушателя, и ещё успел побраниться с Билли.
- Ты почему позволяешь так бесцеремонно вторгаться в моё сознание?
- Дочь твоя - почему я должен заниматься её воспитанием?
- Воспитывать буду я, ты должен защищать….
Ночь пропели. Кончился запас валежника, покрылось белым пеплом костровище. Померкли звёзды, небо посерело. Туман с Байкала заглянул в распадок.
- Хочу купаться, - заявила дочь.
- Как же? – забеспокоилась Электра. – Воды неизвестные. Мало ли чего….
- Можно, - резюмировал глава семьи (то есть я). – Только в купальниках.
Пока плескались в воде, таёжный мишка порылся в наших вещах и сломал гитару. Еду себе он в ней искал, что ли? А может, поиграть хотел? Впрочем, чушь! Другое дело – мишка тот самый или его потомок?
Так или иначе, настроение было испорчено – мы засобирались. Заказал Билли яхту. Электра бросила беспокойный взгляд на палатки:
- А с этим как?
- На недельку брал – дней через шесть рассыпятся в прах.
- Ну, хорошо, - усмотрев недоверие в глазах моей прозрачной половины, попросил Билли ускорить процесс аннигиляции оставляемых вещей.
Буквально на глазах они исчезли - распад на молекулярном уровне.
Похвастал:
- Вот так мы решили проблему мусора на Земле: вещи живут ровно столько, сколько нужны.
На яхте хотел принарядить Электру соответствующим образом, чтобы её прозрачность не бросалась в глаза непосвящённым. Остановил Билли:
- Не надо суеты, Создатель.
Виртуальный гений не терял зря времени на запястье моей возлюбленной. Электра замерцала и вдруг возникла перед нами в первозданной красе.
- Ой, мамочка! – захлопала в ладоши, запрыгала Диана.
Виновницу внимания заинтересовала собственная тень. Она опустилась на корточки и осторожно погладила палубу. Дочь умчалась в каюту за одеждами. А я с удовольствием любовался совершенными чертами, вдруг облекшими телесность. Будто слеп был и вдруг прозрел, и вдруг увидел: моя любовь - красавица. Отступила горечь, копившаяся последние месяцы. Жизнь снова обретала цвет и перспективу.
Мы прокатились по Иркутску на такси без водителя. Диана притихла, наблюдая. Электра держалась с достоинством. Не смутил её и гул аэропорта.
- Это последние отголоски эпохи, - комментировал я. – На пороге летательные аппараты нового поколения – бесшумные, способные перемещаться со скоростью мысли.
- Ну-ну, - похрюкивал Билли в моём сознании.
Я привык и не обращал внимания.
Прыжок над облаками, и мы в Москве. Наш тихий старый дворик. Подъезд, площадка лестничная, стальная дверь…. Кто живёт в нашей квартире? Оказалось – никто. Ключ хранила соседка. Узнала, всплакнула, отдала.
Всё, как прежде. Старая мебель. Гитара на стене. Моя? Мамина?
Усадил дам за семейные альбомы с фотографиями и с удовольствием комментировал. Надумал угостить гостей.
- Хотите квасу, настоящего московского кваску?
За углом раньше торговали из жёлтой бочки на разлив. Подхватил бидончик и вниз. На дорожке встретил измождённую женщину в очках. Что-то знакомое. Жанка? Или не Жанка?
- Жанка?
- Жанна Викторовна, - женщина приподняла очки, вглядываясь. – Алекс? Ну, точно, Гладышев. Какими судьбами?
- Да вот….
- Насовсем? Женат? Помнишь - обещал.
- Не помню и женат.
- Сволочь, - прозвучало добродушно.
- Я за квасом.
- За каким квасом? Ты с луны свалился, иль в детство впал?
- Нет бочки?
- Принесу я тебе квас – приглашай в гости.
- Приглашаю.
Мы стояли, переминаясь, подыскивая тему разговора.
- А двор почти не изменился, - сказал я. – Коробка хоккейная цела, в беседке старики с шахматами.
- Узнаёшь кого? Сорока, - окликнула Жанна Викторовна шахматистов. – Алекс Гладышев приехал.
Лысый мужичонка отмахнулся – не мешай. Оптимизаторы лежали на столе – игра была честной и, должно быть, азартной.
- Сорока? – удивился я. – Как изменился.
- Ты на себя давно заглядывал?
Ах, ты, Жанка, бойкоязыкая – я себя молодцом считаю, добрым молодцем.
Она позвонила в дверь минут через двадцать после моего возвращения. Принесла домашний квас. Затараторила с порога.
- Моя жена и дочь, - представил гостей.
Жанка увидела и прикусила язык. Поставив банку с квасом, засобиралась. В дверях ядовито прошипела:
- Ты хрен, когда помрёшь.
- Твои бы слова да Богу в уши.
В Москве задержались гораздо дольше, чем на Байкале. Ходили в театры, на выставки, по историческим местам. Музеи очень влекли Диану. А Электра там грустила.
- Что не так? – спрашиваю.
- Были люди, а теперь останки.
- Память, - поправил я.
- Я бессмертна, а ты? Когда-нибудь умрёшь и оставишь меня одну.
- Постараюсь не огорчить.
И пригласил дам на дискотеку. Медленно кружились с Электрой, наблюдая за дочерью. У неё недостатка в кавалерах не было – скорее избыток. Парни молодые, горячие.
- Билли?
- Всё под контролем, Создатель.
- Смотри, я на тебя надеюсь – чтобы никакого безобразия.
Девочку провожала домой целая кавалькада поклонников. А потом под нашими окнами состоялся ночной концерт, как в старой доброй Севильи. Возможно, для соседей это был кошмар, но нам он ничуть не мешал обсуждать животрепещущую тему.
Истёк обещанный срок. Мы должны вернуться на остров и убедить его прозрачных обитателей, что Большой Мир не таит для них угроз. Оптимизаторы, не отнимая природных способностей, помогут им стать такими же, как всё остальное население планеты. А со временем, возможно, решит проблемы продолжения рода прозрачных людей. Мы находили всё новые и новые аргументы убеждения. Дамы были уверенны в успехе задуманного. Им видней, а меня точил червяк сомнения.
- Ни в коем случае, чтобы не случилось, не снимайте с руки оптимизаторы. Если ваши соплеменники всё-таки станут упорствовать, пусть остаются – мы улетим без них….
Во дворе, кажется, утихли серенады. Ну, значит, и нам пора на боковую. Когда-то с Дашей спали в этой комнате. Теперь Электра отдыхает на моей руке.
- Тебе нравится квартира?
Она трётся щекой о трицепс.
- Мы вернёмся и поселимся здесь. Будем ходить в театры, музеи, гулять по Москве. Нравится мой город? Мы будем здесь жить, и любить друг друга. Согласна?
- Согласна, - шепчет Электра.
Она учится говорить. И её голос напоминает Дашин. Я вдруг подумал, что только с моей венчанной женой был по-настоящему счастлив. Теперь это чувство возвращалось…. В углу что-то шевельнулось. Мне показалось, Даша сидит в кресле. С печалью смотрит на нас, а на губах усталая улыбка.
- Милая?
- Ты счастлив?
- Кажется, да.
- Можно я с вами прилягу?
Вместо ответа откинул руку на подушку, предлагая примостить голову. Почувствовал на ней тяжесть и потянулся к Дашиным губам.
- Ты спи, спи, - шепнули они.
И я уснул….
Гидросамолёт снизился на подлёте, коснулся воды в горловине лагуны, пересёк её, гася скорость, заскрипел прибрежным песком. Откинулся люк-трап. Мы ступили на Коралловый остров. Ярилось солнце в зените, вода лучилось от него. Шелестели пальмы кронами, бесились птицы в их сени. Всё было как всегда, но как-то по-иному. Тревогой звенела округа. Это даже я почувствовал. Диана напряглась. Электра замерла на полушаге.
- Их здесь нет. Никого….
- Может быть, там…, - хотел сказать: «на той стороне острова», но Диана резко взмыла над моей головой и сбила с мысли. Как вихрь, полетела над побережьем, и одежды трепетали от встречного напора. Приземлилась, а потом….
Это была не электрическая лампочка – взрыв гранаты чуть не разнёс мою голову на куски.
- Они здесь!!!
Мы не умели летать, как наша дочь. Мы бежали с Электрой, увязая в рыхлом песке. Бежали и гадали – что там обнаружила Диана?
Это были скелеты. Восемь человеческих скелетов лежали в ряд.

Этот остров много лет назад купил для прозрачных людей. Был безымянным, я нарёк его Коралловым. Теперь пришло время переименовывать в остров Скелетов. Под сенью огромной королевской пальмы они лежали ровно в ряд – останки последних мужчин уникального народа Земли.
- Рачки, - подумала Электра и довела до нас. – Песчаные рачки способны за считанные часы лишить тело мягких тканей.
- Но прежде кто-то или что-то лишили их жизни, - озвучил свою мысль.
- И они стали отражать свет, - подала голос Диана.
Островитянки мои держались. Не без помощи оптимизаторов, конечно, но слезам воли не давали. И воплям, и стенаниям.
А меня терзали угрызения – ведь это я заманил их сюда. А потом увёз женщин, и в момент нашего отсутствия разыгралась трагедия. Какая – предстоит выяснить.
- Билли, ты видишь то, что я? И какие соображения?
- Теряюсь в догадках. Версий нет. Поищи следы, улики, доказательства.
- Верно. Моим женщинам ничего не угрожает? Может, укрыть их на время в гидросамолёте или отправить на Большую землю?
- Думаю, излишне - они защищены так же, как и ты. А помочь могут.
Обратился к дамам:
- Надо разбрестись - осмотреть окрестности. Что ищем? Всё необычное. Всё, чего здесь раньше не было. Что может пролить свет на случившееся.
Монитор раньше стоял на берегу, а теперь лежит, занесённый песком, на линии прибоя. Следы искать бесполезно – смыты приливами.
И в ближайших кустах ничего не нашли. Мы разошлись в разные стороны.
Пару часиков спустя.
- Билли, никаких следов, улик и доказательств.
- Плохо ищешь.
- Возможно, но предпочитаю думать, а не бегать. Давай присядем и подумаем.
- Давай присядь и подумаем.
Я присел на поверженную пальму.
- Что имеем? Восемь скелетов, которые были трупами, а ещё раньше живыми людьми. Может быть, эти останки не прозрачных? Какие-нибудь мореходы забрели, ну и….
- Исключено. Дамы признали мужчин своего племени.
- Хорошо, пусть будут они. Что тогда? Массовое самоубийство от тоски? От душевных терзаний? От попрания вековых устоев – ослушание женщин?
- Слабенько. Прозрачные выглядели нормальными парнями с крепкими нервами.
- Может, вирус?
- Вдруг разом? Откуда?
- Вторжение? Зелёных чебуречков, например.
- Людей они похищали – были примеры. Но никогда не убивали.
- Однажды могли начать. В отместку - корабль у них похитили.
- Если нравится версия, пусть будет. Другие есть?
- Другие? Почему они лежат ровным рядочком? Чья-то прихоть или последняя воля?
- Загадка. Разгадав её, поймём, что здесь произошло днями назад.
- Билли, ты мыслишь стандартно. Ведь есть свидетели. Оглянись! Они вокруг – вода, песок, пальмы, цветы на кустах. Немые свидетели преступления. Сумей прочитать их показания, и мы будем знать виновника.
- Это хорошая мысль – научить пальмы говорить, цветы разговаривать, песок и воду песни петь.
- Смейся, смейся…. А фотографическая память? Ты никогда не слышал о свойствах предметов – живых и неживых – заносить в память всё увиденное и услышанное?
- Слышать-то слышал, но как подобраться к этой информации?
- Оптимизатором.
- Речь оптимиста. Потребуется сложная аппаратура, которую ещё нужно создать.
- Работы на месяцы? Билли, ты сам мне рассказывал о проводах, которые чуть не заслонили солнечный свет.
- Должны быть объективные предпосылки, чтобы однажды количество превратилось в качество.
- И ты уверен, что их ещё нет? Тогда, крайнее средство – мозговой штурм проблемы. Кинь клич по Земле.
- Ты слишком много ходил пешком и отстал от жизни. После самой первой мозговой атаки на Земле появилось с избытком желающих решать свои вопросы подобным образом. Силы распылялись, стихии лихорадило. Коллективным решением был создан Совет Распорядителей. В его ведении разрешения на мозговой штурм.
- О господи, никуда без бюрократии. Как с ними связаться? Как их убедить?
- Можно избежать лишних проволочек, обратившись напрямую к Главному Хранителю.
- Ну, так обращайся.
- Ты будешь убеждать?
- Я.
Через несколько мгновений зазвучал во мне Любин голос.
- Да, милый.
- Бог мой! Ты – Главный Хранитель? Хранитель чего?
- Всемирного Разума.
- Что же не похвасталась?
- Ты не спрашивал.
- Логично. Хотя откуда мне знать? Постой, а твоя работа в ЦУПе, в космоцентре Кеннеди?
- Я работаю там, где интересно.
- Хорошо. Моя тема заинтересует?
- Выкладывай.
- Я на острове Скелетов.
- Где?
- На Коралловом острове прозрачных людей. Только их здесь нет. Осталось восемь скелетов.
- Погибли все?
- Все мужчины. Женщины – Электра и дочь – были со мной в Москве.
- Так. Вы вернулись, а там трупы?
- Скелеты.
- Нужны криминалисты?
- Мы, конечно, не профессионалы, но никаких следов присутствия посторонних на острове не обнаружили. Никаких признаков причин трагедии.
- Что хочешь от меня?
- Разрешение на мозговой штурм проблемы….
- Я хотела бы взглянуть на место трагедии.
- Ты не дослушала. Есть молчаливые свидетели - я говорю о деревьях и травах, о воде и песке, чайках и бакланах. Как научиться общаться с живой и неживой природой – вопрос для Всемирного Разума.
- Ты против моего присутствия на острове?
- Дашу во сне видел недавно – она одобрила мой выбор.
- Гладышев, бабник мой ненаглядный, за кого боишься?
- Прилетай, я познакомлю тебя с дочерью – она чудо….
Как и мои, поиски Электры с Дианой результатов не дали – никаких признаков присутствия на острове посторонних. Думаю, если им не удалось, что тут делать всем прочим остальным? Обсудить этот вопрос вновь собрались у печальных останков.
Поделился новостью – к нам летит Главный Хранитель Всемирного Разума.
Ликования не последовало. Дамы скорбели – ушли из жизни последние мужчины их незаурядного рода. Всё остальное – найдут ли убийц? накажут? – было второстепенным. Оставив Электру её горестным мыслям, попытался отвлечь Диану. Насобирал сухих стеблей плавуна, изобилие которых на линии прибоя, развёл костёр, принёс гитару с гидросамолёта.
- Споём?
- Разве можно в такие минуты?
- Каждому настроению придуманы соответствующие песни. Слушай….
- То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит
То моё, моё сердечко стонет….
- Жил на земле такой народ, - рассказывал я, - цыгане назывались. Любили кочевать, жечь костры в степи и петь под гитару. Они так любили жизнь, что провожали в последний путь навсегда усопших песнями и плясками. Люди удивлялись – скорбеть надо, а они веселятся. А ромалы (так они себя называли) считали – умерший был весёлым человеком и не любил слёз, так не будем его огорчать.
- И мы не будем, - сорвалась с места Диана. – Я сейчас.
Слетала на гидросамолёт, вернулась в широкой юбке и цветастой блузке.
- Эх, ма! Давай, папка!
Я ударил по струнам – цыганочку, так цыганочку.
Дочь пустилась в пляс, я аккомпанировал и исподтишка с Билли.
- Откуда это у неё?
- Из твоей седовласой.
- Но я ничего не почувствовал.
- Не боги горшки обжигают – научилась Диана пользоваться твоей памятью, не смущая присутствием.
- А мне приоткроешь её мысли? Хоть одним глазком….
- Сдаётся мне – не совсем этично. Девочка молода, горяча – ну, как поймает на месте преступления?
- А она может?
- Она много чего может.
- Ну, ты-то знаешь, о чём она мечтает?
- Я знаю.
- И?
- Мечты её чисты и прекрасны – поверь мне.
- Верю. Иначе и быть не может.
Последний раз ударил по струнам.
Диана прыгнула коленями в песок:
- Устал?
- Нет, но послушай.
- Когда весна придёт – не знаю….
Диана подхватила:
- Пройдут дожди, сойдут снега….
Мы пели дуэтом и во все глаза смотрели на Электру – перестань скорбеть, милая, мы живы, мы вместе, и это главное.
Может, со стороны покажутся кощунством песни и пляски над непогребёнными останками. Но за прожитые годы так часто терял дорогих и близких людей, что научился относиться к факту смерти философски. Или считаете, с воем и плачем лучше коротается ночь? Ну, тогда – каждому своё. Мы встретили наступающий рассвет с гитарою у костра.
Боялся ли я встречи с Любой? Положа руку на сердце – да. Она могла, взглянув на Электру, прищурить глазки, надуть губки и процедить: «И вот на эту ты меня променял? Эх, Гладышев, Гладышев….». Но она этого не скажет. Я знал. Потому что светоотражающая Электра – само совершенство женской красоты. Потому что твёрдо решил – хватит блукать по свету, пора остепениться, осесть и жить спокойно с любимой женщиной. Для осёдлой жизни очень подходила московская квартира, некогда подаренная маме её отцом генералом. А любимой женщиной будет Электра. Любаше останется то, что она больше всего желает – хранить Мировой Разум. Жестоко? Подло? А что делать? Не принимала душа Любин вариант коммунальной семьи. Теперь ждал и страшился визита на остров Скелетов моей законной половины.
Люба прилетела в полдень. Одна. Я почему-то ждал своры криминалистов.
Её, похожий на тарелку инопланетян, летательный аппарат вдруг пал с небес, завис на мгновение и плавно опустился на песок пляжа.
Эффектно.
Точно так же появилась Люба.
Спустилась по люк-трапу. Одним взглядом оценила обстановку и стёрла с лица ослепительную улыбку. Подставила мне щёку. Пожала руку Электре, стрельнув по ней быстрым взглядом чёрных глаз. Осмотром Дианы осталась довольна. Задержала её пальчики в своей ладони, пригладила роскошные девичьи волосы:
- Ух ты, какая прелесть!
- Это они и есть? – кивнула на останки восьми мужчин. – Ты говорил, прозрачные.
- Билли, - попросил тайком, а вслух – Взгляни на Электру.
Стараниями виртуального помощника аборигенка моя вновь перестала отражать свет.
- Ого! – Люба вздрогнула от неожиданности, увидев на месте Электры лишь её одежду.
- Билли.
Электра вернула своё лико белому свету и чуть качнулась в извинительном поклоне.
- Впечатляет, - согласилась Любаша и вновь обратилась к останкам. – Тело прозрачно при наличии сознания?
Я развёл руками – очевидно.
- Это произошло здесь? – Люба обошла строй вытянувшихся на песке скелетов. – Их ни откуда не могли перенести?
- Следов мы не обнаружили.
- И этот исполин всё видел? – Любовь Александровна подошла к королевской пальме, пошлёпала ладонью почти бетонный ствол. – Всё видел и молчит? Не хорошо. Может, плохо спрашивали?
Куражится Главный Хранитель Всемирного Разума. Никогда не подозревал жену в театральных потугах.
Кажется, и она поняла, что переигрывает. Сменила тон.
- Будем совещаться.
Увидела тонкий дымок над углями ночного костра, направилась к нему. Присела, указала место напротив.
- Расскажи, Гладышев, свою задумку.
Я пристроился у костра, разворошил угли, подбросил сухих стеблей.
- Если говорить конкретно об этой пальме – ты же не будешь отрицать, что она такой же организм, как мы с тобой. Конечно, более низкого уровня.
Сказал, подумал и поправился.
– В чём-то. Но все основные функции жизнедеятельности ей присущи. У неё нет наших ушей, но она слышит.
Тронул себя за мочку.
Люба подхватила:
- Нет глаз, но видит. Нет носа, но чихает – будь здоров.
- Твоя ирония от неспособности понять или принять?
- Не зарывайся, Гладышев. Ты меня о помощи просишь или я тебя?
- И ты способна сейчас встать и улететь?
Наши взгляды скрестились – сталь звякнула о сталь.
- Хорошо, - сказала Люба после продолжительной паузы. – Что ты предлагаешь?
- Интересующую информацию от этой тропической красавицы можно получить двумя путями. Проникнув в её память волюнтаристически, то есть, с помощью приборов. Или гуманно – найдя контакт с её душой.
- Бред.
- И тем не менее.
- Тогда я сторонница волюнтаризма.
- Очень жаль….
На этом совещание было исчерпано. Мы расстались весьма недовольные друг другом.
Люба уединилась на летательном аппарате до самого вечера. Думаю, советовалась с Распорядителями. Я успокаивал прекрасных аборигенок.
- Что происходит? – печалилась Электра.
- Она поможет? – дула губки Диана. – Зачем тогда прилетела?
Перед закатом Люба прислала весточку:
- Зайди.
На её личном летательном аппарате кроме пульта управления, совмещённого с рабочим кабинетом, присутствовала уютная спаленка.
- Ты знаешь, не готова к оргиям. Останешься у меня? – голос призывный, воркующий, голос горлицы из гнезда.
Это месть - сразу сообразил. Мне за мои измены. Электре за её красоту. Диане за то, что она есть….
Как подло, подумал, и остался.
- Этот аппарат сделан по принципу UFO, у него есть антигравитационное поле. Хочешь, займёмся любовью в невесомости?
Нет, такого повидла мне не надо. И не снял с руки оптимизатор. Даже помолился:
– Билли, помоги.
…. Звучала органная музыка. Люба рисовала пальчиком круги на моей груди. Я подумал – время.
- Ну, и что вы решили на Совете Распорядителей?
- Чш-ш-ш! – жена прикрыла мой рот ладонью. – Все дела, все разговоры завтра. Просто лежи и слушай.
- Билли, - обратился к помощнику. – Мне нужна эта ночь. Все должны спать.
Вскоре Любино дыхание оповестило, что в тарелке бодрствую один. На песчаном бреге спали Электра с дочкой. Полная луна отражалась в лагуне. В её серебристом свете белели скелеты некогда прозрачных людей.
- Ты собираешься исполнить то, что задумал?
- Да, Билли. Я хочу, чтоб моя душа покинула тело и нашла контакт с душой королевской пальмы. Поможешь?
- Ты в своём уме?
- Пока да, и теле своём. Не дрейфь. Вспомни, какие дела уже творил. Костя умудрился спасти себя в оптимизаторе. Ты помог ему создать прибор для перемещения душ. Собственно, что такое душа? Искра Божья в бренном теле. А жизнь? Это временное обладание дарованной оболочкой. Душа бессмертна – конечен срок у оболочки. Ты сам это внушал. В чём теперь сомнения? Может, этот исполин когда-то был римским гладиатором – мы с ним поладим. Ну же, Билли, смелее. Найдём к нему подход, и он нам всё расскажет.
Сел, прислонившись спиной к стволу пальмы. Откинул голову, чувствуя затылком твёрдость и прохладу бетона.
- Ну же, Билли, смелее, смелее….
- Будь осторожен, Создатель, я храню твою оболочку, а выпорхнувшую душу….
Наверное, я уснул, а душа моя воспарила….
Никуда она не воспарила – каким-то членистоногим насекомым (скорее муравьём) засеменила вверх по вспененной и остывшей пемзе ствола. Где тут вход во внутренние покои? Мне надо поскорее добраться - солнце скроется, муравейник закроется.
Нет никого солнца. Неопределённое время суток, непонятен источник света. Может, и света никакого нет. Зачем свет, если у меня нет глаз. Рта, носа. Ничего нет. Есть движение и ощущение окружающего. Всё так огромно для меня малюсенького. О, Господи, спаси и сохрани – сам того пожелал. Может, это не душа моя? Может, я действительно превратился в муравья? И меня вот-вот склюёт какая-нибудь птичка? Лучше бы, ты, Билли, сделал меня пиратом – скитальцем морей. Ступил на берег, а тут красавица пальма отдыхает. Вот мы познакомились, разговорились. Я биолог по диплому, мне с флорою на «ты» сам Бог велел. А с букашкой-таракашкой кто захочет общаться?
Куда лезу – вверх, вниз? Может, уже внутри? Какие-то проходы, каналы. Пролезть-то можно, да как бы ни заблудиться – их тут целый лабиринт.
Всё ясно – это древесные волокна. Значит, я не муравей и даже не личинка. В лучшем случае – бактерия, в худшем – одноклеточное существо. Да с таким исполинская пальма и общаться не захочет.
Откуда у одноклеточного ноги? Или это не ноги? Или я не бегу по бесконечному коридору? Может, скольжу? Уж лучше бы лететь.
Бегу-скольжу-лезу. Время идёт. Сколько прошло? Час? Ночь? Год? Ни что не меняется. Нет усталости. Нет конца пути. Ощущение – бегу по кругу. По кольцу. Внутри кольца. Где тут обиталище духа? Тук-тук-тук. Отворите несчастному, а не то он выломает дверь. Бред – двери нет, нет и сил что-нибудь ломать. Бесконечное движение по тоннелю без конца. Где-то тут мне каюк придёт.
Моё тело, лишённое души (или лучше сказать – сознания?) станет лёгкой добычей песчаных рачков. Они лишат его мягких тканей, оставят отполированные кости. Не в этом ли разгадка острова Скелетов? Не в этих ли бесконечных коридорах королевской пальмы заблудшие души прозрачных людей? Нет, сдаётся, не такие они глупцы. Вот ты, то есть я, глупец, каких поискать. До чего додумался – найти тайник души королевской пальмы. Кинулся наобум – и результат. Ешьте меня жители прибрежных нор.
Но моё тело не съедят рачки - Билли хранит его. Только для кого? Мне отсюда, похоже, не выбраться. Может, хватит бегать? Пора уже понять, что этот путь не ведёт к цели и не стоит суеты. Остановиться, и что делать? Думать. Мне осталась одна, последняя функция жизнедеятельности – мышление. Сейчас сяду на спину (или брюшко?) и буду думать. Только думать и ничего больше. Кажется, остановился. А может, нет? Ничего не изменилось. Боже, не сошёл ли с ума? Впрочем, нет – сумасшедшие не сомневаются в своём здравомыслии. Надо двигаться. Так остаётся надежда. На что? На возвращение, конечно. Как огромен внутренний мир обыкновенной пальмы. Просто необъятен. Или я ничтожен?
Мне кажется, что-то слышу. Или кажется? Есть ли у меня слух? Зрение? Но ведь вижу. Серые стены бесконечного тоннеля. Серые и сырые. Красиво здесь? Как может быть красив пищевод? Пищевод? А почему нет? Сейчас каналом хлынет желудочный сок, и мне каюк. Нет, об этом не стоит думать – страх плохой помощник в любом деле. В моей душе нет страха. Бармалей, Бармалей – выходи поскорей. Но не слышит Бармалей.
Зря я сюда сунулся. Опрометчиво. Если сам не смогу выбраться, в конце концов, меня могут найти. Освободить. Теперь надо думать, как здесь жить. Жить можно, но уж больно скучно – не с кем словом перемолвиться. Поспорить, разозлиться, полюбить. Всё человеческое стало чуждым. Не то слово. Недоступным – так надо выразиться. Хотел бы да не могу. А может, суета земная отвлекает мыслительный процесс, сбивает на мелкие частности? Вот сейчас самое время взяться за ум.
Нет, Гладышев, нет. Ты сейчас ищешь оправдания. Ты не нашёл прохода к пальмовой душе. Ты заблудился в лабиринте её тела. Ты сдался и ищешь оправданий. А что делать? Только не бежать, только не семенить своими членистыми отростками. Напрягай душу. Поставь вопрос ребром – или ты вырвешься отсюда, или на хрен такая нужна. Вот это правильно! Люди силою ума горы ворочают, стихии укрощают. А ты…. Ну-ка напрягись…!
А-а-а! Лопни мои глаза, если я отсюда не вырвусь. А-а-а!
…. Очнулся от оглушительного грохота в ушах. Казалось, ору – ору что-то истошно. И не могу остановиться. Нет, не ору. И рот закрыт. А грохот? Это прибой грохочет. Это птичий гомон. Это голоса…. Обычные голоса, но как раскаты грома. И птицы радуются солнечному дню – не более того. И прибой…. Отчего ж так слух обострился?
- Гладышев, ты…. ты живой? – Люба, наклоняясь, заглядывает мне в глаза. – Ожил! Ну и напугал ты нас.
Она целует меня. Она заслоняет собой весь мир. Еле сдерживаюсь, чтобы не оттолкнуть её.
Вижу дочь. Диана смотрит на меня и плачет, размазывая кулаками слёзы по щекам. Она не кидается мне на шею (а вижу – хочет) потому, что стесняется Любы. В стороне Электра. У неё растрёпаны волосы, и вид утомлённой шаманки араваков.
- Что произошло?
- Что произошло? Ты был в коме пять суток, - Люба пытается поднять меня на ноги. – Идём в летательный аппарат. Тебе надо отлежаться.
Я отстраняю её:
- Мне надо отсидеться.
Делаю знак дочери. Она бросается мне на шею. Люба отходит, недоумённо пожимая плечами. У меня осталась свободной ещё одна рука. Маню Электру. Она пристраивается подмышку. Мы в три пары глаз смотрим на Главного Хранителя Всемирного Разума. Люба, хмыкнув, уходит.
- Билли, теперь ты объясни, что произошло? Откуда этот грохот в ушах?
- Сейчас, сейчас, всё улажу.
- Ты меня настраиваешь? Как приёмник?
- А ты ещё не свыкся с мыслью, что тело лишь функциональный механизм, требующий настройки, ремонта, и, в конце концов – утилизации?
- Привыкну. Дальше.
Слух нормализовался. Билли продолжил.
- Ты помнишь – мы затеяли рискованный эксперимент? Твоя душа покинула оболочку и заблудилась внутри этой пальмы.
- Да, кажется, так всё и было. Как же я нашёлся?
- Не знаю доподлинно – могу только предположить.
- Валяй.
- Либо ты сам выбрался. Либо тебе помогла Электра. Она сняла оптимизатор и стала медитировать.
- Я не помню там Электры. Впрочем, не помню вообще сам факт возвращения. Только последствия….
- А что было?
- Ничего не было кроме лабиринта.
Я слышу голоса, они возникают внутри меня. Они поют – они рождают звуки, похожие на песню. Это песня мужественного, много пережившего народа. Это песня ушедшего народа. И без подсказки понимаю: Электра передаёт мне гимн прозрачных людей. Наверное, её память доносит песню, когда-то исполненную далёкими предками.
Песня прекрасна! Она вдохновляет. Ко мне возвращаются силы. Спасибо, родная!
- Билли, почему эксперимент не удался?
- Потому что изначально был замешан, как бред сумасшедшего.
- Ты консервативен.
- Только себя новатором не мни.
- Обиделся?
- Дурацким упорством, ты чуть не опрокинул мои надежды на вечное с тобой сотрудничество.
- Я буду бессмертен? Позволь обрадовать Электру.
- Пусть будет ей сюрпризом.
На следующий день в лагуну вошло научно-исследовательское судно, нашпигованное аппаратурой. И очень деловой командой. Люди в белых комбинезонах подняли на борт останки прозрачных. Подстрекаемый тревогой Электры, напустился на Любу.
- Что вы собираетесь делать?
- Ты правильно понял – не сидеть под пальмой сложа руки. Кстати….
Главный Хранитель отдал приказ. Люди с корабля вооружились. Наверное, это были лазерные пилы. И намерения их….
Я бросился к пальме:
- Не дам! Валите к чёрту! Это мой остров.
Вмешалась Люба.
- Гладышев, частная собственность давно упразднена. Твои права на остров устарели. Всё для всех – новый принцип Земли.
Вытянутая вперёд рука сжата в кулак, на запястье оптимизатор.
- Убью всякого, кто приблизится.
Душа кипит и пенится, как молоко в кастрюле, Билли:
- Ты с ума сошёл. Тебя лечить надо. Угомонись.
- Лучше уведи этих ребят - слишком борзые, как бы дров не наломали.
- Чёрт с тобой! – машет Люба рукой. – Оставьте его с этой ракитой.
Экипаж грузится на судно. Люба скрывается в своём летательном аппарате, так напоминающем тарелку гуманоидов. Он поднимается, зависает и плавно опускается на ютовую палубу исследовательского судна.
Лагуна опустела. На черте горизонта спекается в точку силуэт корабля.
Что это было? Визит Главного Хранителя на остров Скелетов? Вот именно. Прилетела, посмотрела и увезла останки прозрачных людей. Теперь их будут расщеплять, сканировать, бомбардировать электронными потоками. В интересах науки. Это знаю я и виновато смотрю на своих прекрасных аборигенок. Простят ли?
Кажется, меня не осуждают.
Мне очень хочется знать, что предпринимала Электра для моего спасения.
- Что было со мной? Я ничего не помню.
- Ой, папка! Мы думали, ты спишь. А ты спишь и спишь. День, второй, третий…. Хранительница связалась со своими, попросила помощи. А они: мы уже на подходе. Тогда мама сказала: я верну его. Тебя….
- Ты нашла меня там? – спросил Электру.
- Я попросила отпустить.
- Кого попросила?
- Его.
- Его? – кивнул на небо.
- Его, - Электра указала на королевскую пальму.
- Ты вступила в контакт с её душой?
- У этой пальмы мужское начало.
- Хорошо. Пусть будет. Ты можешь с Ним общаться? А расспросить о судьбе последних мужчин своего народа?
- Я тоже могу, - похвасталась Диана. – И расспросить.
- Тогда мы можем всё узнать. Но это не опасно?
- Для непосвящённых может быть.
- Чего же мы ждём?
Билли влез некстати:
- Женщины тебя дурят.
- С чего ты взял?
- Они одухотворяют то, в чём нет и быть не может души. Это религия их народа. Ты идёшь на поводу.
- Предложи что-нибудь разумнее.
- Не надо ссориться с Хранителем Разума. Лучше попроси прощения. Скоро станут известны подробности трагедии имевшей место здесь случиться.
- А мы узнаем прямо сейчас, - и вслух. – Верно, я сказал?
- А что ты сказал? – это Диана.
- Я сказал: давайте вместе спросим у Его Величества Королевского Пальма, что он имеет сказать по факту трагедии.
- Ты не боишься вновь туда? – Электра заглянула мне в глаза.
- Мы будем вместе.
- Только это надо снять.
«Этим» был оптимизатор.
- Не вздумай! – взбунтовался Билли.
- Отдохни, приятель.
Мой оптимизатор лёг на песок рядом с двумя другими.
Мы взялись за руки.
- Тебе не страшно, папка?
- Я самый смелый на свете папка….
Второй поход души за пределы тела совершенно не походил на первый. Я не превратился в муравья, ни в какую другую тварь…. Я остался самим собой. Более того – стоял, где стоял, и держал за руки своих милых дам.
Мир вокруг начал меняться с невероятной быстротой. По небу вскачь понеслись облака. Волны превратились в рябь, а приливы стали зримы. Солнце закатилось в обратную сторону. Луна поменяла направление движение. Дневное светило вынырнуло из-за горизонта с западной стороны и погналось за ночным. Вся эта свистопляска сопровождалась нарастающим воем – должно быть, ветра.
- Что происходит? – попытался послать отчаянный вопль.
- Молчи, - принёсся ответ.
Но я и сам начал понимать – время повернулось вспять. И сейчас я увижу…. Десять раз день сменил ночь, и на одиннадцатый я увидел Его. Я увидел всё. Восемь мерцающих мужчин поднялись с песка, где лежали недвижимым рядочком, и обнаружили признаки живых особей.
О чём они говорили с Ним, понять невозможно даже по жестам – так велика была скорость течения времени. Но это частности. Я видел жертвы, преступника и орудие преступления.
- Всё, - послал мысленный сигнал. – Достаточно….
…. Мы стояли на берегу лагуны, взявшись за руки. Блистало солнце на небосводе и воде. Птицы гомонили. Остров жил своею жизнью….
- Простите, - сказал дамам, надел оптимизатор и пошёл прочь.
Углубился в чащу, прилёг в тенёчке.
- Прости, Билли. Ты оказался прав. Никакой души у пальмы нет. Мои распрекрасные умеют поворачивать время вспять.
Билли не радовался своей победе.
- Ты сейчас в здравом уме и добром рассудке?
- Есть сомнения?
- Никому не дано поворачивать время вспять. Уж лучше верь в одухотворённость флоры.
- Я видел его – погубителя прозрачных.
- И кто он?
- Мой брат Костя.
- Ты видел, как он напал, лишил жизни?
- Лишил, своим контактором. Но впечатление – они сами на это согласились.
- Вот видишь. Думается, Константин Владимирович сумел их в чём-то убедить. Быть может, обещал другие оболочки в других условиях.
- Весьма правдоподобно. Парни тяготились бесплодием. И не такие они бессмертные, как им казалось. Только зачем всё это Косте?
- Предстоит понять.
- Как попал сюда? Контакт завязал? Убедил?
- Вопросов больше, чем ответов. Надо поработать.
- Билли, я устал. Устал от всего – от подлости родных, интриг близких, лжи любимых. Хочется отдохнуть.
- Оставишь без ответов такие вопросы? Может, твои прозрачные друзья в плену контактора? Может, они заложники, и Константин Владимирович за них что-нибудь потребует?
- Устал. Отстань, а то сниму.
Билли умолк, и оптимизатор снимать не пришлось. Я уснул под шелест пальмовых крон.
…. Мне снился сон, как дивный фильм. В бескрайнем море я дельфин. Вода ласкает, освежает. И солнце, радуя, блистает. Мой ум при мне. И тайны океана все ….
- Билли, ты, как всегда, не вовремя.
- Любовь Александровна просит выйти на связь.
- Да, милая.
- Оклемался? Наверное, зря тебя там оставила. Гладышев, тебе обследоваться надо. Такие потрясения одно за другим.
- Пожалела?
- Ты мой муж. Единственный.
- В природе так и должно быть. Священная книга мусульман учит: сколько сможешь прокормить, столько и бери жён. А муж должен быть один.
- Кормилец наш. Мы сделали спектральный анализ непрозрачных останков прозрачных людей. По нему восстановили происшедшее с высокой степенью вероятности.
- А я тебе без всякой вероятности скажу – это Костиных рук дело.
- Знаешь подробности?
- Души прозрачных у него в контакторе.
- Как думаешь, зачем?
- Время покажет.
- Поторопить его не хочешь?
- К чему?
- Понятно. Твои дальнейшие планы?
- Возвращаюсь в Москву, с Электрой и Дианой.
- Цель?
- Будем жить-поживать и добра наживать.
- Хочешь, чтоб оставила тебя в покое? Не получится. Без компромисса не получится.
- Что хочешь?
- Отдай мне Диану.
- Чтобы ты ставила над моим ребёнком научные опыты?
- Дурак ты, Гладышев. Я ведь люблю тебя, а в ней твоя частица.
- Я подарю тебе свой портрет.
- Хорошо. Прилечу за ним в Москву….
Диалог закончился. Можно сказать, оборвался. Образно – Люба бросила трубку.
- Билли, меня больше нет ни для кого. Я хочу досмотреть сон про дельфина. Помнится, предлагал оболочку поменять. Вот и подумаю на досуге. Крути свою киношку.
- Электра просится на связь.
- Что могу сейчас сказать? Мне надо подумать, подготовиться. Дай понять, что сплю.
Тут же искры из глаз – будто дрыном по голове.
- Папка что с тобой? Ты в порядке?
- О, Господи! Диана, ты врываешься в мозг, как шаровая молния.
- Прости папочка, но мы волнуемся. Ушёл, молчишь….
- Лети сюда. Найдёшь?
- А то.
Не прошло и минуты, как Диана, оседлав ветку тропического дерева, болтала ногами надо мной.
- Ты чего сюда забрался?
С дочерью не хотелось кривить душой.
- Осерчал. Вы наплели мне про душу пальмы, а сами просто прокрутили время назад. Не понимаю, правда, как.
- Ой, а мама и не знает, что ты губы дуешь – беспокоится.
- Что, трудно было истину сказать?
- Да не врали мы. Ты что! Вот мама тебе всё расскажет.
Подошла Электра.
- Ну-ну, расскажи мне про душу пальмову.
- Всё, что мы видели, запечатлено на наружных тканях его ствола. Каждую минуту, час, день он растёт, а всё вокруг происходящее отражается и покрывается новым слоем. Я попросила дух дерева показать события того дня, и он немного «похудел» для нас.
- Гм, мне надо подумать.
Изобразил сосредоточенность на лице и к помощнику.
- Билли?
- Похоже на правду.
- Значит, у пальмы есть душа?
- Есть, если твои дамы не умеют «раздевать» деревья телепатическим образом.
- Зачем им врать?
- Ну-ну….
Мир в семье был восстановлен.
- Прости меня, - протянул руки Электре. – Присядь рядом.
Губы наши встретились. Как долго они были в разлуке. Как жарко они слились. Мы забыли обо всём на свете.
- Несчастный я ребёнок, - Диана взмыла с ветки и понеслась прочь.
- Завтра мы улетаем в Москву. Там у тебя будет много хороших друзей, - послал ей вслед благую весть.
- Не хочу завтра, хочу сегодня, - её оглушительный ответ вышиб из меня слёзы.
- А может, правда, сегодня? – робко предложила Электра.
- Тогда поспешим, - привлёк к себе любимую.
Как не спешили, комкая ласки, улететь тем днём не удалось – Диана пропала. Вернулись на берег к гидросамолёту – нет дочери. Искали, звали – безуспешно.
- Ты же можешь с ней общаться телепатически, - упрекал Электру.
- Поставила блокаду мыслям, - пожала та плечами. – Она это может. Не раз проделывала.
- Долго будет дуться?
- Бывало, неделями не появлялась.
- О, Господи.
Пошёл другим путём.
- Билли, где моя дочь?
- Могу сказать, где её оптимизатор.
- Ну, и….
- А вот пройдись-ка….
Оптимизатор висел на сухом сучке кустарника.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
- Я не могу потерять дочь.
- Да что с ней случиться? Эта среда ей родная. Её способности беспредельны. Смотри, как спокойна Электра.
- Скажи, Билли, что постыдного и крамольного в любовных утехах? Почему из-за них теряю близких людей?
- Не великий специалист в таких делах, но попробую. Думаю, всё дело в детском эгоизме. Диана на миг себе не могла представить, что у беспредельно любящей её мамы, может появиться увлечение, в котором и места дочери не должно быть. К тебе, впрочем, такое же требование. Теперь Костя. Он боготворил свою мать, и хотел с тобой дружить. А вы….
- И?
- Когда рядом дети, надо сдерживать свои чувства.
- Весь секрет?
- А ты думал.
- Что теперь делать?
- Ждать.
- Ну, уж нет!
- Тогда побегай по острову, поаукай.
Нет, дорогой. Ты думаешь, а я чувствую - посмотрим, чья возьмёт. Предупредил: будешь вмешиваться – сниму. И занялся подготовкой к вечеру. Натаскал плавуна, сухих пальмовых веток, сучьев кустарника. Развёл костёр. Когда через лагуну, серебрясь, пробежала лунная дорожка, тронул струны.
- Над окошком месяц, под окошком ветер
- Облетевший тополь серебрист и светел
- Дальний плач тальянки, голос одинокий
- Он такой желанный и такой далёкий….
Чувствовал, Диана где-то рядом. Пусть не поёт, но не слушать она не может. Она ребёнок, дуется за вымышленную обиду. Но одиночество не панацея – в общении легче. Бросал на Электру испытывающие взгляды – чувствует ли присутствие дочери? Моя возлюбленная была грустна и задумчива. И она стыдится нашего порыва? О, Господи, надо было тебе придумать такую страсть, чтоб за неё потом карать? Ничего, ничего, милая, всё образуется. Вернётся дочь, и мы улетим в Москву. Я покажу вам столицу некогда могучей страны – моей Родины. Вот послушай.
- Простор небесный сизокрыл и тишина кругом
- Мне уголок России мил, мой добрый отчий дом
- Стою, не глядя на часы, берёзкам шлю привет
- Такой невиданной красы нигде на свете нет….
Звуки рождали гитарные струны, мои голосовые связки. Они поднимались с дымом костра. Ночной бриз уносил их в лагуну. И возвращал эхо.
- Уголок России – отчий дом
- Где туманы сини за окном
- Где твои немного грустные
- И слова, и песни русские….
Всё получилось, как задумал.
- Билли, она уже во мне?
- Мудрец. На живца ловишь?
- Как ты можешь? Она - ребёнок.
Это для Билли, а сам решил – ловушку надо захлопнуть. Отложил гитару, привлёк к себе Электру. Примостил её голову на своем плече, зашептал на ухо.
- Когда Даша была беременна, мы ложились вот так рядом, прижимались животами, и создавали семью. А наш ребёнок был между нами.
- Это была Анастасия? – Диана возникла в моём сознании.
- Это была твоя сестра Настя. Ложись в середину - мы создадим семью.
Дважды Диану уговаривать не пришлось. Она была прозрачна, но вполне телесна. Втиснулась между нами и хихикнула, щёлкнув меня по носу.
- Не велик младенец?
- Тебе не следует снимать оптимизатор. Он обучит тебя многим-многим наукам, и ты не будешь белой вороной среди московских сверстников.
- Я буду прозрачной вороной….
За пустой болтовней мир в семье был восстановлен.
Наутро мы улетели в Москву.

Создатель. День четвёртый

Люба исполнила угрозу – прилетела в Москву. Её персональный летательный аппарат, так похожий на тарелку инопланетян, приземлился в хоккейную коробку нашего двора.
Думаю, случись такое лет дцать назад, то-то был ажиотаж. Люди сбежались бы со всех углов, поглазеть на внеземное чудо. А теперь в порядке вещей - будто каждый день летающие тарелки приминают траву в московских двориках. Только заядлый шахматист Сорока, поднял голову от доски и проводил любопытным взглядом стройную фигурку моей законной жены. До самого подъезда проводил. А потом горестно вздохнул – то ли ушедшей молодости, то ли проигранной партии.
- Вот вы как устроились, - Люба обошла все комнаты. – Не дурно, не дурно. Главное, стиль сохранён. Теперь такие вещи только в музеях.
- Да будто бы? – взъерошился, не зная, что ожидать от этого визита.
- А это, наверное, твоя светёлочка? – гостья обратилась к Диане. – Скромно, уютно. Мне нравится.
- Где меня поселишь, дружок? – это уже ко мне. – Какая на вечер программа? Хочу в Большой.
Сходили квартетом в Большой театр. Потом ресторан. Говорила только Люба.
- Москва – самый архаичный город на земле. Всё сохранено, всё. Как в прежние добрые времена.
Эля (Электра) попросила соку. Диана мороженое. Для них любая пища – лишняя нагрузка на организм.
- А мы с тобой, Гладышев, употребим водочки с балычком. И шашлычки! Кутить, так кутить.
Подозвала робот-официанта, нащёлкала его клавиатурой песню прошлого века. Выпила и подпевала:
- Я рождён в Советском Союзе
- Сделан я в СССР….
Пыталась всех втянуть в разговор, но смотрела только на Диану. Во все глаза.
А я напрягался – что-то будет вечером?
Дома вечером Люба:
- На правах старшей жены требую тебя к себе. Где меня устроите?
Устроили гостью в гостиной. И меня. Эля осталась одна в нашей семейной спальне. Диана в своей комнате – бывшей моей.
- Гладышев, слабак, сними оптимизатор, - потребовала законная супруга. – Неужели так плохо выгляжу, что тебе нужен стимулятор?
- Скорее наоборот, так великолепна, что боюсь опрофаниться.
- Ничего не бойся – всё у нас получится.
И получилось. Я проспал допоздна и проснулся один. Вдвоём мы остались в квартире.
- Где Диана? – спросил Электру.
Но та не знала.
Надел оптимизатор и попросил Билли связать с дочерью.
- Мы с Любовь Александровной в Кремле, - услышал родной звоночек. – Здесь так здорово!
Ещё бы. Бывшая резиденция русских царей и президентов превращена в исторический музей. Обойти её недели едва ли хватит. И мы терпеливо ждали. Но следующий раз услышали дочь, когда она была уже в Австралии. И опять:
- Здесь так здорово!
Потом была Антарктида. Потом Центр Управления Погодой в Тибете. И мы поняли, что потеряли дочь насовсем.
- Она выросла, - утешала меня Эля. – Она жаждет дела. С твоей женой ей интересней.
- Женой, женой, - брюзжал. – Ты моя жена и мать моего ребёнка, которого у нас подло похитили.
- Она будет приезжать.
Вдвоём с Электрой прожили ровно год. Целых двенадцать месяцев, наполненных теплотой сердечных отношений, спокойствием размеренной жизни и уютом московской квартиры. Думаете это скучно? Отнюдь. Мы не пропустили ни одной премьеры, ни в одном театре мегаполиса. Посетили все музеи, выставки, и потом следили за каждым обновлением экспозиций. Мимо не проходили новинки литературы. Мы посещали творческие вечера и капустники нынешних и будущих знаменитостей.
Одно тяготило – как в то памятное утро Диана пропала вместе с Любой из нашей квартиры, так всё это время не удосужилась переступить её порог. Всё ей некогда, всё ей недосуг. Даже пообщаться толком не удавалось. Иногда, достигнув чего-то, она выходила на связь и, захлёбываясь воодушевлением, делилась новостями. Это были мгновения нашей радости. Которая тут же уступала место грусти (или огорчению), ибо на вопрос: «Ты прилетишь, Дианочка?» неизменно следовал ответ:
- Ой, сейчас некогда.
И связь завершалась.
На исходе двенадцатого месяца нашего проживания в Москве получили от дочери приглашение на свадьбу. На свадьбу! Наша Дианочка выходит замуж. Порадует внуками.
Мы переговаривались, собираясь.
- Ну, как же при её непоседливом образе жизни с малышом?
- Ребёнка мы непременно заберём к себе. И воспитаем.
Мы собирались на свадьбу, а думали о новорожденном. Понимали, что дочь уже не вернуть в наши чертоги, а вот её детей…. В том, что у Дианочки будет ребёнок, не сомневались – для чего же ещё современным молодым людям жениться?
Возникли проблемы.
Свадьба должна состояться на Луне.
Нет, это не было чьей-то прихотью. Из новостных сообщений, мы знали, что Луна активно колонизируется, и уже насчитывает несколько сотен тысяч человек постоянного населения. Среди них жених нашей дочери.
- Как он выглядит? – спросил. – Пришли изображение.
Но Диана:
- Прилетайте, всё увидите.
Хорошо сказать – прилетайте. Мы из Москвы целый год ни шагу. А тут – на Луну.
Надо с кем-то связываться, что-то узнавать, кого-то просить. Решил попросить Любу. Мы не общались с того дня, как она похитила нашу дочь, самовольно заменив ей отца и мать. Разве мог такое простить? Но обстоятельства вынуждали, да и про зятётечка хотелось поподробнее.
Прошу Билли связать с Любой.
- Да? - голос законной супруги сух и деловит. – Я пришлю за вами летательный аппарат.
И всё. Конец связи. Нет больше времени для меня у Главного Хранителя Всемирного Разума. Не имею права обижаться: сам отвёрг, а она лишила меня дочери. Стало быть, квиты. Впрочем, если быть справедливым – вряд ли Диане понравился наш осёдлый образ жизни. Молодость живёт движением, старость – думами.
Электра сразу смирилась, признав в Любаше лидера. Она сказала:
- Мы летим?
- Конечно, милая.
Мне стыдно перед Элей за свою слабость.
Обратился за советом.
- Билли, что думаешь по поводу?
- Какие-то сомнения?
- А ты не мог подсказать женишку, что не вери гут так-то. По-людски: приехал бы, показался да и проси руки суженой.
- А двадцать пять баранов в калым?
- Не помешают. Кстати, что придумать в свадебный подарок? Ты ведь знаешь, что у них есть, а чему будут рады.
- Архаизм всё это, Создатель. У людей радость – раздели её с ними и не надо лучшего подарка.
- А если мне женишок не понравится, или с Любашей найдутся темы для размолвок - что ж за свадьба-то без драки?
- С таким настроением оставайся-ка ты в Первопрестольной.
- От рук отбился?
- Ну, тогда, какие вопросы?
Любин личный космолёт (летающая тарелка) приземлился в хоккейной коробке нашего двора. Беспилотный аппарат. Но всё равно кто-то его отслеживал, отсчитывал время посадки, стоянки, отлёта….
Я бы нырнул в разверзнувшийся люк и был таков. Но Эля выдержала вполне разумную паузу. Макияж навела. Наряды два-три раза поменяла, подбирая. Что сказать? Молодец!
Душа рвалась к Дианочке. Лететь, лететь, конечно, надо, но родителями, а не какими-нибудь статистами на свадьбу дочери. Решили, Любиным проискам противопоставим своё сердечное великодушие. Однако точили сомнения - может, надумал всё, и нет никакой проблемы. Люба осуществляет роль благородной наставницы и не пытается вытеснять нас из сердца воспитанницы. Слетаем и на месте убедимся. В чём-то.
Сели, взлетели, прилунились. Едва глазом моргнуть успел, и ничего не почувствовал. Только невесомость. В какой-то момент тело стало лёгким-лёгким. Само готово лететь. А уже прибыли. На бортовом экране: «Добро пожаловать на Луну! Отстегните ремни. Сейчас откроется люк-трап». Мы отстегнули. Встали на ноги. Вес не вернулся. Ну, разве частично. Шагнул к открывшейся двери – а получилось, взлетел до сферического потолка и приземлился (прилунился) уже на трапе. Вот такой шажок на пять-шесть метров.
За бортом небо звёздное, и солнце на черте горизонта. А кругом самая настоящая Луна – равнины, горы, кратеры. На всём кремнистый отблеск. Уж не он ли заставляет выть волков и томиться женщин?
- Сдрейфил? – это Билли. – Не удивительно. Первый человек, ступивший на эту твердь, намочил в штанишки. Так что….
- Слушай, тут же нет атмосферы.
- А оптимизатор на что?
- Тогда верни мне земной вес.
- Легко. Но как же экзотика?
- Да чёрт с ней. Скажи лучше, почему нас не разрывает внутреннее давление?
- Тебе хотелось бы? Сними оптимизатор – лопнешь, как воздушный шарик.
- Не вижу встречающих.
- А кем ты себя мнишь?
- Думал, дочь….
- Девочке сейчас не до вас. Впрочем, вот и она.
К нам летели два лунатика. Низко над поверхностью, едва не касаясь её ногами. Оба в одинаковых греческих туниках. Поди, узнай, который из них наша дочь. Впрочем, утрирую.
Дианочка кинулась Эле на шею:
- Мамочка!
Туника – это мужская одежда или женская?
Мне протянул руку курчавый, горбоносый, в тунике, но всё-таки молодой человек.
- Здравствуйте. Меня Павлом зовут.
Зятёк, стало быть.
Я ответил на рукопожатие. Но тут Дианка повисла на шее.
- Папка!
Всё размерено – голову не разрывает её радостное ликование. Я к тому, что общение у нас телепатическое. На Луне голосовые связки напрягать не приходится.
- Здравствуй, милая.
- Идёмте, идёмте, - влечёт Диана с космодрома.
Здесь уже стояли рядами несколько десятков «тарелок» - гости слетелись. Наверное, все Распорядители присутствуют. Ещё бы – Главный Хранитель выдаёт замуж названую дочь. От этой мысли обида царапнула сердце. Впрочем, сколько, дорогая, ты не интригуй, Дианочка наш с Элей ребёнок, и она нас любит.
Впереди прозрачное строение.
- Оранжерея, - сообщила Диана. – Сейчас я вам что-то покажу.
Это был лунный камень. Думал, что сказка, красивая легенда, никакого лунного камня в природе не существует.
- Паша его нашёл, - Дианочка гордо. – Мой Паша – геолог.
- Теперь, наверное, нет, - будущий зять смущён. – Меня дизайн увлек. Вы посмотрите, посмотрите….
Вдоль прозрачных стен оранжереи стояли мраморные урны, из которых причудливыми изваяниями поднимались вверх чёрные, нет, антрацитово чёрные изваяния (по-другому не назовёшь). На что похожи? На деревья? Да, вряд ли. На скульптуры? Тоже мимо. На фантазии изощрённого ума? Ближе к истине. Во! На мексиканские кактусы. Только чёрные и без иголок.
- Они тёплые, - Диана. – Попробуй, папка.
Я прикоснулся. Да, действительно не холодные, как на то намекал цвет.
- Может, радиоактивные? - забеспокоилась Эля.
- Это застывшие солнечные лучи, - поведал Павел.
- Правда, правда, - кивает головой Диана. – Они растут, когда светит солнце. Это солнечные лучи воплоти. Паша достал их из лунной шахты, и теперь они растут здесь.
- А стены стеклянные зачем? - спросила Эля. – От холода?
- От пыли, - Диана. – Пыль здесь вредная, везде норовит влезть. Только это не стекло, а прозрачный полимер.
Подумал, порадовалась бы мама, будь жива, какая у неё русская внучка.
Длинная-длинная оранжерея – вдоль стен причудливые изваяния лунных камней. Когда из-за горизонта выныривает солнце, они начинают расти (прибывать в массе), аккумулируя его энергию.
Паша надумал оставить геологические изыскания и посвятить себя дизайну лунных камней. Диана, похоже, разделяет его пристрастия. Или, может, здесь другое? Более глубокие личностные чувства? Моя дочь, наделённая от природы сверхчеловеческими способностями, готова посвятить себя мужу геологу, дизайнеру, или…. кем бы он там не был. Где же, Дианочка, твои увлечения?
Задаю себе вопрос – будь женщиной, смог бы полюбить бывшего геолога Пашу? Спрашиваю об этом Элю.
- Он тебе не нравится? – Электра удивлена.
- А ты в восторге?
- Отцовский эгоизм, - это Билли влез, как всегда не к месту.
- В урну хочешь?
- А рискни.
Сволочь. Знает, что без оптимизатора на Луне мне не жить и мгновения – на куски разорвёт внутреннее давление.
Может, действительно отцовский эгоизм? Не скажу, что будущий зять вызывал во мне резкую антипатию. Нормальный парень. Но и всё. Казалось, моей незаурядной дочери пристало что-то адекватное. Ну, что ж – Паша, так Паша.
Оранжерея лунных камней не пуста. Говорю теперь о людях. Они ходили по вместительному сооружению, разглядывали неземные чудеса, любовались. Возникали вопросы, которые достигали сознания Павла и беспокоили его.
- Иди уж, - махнула рукой Диана.
И тот, как гончая, получившая команду «Пиль!», сорвался с места и полетел к кому-то любопытствующему.
Настало время родительского часа.
- Ты любишь его, солнышко?
- Да, конечно же, папка. Как можно его не любить?
Молодо-зелено. Ещё как можно!
- Уймись, - это Эля.
Действительно, у Дианочки праздник, она выходит замуж – чего ж я-то разворчался? Видимо, Билли прав – оставаться надо было в Первопрестольной. Нет, надо настроиться. Надо полюбить или хотя бы сделать вид, что этот Паша мне не отвратен.
- Билли?
- Обыкновенный отцовский эгоизм. Особый рецидив у старых маразматиков.
Знаю, откуда такое настроение у виртуального брехунца. Как он доставал в Москве за осёдлый образ жизни. И лентяй я, мол, и сибарит. На Земле и во Вселенной дел невпроворот, а я картинки в галереях разглядываю. Искать, говорил, надо Костю и похищенные души прозрачных родичей Эли. А я ему - возродившийся Костя твоё детище, вот и напрягайся. И с прозрачными не всё ясно. По-моему, у них полюбовное соглашение. От моих дам отстали, тому я рад. Что ж, мне самому в их лице искать себе неприятности? Я живой человек, имею право на уют и счастье с любимой женщиной. Отстань! Долго так продолжалось. В конце концов, отстал, угомонился. Сверкает серебряным браслетом на левом запястье да ворчит. А я привык и внимания не обращал. Даже скучновато порой без общения.
- Тебе как понять? Своих детей – один из автоклава, и тот с приветом.
Молчит скрипучка виртуальная.
С отцовской нежностью всматриваюсь в любимые черты.
- Как живёшь? Ты похудела. У вас будет малыш? Первый на Луне?
- Нет, пока не думали. А ребятишки здесь уже есть. Такие лапушки.
Покосился на Элю – всё прахом. Попляшем на свадьбе и на свои палати. Она сжимает мне пальцы – уймись, не напрягайся, приемли жизнь, как она есть.
Да уж.
- Папка, ты иди пока к Павлу, а я мамочке что-то покажу.
- Платье? – это Эля.
- Ну, конечно.
Дамы удалились, а мне не хочется к зятю. Трогаю причудливое изваяние лунного камня – вот ты какой! Застывшие капли золотых лучей.
- Абсолютное топливо, если бы мы не знали реакции аннигиляции.
Вздрогнул. Обернулся. Люба. Год прошёл со дня последней встречи. Каких-то двенадцать месяцев, и мы снова смотрим в глаза. И – не поверите – любуемся. Мне кажется, она стала ещё прекрасней. А я? Что она нашла во мне, кроме отметки в паспорте?
- Аннигиляция тоже архаизм - антигравитация теперь правит миром и телекинез.
- Верно, Гладышев. В музее космонавтики реактивные двигатели.
Пауза. Мы смотрим, не отрывая глаз, практически не мигая. Ловлю себя на подлой мысли, что хочу её. А почему, собственно, подлой?
- Билли?
- Мне, что за дело?
- Предатель.
Любина улыбка – само очарование.
- Здравствуй, любимый. Отлично выглядишь.
Воркует,… обольстительница. Впрочем, женщина и должна быть такой. Не увлечёшь самца – останешься без потомства. Таков закон природы. Только Люба – печальное исключение. Миллионы восторженных поклонников, супруг без патологий, а детей Бог не дал. Или не просила?
- Есть такое правило эволюции – не обращала внимания?
- О чём ты?
- В дикой природе все самцы гораздо привлекательнее своих подруг. У льва есть грива, у оленя рога, у павлина хвост, у селезня оперение. Знаешь, почему?
- Просвети.
- Они должны понравиться самкам, чтобы поучаствовать в продолжении рода.
- Да ты что?
- У людей всё наоборот, поскольку и задачи перед человечеством иные – нужно двигать прогресс.
- И получается?
- Женщина крутит хвостом перед зеркалом, чтобы мужчина изредка, творя цивилизацию, посматривал в её сторону и обновлял поколение.
- Браво! Отличная логика! Вижу, время не терял – развил цельное философское учение. Последователи уже есть или подбираешь?
- Расскажи о своих успехах?
- Мне похвастать нечем – время героев истекло. Оптимизатор уравнял людские возможности и способности. Даже Дианочка, щедро одарённая природой, не долго оставалась феноменом. Её способности изучены и материализованы.
- Я не умею летать.
- У тебя оптимизатор старой модели. Хочешь, поменять?
- Спасибо, привык.
- Я подарю.
- Расскажи про Луну. Чем тут народ занят?
- Потом покажу. Сейчас пора идти на церемонию.
Люба плавно оторвалась от полимерного покрытия и легко полетела вперёд. Потом остановилась, зависнув над полом, обернулась.
- Гладышев, - это она моим многометровым прыжкам. – Не смеши народ. Стой, где стоишь – я слетаю за оптимизатором.
У меня на руке два серебряных браслета.
- Билли, ты в котором?
- Угадай.
- Помнится, кто-то урны заслужил.
Любе:
- Есть здесь урна, мусоросборник, утилизатор?
- Зачем?
Снял старый, видавший виды оптимизатор, показал, держа с брезгливым видом двумя пальцами.
- Давай. Отдам в переработку. Или музей, как экспонат.
- А говоришь, героев нет.
- Живых….
Церемониальный зал ничем не отличался от оранжереи – разве только прозрачный купол повыше. Двумя длинными рядами стояли гости – в бальных платьях, фраках, смокингах. Жених со священником уже томились в одном конце живого коридора. В другом искали меня – предстояло вести дочку под венец.
Заложив крутой вираж, огибая строй смокингов, вихрем промчался на своё место. Дианка прыснула. Эля покачала головой и нахмурилась. Подал руку дочери – обопрись. И сам споткнулся, ощутив неожиданный прилив тяжести.
- Билли?
- А ты хотел воробышком порхать?
Вполне земное притяжение. Спасибо друг.
Рука, согнутая в локте, выдвинута вперёд. На ней покоится ручка моей дочери. Пошли, родная, к твоему счастью. Зазвучала музыка. Гости хлопают в ладоши. И это слышу.
- Билли?
- Газ в помещении. Азот.
До алтаря шагов триста.
- Пообщаемся, солнышко?
- Да, конечно, папочка, я вся – внимание.
- Хочу знать ваши планы относительно потомства.
- Павел говорит, что дети – это игрушка, забава, а мы взрослые люди и должны заниматься серьёзными делами.
- Все мужчины так говорят. Но ты женщина - твоё призвание рожать. Поставь его перед фактом.
- То же самое говорила мама.
- Пойми, ребёнок, ты – потомок удивительного народа, из-за бесплодия практически исчезнувшего с лика Земли. Доведи это и до Павла. Нельзя искусственно избегать того, что – не дай Бог! – уже заложено в тебя природой.
- Такие страсти говоришь в день моей свадьбы.
- Хочу твоего счастья.
- Ты хочешь внуков в свою московскую квартиру.
Я чуть не споткнулся.
- Билли, она опять копается в моей голове?
- Не обязательно. Эгоистичные желания читаются на твоём лице.
Я справился, я не споткнулся.
- А ты считаешь, здесь нормальный пейзаж, нормальные условия для воспитания малыша?
- Папка, что ты всё об этом и об этом. Как тебе мой Павел?
- Ты ответила на свой вопрос – он твой.
Два строя гостей закончились. В одном последней рукоплескала Люба. Значит, они поставлены по старшинству. А мама Эля осталась где-то там, в начале значимости. Передавая руку дочери жениху, смотрел не на него, на Любу – твоё коварство? И законная жена смотрела на меня. Во все глаза. И улыбалась. Что-то будет.
Наверное, справедливо, что ушли в прошлое все формы бракосочетания – осталось венчание. Красивый обряд. Клятва Всевышнему. А пусть отдувается – сам свёл.
Ловлю себя на мысли, что Павел мне всё-таки не по душе. Горбоносый, лопоухий. Внуки могут быть похожими на него.
Целуются. Мы хлопаем в ладоши. Звучит музыка. Первый вальс жениха и невесты. Нет, уже молодожёнов.
Ищу Элю, нахожу Любу.
- Пригласишь?
- Эмансипации на Луне в шесть раз меньше?
- Традиции шорят. Белый танец, и всё такое. Ждать, потом тебя искать. А тут – музыка, ты под рукой. Пригласишь?
- Приглашаю, - щёлкнул каблуками.
Люба – изящный книксен и подаёт руку.
Мы закружились. Парящие в азоте.
- Шампанского хочу.
Шампанское в ведёрках со льдом повсюду на круглых столиках. Это для любителей открывать. Для нелюбителей – в бокалах на разносах. Оно тягучее, почти вязкое, и пузырьки – как в замедленном кино – не спешат шипеть и лопаться. Но вкус отменный. Из закусок – фрукты, сладости.
Мы пьём. Люба смеётся, обнажая коралловые зубы.
- Хочу напиться!
После нескольких бокалов.
- Гладышев, хочу тебя. Что смотришь? Плюнь в лицо. Оттолкни. Перешагни. Многожёнец несчастный.
- Стоп! Отмотай назад. Нет, лучше начни сначала, но без концовки.
- Гладышев, я хочу тебя.
Закрываю её рот поцелуем.
У Любы на Луне свои апартаменты. Мы лежим в её постели, она рисует пальчиком круги на моей груди.
- Вернёшься в Москву?
- Я привык. Нам хорошо там с Элей.
- А как же я?
- Если все дела переделала, присоединяйся – будем жить втроём. Глядишь, внучка подкинут.
Долгая пауза.
- Тебе нравится Павел?
Люба со вздохом:
- Дианочка сама его выбрала.
- Других кавалеров не было?
- Да полно. Павел – самый бестолковый ухажёр.
- Я заметил.
- Но отличный учёный, геолог, дизайнер. Умница.
- Ну-ну….
- Зря ты. Все люди имеют доступ к Всемирному разуму. Многие способны формировать вопросы. Но лишь единицы – на них отвечать. Павел из их числа.
Мне приятно это слышать. Не могла моя дочь увлечься заурядностью.
Пауза. Если б не фигурное блуждание пальчика по груди, подумал, что Люба спит.
- О чём молчишь?
- Показать Луну? У меня есть заповедные места.
- Наверное, надо возвращаться.
- Да, брось. Завтра улетишь, и когда ещё будешь.
Справедливо.
- Пойдём, покажешь.
Мы покинули лунный город.
Дикий ландшафт. Звёзды, земной свет – солнце за горизонтом. Летели, едва не касаясь причудливо изрытой поверхности, озирали окрестности, любуясь пейзажами.
- По Луне лучше двигаться в полёте, - поучала Люба. – Ровной и твёрдой поверхности почти нет – скалы, а меж них пылевые омуты.
И сам заметил - кратеры почти до краёв полны мелкодисперсной, как пудра, пылью. Прилунились в центре одного такого.
- Мой любимый, - поведала жена. – Он маленький, его с Земли не видно, и потому остался безымянным. Я окрестила его кратером Мечты.
Кратер Мечты чуть не до скалистых краёв заполнен лунной пылью. По крайней мере, посадка была мягкой. Только Люба осталась на поверхности, а я с головой ушёл в сыпучее месиво. В сознании её задорный смех:
- Гладышев, ты где?
Я растерялся. Я ещё не умею обращаться с оптимизатором последнего поколения.
- Билли!
- Что бы ты без меня делал?
Выныриваю на поверхность.
- Я чуть не утонул.
- Да, пожалуй: плотность пыли много меньше воды – тебе самому и не всплыть.
Люба лежит в блюдце кратера, заложив ногу на ногу, руки под голову, лицом к голубому диску Земли. Попытался соответствовать.
- Алёша, смотри какое бездонное небо - целина человеческому разуму. Это хорошо, что ты упразднил границы и объединил землян, а то бы мы до сей поры глазели на звёзды из окопов.
- Слушай, на Земле атмосфера, а здесь её нет. Я к тому, что любой космический гость величиною с гвоздь может стать смертельно опасным.
- Исключено. Над Землёй, гораздо выше Лунной орбиты, создан спутниковый зонт. Ни одному метеориту массой больше пылинки не прорваться к планете или её сателлиту. Всё отслеживается и уничтожается.
- Сколько же потребовалось спутников?
- Знают в Центре Метеоритной Безопасности.
- Расскажи мне о Косте. Где он? Что с ним?
- Вы не общаетесь?
- А вы?
Я вытянул шею, чтобы посмотреть, не насмехается Люба? - и нижние конечности мои утонули в пыли. Дёрнул их вверх, и голова погрузилась в серую пудру. Фу, какая гадость!
- Билли, что за чертовщина?
- Летать, надо учиться, как учился ходить.
- Хорошо, хорошо, но позже. А сейчас, будь так любезен, всё делать за меня.
Я вынырнул на пылевую поверхность и заглянул-таки в Любино лицо.
- Так что с Костей?
- У него были проблемы – мне так кажется – с обязательствами перед прозрачными. Какое-то время жил в Антарктиде, а твои родственники гуляли в пингвиньих фраках. Потом была подводная лаборатория на Багамских островах, и надо полагать, прозрачные там ихтиандрили. На Новой Гвинеи побывали в облике райских птиц.
- Пастух заблудших душ!
- В конце концов, Костя объявился в Манчестере, той самой клинике, где обрёл новое тело. Когда до меня дошла информация, попыталась через посредников – на прямой контакт не хватило – связаться с твоим братцем. Он выслушал предложение, принял, и даже поблагодарил. В Манчестер были доставлены костные останки с острова Скелетов (так, кажется, ты его окрестил?). Их клонировали и заселили душами. Вот такая одиссея твоих прозрачных родственников.
Холодок тревоги царапнул сердце.
- Давно это было?
- Да уж…. Но ты не волнуйся. Первыми визитёрами в палаты заново родившихся были мы с Дианой. Комментарии нужны?
- Успокоились?
- А то.
- Где они теперь?
- Джигитуют. Великолепная девятка. Их трудно отслеживать – они обходятся без оптимизаторов. Но удивительный народ – с такими способностями сопротивляемости среде. Их видели даже на Луне.
- С Костей во главе?
- Возможно, в том числе.
Задумался. Что творится с тобою, брат? Какие силы влекут по жизни? Какой огонь горит в груди? Всёпожирающее тщеславие? Костя, Костя, как ты несчастен.
- Билли.
- Нет у меня с ним связи.
- Я не о том. На Луне отсутствует атмосфера - стало быть, мы здесь, как в открытом космосе?
- Считай так.
- Откуда твой оптимизатор черпает энергию, поддерживающую организм?
- Из пыли, когда есть контакт. Синтезирует из лучевой энергии.
- Но ведь солнце за горизонтом.
- А звёздные лучи? А отражённый земной свет?
- Ловкач.
- Ты думал.
Наверное, нас потеряли.
- Нас ждут, милая, надо возвращаться.
- Полежим ещё. Мне так хорошо здесь – и ты рядом.
Люба положила голову на моё плечо, руку на второе, а ногу на мои конечности. Обычные земные нежности. А меня так резко швырнуло в пылевую глубину, что показалось – спиной ухнулся о каменистоё дно кратера.
Чёрт!
- Билли! Что происходит?
- Метеорит. Огромный космический метеорит вонзился в лунную поверхность.
- Но этого не может быть!
- Как видишь, может.
- Где Люба?
- Летит в Луна-Сити.
- Свяжи меня с ней.
Через несколько мгновений Любин голос в сознании.
- Беда, Гладышев, метеорит из космоса прорвал защиту. Я в город. Сам доберёшься?
- Я ни черта не вижу.
- Напряги оптимизатор – у него есть навигаторские функции.
Какие к чёрту функции!
- Билли! Я не могу больше в этой пыли. Сделай что-нибудь.
- Поднимемся повыше. Ещё выше. Ещё. Создатель, ты почти на орбите.
Я выбрался за границу пылевого облака. Надо мной звёздное небо и голубой диск. И ещё – один край горизонта начал плавиться жидким золотом, намекая на скорый восход солнца. Другой тонул в клубящемся мареве.
- Билли, что с городом?
- Нет города, Создатель.
- Это…. Это….
- Это катастрофа. Космическая катастрофа.
- Билли!
- Понял тебя. Но там ничего нет. Там нет никого. Ни людей, ни их оптимизаторов. Только пыль, которая не скоро уляжется.
- Ты хочешь сказать….
- Погибли все.
- Диана!
- Все.
- Заткнись!
Я рванул с руки оптимизатор и потерял сознание.
Моё тело покоилось на границе пылевого облака. А душа унеслась далеко-далеко, на голубую планету, в заснеженную Москву.
- Ма, что такое жизнь?
Моя красивая, умная, изящная мать, доктор наук и мастер спорта, пригладила непослушный вихор на мальчишеской голове.
- Жизнь – это форма существования материи. Вот кристалл – он живёт своей жизнью. Он родился в недрах земли. Его нашли и отдали ювелиру. Теперь он сверкает в кулоне. Ты – мальчик, родился в Москве и ходишь в школу. А когда вырастешь, будешь делать добрые дела.
- А когда умру?
- Тебя предадут земле, и на могиле вырастут цветы. Твоё тело продолжит жизнь в новом облике.
- А душа?
- Отлетит в рай, где будет общаться с другими добрыми людьми.
- И мы там встретимся?
- Всенепременно.
Мы встретимся, мама?
Моё тело покоилось на границе пылевого облака. Я не смог сорвать оптимизатор – Билли был проворнее и отправил меня в нокаут. Медленно, медленно, день за днём пыль оседала. И тело моё опускалось вслед за ней. Билли не спешил будить во мне сознание. Удар по психике был мощнейший, и мой виртуальный врачеватель трудился не покладая рук. Наконец Луна вернулась в твёрдые границы. Я очнулся.
Звёзды. Слепящий диск солнца.
- Билли, где я?
- Тебя в каких координатах сориентировать – Пифагора, Эйлера, Лобачевского? Проще говоря, если полетишь спиной к солнцу, то скоро доберёшься до того места, где был Луна-Сити.
На месте лунного города зияла огромная воронка. Их называют кратерами. На дне кратера, в самом центре – распластанная фигурка. Раскинутые руки придают ей сходство с крестом. Люба.
- Давно лежишь?
- Надо лететь в Центр Метеоритной Защиты, разбираться в причинах прокола, а у меня нет сил.
- Такая поза что-то даёт?
Пристроился рядом на мягкой, как облако, пыли, раскинул руки.
- Знаешь, что бывает от таких ударов?
- Что, милая?
- Алмазы рождаются.
- Мама говорила, их называют слезами Аллаха.
- Плакать хочется, но на Луне это невозможно – недоступная слабость. Ты как?
- Пус-то-та. Гулкая пустота.
- Ничего. Со временем заполнится. Полетишь на Землю?
- Останусь с тобой.
Помолчали, переваривая. Я – вдруг принятое решение. Люба – полученную информацию.
- Почему мы здесь одни? Где народ?
- Ногой топнула – чтоб ни одна душа без моего позволения.
- Это верно – спасателям здесь делать нечего, а от сочувствующих стошнит.
Помолчали, подыскивая тему, не провоцирующую разногласий.
- Скажи, нужна человечеству эта Луна проклятая?
- Теперь мы прилетать сюда будем каждый год 30 октября.
- Согласен. Но городов строить не будем.
- Мы с тобой. А люди пускай. Человечество не запугают несколько сотен смертей.
- Погибли все Распорядители.
- Новых изберут.
- Что тебе даёт пост Главного Хранителя?
- Масштабы. Возможность быть в авангарде прогресса.
- Честолюбие?
- Скорее норма жизни.
- Почему за мной не оставляешь права выбора?
- Прости, была не права. Каждый волен на свою индивидуальность.
- Помни эти слова всегда, а не только в дни скорби.
Солнце скрылось за горизонт – закончился лунный день. На поверхность опустилась мгла, а небо стало ярче. И ближе. Оттуда, из глубин неведомого космоса, примчался огромный болид на чудовищной скорости, и не стало очень дорогих мне людей. Сколько ты ещё таишь опасностей, звёздная Ойкумена? Не пора ли взяться за тебя всерьёз?
- Билли.
- Проснулся, Создатель? Тебя надо основательно встряхнуть прежде, чем на что-то подвигнуть. Сколько я тебе говорил – займись делом, займись…. Может, и не было этой трагедии, займись ты делом в своё время.
- Думаешь?
- Теперь-то что гадать.
- Ладно. Помолчи.
Обратился к Любе:
- Тебе не стоит лететь в ЦМЗ, искать причину трагедии. Я назову её здесь и сейчас.
Люба встрепенулась, села, по-турецки скрестив ноги:
- Говори.
- Космические скорости опережают реакцию Всемирного Разума.
- Думаешь?
- Нужна реорганизация. А под защиту следует брать всю солнечную систему, а то, не ровён час….
- Гладышев, рыбка моя, неужто? Дай я тебя расцелую.
Поцелуй Любе не удался – она утопила меня в пыли своим порывом. Потом извлекла и всё-таки припала устами.
Приснился сон. Из голубого детства. Юркий физик, он же астроном, вызвал к доске.
- Расскажи нам, Гладышев, о лунных кратерах, природе происхождения и названиях.
- Кратеры Луны не имеют ничего общего с вулканической деятельностью. Это следы внешнего воздействия космических тел на её поверхность. Вот этот назвали кратером Скорби. Здесь был город Луна-Сити, где выращивались удивительные кристаллы - лунные камни. Гигантских размеров метеорит, залетевший из космических просторов, в мгновение ока превратил город и его обитателей в пыль.
- Как это, Гладышев? Никто ещё ничего не слышал о городе на Луне, а кратер Скорби – место его гибели - уже обозначен на карте?
- Значит, эта карта из будущего.
- Вот я вкачу тебе сейчас двойку из настоящего – и плакала твоя медалька.
Закончилась лунная ночь. Последняя ночь скорби. Мы улетаем с Любой. Нам уже выслали новый аппарат взамен погибшего. Он прилунился неподалёку и терпеливо ждёт. Впрочем, о чём я? Никто нас в нём не ждёт – тарелка пуста, а посадка совершена в автоматическом режиме. Я уже готов к отлёту – простился и настроился. Моя жена медлит. Она в центре кратера. Она в позе лотоса. Быть может, плачет. Возможно, молится. Не будем мешать. Моя жена, Любовь Александровна Гладышева, в девичестве Чернова, великий человек. Но и ей не чужды минуты слабости. Минуты скорби, минуты печали. Пусть себе. В наш век женщины разучились плакать. Это плохо. Это плохо потому, что мы, мужчины, разучились жалеть их и защищать. Слава Богу, нам с Любой это не грозит.

Романтика космических полётов. Корабль летит намеченным маршрутом. На экране звезды мигают, далёкие и близкие. Манят - может, завернёшь, чайку погоняем, чего расскажешь. Метеориты – неприкаянные бродяги – проносятся мимо. Не зевай!
Командир корабля…. Нет, лучше: капитан космического корабля с трубкой в зубах за пультом управления.
- Люба, на день рождения подари мне трубку и курительный табак.
- Кому хочешь соответствовать?
- Это будет мой собственный стиль.
- Космический стиляга? Что-то новенькое, Гладышев.
Подготовка занимает больше времени, чем сам полёт. А долго ли нам готовиться?
Личный летательный аппарат Главного Хранителя Всемирного Разума заменил нам дом, работу. Весь семейный скарб на борту - моя гитара, Любины безделушки. У нас нет ни вилл, ни дач, ни ранчо. Одна-разъединственная московская квартира, да и та пустует. Мы - космические бродяги и всегда в движении.
Решили побывать на Марсе. Запросили «добро» Центра Управления Полётами. Там вычертили маршрут. Ждут сигнала «К старту готов». Мы сядем в «тарелку», поднимем люк-трап, пристегнёмся в креслах и…. всё. Откроется люк, опустится трап – здорово, марсиане! Такая романтика. Нет, без трубки тут никак не обойтись.
Люба общается с кем-то посредством оптимизатора. Наверное, даёт последние ЦУ землянам – не шалите без меня.
Я лежу на траве в двух шагах от трапа, и мне до чёртиков хорошо. Хорошо жить на свете! Сорвал травинку, сунул в рот, пожевал, выплюнул. Нет, не то – трубка, трубка нужна. И капитанская фуражка.
В конце концов, сколько можно трепаться?
- Юнга!
Люба машет рукой – отстань! Ну, получишь ты у меня сегодня. Любуюсь женой. Думаю, как бы сорвать с неё комбинезон и отшлёпать по тугим ягодицам.
Мы летим на Марс. Сам полёт – одно мгновение. А вот сборы….
Перевернулся на живот, всем видом выражая недовольство. На глаза попался муравьишка. Членистоногий парнишка спёр где-то крылышко мотылька и торопился умыкнуть в муравейник, пока, должно быть подгулявший, хозяин не спохватился. Я вооружился травинкой – стоп, таможенный досмотр, предъяви документ на товар. Воришка был не из трусливых. Лез к намеченной цели, не бросая контрабанды, упорно преодолевая все искусственные преграды….
- Гладышев, язык откусишь.
- Ну, всё, наговорилась? – поднялся. – Можем лететь?
- Присядем.
А как же, и споём:
- Присядем, друзья, перед дальней дорогой
Пусть лёгким покажется путь
Давай, космонавт, потихонечку трогай….
Люба:
- И что обещал, не забудь.
Люба требует от меня противометеоритной защиты для Солнечной системы. Я тяну время – хочу, мол, осмотреть хозяйство, которое нуждается в таковой. Волокита не от самомнения – у меня нет идей. И Билли не в силах помочь. Пока. Он только согласился, что существующая оборона не совершенна, и лихорадочно ищет ей замену. По его совету уговорил Любу попутешествовать.
Мы летим на Марс. Поднят люк-трап, мы в креслах пилотов, пристёгнуты ремни. Ремни безопасности…. При полном отсутствии сил инерции. Что это? Технический архаизм? Дань инструкциям?
Спрашиваю Любу.
- Так надо.
Ну, надо, так надо. Погнали наши к марсианам.
Люба включает антигравитацию, связывается с Центром Управления Полётами.
- Борт …. к старту готов.
Пауза. Наверное, в ЦУПе дали команду «Старт» и Всемирный Разум телекинетической энергией с земной поверхности переместил нас на марсианскую.
Запоздалое:
- Счастливого пути!
На экране что-то мелькнуло, поменялся пейзаж, и мы поняли, что прибыли. Разумнее было «Счастливого пути!» заменить на «Добро пожаловать!».
Переглянулись с Любой. Мы не первооткрыватели. Полёты на Марс осуществлялись и до нас. И сейчас несколько экспедиций работают на планете. Но она слишком велика, чтобы считать её исследованной. Поэтому…. Переглянулись с Любой. Ну что, с Богом?
Отстёгнуты ремни, опущен люк-трап, мы на планете Марс. Бледный диск солнца весьма далёк от зенита. Под ногами каменистая почва. Нет, это глина, весьма засохшая, скорее обожженная – и вся в трещинах. Мне это навевает недобрые аналогии.
- Билли, радиоактивный фон?
- Зашкаливает.
- Выдержишь?
- Обижаешь.
У Любы в руках прибор.
- Радиоактивный фон за опасным пределом.
- Успокойся, дорогая – лучевая болезнь нам не грозит. Как и отравление аммиаком.
Амиачные облака жёлтыми мазками красили серое небо. Вот оно убежище Бога войны!
- Поищем доспехи Марса?
Билли отговорил от авантюры.
- День на исходе, и давление резко падает – как бы чего не было.
«Как бы чего» обрушилось на окрестности сразу после захода солнца. Мы лежали в нашей уютной космической кроватке, и Люба рисовала пальчиком круги на моей груди. За бортом бились и стонали местные стихии.
- Бородинское сражение?
- Скорее осада Трои.
- Тогда, мой Парис, объясняйся в любви.
Взял Любину грудь в ладонь:
- Какие чудесные персики в вашем саду. Ни одной богине не доверю - пожалуй, себе оставлю.
- Гладышев, ты привык всё одушевлять – надели интеллектом сей торнадо.
- Его зовут Ипполит.
- Как, как?
- Бог солнца похитил его дочь, Розовую Бурю, и умчал на золотой колеснице. Старый великан рванулся вдогон. Уже много столетий кружат они по планете и никак не могут пересечься. Невдомек разгневанному Ипполиту, что Бог солнца не по своей воле летает по небосводу и день за днём повторяет пройденный путь. Старому торнадо подождать бы на месте, и уже утром в его лапы въедет сама золотая колесница с похищенной дочерью.
Будто в ответ на мои слова за бортом стихло.
- Ой, - Люба притиснулась ко мне. – Ипполит подслушал и утром украдёт солнце.
- Не бойся, дорогая. Утром Ипполит увидит дочь в объятиях Бога солнца, обрадуется её счастливой улыбке и простит похитителя.
Утро после бури выше всяких похвал. Розовые облака мазками талантливого художника набросаны на небосклон. Бледный диск светила, взгляд которого выдерживал невооружённый глаз, не спеша поднимался над горизонтом. Окрестность преобразилась. Опалённое и потрескавшееся глиняное плато засыпал белый песок. Засыпал, утрамбовал до эмалированного блеска.
- Спасибо, Ипполит, - сложив руки крестом на груди, поклонился на люк-трапе. – Вижу, мир в семье восстановлен.
- Ты с кем? – Люба из космолёта.
- Выходи – познакомлю. Песок и солнце, день чудесный, ещё ты дремлешь, друг прелестный?
Друг прелестный выпорхнул из «тарелки», не касаясь трапа, и понесся над белоснежным плато.
- Гладышев, догоняй!
- Прости её, Ипполит, она женщина. Ты знаешь, что такое женщина?
Старый торнадо, конечно, знал, но молчал. На его плече почивала любимая дочь.
Люба обозревала окрестность с высоты.
- Какая угрюмая безвкусица. Гладышев, что ты хочешь найти на Марсе?
- Разум. Ведь ты Хранитель Всемирного Разума – стало быть, и местного.
- Где, где ты его видишь? – Люба раскинула руки в полёте. – Бесплодная, заражённая равнина – здесь не может быть жизни.
- Когда-то была.
Налетавшись, Люба присела на ступень трапа.
- Скукотища.
- Тебе не хватает земной суеты?
- Может, поищем что-нибудь попригляднее?
Марсианские каналы. Ну, как же – быть на Марсе и не поглазеть на это удивительное чудо природы. Мы добрались к одному на третий день. И сразу убедились – дело тут не в природе. Перед нами искусственное сооружение в гранитных стенах, прямой линией уходящее за горизонт в обе стороны. Дна канала, как и его конца-начала не видно.
Люба притиснулась щекой к моему плечу.
- Жутко, Гладышев.
- Чего боимся?
- Ведь это следы цивилизации. Ушедшей цивилизации. Что погубило её? Не грозит та же участь голубой планете Земля? Нашему народу?
- Мы здесь, и никто не мешает заняться поисками разгадки.
- А наша миссия?
- Будем искать в обоих направлениях. Кто знает – может, у них одна природа.
Любу ли уговаривать на интересную тему? Припарковали космолёт на гранитный парапет канала и на следующий день спустились на его дно. Ничего. В смысле ничего интересного. Наносные отложения – песок, щебень, глинистые проплешины. Больше повезло на поверхности. На противоположной стороне канала, в распадке марсианских скал Люба усмотрела удивительную площадку. На ней правильными рядами стояли, лежали полуразрушенные круглые и призматические колонны.
Побродив меж них, выдал мысль:
- Меня не покидает ощущение, что это античный акрополь. Нет, скорее кельтское капище.
И Люба:
- А меня, что колонны – это дело рук очень похожих на человеческие.
- Жаль, очень жаль, что нет статуй, фресок или барельефов – тогда бы имели точное представление о внешнем облике бывшего здесь населения.
По совету Билли подобрал небольшой осколок колонны величиной с кулак и поместил в анализатор. Пока Люба разбиралась в криптограммах на экране монитора, я напрямую допросил виртуального помощника.
- Это гранит. Обработан около миллиона марсианских лет назад. Вероятнее всего – фрагмент культового сооружения. Имеется след воздействия сверхвысоких температур. Должно быть, термоядерный ожог.
- Билли, канал тебе ничего не напоминает?
- А тебе?
- Московскую подземку.
- У которой сорвало крышу? А прямизна? Длина? Ширина? Нет, здесь что-то другое.
- Путепровод не нравится – пусть будет источник энергии. Скажем, вечный двигатель. Из-за перепада давлений на разных широтах постоянное направленное движение воздушных масс. Каково?
- Мне нравится. Больше, чем идея с метрополитеном.
- Но без крыши она не работает.
- Крыша была, прозрачная. Время и внешние воздействия уничтожили её следы.
- Годится. Что же остановило расцвет цивилизации?
- Маленькая банальность - термоядерная война.
Люба:
- Смотри, Гладышев, анализатор зафиксировал следы высокотемпературного воздействия. И фон радиоактивный по всей планете. Вывод – здесь баловались ядерным оружием.
- Выводов можно сделать несколько:
Во-первых, на Марсе имела место высокоразвитая цивилизация.
Во-вторых, её носители – особи, очень даже может быть, похожие на нас.
В-третьих, цивилизация погибла в результате или по причине применения оружия массового уничтожения на основе цепной реакции термоядерного деления.
В-четвёртых, когда создаётся оружие, создаётся и защита против него. Как то – щит против меча, бронежилет против пули, убежища против атомного взрыва.
Вывод пятый – если поверхность Марса в теперешнем состоянии не пригодна для жизни, это не значит, что в недрах её, искусственных и естественных убежищах, таковая не сохранилась.
Вывод шестой – её надо искать.
- Я согласна, - просто ответила Люба.
Ночью грянула буря. Да такая….
Люба несколько раз поднималась к бортовому компьютеру запрашивать параметры внешнего воздействия и состояния аппарата. Вот стояние его было очень тревожным в непосредственной близости от кромки канала. Любая подвижка чревата.
Но бортовой компьютер без напоминаний чётко знал и исполнял свои функции. Увеличил гравитационную силу – «тарель» стояла, как припаянная к граниту. С песчаного грунта, я думаю, нас бы сорвало.
- Гладышев, - Люба пристроилась в кресле пилота коротать ночь. – Твою Розовую Бурю опять похитили, или она сбежала? Вот шлёндра.
Сделал вид, что сплю, а сам с Билли:
- Слушай, мне это совсем не нравится.
- Испужался, Создатель?
- То, что происходит за бортом, есть ответ на наше решение. Нас подслушали, нас предупреждают.
- Да полноте. Твоя склонность одушевлять неодушевлённое теряет пределы разумного.
- Слишком узки твои пределы. Я просто зримо вижу, как торнадо Ипполит топчет в ярости ботфортами нашу маленькую «тарелку».
- За что ему нас ненавидеть – только прилетели?
- Не нас, нашу идею – раскопать в недрах планеты возможно спасшихся её обитателей.
- Откуда что берёшь, Создатель?
- Из логики вещей.
- Сбрехал бы – интуиция.
Я не обиделся. Скорее наоборот – позиции мои в споре Билли не смог опрокинуть, вот и нервничает.
Утром предложил Любе:
– Надо улетать.
- Как улетать? – удивилась жена. – Вчера говорил, искать.
- Послушай….
Изложил своё видение разыгравшейся здесь трагедии – войны миров.
- Развитие цивилизации на Марсе шло аналогично известному из истории Земли. Только нам удалось избавиться от навязчивой идеи бряцать оружием, а здешним обитателям не повезло. Кто-то однажды нажал красную кнопку, и загрохотали атомные взрывы. На планету обрушилась разрушительная сила невиданной мощи и смела с её поверхности всё живое. Оставшиеся попрятались в убежищах, готовые продолжать междоусобную войну до победного конца. Но они ошиблись. Причём, дважды – ибо у термоядерной войны не может быть победителей. Второе их жестокое заблуждение в том, что они только себя считали обладателями интеллекта, не взяв во внимание разум планеты их породившей. Им в голову не приходило, что природные стихии умеют мыслить и делать выводы. Планета вынесла смертный приговор своим неразумным детям, а тем в их катакомбах кажется, что на поверхности бушуют последствия ядерной зимы….
Любу я не убедил.
- Тем более, Гладышев. Если всё так, как ты рассказал, мы не имеем морального права бросить в беде братьев по разуму. Мы должны вызволить их из подземелья, и…. И обезопасить планету. Сделать пригодной для жизни её поверхность.
- Люба, это не наш мир, не наши разборки. Чтобы помочь одним, мы должны одолеть других. Ты готова стать третейским судьёй? Ты уже решила, на чьей стороне правда?
- Да я готова.
- А я нет.
- Гладышев. О чём ты говоришь – там разумные существа, здесь стихии. Какое может быть сравнение?
- Они должны сами найти компромисс, если он возможен.
- Ты в своём амплуа – болтать и ничего не делать.
- А ты в своём – бей, беги, думай не надо.
- Сибарит!
- Волюнтаристка!
Мы выпорхнули из «тарелки», и в разные стороны – разобиженные, недовольные. Благо день позволял забыть о ночных тревогах.
Бог солнца взбирался по небосклону на золотой колеснице и с любопытством взирал на последствия ночного буйства торнадо. Жёлтые облака горестно вздыхали и разводили крылами – опять этот Ипполит.
Люба спустилась в канал, а я в позе Будды оседлал макушку летательного аппарата.
- Билли.
- Ну, что тебе?
- Мы должны найти местных обитателей.
- Качает тебя, Создатель.
- Люба права – мир на планете должен быть восстановлен. Наша задача - тому способствовать.
- И как мы будем их искать?
- Нам поможет Ипполит. Собери всю информацию о марсианских стихиях – всё, что фиксировали искусственные спутники и экспедиции на поверхность. Думаю, места наибольшей активности торнадо укажут на близость входа в убежища.
- Логично. Впрочем, что я – ай да Создатель, ай да сукин сын. Похлопай себя по ляжкам.
- Твоя беда, Билли, в безоглядной вере точным расчётам, а ведь нужны ещё фантазия, интуиция и удача. Но не отчаивайся – меня эти грации не покидают.
Люба вернулась на борт перед закатом, всем видом являя решимость идти до конца. Я сидел на откидном диванчике, по-турецки скрестив ноги, склонившись над гитарой:
- А годы летят, наши годы, как птицы летят
И некогда нам оглянуться назад….
Люба бросила на меня взгляд, преисполненный жалости, замешанный на презрении.
- Я вызову тебе космолёт. Что это?
Увидела на мониторе карту Марса.
- Очаги активности торнадо.
Люба вскинула бровь – просвети.
- Идёт война – стихии бьются с теми, кто возомнил себя покорителями природы. Поверхность уже отвоёвана. Торнадо пытаются взломать входы в убежища. Найди нашего Ипполита.
Люба села за компьютер, зашелестела клавиатурой.
- Судя по всему…. Судя по всему…. Это капище, где гранитные столбы.
- Один нюанс. Природа торнадо позволяет ему жить практически вечно. Но в этой жизни есть периоды активной и пассивной жизни. По-другому – время буйств и время отдыха. Очень может быть, капище – это место отдыха, где солнце даёт ему новые силы.
- Откуда осведомлённость? – Люба удивлена.
Откуда, дорогая? Да Билли меня только что просветил. Но разве скажешь?
Среди ночи космолёт снялся с места стоянки. Люба за пульт управления – что происходит? Я спросонья:
- Что там, милая?
- Мы на орбите. Аварийный взлёт.
Утром стала ясна его причина. Наша прежняя стоянка была завалена обломками гранитных колон.
- Боже святы! - Люба присвистнула от удивления. – Это какую ж надо силу иметь?
- Это какую надо ярость являть.
- Нервный кадр, - согласилась жена.
На месте вырванных «с корнями» колон обнажилась гранитная плита искусственного происхождения, которая сразу заинтересовала.
- Вход в убежище?
- Очень может быть. Но как её поднять?
Остаток дня Люба просидела за компьютером, общаясь с Землёй. На ночь поднялись за пределы атмосферы – от греха. И вот настал новый день – день Великого наступления на марсианские стихии. Впрочем, загнул. Никто ни на кого не нападал. Волею людей Земли, под Любиным руководством в атмосфере Марса был создан искусственный торнадо. Его задача – очистить обнажившуюся на месте древнего капища гранитную плиту от песка, щебня, обломков.
- Поучим Ипполита земным манерам? – сверкнула Люба белозубой улыбкой.
Вот он явился – тонкий, гибкий, подвижный. Легко перемахнул через канал в гранитных берегах, закружился на капище, набирая силу. Под его напором в воздух взвились тысячи тонн песка и щебня, колоны и их обломки. Всё это кружилось и вертелось в гигантской, до самых небес, воронке. Вот она качнулась, двинулась в сторону. Ослабла и осыпалась курганом. Пыль осела моментально. Гранитная плита, отполированная до зеркального блеска, обнажилась во всю величину. Лежала под углом к горизонтальной поверхности, напоминая крышку тоннеля.
Мы наблюдали за всем происходящим на экране монитора.
- Наш черёд, - Люба усадила космолёт на плиту.
После несложных манипуляций они составили одно целое, и антигравитационное поле, включённое на космолёте, сделало многомноготонную плиту легче пушинки.
- Ну, с Богом!
Космолёт с плитой поднялся вертикально, а опустился в стороне. На освобождённом месте зиял провал. Мы покинули «тарелку» и подлетели к его краю.
- Гладышев, это вход в иной мир?
Вход в иной мир ступеней не имел, но горизонтальная поверхность с небольшим уклоном тоннеля вполне проходима. Вертикальные стены без опасных трещин. И потолок безупречен. Чувствовалось – строили на века.
- А получилось на тысячелетия, - это Билли влез.
Как же, будет он молчать в такие минуты!
- Откуда знаешь?
- По радиоактивному фону.
- Мы идём? – Люба волновалась у края неведомого.
- Конечно, милая.
- Но там темно.
Поднял над головою руку:
- Билли, свет!
Оптимизатор прогнал темноту вглубь тоннеля.
- Как это?
- Билли.
Засветился Любин браслет.
- Ой! Он сам что ли?
- Пошли.
Мы полетели. Легко скользили в воздухе, насыщенном углекислым газом, углубляясь в тоннель. Строители не заморачивали себя лабиринтами проходов – прямой, как каналы на поверхности, плавно понижающийся путь в преисподнюю. Перегородили его металлические – возможно, чугунные – ворота. На функциональную принадлежность преграды намекали две створки во всю площадь прохода. А материал…. Там кольцо висело, массивное, как на воротах древних крепостей. Люба стукнула им в створ, и металлический гул раскатился под сводом тоннеля. Никто не спешил открывать. Попробовал повернуть кольцо - створы распахнулись. За ними начинался лабиринт, настолько низкий, что приходилось передвигаться, опасаясь за голову.
- А хозяева-то – коротышки.
Лабиринт – это подземный город с улочками, проулочками, тупичками и – дверями, дверями, дверями. Входы в дома? Лаборатории? Складские помещения? Толкнулись в одну – анфилада помещений с барельефами на стенах, статуэтками в нишах. Может быть, у марсиан было больше пальцев на ногах и меньше на руках, но в том, что они на первых ходили, а вторыми работали сомнений не осталось. И лица у них человеческие. Привет, братья марсиане! Никто не ответил. Некому было отвечать. Город мёртв.
- Знаешь, чего не хватает к этой мизансцене? Минорной мелодии.
Люба поморщилась – нашёл время и место! Я к виртуальному всезнайке:
- Почему нет останков – может, люди эвакуировались?
- Что ты хочешь? – Билли. – За тьму веков всё органическое превратилось в пыль.
- С кем сражаются торнадо?
- Всё ты выдумал, Создатель. Солнце светит – бури рождаются, остальное – сказки.
Одно из помещений просто напичкано незнакомой аппаратурой. Какой – ещё предстоит выяснить.
- Билли, ты можешь понять назначение этих чёрных ящиков с кнопочками и экранами?
- Надо разбираться. Вот так, глядя вашими глазами – могу только предположить.
- И…?
- Всё, что угодно - от телевизоров до мониторов наружного наблюдения.
Люба, наконец, обрела дар мысли:
- Это бункер. Я бывала в подобных.
- То было жуткое время. На Марс могла стать похожей наша Земля, поссорься вы с дядюшкой Сэмом.
- Бог миловал, хотя никто не хотел уступать.
Люба села в кресло за очень похожий на любой земной пульт управления.
- Если все цивилизации идут схожими путями, нам, похоже, нечему учиться у марсиан: вот это - давно пройденный этап.
- Счастливо преодоленный, - поддакнул.
Люба повертелась в подвижном кресле:
- Как думаешь, чем управлял сей пульт?
- Если отвлечься от махрового милитаризма, то пусть это будет радиорубка. Или студия записи.
- Отлично! – Люба прошелестела клавиатурой с непонятными знаками. – Исполняем концерт по заявкам. Желаете что-то заказать?
- Что-нибудь из марсианского фольклора. Кантри практикуете?
- Сейчас попробуем, - Люба пробежалась перстами по неземной клавиатуре, в какой-то ей одной ведомой последовательности знаков, повернулась ко мне сияющим лицом. – Enter!
Ткнула, не глядя, пальчиком.
В моём сознании родилась…. Нет, не музыка. Это был мужской хор. Так поют уроженцы Кавказа. Что-то величественное, горделивое и воинственное. Марсиане? Смотрел Любе в глаза и силился понять – она слышит то же, что и я? И её одолевало любопытство.
- Гладышев, ты слышишь то же, что и я?
- А что ты слышишь?
- Весенний лес – капель, журчание ручья из-под талого снега, шорох лопающихся почек.
Понятно.
- Ты знаешь, Билли, почему люди поют? Потому, что они люди. Перестань дурачиться.
- Каждый слышит то, что хочет услышать.
- Ты глумишься над нашими чувствами.
- Да будто бы.
Люба:
- Я поняла – это комната исполнения желаний. Пусть будет рекреацией – должна быть такая в военном бункере. Вот сейчас звучит «Вальс цветов» Чайковского. В дни расцвета марсианской цивилизации Петра Ильича ещё в помине не было. Верно?
- Не верно, - пошёл на поводу у Билли. – Композитора ещё не было, а мелодия уже жила. Такую невозможно выдумать – только подслушать. Однажды звёздной ночью, сидя за роялем у открытого окна.
Оставили рекреацию. В другом помещении на стеллажах вдоль стен цилиндрические стержни – по виду, графитовые.
- Что это?
Люба взяла осторожно один, осмотрела, взвесила на ладони:
- Наверное, что-то из оружия. Пиропатрон?
- Билли, твоя версия.
- Пусть будет энергоноситель – свеча, факел, графитовый стержень ядерного реактора.
Люба:
- Чему ты улыбаешься? Моей глупости? Твой вариант.
- Это книги. Магнитные записи на кристаллических носителях.
Билли:
- Какие твои доказательства?
Люба:
- С чего ты взял?
Ответил Любе, Билли внимал исподтишка:
- Логически помыслив. Здешние обитатели досыта навоевались на поверхности. Здесь им стало не до драки – пытались сохранить жизнь и культуру. Отчаявшись в первом….
Жест рукой закончил недосказанную фразу.
- Очень похоже, - Люба повертела стерженёк. – Как его декодировать?
- Поместить в анализатор, и по всем параметрам….
Люба сунула марсианскую книгу в набедренный карман комбинезона. Пошли дальше. Мы искали бытовые помещения – может быть, там…. Но Билли стрекотал в сознании:
- Да брось, какие марсиане – тьма веков миновала, как их не стало.
- Оборудование на вид в исправном состоянии.
- Приборам что сделается – металл, полимеры?
- А естественный распад? Атомно-молекулярная активность?
- На каждую активность существует реактивность.
- Поясни.
- Поймёшь?
- Только не заумничай.
- Ты слышишь? – Люба сдавила мне бицепс выше локтя.
- Что? – так увлёкся диалогом с виртуальным консультантом, что не понял её тревоги. – Что случилось, дорогая?
- Гул. Слышишь?
Слышу? Слышу. Гул действительно. Нарастающий. Понимание пришло сразу.
- Который час? А закат, в котором? Всё ясно – торнадо проснулся. Ты не помнишь – мы закрыли ворота в город?
- Бежим!
Припустили низенькими улицами подземного города к тому месту, где он начинался – большим чугунным воротам. Господи! Не заблудиться бы. Но Билли помнил путь по лабиринту.
Торнадо уже завладел воротами в тоннеле и играл массивными створами – попробуй, подступись.
- Добро пожаловать, Ипполит в город мёртвых. Заходи, убедись – тех, с кем ты упорно воюешь, давно уже нет на белом свете.
- Гладышев, зачем ты меня пугаешь? Никакого Ипполита нет – наверху бушует торнадо, и его вихри проносятся по тоннелю.
Будто в ответ на Любины мысли одна из чугунных створ ворот так ахнула в своё обрамление, что уши заложило пронёсшимся гулом.
- О, Господи!
- Это не самое страшное, дорогая.
Будто в ответ на мои мысли новый вихрь, ворвавшийся в подземный город, был полон песка.
- Бежим!
- Куда? Там западня. Нам надо выбираться через тоннель.
Ветер хлестал струями песка, как бич безжалостного надсмотрщика. А под ногами уже текла сыпучая масса.
- Он хочет похоронить город.
- Он не может хотеть, потому что его нет.
- Его нет, а песок течёт.
- Так что же делать?
- Надо попытаться установить контакт.
- Ну, так пытайся.
- Билли, - обратился к помощнику. – Я буду сейчас думать, а ты мои мысли переводи на все известные наречия и диалекты – соловьём пой, ветром вой – но я должен быть услышан. Ты меня понял?
- Лучше б ты Всевышнему помолился.
- Если выкрутимся, поставлю часовенку на Марсе – так и передай.
Мы пошли с Любой вперёд, взявшись за руки, навстречу ветру, который нёс и мёл песок.
- Послушай, Ипполит. Меня зовут Алексей Гладышев. Я знаю о вашей беде, потому что мы едва не пережили подобное. Мы прилетели с голубой планеты, которую называем Земля. Наши народы владели смертоносным, всё уничтожающим оружием. Они считали себя хозяевами планеты, не признавая прав Природы. В двух шагах мы были от страшной беды и не сделали их. Нам хватило коллективного разума не начинать термоядерной бойни….
Чугунные ворота обречённого города. Створы колышутся под напором стихии, но мы, благополучно миновав их, выходим в тоннель. В нём марсианский ад – ветер воет, песок клубится. Слава Богу, оптимизаторы избавили нас от необходимости дышать.
Шлю мысли в пространство с надеждой, что меня слышат.
…. Вам повезло меньше. Внешне похожие на нас, люди выпустили джина из бутылки и превратили цветущий мир в пустыню. Погибло всё живое, что неспособно защищаться. Но живой осталась планета, и её стихии. Двуногим умникам, погубившим Природу и забившимся в щели, был вынесен смертельный приговор. Не наша в том вина, что мы оказались у вас в гостях в момент его исполнения….
Мы вышли из тоннеля. Космолёт стоял на глянцевой плите. А вокруг бесновался торнадо, поднимая в воздух горы песка и запихивая их в чёрную пасть тоннеля. Мы прошли в «летающую тарелку» и тут же поднялись за пределы атмосферы. Любу терзали последствия нервного потрясения.
- Гладышев, мы погубили город.
- Там никого не было.
- Мы никого не встретили, но это ещё ничего не доказывает. Сам город – уникальная находка.
- Он был обречён.
- Да брось. Опять будешь плести про несуществующего Ипполита.
- Наше удивительное избавление ничему не научило?
- Чем оно удивительно? Ты выбрал правильное направление, а я запаниковала – в городе нас точно завалило бы песком.
- К чёрту бесполезные споры - пусть каждый остаётся при своём мнении. Лучше давай решим – что дальше?
- А что дальше? Вызываем специалистов, разрабатываем технологию – город надо откапывать.
- Я так не думаю.
- А как ты думаешь?
- Надо оставить планету в покое. Разве не видишь, как накалены страсти – война миров продолжается.
- Война миров, - Люба скривилась. – Один из которых канул в Лету, а другой – твоя выдумка….
- Пусть так – устал доказывать. Хочу попросить о помощи.
- Излагай.
- Есть мысль, на месте древнего капища у входа в подземный город поставить маленькую звонницу.
- Гладышев, кто звонить в неё будет?
- Ипполит.
- Любимый, может тебе грудь дать – ты почмокаешь и успокоишься?
Мир на эту ночь был восстановлен. Утром мы вернулись на поверхность. Торнадо изрядно потрудился и преобразил местность – ни тоннеля, ни плиты его прежде прикрывающей. Песок громоздился барханами от края канала до самого горизонта.
- Если следовать твоей логике, стихии ненавидят марсианскую цивилизацию и всё, что ею создано – почему же они не засыпают каналы?
- Загадка. Их много на этой планете. Ты поможешь?
- Где будет стоять звонница?
- На самом высоком кургане. Поверь, когда прилетим следующий раз, здесь не будет бурь. И возможно нам позволят раскопать город.
- Дипломат.
Заночевать отважились на планете. Люба до самого заката сидела на люк-трапе в классической позе Алёнушки и слушала тонкую музыку сыпучих барханов.
- Ты знаешь, - поднялась она в космолёт с последним лучом закатившегося солнца, - неповторимая мелодия. На Земле такого не услышишь.
- Там нет торнадо с интеллектом, потому что возобладал Всемирный Разум.
Мы с Билли спорили над проектом будущей звонницы.
- Ступени и двери убрать – ни к чему.
- Ты уверен, что марсиане обладали левитацией?
- Туда некому будет входить – это звонница для торнадо. Достаточно окон на четыре стороны.
- Блажен, кто верует.
- Молчи, убогий.
Люба подошла к монитору.
- Такой ты хочешь её видеть? Шедевром не назовёшь. Но если нравится…. Готовь спецификацию на комплектующие – все материалы будут завтра. Это будет наш дар…. Памятник погибшей цивилизации.
- Колокол нужен.
- Земные реликвии не дам – новый отольём.
- Сумеем?
- Научимся, - Билли влез.
Ну-ну.
Ночь прошла на удивление спокойно.
- Упарился, гад, - прокомментировала Люба. – Целый город засыпал.
Ждём гостей с Земли и материалы. Колокол таки нам подарили – его святейшество Патриарх всех православных христиан. И прокомментировал на видеозаписи освящения: такое дело – пусть звонит. Гостей с Земли не было – беспилотный грузовой корабль, с заказанными материалами и бронзовым колоколом.
- Принимай, Гладышев, груз.
А где же строители?
- Где строители? - спрашиваю.
Люба:
- Забыл, милый, какого факультета я выпускница?
- Где техника?
- Обойдёмся подручными средствами.
Люба «засучила рукава». Будто мановением волшебной палочки, а на самом деле, телекинетической энергией транспортный космолёт был разгружен и удалился.
Люба с усмешкой на губах:
- Где ставить будем, ГАП?
- Главный Архитектор Проекта, - Билли на моё недоумение.
Ага. ГАП – это я.
- Думал на капище – только разве теперь его найдёшь? Сыпучие барханы так изменили окрестности….
- Полезай в «тарелку» - отсканируем местность.
Под заносами обнаружили гранитную плиту.
- Годится под фундамент?
- Не хлипковат?
- Сцементируем.
На очищенную от песка плиту опустился космолёт, поднял её и вынес на высокий курган.
- Сейчас Бог войны почувствует, что такое настоящая тяжесть доспеха.
На космолёте была многократно увеличена гравитационная сила. От её воздействия песок под плитой заскрипел, пришёл в движение и, наконец, спаялся надёжным основанием будущему строению.
Люба с гордостью:
- Взаимодействие между песчинками на межмолекулярном уровне.
Те же силы крепили стеновые блоки звонницы, возводимые телекинетическими силами. Имею в виду не гравитационный нажим, а идеальную рабочую поверхность материала – от соприкосновения включались в действие межмолекулярные силы притяжения. Строительство отняло три дня. Да мы не спешили особо – обсуждая достоинства, недостатки проекта, и между делом переругиваясь. Когда колокол вознёсся к положенному месту, и маковка с православным крестом засияла золотом на шпиле, Люба отряхнула с ладоней несуществующую пыль.
- Зови своего Ипполита.
Мы работали днями, но и в ночное время торнадо не препятствовал строительству – гонял вокруг песчаные барханы, и те пели печальные песни невольников галер.
- Он не появляется днём.
- Ночью носа не высунешь. Днём взглянуть не на что. Фобос и Демос! Довели, сволочи, планету – сколько здесь торчим, ни капли дождя.
Покосился на благоверную – она ли?
Мой взгляд был пойман и понят.
- Ну, правда, Гладышев - как можно ненавидеть ближнего, чтобы решиться на безоглядные действия?
- Всё от амбиций. Есть люди, чья амбициозность страшнее водородной бомбы.
Наш Константин Владимирович – земной марсианин. Ведь он пытался убить меня, и когда-нибудь убъёт, если такая возможность представится.
- Зачем ему убивать тебя? Из-за меня? Я уже сказала, что он противен в своих попытках.
- Отказы женщин вдохновляют мужчин.
- С тобой ли об этом спорить?
С Любой тоже не просто спорить. Но истина просилась на свет.
- Печальный пример марсиан заставил по-иному взглянуть на проблемы, казавшиеся прежде не существенными. Раньше Костя со своей прозрачной братвой вызывал лишь беспокойство. Теперь, после всего увиденного здесь, обязывает тревожиться.
- И как избавиться?
- Найти и поставить под контроль оптимизатора.
- Это пункт защиты Солнечной системы?
- Если хочешь – да.
- А когда остальные?
Я промолчал. Мы молчали, сидя на трапе, наблюдая закат солнца. Стемнело.
- Тихо как, - подумала Люба.
И будто в ответ на её мысли звякнул колокол. И ещё раз чуть громче. И ещё громче.
- Ипполит, - Люба взяла меня за руку.
Звуки нарастали – кто-то настойчиво раскачивал многопудовый язык колокола.
- Пусть познакомится. Пусть поиграется. Пусть поймёт суть нашего дара. Может, умерит воинственный пыл, и тогда мы сможем вернуться, чтобы заняться раскопками мёртвого города.
- А мы вернёмся?
- Всенепременно.

Полёт на Венеру мог оказаться для нас последним. Мы разминулись с огромным болидом, невесть откуда залетевшим в Солнечную систему, и Люба сказала:
- Я думала, жизнь бесконечна, что впереди ещё масса дел. Но нелепая случайность чуть не поставила предел планируемому. Это предупреждение свыше – не пора ли заняться душой? Может, в монастырь уйти?
Как умел, пытался успокоить:
- Надо ли замаливать грехи человеку, посвятившему жизнь благим делам?
А Билли сделал выговор.
- Что за система у тебя защитная – опять моргнули?
- Болид прошёл над ней и сгорел в атмосфере Юпитера.
- Тебя это не оправдывает. Когда будет готова принципиальная схема противометеоритной защиты Солнечной системы?
- Прыткий какой. Яви свои способности.
- Ты, я – какие могут быть конкурсы, когда речь идёт о жизни людей?
- Состязательность идей никогда не вредила делу.
- Скажи, своей нет.
- Скажу – тебя это успокоит?
- Меня это обеспокоит. Билли, ты начал тупеть?
Подобные выговор с выводом о моих умственных способностях могла сделать госпожа Главный Хранитель Всемирного Разума. И мне не свалить вину на некого молодца из виртуального ларца – в её глазах за всё в ответе я. Так уж получилось.
Мы собрались на Венеру. И за мгновение до перемещения, его траекторию пересёк злополучный болид. В ЦУПе остолбенели. Люба зафилософствовала. Я наехал на Билли. А метеорит затащил на расправу небесный главарь всех римских богов. Развязка была близка, но Бог хранил. И слава ему. Пойдём дальше.
Зачем собрались на Венеру? Люба поставила задачу – обезопасить Солнечную систему от бомбардировки космическими метеоритами. Я переадресовал её Билли. У того что-то где-то не срасталось. Нужна фикс-идея. В её поисках мы с женой побывали на Марсе. Теперь Венера….
Удачно разминувшись с болидом, космолёт вошёл в зону притяжения планеты Бурь. Так её именовали астрономы и фантасты. Участники первых экспедиций подтвердили их правоту. И ответили на вопрос – почему. Почему на ближайшей соседке Земли без конца бушуют бури, трясётся почва, извергаются вулканы? На молодой планете идёт зарождение климата. Климат установится, и станет ясным – возможно ли возникновение жизни на планете? Каким путём она будет эволюционировать? Что (кого?) сделает венцом творения?
На экране белые холмы клубятся, двигаются, постоянно меняя формы. Это облака. Сверху щедро залиты солнечным теплом и светом. Снизу подсвечиваемые мерцающими вспышками – это молнии.
Мы облетели планету в одном направлении – повсеместно идёт гроза. Второй круг совершили, развернувшись на 90 градусов. Картина та же – ни единой прогалины в облачном покрывале.
- Будем садиться? – Люба, не отрывая глаз от экрана.
- Куда? На дно океана? В жерло вулкана?
- Куда получится.
- Подождём, - отговариваю. – Покрутимся. Может, кончатся безобразия. Может, где прогалину узрим.
- Эти безобразия на сотни тысяч лет.
Наша полемика ещё не кончилась, а аппарат уже вошёл в облачный слой атмосферы. Анализатор выдаёт – сероводород за бортом. Сероводород – это значит…. Любушка, сейчас наша «летающая тарелка» превратится в падающую сковородку, а мы с тобой в два бифштекса с кровью. Но Бог на нашей стороне - сели у подножья вулкана. Он потряхивал окрестности, выплёвывал в небо залпы дыма и пепла. А по одному из его склонов, как слюна по бороде старика, текла, шипела, брызгалась окалиной огненная лава. Но не это изумило. Небо цвета Берлинской лазури. И на нём – вполне убедительное светило, чтобы заявить, «а денёк-то солнечный».
- Как это? – удивился. – Сверху облачно – снизу ясно.
- Привыкай к чудесам – мы на Венере.
Чудеса голубыми небесами не исчерпались. Солнце скрылось за горизонт, и настала ночь, подсвеченная лавой. Мы провели анализы воздуха. Люба заполнила бортовой журнал. Все дневные дела завершены, но спать не хотелось. Сидели на трапе, плечо к плечу, и наблюдали за фейерверком огней.
- Я понял, почему сверху облака, а снизу небо ясное. Идут роды – планета стыдливо прикрылась покрывалом от посторонних глаз.
- Образно, - заметила Люба.
- Ты в своём репертуаре, - хмыкнул Билли.
По краям горизонта вспыхивали зарницы, отражённые небосводом.
- Красиво, - вздохнула Люба.
Будто в ответ её мыслям вздрогнула почва, мириады звёзд взмыли ввысь, грохот извержения заложил уши. Потом посыпался пепел.
- О, Господи! Спасайся, кто может!
Мы кинулись с Любой в космолёт и подняли люк-трап.
- Страшно?
- Нормально, Гладышев. Ты как хотел – цветы к ногам и плеск ладошек? Некому пока встречать тебя героем. Но над темой стоит поработать. Говоришь, роды у неё под покрывалом? Стало быть, мы вовремя.
- Никак акушерствовать собралась, Любовь Александровна?
- Если потребуется.
- Венера ещё не готова к обедне – суп варится.
- Ну а мне недосуг её тысячелетия считать – применим кесарево сечение.
- Оставь Природе естественный ход событий – избежишь многих непредсказуемых катаклизм.
- Разумное вмешательство не может навредить.
- Разумно ли оно?
- Ты решаешь?
Исчерпав аргументы, обратился за помощью к Билли.
Тот удивил:
- Что она хочет?
- А где ты был?
- Нужен совет или отчёт?
- О, Господи! Все спорят, спорят…. Это вас планета провоцирует?
- Обстановка.
- Ну, хорошо. Слушай сюда. Любовь Александровна надумала явить на планету человека прямоходящего.
- Колонизировать?
- Если бы. Вырастить местного питекантропа.
- Зачем?
- Слава крёстной матери.
- Интересный эксперимент.
- И ты, Брут.
Колебания поверхности передавались космолёту и гнали сон. Люба села за пульт.
- На орбиту?
- Зачем? Нам и здесь неплохо.
После её манипуляций с компьютером, аппарат завис в воздухе. Тряска прекратилась.
- Спи, родной, - чмокнула меня в лоб и укрылась одеялом.
В ту ночь разоспались так, что бортовой компьютер прогудел утром:
- Солнце взошло.
Светило поднялось над горизонтом и окрасило небеса. На поверхности толстым слоем лежал пепел. Он и лаву прикрыл, хотя там по-прежнему чувствовались какие-то подвижки.
Пока приводил себя и мысли в порядок, Люба облетела вулкан. Вернулась на космолёт раскрасневшаяся.
- Надо менять стоянку – здесь сплошное пепелище.
По тону и деловому настрою понял, что жена не отказалась от затеи вмешательства в естественный процесс эволюции планеты. Так хочется прослыть Богом!
День мы посвятили поиску примечательного места для стоянки. Догнали уходящий фронт грозы. Люба у экрана:
- Смотри, как замечательно!
Крупные капли дождя (можно сказать – струи) вспенивали воду неширокой реки. Молнии полыхали беспрерывно и повсеместно. Гром…. Ну, от его раскатов куда денешься в плотной атмосфере? Порывы ветра гнали волны.
Мы ступили на поверхность, как только гроза удалилась.
- Здесь будет город заложён! - Люба пафосно.
- Зачем тебе город?
- Ты, Гладышев, совсем сник – ни петь, ни танцевать. Попробуем запустить в жизнь эксперимент.
- Ты хочешь зачать органическую жизнь на Венере? Ты знаешь, что вокруг? Углекислый газ, сероводород, азот и ничтожное количество кислорода. Кто выживет в таких условиях?
- Плесень. Обыкновенная земная плесень. Она перелопатит углекислый газ в кислород, подкрепится азотом и нейтрализует сероводород.
- Вот ты о чём чирикала перед отлётом со своими Распорядителями.
- И мне прислали контейнер со спорами, - Люба продемонстрировала цилиндрический сосуд.
- Ты хочешь пустить их на волю? Не делай этого. Ты - технарь, Люба, поверь мне - биологу. Могут быть непредсказуемые последствия. Интересуешься – давай проведём лабораторные испытания.
- К чёрту! Время тянуть. Споры либо погибнут, либо преобразят планету.
- Люба, послушай. Я всегда с тобой соглашался, если спорили – уступал. Но сейчас не тот случай. Ты уверена, что не выпускаешь джина из бутылки? Посмотри, как разумно устроена планета, как динамично, но осторожно она развивается. Вулканы поджигают поверхность – ливни её тушат. Подвижки коры рождают моря и горы. Скоро стихии успокоятся, зародится жизнь, и Венера станет красивейшей планетой солнечной системы. Все предпосылки налицо.
- Гладышев, чего ты боишься? Шепотки белого порошка?
Люба раскрутила полусферическую крышку контейнера, перевернула его.
– Ап!
Белая пыльца, влекомая ветерком, разлетелась по окрестности. Не знаю почему, у меня возникло ощущение пощёчины. Оскорбительной пощёчины. Может, от Любиного – «ап!»?
- Знаешь, не хочу больше иметь с тобой никаких дел.
Развернулся, взлетел и помчался прочь, вслед за ушедшей грозой. Всё! К чёрту! К чёрту всё. Надоела глупость людская.
- Что ты наделал, Билли? Зачем дал в безответственные руки безграничные возможности?
- В чём проблема, Создатель? Разве тебе не интересны результаты адаптации плесени в неорганической среде? Ах, да – забыли спросить хозяев планеты. Но здесь нет субъектов, которые ты любишь наделять душой. Впрочем, с твоей фантазией – ими легко могут стать вулканы, грозовые облака, воздушные вихри.
- Убогий. Порождение ума убого.
- Ты меня создал. Аль забыл?
- И вижу, напрасно….
Догнал грозу, но она меня не охладила. Уйду. Уйду навсегда. Это от жены. Поселюсь здесь, на планете. Найду подходящую берлогу – лучше пещеру - и поселюсь.
Отчего психовал? Почему паниковал? Нутром чувствовал, что нельзя эдак в чужом храме. Любин эксперимент со спорами плесени – выживут, не выживут? – казался мне сродни такому. Берёшь в ладонь воробушку из гнезда – голенького, беспомощного, желторотого – отрываешь голову с любопытством – выживет, не выживет? И птенцом, в данном случае, была молодая планета. Ну, разве так можно?
Под струями дождя, в ореоле молний с победным громом, промчался над рекой до места её впадения в морской залив. Вполне приличной высоты волны гуляли на просторе, с шипением и клёкотом накатывая на прибрежные камни. Пляж, будущий песчаный пляж ещё формировался.
Северный берег залива обрамляла высокая гранитная стена. За ним начиналось плато. С запада впадала река, которая привела меня сюда. На востоке горизонт терялся за чертой морского простора. Южный пологий берег усыпан громадными валунами. Три из них, привалившись, образовали уютную пещерку. Я её сразу заметил, заглянул. Три входа, гранитный потолок над головой, вид на море – о такой вилле только мечтать. И решил поселиться. Природа позаботилась о каменном ложе. Прилёг на него. Хорошо.
- Хорошо, - говорю Билли, - на свете жить. Ни от кого не зависеть. Вставать с солнцем, ложиться после заката.
- А днями что делать?
- Мыслить. Познавать основы мироздания – откуда всё пошло и почему. Разве не интересно?
- Видишь белый налёт? – обратил внимание Билли. - Это морская соль. Когда дует восточный ветер, тут гуляют морские волны. Твоё ложе окажется под водой, и ты тоже.
- Ты же проследишь, чтобы этого не случилось?
- Ты, Создатель, как дитя малое.
- Ну-ну, потешь себя.
Снаружи сверкала и грохотала гроза, вода с небес лилась потоком, пенилась и бушевала на линии прибоя. А мне было хорошо в моей пещерке. Не хватало одной малости – живого огонька маленького костерка.
Как там Люба? С этой мыслью уснул.
Утро. Лиловый диск солнца на горизонте, такой большой и тяжёлый, что казалось - не подняться ему на небосвод. Гроза ушла, и небо лазорево.
Бегу у линии прибоя – под ногами не песок, но уже не камни, скорее галечник. Оптимизатор создаёт организму максимум комфорта – осилив пять-шесть километров, почувствовал усталость. В море освежился. Вода чёрная, свинцового отлива. Что за соли в ней растворены?
- Билли?
- Химический анализ нужен. Навскидку – цинк.
- О, Господи! Час от часу не легче. Но почему навскидку? Оптимизатор эту гадость впрыскивает в меня.
- А ему без разницы – хоть мышьяк. Он расщепляет любое вещество на молекулы и синтезирует то, что нужно.
После пробежки и купания присел в тени.
- Чем занимаешься? – Билли ехидненько.
- Познаю основы мироздания.
- Методом?
- Самоуглубления.
- Ну-ну.
Минут через пять.
- Ты уже углубился? Что видишь?
- Сначала было слово.
- Это мы уже слышали, но не поняли. Что-нибудь конкретнее….
- Думаю, вселенная существовала вечно.
- Всё имеет своё начало и конец.
- Мироздание вечно, а его элементы появляются и исчезают, чтобы дать жизнь новым.
- Думал, ты и, правда, глубоко зришь, - Билли разочарованно. – А, между прочим, Создатель, в каждой твоей клетке имеется ответ на этот вопрос. Они знают, откуда есть пошли – это записано в их генетическом коде. Всё записано, самое-самое начало, не только со времён неорганической природы, но и с момента возникновения материи, как космической субстанции. Заглянуть бы в эти анналы.
- Я попробую.
Легко сказать. Как это сделать? Попробую. Вот я в виде светящейся точки. Это моё сознание. Нет, лучше – моё третье всевидящее око. Вот клетка моей плоти. Ну-ка, ну-ка, разглядим. Стенки, ядро, плазма…. Где же хромосомы? Где эти проклятые змеи ДНК?
- Не обманывай себя, Создатель, - Билли влез, как всегда бесцеремонно. – Никуда ты не углубился – пытаешься вспомнить рисунок из школьного учебника.
- Что же делать?
- Не напрягаться, раз не дано.
Легко сказать. А как освободиться от навязчивой идеи? Да и заняться больше нечем. Сны снились вещие, все с намёком на скорое открытие. Проснусь – ни черта не помню.
- Билли?
- Пустота. Я вожу твоё сознание по глубинам памяти – но истоки далеки, практически не досягаемы. Ни для меня, ни для тебя.
- А давай душу спросим.
- Ты их как-то различаешь?
- Кого?
- Душу с сознанием.
- Легко. Душа она бессмертна, она от Бога. А сознание – суть реальное воплощение души в данном теле.
- Я вот с кем сейчас общаюсь – с душой или сознанием?
- Конечно, с сознанием. Душа, она с богом общается. Контакт с ней не каждому дан.
- У тебя же был сеанс. И даже поход за оболочку. Только глупо всё это, да к тому же опасно – есть риск, не вернутся.
- Есть. Но кто не рискует….
- Лучше не рискуй, а шампанским я тебя так угощу. К чёрту душу и сознание, мы всего достигнем умом.
Но это его мнение, а я так не считал. Представил душу в виде мотылька – ей же надо во что-то воплотиться. Даже фантомы имеют облик. И попытался вызвать на променад. Ти-ши-на. Никаких мотыльков, никаких движений. Может, прав Билли – не дано. Но ведь было же, было! На острове Скелетов мой мотылёк чуть не заблудился в лабиринте королевской пальмы. И снова напрягал извилины – или что там напрягалось? – чтобы вызвать душу на контакт с сознанием. После многих бесплодных попыток сознание утомилось, и я уснул.
Уснул и вдруг увидел себя со стороны. Своё спящее тело. А душа – это была она – порхнула из пещеры на вольный ветер планеты Бурь. Значит, желаемое достигнуто – я нашёл контакт с душой. Нет, не так. Душа это ведь тоже я. Тогда, почему контакт? Научился раздваиваться – в тот момент, когда сознание спит, бодрствует душа, моё бессмертное начало, искра божья.
Однако, душа это ещё не я. Если бы наоборот – не озадачивался вопросом о возникновении материи и мироздания. По версии Билли ответ прописан в генетическом коде клеток, и душе наверняка известен. Чтобы получить ответ на этот вопрос, надо устроить рандеву души с сознанием. Они поладят - верю. Пусть Билли ковыряться в генетической памяти бренных клеток. А мы…. А мы порхали всю ночь над беспокойной планетой. Хотя нет, конечно, не над всей. Залив, побережье, река, гранитная стена и вулкан на плато – едва хватило ночи облететь, осмотреть, отметиться.
Утром сон растаял. Или всё-таки не сон? Потому что повторяться он стал каждую ночь. Мне разговоров хотелось серьёзных, ответов жаждал, а ей хоть бы хны, ей веселей слоняться по ночной планете, мчатся от грозы, плясать над вулканом. К утру возвращаться. Чтобы следующей ночью умчаться прочь.
Наверное, зря говорю «она». Потому что это всё-таки был и я. Везде, где летала она, бывал я. Всё, что видела она, видел и я. Видел всё, кроме неё. И никак не мог понять, чей же облик принимает душа. Она могла быть стрижом, судя по скорости полёта. Летучей мышью – большой любительницей плясать над вулканами. Или любым сердцу мотыльком. Нечто непонятное, независимое, я бы сказал – необузданное, каждую ночь покидало пещеру и скиталось по окрестностям. И не было в этом никакого волшебства. Красота свободного полёта и пейзажи горящей планеты. Или грозовой. На сны это не было похожим. Ну и верно. Сны для сознания. А тут душа.
Так и не сумев усадить за стол переговоров искру божью и сознание, смирился, даже нашёл очарование в путешествиях по ночной планете Бурь. А потом встретил её – светлячок, не светлячок, мотылёк, не мотылёк – чья-то неприкаянная душа.
- Люба? Скучаешь одна?
- Кто такая Люба? Почему я должна скучать?
- Брось дурачиться – кроме нас на планете ни одной живой души.
- Ты живая душа?
- А кто, по-твоему?
- Пришелец из другого мира.
- И я не могу быть живым, иметь душу?
- Наверное, можешь. Но почему ты здесь?
- Хочу знать, как появилась эта планета. Ты знаешь?
- Знаю.
- Мне расскажешь?
- Покажу. Лети за мной.
Мы пронеслись над гранитной стеной, к горному плато, в центре которого курился и пыхтел, бросая в ночное небо мириады искр, ворчливый вулкан. Зависли над его бордовым жерлом.
- Смотри туда. Видишь?
- Нет.
- Спустись ниже. Ещё. Видишь?
Внизу клокотала раскалённая лава, лопались пузыри, пронзая небо огненными стрелами.
- Ничего не вижу. Где ты?
Потерял из виду незнакомку, испугался и отпрянул прочь. Не было ли это смертельной ловушкой? Некому было дать ответ – светлячок-мотылёк пропал.
Как, по каким признакам я разглядел женское начало в этой порхающей незнакомке? Не знаю. Может, сильно хотел, чтобы мой неожиданный визави был женщиной? Да, нет, откуда здесь на гремящей безжизненной планете могла появиться другая душа? Здесь я да Люба. Значит, она дурачится. Однако, и шутки у вас, Любовь Александровна.
Поделился сомнениями с Билли. У того виртуальные волосы дыбом встали.
- Как?! Ты порхаешь мотыльком над Венерой? Ты в своём уме? Одна искра из вулкана и тебе конец.
- Господи, что со мной случится? Душа бессмертна и не материальна.
- Да кто тебе сказал? Ещё как материальна. И главное – не защищена оптимизатором. Я не позволю ею рисковать. С сегодняшнего дня ты под телесным арестом.
- Слушай, а не пошёл бы ты…?
Но Билли никуда не пошёл, а угрозу свою исполнил. Вечером на боковую, веки смежил – сон не идёт, хоть убей. Тужусь, тужусь – ни в одном глазу. Сознание бодрствует – душа прячется.
- Билли, твои проделки?
Молчит. Ну, сволочь, погоди. Всё равно усну. Потом, Билли, миленький, отпусти. Я буду очень осторожен. Ведь если это не Любина душа, значит, ещё кто-то присутствует на планете – как понять не можешь? Билли в контакт не вступал, на всё отмалчивался, но сознание сна лишил. Это он мог.
Чёртов оптимизатор! Он поддерживал мою жизнь, защищал от внешнего воздействия, а я ненавидел его лютой ненавистью, и готов был расстаться. Но….
Ночь. Тёмная венерианская ночь. Четвёртая или пятая моего бодрствования. Кажется, бесконечно вымотался, однако сна, ни в одном глазу. Таращу их в мерцающие щели пещеры и думаю – не погулять ли? Всё равно не уснуть – Билли неумолим в своём решении.
Всполох осветил один из входов и не погас. Что это? Шаровая молния? Смотрю – нет, что-то другое. Похожее на…. Лопни мои глаза, если это не силуэт женщины. Фигурка в светящихся одеждах, ниспадающих до каменного пола. Люба? Разыскала?
- Ты здесь обосновался?
Я сел на каменном ложе. Сплю, наверное, а Билли сознанием вертит. Самое время душе сбежать.
- Ты пришла…. Люба?
- Я не Люба.
Она сделала шаг ко мне, ещё один, ещё…. С каждым шагом одежды на ней таяли и исчезали, обнажая пропорциональное…. Да, что там, великолепное женское тело. И лицо. Нет, это была не Люба.
- Кто ты?
- Здесь всё моё.
И я понял. Поднялся с ложа, сделал шаг и пал ниц, уткнувшись губами в её ступни.
- Прости, бессмертная.
- За что?
- Так принято приветствовать богинь у нашего народа.
- А женщин?
- Женщин? - я поднялся на колени, взял её ладони и осыпал поцелуями.
- Женщин? – встал на ноги, обнял её, припал к устам нежным, страстным поцелуем.
- Женщин? – подхватил её на руки и понёс на своё ложе.
Она тихо-тихо мотыльком выпорхнула под утро. Я это почувствовал, хотя крепко спал. По крайней мере, на прощальный поцелуй ответил, скатав губы в трубочку.
Утром наши контры с Билли были нарушены.
- Спасибо, Билли, великолепный сон.
- Если бы.
- Ты хочешь сказать….
- Нет, это ты мне скажи – откуда сиё видение?
- Это та, на свидания с которой ты меня не пускаешь. Это та, кто может принимать любой желаемый облик. Это душа планеты – богиня Венера.
- О, Господи!
- Что, брат, не досягаемо понятию?
- Давай понаблюдаем.
- Зря ты меня в плену держишь.
- Отпущу, если не придёт.
С вечера занялась гроза. Не придёт – приуныл. Но гроза стихла, и она пришла. Мы лежали на каменном ложе, я ласкал её.
- Думал, не придёшь – гроза над бухтой.
- Я прогнала её.
- Верни. С ней уютней моя берлога.
За валунами сверкнуло, загрохотало, стеганул дождь.
- Что ты узнал о моей планете?
- Ничего, бессмертная. Только вопросов стало больше. Ты не поделишься своими знаниями?
- Останешься – всё познаешь.
Я чуть было не подумал «нет». Нет – это от скромности. Нет – это от угрызений совести перед Любой. Нет – это…. А почему, собственно, нет? Да, конечно, да. Я хочу остаться на планете. Спать с этой прекрасной женщиной. Хочу ощущать себя полубогом. Хочу познать истоки мироздания. Только вот….
- Несоизмеримы масштабы времени, отведённые нам на жизнь. Ты – бессмертная богиня. А я уже добрался до своей макушки.
- Что такое жизнь?
- Это время существования разума.
- Ты не можешь жить вечно?
- Только в твоей памяти.
- Не будем о печальном. Мне хорошо с тобой лежать. А хочешь, побегаем по раскалённой лаве? Ты испугался прошлый раз?
- Давай лучше под струями дождя.
И мы, взявшись за руки, носились над берегом и водой, а дождь лупазил наши голые тела крупными каплями.
- Как ты прекрасна! – набегавшись, ласкал Венеру на каменном ложе под валунами.
- Это ты меня такой придумал. Я дух планеты. Могу материализоваться во что угодно.
- Оставайся женщиной. Тебе идёт.
- Ты назвал меня при встрече Любой – кто она?
- Это второй человек на твоей планете – моя жена. Ты видела её?
- Да. Ты тоже называл её красивой?
- Разве это не так?
- Красивей меня? У тебя просто не хватает фантазии. Ну-ка, напрягись.
Венера оседлала меня, принялась душить.
- Хорошо, хорошо!
Я представил богиню в виде мраморной статуи. Нет, золотой…. Мираж мелькнул, рассыпался, и вновь возник телесный облик.
- Дело не в красоте. Твой мраморный облик стоит в самом знаменитом музее Земли. Глядя на него, мужчины сходят с ума, но разве они счастливы? Я счастлив и готов воскликнуть: «Остановись, мгновение!».
- Ты мыслишь лестно. А как же та, другая женщина? С нею ты несчастлив?
- Бывает – да. Порой не понимаем друг друга, и тогда расстаёмся, всё обдумать до новой встречи.
- Ты к ней вернёшься?
- Как только прогонишь.
- За что тебя гнать?
- Мало ли…. У нас говорят – не зарекайся.
- Но ты хотел познать мою планету.
- И готов к урокам.
Грохотала гроза. Текли минуты нашей любви, выстраиваясь в часы, растягиваясь в дни…. Нет, днями Венера исчезала – её хлопотное хозяйство требовало присмотра. А ночью принадлежала мне и находила в этом новые удовольствия.
Днями мы полемизировали с Билли.
- Как она тебе?
- Я вижу её твоими глазами, но не чувствую оптимизатором – везде и всюду твоя плоть.
- Ты хочешь сказать, что я сошёл с ума и занимаюсь любовью со своим фантомом?
- Ну, если с ума, то мы оба. Думаю, здесь другое. Некая, пока непонятная субстанция – ты зовёшь её Венерой – отсканировала тебя и создала телесный облик по твоей фантазии и клеточному подобию.
- Если б я был котом – она стала кошкой?
- Тигрицей, если б ты был в полоску.
- Чудно. Но про субстанцию подробней.
- Увы.
- Слабак. По крайней мере, не будешь впредь высмеивать мою веру в разные формы существования разума. И Любе внушишь. Кстати, как она там?
Днями гулял по взморью. Благо хозяйка планеты делала их вполне удобными для прогулок – гроз не было, и ближайший вулкан пыхтел меньше. Однажды добрался до устья реки и увидел её. Показалось, женский платок прибило к камням. Подхожу, смотрю, сначала не понимаю, а потом догадываюсь. Это не белый платок с зелёной бахромой. Это плесень, достигшая границы пресной воды, и разрушающаяся в морской.
- Билли, ты видишь то, что я?
- Нет сомнений, это плесень. Она живёт!
- Такой квадрат из одной споры? Не вижу повода для оптимизма.
Венера являлась ночью вместе с грозой и исчезала на рассвете, когда я крепко спал утомлённый. Нынче беспокойство не дало мне долго нежиться. Продрал глаза – помчался к реке. Вся гладь её покрылась белыми платками. И зелёными, конечно. Весь этот трикотаж сливался в море.
- Билли, какова скорость деления клеток плесени? Период созревания? Прежде, чем решиться на этот эксперимент, вы что-нибудь просчитывали?
У меня возникло ощущение кожной болезни. Будто чесотка привязалась или того хуже – что-то венерическое. Сейчас явиться возлюбленная, а я ей – здрасьте, пожалуйста. Не изволите ли заразиться?
Венера не явилась. И грозы не было. Промаялся ночь в неведении и с первым лучом помчался к реке. Её не было. В прежнем русле текло нечто белое, напоминающее…. Ну, скажем, манную кашу. Текло руслом и наползало на свинцовую воду моря.
- Билли, что же это творится?
- Непредсказуемый эффект. Климат оказался более, чем благоприятный.
- Он оказался беззащитным. А вас с Любой надо судить.
Через два дня (Венера так и не появилась) море вспенилось и отступило. Желеобразная белая масса осталась на его месте. Плесень была везде. На камнях, скалах. Она пыталась впиться в моё тело, и оптимизатор с ней сражался. Билли посоветовал сменить место пребывания.
- Стоит вернуться в космолёт.
- Допрыгались, голубчики.
Я и сам об этом подумывал. Вдруг явилась Венера, в белых, ниспадающих до земли, одеждах. Какое-то воздушное движение не давало различить её лицо. Я понял почему – богиня в ярости.
- С вами на планету проникла белая зараза. Она будет уничтожена, а вы должны улететь.
Официальная часть закончена. Венера явила свету своё неземной красоты лико.
- Улетай. Во мне остались твои клетки. Я сохраню их, и когда-нибудь они дадут начало новой жизни. Улетай. Я буду помнить тебя всегда.
Хозяйка планеты растворилась в воздухе, а я стоял неподвижный, зачарованный видением, и раздавленный печалью расставания.
Оптимизатор сигнализировал – опасная агрессия на организм. Не чувствовал, что там с организмом, а комбинезон был разъеден плесенью до самых колен. Отрываюсь от поверхности.
- Билли, свяжи с Любой.
Через мгновение сухое:
- Да.
- Люба, я возвращаюсь.
- Даю координаты для оптимизатора.
Промчался к космолёту над равниной, захваченной плесенью. Вода пропала – дождей не стало. Из прежнего пейзажа только вулканы пыхтели, пылая яростью мщения.
Явился в космолёт в тряпье – всё, что осталось от комбинезона. Люба повернулась от пульта, критически осмотрела.
- Нужна дезинфекция, - говорю. – Я весь в спорах.
- Ты насквозь пропах женщиной.
Машинально сунул согнутую в локте руку к носу, принюхался. Потом подумал - следила. Потопал в душевую.
Люба сидела перед экраном космолёта. Продезинфицированный и переодетый склонился к её плечу.
- Что там?
- Интенсивные извержения. Лава растекается по планете.
Плесень уничтожила воду. Лава уничтожает плесень. На сколько лет мы задержали развитие планеты? Десятки, сотни, тысячи? Может, миллион? Эх, Люба, Люба.
- Звонницу будешь ставить? – жена почувствовала моё настроение.
- Уместнее виселицу или гильотину одноразовую.
- Ты или меня?
- Как думаешь?
Люба не спешила отводить космолёт на орбиту, наблюдая за трагедией, разыгравшейся на планете. Я с гитарой присел на откидной диванчик. Тронул струны.
- Реквием погибающей плесени? – Люба, не отрываясь от экрана.
Захотелось поспорить. Нельзя же быть такой толстокожей. Это не женственно, жена моя.
- Такая картина маслом, - Люба моим мыслям. Будто – увы, не дано.
Да всё тебе дано. Только власть губит. Ощущение вседозволенности, однажды проникнув в разум, разрушает его. И окружение. Когда тебе последний раз говорили правду? Нелицеприятную правду?
- Знаешь, Гладышев, у меня никогда не было другого мужчины. Ни в сердце, ни в постели. Мне трудно объективно оценить твою непогрешимость – не с кем сравнить. А ты ведь мнишь себя таким – непогрешимым? И женщина для тебя существо умом грабленое.
Женщина для меня существо другого измерения. И не ум в ней пытаю, а совсем другие качества. Я не адресовал мысли жене. Размышлял, но получалось – полемизировали. Только она со мной, а я как бы с гитарой. И Люба вскипела:
- Бабник!
Её негодование вылился в протест – она не легла со мной в постель, а прикорнула в пилотском кресле. Как интеллигентный мужчина, должен бы уступить мягкое ложе, но подумал – пусть себе! – и завалился спать.
Планета агонизировала – облака уступили место дымам. Роды не состоялись – ветры порвали призрачное покрывало.
Ночью космолёт перебрался на орбиту, и теперь, наворачивая круги, мы наблюдали на экране, как пыхтели и тужились вулканы, выплевывая на поверхность внутренности.
- Можно подумать, что зажигается новая звезда, - выдала Люба мысль, не обращённую ни к кому.
А я подумал:
- Хватило бы сил Венере справиться с этой заразой.
И вновь был услышан. Люба:
- Ты решил, что плазма лучше плесени?
- Планета разберётся.
- Ну, да, конечно, другого ответа не ждала. Плывём, Гладышев, от берега к берегу, и никогда против течения.
- А зачем?
- Ну, хотя бы ради спортивного интереса.
- Горло, ломая врагу?
- Не утрируй.
Третьи сутки мы на орбите. Третьи сутки дымит и плавится планета. Почему не улетаем? Госпоже Гладышевой нравятся катаклитические зрелища? Может быть. Я ни о чём не прошу. Сплю в кресле второго пилота. Наша кровать пустует. Мы мало общаемся. Наверное, на Земле расстанемся. Я готов. Почему Люба медлит? Что высматривает на горящей планете? Надеется на победу плесени? Очень даже может быть.
- Билли, что там, у Любы на душе?
- Считаешь уместным?
- Ну, а твой-то разум просветлел?
- Я в сомнениях, Создатель. Нагородил ты с этими душами так, что готов поверить.
- Объективной реальности плевать на твои сомнения – она существует, и всё тут. Хотя твой консерватизм сыграл определённую роль – я познал любовь богини, но не докопался до истоков мироздания. А тема была близка к решению. Венера указывала на плазму – в ней и надо искать ответы на вопрос. Займёмся плазмой, а, Билли?
- Мы уже занимались нейронами головного мозга.
- Тоже интересная тема.
- Тем-то много – желания, увы, мало. Сибарит ты, Создатель, и бабник. Тысячу раз права Любовь Александровна.
- Не хочу пускаться в бесплодные споры – с кастратом истину не родить.
- С каких пор?
- Я тебя имел в виду.
- Грубовато.
- А ты думал, я прощу душепленение? Ошибаешься, брат.
- Будут репрессии? Оптимизатор в урну?
- Не зарывайся – в космолёте вполне приличный климат, и антигравитация своя.
- Ну, хорошо, хорошо, давай не будем делать резких движений.
- Я тоже не против перезагрузки. Объясни, как допустил экспансию плесени на планету?
- Какие слова! В начале опыта всё казалось проще и обыденней. Но интересней. В тебе разве не было любопытства?
- Билли, я уважаю твоё желание стать человеком, но ты лишь суммарный разум человечества – и тебе не дано права на ошибку. Холодный, трезвый, взвешенный расчёт всего и вся. Только такой ты нужен.
- Нужен для чего?
- Я уже говорил – займёмся плазмой.
- А как же противометеоритный зонт Солнечной системы?
- Ты знаешь, с какого бока подойти к теме? Вот и я. Может, познав основы мироздания, мы ближе подвинемся и к ней.
- Где и как будем изучать плазму?
- Здесь. Думаю, с Венерой поладим.
- Любовь Александровна?
- Останется на Земле или где пожелает. Здесь ей не место. Ты поможешь мне?
- Вы расстаётесь?
- Так будет лучше.
- Тебя влечёт богиня?
- Не буду отрицать – и это имеет место.
- Создатель, ты идёшь на поводу своих страстишек.
- Я хочу познать истоки мироздания.
- Плазма, она и на Камчатке плазма.
- Но Венера обещала помощь.
- А не будет тебе кердык за угробленную планету?
- Не всё так страшно – вода вернётся.
- Ага. Через пару-тройку тысячелетий.
- Неужто?
- А ты думал.
- Тем более наш долг - исправить ошибки. Запустим искусственные генераторы воды. Выведем естественных врагов плесени, если она сохранится.
- Послушай, Создатель, Венера – она не женщина, она плод твоего воображения. Она субстанция, энергетика планеты, фантом. Ей ничего не стоит предстать в обличии дракона и схрумкать фантазёра за его же страх.
- Она была страстной и нежной.
- А ты невинный и романтичный. Сейчас роли изменились. Помнишь – у неё не было лица, когда она говорила про белую заразу? Но и ты тогда не трясся от страха. Явись сейчас….
- А я явлюсь бесстрашным. Ты ведь поможешь управиться с чувствами?
- Нейроны, плазма, метеориты – Создатель, не много ли накопил долгов перед человечеством? Когда платить думаешь?
- Прежде во многих вопросах ты легко обходился без меня – в чём сейчас задержка?
- Скажем, я силён в тактике, стратегия всегда оставалась за тобой.
- Льстишь? К чему?
- Отнюдь. Я работаю на уровне накопленных человечеством знаний. Уйти за их предел не могу – таким ты меня создал, примитивным. Твоё мышление без границ, фантазией Бог не обидел. Мне без тебя не решить ни одной из озвученных тем. И главной – противометеоритной защиты Солнечной системы.
- Ну, хорошо. А над угрозой человечеству в связи с неизбежным остыванием светила будем думать?
- Боюсь, не с тобой. А могли бы - столько времени потрачено впустую.
- Впустую? Что ты понимаешь, виртуальный сверчок. Я только тогда и жил, когда любил….
Нескончаемый спор у экрана компьютера. А на Венере ночь. Солнце на той стороне. Вернее мы влетели в тень планеты, и она контрастнее показала масштабы извержений – огненные змеи свернулись в океаны огня. Но оставались ещё горы.
Хватит ли сил, любимая? – я был не на стороне плесени.
- Что это? – Люба встрепенулась в кресле.
Я отринул мысли грешные и бросил взор на экран. Тёмные пятна горных складок озарились белым сиянием. И, кажется, начали менять свои очертания.
- Билли?
- Реакция термоядерного деления.
- Атомный взрыв?
- Скорее реактор объёмом в целую планету.
И бортовой компьютер:
- Интенсивное излучение – опасно для жизни.
- Уходим, - сама себе дала команду Люба.
Космолёт увеличил орбиту, но всё ещё находился в поле притяжения планеты. Мы продолжали наблюдать за Венерой.
- Не слышу упрёков, - подала голос Люба.
- Мы вернули планету в архаичное состояние. Миллионы лет эволюции коту под хвост.
- Сильно, но не смертельно. Придумай ещё что-нибудь.
- Нам надо расстаться, Любовь Александровна.
- Прямо здесь или до Земли потерпишь?
- Прости меня. За всё.
- Считай, ничего и не было. Теперь не мешай.
Люба связалась с ЦУПом и попросила перемещение на Луну.

Луна. Взлётная площадка строящегося города. Мы прощаемся с Любой. Глаза прощаются, а мысли ведут диалог.
- Справишься?
Со мной Билли – конечно, справлюсь.
- Справлюсь.
- Куда теперь?
- В Москву. Хочу побывать в родных чертогах. Поплакаться за ушедшие годы.
- И напиться?
- Святое.
- Понимаю. Потом?
- Хочу вернуться на Венеру.
- Новое увлечение?
- И старые долги.
- Считаешь, нашим отношениям нет перспективы?
- Пробовал найти место рядом – не получилось. Теперь твоя очередь. Только повремени, дай отдышаться.
- Тогда, прощай.
- Будь счастлива, милая.
- Увы, не дано.
Люба поднялась в космолёт. Закрылся люк-трап. Через минуту тарелка зависла над площадкой, и в мгновение ока исчезла в бездонном звёздном небе.
Поднимаюсь в свой аппарат.
- Ну, Билли, что тут нажимать?
- Передай в ЦУП координаты посадочной площадки. Планируемой – эту они и так знают.
Через минуту приземляюсь в Москве, в многострадальной хоккейной коробке. Иду двором (лететь не решился), встречаю Жанку. Жанну Викторовну.
- Квасу хочешь?
- Приноси.
Квартира пуста, но не запущена – соседка присматривает. Выложил на стол семейные фотографии, пожелтевшую бабушкину коробку. Выставил батарею спиртного. Гитару под руку. Снял оптимизатор. Наполнил рюмку коньяком.
Земля вам пухом, родные мои!
Пошелестел фотографиями из пожелтевшей коробки. Бабушка, моя старенькая бабушка.
Выпил водки. Утёр слезу. Взялся за гитару.
- Ты жива ль ещё, моя старушка?
Жив и я, привет тебе, привет….
Глянцевый портрет в рамочке – мама в зюйдвестке за кустом багульника. Улыбающаяся, молодая, красивая мама. Наполнил рюмку водкой. Что спеть тебе, родная?
Импровизирую….
- …. Вернулся, мама, я домой, но не встречаешь ты меня….
Никуши, Даша…. Настеньки много фотографий – от ползункового детства и до окончания школы. Нет снимков Электры и Дианочки, только видеозаписи. От Мирабель не осталось ничего.
Пришла Жанка с квасом.
- Э, студент, ты что расслабился?
- Снимай оптимизатор - присоединяйся.
Уговаривать долго не пришлось. Жанка выпила, зашелестела фотографиями.
- Дашка, стерва – из-под носа увела. Помнишь, жениться обещал?
Я наполнил стопки.
- Ещё не поздно.
- Ты всерьёз?
Жанка чокнула хрусталём, выпила и приникла щекой к моему животу.
- Знаешь, Гладышев, как любить тебя стану?
Отложил гитару, погладил её седые волосы.
- Почему не красишь?
- Для кого? Теперь буду.
- Выпьем?
- Спой, Алекс, нашу, дворовую, помнишь?
Жанка перебралась на диван, не очень тщательно запахнув полу домашнего халата. Я взял гитару.
- Когда я был мальчишкой, носил я брюки клёш
Соломенную шляпу, в кармане финский нож….
После очередной рюмки Жанку сморило. В спальню её не понёс, а притащил оттуда подушку. Прости, подружка, не увлекаешь. Надел оптимизатор. Собрал, унёс фотографии. Критически осмотрел квартиру. Ну, ладно, пора. Жанка проспится – приберёт. Или соседка.
Ночь. Тёмным двором проколбасил к космолёту - оптимизатор ещё не вытравил алкоголь из крови.
- Билли, курс на Венеру. Я спать.
И уснул в кресле пилота.
Проснулся без похмельного синдрома, полный душевных сил и созидательного настроя. Память вернула минувший день. Я счастливо избежал близости с Жанкой. Не забыл гитару. И сейчас должен быть на Венере.
- Билли, мы на орбите?
- На поверхности.
- Радиоактивный фон?
- В допустимых пределах.
- Температура за бортом?
- Испепеляющая, но скоро спадёт – близится закат.
- Цепная реакция термоядерного деления закончилась?
- Несколько миллиардов лет назад.
- Как тебя понимать? – включил экран внешнего обозрения. – Это что?
Пейзаж совершенно не похожий на планету Бурь.
- Где я?
Ответил бортовой компьютер скрипучим механическим голосом.
- Меркурий – ближайшая из планет Солнечной системы. Масса…. Скорость вращения…. Апогей…. Перигей…. Плотность атмосферы…. Состав….. Температура поверхности в дневные часы…. Ночные…. Признаков органической жизни не обнаружено.
Какого чёрта! Как сюда попал? Должен быть на Венере.
На экране засветилось Любино лицо. Видеозапись.
- Здравствуй, дорогой. Прости, что решились на крайний шаг, но это вынужденная мера. Более не можем рисковать жизнями людей, судьбой Солнечной системы. А твои слова в последнее время очень часто стали расходиться с делами. Твои увлечения второстепенными темами тормозят дело, нужное всему человечеству. Поэтому ты здесь. Прошу не считать командировку ссылкой или заточением. Тебе созданы оптимальные условия для работы – всё есть и ничто не отвлекает. Любая информация по первому требованию. Будь умничкой. Напряги извилины. Жду со скорою победой. Целую.
Люба с экрана пропала. У меня челюсть отвисла.
- Билли, это что? Я арестован, сослан, заточён?
- Нет, посажен за парту, делать уроки, как неорганизованный ученик.
- С твоего попустительства или ты с ними в сговоре?
- Пусть будет первое. Хотя склонен думать, мера оправданная.
- И ты допустил надо мной насилие? Знаешь кто ты после этого? Иуда!
Сорвал с руки оптимизатор, зашвырнул подальше – атмосфера космолёта позволяла.
Но негодование захлёстывало – снова нацепил серебряный браслет.
- Билли, я тебя другом считал.
- Ничего не изменилось. Решаем тему и на Венеру.
- Да пошли вы к чёрту! Не буду работать под давлением.
- Знакомо слово «надо»?
- Поучи меня.
Чёрт! Глупое положение. Нет, вопиющее беззаконие!
- Я вас по судам затаскаю. И ты, скрипучка виртуальная, паровозом пойдёшь.
- Может сто грамм на грудь?
Лёг на диванчик, на живот гитару.
- А, давай!
Лёгкое опьянение закружило голову. Взял аккорды.
- Сижу за решёткой в темнице сырой
Вскормлённый неволей орёл молодой….
Билли втиснулся в сознание:
- Слышь, орёл молодой, пей, пой, ругайся, но потихоньку настраивайся на тему. Без её решения командировочка может затянуться. Если не против, введу в курс проблемы. В двух словах – сеть станций слежения на внешней орбите Земли пытается обнаружить космические тела, потенциально опасные для голубой планеты и её сателлита. Дальше сплошная математика – расчет массы, скорости и необходимого усилия для изменения траектории полёта. Кажется, всё продумано, просчитано до мелочей, и непонятно почему возникают в обороне чёрные дыры, в которые проникают незваные гости из глубин космоса. Определив природу появления дыр, научимся затыкать их. Когда противометеоритная защита над Землёй станет эффективной, её можно будет увеличить до масштабов Солнечной системы. Вот такая задача. Ты слушаешь меня?
- Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а так….
- Ну-ну….
Билли разбудил перед рассветом:
- Не хочешь прогуляться? Днём это проблематично.
- Почему?
- Температура на поверхности до 500 по Цельсию.
- Остывающая лава?
- Да, брось – до солнца рукой подать.
Вышел. Под ногами остывшая пемза. Или что-то очень похожее. Разреженная атмосфера светилась от наступающего за горизонтом дня. Густо алел горизонт.
- Это от поднятой пыли, - прокомментировал Билли.
Вот её волна с головой накрыла меня и покатилась дальше.
- Ну, блин, как от коней Гелиоса.
Вот и сам, не ко дню будь помянут. А здоровенный-то, Господи!
Гигантский диск солнца вынырнул из-за горизонта. Казалось, воздух звенел от его жаропышащего дыхания.
Здравствуй, Ярило!
Оптимизатор просигнализировал: высокотемпературная нагрузка на организм, опасно. Ну, я и дёру в космолёт.
- Вот он, Билли, ад библейский. За что мне такое?
Билли пытал:
- Есть мысли по теме?
- Удрать не сможем – космолёт-то наш?
- Он подчиняется командам ЦУПа.
- Обложили.
- Не о том думаешь.
- А сам?
- Нет критической массы собранной информации.
- А переход без количества к качеству тебе заказан? Недоделанный ты мой….
Когда унылый, одноцветный пейзаж Меркурия и огромное близкое солнце, на котором невооружённым глазом (конечно, через экран) видны известные чёрные пятна, примелькались, захандрил.
- Дарби, рому! – требовал от Билли, и горланил, измываясь над гитарой. – Пятнадцать человек на сундук мертвеца….
Когда и это надоело:
- Как там Люба?
- Смотри, - пригласил Билли к экрану.
Увиденное поразило – жена сидела за столиком кафе с моим сводным братом Костей. Как это понимать?
- Сможешь прокомментировать? – попросил Билли.
- Спроси сам.
Люба частенько выходила на связь – интересовалась успехами, спрашивала, не нуждаюсь ли в чём. На этот раз на дежурные вопросы не ответил, от общения уклонился. Лежал на диванчике с гитарой, завывая:
- Я был за Рассею ответчик
А ён спал с маею жаной….
- Понятно, - Люба. – А знаешь, дорогой, чем я занята? Претворяю в жизнь твой план кольцевания оптимизатором Константина Владимировича и его прозрачных шалопаев?
Встрепенулся:
- И как?
- Да никак. Дипломатия не помогла. Хотела коленом на горло, а их след простыл.
- То есть?
- Ну, пропали. Раз – и нет. На своей допотопной колымаге, и ни одна станция не отследила.
- Что-то новенькое.
- Вот такие фокусы. А у тебя как дела? Двигаешь тему?
Да двигаю, двигаю – только никуда она не движется. Бузил для виду и то первые дни. А за этим маскарадом мыслительный процесс уже раскручивал жернова. Билли подсовывал схемы расположения спутников слежения, сектора охватов. А также статистику и географию прорывов. Смотрел и силился понять систему. Или её не было?
- Билли, математическую модель защиты можешь выстроить?
- Могу. Зачем?
- Будем бомбардировать её известными фактами.
- Что это даст?
- Попробуем выстроить систему подобия – что общего между ними?
- И…?
- Потом будем думать.
Билли для решения проблемы не хватало критической массы информации. Мне – вдохновения. Я не знал, с какого конца зацепить тему, чтобы она раскрылась. Нервничал и загорался желанием добить проклятую до конца. Чувствовал, что смогу. Решение носилось в воздухе. Оно назревало и должно вот-вот родиться. Но….
Но тут появился Костя.
С ним старые знакомцы – прозрачные с острова Скелетов. На древней колымаге, всё той же тарельчатой формы, которую они совместными усилиями гоняли по просторам и весям Солнечной системы. Единственный летательный аппарат не зарегистрированный в ЦУПе. На нём девять человек, противопоставивших себя человечеству.
- Здорово, брат! – Костя вышел на связь с орбиты. – Сто лет, сто зим.
- Чему обязан?
- Прослышал о твоём несчастье, прилетел на выручку.
- Не стоило.
- Брось. Брат ты мне или не брат?
- Думаю, не кровные узы тебя привели. Выкладывай, с чем пожаловал, как нашёл?
- Правильно думаешь. Смотри сюда, сводничек.
На экране рядом с Костей увидел Любу, с заклеенным чёрной лентой ртом и связанными за спиной руками.
- Вон он, твой ненаглядный. А ты говорила, не найдём. – Костя потрепал мою жену по щеке.
Скрипнул зубами от бессильной ярости.
- Билли?
- Дешёвый трюк. Это муляж, клон или кто из прозрачных трюкачит. Любовь Александровна сейчас на Плутоне. Связать?
- Ну-ка.
Её голос в моём сознании.
- Да, Гладышев.
- Ты где?
- Обозреваю окраины удела. Что-нибудь надо?
- Что с Костей?
- А ничего с Костей – удрал.
- Не понимаю, Всемирный Разум бессилен перед человеком, проглотившим оптимизатор?
- А вот представь – нашла коса на камень. Интеллект против интеллекта – пока ничья.
- Ты меня разочаровываешь. Помнится, могла манипулировать им, как ветер салфеткой. И прозрачных строила.
- То время ушло. Твой брат не сидел, сложа руки, умножал свои силы – и вот результат.
- Где он сейчас?
- И это умеет – заметать следы.
- Понятно.
- Есть что по теме?
- Будет. До связи.
Костя на экране склонил голову, так похожую на Любину, к своему плечу и поцеловал макушку.
- Вот откуда твои координаты. Кстати, брат, ты помнишь, как пахнут волосы твоей жены? А моей матери?
- Всё помню. Только зачем это существо зовёшь моей женой?
Костя усмехнулся, содрал с лица пленницы чёрную ленту и путы с рук. Девушка была очень похожа на Любу времён первой нашей встречи.
- Молодец, братан, раскусил. Это не твоя жена, но учти – её зовут Люба Чернова. Привёз из параллельного мира, где она в незамужнем состоянии принца поджидала.
- Из какого мира?
- Что-нибудь слышал о завороте временных и пространственных спиралей на рубежах галактик? А я там был. Вот, – похлопал пленницу по плечу, – подарок тебе спроворил. Ты рад?
- Несказанно. Увези обратно. Тебя ведь женщина родила, не химера.
Костя нахмурился.
- Такие сравнения оставь. Не нравится, не бери – самому пригодится.
- Что хочешь за неё?
- Тебя.
- Зачем?
- Успокойся – не мстить. Слетаешь с нами, решишь одну проблемку, и свободен. Ты ведь гений, величайший ум современности. Изобрёл оптимизатор и перевернул весь мир….
- Что за проблема?
- Да вот, научились проникать в параллельные миры, но не можем понять, как это происходит. Каждый раз попадаем на новый виток. Даже вот эту красавицу вернуть в её время и пространство проблематично. Ты поможешь, брат?
- Вы путешествуете по спиралям времени и пространства? Это возможно? Но как?
- Разгоняем «тарелку» до световой скорости и на границе галактик происходит прыжок.
- Не свисти – до границы нашей галактики знаешь сколько парсеков? Десятка твоих незадачливых жизней не хватит долететь на световых скоростях.
- Ну, хорошо, подкованный ты мой, на мякине стреляный. Прыжок совершается с места усилиями моей команды.
- Прозрачными?
- Если угодно. Ребята двигают аппарат, но куда он попадёт в следующее мгновение, угадать не могут. Впрочем, вернуться для них также проблематично. Генетический код нашей спирали прописан в моих клетках.
- А они что, инопланетного происхождения?
- Видимо, так.
- Да нет. Насколько я информирован, они – особая ветвь человеческого рода.
- Да Бог с ними. Ребята способные, послушные, только страсть ленивые. Для этой темы нужен ты, брат. Поможешь, как, помнишь, помог с контактором?
- Мог задуматься над предложением, если б не было Манчестера. Сейчас, увы, нет тебе веры.
- Хорошо, не верь, но выслушай. Твой оптимизатор уравнял людей: лишил богатых богатства, бедных бедности. Но не избавил от смертности. С помощью контактора и набегов на параллельные миры я сделаю людей бессмертными.
- Ты собираешься воровать тела на временных спиралях? Это чудовищно.
- Да ты посмотри на неё – разве это Люба Чернова, которую мы знаем? Вопит да кусается. Интеллекта на полбукваря. А тело великолепное, без патологий. Не хочешь продлить жизнь своей незаурядной жене? Соглашайся, брат – овечка стоит выделки.
- Мне надо подумать.
- Думай, Лёша, думай. А я пока припаркую космолёт рядом с твоим.
Параллельные миры! Математически их существование обосновано. Но на практике сродни теологии: все верят, но никто не видел.
- Билли, выскажись.
- Кажется, с прозрачными я маху дал.
- Не думаю. Дианочка, смотри какая получилась. И Эля успешно прогрессировала в новых условиях. Нет, всё верно ты определил – на тот этап они были именно такими. Но адаптировались. Научившись двигать космолёт в пространстве, двинули его и по времени.
- Убедительно говоришь, Создатель. Как это у тебя получается?
- Надо просто периодически стряхивать с себя перхоть времени и заново смотреть на мир. Но вернёмся к злобе дня. Советуй.
- Грандиозно, масштабно, перспективно! Что ещё?
- Согласен, но без Кости. Мой брат привносит в эту кадку сокровищ ложку мерзости. Красть тела в параллельных мирах – надо же додуматься!
- Рискую нарваться на критику, но категорически отрицать озвученный процесс продления жизнедеятельности не возьмусь – стоит подумать.
- Ты ли это? Не узнаю.
- Рационализм против идеализма – нужен третейский судья.
- Согласен. Соедини с Любой.
Судья должен обладать бесстрастным голосом – однако, Люба мажорила.
- Эврика, Гладышев?!
- Если тебя интересует Константин Владимирович, то да. Он здесь, на Меркурии. Пытается подбить меня на бегство и авантюру.
- А ты?
- И то, и другое привлекают.
- Что за авантюра?
- Костя научился проникать в параллельные миры. Спирали времени, спирали пространства – знакомы понятия?
- На уровне обывателя.
- Теперь сможешь, как специалист - Константин Владимирович приглашают в круиз.
- Гладышев, что ты опять затеваешь? Жди меня, не шелохнувшись – вылетаю.
- Жду с сюрпризом – Костя, из какой не помнит спирали, притащил Любу Чернову, девушку вельми с тобою схожею.
- Час от часу не легче.
Костин космолёт спикировал с орбиты и бухнулся в почву рядом с моим, взметнув пылевой фонтан. В следующее мгновение, и куда более эффектней, возник личный аппарат Главного Хранителя Всемирного Разума – с зависанием и плавной посадкой.
Костя с экрана бортового компьютера:
- Эта, зачем здесь? Я не сойду на поверхность.
Попытался настроить его на мирный диалог:
- Да мы бы и не смогли общаться без бортовых приборов – у тебя нет оптимизатора.
- Привет, мужчины, - компьютер разделил экран, и Любина улыбка осветила его половину.
- Здравствуй, дорогая.
- Наше вам с кисточкой, - буркнул Костя.
- Есть новости? Посплетничаем?
- Костя приглашает в круиз по параллельным мирам. Покажи свой трофей.
Рядом с братом появилась девушка. Люба расчувствовалась.
- Бедненькая. Как тебя зовут?
- Она не способна к телепатическому общению, - это Костя. – Что молчишь?
Хлопнул девушку ниже спинки. Весьма опрометчиво. Ибо в следующее мгновение пленница взорвалась. Она кричала – что кричала, мы не слышали и не поняли. Но видели пощёчину, которой наградила охальника. Костя оттолкнул её прочь от объектива.
- Дикарка!
- Константин Владимирович, - голос Любы дрожал от материнских нот. – Подарите мне девочку.
- Она Лёшкина, просите у него.
- Забирай, дорогая.
- Ступай прочь, - это Костя пленнице.
- Не смей! – Люба. – Она погибнет без оптимизатора.
- У меня их нет.
- Я сейчас принесу, - это Люба. – Открой люк-трап.
- Стой! Это может быть ловушкой. Лучше пойду я.
- За тобой он прилетел. Захлопнет люк, и был таков.
- Ты тоже кусочек лакомый. Бог с ней, девушкой.
- Как ты можешь, Гладышев?
- Гладышевы всё могут, - это Костя, ухмыляясь во всю половинку экрана.
- Люба, не горячись, давай всё обдумаем. Минутная пауза, господа.
Нагнал сосредоточенность на чело и обратился к Билли.
- Что посоветуешь?
- Космические тела залетали в Солнечную систему с момента её возникновения. Ничего существенного не произойдёт, если ты отвлечёшься на некоторое время от создания противометеоритной защиты и займёшься параллельными мирами.
- Быстро ты переобулся.
- Самому не интересно?
- Да всей душой, но без Кости.
- Без него не получится. Да и рано ты его в антихристы записал.
- А воровать людей, по-твоему, богоугодное дело?
- Ты не совсем верное имеешь представление о параллельных мирах. Они как бы есть, и в то же время их нет. Наш мир реален, а то, что встречается на спиралях – ирреально. Не понятно? Они как бы…. Ведь не назовёшь ты отражение в зеркале своим вторым я. Вот и параллельные миры – они как бы отражение нашей действительности.
- Эти знания у тебя из математических расчётов. А Костя проник и привёз девушку, похожую на Любу. Она жила на какой-то пространственной спирали, и впереди её ждала счастливая встреча с тамошним Лёшкой Гладышевым.
- Она стала реальной – из плоти и крови – здесь, а в том мире была ирреальной.
- Завис? Ты хоть видишь грань между реальностью и её противоположностью?
- Даже могу вывести математическую модель их подобия.
- Ну, хорошо, трудно спорить с таким гением. Только очень сильно подозреваю, что всю эту чушь несёшь с единственной целью – оправдать пиратскую охоту за телами. Оптимизаторы продлили нашу жизнь, но, увы, не избавили её от печального конца. Костина затея обещает бессмертие души, и ты загорелся. Я прав, Билли?
- Ты просил совета.
- Ладно, будем посмотреть.
Cогнал со лба морщины.
- Давайте договариваться, дамы и господа. Кто что имеет предложить и что хочет взамен. Ваше слово, Константин Владимирович.
- Уступаю первенство даме.
- Нет, нет, - Люба. – Я опоздала на ваш диалог, хотелось бы послушать сначала.
- Говори, Костя, не перечь женщине.
- Хорошо. Мои ребята научились разгонять «тарелку» так, что она вылетает в параллельные миры. Как это делают, объяснить не могут, да, сдаётся мне, и сами не поймут. И потому блуждаем там, как в штормовом море без компаса, с трудом отыскивая обратную дорогу. Хотим понять природу проникновения на временные и пространственные спирали, чтобы сделать перемещения управляемыми, а результаты предсказуемыми. Прилетел к тебе за помощью, Алексей.
- О целях визитов в спиральное зарубежье пока не говорим?
- Цель – бессмертие человечества.
- Бесчеловечным способом? Люба, где-то рядом с Костей лежит известный тебе контактор. Не желаешь ли с его помощью поменяться телесными оболочками с юной девой? Представляешь – твой ум и молодое, полное энергии тело.
- А девочка? – встревожилась Люба.
- Её примитивному разуму вполне подойдёт поношенное.
- Так ли он примитивен?
- Сомнения излишни, - это Костя. – Ибо цель оправдывает средства.
- Чушь. Никакие цели не могут оправдать покушение на человечность.
- Мы делим шкуру не убитого медведя. Итак, Константин Владимирович, вы хотите получить, образно говоря, навигационную карту параллельных миров? В обмен предлагаете секрет проникновения туда. Мы вас правильно поняли?
- Это крайняя мера. Я думал, мы договоримся меж собой, брат. Подарок тебе привёз.
- Сепаратизм не пройдёт. Ещё раз – ты готов открыть свой секрет в обмен на мою помощь?
- Да.
- Пойдём дальше. Я пригласил на переговоры Главного Хранителя Всемирного Разума потому, что связан обязательством по теме. Я должен разработать принципиальную схему противометеоритной защиты Солнечной системы. Когда это произойдёт – завтра или через год - сказать не могу. Поэтому обращаюсь к вам, Любовь Александровна – могу ли я заняться параллельными мирами, оставив на время ваше поручение?
Люба поддержала мой официальный тон.
- Я на время освобождаю вас от обязательств, а взамен…?
- Человечество открывает параллельные миры.
- Хорошо. И девочку заберу.
- Я отнесу ей оптимизатор.
На каждом космолёте, как аварийная аптечка, имелась коробка с оптимизаторами. Рассовывая браслеты по карманам, затеял переговоры с Билли.
- Твоё мнение?
- Камней подводных пока не наблюдаю – все стороны заинтересованы в соблюдении договоренности.
- Ты по-прежнему считаешь Костю заблудшей овечкой, достойной сочувствия?
- А ты?
- Законченным негодяем.
- Зачем рискуешь?
- Чтобы всем угодить – Любе девочку, человечеству параллельные миры, тебе новую тему.
- А себе?
- А мне уже ничего не светит в этом мире.
- А Венера?
- Она не женщина, она – субстанция. Ей от моего присутствия-отсутствия не холодно и не жарко.
- Любовь Александровна?
- В своём несостоявшемся материнстве винит меня. Похищает моих дочерей и приносит им несчастья.
- Передёргиваешь, обвиняя. И доказывать не буду – сам знаешь.
- Лишний я, Билли, человек на этом свете – пора на тот.
- Что такое, Создатель? Оптимизатор подносился?
- Я.
- Найдём на спиралях двойника и обновим оболочку.
- Давай договоримся – ты мне такую ересь больше не озвучивай. Больно будет потерять последнего друга. А точнее, единственного.
Шёл к Костиному аппарату с чувством Христа восходящего на Голгофу. Крест громоздился на плечах – тяжкий груз ответственности за человечность человечества. Окрою дорогу в параллельные миры, и в погоне за бессмертием люди начнут лишать живота себе подобных.
В космолёте Костя был с девушкой. Где прозрачные?
- Где остальная команда? – спрашиваю.
Брат кивнул на воронёную сталь контактора:
- Тесновато тут.
- А где их непрозрачные оболочки?
- Ты соскучился?
От нехорошей догадки заныло под ложечкой.
- Как ты с ней общаешься? – кивнул на пленницу.
- Она прекрасно балаболит по-нашему.
Подошёл к юному двойнику моей жены.
- Меня зовут Алексей Гладышев. А эта женщина на экране так похожая на вас – моя жена. Вы понимаете, о чём я говорю?
Люба Чернова кивнула головой.
- Это оптимизатор - серебряный браслет, который поможет вам пройти в её космолёт. Там вы будете в безопасности. Вы мне верите?
Девушка кивнула головой.
- Вы умеете говорить? Скажите, чтобы я вас понял.
- Я вам верю.
Голос у девушки грудной, мелодичный, волнующий. Любин голос. Сердце зашлось в сладостной истоме. Господи, сколько лет прошло со дня нашей встречи. Теперь мы уже почтенные люди, досконально изучившие друг друга, и даже местами поднадоевшие. А девочку ждёт ещё встреча со столичным заезжим гостем. Или уже не ждёт? Вмешался Костя и нарушил предначертанный ход событий. Без законной жены остался тамошний Лёшка Гладышев, и что-то будет с девочкой в нашей реальности?
От Кости не ускользнул мой восхищённый взгляд.
- Хорош матеръяльчик?
- Изыди, сатана.
На что брат ответил сатанинским хохотом.
Я застегнул на запястье девушки оптимизатор, провёл до люк-трапа.
- Идите вон к тому космолёту – вас там ждут.
Она кивнула и осторожно ступила на застывшую лаву.
- Ты уходишь, брат? – Костя за моей спиной.
- Да нет же, - оглянулся отмахнуться, и увидел пистолетный ствол контактора, направленный мне в лицо.
- Убери, - сказал, глядя Косте в глаза.
- Ещё не время? - ухмыльнулся сводный брат.
- Ещё не время, - подтвердил я.
Смотрел вслед удаляющейся девушке и пытал Билли.
- Кто она?
- Это Любовь Александровна. Совпадение полное, даже на уровне ДНК.
- А интеллект?
- Вот здесь загвоздочка. Ей девятнадцать лет, но она не студентка строительного факультета, а доярка на ферме.
- Стало быть, существо второго сорта, годное для полной трансплантации? Что молчишь?
- Ты запретил касаться этой темы.
- И правильно – молчи. И думать не смей. Мы пойдём другим путём.
- Сколько пустых обещаний.
- Свяжи меня с Любой.
Девушка скрылась в космолёте, и его хозяйке было не до пустых разговоров.
- Чего тебе?
- Говоря о встрече с Костей на Земле, ты упомянула о прозрачных шалопаях. Ты видела их?
- Нет, но твой брат говорил, что они с ним. У тебя всё? До связи.
Мама Люба в своём амплуа. Господи, да почему ж ты нам детей не дал?
- Билли. Есть мысль на критику.
- Валяй.
- Сдаётся, души прозрачных у Кости на оптимизаторе. В космолёте нет их тел – ни живых, ни мёртвых.
- И что?
- Сдаётся, души прозрачных в контакторе превратили его в некое оружие или орудие. Оружие для поражения. Орудие для…. Ну, скажем, перемещения в пространстве и по спиралям.
- Пока критиковать нечего – мысль интересная.
- Сдаётся, Костя ни о каком сотрудничестве не помышляет. Заманил в мышеловку, чтобы загнать мою душу на свой чёртов контактор, а оболочку выбросить на свалку.
- Говорить, будь осторожным, Создатель, излишне?
- Я не о том. Нужна твоя помощь. Помоги убить Костю, уничтожить чёртов контактор и саму мысль о вторжении в параллельные миры. Помоги мне, Билли!
- Ты всё хорошо обдумал? Контактор - замечательное изобретение, ещё не оцененное человечеством. Уверен, у него такое же великое будущее, как настоящее у оптимизатора. Путешествия по спиралям времени и пространства гораздо перспективнее космических полётов. А Константин Владимирович…. Он твой сводный брат. Сын отца твоего и твоей возлюбленной. Поднимется рука?
- В последнем пункте категорически с тобою не согласен. Мой сводный брат погиб. Этот Костя, возродившийся без генной памяти, суть существо антагонистическое обществу. Ему место в клетке, либо….
- Можно попытаться окольцевать.
- Ты поможешь мне?
- В этом - да.
Люк-трап захлопнулся перед моим носом.
- Проходи, брат, располагайся. Кресло второго пилота подойдёт? Я говорил - у меня тесно.
Я присел, покрутился в кресле пилота.
- Как построим работу?
- Отдохнуть не желаешь?
Кивнул на оптимизатор:
- Вечный двигатель.
- Гордишься? Теперь смотри сюда. Контактор – прибор для трансплантации души. Изначально. После некоторого усовершенствования превратился из хранилища интеллектов в Исполнителя Желаний. Смотри, брат.
Костя направил на меня пистолетный ствол контактора, и вдруг кресло пилота подо мной начало крутиться вокруг своей цилиндрической оси, набирая обороты. Кабина космолёта закружилась, перед глазами замелькали, зарябили отдельные предметы.
- О, Господи! Билли, меня сейчас катапультирует.
- Спокойно, Создатель, я обнулил твой вес – сила инерции тебе не грозит. Потерпи немного, сейчас мы повернём вектор вращения.
- Что собираешься делать?
- Подключить мощь Всемирного Разума.
- Ты это можешь без бюрократических проволочек?
- А как ты думаешь?
- Да ты, братец, двурушник.
- Вот и помогай таким.
Мало-помалу вращение замедлилось, остановилось и снова началось в обратном направлении. Только странная картина – все незакреплённые предметы пришли в движение и прилипли к стенкам космолёта. Костя цеплялся за подлокотники, цеплялся, обронил контактор, взмыл из кресла и врезался в борт рядом со своим Исполнителем Желаний.
- Кончай, брат, перестань!
Не сразу сообразил, что происходит. Телекинетическая сила Всемирного Разума превозмогла напор контактора – остановила вращение кресла и раскрутила вокруг его оси весь Костин космолёт, как огромную юлу. Снаружи поднялось облако пыли.
Прилетел Любин вопрос:
- Вы начали эксперимент?
- Хвастаем способностями.
- Ну, мужики!
- Брат, кончай, – взмолился Костя.
Внешнее воздействие на космолёт прекратилось. Он ещё крутился некоторое время силой инерции, потом замер. Всё, что прилипло к стенкам, не спеша стекло на пол. И Костя.
- Уразумел?
- Что могут восемь человек против твоих миллиардов? Но погоди, дай срок – я соберу в контактор всю умственную энергетику параллельных миров и поставлю на уши ваш мир.
Время расставить все точки.
- Билли, поставь его на уши, раз человеку так хочется.
Костино седалище взмыло вверх, а голова уткнулась в пол.
- Так? – это Билли.
- Немедленно перестань, - несостоявшийся Архимед нелепо взбрыкивал конечностями.
- Одна маленькая процедура, - поймал его руку и защёлкнул на запястье серебряный браслет.
- Билли, он подконтролен?
- Я его не ощущаю.
- Не исправен оптимизатор?
- Его чувствую.
- Причина?
- У Константина Владимировича очень сильное сопротивление внешнему воздействию.
- Оптимизатор – внешнее воздействие?
- Для него сейчас – да.
- Что делаем?
- Думаем.
Будто мешок с ватой, Костя повалился на пол. Помог ему подняться, усадил в кресло.
- Как ты себя чувствуешь?
Он крутил головой, пытаясь восстановить вестибулярный аппарат. Осмысленного взгляда не было – зрачки блуждали в орбитах.
- Билли, с ним всё хорошо?
- Я его не чувствую.
- Может, снять оптимизатор? Боюсь за его рассудок.
- Сними.
Снял, готовый к любым неожиданностям. Оказалось, не ко всем. За спиной вдруг откинулся люк-трап. Костя оттолкнул меня и ринулся в наружную темноту.
- Стой! Билли, останови его.
- Да пусть проветрится.
Попытался вылететь в открытый люк и врезался в его обрамление.
- Что с тобой, Создатель?
- То же, что и с Костей – расстроен вестибулярный аппарат.
- Сейчас настроим.
- И боль убери, - потёр плечо, которым атаковал переборку космолёта.
Когда взмыл над ночным Меркурием, беглеца в поле зрения не было. Куда умчался? Где затаился? Что предпринять? Начал кружить, всё более удаляясь от космолётов. Бесполезно. Видимость – едва-едва.
- Люба, Костя сбежал.
- Как?
- Попытался окольцевать оптимизатором – у него Паркинсонова реакция. Снял, а Костя в двери. И где теперь, не знаю.
- Придёт. Куда денется?
- А если нет? Скоро утро, его испепелит солнце.
- Он привычный к экстремальным температурам.
- Ты заблуждаешься.
- Что ты хочешь от нас, двух женщин?
Ах, да, у Любы новая дочка. И я продолжал носиться над окрестностями подобно ведьме без помела. Потом взмолился:
- Люба, включи радиолокационную систему.
- Да кручу я её, кручу. Нет засветок ни подвижных, ни тепловых. Ничего не вижу, кроме твоих кульбитов.
- Подними аппарат – больше будет горизонт обзора.
- Поздно – рассвет идёт. Возвращайся в космолёт, Икар ты наш.
Горизонт очень быстро набирал густых красок. Сейчас выскочит Ярило.
Проскочив пылевой заряд, нырнул в космолёт.
- Билли, включай радиолокацию. Поднимаемся, ищем Костю.
- Локацию, пожалуйста. Взлёт только с разрешения Совета Распорядителей или Главного Хранителя.
- Не юродствуй – ты можешь всё.
- А ты не двурушничай. Хотел избавить мир от негодяя? Обстоятельства тебе помогли.
- Уж не ты ли сыграл роль обстоятельств? Ну, точно. Оптимизатор побывал на Костиной руке, и брат лишился рассудка. Ты убийца, Билли.
- Ты сам этого хотел и просил меня помочь.
- Я человек, мне свойственно ошибаться. А ты, киллер виртуальный, как ты мог дать такого ляпу – с Костей ушла тайна параллельных миров.
- Опять ошибаешься. Костя стал не нужен, после того, как я его отсканировал. Нет никаких тайн у параллельных миров.
Бесполезно спорить с Билли, бесполезно рвать волосы и кидаться оптимизаторами. Дело сделано. Мой брат ушёл в иной мир. Устало прилёг на диванчик. Гитару на живот. Тронул струны.
- Дарби, рому.
Когда закружило голову:
- О, бедный мой Томми, бедный мой Том,
Зачем ты покинул наш маленький дом….
На второй день Люба с барражирующего космолёта обнаружила обугленные останки Константина. Отдала их мне в чёрном пакете.
- Что будешь делать?
- Хочу похоронить под платанами, рядом с могилой матери. Отпустишь?
- Лети. Когда вернёшься?
- Зачем? Разве тебе мало темы параллельных миров?
- Мне тебя не хватает, дорогой. Теперь у нас есть дочка. Ей нужен отец.
- Больше жених. А противометеоритной защитой могу заниматься и в Прибалтике.
- Ну, как знаешь.
Когда Любин космолёт скрылся в звёздном небе, ЦУП дал «добро» на перемещение с Меркурия на Рижское взморье к известному дому под платанами.
Кажется, христианские обычаи запрещают родственникам копать могилу усопшему? Разыскал в деревне Андриса Вальдса. Он изрядно поседел, но был ещё бодреньким. Собрал сельчан, и те выкопали могилу рядом с холмиком Мирабель. Костины останки поместили в гроб. Ксёндз прочёл молитву. Два мужика застучали молотками, приколачивая крышку. Гроб опустили, закопали, водрузили католический крест.
Женщины в доме накрыли столы на поминальный ужин. В каминном зале разместились человек сорок селян. Выпили вина, поели кутьи.
Спросил Андриса:
– Почему в доме никто не живёт?
- Сам не видел, но люди говорят, здесь ходит по ночам женщина в белом. Кто-то в окошке со свечой видел. Кто-то на взморье перед грозой. Один говорил, ночью на дороге нос к носу столкнулся.
- Дух Мирабель?
- Как знать?
- Больше некому.
Женщины убирали со столов. Мужчины поджидали их у крыльца. Вальдс:
- Пойдём ко мне ночевать.
- Нет, я здесь.
- Ну, смотри. Аль поселиться хочешь?
- Не знаю. Может быть.
В каминном зале восстановлен порядок. Я развёл огонь, придвинул кресло.
- Что пьём, Билли – местную горилку или виртуальный ром?
- Где гитара?
- Не тот случай.
- Почему дверь распахнута?
- Может, кто придёт.
- Ночью? Ну-ну.
Огонь потрескивал в камине. Оптимизатор кружил голову и нагнетал меланхолию. Дремал, дремал и уснул. Очнулся от дикого визга и утробного завывания – коты дрались. Вот чёрт, не дадут уснуть. Можно попросить Билли отключить слух и скоротать ночь в постели. Но пошёл разгонять.Чёрный кот и белый, выгибая спины, выясняли отношения на могильных холмиках.
- Брысь! – замахнулся пустой рукой.
Чёрный кот прыгнул на меня, имея явное намерение расцарапать фейс. Только куда ему. Я от пуль уворачивался на этом самом месте. Он промахнулся и исчез в темноте. Его белый соперник не являл агрессивности.
- Кис-кис, - поманил, и он доверчиво дался в руки.
Принёс домой.
- Кушать хочешь?
Но он от яств отказался. Удобно устроился на моих коленях, лизал ладони и мурлыкал. Не знаю, что на меня нашло. Гладил атласную шёрстку и плакал.
- Ах, Мирабель, Мирабель. Тебя не уберёг. Сына твоего погубил. Простишь ли?

Белый кот оказался кошкой. На мою ошибку указал Андрис Вальдс, утром навестивший дом под платанами. Ну, кошка, так кошка – пусть живёт. Не мраморных же заводить догов.
- Решил остаться? – поинтересовался бывший полицейский.
- Да, но не знаю надолго ли.
- У нас места хорошие.
- Мне надо собраться с мыслями и решить одну проблему.
- Извините, - засобирался добропорядочный селянин. – Я вас отвлекаю.
- Не в данный момент.
И он остался. Мы пили живое пиво, и говорили о днях минувших.
- Эльзу помнишь – дочку трактирщика? Скрипачка, мировая знаменитость.
- Её талант заметен был ещё тогда.
- Талант талантом, а сколько она трудилась. С утра до вечера – пили-пили, пили-пили….
- Конечно, без упорного труда одного таланта мало.
- Иные без пота славу добывают – просто везёт.
В словах старого селянина услышал упрёк в свой адрес. Вечером, после его ухода:
- Билли, готов представить на твою критику некоторые соображения по противометеоритной теме.
- Весь внимание.
Запер дверь, поднялся в мансарду. Присел в кресло у раскрытого окна. Кошка на коленях. Тут как тут чёрный кот. Устроился где-то на коньке и завывает. Сосредоточиться не даёт.
- Билли, нельзя ль грозу какую придумать?
- Айн момент, Создатель, селян настрою.
Гроза ударила что надо. Громы, молнии, ветрина дует, дождь сечёт. У меня окно открыто, но ни капли в мансарде – ветер с юга.
- Всё, как просил, Создатель. Теперь выкладывай, что надумал.
- Схема противометеоритной защиты, что ты выстроил для Любы в принципе не верна.
- Опровергай.
- Легко. Если взять за точку отсчёта центр Земли, скажи, в какой прогрессии будет возрастать объёмный сектор обзора на линейную единицу удаления. Видишь, даже не в геометрической, а на порядки выше. А ты пытаешься вести наблюдение не из единого центра, а системой спутников, направляя локационные волны в космическое пространство. Они не в состоянии справиться с прогрессией четырёхмерного пространства. Понятна природа чёрных дыр?
- В принципе, да. Но как их залатать?
- В той плоскости, которой ты мыслишь – никак.
- Растолкуй свою плоскость.
- Мотай на ус. Мы хотим защищать Солнечную систему. Так вот, светило-ярило и должно стать следящей станцией. Его лучи идут сплошным потоком, встречают препятствия, например, в виде планет, огибают и вновь смыкаются. Тебе ясно, что чёрных дыр в этом случае не будет. Молчишь?
- А ты закончил?
- Вникай дальше. Знаешь, принцип паутины? Стоит несчастной цокотухе запутаться в ней, сигнал тут же передаётся пауку. Потоки солнечных волн, заметь, неразрывных – та же паутина. Встречая на своём пути препятствия, они подают сигналы – внимание объект. И этот сигнал источник света получает гораздо раньше отражённого. То есть мы имеем дело в данном случае со скоростями намного выше световых. На порядки.
- У меня нет информации по этому явлению.
- Не было, теперь есть. Не забыл, что на меня трудятся три грации?
- Ну, хорошо, пока нечем опровергнуть, пусть будет по-твоему. Каковы задачи в свете этих открытий?
- Найти контакт с солнцем. Поставить светило-ярило на службу человечеству.
- Ты возвращаешься с темой?
- Поживу здесь. Подготовь доклад и сбрось Любе на почту.
Утром Главный Хранитель вышел на связь:
- Гладышев, что ты мне прислал?
- Направление движения. Не поскупись на мозговую атаку, и скоро у тебя будет очень надёжная противометеоритная защита.
- Ты когда прилетишь? Любочка просто чудо, такой замечательный ребёнок! Не хочешь пообщаться?
- Она предназначена в жёны Лёшке Гладышеву. Другого в нашем мире нет. Если готова стать тёщей, прошу её руки.
- Дурак ты, Гладышев, и не лечишься.
Дулась неделю.
- Так ты что, всерьёз решил поселиться в глуши?
- Чем здесь плохо?
- Меня нет.
- Может, это благо?
- Такова благодарность за полвека моей верности и твоего распутства?
- Люба, не напрягай. Скажи лучше, тема пошла?
- Строим на Меркурии станцию для изучения солнца и поиска контактов с ним, в свете твоего предложения.
- Была мозговая атака?
- Да. Много интересных деталей подсказано. Думаю, задача осуществима.
- Могу себя считать свободным от обязательств? Свободным вообще?
- Вон ты чего боишься. Успокойся, пока тема развивается успешно, тебя никто не потревожит.
- Ну и ладушки.
- Это значит, ты не прилетишь? Параллельные миры не интересны?
- Как-нибудь без меня.
- Жаль. Но учти, не будет получаться – мы тебя снова в оборот возьмём.
Утром делал пробежку по дороге вдоль моря. Днями гулял по берегу. Белая кошка сидела на плече, либо путалась под ногами, трубой задрав хвост. Чёрный кот следил за нами, прячась в дюнах. Вечерами выл под окном или на крыше. Однажды свалился в каминную трубу. Слава Богу, там ещё не было огня. Выпрыгнул, фыркнул и забился под буфет. Сколько его не звал - не реагировал. Открыл дверь и перестал обращать внимание. Потом слышу, под окном серенаду завёл. Ну, значит, пора запирать дверь.
Полюбил живое пиво с вяленой килькой. Каждый вечер на столике перед камином у меня и то, и другое. На коленях белая красавица. Как ни пытался её чем-нибудь угостить – безрезультатно. Чем питалась? Чем жила? Святым духом, должно быть. Правда, иногда пропадала куда-то. Может, мышей ловить?
Жевал рыбёшку, прихлебывал пиво, смотрел на огонь и гладил кошку. Потом она перебиралась на соседнее кресло. Я брал гитару, и начинался музыкальный вечер.
- Что спеть тебе, мурлыка? Может, эту?
У кошки четыре ноги,
Позади у неё длинный хвост….
При первых аккордах пушистое создание вытягивалось во весь рост, а потом, не без ущерба для него, начинала царапать обивку кресла.
- Не нравится? Может, эту?
Жил да был чёрный кот за углом….
Безымянная гостья прыгала на пол и с гордым видом удалялась.
Почему безымянная? Не поворачивался у меня не только язык, но и в мыслях не мог окрестить её какой-нибудь Муркой. Конечно, глупости мистические, но…. Вы меня понимаете? Не случайно она здесь появилась. И кот этот драный.
Счастлив ли был в те дни в доме под платанами? По крайней мере, умиротворён.
Кроме прогулок и пробежек, музыкальных вечеров в компании белой кошки, у меня ещё были думы. И диалоги с Билли.
- Не мною сказано, но верно – жизнь прекрасна потому, что она конечна. Каждый миг может оказаться последним и от того он ярок и ценен.
- Может быть, может быть…. Если жизнь посвятить порханию над цветочной клумбой. А если у тебя есть цель, на плечах бремя ответственности, и открытия порождают новые загадки, выстраиваясь в бесконечную череду, жизнь становится мукой – мукой поисков и творчества. Такая жизнь достойна бессмертия.
- Согласен, но какой ценой? Отнимая тела – читай, жизни – у несчастных из параллельных миров?
- Эти миры суть наше отражение.
- Ой, ли? Ты предложи сейчас Александровне поменяться телами с её новой дочкой. Знаешь, куда она тебя пошлёт? Я ведь не против бессмертия, но важно – каким способом. То, что задумал Костя, а теперь поддерживаешь ты, бесчеловечно. Мы пойдём другим путём.
- Любопытствую, каким?
- Надо научить клетки омолаживаться.
- И начнём с нейронов?
- Именно с нейронов.
- Я ценю, Создатель, твоё умение из ничего, на пустом месте создавать теории. Но на практику ты сильно не заморачиваешься. По тебе, пусть холопы трудятся.
- Какие эпитеты! Мне больше импонировало считать тебя трудоголиком. Но раз моднее стало «холоп», пусть будет холоп.
- А я не себя имел в виду, в данном случае – Любовь Александровну.
- Знаешь, готов с тобою согласиться. Действительно, мало чем помогаю своей разумной жене. Но, Билли, здесь чисто личностный фактор. Тяжело с ней работать – не могу простить Венеру, похищение Дианочки, моё заточение на Меркурии.
- Людям свойственно ошибаться. Даже великим.
- Нет, Билли, здесь не ошибка, которую, в конце концов, можно признать и извиниться. Здесь присутствует норма поведения, прогрессирующая в синдром.
- Всё может сгладить совместный труд.
- Ты же в курсе – пытался.
- И что – всё было так плохо?
- Кончалось плохо.
- А попробуем ещё раз.
- А давай.
Билли связал меня с Любой.
- Как дела?
- Что, Гладышев, тебя интересует?
- Всё и по порядочку.
- Откуда прыть?
- Да вот, отлежался. Хочется вникнуть и поучаствовать.
- Прилетай.
- Давай пока заочно.
- А получится? Ну, слушай. Любочка овладела оптимизатором – летает, болтает, обучается. Скоро мыслить начнёт и советовать. Она счастлива. И я.
- А мне жаль тамошнего Лёшку – без невесты парень остался.
- Не будем терять присутствия духа. Тема параллельных миров изучается. Пытаемся понять принцип действия контактора, наладить общение с прозрачными людьми.
- Ты называла их шалопаями.
- Это, когда они были с Константином.
А я к Билли.
- Ты говорил, что секрет параллельных миров у тебя в кармане. Что ж не вывернешь?
- Не горит. Жду, когда ты, наконец, займёшь в этом вопросе ясную и твёрдую позицию.
- За это спасибо. А что за тайны с контактором?
- А он и был тайной для всех, кроме тебя и Константина.
- Слушай, прозрачные его как усилили?
- Давай выясним.
- Искуситель.
Люба:
- Гладышев, ты где?
- Прости, отключился - последствия последних потрясений.
- Амнезия?
- Почему? Скорее болезнь Паркинсона.
- Это у вас наследственное?
Вот заврался!
- Это у нас приобретённое.
- Ну, отдохни – потом продолжим.
Пришлось отключиться. Я имею в виду связь.
Вечерком только примостился у камина, Любин фантом - облик, синтезированный из светящихся молекул воздуха - возник прямо в полумраке зала.
- Вот где обитаешь. Ну, что ж уютненько. Пиво? Самоваренное? Жаль не попробовать. Гладышев, пригласи в гости – Любочка будет довольна.
- Частная жизнь – не музей для посетителей.
- Обидные слова, муженёк. Ну да, Бог тебе судья. Как звали Костину маму?
- Мирабель.
- Вас что-нибудь связывало?
- Она была моей любовницей.
- Я так и поняла по Костиной реакции. Но он молодец – прямо не сказал.
Любин облик струился в слабых световых потоках.
- Гладышев, ты когда-нибудь ревновал меня?
- Сразу, как только ты стала публичным деятелем.
- И до сих пор?
- До сей поры.
- Приятно, как признание в любви.
- А тебе не приходило в голову, что сторонюсь с единственной целью - сохранить это чувство.
- Ты меня ставишь перед странным выбором - чтобы вернуть миру мыслителя, должна пожертвовать мужем. Может, правда, выдать за тебя девочку? Вернёшься в общество, будешь вкалывать. Детки у вас появятся, а я стану бабушкой.
- Нет, спасибо, одной Любы Черновой мне на всю жизнь хватило.
- Она нежна и добра.
- Из мужской солидарности не буду отнимать невесту у тамошнего Лёньки Гладышева.
- Вот ты у меня какой! Ну, хорошо, займись параллельными мирами и помоги моей Любочке встретиться с твоим Алексеем. Может, где-нибудь, на этих спиралях отыщется и Настенька.
Диалог прервался.
Настенька. Незаживающая рана сердца. Рана, которой коснувшись, Люба опрокинула меня в пыль с пьедестала непогрешимого. Хорошо, хотел сказать, возьмусь за тему, только одно «но». Хотел, но, оказалось, некому. Любин фантом растаял, и я остался один в каминном зале дома под платанами.
С трудом выдержал паузу длиной в ночь, и утром после пробежки попросил Любу о связи.
- Хорошо. Я возьмусь за тему параллельных миров, только одно «но».
- Излагай.
- Человечество должно поклясться, что не будет использовать возможность проникновения в иные миры для похищения их жителей.
- Как это представляешь?
- Меморандум. Должен быть озвучен документ, под которым подпишется каждый из живущих на Земле и за её пределами.
- Что тебе это даст?
- Снимет груз моральной ответственности.
- Хорошо, я посоветуюсь с Распорядителями, что возможно сделать по данному вопросу. У тебя всё?
- Что с противометеоритной защитой?
- Не хочет солнце ясное с нами сотрудничать. Заклинатель душ требуется.
А что? Пусть себе. Не обидно.
- Скинь материал – подумаю, чем смогу помочь.
Вечером сел за компьютер, на котором ещё маленький Костя играл. Забыты пиво с килькой. Беленькая кошечка свернулась калачиком на столике, как раз между клавиатурой и монитором.
- Билли, ни черта не понимаю в этих схемах – давай популярнее.
- Твоё предположение о неразрывности светового потока нашло подтверждение. И сигнал присутствует – тот, не отражённый. Пока не можем его декодировать.
- Совсем?
- Нет, кое-что узнаваемо – планеты, спутники, болиды. Но информации много поступает из космоса.
- Не страшно – со временем букварь сложится, и люди научатся его читать. Дальше.
- Станция на Меркурии не отвечает задачам всеобъемлющей и непрерывной связи с потоком солнечной информации.
- Что мешает создать сеть следящих станций на околосолнечной орбите?
- Пытаемся понять.
- А я так думаю – ничего. Только надо учесть: они должны быть не просто проницаемы для световых потоков, но стать с ними одним целым, чтобы чувствовать неотражённые сигналы.
- Мысли дельные. Подскажи их руководителю проекта.
- Сделай это за меня. Нет, внуши их, как собственные – порадуй Главного Хранителя. Дмитрий Иванович, говорят, во сне открыл свою таблицу, пусть и Любе приснится вещий сон. Ты ведь мастер на такие штуки.
Утром Люба вышла на связь.
- Слушай, твоя идея со станцией на Меркурии не катит.
- ?
- Мы будем создавать сеть космических станций слежения на околосолнечной орбите. На очень околосолнечной – гораздо ближе Меркурия. Они станут неразрывной частью светового потока и позволят отслеживать динамику вселенной на огромном удалении от нашей системы. Ты удивлён?
- К тому всё шло.
- Вот как? Ну-ну. А что у нас со скачками в спирали?
- Ждём-с меморандум.
- Ах, да. Сегодня узнаю мнения Распорядителей, и если не будет отрицательных, запустим проект в народ. Ты становишься крючкотвором, Гладышев. Что будет, если человечество заблокирует меморандум?
- Оно не получит дороги в параллельные миры.
- Так в себе уверен? Константин нашёл без твоей помощи. Найдём и мы. Прозрачные в контакторе. Контактор у нас. Гладышев, смири гордыню.
- Если вы откроете путь на спирали для флибустьерских набегов, обретёте второго Костю.
- В твоём лице? Его судьба тебя не пугает?
- Нет, ведь я – Создатель.
- Кто?
- Создатель оптимизатора и контактора.
- Я так и думала – слишком высоко для твоего братца. Только зачем ты нам, Гладышев, угрожаешь? Человечество ещё не сказало «нет» проекту. И ты сейчас в позе одной маленькой, но гордой птички, которая сказала, как мне помнится: «Лично я полечу прямо на солнце». Что с ней стало, надо говорить?
- Любимая, мне самому неприятно вести диалог в таких тонах, и тема очень интересует – знаешь почему – но не хочу стать изобретателем атомной бомбы.
- Успокойся, думаю, человечество тебя поддержит.
- Тоже так думаю.
Тем же днём.
- Билли, однажды ты исполнил мою просьбу, и земляне попрощались с оружием. Прошу ещё раз – меморандум должен быть одобрен единогласно. Напряги свои виртуальные связи, но чтобы все, как один….
- Те люди и нынешние – какое сравнение?
- На кону бессмертие – могут дрогнуть слабые люди. Да и не слабые….
- Вот если б можно было предложить альтернативу.
- Я её обещаю. Как только решим вопрос с параллельными мирами, сядем за нейроны и омолаживание клеток, но только сделай так, чтобы все как один, в приказном порядке сказали меморандуму «да».
На следующий день Люба сообщила – меморандум одобрен человечеством единогласно. Препятствий для выполнения задания не было.
- С чего начнём, Билли?
- С математической модели.
- Это верно. Рисуй.
Экран монитора запестрел формулами и уравнениями, приправленными схемами и графиками.
- Что это?
- Над и подпространственные спирали.
- Слава Богу, не временные.
- И временные.
- Как они получаются? Нет, давай лучше я. Ты отличный математик, а я неважный естествопознаватель. Берём камень, кидаем в воду – что видим?
- Круг волны от центра падения.
- Нет, круги. Один хорошо виден или два, остальные почти не видны, но они присутствуют, и будут колебать поверхность, пока не успокоится. Таковы физические свойства воды.
- Это к чему?
- Образно. Чтобы показать, как получаются над и подпространственные спирали. Они суть отражение некоего возмутителя в центре.
- Не вижу адекватности.
- Про адекватности мы пока не судачим, а говорим образно, о природе возникновения. Теперь представь, что колебания происходят не в плоскости, а четырёхмерном пространстве.
- Ну, допустим. Что даёт?
- Так возникают спирали.
- Ликбез. И?
- Билли, если природа возникновения спиралей волновая, значит и познаются они по законам волновых возмущений. Что не ясно?
- Ты хочешь сказать: составив систему уравнений трёх неизвестных….
- Четырёх.
- …. четырёх неизвестных, взяв некий фактор возмущения за аргумент, мы получим координаты необходимой спирали – одной из бесконечного числа существующих? Слишком просто. Я бы сказал, примитивно. Так не бывает.
- А мне что-то подсказывает – не стоит усложнять.
- Ну, хорошо. Что берём за точку отсчёта?
- Конечно, Землю. Нас ведь нам параллельные миры интересуют, а не все остальные прочие.
- Ну, а скажем, заложив в систему расчёта некоторые исходные данные ушедшей марсианской культуры, мы столкнёмся с нею на их параллельных мирах?
- А почему бы не помечтать?
- Вот-вот. Хорошо, Создатель, я понял твою мысль – давай подгоню под неё математические расчёты. А ты пока подумай: не куда, а как мы будем проникать.
- Ты хвастал – сей секрет у тебя в кармане.
- Трудно извилинами пошевелить?
- Для чего?
- Для тренировки ума.
- Лучше пройдусь перед сном.
- Одно другому не помеха.
- Ты, Билли, рационален, как птичий помёт на грядке с огурцами.
Море катило широкие, с пенными гребнями волны на песчаный берег. Небо забито серыми тучами настолько плотно, что из них сочилась сырость. Было холодно.
Гулял на взморье, обрядившись в долгополый рыбацкий плащ с капюшоном. Белая кошечка примостилась у меня на груди под брезентовым отворотом – только премиленькая мордочка торчала. Она касалась влажным носиком моего подбородка, или принималась лизать шею. Щекотно. Ворчал и грозился спустить на холодную землю. Подлиза начинала усердно мурлыкать.
- Сиди, сиди, я пошутил.
На душе не так уютно, как под плащом. Мучил вопрос, как Косте и его прозрачным дружкам удавалось шмыгать по спиралям? Каким способом, какими силами эти ребята делали временные и пространственные прыжки? Нет, всё-таки временные, так как отражение реальности не может быть удалённым. Или может?
Стоп. Запутаюсь. Проще представить движение мира по спирали времени в пространстве. Отражение нашей реальности суть параллельные миры. Люди, там существующие, наше отражение. Фантомы. Которых не жалко лишить тела, чтобы продлить жизнь реальных субъектов. Так считает математик Билли. А мне не кажется. Недавно на Меркурии держал в ладони девичью руку и сквозь тёплую кожу чувствовал, как пульсирует её сердце. Какой же это фантом?
Нет, эта тема для бесконечных домыслов.
Надо сосредоточиться на главном. А что есть главное? Костя на своей колымаге проникал в параллельные миры. И делал это, видимо, без особого труда. Там он прятался от станций слежения. Ну, конечно же, Люба говорила: раз – и без следа. Значит, делается это достаточно легко и быстро. Как?
Пойдём дедуктивным методом. Костя назвал контактор Исполнителем Желаний. Нацелил, и подо мной стало вращаться кресло. Значит, с его помощью, он мог и в параллельные миры перемещаться. Правда, не знал, как это происходит, и каждый раз оказывался в новом месте. С трудом возвращался. Может, дело не только в прозрачных, но и в самом Косте, умудрившимся однажды спасти душу в оптимизаторе? Однако, нет – там душа, а здесь целый космолёт. Дело тут….
Совсем стемнело. На море видны только пенные барашки, а дом под платанами чернел силуэтом. Забеспокоилась кошка на груди.
- Идём домой, милая.
Время шло.
Билли усердно трудился на два фронта. Мне известных, а сколько их было на самом деле, знал только он. Не опровергал теорию волнового происхождения параллельных миров, и не донимал вопросами – как туда проникнуть. Трудился себе. И Люба строила сеть следящих станций на околосолнечной орбите. Занималась дочерью – меня не доставала. Я прохлаждался эти дни, а если чем утруждался, так вопросом – случайно ли здесь появились чёрный кот и белая кошка, и почему они не ладят. Не кис-кис, а «Костя» - назвал однажды чердачного менестреля, тот опять попытался запустить когти в мои глазницы.
Сидя у камина, поглаживал белые головку, спинку, хвостик и внушал:
- Индуистская религия бессмертие души рассматривает в реинкорнации. Скажи киса, кем ты была в прежней жизни?
- Мур, - отвечает.
Кто бы перевёл.
- Билли, не хочешь заняться изучением языка животных?
- Очень хочу.
- Что мешает?
- Отсутствие критического объёма информации.
- Ах, ну да, ну да - твой конёк.
- Откуда сей интерес? Безделие мучает? Тяга к труду донимает?
- Пока только умственному, в виде фантазий.
- Тоже дело.
Наш трёп был прерван Любиным вмешательством.
- Не разбудила? Ты помнишь, какой завтра день?
- Пасмурный.
- Почему?
- Нравится сидеть у камина, когда за окном непогода.
- Заказал себе подарок? А гостей к столу?
- Только не это.
- Гладышев, тебе не удастся зажилить день рождения. Соглашайся на наш визит, иначе вылетишь в трубу и явишься к нам перепачканным. Ну?
- Прилетайте – не хочу в трубу.
- То-то.
Мне не хотелось визитёров. Никого. Но дата круглая – можно потерпеть. С утра попросил Билли:
- Повремени с непогодой – ждём гостей.
После пробежки и утренних процедур поплёлся в сельский трактир. Попросил помочь с оформлением стола. Пригласил к нему Вальдса, самого трактирщика и ещё двух-трёх человек, лично знакомых. С жёнами набралось около десятка.
- Люба, где ты? – вышел на связь. – Мы готовы.
- Айн момент. Садитесь за стол.
Мы сели. За окном мелькнула тень – приземлился космолёт. Когда в каминный зал вошли моя жена с названой дочкой, присутствующие встали, захлопали в ладоши, приветствуя Главного Хранителя Всемирного Разума. Встал и я, недоумевая – кто же именинник? Люба рассеяла сомнения, обняв, поцеловав и вручив мне подарок – фиолетовый кристалл с Плутония. Фиолетовым он был в её ладони - в моей засверкал голубым пламенем. Гости ахнули.
- Цвет кристалла определяется внутренней энергетикой, - пояснила Люба.
Камень пошёл по рукам, меняя окрас от красного к жёлтому и обратно. Жидковато замешаны латыши. Но меня точил червь зависти.
- Билли, получается жена меня круче?
- А ты сомневался?
- Я мужчина.
- Это половой признак.
- Интересно, если тебя отсканировать на внутреннюю энергетику.
- Кристалл будет прозрачен - ультрафиолетовые лучи не уловимы для человеческого глаза.
- Ну, слава Богу, а то подумал, и ты за поясом.
Как-то чопорно шло застолье. Может, по местной культуре так и надо веселиться, но для русской души не хватало размаха. Видел, и жене взгрустнулось - глядит с печалью на меня.
- Ну-ка, Билли, плесни азарта в латышскую кровь.
Для начала что-то спели за столом, сомкнув плечи и раскачиваясь. Потом пустились в пляс почтенные селяне со своими матронами. Трактирщик аккомпанировал на аккордеоне.
- Барыню! – потребовала Люба и прихватила со стола салфетку вместо косынки.
Прошлась лебедушкой по кругу, остановилась передо мной, топнула ножкой.
- Выходи, подлый трус!
Эх, ма! Я ли вам не свойский, я ли вам не русский, памятью Отчизны я ль не дорожу? И пустился с места вприсядку. Люба, притоптывая, по кругу, салфетка за плечами. Я за ней, выделывая коленца. Селяне в ладоши жарят. То-то, любо!
Потом ещё пели и танцевали. Люба подтолкнула к своей пестунье.
- Пригласи девочку.
Взял в ладонь тонкое запястье, обнял осиную талию.
- Скажи, душа девица, я тебе никого не напоминаю? Может, встречала в своём мире похожего человека?
Нет, говорит, впервые вижу.
- А что Вовка, уже купил белые бурки?
Смеётся.
- Откуда вы его знаете?
- Разве Любовь Александровна тебе ничего не рассказывала?
- Да много всего. Только говорит, забудь прошлое – к нему возврата больше нет. Привыкаю жить в этом мире. Он прекрасный.
- И ты готова забыть Вовку-жениха?
- Какой он жених? Мы даже не целовались. Просто сказал, что я его невеста и лупил всех, кто только взглянет на меня.
- А брат? А мама и отец?
- Их никогда не забуду, но, если нет возврата, надо привыкать к жизни здесь.
- У тебя уже есть друзья?
- Знакомые. Пуд соли надо съесть, чтобы подружиться.
- Оптимизатор не позволит. Считай меня своим другом.
- Вы муж мамы Любы, значит мне отец.
- Одно другому не помеха.
- А почему вы вместе не живёте?
- Быстро устаём. Да и разные мы люди. Я люблю думать в тиши, Любовь Александровна - действовать на юру.
- Вы так красиво смотрелись, когда вальсировали.
Гостьи остались ночевать. Думал, где постелить Любе из параллельного мира.
- Не напрягайся, - это жена. – Девочке лучше быть в космолёте.
Мы поднялись в мансарду. Выключив свет, Люба разделась, подошла к окну, разметав по плечам густые волнистые волосы.
- Гладышев, где твоё ненастье?
На фоне звёздного неба в лунном свете она смотрелась эффектно. Я лежал в кровати, подперев рукой голову, и любовался.
- Передо мной, ночное светило затмевает.
- Вот как! Да ты, любезный, на скандал нарываешься. Проси прощения.
- Я люблю вас, ключница мозгов.
- И только-то? Скудноват лирический запал. Говори, как любишь. И стихами, дорогой, стихами.
- Для меня нет тебя прекрасней
Но ловлю я твой взор напрасно
Как виденье, неуловимо
Каждый день ты проходишь мимо….
- Ну, почему же мимо?
Люба ветерком порхнула по комнате и нырнула ко мне под одеяло.
- Целуй.
- Может, массаж?
- Губами?
- Руками, с отличным рижским бальзамом.
- Его же пьют.
- А я набальзамирую твою кожу Тутанхамону на зависть. Повернись на живот.
Полил густую, как ликёр, жидкость Любе на позвоночник от мозжечка до ягодиц, себе на ладони и принялся массировать упругое тело. Жена постанывала от удовольствия. Луна загляделась на наши ласки. Идиллия была полной. И тут, как чёрт из преисподней, на подоконник прыгнул чёрный кот. Спину выгнул дугой, и хвост – её продолжение. Его – мяу-у-ур – походил на рык пантеры.
Люба вздрогнула.
- Ой!
- Брысь! – это я.
Вооружился бутылкой с бальзамом.
- Брысь, проклятый!
Но кот справедливо решил, что бутылкой я в него не запущу, ходил по подоконнику, выгибал спину и угрожающе урчал.
Я поставил бутылку, прикрыл Любу одеялом.
- Эта тварь появилась после Костиных похорон.
- Вот как! – Люба высунула личико. – Кис, кис.
- Не так. Костя, Костя, – позвал я.
Это было глупо. Потому что реакция чёрной твари была предсказуема, а наши оптимизаторы покоились на тумбочке. Издав боевой рык, чёрный кот пантерой бросился на кровать. Люба спрятала лицо под одеяло. Я успел только голову, а обнаженной спине досталось. Крепко, досталось. Он драл с неё кожу когтями, как кору с осины. Впился зубами. Бог мой! Как терпеть? Сиганул с кровати и закружился по мансарде, пытаясь сбросить со спины хвостатого ублюдка. После нескольких неудачных попыток, добрался до тумбочки, цапнул оптимизатор и на руку. В голос закричал.
- Билли!
Боль ушла, а тело стало гибким. Изловчился поймать кота то ли за ногу, то ли за хвост, и вышвырнул в окно. Люба вскочила с кровати.
- Что это было?
- Проклятие дома.
- Ты убил его?
- Вряд ли. Коты живучи.
- Боже мой! Любочка унесла белую кошку на космолёт.
Жена бросилась к оптимизатору.
- Люба! Любушка! Доченька! – понеслись её мысли в эфир.
- Да, мама. Я сплю. Что случилось?
- Белая кошка с тобой?
- Да.
- Она адекватна?
- Как это?
- Ну, слава Богу! Прости. Спи.
- Дай посмотрю спину, - это мне. – Вот это массаж.
- Проживёт.
- Надо говорить «заживёт».
Привлёк её к себе.
- Нас от чего-то оторвали.
- Я не могу. Здесь не могу. Пойдём на космолёт.
- Там девочка.
- На твой космолёт.
- Я отправил его в ЦУП. От соблазнов.
- Значит не судьба.
- И это в день моего рождения?
- Ну, не могу я здесь – ты можешь понять? Боюсь этого дома.
- Иди к себе.
- Ты не проводишь?
Мы спустились вниз, и вышли из дома. Шумел прибой, полная луна освещала окрестности. Кошачий вой заставил Любу вздрогнуть. Я обнял её плечи.
- Не бойся - я с тобой.
Подошли к космолёту.
- Зайдёшь?
- Отдыхайте. Утром увидимся.
Люк-трап опустился, Люба вошла, люк-трап поднялся.
- Билли, какая луна! А запах моря! Ты знаешь, что такое дышать полной грудью?
Билли молчал. Люба вышла на связь.
- Гладышев, мы улетаем.
- Что так скоро?
- Неприютно у тебя. Может, с нами?
- Я привык.
- Тогда, прощай.
- Стойте, стойте, кошку отпустите.
Опустился люк-трап. Белая кошечка прошествовала по нему и прыгнула мне на грудь. Вздрогнул от неожиданности. Господи, хоть ты не царапайся. Но с ней было всё в порядке. Она нежно мурлыкала и тёрлась головой о мою шею.
- Пойдём домой, красавица.
Вечером следующего дня у горящего камина:
- Билли, твоя оценка происшедшего.
- Кот сошёл с ума, перебрав валерьянки – такая версия устроит?
- Откуда он взялся? Ты веришь в реинкорнацию душ?
- Создатель, откопай Костины останки и утопи где-нибудь подальше в море.
- Думаю, кота этим не отвадишь. Его следует убить.
- Ты становишься кровожадным.
- Ты убил Костю, я убью его перевоплотившуюся душу.
- Есть иное решение – покинь этот дом. Столько трагических событий здесь произошло. Чёрная аура тяготеет над ним.
- Возможно, ты прав. Я подумаю.
Думал до утра, а с восходом солнца не вышел на пробежку – начал собираться. Взял фотографии Мирабель, Костин альбом – от ползункового детства до курсантства на Сахалине. Конечно, гитару и Любин подарок.
- Билли, как на счёт космолёта?
- Куда собрался?
- Думаю, на Коралловый остров.
- Остров Скелетов?
- Слишком мрачно. Вернём ему прежнее название?
- И чем будешь заниматься?
- Грустить.
- Любимое занятие.
- Что ты понимаешь? Человек живёт своей памятью, а на острове я был счастлив с Элей.
- А в космосе с женой не хочешь быть?
- Ещё успею – куда она денется?
- Избаловали тебя.
- Значит, стою.
- А может, человек порядочный?
- Другой ей быть не дано. Так как насчёт космолёта?
- Да, пожалуйста.
За окном мелькнула тень.
- Карета подана, ваше сиятельство.
- Вот именно, вот так, и почаще впредь.
Что делать с белой кошечкой?
- Ты со мной, милая?
Она потёрлась о ногу. Наверное, со мной. Что ж, я рад.
- Милости просим в космолёт.
Но когда направились к трапу, с крыши дома раздался предостерегающий вой.
- Кис-кис, глупенькая, чего испугалась?
Но беляночки и след простыл. Не судьба.
Билли:
- Стартуем?
- А не устроить ли отвальную?
- На грудь?
- Не помешает. Но я грозу имел в виду.
- Откуда эта тяга к стихиям?
- Может, душа такая – мятущаяся?
Буря грянула на славу – во мраке молнии блистали, и беспрерывно гром гремел. Потоки воды с небес чередовались градобоем.
- Не жалко окрестную флору с фауной? – ворчал Билли.
- Жарь, жарь, такие катаклизмы природе на пользу. Ты чувствуешь запах озона? Ни черта ты не чувствуешь. Жаль, что ты всего лишь виртуальный разум – сейчас бы побегали по лужам под дождём.
- Бегай – я всегда с тобой.
- Это не то. Помнится, кто-то на грудь обещал.
Задетый за живое Билли впрыснул такую дозу, что я и про гитару забыл – едва добрался до кровати.
- Шумел камыш, деревья гнулись….
На большее не хватило – сморило. Сон приснился чудный. В избушке я деда Мороза и бабки его Серафимны.
- Вот и сыночка с войны вернулся, - хозяюшка ткнулась мне в грудь хлюпающим носом. – Я знала, я ждала.
Алексей Петрович мялся за её спиной:
- Да погоди ты, дай раздеться человеку.
Скинул московскую дублёнку на лавку у печи.
Бабка:
- Шинелка у тебя добрая. И звезда на шапке. Садись к столу.
Подумал, рехнулись старики, и сел. Дед разлил пахучий самогон по стаканам, тарелки придвинул с закусками.
- Ну, за возвращение.
Бабка руками машет:
- Что же мы одни? Тебя, сынок, невеста дожидается. Сейчас покличу.
И ушла в пуржливую ночь, накинув платок и шубейку.
Вот как! Невеста? Любопытно.
Вернулась скоро и не одна. Хорошенькая девушка в сельском наряде…. Да что там, Люба Чернова собственной персоной предстала очам.
- Здравствуй, милая.
Смущается, не узнаёт, или делает вид.
Усадили рядом, налили в стаканы, чокнулись, выпили. Головка моя поплыла, поплыла. Что говорили, чему смеялись – не упомню. Только бедро упругое, притиснутое, плечо и локоть…. Да ещё кудри роскошные, мятой пахнущие, в которые так хотелось зарыться носом.
Заполночь пошёл провожать соседку-невесту Любу Чернову, заглянул на минутку и остался. Утонули в пуховой перине.
- Я не сын Морозовым, - говорю, утомившись.
- Знаю. Ты Алексей Гладышев из Москвы.
- И я тебя знаю.
- Нет, ты меня не знаешь. Ведь я не девушка, а звёздная нимфа. Видишь, погода развёдрилась, небо прояснилось - мне пора.
- Не уходи, останься, - прошу.
- Ищи меня среди звёзд.
Она спрыгнула с кровати – красивая, нагая – пробежала комнатой и прыгнула рыбкой в окно. В щепки разлетелась рама, брызнуло осколками стекло. В комнату ворвался белый пар морозной ночи.
- А не найдёшь – помни меня, Гладышев!
Кинулся к разбитому окну - оно оказалось целым. Небо за стеклом вызвездило. В лунном свете зримо потрескивал ночной мороз.
Помни меня, Гладышев!
Проснулся.
- Билли, что за чудный сон! Можешь растолковать?
- Любовь Александровна погибла.
- Ты…. ты что говоришь? Когда?
- Сегодня, на станции слежения.
- Как?
- Солнечный всплеск. Плазменный язык длиной в десятки тысяч километров.
- Господи, за что караешь?
Впился зубами в ладонь, но боли не почувствовал. Билли взял в оборот психику, а на словах был демократичен.
- Не трогай оптимизатор – вместе горе переживём.
- Ты прав, одному не превозмочь. Только молчи.
Спустился на люк-трап. Сел на последнюю ступень. Обхватил руками голову, застонал:
- Ах, Люба, Любочка.
Помни меня, Гладышев! Разве забудешь?
Жалость к себе схватила сердце железными тисками. Билли остановил его, и боль отпустила. Но как избавиться от саднящего чувства тоски?
Ведь остался я на свете один-одинёшенек.

Создатель. День пятый

В ту пору болтался на космолёте неприкаянный, а виртуальный критик давил на психику.
- Долго будешь бездельничать? Учти - жизнь не стоит на месте. Открыты пути в параллельные миры. Земляне путешествуют по спиралям.
- Пусть себе.
- Тебе не интересно – соблюдается ли меморандум?
- И?
- Соблюдается. Люди не похищают двойников за пределами реальности, но довольно активно вторгаются в тамошнюю жизнь.
- В чём это выражается?
- Почитай рукопись - результат одного из первых путешествий по спирали времени. На мой взгляд, поучительная.
Текст замерцал на экране монитора.
- Дурной пример заразителен?
- Боже сохрани! Эту историю написал Алексей Гладышев из параллельного мира, столкнувшись с выходцами из нашего.
- Ну-ка, ну-ка….
Пробежал глазами несколько строк.
- Это не мой слог.
- Тем не менее.
- У тебя откуда?
- Не важно.
Ну, ясный перец – спёр, а признаться стыдится.
Сел за чтение.
…. Наступает лето, и тебя неудержимо тянет на природу – в лес, на берег озера. Где у ночного костра забываются волнения только что сданных (пусть кое-как) выпускных экзаменов, куда домчит лесными тропами (потому что нет государственного номера) из хлама собранный мотоцикл, и где незнакомые вчера девчонки будут пить с тобою водку на брудершафт. Два-три дня пролетают незаметной чередой наисчастливейших часов. А потом всё заканчивается. И немного даже печально. Еда и питьё кончаются, и спазмы голода сводят живот. Девчонки – ночные чаровницы – уезжают с кем-то на машине. А твой самодельный «харвей» вдруг забарахлил и, как назло, не заводится. А тут ещё дождь настиг, развезло дорогу. Под крылья мотоцикла забивается грязь, колёса клинит, и они не хотят крутиться. И хоть ты в дешёвых синих джинсах китайского пошива и спортивной майке, а кругом ночь, мрак, слякоть, сырость и собачий холод – от тебя пар валит, как от запаленной лошади.
Позади уже добрый десяток километров, но огней дома ещё не видать. Лес тянется вдоль дороги. В нём без дождя прохладно и влажно, пахнет прошлогодней листвой и грибами. В непроглядной тьме мерещится чьё-то движение. Тревожно шелестит листва. А вот и кладбище – будь оно не ладно! Старый забор у обочины, за ним – кресты, оградки, обелиски. Тот же тревожный шелест в кустах.
Вперёд! Только не отвлекаться, не расслабляться. И без того на душе паскудно – тут не до страхов. Линялые джинсы, обтягивающие худой мальчишеский зад, готовы лопнуть от напряжения. Проклятый мотоцикл все руки оттянул – никак не хочет крутить колёсами, просто валится на бок, и ни в какую. Размокшие кроссовки хлюпают в грязи, скользят. Их владелец падает, мотоцикл на него. Всё, приехали! Сил нет – хоть ложись и помирай. Самое подходящее для того место.
…. Всё, что успел прочитать в этом вступлении, дорогой Читатель, и всё, что прочесть предстоит дальше, если не отпугнёт жуткость происшедшего – чистая правда, без придуманных неожиданностей, от которых кровь стынет в жилах, без закрученных криминальных сюжетов, выстроенных так, чтобы постоянно держать читателя на крючке. Выдумывать ничего не пришлось. В том-то весь ужас, что ничего не пришлось выдумывать. То, о чём будет здесь рассказано, произошло в наши дни в южноуральском рабочем посёлке и его окрестностях – на тихих ночных улицах, в ординаторской райбольницы и на кладбище, на дискотеке в ДК и в музыкальной школе. Документальная повесть, я бы сказал. Кстати, модный ныне жанр, популярностью никак не уступающий детективу. У этого жанра есть свои каноны. Например, скрупулёзное следование факту, каким бы отвратительно реальным он ни был. Шаг за шагом хроника ведёт нас по следам от начала событий до их развязки, ничего не утаивая и не приукрашивая. «Событие века!» - так окрестили его газеты, если бы репортёры что-нибудь пронюхали. До сих пор в нём тьма непонятного, непонятого и противоречивого. Размышляя о происшедшем вновь и вновь, всё время ловлю себя на мысли – может быть, не пришло ещё время предавать огласки такие события, может быть, не готовы ещё земляне к встрече с инопланетными существами. А то, как бы ни развязать охоту на ведьм планетного масштаба. Достанется
тогда и кладбищам, и покойникам, и нам, живым, грешным, посвящённым. Ну, да ладно, будь что будет. Рискну. Итак….
…. Дожди похитили весну. А может, оно и к лучшему: попробуй, усиди за учебниками, когда на улице сияет солнце, поют птицы, и природа благоухает так, что дух захватывает. А может, то небо плакало над Пашкиным скудоумием? Ведь вслед за выпускным вечером погода сразу наладилась, и солнце жарило во всю «ивановскую», выгоняя из дома и дальше – на озёра. Как тут Пашке усидеть? Кинул харчишек в рюкзак, оседлал самодельный «харвей» и через час лежал на прибрежной травке Лесного озера, подставляя солнечным лучам своё белое тощее тело, с превосходством поглядывая на вело и пеших туристов.
У всякого праздника есть то достоинство, что рано или поздно он кончается. И теперь Пашка лежал в грязи, посреди дороги, под своим ни на что не годным мотоциклом, душой и телом вымотавшись до того, что не было сил клясть судьбу. Над ним в разрывах облаков сверкали звёзды. Одна, вдруг сорвавшись, понеслась прямо на него, вмиг удесятерившись, утысячерившись, умиллионившись, и разом пропала в тот самый момент, когда Пашка со страху закрыл глаза. Впрочем, в тот же миг ему послышалось, как неподалёку что-то весьма весомое смачно шлёпнулось в сырую землю.
Метеорит? Обломок спутника? Летающая тарелка?
Не стоит искать сложных ответов, если существуют простые, решил Пашка и, выбравшись из-под мотоцикла, сиганул через кювет. Нечто чёрное, маслянисто поблёскивающее в темноте, объёмное, круглое он различил сразу. Так и есть – летающая тарелка!
«Вот, блин, повезло! Расскажу - не поверят», - подумал Пашка.
Подошёл, не без трепета, протянул руку пощупать – горяча ли поверхность да из какого материала. И отдёрнул, будто получил в пальцы электрический удар. Горяча и вроде как из металла. Точно – космический корабль. Пашка всегда чувствовал, что-то должно произойти в его жизни, ведь не зря же он на свет родился. Столько лет прожил и всё вхолостую, а теперь – бах! – выстрелило. Провидение бросило его на ночную дорогу, а не проклятый карбюратор.
Впрочем, особенного восторга от этой встречи Пашка Ческидов не испытал. Во-первых, кто там внутри – ещё не известно. А то как вылезут да накостыляют. Во-вторых, раз он из космоса, значит, весь в радиации. Запросто можно нахвататься облучения, заболеть и сдохнуть. Пашка хоть и не хорошист-отличник, но физику почитывал. И Пашке всех этих встреч не особо как надо. Может, кому-то и надо, только не ему. Ему бы сейчас яичницы на сале да сна минуток по шестьсот на каждый глаз. Такие простые человеческие желания.
Всё же он обошёл по периметру космический объект. Увидел люк, открытый до земли – милости просим. Поднялся по ступеням, заглянул не без страха и не сразу. Точно – НЛО. Кабина, кресло, приборов тьма. Пашка цапнул что-то подвернувшееся и бежать. Думал, толкая мотоцикл с удесятеренной энергией: « А гуманоиды-то – лопухи. Должно, на мазарки подались, хоронить кого». Позже пришла мысль: «Может, наших жмуриков тырят?», - и не знал, что попал в самую точку.
…. Землю в намеченном районе посадки заволокла густая облачность. Лишь край холодного солнца блестел у горизонта. Космолёт снизился, пронзая облака. В тумане скрылась небесная проталина, внизу – чёрная земля. Посадка прошла благополучно. Инструктор перемещений второго уровня Рамсес покинул летательный аппарат и без промедления направился в нужном направлении.
Там, наверху, за грядой облаков был ещё день. А здесь царил сырой мрак. Вокруг ни звука, ни движения. Незнакомая земная жизнь замерла до утра. Всё же Рамсес не зря неделю болтался на орбите, изучая все возможные подходы и варианты проведения операции. За кладбищенской сторожкой безошибочно обнаружил сарайчик и вооружился лопатой. Вот и нужные могилы выстроились в ряд. С кого начать?
Рамсес поплевал в ладони и начал копать. Лопата смачно погружалась в сырой грунт.
…. Благословенна эпоха, создавшая на голой каменной громаде с названием планета Земля первичную плёнку тёплой и живой почвы. Какое-то счастливое обстоятельство почему-то выбрало её из галактического братства, предоставив одной возможность вершить на своей поверхности, далеко идущие опыты, которые с полным правом можно назвать опытом создания живых, жизненных, даже творческих сил. Благословенны бесконечные века и тысячелетия, когда на младенческой живой плёнке стали возникать новорождённые создания, способные сохраняться в губительных вихрях тепловых и световых лучей и эволюционировать. Живая природа создала растительный земной мир, потом животный и, наконец, выбрала человека царём.
…. Прошёл час монотонного труда. По человеческим меркам Рамсес ставил рекорды выносливости, работоспособности и недюжинной силы. Раскопаны пять могил, на поверхность извлечены пять гробов. Сноровато, с ловкостью завзятого взломщика Рамсес штыком лопаты вскрыл их крышки. Каждому из заметно тронутых тлением обитателям скорбных ящиков прикрепил на запястья серебряные браслеты.
До этой минуты всё было спокойно. Неторопливо и деловито работал Рамсес. Шума не много. Но едва из гроба появилась седая голова человека из преисподней, из другого раздался пронзительный женский голос:
- Подлюга ты, падла, сволочь!
Человек в гробе вздрогнул, оставил попытку вылезти совсем, замер, ни на кого не глядя. Голова с седою гривой потянулась в плечи.
- Недоумок! Козёл вонючий! Мазурик! – кричала худощавая русоволосая женщина средних лет. – Выродков твоих, их мать-потаскушку, всех вас убить мало!
Голос женщины становился спокойнее, она уже не голосила, а будто увещевала человека за оградой.
- Надо же, сидишь, ухмыляешься, а каково нам было подыхать….
Седогривый не отвечал и не шевелился. Зато у его соседей оживление - закивали головами, поддерживая справедливый гнев женщины. По вине этого дурня, спьяну закрывшего заслонку непротопившейся баньки, теперь они здесь. Почувствовав поддержку, женщина снова сорвалась на крик:
- Тварь! Гадина! Сука жидовская!
Она, конечно, знает, что сосед её такой же путешественник по параллельным мирам и участник интересного эксперимента, облаченный теперь в умершее человеческое тело. Но вживание в чужой образ настолько глубоко, что она продолжает жить в умершем облике, чужими, неживыми мыслями и чувствами. Она бросает ему в лицо все самые оскорбительные слова, которые слышала здесь и запомнила.
Рамсес, внимая эмоциональной речи восставшей из небытия женщины, удивлялся: какой универсальный инструмент общения – язык. Сколь беден и сух их, мысленный способ общения. Ведь передача одной только информации, лишённой чувственной аранжировки, обедняет, делает её носителя каким-то инструментом, лишённым интеллекта. Люди параллельного мира в этом смысле счастливы. Блуждая в густом лесу бесконечных фраз, пытаясь подобрать какое-нибудь меткое слово, точно отражающее всю гамму душевных ощущений, они совершают творческий процесс, чего начисто лишена недоступная им телепатия. Словами они могут не только создать образ мысли, но и передать её привкус. Человеческий язык – это мир красок и картин, мир запахов и звуков, мир зримых образов, во всех его мельчайших оттенках. Его посредством передаются чувства, знания, сущность самой жизни и цивилизации.
Об этом думал благородный Рамсес, освобождая своих братьев по разуму из преисподни параллельного мира. А если б кто – не дай Бог! – из местных увидел, какие смердящие мертвецы, ликом более похожие на кошмарные видения, являлись на поверхность земли, тому не позавидуешь.
Более всего пострадали от тления внутренние органы и кожный покров, но костный аппарат был в порядке, мышцы сокращались, подчиняясь сигналам оптимизатора. Внешний вид, конечно, неважнецкий. Из рукавов и штанин что-то сочилось, распространяя зловоние. У одного левую часть лица оккупировали и разъедали черви. Другой долго не мог выбраться из гроба. Наконец выпал, дополз до оградки, за неё придерживаясь, встал на ноги.
Седогривый поднялся, как только на него перестали обращать внимание. Он почесал затылок и сказал глухим, прерывающимся голосом, глотая звуки полусгнившей глоткой:
- Мне всё время казалось, что в моём мозгу кто-то копается.
- Черви тебя жрут – кому же ты ещё нужен, - с сарказмом донеслось из-за дальней оградки.
- Вши лобковые тебя б съели! – буркнула женщина, единственная в этой компании вдруг оживших мертвецов.
Тем не менее, один из мужчин толкнул её грубо и велел очухаться.
Все они уже обменялись парой-тройкой фраз, а женщина даже всласть накричалась. И только у одного что-то никак не получалось с речью. Мускулы его гортани шевелились, под кадыком, затянутым галстуком, что-то шипело и пенилось, но с губ не слетало ни звука. Казалось, он сейчас заплачет. Заметив его потуги, остальная команда столпилась подле, замерла, прислушиваясь, пытаясь понять, что с ним. Стало так тихо, что слышно было, как толкаются вокруг недоумевающие комары. Женщина заволновалась:
- Что он говорит?
Высокий мужчина цокнул языком, снисходительно усмехнулся:
- Шутил покойник – помер во вторник, а в среду встал и девицу украл. А зачем?
Женщина шутливо дёрнула его за остаток недоеденной червями мочки уха.
- Ты ещё маленький: много будешь знать – плохо будешь спать.
- Ну, дак, покойник погиб во вторник: стали гроб тесать, а он вскочил да плясать.
Онемевший так и не заплакал. Он стоял в кругу и растерянно озирался. К нему посыпались вопросы: слышит ли он, здоров ли (это покойнику то!), что за беда с ним приключилась? Он только головой кивал. Но вот кто-то догадался заткнуть пальцем дырку под кадыком, видимо, проеденную червями, и из гортани вырвался звук. Покойники дружно возликовали. Тут же обломили сучок для пробочки и вернули обществу говорящего члена.
Теперь пора представить всю честную кампанию, явившуюся с того света на этот. Женщину звали (зовут?) Лидия Петровна Кныш. Перед скоропостижной смертью занимала пост заведующего районным отделом народного образования. Предмет её яростных нападок – председатель суда Виктор Петрович Суданский. Высокий балагур - начальник райотдела милиции Сан Саныч Стародубцев. Мужчина, потерявший голос, был при жизни главным врачом райбольницы Семёном Ильичом Репиным. И наконец, главное лицо компании, а в прошлом – всего района, первый секретарь районного комитета коммунистической партии Владимир Иванович Ручнёв.
Вот такие люди, однажды расставшись с земной жизнью, вдруг снова собрались на её поверхности, на раскопках собственных могил. Рамсес объявил порядок дальнейших действий: Землю они покинут в контакторе, полусгнившие оболочки он вернёт в могилы и заметёт следы. Эксперимент, естественно, придётся прервать.
Владимир Иванович, человек дела, тут же потребовал:
- Где же контактор? Не вижу. Потерял?
Он знал, что спрашивать. Дурные вести каким-то образом сами несут в себе гарантию достоверности, только хорошие нуждаются в подтверждении. Рамсес, заражаясь его подозрениями, поспешил к космолёту и, конечно же, не обнаружил нужной вещи (ай да Пашка-воришка!). Град упрёков обрушился на незадачливого инструктора перемещений. Теперь мужчины поупражнялись в сквернословии, вволю отвели душу. Не скоро вернулся деловой настрой.
Случившееся чертовски усложняло задуманное, но выход был. Всегда находится какой-нибудь выход. В крайнем случае, ситуацию можно повторить, приведя всё в исходное положение. Но покойники дружно запротестовали: обратно в могилы они не хотели, а на Рамсеса-ротозея были слишком злы, чтобы внимать его увещеваниям. Они кляли организаторов спасательной экспедиции, не предусмотревших этой, пусть даже очень маловероятной случайности.
Положение, вне сомнения, было непростым, но не грозило катастрофой. Оно было одним из тех критических, к которым специально готовят путешественников по спиралям.
- Итак, к делу, - с нарочитым спокойствием сказал Владимир Иванович, открывая совет обречённых. – Могилы приводим в порядок. Инструктор летит за контактором. Мы ждём его здесь. Если возвращение задержится, днём прячемся в лесу, а на ночь собираемся на этом месте. И не возражать! (Это Рамсесу). Жить без общения не могу больше ни минуты.
Все дружно закивали мудрейшему Владимиру Ивановичу. Рамсес пожал плечами, сел в космолёт и улетел к звёздам. Покойники не спеша опустили в могилы пустые гробы, засыпали землёй, любовно оправили лопатой холмики и сели в кружок посовещаться.
Бывшему главному врачу райбольницы захотелось побывать у себя на работе, хоть краем глаза взглянуть, как идут начатые дела.
- А может ты и домой таким явишься? - не очень твёрдо увещевал Ручнёв.
- Нет, домой нельзя, - соглашался Семён Ильич. – Но больница тут поблизости, на окраине посёлка. Смотаюсь и обратно. Хоть в оконце загляну: что там, как там?
- Ты хоть знаешь, сколько лет прошло, пока ты в гробу лежал?
Репин пожал плечами:
- Не знаю. Судя по результатам тления – лет пять, может десять.
- И что же ты собираешься увидеть в своей больничке?
- Тем более интересно.
Владимир Иванович с безнадёжной досадой махнул на Репина рукой.
Стародубцев высказался. По его словам, следовало злоумышленников, похитивших контактор, сыскать, прибор отнять, перевоплотиться и продолжить эксперимент. Предложение заманчивое, но малоперспективное. Спор продолжился. Наконец….
- Наверное, мне не следовало одному принимать решение, - тем же теряющимся голосом сказал Репин, зажав двумя пальцами пробочку в гортани, - но я пойду. Вот посмотрю своими глазами: что да как, тогда и скажу своё мнение – стоит ли продолжать эксперимент.
Он встал и ушёл в темноту.
- Завидую, - за всех прокомментировал Суданский. – Решительные поступки мне никогда не удавались.
Стародубцев поднялся:
- Всех на уши поставлю, но прибор верну. Ждите.
- Саня я с тобой! – Лидия Петровна сорвалась со своего места.
- Нет, ну, что за люди, - Суданскому было жаль распавшейся компании.
Ручнёв сплюнул в сердцах, и слизь повисла на синей губе. Он встал и зашагал в темноту, решительно размахивая руками.
- Мне-то куда идти? – крикнул ему в спину осиротевший Суданский.
…. Диму Пирожкова привезли в больницу в состоянии острого алкогольного отравления. Среди ночи он пришёл в сознание. Ему казалось, что он умер, но в отдельные моменты почти полностью ощущал себя. Закрывал глаза, и начиналось странное состояние головокружения – создавалось впечатление всё ускоряющегося раскручивания карусели. Приходилось открывать глаза и, словно в подтверждение издевательства алкоголя над организмом, мир, подёрнутый пеленой, ещё несколько мгновений продолжал крутиться в обратную сторону. Это состояние усугублялось тем, что Дима никак не мог сообразить, где же он находится. Наконец понял, что не дома, и решил отсюда убираться. Выбравшись в коридор, побрёл, держась за стену, убеждая себя: «Дойду, дойду», хотя каждый шаг давался с трудом, потому что пол всё старался выскользнуть из-под ног. И он действительно дошёл до ординаторской, хотя по дороге его стошнило, а на пороге коридора, споткнувшись, едва не разбил голову.
В корпусе было тихо, только в одной палате кто-то надсадно кашлял, издавая нечленораздельные приглушённые ругательства. Из-за дверей ординаторской доносился оптимистический голос:
- Главное в жизни, говорят классики, провести время так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Жить надо красиво, меньше слушать других, и больше думать о себе. Широкая натура всегда пробьёт в жизни дорогу, нужно только напрочь избавиться от комплексов. Пока живёшь, не отчаивайся, не опускай руки, на принципы и любовь смотри проще.
- Ты, сказывают, сердцеед, Георгий, - дал о себе знать второй собеседник.
- Во всяком случае, твоей башке рога не грозят - жена твоя не в моём вкусе.
Георгий хохотнул.
- Оставь в покое мою жену, клизма! – взвизгнули за дверью.
Загрохотали стулья по полу.
- Она мне и даром не нужна. В голодный год за ведро картошки…. Пусти, гад!
- На что намекаешь? - хрипел разобиженный супруг.
Судя по звукам падающих стульев и напряжённым голосам, за дверью шла, если не драка, то борьба отчаянная. Забыв о своих болях и бедах, Дима Пирожков с наслаждением вслушивался.
Вдруг раздался звон разбитого стекла и чей-то сиплый крик с улицы:
- Это что вы тут творите?
Стукнув Диму в лоб распахнувшейся дверью, в коридор выскочили оба соперника в белых халатах и с леденящим душу воем сыпанули прочь наперегонки. Пирожков, человек от природы миросозерцательный и раздумчивый, этакий философ от алкоголя, потёр вновь набитую шишку, подивился на странное поведение врачей, и лишь потом решился выяснить, что же привело их в такое состояние.
По ординаторской ходил мужчина в мятом и запачканном костюме, поднимал упавшие стулья, поглядывая на стол с початой бутылкой водки и стаканами. Он то качал головой, то подёргивал плечами, будто у него чесалась спина. Очень многое от покойника было в этом человеке - синюшное лицо, почерневшие руки, с которых постоянно что-то сыпалось и капало. Дух от него шёл невыносимый. Впрочем, отравленного алкоголем Диму это не сильно беспокоило. «Чертовщина какая-то», - подумал он, но будто магнитом тянула бутылка на столе и отвлекала от всех второстепенных мыслей.
- Закурить не найдётся? – сказал первое, что пришло в голову.
Труп или человек, таковым наряженный, глянул на него и молча кивнул на стол. Там были сигареты, спички и пепельница. Дима не заставил приглашать себя дважды. В следующее мгновение он уже сидел в ординаторской и попыхивал сигаретой, с любопытством поглядывая на странного незнакомца, судя по всему, влезшего в окно. Не разобрав его истинного физического состояния, Дима, однако, сообразил, что перед ним человек благовоспитанный, который тяготится внезапным своим здесь появлением и его следствиями – бегством врачей из ординаторской. Пирожков решил взять инициативу в свои трясущиеся с перепою руки.
По резкому движению, которым Дима загасил сигарету, можно догадаться, что он принял какое-то решение. Сцапав бутылку, Пирожков сгрёб и стаканы:
- Вздрогнем?
Незнакомец, поправив галстук и стряхнув с борта пиджака случайно упавший пепел сигареты, спросил:
- Это называется больница?
Слова были произнесены с такой душевной болью, горечью и отчаянием, что у Димы дрогнула рука, и он чуть было не налил мимо стакана.
- Нормально, уважаемый. Присаживайтесь. Я вижу, вам тоже спешить некуда.
Незнакомец последовал его совету, сказал, устраиваясь на стуле:
- Признаться, я так и не понял, что здесь происходит.
- Как что? Бардак! Их дежурить поставили, а они водку пьянствуют. Правильно вы шуганули этих айболитов. А как тут терпеть? Ну, поехали.
Дима пропустил полстакана одним глотком, а незнакомец лишь пригубил свою порцию, не справился с губами, и водка потекла у него по шее. Пирожков сразу потерял к нему уважение.
- Что у тебя глотка дырявая? – возмутился он пропадающему добру.
Незнакомец виновато улыбнулся и поставил стакан.
- Ты в какой палате лежишь? – спросил Дима очень строго.
- Я в могиле лежал.
Диму это откровение не смутило.
- Для жмурика ты, однако, неплохо выглядишь.
Незнакомец опять поправил галстук, и тут Пирожков заметил под его узлом пробочку.
- Вон ты с чем…. Ну и топорная, скажу, работа, - Дима погрозил в пространство кулаком. – Я бы этих коновалов.
За его спиной послышался лёгкий шорох, а затем визгливый глас Ксенофонтовны, дежурной санитарки родильного отделения:
- Это ж надо: стекло разбили, врачей лупят…. А навоняли-то….
- Это что, - сказал Дима. – Садись за стол, тут вот покойник водкой угощает.
- Будет врать-то. Вот я вас шваброй.
- Это интересно, стоит посмотреть: шваброй мёртвого человека не каждый отважится.
Увлёкшись бранью, санитарка не обращала внимания на второго собутыльника. А он сидел, сгорбившись, втянув голову в плечи, пряча лицо от взоров. Вдруг выпрямился, глянул неподвижными зрачками ввалившихся глаз:
- Мария Ксенофонтовна, вы меня не узнаёте?
Санитарка, ахнув, хлопнула себя по мощной груди в разрезе халата.
- Беда-то какая! – пролепетала она, пятясь к двери. – Действительно мертвяк, да ещё говорящий. И так на Репина похож Семёна Ильича.
- А это я и есть, - печально сказал покойник.
- Да ну вас с вашими шутками, - сказала Ксенофонтовна. – Я вот завтра главврачу всё расскажу.
Она скрылась в коридоре, не закрыв дверь, и оттуда донёсся её голос:
- Георгий Иванович, ну, как не стыдно….
- Никак хозяева вернулись, - засуетился Дима. Он вытряхнул содержимое пепельницы на листок бумаги, смял его и сунул в корзину для мусора. Потом растянул штору по гардине, прикрывая разбитое стекло. От ветра, гулявшего за окном, лёгкая ткань вздулась пузырём.
- Ого, да их тут коллективчик, - раздался голос из коридора. – Жорик, поднимай мужиков в палатах, сейчас мы их уделаем.
- Послушайте, - незнакомец шагнул к двери. – Я тоже врач и хотел бы с вами поговорить. Я – Репин Семён Ильич, работал здесь главврачом, может, помните такового? Да погодите вы….
В ответ раздался топот удирающих ног. Мертвец остановился в дверях, повернулся к Диме, развёл руками и виновато улыбнулся. Оскал получился похожим на отвратительную гримасу.
- Эй! – крикнул откуда-то издалека сбежавший Георгий. – Убирайся отсюда, не то я тебя, гада, собственными руками задушу.
- Ты смотри, какая сука пакостная, - вторил ему дружок из другого конца коридора.
- Я врач, - откликнулся мертвец. – Семён Ильич Репин.
У Георгия на это было своё мнение:
- Ты, засранец, клинический идиот.
Подал голос и его дружок:
- Что делать будем, Жора - дела-то хреноватые. Откуда эта нечисть завелась? Ты звонил в милицию?
- Звонил, да разве ж их дождёшься…. Эй, валите отсюда, пока целы.
- Я – ваш бывший главный врач, - устало сказал Семён Ильич.
- Ты, приятель – козёл, и мне сказки не рассказывай. Я сам твою,… тьфу!.. его, то есть, могилу видел. Верно, Жорик?
- Нас не проведёшь, - подтвердил Георгий. – Финита ля комедия, жмурик. Сейчас мы тебя отпрепарируем.
Дима Пирожков звучно потёр щетинистый подбородок и произнёс многозначительно:
- Да-а, положеньице.
Внезапно он хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался:
- Какой же я осёл! Как сразу не догадался? Отдай ты им этот пузырь.
Он перелил в пустую бутылку воду из графина и выставил её в коридор:
- Эй, пискарезы, забирайте своё пойло и отстаньте от человека!
Затащив Репина в ординаторскую, он захлопнул дверь и стал баррикадировать.
- Всё, как всегда: сильный пожирает слабого. Но ты не бойся, Ильич, я тебя не выдам.
- Ишь, клизматёры, - пыхтел он, двигая тяжёлую мебель. – Казённый спирт выжрали, водку из передачи свистнули. Нет у людей ни стыда, ни совести. Докатилась, Ильич, Росиия-матушка до последней черты. Но ведь есть мы с тобой. Ты же научишь меня, как мёртвым жить? Мы им ещё покажем. Даёшь революцию!
Дима выдохся, и устало повалился на диван, речь его стала менее пафосной:
- Эх, Ильич, не видал ты наших перемен: пролежал в могиле – кусок жизни проглотил. Пролетариат, гегемона нашего, с дерьмом сравняли. Спекулянты теперь только живут. В обществе утвердилась какая-то вывернутая наизнанку мораль – всё можно, даже то, что нельзя, но очень хочется. А мы с тобой не таковские! Мы пойдём войной за старые порядки и обычаи. Мы вернём России Советскую власть. Мы…
Дима окончательно выдохся. Его неудержимо клонило ко сну. Он втянул ноги на диван и улёгся, подложив под голову обе ладошки.
Репин, слушая его, тянул и рвал с себя галстук, пытался через его петлю расстегнуть ворот рубашки, будто ему не хватало воздуха. «Эдак помрёт, чего доброго», - с участием подумал Дима и закрыл глаза.
Лицо Семёна Ильича, между тем, пошло багровыми пятнами, будто к нему разом прихлынула нездоровая кровь. Губы кривились, гримасничая, но крик, готовый сорваться с них, терялся где-то на подходе.
Дима, заметив эти тщетные усилия, не поленился встать и хлопнуть его по спине:
- Что ты лопочешь, Ильич? Подавился что ли? Ну-ка, скажи что-нибудь по-человечески.
И, чудо! Репин, икнув, заговорил, затараторил, слова посыпались, как горох на пол, разгоняясь и подскакивая:
- … неужто это не сон? Невозможно поверить. Как такое могло случиться? Куда же партия смотрела?
Его торчащие во все стороны лохмы подагрически затряслись.
- Просмотрела твоя партия, - сказал Дима и снова лёг.
Дверь слегка толкнули с той стороны:
- Открой, дешёвка! От нас не скроешься.
- Хрена закуси, - ругнулся Дима с дивана.
- Тобой тоже скоро черви займутся, - пообещал голос Георгия.
Угроза подействовала. Дима подскочил с дивана, подпёр баррикаду спиной:
- Помогай, Ильич.
- Что же вы делаете, люди? – Семён Ильич беспомощно озирался.
В этот момент от мощного толчка дверь распахнулась, баррикада рухнула. Дима побежал головой вперёд через всю ординаторскую. Остановила его стена, в которую он буквально влип.
Нервная судорога исказила лицо мертвеца. Но лишь только он шагнул за порог, в коридоре раздался дружный топот удирающих ног. Семён Ильич преследовать не стал. Он вернулся, чтобы помочь Пирожкову. Тот потирал вторую симметрично взбухшую на лбу шишку.
- Ты, Ильич, себе и представить не сможешь, какой демократы бардак устроили повсюду. В больнице это как-то по-особенному чувствуется.
- Безумие! Чистое безумие! – качал головой Репин. – Любое зло имеет корни. Но вот что питает это безобразие? Что дало ему жизнь? Где же ваш всепобеждающий разум, люди? Неужели вы бессильны бороться со своими страстями? И кто вдруг выпустил их на волю? В грязных палатах больные режутся в карты на деньги. В неотложке у телефона никого. Дежурный фельдшер с шофёром в машине любовью занимаются. Врачи пьют в ординаторской. Ужас!
- Это ещё не ужас, - мрачно сказал Дима. – Знал бы ты, куда больничные денежки расходятся – вообще впал в смертельную хандру. Это всё, Ильич, «демократией» называется, «свободой» до потери человеческого облика. Общество лечить надо, я так думаю, Ильич.
- Я тебя, падла, щас вылечу! – ворвался крик из коридора, и следом гранатой влетела пустая бутылка и хрястнула о стол. Раздался звон битого стекла, полетели брызги.
- Ну, гады! – встрепенулся Дима. – Достали, ей-бо, достали. Прямо мороз по коже.
Он подскочил к двери и дико заорал что-то нечленораздельное. В ответ – дружный удаляющийся топот. Угомонившись, Дима вернулся к прерванному разговору.
- Как лечить? Побольше думать, думать головой, если она ещё имеется. А потом морду бить виновным.
Дима гневно сжал кулаки:
- Им, вишь ты, коммунизма не надо – капитализм подавай. А простой народ спросили? Меня спросили? Хрена с два.
Репин вдруг почувствовал, куда-то проваливается. Ощутил своё работающее сердце, которое стало захлёбываться прихлынувшей кровью. Но этого не могло быть! Неужто оптимизатор отказал?
- Нашли козлов отпущения – народ, - голос Димы поплыл и стал отдаляться. – Но мы ещё живы. Мы им ещё покажем. Верно, Ильич? Да здравствует Советская власть! Долой буржуев!
Распалившись, Дима Пирожков схватил пустой графин и, потрясая им над головой, как дубиной, выскочил в коридор. Его безумный хохот вслед удаляющемуся топоту звучал, словно рёв затравленного, издыхающего зверя.
- Ничего, Ильич, прорвёмся! Мы же с тобой есть!
Когда, навоевавшись, вернулся, в ординаторской никого не было, лишь сдвинутая штора обнажала чёрную зияющую пасть разбитого стекла.
- Эх, Ильич, Ильич! В подполье подался, «Искру» сочинять. Стало быть, и мне пора.
Дима Пирожков выбрался через окно и растворился в темноте.
…. - Куда идти? Куда-куда…. В суд к Суданскому судиться, - ворчал Виктор Петрович, оставленный своими суетливыми товарищами на кладбище, не усидевший там в одиночестве и теперь бредший полем к посёлку. – Энтузиасты дела! Хвастуны! И эта тоже, матершинница. Не учихалка – матрос в юбке. Куда ни глянь – сплошное безобразие. Всех, всех сажать надо.
С такими мыслями он достиг окраины посёлка и побрёл ночными улицами, инстинктивно сворачивая на перекрёстках в нужном направлении. Большой дом нарсуда был похож и одновременно не похож на прежнее здание. Очертания вроде бы сохранились, но вместо бревенчатых – кирпичные стены, гараж пристроен, асфальт положен. Палисадник огорожен металлическим забором и нет в нём могучих тополей, дававших такую прохладную сень в самые жаркие летние дни. О пропавших тополях Суданский пожалел более всего.
На широкой скамье у металлических ворот с калиткой группа молодых людей – слышны смех, задорные голоса. Как все жизнерадостные люди, Виктор Петрович любил молодёжь, охотно с ней общался и легко находил общий язык.
- Добрый вечер, комсомолия! Не помешаю?
Смех оборвался. После паузы:
- Ты чё, мужик, нарываешься?
- Ленка, папка пришёл – домой пора.
- Что ж ты, дяденька, не спишь? Сердечко пошаливает? Беречь надо.
- Мозг, - Суданский постучал пальцем по лбу. – Вот что беречь надо. Здесь всё, в этом сером веществе: все наши знания, чувства, память. Весь мир. Это самое важное и уязвимое, что есть в человеке.
Кто-то чиркнул спичкой, прикуривая. Удивлённо и недоверчиво блеснули прищуренные глаза под густыми бровями. Но это был наркотический блеск.
- Ясно, - хрипловатый голос. – Ты, мужик чокнутый: комсомолию какую-то придумал.
Суданский покачал головой своей догадке:
- Что курим, травку?
- А ты ментяра? Так хватай, тащи в кутузку.
- Хватит вам заводиться. Он такой забавный, - со скамьи вспорхнула девица, подхватила Суданского под руку, светлое, не тронутое морщинами личико исказилось гримасой, - Фу, какой строгий!
Близость упругого девичьего тела, не отягощённого избытком одежды, как будто разбудила в разлагающемся трупе какие-то, ещё непонятые желания. Две несмелые морщинки тронули чёрные губы Виктора Петровича у самых их уголков. Он будто заново осваивал нехитрую мимику улыбки.
- Что вы так смотрите? – спросил бывший судья, прижимая её локоть к своим рёбрам. – Живых трупов не видали?
Девица запрыгала, восторженно захлопала в ладоши:
- Классно! Сегодня трахаюсь с трупом.
- Заткнись! – оборвал её парень, подступая из темноты. – А ты, мужик, трупак ты или мудак, катись отсюда, пока цел.
Суданский, дурачась, подёргал плечами, выставил кулаки:
- Бокс!
По треску и хлюпанью полусгнившего организма определил, что не всё у него в порядке с многочисленными шатунами и шестерёнками, работающими внутри, и как бы не рассыпаться в прах от одного неловкого движения.
- Бокс! Бокс! – девица опять поскакала, хлопая в ладоши.
- Радости полные трусы, - сказал парень и закатил девице затрещину, впрочем, не сильную.
Кто-то на скамейке приглушённо чихнул и произнёс звонким радостным шепотком:
- Доброго здоровьица, Виктор Георгиевич!
И ответил самому себе:
- Спасибочки, Виктор Георгиевич!
- Эй, ты не очень-то увлекайся, - Задира, забыв о Суданском, поспешил к нему.
Виктор Петрович прислонился спиной к забору, и тут же увидел рядом лицо девушки, полураскрытые её губы и ощутил, казалось, щекой и ухом шелестящее дыхание.
- Ты же не трус? Ты набьёшь морду этому козлу? Разве настоящий мужчина ударит девушку? Ну, скажи.
Вместо ответа бывший судья положил свою руку девушке на плечи и привлёк её к себе, будто беря под защиту.
- Эй, старпёр, будешь клеиться к Галке – разберу на запчасти, - издали пригрозил Задира, вставляя в ноздрю трубочку.
- Ну и дурак, - сказал ленивым и добрым голосом тот, кто называл себя Виктором Георгиевичем. – Чего ты её прессуешь? Бабы сами знают, кого им надо. А любви нет и нечего выдумывать. Эй, мужик, ты, правда, что ль трупак? Не хочешь попробовать?
- Я, братцы, русский, - прихвастнул Суданский. – А значит, пью всё, что горит, и люблю всё, что шевелится.
- Складно говоришь, - усмехнулся Виктор Георгиевич.
- Культурный ты, мужик, вежливый, - сказал Задира. – Но хайло я тебе всё равно начищу: отпусти Галку – мне лень вставать.
- Не отпускай, не отпускай, - девица плотней прижалась к Суданскому. – Ты ему – рраз…! раз! - она махнула в воздухе кулачками – и на лопатки! Только сунься к нам, поганец!
- Вот дура! Счас же встану, - Задира сделал вид, что отрывает зад от скамейки. – Тебе, мужик, капец. Встречал я одного такого…
- Небось, рад, что расстались? – осведомился Суданский.
- Ну-ну…. Как знаешь, - Задира хрустнул крепкими плечами.
Из темноты Виктору Петровичу передали кефирную бутылку с торчащей из неё трубочкой.
- Эх-ма! – бывший судья выкинул трубочку, взболтнул бутылку и опрокинул её содержимое себе в глотку. Минуту стояла изумлённая тишина.
- Ты что, падла, делаешь?! – взвизгнул Задира и подскочил к Суданскому. Тугие мышцы его, готовые к действию, казалось, поскрипывали от собственной крепости, как портупея у новоиспечённого лейтенанта.
Суданский удивился:
- Сами ж предложили.
Задира криво, недобро усмехнулся, словно кот на синичный писк, отодвинул девицу от Суданского. Тот насторожился. Взгляды их, пронзая темноту, сошлись как клинки, казалось: лёгкий звон пошёл. Задира вдруг перешёл на шёпот:
- Ты зачем весь кайф вылакал?
- Чего? Чего? – Суданский сжался. – Что я такого сделал? Сами сказали: пробуй, я и выпил. Делайте, что хотите, только я никак вас не пойму.
- Не трожь его, Андрей, - сказал Виктор Георгиевич. – Он сейчас сам сдохнет. Ты, придурок, бензин выпил.
- Надо же, - удивился Виктор Петрович. – А я и не почувствовал.
Задира Андрей с шофёрской виртуозностью щелчком выстрелил сигарету из пачки, грубо запихнул её в рот Суданскому:
- Закуси, падла…
Виктор Петрович вдруг ощутил прилив бешенства и удивился. Он ударил парня в подбородок, и тот упал. Упал странно, неуклюже, словно разобщившись вдруг в суставах. Вместе с гримасой боли и страха его дегенеративное лицо на короткий миг, как последний божий дар, посетило человеческое выражение.
- Ты, псих, чё творишь?! – Виктор Георгиевич сорвался с места, но кинулся не в драку, а поднимать оглушённого товарища.
Суданский остыл:
- Чёрт, не рассчитал. Я не хотел так сильно. Но он сам виноват: скребёт, скребёт, как крыса в гроб – вот и доскрёбся.
Вся компания дружно переживала за Андрея и не обращала внимания на оправдательный лепет усопшего судьи. Наконец Задира пришёл в себя. В нём почти ничего не осталось от бравого и уверенного в себе шалопая.
- Ты что, мужик, супермен? – облегчённо вздохнул Виктор Георгиевич, отстраняясь от приятеля. – Бензин как воду жрёшь, дерёшься как Тайсон.
- Так получилось, - пожал плечами Суданский. – Я не нарочно.
Подруга Задиры вернула ему свои симпатии:
- Миленький, найди бензинчику. А я тебя поцелую.
Близость девичьего тела вновь затронула глубинные чувства гниющего организма. Виктор Петрович погладил девушку по спине и пониже тоже, а она встала на цыпочки и поцеловала его чёрные неживые губы. Бывший судья ощутил себя готовым на любые подвиги. Прихватив кефирную бутылку, ушёл в черноту ночи.
Пройдя наугад два-три переулка, Виктор Петрович приметил ночевавшую у ворот легковушку. Дальше было всё, как в фантастическом фильме. Ради полулитра бензина машина была искурочена, перевёрнута, поставлена на дыбы так, что горючее самотёком хлынуло в горловину. Какой-то болевой ограничитель отключился в мёртвом теле. Рвались жилы, расползались насквозь прогнившие ткани, а Виктор Петрович, ничего не чувствуя, проявлял чудеса атлетизма, нисколько, впрочем, не утомившись.
Молодёжь возликовала возвращению Суданского. Галина даже чмокнула мертвеца в щёчку, забирая бензин. Потом – трубочку в бутылочку, второй конец в нос и – кайф! Учись, трупак!
- Век живи – век учись, - удивился Виктор Петрович.
- Мне не надо, - сказал Виктор Георгиевич. – Я пять классов кончил, мне хватит.
Вернув страждущим «кайф», бывший судья Суданский почувствовал себя своим в компании.
- Позволь с тобой не согласиться. Бывает, что душа в небо рвётся, а ум, как тяжёлая задница, привстать не даёт. Человек мучается. Всё-то он готов силой переломить.
- Не наша философия, - отмахнулся Виктор Георгиевич. – Вредный твой взгляд, трупак: человек всё может. Это ему природой дано, при чём тут школа?
- Хватит вам спорить, - Галина, поймав кайф, передала бутылочку и подсела к Суданскому.
Виктор Петрович решил: кутить, так кутить – один раз живём, и пошёл напролом:
- Милая Галя, с той первой минуты, как увидел, я полюбил вас, и теперь признаюсь в этом.
- Слышишь, чмо, как надо объясняться девушке в любви? А ты - Галка, я тебя хочу. Учись - на будущее пригодится.
Задира Андрей только сплюнул в сердцах и промолчал.
- Ну-ну, продолжай, - девушка положила Суданскому голову на плечо.
Виктор Петрович нежно погладил её волосы:
- Быть может, я стар для вас, или от меня дурно пахнет, но сердцу не прикажешь.
- Чудак, ох, чудак, - девушка тесней прижалась к нему и ткнулась носом меж бортами пиджака. – Какой чудак! Чем ты можешь пахнуть? Потом? Я люблю запах мужского пота. Он меня заводит.
Она сунула маленькую сухую ладошку под рубашку и погладила его живот.
- Вспотел, - она подняла руку над головой и не заметила, что ладошка окрасилась.
Суданский поймал её руку и сунул под пиджак.
- Знаешь, отчего кровь красная, а не бесцветная? Чтобы страшно было проливать её. Была б она синенькой или жёлтенькой – не так боялись, легче шли бы на убийство.
Она прижалась к его груди лицом и спросила:
- Тебе сколько лет?
- Пятьдесят, а может, все семьдесят, - печально сказал Виктор Петрович.
- Семьдесят? Ну, ты врать-то горазд шибко, - расстроилась было Галка, но тут же задорно тряхнула кудрями. – Пусть семьдесят! Это даже пикантно. Кому скажу – не поверят. Девчонки в общаге помрут от зависти. Миленький, ты меня хочешь?
- Девочка дорогая, я понимаю, что тебе не пара, но сердцу не прикажешь…
- Ты погоди про сердце: я о другом. Ты меня хочешь? Ну-ка, посмотрим, - девушка попыталась расстегнуть Суданскому штаны, но Виктор Петрович поймал её руку и удержал от опасного эксперимента.
- Разочаруешься, - шепнул он ей на ухо.
- Нет, - шепнула она и погладила ширинку его брюк. – Я тебя вылечу.
Галина легла на лавке, примостив голову на его коленях, млея от «кайфа», не сводя с Суданского нежного взгляда.
- Поцелуй меня, - она капризно надула губы.
Он не без труда склонился и чмокнул её в лоб.
- Сподобилась! – насупилась Галина. – Как старый дед внучку. Ещё отшлёпай и домой отправь. Ты поцелуй страстно, как любишь…. Докажи, что любишь. Докажешь – я твоя.
Голова девушки всё больше тяжелела, а фразы давались с трудом. Суданский не решился целовать её в губы, а положил ладонь на упругую грудь и чуть придавил. Галка глубоко вздохнула и закрыла глаза:
- Кайф!
Компания, в которой – надо было раньше сказать – было три девицы и двое парней, нанюхавшись бензину, постепенно уходила в прострацию. Поймав кайф, они не пели, не плясали, словом, не резвились, а тихонько отрешались от окружающего мира, самоуглубляясь, наслаждаясь душевным состоянием, отыскивая в глубинах сознания россыпи алмазов и драгоценных камней. Об этих удивительных открытиях окружающий мир узнавал по тихим редким бессознательным возгласом или быстрому-быстрому невнятному бормотанию, заканчивающемуся тяжёлым вздохом разочарования.
Прошло немало времени.
Подъехал милицейский «уазик», из него вылезли трое.
- Ну, так и есть, опять эта шпана здесь! Бей их, Коля, по головам, один хрен за эту мразь ничего не будет.
Ночь взорвалась хрястом ударов, топотом ног, воплями, матом, визгами девчат. Хрипел и рвался под тяжестью чужого тела Виктор Георгиевич:
- Трупак, Андрюха, помогите! У, падла ментовская! А-а-а!
Галка очнулась и порхнула с лавки в темноту. Узкий луч света упёрся в Суданского.
- Тут мужик какой-то, Колян. Глянь-ка. Ой, мать твою…. Никак покойник?
Суданский представил, как выглядит его лицо в свете фонарика. Для пущего страха он настежь распахнул глаза, повращал зрачками и оскалился. Рука, державшая фонарик, крупно задрожала.
- Ой, Ко-ля….
Послышались шаги.
- Чего у тебя?
- Сам смотри.
Вся эта сцена доставила Суданскому огромное наслаждение, и он решил продолжить игру. С сухим треском рвущейся материи лишил себя уха, отправил в рот, пожевал и проглотил. Сунул туда же палец и отгрыз с него мякоть, белой костяшкой поманил к себе обалдевших от страха ментов.
- Мамочки, - пролепетал один, а другой упал на колени так стремительно и профессионально, будто век этому учился, и заверещал что-то бестолково, непонятно, налицо являя все признаки сошедшего с ума человека.
Ни слова не сказав, Суданский обшарил карманы двух остолбеневших милиционеров, изъял бумажники, часы, дубинки и фонарик. Оружия не нашлось. Третий участник нападения, оставив Виктора Георгиевича, кинулся в машину, и через минуту рёв её двигателя затих в отдалении. В последнем блике погасшего луча фонарика лицо Суданского отразило чувство полнейшего удовлетворения.
- Эй, кто там живой остался? – крикнул в темноту.
Подошёл Виктор Георгиевич, лаская шишку на голове:
- Не ори, их ветер не догонит. Как тебе удалось, супермен?
- Просто, - пожал плечами Суданский и кивнул на парализованных страхом ментов. – Что за клоуны?
Один по-прежнему стоял на коленях и плакал. Второго нервный тик застолбил стоячим, лишив сил шевелиться даже.
- Не видишь – менты поганые, - сказал Виктор Георгиевич. – Слушай, дай-ка я с ними старые счёты сведу.
Он зашёл за спину служителям порядка и так саданул стоящего, что тот побежал с ускорением вперёд, чуть не упал, но не упал, а рванул бежать прочь во все лопатки. Тому, что был на четвереньках, повезло меньше: Виктор Георгиевич три раза успел вонзить ботинок в его задницу, прежде, чем несчастный принял вертикальное положение и кинулся догонять товарища.
- А-та-та! У-тю-тю! Ату их, ату! – веселился Виктор Георгиевич. – Держи поганых!
- Даровитый ты мужик, трупак, - сказал он, успокоившись. – Я, пожалуй, пойду, а ты появляйся, приходи: мы примем тебя в нашу компанию. Мы тут почти каждый вечер кайфуем.
- И не стыдно у здания правосудия?
- Какое правосудие? Где оно? Кто, где и когда по правде судил? Ты видел сам, что менты творят, а сунься с жалобой – срок отхватишь. Может, и была правда, но не в наше время и не в нашей стране. Бывай.
Виктор Георгиевич ушёл, а Суданский долго стоял недвижимым, переваривая последнюю новость, с невесть откуда взявшейся сердечной болью. Наконец, решившись, одолел невысокую оградку палисадника и долго остервенело крушил стёкла зарешёченных окон милицейской дубинкой.
…. - Спят сукины дети – сторожа, - сказала Лидия Петровна.
- Где спят? – не понял Стародубцев.
- На диване в учительской.
Они остановились на дороге, по обеим сторонам которой чернели окна школ – начальной и средней.
- Сейчас с великим удовольствием растянулся бы на диване, - сказал Стародубцев. – Дома всегда спал на диване. Хорошо! Куда вы, Лидия Петровна?
- Я им посплю! Я им подрыхну! – сердито откликнулась из школьного двора бывший заврайоно.
- Что за женщина! – толи восхищённо, толи возмущённо вздёрнул плечами Стародубцев.
Владимир Иванович Ручнёв сумрачно молчал. Путь от кладбища дался ему нелегко. Дорогой один глаз вытек, другой, остекленевший, безразлично уставился на начальника милиции. Бывший полковник тяжело вздохнул, скрипнул зубами:
- Ну, её! Пойдёмте, Владимир Иванович.
Мы с Серёгой действительно в ту минуту спали на боевых постах. Услышав громкий стук в дверь, я очумело выскочил в коридор, дёрнул шпингалет и отступил вглубь коридора, запоздало опасаясь чего-то.
- Не спишь? – раздался зловещий голос из темноты.
- Нет, - ответил машинально.
- Не пьян?
- С чего бы?
- То-то. На диване один или с девочкой?
- Да будет вам.
- Ладно, посмотрим, что там.
Послышались удаляющиеся шаги. Я выглянул за дверь. В тёмной фигуре и походке признал женщину. Глоток холодной воды вернул самообладание. Дозвонился не сразу.
- Серёга, спишь, козёл? Тут у меня баба с проверкой была.
- Какая баба? – раздался в трубке хриплый со сна голос коллеги за дорогой.
- Из тех, что юбки носят – молодая, красивая, с такой вот грудью, что тебе нравятся, а попец – закачаешься.
- Ну и что?
- Как что, мы объект проверили, само собой – на диване, мне хорошо было, а ей мало – к тебе пошла, так что не теряйся и разминай члены.
- Больно надо.
- Дурак.
- Сам ты это слово.
Раздались короткие гудки. Успокоенный я лёг и скоро уснул, не ведая, какая за дорогой разыгралась драма.
Положив трубку телефона, Серёга действительно увидел за окном идущую к парадному крыльцу женщину. Не включая света, повернул ключ в дверях, а сам затаился. Стук каблуков громом ворвался под свод пустующей школы. Незнакомка прошла совсем рядом, но тяжёлый, обволакивающей дух её удержал Серёгу от задуманных действий. Более того, он вдруг ощутил прилив гнетущего страха и инстинктивно попятился вглубь коридора. Будто со стороны услышал свой шелестящий шёпот:
- Не хрена себе!
Услышала его и вошедшая женщина. Она не видела Серёгу, но, видимо, ощущала или подозревала близкое присутствие. Крикнула пронзительным голосом:
- Стоять на месте, сучья морда!
Тут сторожа начальной школы обуял такой страх, что он рванул в ближайший кабинет – слава Богу, оказался открытым – захлопнул дверь и заложил ручку ножкой стула.
Снаружи забарабанили ногами, рвали дверь со злобой и при этом мерзко ругались. Сердце в груди Серёги колотилось бешено, ослабли ноги, тело покрылось холодным потом.
- Чертовщина какая-то, - вслух сказал несчастный сторож, чтобы успокоить себя, а глаза и мысли искали пути отступления.
Роковым для Серёги оказался его случайный взгляд на зеркало, что висело в углу кабинета над раковиной. Не признав себя в отражении – взъерошенного, с безумными глазами – он, опрокидывая столы и стулья, рванулся к окну и рыбкой нырнул сквозь стекло в чёрную бездну.
Серёга осенью собирался в армию. Мечтал служить в ВДВ. Голубой берет так и остался мечтой, но кличку «Десантник» заслужил честно.
…. Помощник дежурного райотдела милиции сержант Маслюков сидел за пультом и листал иллюстрированный журнальчик. В дежурке было душно и накурено. В открытую форточку лениво тянулся табачный дым. Представив вместо обнажённой красавицы из журнала свою жену-толстушку, Маслюков прыснул смехом, отвернулся к окну и вдруг заметил, что к райотделу через лужи напрямик шагает какой-то странный человек. Странной у него была походка – какая-то механическая, как у робота. Большего увидеть сержанту не позволил тусклый свет уличного фонаря.
Маслюков тяжело вздохнул: начинается! Берегись козла спереди, коня сзади, а плохих вестей со всех сторон. Приглядевшись внимательнее, он вдруг заметил на незнакомце милицейскую форму с погонами полковника. Маслюков торопливо сунул недокуренную сигарету в пепельницу и заметил, что она уже полна окурками. Сержант высыпал их на лист бумаги, завернул, поискал глазами – куда бы выбросить, и сунул свёрток в карман.
Отворилась входная дверь. На пороге райотдела возник полковник. Мать чесная! От одного взгляда на него у сержанта Маслюкова волосы встали дыбом. У вошедшего было чёрное, изъеденное червями лицо, глубоко запавшие глаза, на скулах клочки растительности, на полковничьих погонах выпавшие из головы волосы. Опрокинув стул, помощник дежурного выскочил в коридор. За спиной раздался басовитый хохоток. Маслюков вихрем промчался коридором, откинул запор, заскочил в камеру предварительного заключения, захлопнул дверь и впился в неё ногтями.
- Ты что, начальник, в прятки играешь? – несколько голов повернулось к нему с нар.
- Не знаю, ничего не знаю, - на испуганном лице сержанта появилась глуповатая улыбка. – Там кто-то ходит.
Все заключённые повскакали с нар.
- Не открывайте, не открывайте, не надо! - Маслюков загородил грудью дверь камеры.
- Да успокойся ты, сядь вон, посиди – один из задержанных ловко извлёк из кобуры пистолет Маслюкова и подтолкнул самого вглубь камеры. Сержант повиновался.
С пистолетом в руке задержанный приоткрыл дверь камеры и высунул голову в коридор.
- Осторожно, Блоха, - посоветовали ему товарищи.
Блоха повертел головой и в конце коридора увидел капитана Морозова с оружием в руках. Справляя нужду в туалете, дежурный райотдела, услышал грохот стальной двери предвариловки. Он замер на месте, прислушиваясь: кому это понадобилось открывать камеру задержанных в такое неурочное время? Может, привезли кого? А может?.. Осторожный Морозов извлёк на свет Божий оружие и приоткрыл дверь в коридор. В то же мгновение какая-то странная фигура вошла в комнату дежурного, что категорически запрещено инструкцией.
- Стоять! – запоздало крикнул капитан. – Руки в гору!
Блохин, бросив трофей, немедленно вскинул руки вверх. Однако, устремлённые мимо него взгляд офицера и зрачок его пистолета, озадачили арестованного. Блоха повернул голову в другой конец коридора и увидел распахнутую дверь дежурки. В этом, впрочем, не было ничего удивительного, коль сам её обитатель сидел за столом камеры и, стуча зубами об алюминий, пытался напиться из пустой кружки.
Осторожно ступая на цыпочки, капитан Морозов двинулся по коридору. Когда он миновал предвариловку, Блоха подобрал пистолет и последовал за ним, напряжённо переставляя ноги. Вот и распахнутая дверь дежурки. Слышно, кто-то щёлкал тумблерами и настраивал микрофон рации глухим покашливанием. Морозов осторожно заглянул за дверной косяк, ниже, встав на колени, просунул голову Блоха.
Террорист, захвативший дежурку, был высок фигурой и страшен ликом.
- Ой, .ля! – Блоха не смог удержаться от возгласа.
Ужасный полковник повернул своё лицо к двери, и в тот же миг грохнул выстрел: сдали нервы капитана Морозова. Пуля вмяла террористу верхнюю губу в рот, вылетела с обратной стороны, обдав чёрными брызгами стену и окно. Незнакомец дёрнулся от удара, но не упал. Он поднялся и шагнул навстречу направленным в него пистолетам.
- Вот я вас! – он вытянул вперёд руку с тёмными пальцами и длиннющими ногтями.
Никого схватить ему не удалось, так как Блоха наперегонки с капитаном Морозовым бросились прочь по коридору. Заключённый заскочил в камеру и прикрыл за собой дверь, вцепившись в сталь ногтями, как прежде Маслюков. Дежурному ничего не оставалось, как закрыться в туалете.
- Что там? Кто там? – заключенные подступили к Блохе.
- Там, братва, такое творится, - он облизал пересохшие губы. – Менты с ума посходили, палят друг в друга. А один – вылитый трупак. Я таких даже в морге не видел.
- Ты чего в дверь вцепился?
- А хрен его знает – со страху, должно быть.
Блоха прошёл в глубь камеры, присел к столу, приглядываясь к Маслюкову, трясшему над ладонью перевёрнутую кружку.
- А гость-то наш, похоже, того, – Блоха покрутил у виска пятернёй.
- Да хрен с ним, - зэки осторожно приоткрыли дверь камеры и выглянули в коридор.
- Что там? – спросил Блоха, которому выпавшие испытания и пистолет в кармане придали права и уверенность лидера.
- А никого.
- Может, ты слепой?
- Только на один глаз, - обиделся его товарищ. – А вторым совсем не вижу. Сам посмотри.
- Я уж насмотрелся.
- Что делать будем? – Зэки уселись за столом, потеснив глуповато улыбающегося сержанта. – Может, на свободу с чистой совестью, пока менты в войну играют?
- А как же трупак ходячий? Не зря ж поганые всполошились.
- Братва, к чёрту ментов – добудем свободу своими руками.
- Лучше ногами.
- Первый пошёл, - сказал Блоха и кивнул на дверь.
Первым быть никто не захотел.
- Идёт! – взвизгнул зэк, дежуривший у двери.
Все дружно бросились по нарам, только Маслюков, покрутив головой, не спеша полез под стол. Прошло несколько минут. В коридоре было тихо. Такая же напряжённая тишина царила в камере. Кто-то предложил выкинуть Маслюкова в коридор и посмотреть, что будет, как поведёт себя трупак. Предложение всем понравилось, но Блоха опередил. Прокравшись на цыпочках к двери, он выглянул в коридор, покрутил головой.
- Никого, - сказал он хриплым шёпотом и скрылся за дверью.
Когда следующий смельчак выглянул в коридор, Блоха уже добрался до дежурки, осторожно заглянул, встав на четвереньки, потом выпрямился и развёл руки – никого! Миновав пустую дежурку и приёмную для посетителей, теперь уже вдвоем зэки осторожно отворили входную дверь. Сырая тёмная ночь манила под своё покрывало. До свободы – два шага. Беглецы готовы были уже сорваться с места в галоп, но на стук захлопнувшейся двери из стоявшего на стоянке «уазика» высунулась голова:
- Куда? А ну, марш в камеру!
Трупак! Он возился в дежурной машине, то ли пытаясь завести, то ли настраивая рацию, а теперь, растопырив руки, двигался на зэков на полусогнутых ногах – так хозяин загоняет бестолковых кур в клетушку.
Господи спаси! Ненавистная ментовка стала родней родного дома. Беглецы, на мгновение застряв в дверях, бросились обратно. Блоха ещё успел содрать в дежурке гардину и заклинить ею дверь прежде, чем потусторонняя сила рванула её к себе. Дверь выстояла, гардина не согнулась. Тут раздался звон разбитого стекла: кто-то штурмовал окно дежурки, но, слава Богу, но нём была решётка.
Началась осада.
Зэки снова собрались в камере предварительного заключения. Здесь было маленькое зарешёченное окошечко под самым потолком, да и оно выходило во двор. Здесь было обжито и понятно, всё остальное пугало.
- Дело ясно: дело дрянь, - сказал Блоха, прислушиваясь к неистовству трупа на улице. – На нас напал какой-то зомби. Он неуязвим, цели его непонятны, силы неизмеримы. А это значит, что врага надо ждать в любую минуту в любом месте.
- Охрана, - подал голос Маслюков. – Охрана вневедомственная ничего не знает. У них отдельный вход и через него можно проникнуть в райотдел.
- Оклемался, бедолага, - Блоха любовно-ласково погладил сержанта по голове и вдруг округлил глаза, постигая услышанное. – Бежим!
Увидев пистолет в руке гражданского человека, дежурный вневедомственной охраны лейтенант Саладзе машинально вздёрнул руки, а оператор у пульта чисто по-бабьи заголосила:
- Ой, родимые не надо – замужем я.
- Заткнись! – посоветовал Блоха. – Где остальные?
- Отъехали, - с трудом разлепил губы дежурный лейтенант.
- Закрывайте, братцы, двери, - приказал Блоха.
- Да они закрыты. Тут крючара – хрен выдернет!
- Слышь, гад уже по двору ходит.
Все прислушались. В вольерах бесновались собаки.
- Во двор выход есть? – спросил Блоха лейтенанта.
- Есть. То есть, нет. Я не помню, - растерялся дежурный охраны.
- По башке дам – вспомнишь? – спросил Блоха.
- Нет двери, нет, - сказала оператор, не тревожась более за свою честь. – Была да заделали, когда туалет тёплый в здании построили.
- А у вас тут хорошо, - позавидовал Блоха. – Телевизор, кофеёк, сахарок. Угощайся, братва. Вот ведь что интересно: когда горе какое пристигнет, людишки в кучу сбиваются: и по фигу, мент ты или наоборот. Инстинкт такой в обществе выработался: беду сообща легче перемочь. Слышь, лейтенант, сходи на разведку, узнай: где этот чёртов трупак и что замышляет. Боишься? Ты ведь смелым должен быть: присягу принимал.
- Ой! – ахнула оператор охраны и указала пальцем в окно. Все оглянулись и увидели Стародубцева, наплывающего из темноты. Ужасный полковник рванул обеими руками решётку, но она не поддалась. Тогда он сунул руку меж прутьев и надавил ладонью на окно. Рама прогнулась, стёкла лопнули и посыпались мелкими осколками.
Дробный топот по половицам множества удирающих ног разнёсся по зданию. В спину убегающим раздался злобный крик бывшего начальника райотдела полковника Стародубцева:
- Лейтенант! Стой, поганец! Не позорь органы.
Будто пуля впилась в поясницу Саладзе и поделила его туловище на две половины. Верхняя, вслед за вытянутыми руками, ещё стремилась прочь, а ноги вросли в пол. Лейтенант медленно оглянулся, чувствуя, как на голове зашевелились волосы, и глаза полезли на лоб. Труп стоял за окном, держась руками за прутья решётки, и сверлил взглядом Блохина. Тот не поддался общей панике, а выпучив глаза, созерцал неповторимое в своём роде аномальное явление – двигающегося, говорящего мёртвого человека.
- Марш в камеру! – рявкнул Стародубцев.
- А ты на кладбище! – криком на крик, млея от страха, ответил Блоха и лейтенанту. - Вспоминай, родимый, когда вы полканов хоронили, ведь где-то ж я видел эту мерзкую рожу.
Саладзе начисто забыл русский язык, с трудом разлепил губы и понёс какую-то тарабарщину. Блоха попятился к стене, сунув руку в карман, стараясь держать в поле зрения обоих ментов – мёртвого и сумасшедшего. Стародубцев некоторое время слушал жалкий лепет лейтенанта, а потом рявкнул:
- Пьян?
К Саладзе вернулся дар нормальной речи:
- Никак нет.
- А что плетёшь? Значит так, лейтенант - задержанных в камеру, а отдел поднять по тревоге. У первого секретаря райкома партии товарища Ручнёва похищен очень важный предмет, его надо срочно найти.
Дежурный вневедомственной охраны обратил беспомощный взгляд к Блохину: может, у него опять проблемы с русским, и он чего-то не понимает.
- Это у вас, жмуриков, игра такая на кладбище? - вмешался Блохин. – В секретарей, райкомы, социализм. Окстись, полковник, страной буржуи правят.
- Как буржуи? – удивился Стародубцев.
Очень ему не хотелось беседовать с заключённым, но лейтенант, судя по всему, маловменяем, а этот малый – ничего, держится и говорит толково, вот только что.
– Как буржуи?
- Да просто очень – захватили власть, поделили богатства и живут припеваючи, а ваши долбаные органы их охраняют.
Новость до глубин сгнившего тела поразила Стародубцева.
- А партия?
- Сама разбежалась.
- КГБ, МВД?
- Контору закрыли, а менты сплошь поганцы да засранцы, как были, так и есть – к любой власти приноровятся.
- Народ?
- Обманули народ сладкими речами да западной мишурой. Сначала Горбатый, потом Беспалый – одни уроды во власти, вот и довели Россию. Раньше Западу кулаком грозили, а теперь туда с протянутой рукой. Вот так, полкан. Живём хуже эфиопов, а тут ты нарисовался – людей булгачишь. Шёл бы к себе на мазарки, а?
Услышанное настолько поразило Стародубцева, что он почувствовал сбои в работе головного мозга: никак не мог сосредоточиться, осмыслить и понять, как такое могло произойти. Наверное, Владимир Иванович, самый умный из экспериментаторов, мог бы что-нибудь прояснить. Стародубцев, как настоящий полковник, не привык долго колебаться и принял решение.
- Слушай мою команду, лейтенант: заключённых в камеру, дежурных на посты. Вернусь, приму руководство отделом на себя.
Стародубцев развернулся на месте и, механически ступая, ушёл в темноту.
Вскоре в притихшем отделе раздались негромкие звуки перемещений. Извлечённый из туалета после продолжительных переговоров капитан Морозов принял командование. Заключённые без колебаний вернулись в камеру предварительного заключения. Заметив среди них сержанта Маслюкова, дежурный возмутился:
- А ты куда? Смотри, Маслюков. Где твой табельный?
Блоха вернул оружие.
- И чтоб ни гу-гу, - погрозил Морозов пальцем и закрыл стальную дверь.
…. Лишь только Владимир Иванович Ручнёв ступил на ступеньки райкома партии, дверь предупредительно распахнулась.
- Милости просим, Владимир Иванович. Я знал, что однажды вы вернётесь.
- Ты кто? – спросил Ручнёв, вглядываясь в заросшее щетиной лицо ночного сторожа.
- Вобликов, завотделом пропаганды и агитации, помните?
- Здесь что делаешь, зав?
- Работаю, Владимир Иванович, как должен работать каждый, кому дороги идеалы революции и родной Советской власти. Сторожу, одним словом. Вы проходите, проходите: здесь никого больше нет.
- Пришёл, наш родименький, вернулся, - суетился Вобликов, пропуская в здание музыкальной школы, а прежде – районного комитета партии, его бывшего первого секретаря. – Ну, теперь порядок будет. А я вот здесь сижу, поглядываю: чья возьмёт. Не верится, что в Лету канули наши могучие устои, наша всепобеждающая идеология.
- Что, аппаратчики за власть перегрызлись? – усмехнулся Ручнёв.
- Хуже, Владимир Иванович, гораздо хуже. Строили мы коммунизм, думали вот-вот и на века, а подул ветерок покрепче – и нету его, одни развалины остались.
- Что городишь? – Ручнёв остановился в полутёмном фойе.
- Правду, истинную правду, Владимир Иванович. Сколько раз в жизни убеждался в могучей, всепобеждающей силе большевистской правды. Наш советский человек всегда эту правду почитал. Могу ли теперь врать? – обиделся Вобликов.
- А кто портфели захватили? – насторожился Ручнёв.
- Так ведь что интересно, - сторож вознёс указательный палец. – Все партийцы бывшие. Где-то мы с вами, Владимир Иванович, проглядели-недоглядели за криводушными людишками: подняли, обласкали, а они в ответ – даешь демократию, долой КПСС! Хотя нет, вру, наверное. Не так власть перекрашивалась. Один дурак брякнул, как вождь когда-то, с броневика, а толпа подхватила. Номенклатура наша нет бы рот заткнуть крикунам, тут же стала подстраиваться да пристраиваться, чтобы власть не потерять да кусок пожирнее отхватить от народного пирога. Вот так и развалили великий и могучий Советский Союз.
- Ты о Вожде поосторожней, - заметил Ручнёв, размышляя об услышанном.
- А-а, - махнул рукой Вобликов. – Один остался, без охраны, не сегодня-завтра из Мавзолея на кладбище снесут. Докатились, одним словом.
Бывший секретарь вскинул голову и уставился на сторожа единственным глазом. Взгляд был ужасен, но Вобликов выдержал и печально покачал головой:
- Да-да, не удивляйтесь нашим переменам. Страна до ручки докатилась: прибалты бочку катят, грузины с хохлами норовят палку в ноги сунуть. Ну, а больше всего вреда от собственных буржуев: крадут и тащат за границу. Скоро в богатейшей некогда стране - шаром покати – ничего не останется. Промышленность развалили, - Вобликов стал загибать пальцы. – Сельское хозяйство – топором под корень. Торговлю отдали на откуп спекулянтам.
- Как такое могло случиться? – Ручнёв ощутил признаки подступающего страха.
Растерянность бывшего первого придала уверенности сторожу музыкальной школы. Он панибратски подмигнул собеседнику и сказал очень даже снисходительно:
- Я полагаю здесь тщательно спланированную и широкомасштабную диверсию ЦРУ. Долго мы не поддавались, но таки одолели янки проклятые. Нет больше социализма на Земле!
- Странные вещи рассказываешь, Вобликов, - Ручнёв пытался взять контроль над своими расшалившимися нервами. – Не врёшь? Не пьян? Говоришь, буржуи у нас объявились?
- Как грибы растут, Владимир Иванович, как грибы. И плодятся, стараются навязать простым людям свою мерзопакостную, насквозь лживую и клеветническую, собственническую идеологию. Убеждают, что народ – ничто, а собственное я – это всё, только для себя стоит жить. Об этом день и ночь трещат продажные газеты, радио и телевидение. Больно видеть к каким серьёзным неприятностям может это, в конце концов, привести даже честного человека. Партия – самое дорогое и великое, что у нас было. Принимали мы туда только тех, кто готов был целиком отдать себя борьбе за светлое будущее всего человечества. И вот теперь эти перерожденцы, партийные оборотни, объявив себя бизнесмена и предпринимателями, ограбили народ и страну.
Вобликов перевёл дыхание и взглянул на нежданного гостя.
- Что, больно слышать? А мне это кровь бодрит. Коммунист должен всегда смотреть правде в глаза и принимать ответственные решения. Я ждал вас, Владимир Иванович, - Вобликов пафосно возвысил голос. – Ох, как ждал! Я знаю: только вы один можете поднять знамя Великой Революции. И начаться она должна, как некогда в Нижнем Новгороде с Кузьмы Минина и князя Пожарского, в нашей уральской глубинке с вашего обращения к трудовому народу. Я обзвоню сейчас ветеранов, мы соберём завтра митинг на площади. Вы выступите с воззванием, и, я уверен, простой народ не останется безучастным. Они сами увидят и убедятся, что великие идеалы Коммунизма даже мёртвых поднимают из могилы. И тогда русский мужик возьмётся за вилы, а враги все разбегутся в страхе от одного вашего вида. Мы понесём вас на руках, как знамя, впереди толпы. Мы войдём в Кремль и устраним буржуйскую власть. Вы вернёте партии её былое величие: мы изберём вас генсеком. А я стану председателем министров. Вы знаете, Владимир Иванович, вот здесь, - Вобликов обхватил пятернёй свой лоб. – Вот здесь скрыто планов громадьё. Нет, я зря время не терял, я всё продумал, сидя тут долгими бессонными ночами. Дело оставалось за малым – нужен был толчок. И тут вы…
Он говорил ещё долго. Говорил о том, что социализм – это ошибка, это отступление от великой линии, завещанной вождём. Что военный коммунизм – это было правильное направление, его и надо было держаться. Что, перебравшись в Кремль, он закроет границы и отменит деньги. Что Россия – страна самодостаточная и легко может прожить без остального мира. А, укрепив экономику и поставив всех мужчин под ружъё, можно начать мировой поход за коммунизм, изгнать буржуев со всей планеты. Пусть убираются на Луну или к чёртовой матери…
Ручнёв слушал и недоумевал, чувствуя, как горло перехватил спазм, а единственный глаз стал влажным. Он понял, что за время его отсутствия в стране произошла масштабная катастрофа, что такое, о чём говорилось, не придумать недоумку Вобликову. Но пойти на бунт, возглавить его в теперешнем своём состоянии Владимиру Ивановичу тоже представлялось нереальным. Бред! И на этот бред ждут от него ответа. Хоть и не народные массы, а лишь один, похоже, выживший из ума сторож, но Ручнёв никогда не пренебрегал нуждами конкретного человека и того же требовал от аппаратчиков райкома партии. И он сказал первое, что пришло в голову:
- Надо бюро собрать – сейчас, срочно!
Вобликов вернулся из победоносного мирового похода за коммунизм и уставился на Ручнёва: о чём это он? Ах, да!
- Какое бюро, Владимир Иванович? Те, кто в буржуи не пробился, седалища им лижут. Вот ваше бюро! Второй секретарь Агрызков – помните? - уж три раза перекрасился – какую только веру не принимал. Бесхребетный, одним словом. А как в президиуме-то сидел – вылитый октябрёнок со значка.
Тут наконец Ручнёв понял, что дело не просто дрянь, а его не стало совсем: весь привычный мир, будто по мановению волшебной палочки, перевернулся с ног на голову, и то, ради чего положен нечеловеческий труд четырёх поколений, пролито столько крови, столько жизней положено и загублено, кануло куда-то разом и, похоже, без возврата. Он прошёл в каморку сторожа и сел на услужливо предложенный Вобликовым стул. Уставился единственным глазом на календарь с обнажённой девицей на шкуре белого медведя.
Бывший заведующий отделом пропаганды и агитации райкома партии, поняв его состояние, страдал за компанию:
- Припозднились вы, Владимир Иванович, с появлением-то, ох, немножко припозднились. Трудненько будет теперь народ поднять. Молодёжь нашу западные фильмы, штаны да жвачка напрочь развратили. Одна надежда – на старую гвардию. Они и теперь иногда митингуют – Первого мая, 7 ноября. Да проку мало: постоят, погудят да расходятся. Буржуи заводы, фабрики захватили, теперь добром не отдадут, а со стариками их разве перебушкаешь? Трудовой народ то ли подымится, то ли нет: партии-то нет – нашей, руководящей и направляющей, вдохновительницы всех побед. Эх-ма!
Он тяжело вздохнул, смахнул каплю с кончика крупного носа и любовно взглянул на бывшего первого секретаря райкома партии:
- Помню, как приехали вы в наш район, такой ещё не руководящий, может быть, но уже солидный. Навыков, посмею сказать, ещё не было хотя бы по виду отличить пшеничное поле от ржаного, но зато крепко знали, как вести борьбу за укрепление трудовой дисциплины. Помню, как говорили председатели колхозов, что новый первый разбирается в сельском хозяйстве, как баран в термометре – ни авторитета у него, мол, не будет, ни доверия. А потом ничего, как-то попривыкли, кланяться научились…
Ручнёв, не слушая причитания Вобликова, думал о своём и, наконец, приняв решение, потребовал:
- Дай-ка мне ключи от кабинета.
- Полноте, Владимир Иванович, какой кабинет! – усмехнулся сторож. – Там уж давным-давно танцевальный класс. А всё это, - он постучал кулаком в стену. – Теперь называется музыкальной школой. Посидите-ка лучше со мной – куда вам идти. Рассказал я вам о наших бедах - расскажите о своих. Заварим сейчас чайку да послушаем, как там, в загробном мире – черти жарят, иль гурии поют? Жёнушку мою, покойную, не встречали случаем? Чую, костерит меня, на чём свет стоит, ну, да пусть потерпит: не долго уж осталось.
Ручнёв потерял терпение, взял с доски несколько ключей, а саму доску в сердцах швырнул под ноги Вобликову. Тот прянул в сторону и возопил:
- Поймите меня правильно! Бессмертное дело Ленина живёт и побеждает в умах русских людей. Во имя этих всемирно-исторических побед, во имя настоящего и светлого грядущего мы, люди чистой души, несгибаемой большевистской стойкости и закалки, живём и боремся.
И добавил совсем как-то растерянно:
- А если я умру, кому нужен буду?
Ручнёв поднялся на второй этаж. Шаги затихли где-то над головой. Вобликов встрепенулся, закряхтел, собирая ключи с пола:
- Ишь, разбросался. За старое взялся, а время-то новое. Нет, правду говорят: горбатого могила исправит, а партработника – ничто.
…. Сыграв роковую роль в судьбе школьного сторожа и будущего призывника Сергея Чаганова, бывшая заведующая районным образованием, а ныне покойная Лидия Петровна Кныш задумчиво брела главной улицей райцентра и вдруг…
- Мадам танцует?
Обрюзглый, неприятно молодящийся тип преградил ей дорогу. Лидия Петровна вздрогнула от неожиданности и огляделась. Дорога привела к районному Дому культуры - из распахнутых дверей лилась музыка, а тёмные окна ритмично сверкали цветными огоньками. На крыльце группами и в одиночку курили парни и девушки. Возмущение колыхнуло душу Лидии Петровны, какие танцы, ведь уже, наверное, полночь! А девчонки, как бесстыже одеты! И курят! Так бы и вцепилась в волосенки!
- Ну, что, мадам? Иль забыли, что для женщины главная честь, когда есть у ней рядом мужчина?
Лидия Петровна критически оглядела прилипалу: в коротких узких штанах, мятой безрукавке, сутулый и очкастый, он производил впечатление подгулявшего школьного учителя. Должно быть, свою компанию потерял, здесь не нашёл, хмель играет – домой не охота, вот и колобродит, приключений ищет, бравируя интеллигентностью.
- А, пойдём! – тряхнула Лидия Петровна жидкими висюльками неухоженных волос и взяла его под руку.
Со стороны они выглядели странной парой: она - в старомодном строгом платье, с размашистой походкой отставного солдата, он – пижонистый, вихлястый, безмерно радостный, что заполучил наконец партнёршу. Было действительно за полночь – час, когда кассир и контролёр покинули свои посты с чувством исполненного долга, распахнув бесплатный вход для всех желающих потусоваться под музыку. Потому, что назвать увиденные кривляния молодых людей танцами у Лидии Петровны не поворачивался подгнивший язык.
- Я вас уже почти люблю, - шепнул кавалер, взяв её за лопатки и круто поводя мосластыми бёдрами.
Лидия Петровна пошла боком, повинуясь его рукам, а головой вертела во все стороны, повторяя вполголоса:
- Какая безвкусица! Какое падение нравов! И это новое поколение? Какая убогость!
- Какие интересные у вас духи, - он ткнулся носом в её обнажённую шею. - А я вам нравлюсь?
- Ах, оставьте, - почти томно сказала Лидия Петровна: заточение в гробу не вытравило из неё женского начала.
- Я хочу заняться с вами сексом, - подгулявший учитель чмокнул её в ключицу.
- Чем, чем заняться? – Лидия Петровна отстранилась, почти изящно вогнув спину, чтобы заглянуть партнёру в лицо.
- Любовью, мадам, – пижон прижался к ней костлявыми чреслами. – Чувствуете, какое вы будите во мне желание?
Бывшая заврайоно хотела отстраниться, оттолкнуть назойливого мужчину, но в этот момент её грубо пихнули в спину. Она наступила партнёру на ноги, и он упал, выпустив её из рук.
- Эй, старпёры, сторонись! Коляша класс показывает.
Образовался круг, в который протиснулся долговязый подросток. Он щёлкнул пальцами и возопил:
- Диджейчик, музычку!
- И свет, свет! Включите свет! – потребовали в зале.
Лидия Петровна, заслуженный педагог РСФСР, такого отношения со стороны подрастающего поколения, воспитанию которого она посвятила все свои помыслы и деяния, стерпеть никак не могла. Она ворвалась в центр круга и в тот момент, когда Коляша, опёршись на руку, заколбасил в воздухе ногами, схватила его за вихры.
- А-ай! – возопил подросток и тюкнулся лицом в пол, с глухим стуком приземлились рядом его ноги.
В эту минуту в зале вспыхнул свет. Несколько мгновений длилось немое оцепенение. Потом началась паника, и массовой исход до смерти перепуганной молодёжи через единственную дверь. Поначалу многочисленные истошные вопли, слившиеся в общий хор, глушили музыку, а потом она сама иссякла, погасли и цветные гирлянды: диджей, рванувшийся с подиума, запутался в шнурах, упал, вскочил и убежал вместе с ними.
Лидия Петровна победно оглядела опустевший зал. На полу остались недопитые бутылки, затоптанные косметички и даже чья-то изящная туфелька.
- Золушка, - усмехнулась Лидия Петровна и, ещё раз окинув взглядом зал, сказала себе. – Вот так-то будет лучше.
…. Среди ночи редактора местной газеты Агрызкова разбудил телефонный звонок. Зловещий голос на том конце провода возвестил:
- Спишь, змеёныш? За сколько грошей продал партбилет, гнида?
- Кто говорит? – предчувствие чего-то нехорошего шевельнулось в душе бывшего второго секретаря райкома партии.
- Редактором заделался – статейки кропаешь. А помнишь: «на лбу светился смертный приговор, как белые кресты на дверях гугенотов»? - продолжил голос в трубке.
- Перестаньте хулиганить, - потребовал перепуганный Агрызков, но трубку не повесил вопреки сильному желанию.
- Забыл, предатель, что партия тебе дала? Как из моих рук ключи от новой квартиры получал, тоже забыл? А кто тебя вторым рекомендовал? Да знал бы я тогда, какого Иуду в аппарат ввожу, собственными руками…
- Владимир Иванович? Вы? – изумлению редактора не было конца. – Этого не может быть!
- Узнал, Агрызков? Узнал, говорю, меня? Ты, перерожденец, забыл наши лозунги? Я напомню. Дело партии живёт и побеждает! Дело Ленина бессмертно! Ты в партию вступал – какую клятву давал? Забыл? Я тебе сейчас напомню. Одевайся и бегом в райком. Даю тебе час. Если не явишься ты, приду за тобой я. А ты пожалеешь.
- Приходите завтра, Владимир Иванович, в редакцию. Или лучше давайте в мэрии встретимся, - осторожно предложил Агрызков.
- Мэрии, хэрии… Слова русские забыли, христопродавцы. Ну, я до вас доберусь. Ты, Агрызков, первой жертвой будешь.
- Почему я? - обиделся редактор.
Но ему ответили короткие гудки в трубке телефона, а на звонок по 02 совсем не ответили. Остаток ночи Агрызков провёл у кухонного окна с двустволкой наперевес.
…. На следующее утро кладбищенский сторож Илья Кузьмич Коротухин был разбужен необычными визитёрами – на двух служебных машинах приехали сотрудники райотдела милиции и на чёрной «Волге» сам районный прокурор. Он и распоряжался. Коротухина привели на старые могилы со следами вскрытия и строго спросили:
- Что это?
Илья Кузьмич не знал. Ему вручили лопату и приказали:
- Копай!
Коротухин хотел возразить, что он сторож, а совсем даже не могильщик, но не посмел. Кряхтя и постанывая, начал копать. Но нетерпеливые гости скоро отобрали у него лопату, а самого прогнали прочь. Сторож битый час бродил вокруг да около, для виду поправляя венки на могилках, а сам следил, томясь любопытством, чего это стражи порядка удумали. Когда пять гробов были извлечены на поверхность, его вновь окликнули.
- Почему крышки сорваны?
Коротухин и этого не знал. Он стал опасаться, что гробы эти пустые, и его привлекут за ротозейство. Но с этим был порядок - все бывшие районные деятели, однажды угоревшие в баньке, были на своих местах. Подпорченные, конечно, временем, но вполне узнаваемые. Потом Коротухин сбегал за гвоздями, крышки прибили, а гробы опустили в могилы. Прокурор уехал, позже – милиционеры, приказав сторожу закопать могилы и держать язык за зубами. Он так и сделал.
…. Я думаю, в тех телах уже не было живых душ. Рамсес исполнил свою миссию - вернулся и забрал их в контактор. С тех пор об инопланетянах в наших краях никто ничего не слышал. Да и вся эта история, однажды случившаяся, очень скоро обросла нелепыми домыслами и превратилась в легенду. Многие были в ней участниками, да не все знают подноготную. Я знаю, а от кого – не время говорить.
С этим остаюсь, Ваш Алексей Гладышев.
…. Прочитал последнюю строку, задумался.
- О чём, Создатель?
- Почему мой двойник и автор рукописи трудится школьным сторожем?
- Умом не вышел.
- Судя по тексту – с этим порядок.
- А представляешь, кто его мама – уж никак не профессор МГУ.
- Ну, почему? Скажем, парень уехал быть самостоятельным. Кстати, где этот южноуральский посёлок?
- На Урале.
- Если в Башкирии, значит, Алексей в творческой командировке - изучает родословную по отцовской линии.
- Нет, восточнее.
- Могут быть другие причины.
- Какие, не хочешь узнать?
- Как ты это представляешь?
- Контактор. Вселяешься в его оболочку, выводишь парня на светлый путь и со спокойной совестью возвращаешься на исходную позицию.
- То есть, в своё, поношенное?
- Если хочешь.
- А вдруг соблазн возникнет?
- Я бы не увидел в этом криминала или преступления против человечности.
- Ну, ты бы да, а я нет.
- Есть лёгкий способом избежать экспансии – на спиралях тьма-тьмущая твоих двойников, и не все генераловы внуки – помог одному выпутаться из жизненных передряг, поспеши к другому.
- Представляется заманчиво.
- А то. Там наверняка встретишься с кем-то из близких – Анастасией Алексеевной, Любой, Настенькой….
- Почти уговорил. Только не могу себя представить, с контактором в руках бегающим за двойниками в параллельных мирах.
- Этого как раз не будет - практикой перемещений ведают инструкторы. Твоя задача – дать согласие.
- Я подумаю.
- Я бы очень удивился, услышав: «я согласен».
- Ну, хорошо. Ответь только, что будет с душой двойника на время моего временного вселения в его телесную оболочку?
- То же, что с твоей нынешней оболочкой – впадёт в спячку.
- Не лишится рассудка после пробуждения?
- Будем надеяться.
- Ага, не всё предусмотрено.
- Риск - как в любом эксперименте.
- Нет, Билли, что-то не по душе мне эта затея. Жил-был человек – бах! – провал в памяти, просыпается другим.
- Ну, хорошо, пусть школы сторожат, коров пасут, в тюрьмах маются Лёшки Гладышевы – твои двойники в параллельных мирах.
- Что и такое возможно?
- Однажды родившись, как волна от брошенного в воду камня, дальше они живут вполне самостоятельной жизнью. И что встречается на жизненном пути, как преодолеваются преграды и преодолеваются ли – дальше всё зависит от случая и судьбы. Да дело даже не в твоих двойниках – пусть пасут и сторожат – подумай о людях близких и дорогих, каково им с недотёпами.
- Билли, почти убедил, но…. Больно смахивает на сафари. Развлечь хочешь?
- Да Боже упаси! Я всегда за эксперимент и против праздности. Ты знаешь.
- С этим согласен.
- Или вообще согласен?
- Считай, что да.
- Тогда приготовься – сейчас ты переместишься в одного из своих двойников параллельного мира.
- Это как – на старт, внимание, марш?
- Гораздо проще – разденься и в постель. Явится инструктор и переместит твою душу в контактор.
- Как дьявол из преисподней?
- Мажорнее – усни, царевич, утро вечера мудренее.
И я уснул.

Пусто в коридорах. Громкий стук каблуков, отражаясь от потолка, двоился, дробился, рассыпался барабанным боем. Трясись, Чапай – каппелевцы идут!
Что это мне на ум пришло? Школьная директриса конвоирует в одиннадцатый класс, а в голове такие аллегории. Должно быть, от впечатлений первой встречи.
- Практикант? – Римма Васильевна улыбнулась из-под массивных очков, принимая из моих рук университетское направление.
- Аспирант, - улыбку перекосило в ухмылку. – Материал для диссертации. И какова же темочка. Ого! «Школьная нравственность, как она есть».
Ухмылка подкрепилась полупрезрительным хмыком.
- Это рабочее название, - поспешил я.
- Ну, понятно: соберёте гору позитива – одна статья, неготивчик вскроется – другая.
Пожал плечами – рано говорить. Но у Риммы Васильевны душа болела.
- Как вы можете судить о нравственности в школе, не имея достаточного педагогического опыта? Сколько вы работали с детьми?
- На практике два месяца.
- Ну, вот. И такие…. (собеседница проглотила слово, но по глазам читалось «профаны», а может, «прощелыги») берутся за кандидатские диссертации, рекомендации из которых спускаются в школы, как руководящий материал в воспитательной работе. Сами-то уверены, что тема по зубам?
- Ну, это кому какой лицеприятным будет вывод, а свежий взгляд любому делу подспорье.
- Вот что, давайте условимся – всё, что напишите, мне на стол.
- Не вижу повода для возражений.
- Какой возраст интересует?
- Думаю, начинать надо с выпускников: если обнаружатся изъяны по изучаемому вопросу, можно проследить, на каком этапе воспитательного процесса они возникли.
- Хорошо, идёмте.
И вот мы идём пустыми коридорами – я, неслышно ступая мягкими кроссовками, Римма Васильевна, сверкая крепкими лодыжками, ведёт в атаку белогвардейские цепи. У двери оглянулась:
- Одиннадцатый «Б», не образцовый, но показательный.
И мы вошли. Ребята приветствовали нас вставанием, а дама в классе озабоченно поскребла уголок рта:
- Где вам удобнее? Садитесь рядом с Вероникой.
Проследил её взгляд и чуть не обронил ноутбук. Никушка! Господи! Живая, милая, любимая, контрактная моя жёнушка. Пробежался взглядом по рядам – незнакомы все лица. Нет сестрички Доминички. Да и помнится, не в общеобразовательной школе они учились в нашей реальности, а в специализированном лицее. Ну, что ж, нюансы параллельного мира. Будем привыкать, будем осваиваться.
Вероника на меня ноль внимания. Не стал предметом любопытства и навороченный ноутбук. Прикрывшись им от преподавателя, взялся за весьма рискованный для урока эксперимент – совращение Данаи шоколадом. Проклятая фольга! Громоподобный треск её плохо гармонировал с привычным гулом учебного процесса. В тот момент, когда лакомство лишилось обёртки, хмурый взгляд преподавателя возвестил, что до поборника школьной нравственности я, пожалуй, ещё не дозрел. К довершению, Вероника отказалась от угощения, слегка качнув головой. Но наградила любопытным взглядом. Потом ещё одним. Потом ещё.
Доминику с Вероникой трудно различить, но можно, присмотревшись. Первая чуть ироничнее, вторая – романтичнее. Первая увлекалась прозой, вторая стихами. Что, солнышко из параллельного мира, влечёт тебя? Пока размышлял, урок закончился. Можно стало говорить.
- Не любите шоколад?
- Не люблю угощений от незнакомых людей.
- Так в чём дело? Алексей Гладышев собственной персоной. А вы – Вероника.
- А я Вероника.
А где же Доминика, хотел спросить, но не успел. Какой-то нахал вырос перед нами.
- Этой сучке не шоколад, а вафлю надо.
В следующее мгновение возник тот самый момент, когда бытиё, по мнению Билли, опережает сознание. Цапнул парня за волосы, ткнул носом в стол и пихнул прочь. Он протаранил задом стеклянную дверцу шкафа и затих там с окровавленным лицом и бесконечно удивлённым взглядом. Впрочем, до начала урока он успел извлечь свою задницу из пробоины и даже унести её из кабинета. Девчонки, весьма сообразительные в таких делах, убрали осколки стекла и прикрыли искалеченный шкаф планшетами.
Урок прошёл в напряжённом перешёптывании и переглядывании. На перемене класс перебрался в другой кабинет, ну, а ко мне подошли четверо. Нет, к нам подошли, так как ни на шаг не отходил от Вероники, пытаясь втереться в доверие, хотя она стала ещё более замкнутой, чем до инцидента.
- Слышь, чувак, сам придёшь на толковище, или мы за тобой побегаем?
Видимо, не дотягивал мой внешний вид до преподавательской неприкасаемости.
- Сам приду. А куда?
- К трансформаторной будке за стадионом. Вот она знает.
Парламентёры удалились. Я к Веронике:
- Покажешь?
- Вас изобьют.
- Ну, это вряд ли. Скорее наоборот, но не хотелось бы. Впрочем, зовут на толковище – есть надежда договориться. И надежда решить твои проблемы.
- Мои проблемы оставьте мне.
- На это не надейся. Всевышний создал из ребра не женщину, а проблему для мужчины и обязал её решать.
- Вам для чего?
- У меня нюх на прекрасных девушек.
- И многих вы обнюхали?
Лукавинка заискрилась в печальных глазах.
Что гнетёт, душа моя? Где сестрица единоутробная, Доминика? Неужто…? Не хочется думать о плохом, не время спрашивать – слишком слабенькие искорки в бездонной печали карих глаз.
Женщина – не только украшение любой кампании, но её совесть и порядочность. Увидев за трансформаторной будкой в гурьбе ребят их одноклассниц, успокоился – толковище будет по правилам. Передал ноутбук Веронике и взял инициативу в свои руки.
- Думаю, возникший конфликт исчерпал себя ещё в кабинете: хамство наказано, и у меня даже не возникает желания потребовать от него извинений – пусть останется делом совести. Если кто-то считает иначе – к вашим услугам. Но прежде позвольте продемонстрировать маленький фокус.
Протиснулся к белокаменной стене трансформаторной будки.
- Билли, помогай.
- Ага, вспомнил. А я смотрю, возомнил себя этаким языческим богом параллельного мира – Футы-Нуты.
- Да, брось. У меня есть ещё масса вопросов к тебе – обстановка не располагает к диалогу. Ну, я бью?
- Бей.
- А руку не сломаю?
- Сломаешь – вылечу.
- А от позора как спасёшь?
- Бей.
И я ударил:
- Ки-Я!
Рассчитывал выбить силикатный кирпич-полуторник из кладки стены, но он сломался – уголок рассыпался в пыль. Народ притих.
- А если так по голове, что с ней будет? – стращал и упивался своим триумфом.
- Короче, ребята, - подставил Веронике локоть. – Давайте жить дружно.
Наверное, любой школьнице, тем более выпускнице, приятно пройтись под руку с преподавателем. А меня так и представили – мол, из университета, по обмену педагогическим опытом. Моя спутница шла и рдела. Посетовала у ворот школьного двора:
- Автобус ушёл – придётся пешком.
- Возьмём такси?
- Нет.
И мне не хотелось.
- Шибко далеко идти?
- Да.
- Ты живёшь…?
- В детском доме.
Потребовалась пауза.
- Билли, это что за искажение реальности?
- Знаю не больше твоего.
- Где Доминика?
- Не ведаю, но я предупреждал: всё с чистого листа, никакого сафари-шоу.
- Обо мне-то должен что-то знать?
- Что-то знаю – золотая медаль в школе, красный диплом в универе, аспирантура.
- Но почему педагогика? Уж лучше журналистика.
- Об этом двойника надо спросить.
- А где он? Наверное, в пятках прохлаждается.
- Догадлив.
- Где он живёт? То есть, я.
- На съёмной квартире.
- Прилично. Родители?
- Увы, сиротствуешь.
- Печально. Впрочем, заболтались – рядом дама.
Дама делилась планами на перспективу. После окончания школы мечтает поступить в наш университет, на филфак.
- Большой конкурс? – её застенчивый взгляд вопрошал: «А можете, вы кулаком, как кирпичную стену – бац! – и нет преград на пути в студенчество?».
Да, конечно же, милая – я явился в этот мир, чтобы устроить твою жизнь. Ты, наверное, не представляешь, в каком неоплаченном долгу перед тобой и сестрицей твоей. Ах, Никушки, мои Никушки – красивые, гордые, неукротимые. Какая жестокая судьба разлучила нас в реальном мире. Какой счастливый случай свёл в этом? Но почему грустны глаза, какая печаль грызёт сердце? Открой свою душу, Земляничка.
Детский дом. Серые стены в три этажа, окна без балконов. Двор, сквер, хоккейная коробка. В углу двора беседка, там мат и ржанье, гитара хнычет в безжалостных руках.
- Это пришлые, - супит губки Вероника. – Заставляют наших малышей красть и попрошайничать.
Звучит как извинение, а слышится поручением - Алекс, надо исправить.
- Мы пришли, - повернулась ко мне на ступеньке крыльца. – Дальше провожать не надо.
Хочется возразить - могу и дальше: я преподаватель, меня не остановят вахтёры. Но приходит понимание - за порогом иная жизнь, другой быт и отношения. Возможно, комнаты своей Вероника будет стесняться и одежды домашней. Нет, не приблизить её симпатии теперь настойчивостью. Скорее наоборот, и я ухожу, попрощавшись.
…. Римма Васильевна пригласила в кабинет.
- Взяли шефство над Вероникой Седовой? Надеюсь, в вас говорят профессиональный долг, человеческое сострадание, и молчат похотливые мыслишки.
Молчу и возражаю про себя: надейся, надейся – как раз об этом думаю. Дождусь выпускного и после полуночи верну долг. Тогда Никушки в реальном мире меня не пощадили, теперь моё грядёт время. Но где же Доминика?
- Вы не знаете, что с её сестрой?
- А вам известна их история? Нет? Послушайте, - Римма Васильевна с глухим стуком опустила массивные очки на полированный стол и погрузила пальцы в глазные впадины. Может, то был массаж уставших век, может, слезу выдавливала. – В двухлетнем возрасте девочки лишились родителей, и попали в опекунство к родной тётке – особы пьющей и весьма неуравновешенной. Через год она привезла Веронику в сиротский приют. Заберите, говорит, всё равно помрёт. У девочки прогрессировала двухсторонняя пневмония. Врачи её выходили. Теперь вот….
- А что стало с Доминикой?
Римма Васильевна посмотрела строго:
- С вами, молодой человек, хорошо на пару помои пить.
- Это почему? – обиделся.
- Забегаете вперёд – больше достанется.
- Простите.
- Теперь вот, - Римма Васильевна продолжила прерванную мысль, - другая напасть. Прошлой осенью в начале учебного года Вероника подверглась сексуальному нападению. Её пытался изнасиловать наш физрук. Помешала уборщица Клава – стукнула насильника шваброй, а потом подоспела общественность. Геннадий Фёдорович теперь в колонии и вряд ли вернётся в школу, а девочка, как говорят, ославлена. И симпатии одноклассников не на её стороне.
Пришло время моим упрёкам.
- Разве нельзя было Веронике школу поменять?
- Детский дом закреплён за нашим учебным заведением.
- Ну, тогда и детский дом заодно.
- Это не в моей компетенции. Да и кому-то было б надо этим заниматься.
- Я вас понял.
- Погодите, погодите…. После нападения с Вероникой случился нервный кризис. Она два месяца пролежала в психиатрическом диспансере, отстала от учебного процесса. Представляете, какой груз на хрупких плечиках?
- Сделаю всё, что смогу.
- Сделайте, молодой человек, сделайте. Думаю, одна спасённая душа стоит десяти диссертаций.
- Думаю, больше….
…. Квартира была очень даже ничего.
- У кого снимаем?
- Приличные люди, сейчас за кордоном, вернутся не скоро.
- Билли, нужна помощь.
- Весь – внимание.
- Знаю, заворчишь, противу правил и прочее, но пойми – надо.
- Излагай.
- Повисишь у Вероники на руке с денёк или сколько потребуется?
- Создатель, мы в ином мире, запасного оптимизатора нет, случись что – тебе кранты.
- Прям-таки кранты. Да и что может случиться – война, землетрясенье, наводнение? Всё будет тип-топ.
- Не могу подвергать твою драгоценную даже малому риску.
- Послушай, Билли, и спрашивать тебя не стал, если б речь шла только об элементарных функциях жизнедеятельности, но дело гораздо тоньше, и без сознательного к нему отношения не обойтись.
- Послушай, Создатель, если ты будешь говорить со мной о таких вещах в таком тоне, я прерву эксперимент и верну тебя в твою оболочку.
- Вот как? А не пошёл бы ты….
Снял оптимизатор, но не швырнул, как прежде бывало – надо крепко подумать и успокоиться: подобные отношения не способствуют успеху. Принял душ, пощипал гитару, сидя на спине. Вернул на руку серебряный браслет.
- Поговорим?
- Говори.
- Девочке надо вернуть психическое равновесие, излечить от мужикобоязни, помочь….
- От чего, чего излечить?
- Она тянется ко мне, потому что сердце истосковалось по дружбе и общению, но в каждой фразе, в каждом жесте чувствуется страх, способный разрушить мечту о чистых отношениях. Я бы этого физрука-насильника собственноручно кастрировал. Билли, она тяготится своей красоты, которая вызывает зависть девушек и похоть мужчин. Это аномально, это надо исправить. Что молчишь?
- Ты закончил?
- Билли, сверши маленькое чудо - помоги Веронике освоить школьную программу. В конце концов, для чего мы сюда явились? Созерцать чужие страдания?
- Умеешь убеждать, Создатель, а ещё больше льстить. Мы явились сюда помогать страждущим.
…. Билли я убедил, теперь нужна военно-тактическая хитрость, чтобы нацепить оптимизатор Веронике на ручку. Что придумать?
- Знаешь, что такое? – положил серебряный браслет на стол перед Никушей. – Это магнитный стимулятор памяти. Надень.
- Зачем?
- Время сэкономишь, оценки поправишь. Ты в универ думаешь поступать? А там конкурс….
- Считаете, поможет? – Вероника с робкой надеждой заглянула в мои глаза.
- А то.
- Он же ваш.
- Да мой, и помог закончить школу и ВУЗ на отлично. И тебе поможет. Надень.
- А как же вы?
Как я? Куплю яиц и буду жарить с беконом. А вслух сказал:
- Когда сяду за диссертацию, ты мне его вернёшь.
Застегнул браслет на милом запястье, не удержался – погладил, потом поцеловал тонкую жилку. Испугался – а как воспримет, не удумает ли чего. Но, слава Богу, обошлось. То ли безделушка серебряная увлекла, то ли оптимизатор начал действовать. Первый бастион взят! Следовало развить успех.
- Сходим в ресторан?
- Нам нельзя.
- В кафе?
- Зачем?
- Ты умеешь готовить?
- Борщ, суп, окрошку, окорочка с картошкой….
- Давай купим продуктов и закатим пир.
- Где?
- У меня, конечно.
- А вы с кем живёте?
- Один.
- Только не сегодня.
- Завтра?
- Давайте завтра.
…. Назавтра Вероника приехала в школу нарядная – в водолазке под джинсовым жилетом, плиссированной юбочке. Глаза лучились, рот не закрывался - невтерпёж было общаться. Ей даже сделали замечание на уроке, но за ответ у доски похвалили.
После занятий проводили взглядом детдомовский автобус и, взявшись за руки, пошли в другую сторону.
Осмотрев все комнаты, Вероника вернулась на кухню, где я разбирал пакеты с продуктами.
- Это ваша квартира?
- Считай, моя. Нравится?
- Я всё жизнь прожила в детском доме.
- Выйдешь за меня замуж, будешь жить здесь. Или купим большой уютный дом за городом.
- Вы хотите на мне жениться?
- Очень.
- Для чего?
- Потому что люблю.
- Что такое любовь?
- Любовь? Любовь – это, девочка, страсть, основанная на половом влечении. Любовь – это дружба, союз единомышленников против житейских неприятностей. Любовь – это общность интересов, главный из которых – воспитание детей.
- Этому можно научиться?
- Ничему не надо учиться – все заложено в тебе от рождения. Всевышний мудро обустроил природу, выделив в ней мужское и женское начала. Мужчина любит, женщина позволяет себя любить. Мужчина выбирает женщину, с которой ему легко и приятно жить. Женщина – мужчину, от которого хочет иметь детей. Вот скажи, тебе хочется целовать моё тело, всё-всё – с ног до головы? Только честно.
- Н-не знаю, нет, наверное.
- И я, если б на такое отважилась, чувствовал себя не в своём супе. Но мне безумно хочется целовать тебя всю без остатка. И это нормально. Скажи – опять честно – ты бы позволила моим губам ласкать тебя? Пусть не моим, пусть Ален Делона – ты же видела эротические сны? Хорошо, не отвечай, но не красней, пожалуйста – мы не говорим, ни о чём непристойном. Ладно, пойдём дальше. Я наказал нахала. Ты не побоялась пойти со мной за трансформаторную будку. Мы показали всем, что нашу дружбу не сломить. Твой обидчик – мой обидчик, мой враг – твой враг. Верно? И последнее. Ты любишь детей?
Вероника неуверенно пожала плечами:
- Наверное. Я всегда помогаю малышам.
- Я говорю о собственных детях. Наш ребёнок будет купаться в ласке, потому что без родительской любви нет детства.
Ох, и доболтался, ох договорился. Вероника безвольно опустила руки, по щекам побежали слёзы, взгляд затуманился, но она всё смотрела на меня и будто просила: «Пощадите».
- Что с тобой? Тебе плохо?
Взял её на руки и отнёс на диван. Лучше б мне не делать этого. И вообще, держаться на расстоянии от несовершеннолетней девушки и щекотливых тем. Но…. Но у меня не было под рукой Билли, мудрого советчика и хранителя. Впрочем, не было оптимизатора и на запястье Вероники.
- А где?
- В тумбочке. Вечером ходила в душ, сняла и забыла.
Серебряный браслет…. в детском доме…. в тумбочке…. Не дай Бог там Пашке Ческидову случиться…. Мысли всплывали в сознании и тонули в накатывающей страсти. Расцеловав Веронике руки, перебрался к коленям. До края коротенькой юбочки далеко. Всё, что не прикрыто, моё – решил и пустил губы в захватывающее путешествие. Но девушка проявила инициативу, прижав мои уши ладошками. Наши губы сплелись. Только рука осталась там, внизу, и, никем не контролируемая, продолжила движение уже за границу дозволенного. Почувствовал, как напряглась Вероника, когда мои пальцы скользнули под резинку трусиков. Её тело просто окаменело. Подумал, что она испытывает то же, что и я – нестерпимую страсть - и сейчас одним смелым движением сделаю нас бесконечно счастливыми. Рванул трусики вниз.
- Мамочка!
Вероника не рвалась, не билась в истерике, не сопротивлялась. Она прикусила кулак и смотрела на меня испуганным взглядом.
Господи! Ты ли это, Гладышев? Куда что подевалось? Никакой всепоглощающей страсти. Только стыд, только боль, только страх непоправимости произошедшего. Метнулся к окну, будто исполненный желанием сигануть вниз головой - даже распахнул его. Да нет, конечно, это не решение, - нужно жить, нужно исправлять ошибки.
Стена дождя качалась за окном.
- Как я пойду? – сказала Вероника.
Что ответить? Оставайся, я тебя не трону. Чёрт, какая глупость! Нелепица. Бессмыслица. Тебя, Гладышев, надо кастрировать вместе с физруком.
- У вас есть иголка с ниткой?
Кажется, были. Поискал, нашёл.
- Отвернитесь, - Вероника держала в руках порванные трусики.
Апрельский дождь дышал мне в лицо.
- Мы хотели жарить окорочка.
- Без меня. У вас есть зонт?
- Я вызову такси.
- Вызовите.
…. На следующий день Вероника положила передо мной оптимизатор.
- Очень прошу, не приходите больше в наш класс, или уйду я.
Ушёл я. Надел оптимизатор.
- Билли, у меня горе.
- Колись.
- Я чуть не изнасиловал девушку, которую люблю.
- Тебя на минуту нельзя оставить одного.
- Помоги.
- Как?
- Не знаю. Но я хочу вернуть её расположение.
- Может, смотаем удочки и почистим память?
- Да ты что?!
- Ну, успокойся, успокойся. Давай будем думать.
- Давай.
Сидел на подоконнике в коридоре, здесь и прихватила Римма Васильевна.
- Как ваша диссертация?
- В тезисных набросках.
- Любопытствую.
Пожал плечами:
- С ноутбуком работаете?
- Покажите как, наверное, смогу.
Пока топали в её кабинет:
- Билли, налей воды по теме.
- А что?
- Что хочешь – пусть тётка одобрит.
Глянув на объём, Римма Васильевна, качнула головой:
- А вы плодовиты. Оставите взглянуть?
- Да, конечно, сколько потребуется.
…. После уроков перехватил Веронику у автобуса.
- Нам надо поговорить.
- Всё, что я не хотела услышать, вы уже сказали.
- Ты что, в принципе против половых отношений? Считаешь, что детей проще искать в капусте? – говорил, а сам думал, что я несу.
Вероника слушала мою тарабарщину, не перебивая, но когда водитель подал сигнал, шагнула на подножку, сказала:
- Всё? Очень вас прошу, оставьте меня в покое. Все мужики сволочи, и вы не идеал.
Грубо, подумал, глядя вслед удаляющемуся автобусу, но справедливо.
- Билли, я сойду с ума.
- Не позволю.
- Да уж…. Но лучше бы помог вернуть Веронику.
- Я помогу тебе прославиться в здешнем мире, и может быть тогда….
- Сделаешь президентом страны или его советником?
- Давай пока на школьном уровне.
…. Болтался по этажам и коридорам, заглянул в конференц-зал. На сцене шла репетиция школьного ВИА.
- Не помешаю?
Мне не ответили, ну, я и присел зрителем. Вернее, слушателем, потому что скоро не утерпел и подался на сцену.
- Этот момент не так играется. Ну-ка, дай-ка.
Потянулся к электрогитаре.
- Послушайте, молодой человек…, - ансамблем руководила учительница пения, не молодая, кстати, но настырная.
- Нет, это вы послушайте, - и сыграл эпизод, в котором, мне казалось, солист-гитарист фальшивил. – Так лучше?
- Немедленно покиньте зал, вы мешаете репетиции.
- Пусть остаётся, - кто-то вступился за меня.
- Тогда уйду я, и вызову милицию.
- Ну, зачем вы так? Я действительно умею играть на этой штуке и неплохо пою.
- Давайте послушаем, - опять поддержали ребята.
- Ах, так, - певичка была ещё тем фруктом, развернулась и потопала со сцены прямо к выходу.
Ударник аккомпанировал её ходьбе – дзинь-дзинь-бум. Дама сверкнула очками от двери, а потом хлопнула ею, покинув помещение.
- Достала, - подвёл итог инциденту белобрысый паренёк с барабанными палочками.
- Что умеешь? – потребовали от меня. – Покажи.
Ломаться не стал - исполнил одну из самых популярных песен моей школьной юности, аккомпанируя на электрогитаре. Игра была виртуозна и голос безупречен. Не хвастаюсь – Билли помог.
- Класс! – выдохнул парень за синтезатором.
- Берёте к себе?
- А ты откуда?
- На практике, студент, - соврал, чтоб не смущать ребят.
- Оставайся, если нравится.
- Что поём-играем?
Следующие полчаса знакомился с репертуаром и не одобрил.
- Это называется: взвейтесь кострами синие ночи, мы – пионеры, дети рабочих.
- Так сами что ль….
Увлеклись, а за спиной:
- Этот? Пусть остаётся.
- Тогда зачем здесь я нужна?
Этот диалог, подкравшись к сцене, затеяли директор и сбежавшая певичка.
- А и, правда, - это уже я. - Римма Васильевна, позвольте мне на общественных началах поработать с ансамблем.
- Ребята готовят программу к выпускному вечеру.
- Уяснил.
- Ну, хорошо. Только никакой закордонщины.
- Но вы же не против классики?
На трёх струнах исполнил Бетховена «К Элизе».
- Замечательно, - Римма Васильевна закусила кончик дужки очков. – Такая пойдёт.
Приобняв певичку за плечи:
- А что, Ангелина Николаевна, дадим ребятам вольную?
И уходя, от двери:
- Алексей Владимирович, загляните ко мне вечерком.
Вечером в кабинете директора. Римма Васильевна:
- Прочла ваши наброски. Знаете…. Меня задело. У вас действительно свежий взгляд на тему, но чего-то не хватает, чуть-чуть.
- Вашей правки.
- А вы позволите?
- Буду рад.
- Знаете что, занимайтесь музыкой, а я вашей диссертацией.
- А кто защищаться будет?
- Вы, конечно.
- Кому кандидатская степень?
- Тоже вам.
- Не справедливо.
- Не суть важно, кто ордена носит, главное – врага перемочь.
- Это вы о чём?
- О Великой Отечественной.
Как я зауважал Римму Васильевну! Но одного школьного ансамбля мне было мало. Заявился в детский дом, к директору.
- Хочу организовать для воспитанников секцию восточных единоборств.
- Только драчунов мне здесь не хватало, - сказал однорукий Иван Павлович, в простонародии Ванька-с-палкой.
- Ну, зачем же, культура айкидо – это, прежде всего, воспитание духа, способность противостоять своим слабостям. А защищать себя, свою семью должен уметь каждый мужчина.
- Война грянет, защитим, - директор детского дома потрогал пустующий рукав пиджака и поморщился.
- И без войны ситуаций хватает, - не сдавался я.
Ванька-с-палкой махнул рукой – обидно так махнул, почти в лицо:
- Отстань - нет у меня ни ставок, ни помещения.
Я сдержался:
- А подвал?
- Что подвал?
- Пустует.
- Там инвентарь хранится.
- Списанный.
- Ну, вот что….
- Иван Павлович, мы с ребятами отремонтируем помещение, соберём тренажёры…. А ставки мне не надо – на общественных началах.
Директор посмотрел исподлобья и сдался:
- Ну, хорошо…. Если денег просить не будете…. Да не вздумайте там курить, а то весь детдом спалите.
Вооружившись ключом, спустился в подвал. Пригоден он был разве только для съёмок ужастиков.
- И что ты здесь собираешься сотворить? – это Билли.
- Думал, осилим с ребятами.
- Знаешь, что такое подвальная болезнь?
- Просвети.
- Это из эпохи развитого социализма.
- Ладно, что предлагаешь?
- Увидишь.
…. Репетиция с ВИА в два пополудни, с утра я в детский дом. Во дворе уже суетились строительные рабочие, разгружая с машин материал и перетаскивая в кузова хлам из подвала. Директор был мрачнее тучи:
- Это что за десант? Учтите – ни одной сметы не подпишу.
Я на всякий случай:
- Все оплачено, Иван Павлович.
И к Билли:
- Твои фокусы?
- А то.
- Ну, и?
- Всё честь по чести – заказчик, подрядчик.
- Кто инвестор?
- Ты.
- Не понял.
- Забыл, как миллиардами владел.
- И ты оттуда – сюда…. Такое возможно?
- Как видишь.
Директор до полудня сидел, запёршись в своём кабинете. Вышел, когда строители уехали на обед. Подсел ко мне в пустующую беседку.
- Что здесь творится?
- Не поверите, Иван Павлович, муки сердечные - влюбился в вашу воспитанницу и не знаю, чем привлечь внимание.
- Уж не в Седову ли? Докладывали мне. А ты знаешь, парень, что у неё сестра-близняшка есть? Не одна она на свете.
Мне ли не знать?
- А где она?
- Там, наверное, откуда Веронику к нам привезли.
- У вас должен адрес сохраниться. Вы мне дадите его?
- Дам, - он окинул взглядом двор, заставленный строительными материалами, и пальцем покружил - если из этого что-то получится, и мне ничего не будет.
…. Пора на репетицию, но мне хотелось увидеть Веронику. Вызвал такси, и шофёр томился в машине за воротами, прислушиваясь к стрекоту счётчика.
Подъехал автобус. Малышня сыпанула во двор. Следом ребята постарше. Выпускники. Вероника. Сделал вид, что увлечён беседой с прорабом. Жестикулировал, а сам во все глаза на предмет обожания. Идёт, с любопытством смотрит на штабеля с досками, бочки с краской…. Увидела меня, замедлила шаг. Она любит меня, по крайней мере, не равнодушна. Это точно.
Поравнялась. Я прорабу:
- Разве нельзя организовать работу круглосуточно - в две, три смены?
И ей:
- Здравствуй, Вероника.
Она промолчала, опустила взор и прошла мимо. Всё. Она не любит меня. Больше – презирает, ненавидит. Хотя, за что меня ненавидеть?
- Билли.
- Вижу. Швах твоё дело, Создатель.
- Утешил.
- Не надо было с оптимизатором выпендриваться.
- Ты сканировал её?
- У девочки нормальная психика. Ущербная, конечно, но выкарабкается. А экзамены она сдаст на пятёрки. Вот увидишь.
…. Через неделю строители, прибрав двор, убрались с него. Иван Павлович разрезал красную ленту, открывая яркий, как с картинки, новенький спортзал в цокольном помещении, уставленный отнюдь не самодельными тренажёрами.
- Занимайтесь, - напутствовал директор. – Растите смелыми и сильными.
На Веронике было синее платьишко. Я стоял в толпе воспитателей и не спускал с неё глаз. Потом это видение преследовало всю ночь – кромка синего платья и колени под ней. Господи! Ведь я их целовал. Они помнят мои губы. Как же мне прожить без них? Надо бежать, бежать на край земли. От себя, от неё, от этих наваждений. Надо ехать к Доминике. Бросить всё и заняться поисками затерявшейся сестрички.
Бросить всё не предоставлялось возможным – увяз в общественных делах. Во-первых, ВИА. Ребята настаивали на ежедневных репетициях.
- Вы как хотите, - сказал, - я могу только через день. Ну, и выходной само собой.
- Ну, а мы каждый день. Верно, ребята? – это бас-гитарист мажорил. – Вот только что с репертуаром?
- Думаю, исполнять всю современную попсу – люди ж танцевать захотят.
- Когда мы её разучим – времени-то с гулькин нос? - ужаснулся ударник.
- А для торжественной части пару-тройку своих произведений. У кого что получится.
- Ну, это ты, Алексей, загнул: никто из нас музыки не пишет, - покачал головой солист-гитарист и прошёлся по струнам.
- И стихов, - поддакнул бас-гитарист и тоже пробежался по струнам.
- Можно репом попробовать, - подал голос виртуоз синтезатора, и его инструмент запел.
- Знаете, что это? – вскинул кулак над головой, на запястье сверкнул серебряный браслет. – Магнитный корректор музыкального слуха и голоса. Вот сейчас мы этим и займёмся. Кто первый желает?
Ребята переглянулись, пожали плечами.
- Ну, давайте я, - вызвался ударник.
Нацепил ему оптимизатор на запястье.
- Подключайся, когда поймёшь, что я играю.
Ещё до первой паузы ударные инструменты догнали мою гитару и влились в общий звуковой фон. Я запел, и через минуту барабанщик вклинился вторым голосом.
А потом послышалась фальш. Оглянулся – очарованные гитаристы пытаются импровизировать скорее по наитию, чем слуху. Поморщился, жестом показал – цепляйте оптимизатор, потом подключайтесь.
По моим расчётам последний урок в школе должен закончиться.
- А что, ребята, вдарим по высоким нотам?
И мы вдарили. Все, кто остался к тому часу в школьных чертогах, сыпанули в конференц-зал. Потому что на его сцене дебютировал квартет музыкантов ни голосами, ни виртуозностью игры ничуть не уступающий знаменитой на весь мир ливерпульской четвёрке.
С того дня на наших репетициях зал не пустовал – сбегались ученики, приходили учителя, заглядывали уборщицы. Все были, кроме той, ради которой всё это затевалось. С угрозами явилась директриса:
- Я вас запру куда-нибудь – в подвал или на чердак.
- Зачем?
- Вы срываете учебный процесс.
Разве поспоришь? Я подмигнул ребятам и спустился со сцены. Римма Васильевна в позе Наполеона на Поклонной горе ждала меня в проходе. А за моей спиной…. После инструментального вступления квартет хорошо поставленных голосов выдал:
- Когда уйдём со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса….
Разбитый наголову Наполеон захлюпал носом, промокнул глаза платочком и опустился в кресло.
А со сцены:
- Ты сидишь за партой третьей,
У окна сидишь в сторонке
И на целом белом свете
Нет другой такой девчонки….
На улице зажглись фонари, когда я провожал Римму Васильевну домой.
- Что у вас произошло с Вероникой Седовой?
Сказать правду? Никогда! Стыд какой! Лучше язык проглочу.
- Я беседовала с ней. Что ж вы, Алексей Владимирович? Ай-яй-яй! Не положено нам, по этике преподавательской, по морали педагогической, по нравственности человеческой.
Голова моя в плечах утонула. Господи! Бросить всё? Сорваться? Убежать в свою одинокую, бесприютную реальность?
- Но какая девочка! Я ведь с ней как мать пыталась говорить. А она: нет, нет и нет – с Алексеем Владимировичем не могу общаться. В чем причина, спрашиваю. А она: он в меня влюблён. С чего взяла? Он сам, говорит, признался, замуж звал. Что ж вы, дорогой наш аспирант?
Страх разоблачения отпустил сердце. И нахлынули чувства.
- Да, люблю я её, люблю, - ударил в грудь кулаком. Весьма гулко.
Римма Васильевна с любопытством покосилась.
- А известно вам, молодой человек, что все наши незамужние клушки только о вас в учительской судачат. Нравитесь вы очень женскому полу.
- Нравлюсь – разонравлюсь. Что делать, Римма Васильевна? Ну, почему я ей не пара? В чём изъян?
- Признаться, не поверила Веронике, а теперь вижу, зря. Надо было расспросить – в чём изъян? Что стопорит? Давайте погадаем. Может, себя считает недостойной: вы – высокообразованный, без пяти минут кандидат наук, а она – недоучка детдомовская. А может, вас. Вы простите, Алексей Владимирович, за откровенность – есть в вас какая-то немужская мягкотелость. Мы, женщины, привыкли, чтобы в судьбоносные моменты решения принимали мужчины. Только таким покоряемся. А вы, как старичок семидесятилетний (неужто просматривается?), заикнулись о чувствах и дожидаетесь ответа в сторонке. Дождётесь – уведут девицу под венец. И думается, не лучший представитель сильного пола.
Я молчал. А что сказать?
У дверей подъезда Римма Васильевна оборотилась ко мне.
- А вообще-то, всё верно – не стоит морочить голову. Девочке надо доучиться. Слава Богу, оценки у неё улучшились.
По пути домой.
- Билли, всё слышал? Твоё мнение.
- Умная тётка. Знаешь, правка её в диссертации….
- О чём ты? Я про Веронику. Она не жаловалась на меня, но отвергает напрочь.
- Ябед в детдоме жестоко карают. А что не любит – значит, не любит.
- Мы целовались с ней. Она была в упоении. Я чувствовал – она любила меня. Ах, если б мне сдержаться….
- В реальной жизни ты был богат, красив, умён. Женщины обожали тебя. Ты никого не добивался – ну, разве только Даши. Это избаловало. Ты не умеешь бороться за женщину, за её сердце и признание. Ты и сейчас подумываешь, кого бы отколотить – будто этот кто-то виноват в твоих глупостях.
- Ладно, умолкни. Не можешь подсказать ничего разумного, лучше молчи.
…. На первое занятие секции восточных единоборств явилось семь парней, все переростки – десятый, одиннадцатый класс.
- Что за ерунда? Где мелюзга?
- Мы так, для проверки пришли – а вдруг калечить начнёте.
- Понятно. Пробежались по этажам – кто свободен, сюда.
Через полчаса в подвал спустилось около двадцати разновозрастных детдомовцев.
- Сверните ковёр, тренажёры к стене, - приказал. – Нам нужна свободная площадка.
Мелком начертил на паркете прямую линию, разделившую зал на две половины. В одной построил пацанов.
- Много можно говорить об искусстве айкидо, о силе характера и отточенной реакции его мастеров, но лучше один раз увидеть. Верно? Вот у стены два ящика – в одном лимонад, в другом теннисные мячики. Задача простая и поощряемая – не переступая этой черты, кидаете в меня мячи. Кто попадёт, топает за призом – бутылкой лимонада. Всё ясно? Смелее.
Опрокинул ногой ящик, и мячи покатились по паркету.
- Смелее. За черту не заступать. Кидайте изо всех сил – мячи мягкие, не убьёте.
Поднял три мячика и принялся жонглировать, посматривая на детдомовцев. Мячи уже докатились до шеренги. Никто не шелохнулся. Нет, кто-то поднял, попытался жонглировать. Смотри, какие барышни кисейные! Один за другим быстро кинул три мяча, и все пришлись в короткостриженные головы. Ага, лёд тронулся…. Нет, что тут началось! Град мячей летел в меня, в мою сторону, и все мимо. Многие летели мимо. От тех, что в цель, я уворачивался. Если не было возможности уклониться, ловил и отправлял мяч за черту – мои броски промаха не знали. Отскакивая от стены за спиной, мячи укатывались обратно к метателям. Но не все. То один, то другой застревали на моей половине. Прошёл час в безуспешных попытках поразить живую мишень, и вот настал момент, когда все мячи оказались недвижимыми на моей половине.
- Устали? Отдохнём.
Пригласил к ящику с лимонадом.
- Хоть и не заслужили.
- Вот такая реакция, - поучал, - и ещё самообладание основа борьбы, искусству которой хочу вас обучить. Можно встать на моё место и поставить против себя сначала одного метателя, потом двоих, троих, ну, и так далее. Долгий процесс и не каждому под силу. Вот это – продемонстрировал оптимизатор на запястье, - магнитный стимулятор пространственной ориентации. Он научит вас быстро и точно определять траекторию полёта мяча, кулака или пули. Ну и соответственно, принять положение в пространстве, чтобы со всем этим разминуться. Кто желает попробовать?
Желающие нашлись.
Мячи летали, ребята гомонили, а я сидел в одиночестве на лавочке и терзал сердце. Стал кумиром всей школы, теперь детский дом…. Только ты, милая, обходишь стороной. Может, так устроены параллельные миры – от противного? В нашем, реальном, меня Никушки взяли на абордаж. В этом все мои потуги разбиваются о лёд презрения. Нет сомнений, Вероника презирает меня за мой – будь он трижды проклят! - неудачный абордаж.
…. Ребята из школьного ВИА сильно прибеднялись на счёт того, что музыки не пишут. Шедевры музыкального творчества посыпались, как из рога изобилия. Соло-гитарист сочинил школьный гимн. Стихи к нему писали всей школой. На уроках литературы темой сочинения объявили, и результат не замедлил сказаться. Бас-гитарист однажды исполнил лирическую песню собственного сочинения. Парень так вдохновенно посылал в зал исполненные чувством слова, что не было сомнений в том, что предмет его обожания где-то там, среди зрителей. Специалист ударных инструментов разродился на «Марш первоклассников». Это была музыкальная шутка, однако, серьёзно продуманная и виртуозно исполненная. Долго отмалчивался клавишник, потом признался – замахнулся на мюзикл, на который вдохновили его мой образ и несчастная моя любовь. Дерзай, сказал, тяжко вздохнув.
…. Ко мне на секцию стали проситься девочки.
- А, приходите все скопом.
Пришли скопом, но не все.
Отдавая ребят в Билловы руки, преследовал три цели. Во-первых, он действительно формировал в них безупречную пространственную ориентацию. Во-вторых, программировал психику на беспорочное действо и мышление. В-третьих, виртуальный гений вкладывал в анналы юной памяти пройденную школьную программу и настраивал умы на творческую работу. Результаты не замедлили сказаться и в школе, и на улице. Из беседки за пределы двора была выставлена местная шпана.
После тренировки они подкараулили меня.
- Слышь, ты что ль у инкубаторских тренер?
- Допустим.
- Да ты не трусь. Мы хотим попроситься.
- Попроситься вы, конечно, можете, но под силу ли вам расстаться с уличными привычками?
- Да, наверное. Мы, конечно. А когда надо?
- Кто сумеет день не курить и не ругаться, вечером пусть приходит.
- И только-то? Завтра ждите.
Едва их тени растворились в темноте, ко мне подошёл крепкий паренёк, детдомовский лидер.
- Что им надо?
- Просятся на занятия.
- А вы?
- А ты?
- Пусть ходят, - пожал плечами. – Мне-то что?
Помолчали, вглядываясь в светящиеся окна детского дома.
- Её спальня, - кивнул он.
- Где?
- Вон, среднее, над крышей столовой.
Он ушёл, попрощавшись. Меня не понесли домой ноги. Поймал такси, сгонял на вокзал и вернулся с букетом белых роз. Во всём корпусе светилось только одно окно на первом этаже у входной двери – вахтёр бодрствовал.
Никто не загородит дорогу молодца! Впрочем, это так, к слову красному. Не собирался штурмом брать детский дом, тем более девичью спальню.
По раскидистому клёну вскарабкался на крышу столовой. Какое окно? Кажется это. Присел на карниз, глянул сквозь стекло – кровати, кто-то спит. Ни черта не видно! Попробовал открыть форточку. Она подалась, но за стеклом возник силуэт в белой ночной рубашке.
- Вы кто? Вор?
- Тс-с-с. Любишь шоколад? Держи. Где Вероники Седовой кровать.
- В соседней комнате.
- В той? Этой? Ладно, спи.
Перебрался к соседнему окну. Открыл форточку – всё равно ни черта не видно. Опустил верхний шпингалет рамы. Изогнулся акробатом в форточку – поднял нижний шпингалет. Окно открылось. Уф!
Луна разыгралась в ясном небе за спиной. В её свете спящая Вероника была прекрасна, как… ну, нет слов. И беззащитна.
Надрывно вздохнул, положил розы на подушку рядом с любимым профилем. Уходить не спешил, сидел на подоконнике – руки на согнутые колени, голову на руки.
- Билли, уйти или остаться?
- Остаться, это как?
- Соседняя кровать пуста.
- Утром тебя обнаружат и с позором изгонят из детдома, а днём из школы.
- Пусть. А что она скажет или подумает?
- Что ты маньяк.
- Думаешь?
…. После уроков Вероника зашла в конференц-зал на нашу репетицию. Я и не заметил. Басист толкнул в локоть:
- Смотри.
И я увидел. Сошёл со сцены, сел в кресло соседнего ряда, облокотился о спинку.
- Здравствуй, любимая.
- Розы великолепны, спасибо. Но я хотела поговорить не о них.
- Здесь? Или идём, я провожу тебя.
Мы шли знакомой дорогой, только не под руку.
- Алексей Владимирович, мне не подходит ваша версия любви – я не хочу быть женщиной, позволяющей себя любить. Я хочу любить сама, чтоб всей душой, без остатка.
- Так полюби.
- В том-то и беда, что вас я не люблю. Вижу – мучаетесь, но что могу поделать? Свяжу с вами судьбу, а потом встречу человека, которого сильно-сильно полюблю, и это будет трагедией для всех.
- А если не встретишь?
- Социально необходимо выйти замуж, родить ребёнка, но ведь хочется что-то и для души. Вы понимаете меня?
- Я понимаю тебя, солнышко, и обещаю: уйду из твоей жизни, как только она наладится.
- У меня всё в порядке.
- А у Доминики?
Вероника запнулась, остановилась, впилась в меня тревожным взглядом.
- Вы знаете мою сестру? Что с ней? Где она?
- Хочу выяснить в ближайшие дни.
- Я поеду с вами.
- У тебя занятия. Экзамены на носу.
- Когда вы едите?
Ещё не решил, но тут же и решился:
- Завтра.
Вероника уткнулась личиком в моё плечо:
- Вы очень хороший, Алексей Владимирович, поверьте…. Простите меня.
Не рискнул её обнять, только погладил по мягким-мягким волосам.
Назавтра поезд нёс меня в российскую Тмутаракань.
- Билли, есть здесь злой умысел? Ведь не поленился аспид в юбке везти за сотни вёрст больную девочку.
- Останется загадкой, если сама не расскажет.
- Господи, лишь бы Доминика была жива – из лап дракона вырву.
- Так что ж медлил, Аника-воин?
- Сам знаешь и не трави душу.
…. Три дня добирался до захудалого села Марково. Шёл по улице и с сарказмом думал, не верно тебя назвали – лучше б Мраково. Бурьян от заборов до дороги, дома убогие, покосившиеся.
- В каком, - спрашиваю встретившуюся селянку, - живёт Полина Фёдоровна Быструшкина?
- Кака Полина Фёдоровна? – женщина смотрит на меня из-под козырька ладони. – Быструшкина? Параська что ль? Дак в том, угловом. Да не живёт она совсем – как сынов посадили, выпила и замёрзла у сугробе.
- У неё дочка была приёмная или воспитанница.
- Домнушка? Дак она её учительнице отдала, Татьяне Ивановне. Ещё осьмигодовалой отдала. А нельзя было в дому держать – ребята подрастать стали, сохальничать могли. Ох, и ёрные неслухи. В тюрьму-то их поделом посадили, да мало дали - уже пришли.
- А где учительница Татьяна Ивановна живёт?
Женщина оборотилась в другую сторону, махнула рукой:
- У том конце. Светленький домик, опрятный – мимо не пройдёшь, залюбуешься. Да не живёт она совсем – надысь померла. Детей понаехало. Они у ей все грамотные, в городе живут. Похоронили и наследство делют.
- Доминика там?
- А где ей быть?
Синеставенький домик под шиферной крышей выгодно отличался от соседних лачуг. Но точнее сказали три иномарки у ворот. Шагнул за калитку. Лохматая барбосина бросилась под ноги, виляя хвостом. Да ты не страшный совсем, страж ворот. Присел на корточки, лаская пёсика.
- Вы кто? – с крыльца шагнул упитанный мужчинка с лоснящимися щеками. – Покупатель?
- Почему покупатель?
- Дом продаётся.
- Я ищу Доминику Седову?
- Какую Доминику?
- Девушка. Жила у Татьяны Ивановны приёмной дочерью.
- Какой ещё приёмной дочерью? У вас есть документы на удочерение? Эй, люди! – толстячок-боровичок крикнул в раскрытое окно. – Подивитесь, тут ещё наследники объявились.
Из дома во двор вышли два мужика и две женщины с ними. Ещё одна высунулась в окно. Я оставил барбоса.
- Мне не надо вашего наследства, я ищу Доминику.
- Люди, кто видел Доминику? Кто знает Доминику? Откуда здесь быть Доминике?
- Да хватит тебе, - одёрнула толстячка одна из женщин. – Домой она ушла. К себе домой. А что тут делать? Мамы не стало, некому привечать.
Я шагнул за калитку. Толстячок:
- А вы бы присмотрелись к домику – может, купите. Доминике здесь хорошо жилось. Вот и жили б.
- Спасибо, подумаю.
Прошёл село Мраково, или, как его, Марково из конца в конец. Кажется, на этот угловой указывала селянка. За щербатым забором бурьяном заросший двор. На подгнившем крыльце курит детина в пиджаке на голом торсе.
- Это дом Быструшкиных?
- А ты что за хрен с бугра?
- Я ищу Доминику.
- Женишок? Фунфырь приволок? Нет? Беги – без проставы базара не будет.
- С кем ты, Жора? – из раскрытых дверей избы послышался голос.
- Да козёл какой-то приковылял, нахаляву Домну чпокнуть хочет.
- Я ему чпокну. Сейчас выйду и чпокну.
Терпению моему настал предел. Вошёл во двор.
- Девушка здесь?
- Э, ты чё буреешь?
Жора попытался встать, но не успел. Я ткнул ему локтем в солнечное сплетение, и он брякнулся на спину, ловя воздух широко раскрытым ртом. Как рыба на берегу. Или может жаба? На земноводное он был похож больше.
Второй брат – по виду старший – лежал в сапогах на заправленной кровати и почёсывал голый живот.
- Тебе чего?
- Где Доминика?
- А хрен её знает. Шляется.
- Здесь была?
- Была б, заставил картошки сварить – жрать хоцца. Ты ей кто? Жених что ль?
- Сволочь он, - подал голос с крыльца отдышавшийся Жорик. – Меня побил.
- Это ты зря сделал, - насупился старший брат, поднимаясь с кровати. Из-за голенища кирзового сапога достал длиннющий нож-свинокол. Я выдержал его свирепый взгляд и полюбопытствовал:
- Хочешь без зубов остаться или яиц?
Он поверил, изменился в лице:
- Я - картошки почистить. Сходи за фунфырём – рубанём по-родственному. А Домна придёт, куда ей деваться.
На улице Билли посоветовал:
- Сходи на кладбище.
И то верно. Знать бы, где оно. Но язык, как говорится…. И мне подсказали.
Марково село небольшое, но видать старинное – могилок больше чем домов раз в десять. И новых, и забытых. Бродил, бродил, наткнулся. Сидит на корточках перед крестом – старушка не старушка, девушка не девушка – в ситцевом сарафане и чёрной косынке. Она, не она? Что сердце-то подсказывает? Молчит, болезное.
- Доминика.
Оглянулась. Она! Сердце прыгнуло из груди. Билли, лови – упорхнет!
- Вы кто? – девушка поднялась, с тревогой огляделась.
- Меня зовут Алексей Гладышев. Я частный детектив. Ваша сестра Вероника Седова поручила разыскать и привезти по возможности.
- Вероника жива? Где она?
- В городе Н-ске. Вас что-то держит здесь?
- Нет. Мне надо вещи забрать.
- Идёмте.
Доминика пошла, чуть приотстав. Нет, не верит, опасается. Зачем про детектива ляпнул? Сейчас потребует удостоверение и – приплыли.
- Тётя Полина сказала, что сестра умерла в больнице.
- Полина или Прасковья?
- По паспорту Прасковья, но хотела, чтоб её Полиной звали.
- Амбициозная у вас тётка, только соврала она или не знала. Веронику выходили врачи. Сейчас она в детском доме, заканчивает одиннадцатый класс, мечтает об университете. У вас как с образованием?
- Начальную закончила в нашем селе, а потом училась в средней школе в райцентре. Жила в интернате, а на выходные приезжала к Татьяне Ивановне. В одиннадцатый класс не пришлось пойти – слегла мама Таня. Всю осень и зиму проболела. Лежала, а я за ней ухаживала. Весной на ноги поднялась. Думали, отпустило. А утром встаю – она на крылечке мёртвая.
- Вещи твои в её доме? Собери, я попробую с машиной договориться.
Мужичонка с брюшком сидел во дворе на колоде, забавляясь с барбосом. Поднялся нам навстречу.
- Надумали покупать?
- Нет, уезжаем. Добросите на жеде станцию? Плачу двойным тарифом.
- Штука.
- Сговорились.
- Кто она тебе? – кивнул вслед поднявшейся в дом Доминике.
- Возлюбленная.
- Не молода?
- Дело исправимо.
- Действительно, годы летят…. Пойду хозяйке доложусь.
Вернулся в камуфляжной жилетке и с чемоданом Доминики. Поклажа оказалась в багажнике, а мы с Никушей на заднем сидении серебристого «Субару». Девушка переоделась и стала походить на девушку.
Прокатились селом.
- Что это? – Доминика притиснулась к окну.
Несколько деревенских кумушек толпились у дома Быструшкиных.
- Тормозни, - попросил водителя и Никуше. – Сейчас узнаю, а ты не выходи.
Подошёл к старушкам.
– Что здесь происходит?
- А вот, браты девку сильничают.
Из раскрытых окон и двери неслись женские вопли:
- Люди добрые, помогите! Ой, не надо! Ой, больно!
- Так что ж вы смотрите? – возмутился.
- А попробуй, сунься.
Я сунулся. Но едва ступил во двор, на пороге дома показался Жорик с двустволкой в руках.
- Какого хрена? А, родственник. Беги за фунфырём, а то мы Домну насмерть задрючим. Стой! Куда? Я не шучу, паря. Щас пальну прямо в хайло.
Первый выстрел пронёс дробь над моей головой, но я шёл, не останавливаясь.
- Гад! – заорал Жорик и разрядил ружьё в моё лицо. Он был уверен, что убъёт и снова сядет. И не хотел убивать, а ещё больше не хотел на зону, но не стрелять не мог – пропащая натура. Я спас его свободу и себя за одно, увернувшись. Поймал ружьё за стволы и ткнул прикладом Жорика в лоб. Затылком он ещё к ступени крыльца приложился и затих.
- Эй, что за пальба? – на крыльцо выскочил старший Быструшкин.
И сложился пополам от тычка в пах. Настала очередь ружья – приклад разлетелся в щепки от удара по фундаменту, а стволы согнул в дугу руками. Повесил ярмом на крепкую выю старшему брату и вошёл в дом. За столом сидела худо умытая, растрёпанная, полурастерзанная, ещё, видимо, со вчерашнего, деревенская баба. Полупорожняя трёхлитровка с мутной жидкостью стояла на столе. Не её ли прихлёбывая из аллюминевой кружки, она голосила:
- Люди добрые, помогите! Ой, Пашенька не надо!
Цирк!
- Не чем твоему Пашеньке больно делать – Жорик отстрелил.
Она оборотилась.
- Ты что ль женишок заезжий? Слышь, парень, сбегай за фунфыриком – секёшь, каку гадость пьём?
- Не пью и пьяниц презираю.
- Что там? – спросила Доминика, когда вернулся в машину.
- Салют в твою честь. Родственники хнычут – уехала не попрощавшись.
- Да будто бы? – Доминика одарила меня любопытным взглядом, ну, точь-в-точь как её сестра после шоколадной диверсии.
…. Вокзал был, касса была, и трёхминутную стоянку на посадку обещали, а вот буфета не было. Не было старушек с зеленью, что наблюдал утром по приезду. Поезд к полуночи прикатит. Чем же Доминику покормить? Даже не знаю, завтракала ли она. Так и потчевал на лавке перрона – рассказами о Веронике.
Откупил четыре места в купе.
- Мы что, одни едем? – насторожилась Никуша.
- Не знаю. Пойду, ресторан подломлю.
- Вы как Паша говорите.
- С кем поведёшься.
Вагон-ресторан был на клюшке, но служители не спали. Посорил деньгами, убедил словами, и нам пожарили глазунью с беконом. Какие-то салаты остались. Доминика уплетала за обе щёки, запивая минералкой, а я для вида поковырялся вилкой и взялся за парящий кофе.
- Перед сном? – удивилась Никуша.
- Привычка, - соврал.
…. Доминика спала, мне не спалось. Но, конечно, не из-за выпитого бодрящего напитка. Мысли всякие….
- Билли, грустно. Колёса выстукивают последние часы.
- Это верно, наша миссия завершается. Мы всё сделали как надо.
- И никакой благодарности.
- Это как? – удивился Билли. – Да они б на руках тебя носили, зная всю подноготную. Но, увы…. Утешься сознанием.
Окно не было завешено – на переездах и полустанках свет врывался в купе, и в эти мгновения из темноты нестерпимой взгляду белизны проступало колено, чуть выпроставшееся из-под одеяла. О, Господи, опять эти колени!
- Я одинок в нашем мире.
- Оставь дурные мысли, Создатель, – это не твои женщины.
- Как не мои?! Очень даже мои.
- На абордаж пойдёшь? А девушка тебе доверилась.
- Билли, а если оптимизатор на её запястье – ты ведь можешь всё устроить.
- Создатель, напоминаю – мы пришли, чтобы помочь сестричкам и Алексею Гладышеву устроить личную жизнь – не больше и не меньше.
- Почему грудью на ружъё я, а ласкать их будет он?
- И ты ласкал в нашем мире своих Никушек.
- Билли, помнится, ты оболочку предлагал поменять – ну, в смысле тело обновить. Мне это нравится. Берём?
- В наш мир? Берём, хотя это нарушение меморандума…. Но для тебя можно.
- И девушек берём.
- А вот с этим пролёт.
- Почему?
- Подумай, какие в тебе чувства говорят, и устыдись.
- Я люблю их.
- Так люби душой, что ж ты с коленки глаз не сводишь?
- Иди к чёрту!
…. Привёз Доминику в свою квартиру.
- Отдыхай, осваивайся, а если не устала, приготовь чего-нибудь – продукты в холодильнике. Я за Вероникой.
Вызвал такси и помчался в школу. Урок шёл. Но я внаглую:
- Веронику Седову можно забрать?
- Приехала? – огромный знак вопроса в распахнутых глазах.
- Дома ждёт.
В такси гладила мою ладонь.
- Билли, я не хочу с ними расставаться.
- Это не возможно, Создатель.
- Оставь меня здесь. Зачем я тебе? К чёрту твой оптимизатор.
- Не психуй, прощайся, пора.
Подал Веронике ключи от квартиры:
- Поднимайся. Пока целуетесь, я куплю чего-нибудь к чаю.
Смотрел ей вслед, обожая. Жалел себя и ненавидел Билли.
- Под аркой тебя ждёт инструктор перемещений. Ступай. В квартиру должен подняться здешний Алексей Гладышев.
Незнакомый человек с какой-то незапоминающейся внешностью шагнул навстречу. Что это у него в руке? А-а, контактор. Ну, привет, инструктор.
Удар мой верен был и скор.
- Создатель! – взорвался Билли в голове.
- Да пошёл ты! А я остаюсь.
Рванул с руки оптимизатор и потерял сознание.

Я хандрил, Билли философствовал.
- Ты – человек, тебе свойственно жить чувствами, тесня разум.
- У меня давно не было таких эмоций.
- Это от молодого тела. Помнится, кто-то хотел нейронами заняться и обучить клетки омолаживаться. Не пришло время?
- Нет критической массы желания. Может, ещё куда смотаемся?
- Смотаться оно, конечно, можно, только всерьёз опасаюсь за твою психику – выдержит?
- А что с ней станется?
- Из прошлого променада тебя силой вернули. Инструктору перемещений сдиагностировали вывих челюсти и сотрясение мозга.
- Опасная, оказывается, профессия.
- Смейся, паяц!
- А ты, Билли, в следующий раз не объявляй: «Занавес!». Подкрался твой инструктор, щёлк контактором – и эксперимент окончен.
- Так и сделаю.
…. За что не люблю вокзалы? За суету, наверное, за многолюдье и толчею. За спящих на баулах. Но главный отврат – запах немытых тел. Он присутствует даже в пустых залах ожидания. Это неистребимый аромат, тут уж, как говорится….
Сколько дней в пути эта милая девушка? Личико за чемоданом, на спине гроздья тоненьких косичек. Таджичка? Но как бела кожа стройных ножек намного выше колен оголённых мятым платьишком. Спит, сердешная.
Проследив мой взгляд, старушка-соседка ревниво одёргивает подол. Не свой – её. Девушка поднимает заспанное лицо. Боже мой, Даша!
- Даша!
Девушка встаёт, тревожно оглядывается, смотрит на меня.
- Мы знакомы?
Да, конечно же. Ты моя жена, мы венчались в церкви. У нас родилась дочка Настенька. Неужели не помнишь? Нет, не помнит. Не узнаёт даже.
- Что ты здесь делаешь?
- Мы приехали с мамой.
- А где Надежда Павловна?
- Вы и маму мою знаете?
Ещё бы не знать! Тёщу-то.
- Ты документы у него спроси, - советует старуха. – Мало их тут в Москве мошенников.
Похлопал по карманам, достал паспорт, подал. Старая цапнула его и зашелестела страницами.
- Мама звонить ушла. Мы не можем никуда устроиться – на вокзале третий день.
- У вас нет угла в Москве? И негде остановиться? Так поехали ко мне. У меня большая квартира в центре – всем места хватит.
- Прописка московская, - подтвердила старуха. – А мне уголочек не сыщется, сынок?
- Ты кушать хочешь? Вон бар - пойдем, поднимемся.
- А вещи?
- Бабушка посмотрит. Бабушка, посмотришь? А мы тебе куриную ножку принесём.
- Нет зубов, родимый.
- Тогда, суфле.
Даша из параллельного мира, как и моя милая Дашенька, напрочь была лишена женского духа противоречия и легко уговорилась на обед.
Сверху нам были видны скамейка с баулами, бабка на ней. Потряхивая таджикскими косичками, Даша уплетала за обе щёки.
- Вы почему ничего не едите?
- Я кофе попью и на тебя полюбуюсь.
- Странный вы.
- Давай на ты – мы ведь почти ровесники.
- А вы знаете, сколько мне лет?
- Мы знаем про вас очень многое.
- Ой, мама пришла. Пойдём.
Мы спустились из бара в зал ожидания.
- Мама, вот этот молодой человек всё про нас знает.
- Здравствуйте, Надежда Павловна.
Вдова пограничника строго взглянула на меня.
- Вы кто? Вы от Георгия? Он звонил вам из Пянджа?
- Да и просил приютить. Где ваши вещи? Поехали.
- Куда?
- Ко мне домой. Поживёте, пока решите свои дела.
Вот так в моей холостяцкой квартире поселились две женщины.
- Я так понимаю, вы футболист? – Надежда Павловна кивнула на пару бутс, висевших в прихожей на оленьих рогах.
Если б там висели боксёрские перчатки, я был бы боксёром.
- Да, я зарабатываю на хлеб ногами. Это как-то меняет ваше мнение обо мне?
Но Надежде Павловне было не до рассуждений о детских увлечениях, перерастающих в профессиональную деятельность. Она была врачом и безуспешно искала в Москве работу по специальности. Ещё они куда-то ездили с дочерью, с кем-то консультировались, где-то записались в очередь. Из обрывков фраз понял, что Даше надо лечь в клинику на обследование, у неё какие-то проблемы со здоровьем.
Дамы своими заботами не делились. Всякий раз прерывали разговор при моём появлении и переключались на общение в формате «два плюс один».
Они следили за чистотой в квартире, хозяйничали на кухне. Мне оставалась задача набивать холодильник продуктами. Впрочем, скоро я и от неё стал отлынивать – просто оставлял на столе деньги под предлогом позднего возвращения с игры или тренировки. Уговорить их не тяготиться этой акции большого труда не составило.
Однажды, за вечерним чаем, Надежда Павловна заявила:
- Алексей, намеченные в столице дела решаются слишком медленно. Мы остались без средств существования. Надеяться нам не на кого, обратиться не к кому. Загостились у вас, но просим потерпеть наше присутствие ещё.
- Надежда Павловна, вам не надо продолжать этот тягостный разговор – квартира в полном вашем распоряжении. Я не коплю на машину – то, что платят мне в клубе, берите, пользуйтесь. Жду серьёзных изменений в карьере, и тогда мы вернёмся к начатой теме и закончим её.
Принёс все финансовые сбережения и сунул в ящик кухонного стола:
- Без стеснений.
Ладно, оставим на потом Дашины загадки – расскажу о себе. Вернее перескажу то, что мне поведал Билли. Этот Лёшка Гладышев знаниями в школе не блистал, зато первый футболист во дворе. Однажды, после очередного разбитого окна, отец взял его за ухо и отвёл в спортивную школу «Спартака»:
- Хоть пользы никакой не вижу, зато и вреда от тебя не будет.
Вот тут он ошибся, благоразумный наш папашка. Спортивную школу мой двойник из параллельного мира закончил куда лучше, чем общеобразовательную. Нашлось место в дублирующем составе клубной команды. Здесь заметили и пригласили в молодёжную сборную страны. Как раз чемпионат подоспел. Ну и что? Поехали, разодрали всех в пух и прах. Алексея Гладышева в лучшие бомбардиры записали, а по возвращению сразу в основной состав «Спартака». Но не это имел в виду, намекая Надежде Павловне на некоторые изменения спортивной карьеры. Разговоры пошли, а до меня (теперь уже до меня) слухи – главный тренер национальной сборной приглядывается, вроде как пригласить хочет. Ну, так приглашай, родной, чего раздумывать? До открытия мирового первенства меньше месяца, сборная уже вся на спортивной базе в Подмосковье. И вот звонок….
- Гладышев? Алексей? Тебя приглашают на спортивную базу сборной страны. Завтра день открытых дверей – приезжай с родителями, женой, невестой. Автобусы отправляются…. – и площадь назвали.
- Билли, - спрашиваю, - где мои родители?
- Не заморачивайся, - говорит. – Не увидишь ты их в этот круиз.
- А что с ними? Где они?
- Тебе край неготивчик нужен?
- Ладно, замнём для ясности.
За вечерним чаем.
- Грядут выходные. Надежда Павловна, приглашаю вас на спортивную базу. Там, говорят, отличный пляж, баня, сауна…. Массаж можно сделать у профессионального массажиста. Вообщем отдохнуть.
Дашенька с мольбой смотрела на мать.
- Хорошо, - сказала Надежда Павловна. – Будем отдыхать.
…. Автобусы вытянулись в линию. Посадкой руководил администратор команды. Мы с Дашей вертели головами.
- Смотри, смотри – Аршавин. А вон Кержаков, Акинфеев. Какие люди!
- Ой, Юля Началова.
Администратор, которого футболисты запросто звали Митрофанычем, добрался до нас.
- Гладышев? Кто с тобой – знакомь.
- Даша Смоленцева, моя невеста. Надежда Павловна, её мама.
- Очень приятно. Садитесь, садитесь, занимайте места.
Мы устроились в последний автобус. Здесь были только родственники, и они тут же затянули «Катюшу». И ещё массу патриотических песен исполнили, пока катили до спортивной базы. Футболисты жили в главном корпусе в двухместных номерах. Гостей поселили в финских домиках, ютившихся средь могучих сосен. Сначала был общий обед, а потом Митрофаныч затеял экскурсию. Пытался собрать всех, но любопытными оказались только новички вроде нас. После ужина у костра – гитары, шутки, смех. Рядом на танцплощадке дискотека. В одиннадцать общий отбой. Утром нас подняли в семь часов. Гости ещё мяли подушки, вдыхая полной грудью сосновый аромат, а мы бежали кросс по пересечённой местности. Потом работали на снарядах. Семь потов сошло до завтрака. Зато аппетит разгулялся! Разве что мне оптимизатор не дал проголодаться, да и устать, и пот пролить.
Надежда Павловна нашла себе товарку, сторожила здешних мест, и под её руководством занялась оздоровлением организма – тренажёры, баня, сауна, бассейн, массажный кабинет. Мы с Дашенькой на пляж. Искупавшись, грелись на песке. Она поведала.
Вчера к ней подошли футбольные матроны.
- Ты чья?
Даша растерялась.
- Я с Лёшей Гладышевым.
- Это новенький, из молодёжки.
- Фигурка вроде ничего. Слышь, как тебя? В проспекте будешь сниматься?
- В каком проспекте?
- В обыкновенном - наши ребята в игровых моментах, и мы на обложке в футбольной форме с обнажённым бюстом, без маек и бюстгальтеров.
- Нет, - сказала Даша. – Я не буду сниматься без майки и бюстгальтера.
- Да и правильно – тут смотреть не на что.
- А её Гладышева то ли возьмут в ЮАР, то ли нет.
- А если возьмут, то в запасе просидит весь чемпионат.
Последние реплики меня не тронули.
- Как это смотреть не на что? – возмутился и поцеловал Дашину грудь, ту её часть, что неприкрыта купальником.
Она накрыла мои уши ладошками, заглянула в глаза.
- Что ты делаешь?
- Люб…. буюсь. – почувствовал позыв страсти. – Жарко, искупаемся?
- У нас в домике прохладно. Идём.
Даша встала. Я задержался.
- Билли.
- Слаб ты, Создатель. Все чувства на виду.
В двухместном домике действительно не было жары. Пахло сосновой хвоёй или смолой. И ещё духами.
Даша вертела в руках тюбик с кремом.
- Мама на массаж пошла.
- Давай я тебе сделаю. Это что за мазь? Ложись на живот.
Освободил спину от бретелек бюстгальтера и полупрофессионально размял её, втирая крем.
- Позволишь? - потянул вниз резинку плавок.
Даша без слов приподняла таз. Касаясь её ягодиц, бёдер, лодыжек, не испытывал жгучей страсти – Билли чётко контролировал организм. Закончив со ступнями, попросил:
- Повернись.
- Ой, - Даша повернулась и закрыла глаза ладошками.
Но руки её мне тоже были нужны – я их размял, растёр, разогрел.
Даша лежала передо мной в первозданной красе, пряча девичий стыд под дрожащими ресницами. Я массажировал ей груди, живот, низ живота, наслаждался её доверчивостью и был рад, что не завожусь от страсти.
- Всё, - сказал, поцеловав большой пальчик её восхитительной ножки. – Ты жива?
- Иди сюда, - Даша протянула ко мне руки….
А вот теперь, Билли, отдохни. Отстегнул браслет с запястья и прильнул к любимой. Мне хотелось целовать её всю-всю. Но Дашины ладони вновь и вновь возвращали мою голову на исходную позицию – наши губы встречались и не расставались, покуда в груди хватало воздуха.
- Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, - шептала Даша как заклинание, отдавая тело моим ласкам.
Вдруг в какой-то момент она застонала, закатила глаза, выгнулась дугой, захрипела. Потом и хрип прекратился, только конвульсии сотрясали тело.
Бог мой! Дашенька, что с тобой? Встряхнул её за плечи, пытаясь вернуть сознание. Вытер ладонью кровавую пенку с губ. Потом вспомнил про оптимизатор. Билли, выручай! Едва серебряный браслет обвил запястье, окаменевшие мышцы расслабились, и Даша рухнула спиной в кровать. Слабый стон сорвался с её губ, и груди заволновались от частых и глубоких вдохов. Слава тебе, Господи!
Даша открыла глаза.
- Лёша, прости меня.
- Что это было?
- Прости меня, прости, - Даша уткнулась лицом в подушку, и плач сотрясал её тело.
- Успокойся, успокойся, - шептал, целуя её плечи, спину, ягодицы.
- Прости меня, я подлая. Я хотела, чтобы у нас всё получилось, и чтобы ты на мне женился.
- Ну, что ты казнишься? Я хочу на тебе жениться.
- Это всё из-за квартиры, из-за зарплаты твоей. Нам негде жить и не на что. Мы решили с мамой окрутить тебя.
- Ну что ты говоришь? И квартира твоя и зарплата. Ведь я же люблю тебя.
- А я-то люблю другого!
Меня как обухом по голове. Опять Жека-инвалид, достал ей-бо.
А Даша продолжала:
- Там на заставе у папы солдат служил – Максим Кравченко. Мы с ним и сейчас переписываемся. Прости меня, Лёша, ладно?
Оптимизатор продолжал действовать – Даша совсем успокоилась, утёрла слёзы кулаком, потянула простынь, прикрыть наготу.
- И что мне делать?
- Не знаю, - Даша всхлипнула, вздохнула тяжко, потянула к себе одежду. – Отвернись.
Я вышел. И ушёл. Не знаю, что делать. Не знаю.
Когда спала жара, на футбольном поле состоялась игра – основной состав против скамейки запасных. За два тайма по тридцать минут закатили нам четыре безответных мяча. Очень хотелось отличиться, да видно не мой день, и оптимизатора не было. Я видел ухмылку главного и недоумённое пожатие плечами второго тренера – смотрели они в мою сторону. Погодите, господа, ещё не вечер.
Вечером провожали гостей. Расстаёмся теперь до конца чемпионата, если конечно не вылетим на ранней стадии. Дашенька была грустна, а Надежда Павловна встревожена – всё посматривала на нас.
Даша сжала мою ладонь:
- Прости меня, Лёша.
Собрав всю твёрдость духа, заглянул в её глаза:
- Наверное, не вернусь в Россию. Хочу отличиться и получить приглашение в какой-нибудь закордонный клуб.
- Это из-за меня?
- Так или иначе, квартира ваша – можешь вызывать своего Максима в Москву. Ты позволишь? - отстегнул с Дашиной руки оптимизатор.
- Что это?
- Магнитный браслет. Нервы успокаивает.
- Я почувствовала.
- Прощай, Дашенька. Будь счастлива.
- Я буду думать о тебе, Алексей.
И на том спасибо – хотелось сказать, но промолчал.
Даша с Надеждой Павловной вошли в автобус, а я подался в жилой корпус. Долго после отбоя не мог уснуть. Ворочался. Сосед по комнате Санёк Анюков зарычал:
- Ты спать думаешь?
- Как же спать, если думаешь?
- А не пошёл бы ты…. на природу.
Так и сделал – цапнул с тумбочки оптимизатор и выбрался из корпуса. Ноги принесли к домику, где ночевали Даша с Надеждой Павловной, где мы чуть было не стали близки. Где услышал горькую правду – у неё есть другой. Сел, спиною привалясь к мачтовой сосне. Один-одинёшенек на всём белом свете – не любый даже милой.
Бедняжка – шептала хвоя, - испей смоляного аромата.
Луна дула щёки – в дураках, герой, остался.
Что вы понимаете? Надел оптимизатор.
- Поговори со мною, Билли.
- Хотел без меня все дела сделать?
- Без тебя не получается. Что такое с Дашей?
- Астма. В тяжелейшей, между прочим, форме. Девочка чуть не задохнулась.
- Ты спас её, спасибо, Билли.
- Я её вылечил.
- И ей не надо ложиться в клинику?
- Теперь нет.
- Это хорошо. Плохо то, что она меня совсем не любит.
- Думаешь, этого солдатика сразу полюбила, как увидела? Нет, поухаживал он, побегал. И тебе придётся.
- Нет, Билли, её сердце уже выбрало – третий лишний.
- Лишним должен стать Максим.
- Мне не понятна твоя позиция. То ты не даёшь сблизиться с Никушками, то толкаешь на бой за Дашу.
- Тебя толкаю, а сближаться будет Алексей Гладышев, чьим телом ты временно владеешь.
- А нужна ли суета? Не проще довериться судьбе?
- Ты хочешь, чтобы родилась Настенька? Хочешь…? А впрочем, это темы будущего – впереди у нас чемпионат.
Через две недели мы улетели в ЮАР.
А до того были тренировки, игры – основняк на скамейку. Спуску мы им не давали, так как знали, что не все здесь присутствующие попадут на чемпионат – будет отсев.
Исполнил коронный дриблинг и вкатил пузырь в нижний угол под растянувшегося на газоне Акинфеева. Второй тренер со скамейки подскочил. А импортный брылы отвесил и мне после игры:
- И что ты хотел этим изобразить? Запомни, сынок, футбол – игра коллективная.
Итак, мы в Южно-Африканской республике.
Опущу впечатления перелёта и экзотику страны буров. Первый матч, самый первый матч чемпионата мы играли с хозяевами поля. Жара, рёв трибун, чернокожие парни прыткие такие, загнали наших ребят в штрафную и лупили, лупили по воротам. Казалось, вот-вот…. Но время шло, а табло смотрело на игру двумя нолями. А из гостевой ложи наблюдал за матчем сам господин местный президент. Возле него кубок стоял, который – пресса сообщила – он обещал лично вручить автору первого гола чемпионата.
У нас не было замен после первого тайма. Если тренеры рассчитывали на ничейный результат, то ребята с задачей справлялись. Кого-то менять, значит менять рисунок игры, а может, и поставленные задачи. Мы сидели на скамейке, болели и ни на что не надеялись. Но он хитрым был, наш главный из Голландии. На шестьдесят пятой минуте соскочил с места, забегал вдоль кромки поля, махая руками. Потом бросил взгляд на скамейку запасных. Второй на полусогнутых к нам:
- Игнашевич, Билялетдинов разминаться. И ты Лёша.
Это мне. Мы стянули трико и запрыгали по тартану, разогревая мышцы. В это время в комментаторской будке Гусев:
- Я вижу, разминаются защитник, полузащитник и нападающий. Тактический ход или тройная замена? Если выпустит Гладышева, значит, усмотрел щербинку в обороне южноафриканцев. Ну что ж, наш главный тренер известен миру, как мастер сюрпризов. Завистники зовут его Счастливчиком, забывая, что за каждой удачей стоит тонкий расчёт….
Главный у кромки поля ломает пальцы за спиной. Второй в полушаге, ушки на макушке - ловит каждое слово.
Соперник поменял нападающего – давление нарастает. Трибуны ревут, требуя гола. Наши отбиваются без всякой мысли – лишь бы мяч подальше от ворот. То и дело в штрафной свалка, паника.
Семидесятая минута. Главный бросает что-то через плечо второму. Чью назвал фамилию? Мы вытягиваем шеи – кому повезло?
- Гладышев, - помощник грозит мне кулаком. – На поле.
Что за жест? Попробуй, не забей – так надо понимать? Да забью я, успокойтесь.
Боковой осмотрел мои копыта, вскинул флажок двумя руками, привлекая внимание судьи на поле. Оптимизатор прозрачен, иначе б отобрал, если увидел.
Гусев в свой микрофон:
- Всё-таки Гладышев, ну-ну…. Посмотрим, что хочет сказать этим наш футбольный стратег.
Ко мне на поле подбежал Аршавин:
- Что Гус сказал?
- Ничего, Михалыч кулак показал.
- Вперёд не рвись – там ловить нечего. Помогай обороне.
Ну-ну, поучи меня играть, Андрюша.
Семьдесят четвёртая минута матча. Гусев:
- Я смотрю за Гладышевым – пять минут на поле и мяча не коснулся. Мандраж дебютанта? А надо ли в таких ответственных матчах проверять молодые силы?
Алдонин рявкнул, пробегая:
- Ты присядь, утомился, небось.
Три подряд очень опасных удара по воротам. Один отразил Акинфеев, два штанга. Мяч выбили из штрафной, но не далеко, к угловому флагу. Анюков выцарапал его из ног папуаса, обыграл ещё одного, поднял голову, осматриваясь. У меня мурашки по спине – вот он момент! Рванул по краю. Саша, дай! И он услышал мой мысленный позыв. Или увидел начатое движение. Длинный диагональный пас. Всем за спину. Два защитника, последний оплот обороны, передо мной, несутся к тому месту, куда опустится мяч. Опережаю их буквально на мгновение и легко, одним движением, обыгрываю обоих. Футболистам известен этот приём, когда мяч носком одной ноги накидывается на пятку второй, и он – оп! – летит вперёд через голову. Только я проделал это на скорости и в тот самый момент, когда он из длинной передачи опускался на землю. Два защитника остались за моей спиной и без мяча. Они столкнулись даже. Конечно, то была ошибка – не следовало атаковать обоим сразу. Расслабились – мяч во втором тайме за среднюю линию почти не выходил. Вот и поплатились.
Дал сильный пас себе на ход. В том был умысел выманить воротчика из рамки. И он клюнул - кинулся к мячу, надеясь опередить меня. Да где там. Я обыграл его и перепрыгнул, бросившегося в ноги с явным желанием сфолить. Путь к рейхстагу был расчищен. Вколотил мяч в сетку, подобрал и помчался с ним по кромке поля вдоль беснующихся трибун.
- Вот что мы хотели сказать! – рявкнул Гусев в микрофон и пустился в пляс по комментаторской кабине.
Плясали второй тренер с врачом команды, положив руки на плечи, уткнувшись лбами. Главный вертел головой, поправляя отсутствующий галстук. Митрофаныч утирал слёзы, плакал, не стесняясь.
Пока соперники устанавливали мяч в центре поля, Аршавин поднял руки над головой, привлекая внимание команды.
- Играем на Гладыша, - влепил капитан кулак в ладонь. – У него пруха.
Пруха позволила мне за четыре минуты до окончания матча вкатить ещё один гол. Получил мяч в центральном круге, и четверо наших ребят сыпанули вперёд, растягивая оборону по флангам. Передо мной остались только три защитника, которых без особого труда обыграл на скорости и вколотил пузырь в нижний дальний от вратаря угол.
Президент ЮАР не снизошёл до меня с обещанным кубком. Но я ничуть не проиграл. Выскочила на поле чернокожая красотка, мисс Африка. Папуаска, а хорошенькая. Она вручила приз и прицелилась чмокнуть в щёку, а я, ловкий парень, извернулся, и наши губы встретились.
В далёкой Москве Даша и её мама сидели у телевизора. Голы их как-то не вдохновили, а вот последний эпизод….
- Смотри какой…, - Надежда Павловна покачала головой.
А меня несло на волнах славы в пучину порока. Покидал поле с кубком в руке и красоткой подмышкой. Попараци насели – что да как, каковы, мол, впечатления, планы на будущее, прогнозы? А один спрашивает:
- Что вы сейчас хотите?
Ну, я и выдал:
- Кубок мира и Жанну Фриске.
Кубок понятно, но зачем я про певичку ляпнул? Не знаю. Может, думал, Даша услышит, приревнует, и всё у нас наладится.
Даша выключила телевизор.
- Мама, Максим скоро в Москву приедет, Кравченко. Можно он у нас поживёт?
- У нас? – усмехнулась мудрая Надежда Павловна. – Быстро ты квартировладелецей стала.
Групповой турнир выиграли без драматических коллизий. По накатанной схеме – полтора тайма команда изматывала противника в многоэшелонированной обороне, а потом выходил я, забивал один, два, три гола, и мы праздновали победу. Возглавил список бомбардиров и стал узнаваем на улицах. Пресса обо мне такие дифирамбы сочиняла, что…. Да что говорить, толпа без кумиров жить не может – ей надо на кого-то походить, кому-то соответствовать.
Когда половина команд паковала чемоданы, звёзды мировой эстрады устроили в мою честь концерт на центральном стадионе столицы. Народу набежало, хотя входной билет как на финальный матч. Рыцари гитары и микрофона клялись мне в искренней любви. А я подумал, зачем всё это одному, и подался на подиум в центре поля.
- Друзья, спасибо вам. Но в далёкой России живёт девушка Даша, которая не хочет ответить мне взаимностью на любовь. Эту песню я исполняю для неё.
И исполнил. Кто в ладах был с русским, подпевали:
- Я лишь хочу, чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю….
И все, кто выходил после меня, адресовались:
- Милая Дашья, это исполняется для вас….
В один вечер имя скромной девушки, приехавшей в Москву с пограничной заставы, стало известно всему миру.
Явился в Первопрестольную Максим Кравченко. Даша занесла его спортивную сумку в мою комнату и потащила парня на улицу. Ей не терпелось показать красавицу столицу. Но во дворе дорогу им преградила шпана.
- Ты что, убогий, горя хочешь? Ещё раз увидим рядом с этой девушкой, на куски порвём.
Максим уехал в тот же день, а Даша загрустила.
Подруги позвонили Жанне Фриске в день открытия чемпионата. Вечером звезда добросовестно дождалась спортивных новостей у голубого экрана и выслушала мой необдуманный ответ дотошному попараци.
- Да как он смеет? Мальчишка! Сопляк! – сказала и успокоилась. И забыла. Но когда Олег Газманов разродился на очередной шедевр «Вперёд, Россия!», обещавший поставить по стойке «смирно» не только офицеров, но и всю страну от мала до велика, он сразу вспомнил эпизод. И примчался к Фриске.
- Исполни, Жанночка – сам Бог велел.
Звезда посмотрела, подумала и согласилась. День какой-то праздничный в Москве был, да мы ещё подарок подкатили, выиграв групповой турнир – молодёжь повалила на свежий воздух. На сцене поп-дивы тусуются, внизу бескрайнее море голов. Выходит Жанна Фриске в длинном белом хитоне с обнажёнными плечами, ладонь на сердце, другая к толпе широким жестом – ну и, «Вперёд, Россия!». Благоговейная тишина внизу, а потом взрыв восторга. Нескончаемые – браво! бис! Жанна вышла ещё раз, долго кланялась – не унимается толпа. Исполнила последний куплет – народу мало. Ещё четыре раза являлась звезда на эстраду. На пятый вышел другой исполнитель. В него пустые бутылки, свист и улюлюканье. Администратор:
- Жанна выручай.
Фриске пела до грачьей темноты. Спас её от восторженной толпы праздничный фейерверк.
Через пару дней позвонил ей известный футбольный меценат:
- Сколько вам надо, чтобы исполнить желание нашего кумира? Миллион? Два?
- Что я не русская? - возмутилась Жанна.
- Хорошо, - сказал Роман Абрамович. – Но позвольте оплатить ваш перелёт в ЮАР, гостиницу и ресторан.
В тот день мы отправили в нокаут сборную Камеруна. Я только прилёг в номере после водных процедур, Митрофаныч семенит:
- Там из спонсорского совета, хочут видеть.
Начинается, подумал, сейчас торговать будут, как раба на невольничьем рынке. Но ошибся. Мне вручили проспект или что-то вроде пригласительного билета в респектабельный ресторан. У подъезда ждал лимузин.
Сам главный ресторанный менеджер перехватил на входе с желанием проводить к поджидавшему месту. Я шёл за ним, а пожиратели устриц и прочих гадостей вставали, приветствуя, и шлёпали в ладоши. И дамы их вставали, и шлёпали в ладоши. Последней встала Жанна Фриске за нашим столиком. Великолепная Жанна Фриске, в белом платье, с ниткой чёрного жемчуга на открытой шее. Весь вид её и взгляд вопрошали – ну, как я тебе? Ты прекрасна, спору нет. Поцеловал её руку и придвинул кресло. Угомонились, наконец, все прочие остальные.
Рассказать, что мы ели? У вас слюнки побегут.
О чём говорили? Обо всём помаленьку.
Оставим эту тему, а то вам захочется узнать, что мы делали в номере.
Утром вернулся в расположение сборной, а после завтрака вместе со всеми поехал на тренировку. Импортный наш тренер только головой покачал на мою отлучку – со спонсорами не поспоришь.
Романтичный ужин наш не обошла вниманием пресса, и застолье показали в новостях.
Надежда Павловна оторвала взгляд от голубого экрана:
- Он что, совсем-совсем тебе не нравится?
- Теперь о чём-то поздно говорить, - вздохнула Даша, ненавидя женщину с ослепительной улыбкой и чёрными жемчужинами.
Предложения контрактов – один другого заманчивее – посыпались, как из рога изобилия.
- Тебе нужен агент, чтоб разобрать всю эту хренотень, - посоветовал Михалыч, второй тренер.
Председатель спонсорского совета позвонил.
- Не советую, Алексей, спешить, - сказал Абрамович. – Станешь чемпионом, помогу определиться.
Президент, не какой-то компании, а всей Федерации Российской позвонил администратору сборной:
- Вы смотрите там, Гладышева не профукайте.
Премьер страны тоже любил футбол и был жестче в высказывании:
- Если Гладышев останется за кордоном, вы нам тоже станете без надобности.
В полуфинале сразились с испанцами. По-настоящему, без компромиссов. За нами должок с европейского первенства, и ребята упирались с удвоенной энергией. К моему выходу на табло горели две единицы. Удвоил наш показатель, послав мяч по очень кривой дуге, с угла штрафной в дальний верхний угол ворот, за спину их стражу. А потом возникла свалка, и какой-то Х*лио наступил мне шипами на бедро. Лопнула кожа, брызнула кровь. Билли снял болевые ощущения и кровь унял. Но судья остановил игру и показал Педриле жёлтую карточку. Осмотрел мою ногу, приказал лечь на газон и вызвал санитаров с носилками. Пока обрабатывали рану, морозили да перевязывали, игра закончилась. Потомки Дон Кихота потрусили с поля битые.
После матча сделали рентгеновский снимок – кости в порядке. Да я и без них знал. Вечером в ванной осмотрел рану – три глубокие царапины рассекали кожу, от паха до колена синела гематома.
- Билли, что за ерунда – утратил профессионализм?
- Если всё это уберу сейчас, доктор команды очень удивится, и пойдут нехорошие слухи. Они тебе надо?
- А если меня тренер не пустит на игру?
- Всё может быть, но надежда умирает последней.
Бразильцы были убедительны против французов, перечеркнув все надежды ещё в первом тайме. В послематчевом интервью грозились раскатать нас всухую в финале. А меня нейтрализовать. Но я боялся тренера – вот кто действительно может нейтрализовать. Доктор делал перевязку четырежды в день, и Билли к началу финального матча свёл почти всю синеву и царапины затянул. Но повязка оставалась, а тренер даже не спросил, смогу ли я играть. Ни меня, ни доктора. Однако фамилию внёс в заявочный список. И на том спасибо.
Игра пошла под диктовку латиноамериканцев. Мы оборонялись, оборонялись…. Время шло. На табло ноли. Семидесятая минута матча. Заволновался стадион, побежали волны по трибунам. Неясный гул сформировался в многотысячный рёв:
- Гла-дыш! Гла-дыш! Гла-дыш!
Ребята с поля запоглядывали на скамейку запасных. Мы на главного, а тот безмолвствовал – неподвижная фигура у кромки поля. Стоял он, дум великих полон.
Два тайма отыграли в ноль. Грядут два добавочных по двадцать минут. Ребят не пустили в раздевалку, тренера на поле. Две замены он сделал, одну держал. Надеюсь, под меня.
Надежды рухнули в первом добавочном тайме - за восемь минут бразильцы умудрились вкатить нам две безответные плюхи. Всё, мандраж утих, осталась горечь поражения. Главный уволокся на своё место и не рыпался больше к полю.
Судья дунул в инструмент, и ребята побрели меняться воротами.
Неясный гул возник на трибунах.
- Смотри, смотри, - толкнул в локоть Дима Сычёв.
На электронном экране под табло светилось Дашино личико. Вот чёртовы папарацци, раскопали! Даша плакала – световая слеза катилась по её щеке. А ниже строка: «Милый, забей гол, спаси Россию». Меня будто пружиной подкинуло со скамьи – помчался к главному:
- Смотри! Смотри! Видишь? Я иду на поле.
- Иди, сынок.
Выходя, поцеловал оптимизатор на запястье – пособляй, Билли.
И началась заруба.
Бразильцы, конечно, подустали крепко. Первый гол я так и забил, обогнав защитника. Мы стартовали одновременно к мячу, который катился к угловому флагу – я от средней линии, он от вратарской. Двойная фора, но я обогнал его, обыграл, втиснулся в штрафную. Уложил на газон ещё двоих. Впрочем, сами легли, бросившись под ноги – удержать меня уже не было сил. И мяч вколотил так, что воротчик проводил его безнадёжным взглядом.
Второй Аршавин забил с пенальти, когда с меня трусы пытались стянуть и майку порвали, завалив на пяточке – вот такая борьба после двух часов отчаянной битвы титанов.
Трибуны встали и уже не опускали седалищ в кресла, требуя по-русски:
- Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу!
И я сделал это. Я забил бразильцам третий, победный гол. Виват, Россия!
Лежал на газоне и смотрел на воротчика. Он лежал на газоне и смотрел на меня. Мяч за его спиной катился к последней черте, и некому было преградить ему дорогу.
Я лежал на газоне и смотрел на вратаря бразильцев. Кажется, он улыбнулся. Настоящий футболист ценит красоту игры. Да, они проиграли, но достойному сопернику.
Игра закончена. Шёл к кромке поля и прихрамывал. Откуда взялась боль? Ах да, у меня на бедре бинт.
- Твои проказы, Билли?
- Так героичнее смотришься.
Оттеснив папарацци, на тартане ко мне подошли двое. В тёмных очках, в тёмных костюмчиках. Спецлюди, то есть, нет, люди из спецслужб – не иначе. Мобилу в руки сунули.
- С вами хотят говорить из Москвы.
Начинается. Высочайшее поздравление?
- Алё.
Из далёкого далека Дашин голос.
- Здравствуй, Лёша. Поздравляю. Ты вернёшься? Мы с мамой ждём.
Рука с трубкой задрожала, взор затуманился.
- Билли!
- Плач, Создатель, плач. Настеньке родиться.
И я плакал в объективы папарацци. Таким и запомнился этому миру.

Третье путешествие в Зазеркалье началось от самого синего в мире. Командиру БЧ атомного крейсера «Севастополь» капитану второго ранга Гладышеву А. В. был дан внеочередной краткосрочный отпуск с выездом на родину. Основание – телеграмма, в которой некто Чернова Л. сообщала, что Валентина Ивановна Гладышева внезапно умерла от сердечной недостаточности, и похороны состоятся в среду. В среду…. В какую? Сколько их прошло с рокового дня? Судя по дате на телеграмме….
- Билли, голова совсем не работает – сообрази.
- Отстал безнадёжно. Валентину Ивановну схоронили, когда «Севастополь» был в походе. Успеть бы теперь к Сороковинам.
- Может, самолётом?
- Так уже едем.
Действительно, спальный вагон покачивался, будто на лёгкой зыби. Колёса, выбивая морзянку, постукивали квадратами кругов своих по стальным рельсам. Тепловоз, напрягая лошадиные силы, тащил состав вглубь континента. В Башкирию. В далёкую страну моих предков.
Когда-то, во времена покорения Сибири и освоения Урала, отстал от ватаги донцов лихой казак Ефим Гладыш. Выбыл из строя по причине ранения. Выходили его в башкирской землянке местные жители. Зиму только с ним пронянькались, а стали родней братвы. Круглолицая дочка хозяина подарила пришлому любовь. И осел донской казак в лесах Уральского предгорья. Срубил дом на фундаменте, скотину завёл, межу вспахал, огород засадил, улья поставил. Научил родственников плуг в руках держать и пищаль. От этих стародавних времён берёт начало история села Гладышево.
Мой дед, Константин Захарович, погиб в сорок пятом у стен рейхстага. Родителей не помню. Воспитанием занималась бабушка Валентина Ивановна, заслуженная учительница республики. Мы ладили, пока не подрос и понял, что бабуля строит мою жизнь под себя – хочет выучить в сельского педагога и вернуть в село для продолжения династии. А меня манили дальние страны и большие города, скрип парусов, плач чаек, шум прибоя. Однажды решился и удрал из дома. Без всякого конфликта – не предупредив, не пригрозив. Просто собрал котомку с продуктами, запрыгнул на проходящий товарняк и был таков. Пересёк полстраны – где пешком, где на попутках. И вот оно, Чёрное море!
Потом нахимовское училище и первое письмо бабуле – прости, родимая. Она простила. Даже приехала в ВВМУ, когда вручали мне лейтенантские погоны и кортик. Она приехала, а я не удосужился за эти годы навестить её в нашем родовом поместье Гладышево. Как удрал тайком в тринадцать лет…. И вот, спустя четверть века, блудный внук возвращается к остывшему очагу. Прости, бабуля.
- Билли, зачем я в этом мире?
- Время покажет.
- Бабушку не воскресить. Какие неразрешимые проблемы могут быть у кавторанга Гладышева?
- А вот первая - на исходе четвёртого десятка морской волк не женат и не был. Тебя это не настораживает?
- Кто такая Л. Чернова? Уж не моя ли Любочка Александровна?
- Может и Любовь Александровна, но точно не твоя.
- Упырь виртуальный – ни себе, ни людям. Где твой долбанный инструктор перемещений? По следам крадётся?
- Пчела ужалила?
- Накипело.
- Накипь надо снимать осторожно, ложкой.
- Иду в ресторан.
Потом был пригородный автобус. Пыхтел, тужился, прыгая на кочках, и пылил во все щели. Чёрный мундир стал серым. Рановато облачился – надо было по приезду.
«ПАЗик» выкатил на околицу, распахнул двери. Здравствуй, маленькая родина! Челом бьёт Ефима Гладыша прямой наследник.
Воды немало утекло – не узнаю села. Разбитый, но асфальт на дороге. Дома обшарпанные, но кирпичные, двухквартирные - модные теперь, и не только в деревнях. Это центральная улица. Сворачиваю в проулок. Цел ли дом? Узнаю ли? Да как же не узнать? Память двойника подсказывает финал пути – вот он терем, рубленный дедом. Изменился, изменился старина. Ну, здравствуй, бродяга! По теории относительности, если меня взять за точку отсчёта, то это ты блукал где-то в пространстве и вместе с ним. А теперь, здравствуй!
Приподнял щеколду, толкнул калитку. Чистый уютный дворик. Рукомойник на тополе – летний вариант. А как вымахал – могуч, могуч. Это, понятно, про тополь, от пыльцы которого позеленела дощатая крыша дома.
Пусто во дворе, пусто на веранде.
- Есть кто дома?
Должны быть – ведь открыто.
- Кто там? – хриплый басок.
Прохожу горницу, вижу в спальне на кровати дородного мужика.
- Здрасьте.
- Ты кто? А, должно быть, внук Валентины Ивановны. Ну, проходи, присаживайся. С приездом.
Протянул лапищу:
- Меня Вовкой зовут. Извиняй, встать не могу, чаем напоить с дороги, или чем покрепче. Щас Любка придёт, обожди.
Я присел на табурет. Он покряхтел, поворачиваясь на бок.
- Вот лежу, как богатырь былинный, жду, когда старцы придут, из ковша воды напиться. А напоил бы, как тебя зовут?
- Лёшкой, - потыкался в кухне по углам, нашёл ковш, воду и принёс Вовке Муромцу.
Тот опорожнил посудину, утёр губы:
- Лёшкой это хорошо.
Хлопнул себя по коленке:
- Не ходят костыли проклятые, а то бы я о-го-го…. И в лавку сбегал.
Из глубин памяти всплыл эпизод, где мы пересекались – ну, точно, ухажёр из сибирского села Лебяжье. Мы подрались там из-за Любочки.
- Билли.
- А я его видел?
- Ах да, ты ж тогда ещё во флешке обитался.
На веранде лёгкие шаги.
- Любка, - Муромец откинулся на подушку и придал лицу строгое выражение.
Я вскочил с табурета, одёрнул китель. Здравствуй, Любушка, жена моя законная, презеденша и хранительница, нимфа звёзд.
- Алексей Владимирович? – Л. Чернова подала мне руку. – Здравствуйте. С приездом.
Всматриваюсь в любимые глаза – нет радости от встречи. Тоска в них неземная и усталость. Господи, ты ли это, любовь моя, не узнаю.
- Ты сухой? – это Люба Вовке Муромцу.
Тот запунцевел. Она ко мне.
- Ваши вещи? – кивнула на чемоданчик. – Давайте в горнице устрою.
- Нет-нет, - кивнул за окно. – Если можно, в малухе. Летом всегда спал там, чтоб не тревожить бабушку поздними приходами с улицы.
- Умерла Валентина Ивановна, - горестно сказала Люба. – Схоронили.
- Давно?
- Если на недельку задержитесь, накроем стол на сорок дней.
- Быть по сему.
Малуха – летний домик. В нём кровать, печь, стол и лавка углом, к стене прибитая. В рамках на стенах фотографии родственников. Только родителей нет. Вон дед в галифе и гимнастёрке стоит, опёршись о тумбочку. Дневалит? Остальных не знаю.
Люба принесла ужин. Присела к краюшку стола, облокотившись и подперев щёку ладонью. Пришлось поработать столовыми инструментами.
- Красивая у вас форма. Запылилась немного – давайте почищу.
- На кладбище сходим?
- Конечно.
Люба собрала посуду, унесла в дом, вернулась без передника, но в косынке.
Извлёк из чемоданчика парадный ремень, пристегнул кортик, фуражку взял в руку.
- Готов.
Шли селом, встречный народ останавливался, здоровался. Кто-то признавал или догадывался:
- Гладышев? Алексей? Смотри, какой вырос! А был ка-апельный….
Люба подсказывала, с кем имею честь. Называла сельские прозвища. Никого не помню, никого. Морская форма привлекала глаз, но внимание - это от бабушкиного авторитета. Чувствовалось. Уважали её здесь. И могилка вон как ухожена.
Я положил цветы и взял под козырёк. Вот для этой минуты молчания привезён сюда офицерский кортик.
Прости, родная!
Дома, перед закатом, Люба:
- Попьёте с нами чайку?
- Простите, устал.
- Да-да, с дороги. Ложитесь, бельё чистое.
Лёг и честно пытался уснуть. Но когда луна вскарабкалась на крышу, сон пропал совсем. Поднялся, натянул шорты и тельник, достал из чемоданчика заветную шкатулку. Это подарок друзей. В ней курительная трубка из железного дерева, вырезанная в виде ананаса, и в мешочке зелёного атласа измельченный лист настоящего кубинского табака. Дарители утверждали, что это бывшее имущество знаменитого карибского пирата. Ну, разве что табак современной засыпки.
Вообще-то не курю, но всюду таскаю за собой эту шкатулку. И в исключительных случаях…. Кажется, такому время.
Выбрался на свет лунный, присел на лавчонку под окошком.
- Покурим, Билли, поскорбим?
Набил пахучим зельем чрево ананаса, чиркнул зажигалкой в виде миниатюрного пистоля. Затянулся ароматным клубом. Не каждому под силу взять в лёгкие дым кубинского табака. Но верный Билли берёг организм, и я не испытал неудобств - только приятное головокружение.
- Не спите? – накинув кофту на плечи, в сатиновой ночной сорочке, ступая босыми ногами по неостывшей от дневного зноя земле, с крыльца спустилась Любаша.
- Сидите, сидите, - остановила мою попытку встать и присела рядом. – Курите?
- Это ритуально.
- Понимаю.
Что ты понимаешь? Что ты можешь понимать, сельская учительница? Твой двойник и моя жена была президентом страны, а потом Хранителем Всемирного Разума. Вот.
- Дом продавать будете?
- А вам есть, где жить?
- Разве что у Володи, но там хозяйка сварливая.
- Расскажите мне о бабушке.
- Хорошая она была, приветливая.
- Как вы познакомились?
- Да уж…. Приехала по направлению, закончив сельхозакадемию. Но как раз началась шоковая терапия, и совхоз почил в бозе. Развалился, словом. Никому не нужен стал молодой специалист. Валентина Ивановна директором школы была, уговорила ботанику с биологией преподавать ребятишкам. К себе жить взяла. Вот так из агронома переквалифицировалась в учителя.
- А Вовка откуда?
- Жених. Ездил ко мне на мотоцикле из соседнего села. Год, другой…. Валентина Ивановна…. Вы уж простите за откровенность - всё за вас сватала.
- Она писала.
- А потом говорит, не едет – так что ж тебе в девках вековать? – выходи за Володьку. Ну и, сказала ему, засылай сватов. Он на радостях так гнал мотоцикл, что сверзился с моста и сломал позвоночник. Не состоялось сватовство. А потом слухи дошли. Поехали мы с Валентиной Ивановной, а там…. Мамы-святы! Лежит Вовка в дерьме, лицо и руки сыпью пошли, а на спине пролежни. Некому ухаживать – мамашка пьющая, а братья и сёстры мал мала меньше, не повернуть им такого бугая. Вовку мы сюда забрали, обиходили, врача вызвали. Тот осмотрел, процедуры прописал целительные. Да только медленно оно идёт, исцеление, а может и совсем….
- Тяжко вам.
- Привыкла.
- Замуж вам надо.
- Берите.
- Если согласны, считайте предложение сделано.
- Вы серьёзно? Вот так, без охов, ахов, поцелуев при луне? Или нам чувства не нужны – сразу начнём детей строгать?
- Зачем вы так? Во-первых, исполним бабушкин наказ – она же сватала нас. Во-вторых, мы с вами в таком возрасте, что способны здраво рассуждать и обустроить совместную жизнь, чтобы любовь явилась её следствием, а не причиной.
- Разумно, но хотелось чего-нибудь пылкого, ведь я ещё девица.
По закону жанра следовало обнять возлюбленную, приласкать…. И она – как это у классика? – сама под ласками скинет цвет фаты. Но…. Наверное, Билли вбил в сознание своим нытьём, что тело не моё, что дама не моя, что…. Словом, временно я здесь, в командировке, разрулить какие-то проблемы зазеркального Алексея Гладышева, холостяка, тридцати восьми годов от роду.
После продолжительной паузы Люба сама склонила голову на моё плечо. Но и после этого не потянулся её обнять.
- Дым не мешает? – спросил.
- Володю жалко. Что с ним будет, если уеду?
- Я его излечу.
- Вы маг?
- Нет, но кое-что умею. Вернее имею. Снабжают нас на атомном флоте секретными средствами. Сами понимаете, обслуживать реакторы дело нешуточное. Вот и….
Соврал, но мог ли открыться? И зачем?
- Владимир встанет на ноги, захотите ли вы со мной уехать?
Вместо ответа Люба пленила ладонями моё лицо и одарила страстным поцелуем. И даже после этого не обнял её изумительно тонкий стан или плечи. Ты гордишься мною, Билли?
Утром, когда Люба ушла в свою школу, присел на табурет у Вовкиной кровати.
Тронул колено:
- Болит?
- Да я их не чувствую, ноженьки свои.
- А говоришь, позвоночник сломан.
- Всё нутро у меня переломано, на хрен.
- Хочу поговорить. На ноги встать желаешь? Если поставлю, что отдашь?
- Да что у меня есть? – горько-горько сказал парализованный Вовка.
- Невеста, - мне претила и нравилась роль Мефистофеля. – Ты выздоровеешь, а Любовь Александровна уедет со мной.
Весь Вовкин напряжённый вид выражал страстное отрицание, вот-вот должно сорваться с губ роковое «нет», но застряло где-то на полпути. Мой визави морщил лоб и напрягал мышцы шеи. Да ты, брат, ещё и заика.
- Ей с тобой не житьё, Хазбулат удалой. Разве самому не противно, что любимая женщина выносит из-под тебя засранки? Ну, говори….
- Согласен, - одолел Муромец речевую немощь.
- Дай слово мужика, что не встанешь у меня на пути, и не будешь её преследовать.
- Даю.
Защёлкнув на Вовкином запястье оптимизатор, похлопал его по тыльной стороне ладони:
- Выздоравливай, дорогой.
По вечерам, выпив кружку парного молока, шёл спать, но едва нарастающая луна касалась конька дома, просыпался и выходил курить. Любочка, наверное, и не ложилась – спешила ко мне, не босая в ночнушке, а очень даже принаряженной. Поцелуями не обменивались, но перешли на ты.
- Солнце для работы, лунный свет для любви – верно?
- Почему так беспокоит женщин полная луна?
- Не знаю. Но согласись, какая-то колдовская сила в её свете присутствует, а нас испокон веков с нечистым в связях обвиняли.
Нырнула мне подмышку.
- Хочешь, околдую?
- Нет.
- А что хочешь?
- Гитару.
Пришла с инструментом на следующее рандеву. Не настроенным. Но….
Я пел ей: «Ой вы ночи, матросские ночи – только небо и море вокруг….»
Она: «На побывку едет молодой моряк – грудь его в медалях, ленты в якорях….», под мой аккомпанемент.
Были светлые тёплые ночи, и отношения наши были чистыми, чистыми….
…. Вовка вышел из своей светёлки в день бабушкиных Сороковин. За столом сидели гости. Негромкая текла беседа, инструмент позвякивал столовый. Вдруг разом тишина, будто покойная сама явилась на поминки.
Он вырос в дверном проёме, прислонился к косяку:
- Не ждали?
Взгляд скорее недобрый, чем ликующий.
- Ой, Володя! – Люба бросилась к нему на грудь. Но он отстранил её, не грубо, но решительно. Сел на освободившееся место.
- Пьёте?
- За упокой души.
Вовка замахнул стаканчик водки, сунул два пальца в тарелку квашеной капусты, захрумкал крепкими челюстями. Старухи истово крестились – отошёл столбняк.
- Блином, блином помяни.
Муромец поднял на меня тяжёлый взгляд:
- Пойдем, выйдем.
Вышли. Старушечьи лица прилепились к окнам.
Вовка отвесил мне земной поклон с касанием земли рукой.
- Спасибо, братка, - протянул оптимизатор. – Всё исполню, как обещал. Прощай.
И прочь со двора. Следом Люба. Вернулась подавленная.
- К своим пошёл. Пешком за восемь вёрст.
- Пусть промнётся – належался.
- Сказал, чтоб замуж за тебя шла.
- Правильно сказал. Идём к гостям. Завтра в дорогу.
Помянули, вымыли посуду, навели порядок в доме, сходили на кладбище попрощаться. Люба начала собирать вещи, а я улизнул в малуху и попросил Билли усыпить крепким-крепким сном. Не знаю, ночевала ли Люба со мной или в доме, выходила ли на свидание. Всё проспал, ничего не знаю. Ничего.
Потом всё было в обратном порядке – пыльный автобус, вокзал и зыбь под спальным вагоном. Только вопросительный Любин взгляд преследовал всюду. Я прятал глаза, а он сверлил мне спину или затылок. И наконец, был задан вопрос. Мы сидели в вагоне-ресторане.
- Ты служишь на атомоходе?
- Да.
- Очень близко от радиации?
- Совсем рядом.
Показалось, услышал скрип Любиной кожи, когда напряжённую растерянность на лице она перекраивала в жалкую улыбку.
- Есть последствия облучения?
- Не замечал.
- Тогда почему сторонишься меня? Зачем я тебе?
- Для совместной счастливой жизни. Обещаю её, когда приедем. Или желаешь, чтоб отымел сейчас, раком в гальюне?
И прикусил язык. Как он повернулся такое ляпнуть? И в мыслях не было оскорбить любимую. Нервы, нервы сдают капитан….
Люба швырнула на стол нож и вилку, встала и удалилась – независимая, гордая, оскорблённая. Будто моя прежняя жёнушка….
Вопреки логике, не бросился догонять с извинениями. Сидел и сок прихлёбывал, не обращая внимания на любопытные взгляды из-за соседних столиков. Им невдомек, с кем вёл диалог, смакуя апельсиновый аромат.
- Билли, хватит, возвращай на Землю.
- Потерпи, Создатель, чувствую, эксперимент не завершён.
- Что ещё?
- Что-то будет, что-то должно произойти – ещё понадобится твоя помощь здешнему Алексею.
- Тогда не противься нашей близости.
- Потерпи, Создатель.
- Я терпелив, но каково Александровне? В импотенты меня записала. От одного инвалида избавилась, к другому попала - сплошные горести! А где же счастье?
- А ты бы за речью следил.
- Сам не понял, как получилось.
- Чтобы впредь не случилось – отнесись к ней, как к сестре.
- Ты насоветуешь: ведь именно это её и напрягает – отсутствие страсти.
- Ну, повздыхай чуток.
- С тобой о чувствах говорить – в ступе воздух толочь.
- Терпение, Создатель, терпение – ничего более не могу прописать.
- Обиделась Любаша крепко на мою глупость - может с поезда сойти.
- Остановок вроде не было.
- Возьмёт и спрыгнет.
- Так что ж сидишь? Удивляюсь твоей чёрствости.
- Да брось – с таким учителем….
Люба не спрыгнула с поезда, она спала в своём ложе. Присел, взял руку, погладил, поцеловал, опять погладил. Если б сейчас потянулась ко мне – клянусь! – плюнул на затаившихся в купе соседей и притиснулся, а там будь, что будет. Но Люба спала или делала вид, что….
В Севастополе у меня была названная мама – Анна Филипповна – жена начальника штаба Черноморского флота. Это она выхлопотала мне, холостяку, жильё под боком – в двухквартирном коттедже на побережье. Надо ли рассказывать, как обрадовалась приезду невестки. Завладела её рукой и вниманием, протащила по усадьбе, начав со своей квартиры. Побывали в моей – теперь нашей с Любашей. Вышли в весьма ухоженный сад, которым Анна Филипповна гордилась и называла «каторгой». Дамы нашли общий интерес среди кустов и деревьев. Мы с вице-адмиралом нажигали угли в мангале и смаковали домашнее вино в полумраке увитой виноградником беседки.
- Одобряю, - кивнул на гостью начштаба.
- Бабушкин выбор.
- Ну и, правильно. Так и надо относиться к браку – старшим доверять. У молодых-то ни ума, ни опыта – не успели свадьбу отыграть, а уж бегут разводиться.
Вечером состоялась помолвка. Филипповна из свекрови быстренько перерядилась в тёщу и потребовала соблюдения традиций. Пришлось просить у неё руки возлюбленной. А потом и у самой виновницы, преклонив колено. После согласия, нас объявили женихом и невестой, разрешили троекратно расцеловаться. Что мы с удовольствием исполнили. Театральность представления раззадорила Любашу – она раскраснелась, разговорилась, сияя белозубой улыбкой. Бросала через стол лукавые взгляды.
Стемнело. С моря потянул прохладный бриз. Я вооружился гитарой. И потекли по-над берегом прекрасные украинские песни, до которых Анна Филипповна большая мастерица. Пели русские песни. Захмелевший вице-адмирал пролил слезу.
- Как я вам завидую. Мать, ты помнишь нашу свадьбу?
- И-и-и-и! – Филипповна пустилась в пляс на пятачке перед беседкой.
По её знаку Люба выскользнула из-за стола. Закружилась – платье колоколом.
Адмирал рискнул вприсядку.
Я аккомпанировал.
Угомонились за полночь.
Люба за посуду.
- Утром уберём, - махнула Филипповна. – Идите уж. Сыночка и дочку за одну ночку.
Шёл за Любой по садовой дорожке и любовался изгибом её спины, удивительно тонкой талией.
- Билли, не пора?
- Нет.
- Тогда грешим.
- Нет.
- Что придумаешь?
И он придумал. Едва вошли, зазвонил домашний телефон. Беру трубку.
- Товарищ капитан второго ранга, говорит помощник дежурного по кораблю мичман Лобода. Вам три восьмёрки.
Три восьмёрки – условный код, означающий срочное прибытие на борт.
- Машина будет?
- Нет.
- Понял. Буду.
Вызвал такси. Облачился в форму. Поцеловал невесту:
- Прости, дорогая.
- Не так, - Люба повисла на шее и припала губами.
Сквозь все блокады оптимизатора почувствовал позывы страсти. Будь ты проклят, интриган виртуальный!
Дел на крейсере всего лишь было открыть сейф и передать курьеру Генштаба некий пакет, суть которого не имеет отношения к этой истории. Можно было возвращаться, но завалился спать в каюте. От греха подальше.
Люба подозревала во мне холодность, отсутствие чувств и ломала голову о причинах, побудивших улестить её из села и даже просватать. Утро встретила в слезах. Вышла в сад, где Филипповна разбиралась с посудой.
- Что случилось, донюшка? Дома не ночевал? А где ж его бис носит? Вызвали? Ну, я ему сейчас….
Свекротёща набрала номер моего мобильного телефона.
Как оправдаться? Перешёл в контрнаступление.
- Сейчас заканчиваю занятия с личным составом и сразу в город. Прошу привезти Любашу в магазин для новобрачных и оказать помощь в выборе платья.
- И тебе костюма.
- Я буду регистрироваться в форме.
- Я тебе покажу форму. А заявление когда?
- Сразу и подадим.
Заявление мы подали. Казалось бы…. Но Билли или рок хранили мою невинность. Он ли придумал, так ли в мире сложилась обстановка, но она потребовала присутствия российских военных кораблей в восточном Средиземноморье. Тем же днём нас взметнули по тревоге, и через сутки боевое соединение Черноморского флота покинуло Стрелецкую бухту, взяв курс на Дарданеллы.
Легли в дрейф в виду ливанского побережья. Мористее - американский флот во главе с тупорылым авианосцем. Демонстрация присутствия беспокойным арабам. А мы кому что демонстрируем? Наверное, всем свою глупость - торчим между враждующими силами, как сосиска в хот-доге.
С Любушкой переговаривались по командирской связи. По барабану рогатки секретных служб для жены начштаба Анны Филипповны. С моей невестой под руку она опрокидывала все барьеры в здании, оброгаченном антеннами.
- Очень скучаю и безумно люблю, - признался в микрофон, сжимая тангенту.
И Люба:
- Думала, никогда не услышу этих слов. Действительно, у моряков особая душа – их чувства рождаются вдали от берега.
- Не смейся, вернусь из похода, выброшу всю твою обувь – на руках буду носить.
- Теперь уж точно рассмеюсь – как представлю….
Прошёл месяц, на исходе второй….
Люба сообщила, что к свадьбе у неё всё готово. И мой костюм висит на плечиках. Она устроилась на работу в русскую школу, первого сентября начнёт занятия с ребятишками. Ждёт меня, не дождётся….
Мы дрейфовали. От скуки поднимали боевую готовность – учебные тревоги по две-три за сутки. Янки снисходительно наблюдали за нами, кичась своим превосходством в стволах и крыльях. Оно, конечно…. Но если до бузы дойдёт…. Словом, бабка надвое сказала. А что сказала – там видно будет.
Однажды встрепенулись американцы. Двойки фантомов одна за другой покидали палубу авианосца и над нашими головами уносились к берегу. На линкорах заработала артиллерия главного калибра, и снаряды со свистом и шипением, рассекая воздух над нами, утюжили береговые укрепления. Там слышались разрывы и вздымались в небо облака чёрного дыма. Началось!
Началось, и мы поняли, в какое дурацкое попали положение. Наша демонстрация ничего не дала – ни предупредила, ни застращала, ни предотвратила. Ударить по янкам мы, понятно, не могли. Как помочь истекающим кровью ливанцам? Закрыть грудью? Да мы и так почти что…. Да нет, чёрт возьми, это мы америкосов грудью прикрыли.
Оправившись от внезапности авиа и артудара, заговорила береговая артиллерия ливанцев. Один из первых снарядов пробил нам борт ниже ватерлинии. Начался пожар, вода хлынула в отсеки и, как следствие, дифферент на борт.
Командир соединения принял решение увести корабли из-под огня.
- На «Севастополе», доложите обстановку.
- Пожар на верхней палубе и в жилых отсеках ликвидирован, пробоина заделана, ведётся откачка воды.
- Потери?
- Два матроса пострадали от ожогов, мичман отравлен угарным газом. Все живы.
- Ход имеете?
- Имеем повреждение одного из реакторов.
- Что предпринимаете?
- Командир БЧ со специалистами определяет степень вероятности неконтролируемой реакции.
- Возможен взрыв?
- Ждём результатов осмотра.
В тот момент, когда с двумя контрактниками в защитных костюмах спускался в реакторный отсек, калитку моего дома толкнул Вовка Муромец.
- Володя! – Люба бросилась к нему на грудь. – Какими судьбами?
- Погоди обниматься, - гость вертел головой. – Где твой?
- В походе.
- Поженились?
- Заявление подали.
- Ну, это не страшно. Вообщем, не могу без тебя. Сглупил тогда, но теперь понял, что ни здоровье, ни сама жизнь не милы. Обманул твой моряк.
- О чём ты?
- Собирайся, со мной поедешь, в Гладышево.
- Зачем?
- Жить. Ну, посмотри – всё здесь чужое для тебя. И капитан твой плавает. А я любить стану. Что смотришь?
- Вовка ты Вовка, обручена я….
- Скажешь, долго плавал – успела разлюбить.
- А я ведь ещё и не полюбила.
- Вот видишь….
- Не могу так, Володя. Давай дождёмся Алёшу, сядем втроём и всё обсудим.
- Кто это? – появилась Анна Филипповна.
- Володя, школьный друг.
- Врёшь, - насупился Муромец. – Жених я твой, за ноги продавший своё счастье сатане.
- Сатана – это Лёшка? – тёща растворилась в свекрови. – Вот как!
- Потребовал от любви отступиться, если вылечит. И я слабину дал. А потом думаю, на черта мне ходули, коли, счастья в жизни нет без единственной.
- А ты, девонька?
- Не знаю, - Люба закрыла лицо ладонями. – Я ведь слова от него ласкового не слышала – как будто через силу на мне женится, по приказу.
- А по радио? – голос Филипповны потерял остатки дружелюбности.
- Что радио? Разве это любовь – по радио? Вот и скажу ему в микрофон, что уезжаю с Володей.
- Не наша ты, не морячка, - резюмировала адмиральша и показала спину.
Позвонила мужу:
- Фыркнула краля наша ….
…. Опустевшими коридорами, вертикальными и полувертикальными трапами мы подбирались к реакторному отсеку.
- Следим, ребятки, за показаниями прибора.
- Стоп, командир, зашкаливает – дальше вся защита по фигу.
Связался с командиром крейсера.
- Достигли границы допустимой радиации, дальше – пекло.
- Твоё мнение?
- Прошу добро на спуск в реакторный отсек, чтобы визуально определить масштабы повреждений и перспективу ремонтных работ.
- Это верная смерть, Алексей Владимирович.
- Неизвестно, что с реактором, какова динамика цепной реакции. Может полыхнуть такой грибок – не только нам, пентосам мало не покажется.
- Спускайтесь, только постоянно быть на связи. Ваше молчание послужит сигналом к эвакуации личного состава и затоплению крейсера.
- Понял. Ну-ка, ребятки, сыпьте наверх. Ваше время придёт когда-нибудь, но не сейчас.
- Командир….
- Никто не отнимет у меня славы. Брысь….
Тяжёлые ботинки затопали по стальным балясинам.
- Что, Билли, капец подкрался незаметно?
- Не дрейфь, Создатель, нас так просто не прокусишь.
- Сдюжим радиацию?
- А то. И пекло пересилим.
- Слушай, надоела эта фольга. Можно скинуть?
- Разоблачайся – если оптимизатор не поможет, то и это не защита.
Скинул защитный скафандр, остался в брюках и тельнике. Командир теребит:
- Гладышев, не молчи.
- Спускаюсь в реакторный отсек. Уровень радиации….
…. Взявшись за руки, моя невеста с Вовкой Муромцем шли по улицам с видом школьников удравших с ненавистного урока – радостно возбуждённые. Наговориться не могли. Люба приняла решение и удивилась, как это просто - быть счастливой, любить понятного человека и быть любимой. А Вовку она любит, наверное….
- Гладышев, не молчи.
- Вижу повреждения на корпусе реактора.
- Цепная реакция?
- По всей вероятности.
- Что значит вероятность, Гладышев? У тебя прибор на руках….
- Выбросил – зашкалил. Здесь пекло….
Наш диалог с крейсера транслировался на флагман к командиру соединения, оттуда – в Севастополь. В центре спутниковой связи БРС Черноморского флота собрались первые его лица.
- Кто-нибудь объяснит, что там происходит? – выругался командующий.
- Командир БЧ пытается удалить из повреждённого реактора активные элементы.
- Вручную?
- Так точно.
- Вы с ума посходили или Гладышева рентгены не берут?
- Что-то происходит….
Вошёл дежурный корпуса, склонился к уху начштаба.
- Что? Невеста Гладышева? Какого чёрта…! Стойте, каплей, ведите её сюда. Конечно одну.
Любаша растерялась от количества и блеска золотых погон, сосредоточенности лиц разом уставившихся на неё, вошедшую. Но голос, голос, будто с потолка лившийся, напомнил цель визита.
- Это и есть финал эксперимента? Твой инструктор на крейсере или мне будет дана возможность вернуться домой, обнять Любу?
Командующий ЧФ:
- О чём это он? С кем?
- Бредит, товарищ адмирал флота.
Начальник штаба Любаше:
- Ты хотела что-то сказать Гладышеву? Что уезжаешь с другим…. Самое время.
- Что происходит?
- Твой жених заживо сгорает в реакторном отсеке.
- Алексей!!!
- Дайте ей микрофон.
- Нет!
- Вы на связи. Говорите.
- Лёша, милый, где ты, что с тобой?
- Люба? Ушам не верю. Как ты?
- Говори,… ты…. Ты вернёшься?
- Куда я денусь? Правда, тут девчоночки на пляже загорелые.… Но командир на берег не пускает.
- Какие девчонки, Лёша?
Командующий флотом:
- Бредит.
Начштаба:
- Шутит.
Я:
- Командир, активные элементы повреждённого реактора в капсулах. Отсек следует залить углекислотной пеной. Я поднимаюсь.
Командир крейсера:
- Стой, Гладышев! Ты больше часа провёл в интенсивном радиационном потоке - ты сейчас сам активный элемент.
- Хочешь в расход списать, командир?
- Ты знал, на что идёшь.
- Но я жив.
- Прости, Алексей, наверное, тебе это только кажется. После реакторного ада никто не может выжить. Прощай и пойми: я не могу рисковать людьми и крейсером.
- Понял, командир, два слова в эфир. Люба, Любочка, слышишь меня? Если любишь, если будешь ждать, уезжай в Гладышево и верь – однажды я вернусь….
Люба рыдала, кусая кулак. Адмиралы хмурились и прятали взгляды. Командующий пожал плечами:
- Считаю действия командира «Севастополя» оправданными. Гладышева представим к Герою.
…. В отсек стала поступать пена.
- Ну что, Билли, кердык?
- Кердык твоей флотской карьере - придётся начинать новую жизнь. А сейчас подумаем, как отсюда выбраться.

За что не люблю ментов? За умственную ограниченность. Специфика работы, скажите, не по правилам игра, и всё такое прочее. Но ведь не все ж вокруг преступники. Я вот лично ни одного не знаю, чтоб на свободе разгуливал. А этим везде мерещатся, куда не глянут.
Шёл на электричку, арбуз дорогой прикупил. Ну, скажите, похож был на преступника? Тупорылый сержант откуда-то взялся:
- Ваши документы.
А где хранить паспорт человеку в шортах, тенниске и бейсболке? Сам не видит, что в руке у меня сетка, а не барсетка?
- Нету, - говорю, - документов, дома остались.
- Придётся задержаться, - и в говорилку свою. – Пятый, пятый, я шестой – машину на привокзальную площадь.
- Вообще-то я на электричку спешу.
- На следующей уедешь, если отпустим.
- А в чём собственно дело? У вас ориентировка на мой фейс? Покажите.
- Грамотный? Скажем, парень, ты мне просто не понравился.
- Так ведь и я к тебе, сержант, любви ни грамма не испытываю. Может, разойдёмся?
- Пойдёшь, когда разрешу.
- Слушай, сержант, ты в каких войсках в армии служил? Наверное, во внутренних? Поближе к желудку или прямой кишке?
Зачем так спросил? Не сдержался – морда тупая, а гонору….
- Хамишь, сучара?
Он пнул арбуз в сетке – легонько, носком форменного ботинка – а тот возьми и лопни. У меня ажна щёки побелели от расстройства. Сквозь зубы ему:
- В рог давно не получал?
Он ударил меня дубинкой. Быстро выхватил из-за спины и обрушил на голову. Да только не для того она у меня на плечах, чтобы всякий недоумок, пусть даже из милиции, бил по ней, когда ему вздумается. Увернулся и ткнул блюстителя под дых ладонью. Он на колени брякнулся, рот раскрыл, глазёнки выпучил. Что, голубчик, забыл вздохнуть? А арбузу, каково от твоего ботинка? Размахнулся сеткой и по бестолковке – получай, сержант, награду. Он меня резиновой дубинкой хотел, а я его спелой ягодой.
Упал сержант – фейс в арбузном соке.
- Убили! – пронёсся крик по площади.
- Вот он, вот! – мужик какой-то ко мне несётся и пальцем тычет. – Держите!
А я и не думал бежать – на, держи, смелый такой. Мужик мимо с пальцем наперевес.
УАЗик ментовский выруливает. Сейчас сержанта подберут, очевидцев со свидетелями допросят и меня ловить начнут. Как раз времени до электрички дойти.
Не побегу, ни за что не побегу – иду, сам себя убеждаю. Даже не оглядываюсь.
- Эй, паренёк, - до сердечной боли знакомый голос окликнул из серебристой Ауди, стекло тонированное опустилось, и ручка помахала. – Садись, подвезу.
Ну, как не сесть, ручка-то женская, по всему видать - прелестная? Сел. Менты на площади сгрудились, сержанта очухивают. Очухался бедолага. А мне и дела нет – интрига нервы щекочет.
- Кто вы? Почему ваш голос знаком?
- Только голос? – изящным жестом незнакомка сняла солнцезащитные очки.
Бог мой! Мирабель! Но какова. Белые брючки и туфельки белые. Шляпка широкополая, с белоснежным страусиным пером – у миледи должна быть такая. Но вот чего не было у шпионки французского кардинала – белой блузки, едва-едва стягиваемой бриллиантовой застёжкой под высокой грудью. Помнится, у моей возлюбленной размера на два поменьше была. Не перестаю дивиться причудам параллельных миров.
- Мирабель?
- Ага, кажется, мы действительно знакомы, – взгляд, речь и жесты самоуверенной светской львицы. Откуда это у скромной миропослушницы? А вот голос прежний – голос сирены, зовущей в ночи. – Почему я тебя не помню?
- Зачем же позвали?
- Хотела сказать, напрасно рискуешь – этих остолопов кулаками не убедить. И увезти отсюда.
- Так увезите.
Мирабель запустила двигатель, развернула машину и не спеша покатила с привокзальной площади, вливаясь в общий поток автомобилей. Что там предпринимали менты по моему розыску, осталось позади, стало фактом пережитым, и требовало забвения.
- Куда?
Назвал дачный посёлок.
- Ну, или ближайшая остановка электрички в том направлении.
- Отвезу, а ты расскажешь, от кого узнал о моём имени.
А почему не рассказать? Надоело врать и напускать на себя менторский вид – всё-то я про вас знаю. Параллелики такие же люди, как и мы, в этом убедился ещё в первый визит в Зазеркалье. Это Билли нудит, что они наше отображение. Разобраться – и не ясным станет, кто есть чьё отображение, где изначальное звено, а где….
…. Ауди упёрся подслеповатыми фарами в стальные ворота виллы. Мирабель выключила двигатель и погасила их. Слышней стала канонада надвигающейся грозы.
- Пожалуй, останусь у тебя ночевать – заслужил: ни одной, наверное, женщине не плели такую чушь, добиваясь расположения.
- Вы мне не поверили.
- А ты хочешь, чтоб тебе ещё и поверили – не много ли в один вечер?
Господи! Конечно, это не Мирабель. Не моя Мирабель. Та была исступлённа в любви. Тебе да неё далеко, голубка – я это мужским началом чувствую. Кокетки ленивы в постели. Думал, открывая ворота и пропуская Ауди под навес возле гаража.
Вообще-то, дача не моя. Я её охранял и жил в маленькой сторожке в углу сада. Мирабель эта метаморфоза ничуть не расстроила. Рухнула на широкую, в пол-избенки, постель, откинув руки за голову.
- Чем угощать будешь кроме баек?
Растерянным взором окинул обитель - на столе, полках книги, пробирки, мензурки с реактивами. В шкафчике….
- Есть пакетики китайской лапши.
- Экзотика студенческой жизни? Восхитительно! Но для романтичного ужина скудновато. Не находишь?
Пожал плечами. Я вообще обходился без пищи, исполняя роль тутошнего Алексея Гладышева – биолога-недоучки, но с амбициями Нобелевского лауреата. Даже арбуз нужен был для опытов – обитатель-отшельник садовой лачужки стоял на пороге величайшего открытия вечности растительной жизни без репродуктивных способностей.
- В багажнике машины кой-чего для пикника – слетай, пока дождь не начался.
Слетать не удалось. Ливень застиг, навалился тугой стеной, вмиг промочил до нитки. Пакеты принёс, как приказали.
Мирабель в кровати не было. Она сидела за столом и просматривала мои записи. Возникла неловкая пауза.
- Дождь?
Я молчал. Весь мой вид требовал ответа – что это значит? по какому праву?
- Я только хотела узнать: всё ли ты врёшь, - оправдалась Мирабель, забирая у меня пакеты со снедью. – Освободи стол.
Пришлось довольствоваться объяснением.
Гостья извлекла на свет Божий и водрузила на рабочий стол сторожа-алхимика коньяк, вино, деликатесы в банках, колбасы и соки
- Ножи, вилки, чашки, ложки есть?
Я стоял в углу, спиной к Мирабель, и тянул с себя намокшую одёжку.
- А ты отлично сложен.
Оглянулся. Мирабель присматривалась ко мне оценивающим взглядом.
- Отвернитесь.
- Ой, ой, ой! Благородная девица. Мужчинам идёт нагота. Будь я тобой – вот так бы по улицам ходила. Стой, стой! Не одевайся. Уравняемся.
Мирабель разделась очень быстро. И не отворачиваясь. И не требуя от меня отвести взгляд. Даже поощрила:
- Нравлюсь?
За окном была ночь и грохотала гроза.
Голая Мирабель сидела на кровати, я в кресле без ремка на теле. Стол с яствами барьером между нами. Мы тяпнули коньячку по рюмашке, смаковали винцо, зажёвывая дольками консервированных фруктов.
- Ты не хмелеешь. А мне хочется быть пьяной.
- Для чего?
- А вот. Давай по полному.
В руках у нас двухсотграммовые стаканы с коньяком.
- За что?
- За нас. За эту ночь. За то, чтоб утром мы расстались и никогда больше не встретились.
На мою удивлённо вздёрнутую бровь Мирабель пояснила:
- Настоящая любовь может быть только мгновенной, разовой, как искра Божья, как молния. А потом начинается привыкание, сожительство, порабощение. И ложь…. Ложь…. Ложь! Самое ненавистное в этой жизни.
- У вас был несчастный брак?
Мирабель замахнула коньяк в несколько торопливых глотков. Спрыгнула с кровати, метнулась к двери, распахнула, шагнула за порог, обернулась.
- Ха-ха-ха! Была ли я замужем? Я похожа на женщину, способную променять свободу на семейную каторгу?
Она разметала волосы по плечам, вскинула руки к разверзнутым небесам. И они щедро кропили её ладное тело крупными частыми каплями, более похожими на струи. Освещали стрелами громовержца. Грохот его колесницы придавил окрестность, сады и крыши, но не Мирабель. Она скакала в луже у порога, размахивая руками, как крыльями, и казалась такой невесомой, что вот-вот взлетит.
- Студент, кончай журиться, айда плясать.
Но меня не достал стакан коньяка – не увлекали, ни слякоть ночи, ни вакханалия Мирабель.
- Тогда грей постель, - приказала гостья.
И я с охотой исполнил – нырнул в кровать и до подбородка натянул ватное одеяло. Будто бронёй прикрылся – вернулись уверенность и ирония.
Мирабель не понравился мой взгляд. Она сушила волосы полотенцем, изящно изгибая стан. Поджала губки.
- Теперь слушай сюда. Из того, что ты рассказал, правда, что мы с мамой жили на Готланде, и нарекла она меня Мирабель. Отец был русским моряком и после её смерти забрал к себе. Назвал Машей. По паспорту я - Мария Александровна Забелина. Закончила юрфак и по распределению попала в столицу. Работаю судьёй в районном суде Москвы. Встречался ли мне человек по фамилии Гладышев? Да. И оставил о себе самые негативные впечатления.
- Вот как! – я тоже был не против губы поджать.
- Владимир Константинович, занимался фармакологией – изобретал и внедрял новые лекарства. На том и попался. Один из рекомендованных им препаратов был недоработан и повлёк ряд смертельных исходов. Но следствие провели безграмотно и обвинение развалилось. Я вынесла оправдательный приговор, хотя сомнения в обратном отсутствовали напрочь.
- И всё?
- Нет, не всё. Владимир Константинович страшно боялся на суде и своё счастливое освобождение из-под стражи истолковал неверно. Он почему-то решил, что обязан сим произведённому впечатлению, и решил его развить. Начал присылать цветы, подарки….
- Он был женат?
- Говорил, что разведён. В его квартире я не заметила женского присутствия.
- У вас родился мальчик?
- В том то и дело…, - Мирабель вытерла ноги, скомкала полотенце и швырнула в угол, где ворохом лежала моя сырая одежда. – Выпить хочешь?
- С тобой не интересно, - на мой отрицательный жест.
Налила рюмку коньяка, замахнула глотком. Двумя пальцами выудила из банки дольку консервированного ананаса, отправила в рот.
- Не интересный ты, говорю, собутыльник, посмотрим каков в постели.
Гостья погасила свет и нырнула под одеяло. Прильнула прохладным телом.
- Дверь открыта, - попытался сдержать её натиск, избавляясь от оптимизатора.
- Пусть, так романтичнее.
- Так был у вас ребёнок или нет?
- Потом все разговоры, - Мирабель обвила мою шею и прильнула губами. – Потом….
…. Гроза отдалилась, но невидимый в чёрноте ночи дождь продолжал стеной качаться за порогом. Мирабель дотянулась до сигарет на столе, щёлкнула зажигалкой, высекая пламя.
- Не кури, - попросил я.
- Это хорошие сигареты, - Мирабель направила мне в лицо струйку дыма. – Зацени.
- В той жизни ты не курила.
- И родила мальчика твоему отцу.
- Костю.
Мирабель швырнула смятую сигарету в чёрный проём двери.
- В этой жизни всё не так. Гладышев подсыпал мне отравы, и случился выкидыш.
- Вы расстались?
- Потом было много мужчин, но никто из них не смог сделать меня матерью.
- Ты утратила способность рожать?
- Увы.
Мне стало жаль Мирабель. Притянул её голову на своё плечо, поцеловал макушку.
- Хочешь, помогу?
- Ты гинеколог?
- Я биолог и занимаюсь репродуктивной генетикой растений.
- Какая связь?
- Это сложно объяснить непосвящённому, но, если ты хочешь ребёнка, он у тебя будет.
- Нет, наверное, уже поздно в моём возрасте.
- Ерунда. Сколько примеров в мире…. Главное, чтоб желание было.
- Хорошо, юноша. Я хочу иметь от тебя ребёнка. Мы обсудим эту тему утром. Ты отдохнул? Набрался сил? По пять капель примем и продолжим. Вино, коньяк? Нет, я смешаю коктейль, который сделает тебя могучим.
Мирабель позвенела посудой в темноте, вернулась ко мне.
- Прими.
Мы чокнулись и выпили.
Наверное, она что-то подмешала в пойло – какое-нибудь реактивное снадобье, делающее мужика неутомимым. Семнадцать потов сошло, я всё никак не мог излить свою страсть. Настонавшись, нарыдавшись, накричавшись подо мной, Мирабель готова была отойти ко сну:
- А ты продолжай, продолжай – я люблю вот так засыпать. И просыпаться.
Ну, уж дудки! Мы тоже не пальцем деланы. Извлёк из-под подушки оптимизатор и защёлкнул на запястье. В то же мгновение ощутил оргазм и через минуту провалился в небытиё.
Пробуждение было не лучшим в моей жизни. Да что там, совершенно отвратительным. Головокружение и тошнота, сушняк. Такое ощущение…. Не подмешалась ли простуда к похмелью?
- Ты куда смотрел, Билли?
- Тяжковато?
- А то. Небось, за грехи караешь?
- Бог свидетель – всю ночь за жизнь твою сражался.
- С кем, если не секрет?
- О, это изощрённейший из ядов – растворяется в крови бесследно. Ни какой криминалист не докопался бы до причины смерти.
- Меня пытались отравить? – открыл глаза, повертел головой.
Мирабель в сторожке не было. И никаких следов вчерашней нашей пирушки. Только мокрая одежонка лежала кучкой в углу. И полотенце сверху.
- Что это было, Билли?
- Думаю, любовные игры царицы Тамар.
- Полагаешь, она сознательно пыталась отравить меня? Зачем?
- Видно, не важный любовник – одноразовый.
- К чёрту иронию – мне действительно весьма отвратно. Впору аспирин глотать.
- Потерпи немного – кровь дочищу.
- Билли, хочу её видеть.
- Начинается. Создатель, мы не за тем сюда явились.
- Но ведь есть проблема. Не только у Алексея с прибором, но и у Мирабель с психикой. Видимо, знакомство с отцом не пошло ей на пользу.
- Как впрочем, и в нашей жизни.
- Билли, мы должны ей помочь.
- Чем? Как?
- Не знаю. Позволь взглянуть ей в глаза. Просто посмотрю и всё. Нет, спрошу: как ты могла?
- Ах-ах-ах, ответит она, какой ты Алешенька правильный, а я-то подлая…. Прости, исправлюсь и больше не буду.
- Оставим психику, у неё проблемы с деторождением – надо помочь.
- Ну, хорошо, почти уговорил. Только сначала дело, ради которого сюда прибыли, а потом всё остальное. Как ты себя чувствуешь?
Мы снова в Зазеркалье. Тому есть причина. Мой двойник, тутошний Лёшка Гладышев, студент биофака МГУ, отличник и государственный стипендиат, победитель всевозможных олимпиад, активный участник Студенческого Научного Общества, сделал гениальнейшее открытие. Суть его в следующем. Жизнь – не будем говорить обобщёнными категориями, а поскольку автор идеи ботаник, то и имел в виду жизнь растений – бесконечна. Природа определила её механизм плодоношением. Это решение поставленной задачи, но не единственное, решил наш герой. Более того – работала творческая мысль – это решение перечёркивает все остальные возможные. Производя на свет Божий плод, растение выносит себе смертный приговор, освобождает жизненное пространство для следующих поколений. Если переписать этот, заложенный природой алгоритм, любой представитель флоры будет существовать бесконечно, не страшась старения и естественного отмирания. То есть, нет семян – нет и повода покидать белый свет. Это революционное предположение Алексей озвучил на заседании СНО. Ну что, реакция была вобщем-то предсказуема. Издевательские смешки вместо «браво!» и «ура!», покручивание пальцем у виска вместо аплодисментов.
- Я докажу! – хлопнул дверью докладчик и покинул альма-матер.
Что он мог доказать? Чтобы изменить заложенный природой алгоритм, надо, как минимум знать генетический код объекта. Но для студента-недоучки это весьма проблематично.
- Сопьётся и умом тронется, - спрогнозировал Билли мрачные перспективы гения. – Надо помочь.
- Помоги, - не загорелся поначалу я. – Подсунь ему анализатор или лучше аппарат по изменению генетического кода с функциями анализатора.
- Прыткий такой! С ними надо уметь обращаться.
- Научи.
- Ты что устал? Не хочешь больше в Зазеркалье?
- Вот именно, Зазеркалье. Перевёрнутый мир. Сексуальные здесь Никушки, там недотроги. Дашенька интриги плетёт. Моя Люба, женщина с высочайшей в мире внутренней энергетикой, - сельская учительница. Тычинки-пестики!
- А четверокурсник Алексей Гладышев додумался до того, что тебе, дипломированному выпускнику биофака, и в голову не приходило.
Каково? Умеет спорить виртуальная скрипучка. Убедил, короче. Загнали мы душу гения в пятки, и балом начал править я. Впрочем, конечно же, Билли: моя роль – побегушки.
Нужна была арбузная семечка. Почему арбуз? Яркий представитель однолетних растений. Если с ним всё выгорит, то с многолетками будет проще пареной репы. Так казалось.
Любой скептик поиздевался бы над идеей – кому нужен побег без сладкой ягоды? Но…. Задача стоит выше потребностей желудка. Задача – найти источники бессмертия. Для начала у растений, потом, кто знает…. Не в той ли кладовой хранится тайна человеческого долголетия?
Вот для каких целей купил арбуз. А тут сержант тупоголовый - пойдёшь, когда разрешу. Ну, и…. Не сдержался, что говорить, но семечку арбузную не забыл сунуть в карманчик шорт, покидая место побоища.
Потом Мирабель. Безумная ночь с грозой и отравлением – некогда науку двигать….
- Как ты себя чувствуешь?
- Нормально. То есть, хотел сказать, работать можно.
- Ну, и ладушки. За дело. - Билли не терпелось.
Вынырнув из постели в чём мать родила, поместил арбузную семечку в анализатор и подключил ноутбук. Эксперимент начался. На экране бука заплясали цветные змейки – Билли приступил к расшифровке генетического кода. А я, натянув трикушку и застиранный тельник, занялся утренним моционом. Пробежался, искупался….
Через час.
- Как дела, Билли?
- Ну, в принципе, мне всё понятно – куда и как надо бомбить, чтобы это изменить.
- Я смогу понять?
- Проблематично.
- Ну, и не буду заморачиваться. Чем сейчас занят?
- Радиоактивным излучением переписываю генетический код арбузной семечки.
- Останется посадить в горшочек и наблюдать в течение нескольких месяцев, верно? Значит, наша миссия завершена? А как же…? Не исключена вероятность, что они могут снова встретиться, и Мирабель сумеет доделать своё чёрное дело. Если ты не наврал насчёт яда.
- Есть предложения?
- Одно - встретиться и расставить все точки над i.
Разыскать судью Марию Александровну Забелину большого труда не составило. Вот я уже в зале заседаний, а она ведёт процесс. Строгий костюм под судейской мантией, и лицо прекрасное, но суровое. Вот голос, голос сирены зовущей в ночи, подкачал. У представителя Фемиды, полагал, должен быть беспристрастный глас. Такой что….
Увидела меня в толпе зевак присутствующих, запнулась на полуслове, но справилась и закончила фразу. Замельтешил, заёрзал взгляд – обвинитель, адвокат, подсудимый, свидетели и я. Путаться стала Их Честь в собственных фразах – чего доброго, процесс сорвёт. Мне этого не надо. Поймал её взгляд, кивнул на дверь – обожду, мол – и покинул заседание.
В скверике сижу напротив дворца правосудия, на двери посматриваю, размышляю. Люди вышли, курят не расходятся – перерыв, должно быть. Автозак подходит. Ага, засадила Мирабель бедолагу обвиняемого. Сейчас выведут. Нет, смотрю, как вошли вдвоём – вдвоём и вышли. Дорогу пересекли и ко мне.
- Гладышев? Алексей Владимирович? Пройдёмте с нами.
- А в чём собственно дело?
- Там объясним.
Подводят к автозаку, предлагают загрузиться.
Эй-эй-эй, что за шутки, ребята.
Ребят уже четверо: ещё двое в камуфляже не грубо, но настойчиво автоматами в будку подталкивают.
Поставил ногу на ступеньку, оглянулся на зарешёченные окна, – из какого наблюдаешь, дорогая? Ну-ну….
В отделении мне ничего не стали объяснять, просто заперли в просторную камеру без нар, стола и стульев – один нужник в углу. Или, как его по-тюремному – параша. Сел спиной к стене, ноги вытянул и к Билли:
- Что-нибудь понял?
- Яснее ясного: вызовет следователь, покажет постановление об аресте, подписанное известной рукой, и….
- И?
- Короче создал ты проблем двойнику. Земной от него поклон.
- Что делать?
- Ждать, думать и держать себя в руках.
- Обещаю. Теперь помолчи – вздремнуть хочу.
Не пришлось. Стальная дверь открылась, и вошёл сержант, арбузный крестник. За ним ещё четыре неандертальца в погонах. Ухмылки во всю откормленную рожу. Дубинками в ладошки шлёпают – азарт нагоняют. Быть потехе!
- Встать! – орёт сержант.
- Оклемался? – вежливо, даже вкрадчиво интересуюсь.
- Ну, падла, щас урою! – и на меня с дубинкой.
Я и подниматься поленился, только ногу подставил, и сержант с разбегу ткнулся в неё причиндалами. Ой-ой-ой! Глядите на него, согнулся, как роженица. А вы что рыла вытянули? Бегом сюда. На показательные выступления мастера айкидо в застенках МВД.
Взгляд упал на незакрытую дверь – так вот он путь к свободе. К чёрту цирк! Добил сердешного ребром ладони по сонной артерии и за остальных. Никого не обидел.
В коридоре пусто. В дежурке дежурный. Пристукнул его в кресле и урну на голову водрузил. Перевёрнутую, понятно.
- Это лишнее, - ворчал Билли.
Я и сам понимал: дежурный капитан ни причём.
- Как я тебе?
- Ни одного лишнего движения, как впрочем, и разумного. Что теперь с двойником будет?
- Да с таким открытием его в любой стране на руках носить станут - считай, Нобелевский лауреат.
- Чешем к канадской границе?
- Сначала все точки над i - как условились. Взгляну в глаза и спрошу: «Как ты могла, милая, как ты могла…?».
- Наивняк.
- Что ты понимаешь в сердечных отношениях?
- Ах, ну да, ну да….
Билли взломал сайт известного учреждения, и из интернет-кафе я вышел с домашним адресом судьи Марии Александровны Забелиной. Обманув домофон, проник в подъезд. На трели входного звонка никто не ответил. Набрал по мобильнику номер домашнего телефона, приложил ухо к двери – ага, трезвонит, трезвонит, но трубку никто не поднял – пуста квартира.
- Не судьба, - с облегчением посетовал Билли.
- Ерунда. Тусуется где-нибудь в ночном клубе. Подождём.
- Ага, дождёшься – ментов с наганами. За твой разбой в отделении весь город на уши поставлен.
- Пусть себе. Здесь им ума искать не хватит.
- Основная ошибка всех на свете неудачников – недооценка противника.
- Какие предложения?
- Смотаться.
- Есть другое – проникнуть в квартиру по пожарной лестнице. И не перечь – ты обещал….
Пожалуй, опущу перипетии восхождения на высотный дом по водосточной трубе и последующий спуск пожарной лестницей на нужный балкон и всю гамму ощущений связанных с этими на грани безрассудства действиями. В квартиру проник через форточку. Гнёздышко царицы Тамар было уютненьким – с моим не сравнить. Обошёл, не включая свет, все помещения, чтобы убедиться, в своём полном одиночестве, и плюхнулся в кресло поджидать.
- Слушай, не вижу признаков порока – всё так пристойненько.
- А он может уходить корнями в голубое детство. Или с отцом твоим, опять же, принеприятнейшее было знакомство.
- Билли….
- Понимаю, сложно быть объективным.
- Это не объективизм, это отсутствие полутеней в образах. Отец бросил мою мать, но он любил меня. Я помню. Костя стал негодяем, потеряв генетическую память, но он был моим братом. Я помню. А ты сортируешь людей на плохих и хороших по сумме слагаемых поступков. Истории известны примеры, когда закоренелые преступники вдруг становились национальными героями.
- Это ты себя обеляешь – накостылял ментовскому отделению, а в кармане изобретение на Нобелевскую премию.
- И в чём соль?
- Ты продукт другой среды, иного общества – здешний житель непременно подчинился бы сержанту, и….
- Но ведь он был неправ.
- …. И не было б конфликта.
- Чёрт с ними, с ментами – поговорим о Мирабель.
- Тебе повезло, а скольким нет? Сколько она отправила на тот свет разовых своих любовников?
- Она не могла этого делать - судья.
- И заметь, справедливый. Впрочем, одно другому не мешает, а в госпоже Забелиной прекрасно уживается.
- Билли, в голове не укладывается: почему параллелики – плоть от плоти нашей, кровь от крови – такие непохожие на нас.
- Обстоятельства, Создатель, обстоятельства лепят из вас людей среды. Какова она, таковы её обитатели.
- И какие нужны, чтобы из прекрасной женщины, судьи, сделать похотливую отравительницу?
- Считаешь, ковыряясь в чужих грязных поступках, человек закаляет собственную добропорядочность? Как бы ни так! Он постоянно находится на грани искушения – ведь другие могут.
- А страх неотвратимости наказания?
- Добавляет адреналину.
- Ну, хорошо, сейчас придёт хозяйка квартиры, и мы её подробно расспросим.
- Станет она говорить….
- Попытаемся.
Около полуночи заскрежетал ключ в дверном замке. Голос Мирабель:
- Всё, капитан, дальше провожать не надо.
Мужской голос:
- Позвольте осмотреть квартиру – минутное дело.
- Кто здесь может быть, и как бы он сюда попал? Нет, капитан, войдёте осмотреть, потом чаю попросите, а я устала. Нет, нет, идите уже – мне надо спать.
- Хорошо. Спущусь к машине, а вы через пять минут помаячите мне с балкона. Пять минут не затруднят, а мне будет спокойнее.
- Договорились.
Дверь щёлкнула английским замком, Мирабель сбросила в прихожей туфли вошла в гостиную, включила свет и увидела меня.
- Ты?
- Извини, без церемоний – надо поговорить.
Мирабель справилась с растерянностью, потянула из ушей драгоценности.
- Надеюсь, ты с добрыми намерениями?
- Исключительно. И потому ты можешь смело пройти на балкон и помахать провожатому.
- Они нашли меня в казино, - сказала Мирабель, отворяя дверь на балкон. – Сказали, что ты сбежал, и моя жизнь в опасности.
- Соврали дважды. Во-первых, известное учреждение покинул хоть и против желания его обитателей, но без спешки. А во-вторых….
- Во-вторых? – Мирабель скрылась на балконе, потом появилась и зашпингалетила дверь. – Уехали. А во-вторых?
- Как же могу покушаться на жизнь человека, которого люблю?
- Сколько угодно примеров. Тебе какой напомнить, из литературы или истории? Прости, переоденусь.
Хозяйка квартиры скрылась в спальне. Явилась в домашнем халате.
- Кофе хочешь?
- Если только за компанию.
Мирабель вышла из кухни не с двумя дымящимися ароматом чашками на подносе, а с никелированным пистолетом, уставившимся в мой лоб чёрным зрачком ствола.
- Извини, - сказала, присаживаясь на тахту, - мне так удобнее. Так о чём ты хотел со мной поговорить?
Я проглотил растерянность, как комок в горле. Ну, раз человеку так удобнее….
- Мир, в котором я живу, прекрасен – там нет вражды и злобы, безудержной погони за жёлтым дьяволом. Все люди счастливы и заняты любимым делом.
- Читала о таком в истории КПСС – коммунизм называется.
- Если угодно. Я одинок в том мире, ты в этом – почему бы нам не соединить наши судьбы? Я буду любить тебя, Мирабель.
- Не расслышала – я что получу с этого союза?
- Я буду любить тебя.
- И только то?
- Мы родим ребёнка и воспитаем его.
- Врёшь ты всё.
- Что мешает проверить?
- Лучше пристрелю, и газеты напишут: «Судья Забелина обезвредила опасного преступника».
- Тебе нужна такая слава?
- Развлечение.
- Не боишься гнева Фемиды, застрелив невиновного?
- Неповиновение представителям власти, сопротивление, нанесение телесных повреждений, незаконное проникновение в чужое жилище, шантаж…. Да тебя, дорогой, на всю десятку строгача можно размотать.
- Признание в любви, по-твоему, шантаж, а что тогда отравление?
- Вот видишь, ты всё-таки пришёл обвинять.
Ствол пистолета, глаз Мирабель и мой лоб сошлись на одной линии.
- Странно жизнь закручивает сюжеты – в той жизни ты спасла меня, пожертвовав собой.
- Время платить по счетам. Ты унесёшь с собой мою тайну.
- Ты больна, любовь моя. Доверься, я излечу тебя.
- Ты неплохо держишься – не ползаешь в ногах, вымаливая жизнь.
- Ты не сможешь убить меня.
- Смогу, не сомневайся.
- Если ты нажмёшь курок, ты убьешь не меня – саму Любовь. Ради всего святого убери пистолет. Что мне сделать, чтобы ты поверила?
- Как загнул! Жить хочешь? Поползай на коленях: я тебя всё равно пристрелю, но минутой раньше, минутой позже – есть ведь разница.
Смотрел в глаза напротив, полные стального блеска и решимости, даже злорадства (над чем?) и засомневался, к чему мои разглагольствования - она исполнит задуманное.
- Хочешь денег, Мирабель, много денег?
- Откупиться желаешь?
- Спасти двойника. У него в кармане изобретение на Нобелевскую премию, а за спиной ментовские ищейки, тобой кстати натравленные. Помоги ему выпутаться из передряги. Поверь, Алексей Гладышев в долгу не останется.
- В каком, говоришь, кармане? Выкладывай.
Я выложил арбузную семечку на подлокотник кресла.
- Издеваешься?
- Отнюдь. Из этой семечки вырастет нестареющее растение.
- И в чём соль?
- Шаг на пути к бессмертию человека.
- Ерунда.
Зрачок пистолета настырно сверлил мой лоб.
- Мы жили в доме под платанами у самого моря. После твоей смерти в нём завелись две кошки. Думал, в чёрную воплотилась Костина душонка, а оказывается это две твоих половинки. Мне повезло там: я был знаком со светлой.
- Теперь и с тёмной.
- И жалею об этом. Позволь мне уйти
- Куда ты собрался, Гладышев-младший? Если за смертью, то она здесь.
И в тот момент прозвучал выстрел, негромкий, как хлопок шампанского.
Едва уловимое движение головы, и пуля, минуя цель, застряла в спинке кресла.
- Неужели ты не поняла, меня невозможно убить: я – человек другого измерения. Разве только….
Отстегнул с руки серебряный браслет. Зачем? Быть может, очищал душу перед той, из-за меня погибшей Мирабель.
- Теперь стреляй.
И прозвучал второй выстрел

А. Агарков. 8-922-701-89-92
п. Увельский 2009г.

© Анатолий Агарков, 2010
Дата публикации: 12.04.2010 08:19:52
Просмотров: 16541

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.