Липунюшка в кармане у девочки на зоне.

Никита Янев

Форма: Очерк
Жанр: Публицистика
Объём: 34914 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

«Рамона спала на самом краешке кроватки, почти свесив задик через край. На столике, разрисованном утятами, лежали стёклами вверх очки с аккуратно сложенными дужками.
- Рамона.
Девочка проснулась с испуганным вздохом. Она широко раскрыла глаза и тут же сощурилась:
- Мам?
- Ты же сказала, что Джимми Джиммирино умер, что он попал под машину?
- Чего?
- Слышишь, что я говорю? Почему ты опять спишь с краю?
- Потому.
- Почему «потому», Рамона, я тебя серьёзно спрашиваю, не то …
- Потому что не хочу толкать Микки.
- Кого-о?
- Микки, - сказала Рамона и почесала нос: - Микки Миккерано.
Сэлинджер. «Лапа-растяпа».

1.
Да, там дальше начинается. На самом деле, «Подводная лодка» - окончание целого шестилетнего периода, а на самом деле, сорокавосьмилетнего. А потом там сразу началось дальше. А куда, вообще-то, уходят? Никуда, это куда? И всё сразу по новой. Это я и называл экклезиастом и послеконцасветом.
Просто ты как КП в ЧП. Есть такой персонаж за дисплеем в блогбастере. Он, как клакер, должен направлять зрителя как чувствовать драйв и состраданье, как будто зритель сам разучился чувствовать. Вообще-то это всё вариант исповедника, просто психоаналитика стала двусмысленной, я поверил в Бога и стал успешным, а церковь – духовный бизнес.
И я сразу вспоминаю, что ведь так было с самого начала. Липунюшка в кармане у девочки на зоне, как невидимый зритель, останется на подводной лодке, которая летит по спирали из центра метагалактики на периферию, как я, как поверхность, и будет дальше делать искусство, констатировать факты, как снайпер, который делает рисочки на прикладе после каждой успешной попытки популять в светящийся трассер.
А те там на поверхности будут любить и ненавидеть, сжигать друг друга в газовых печах и самоубиваться друг ради друга. Но пока они сами не станут Липунюшкой в кармане у девочки на зоне, поверхностью, невидимым зрителем, я, центром метагалактики, это всё будет, как дурной сон возвращаться, как драмы Чехова, как такая форма, что это всё делается ради впечатленья, ради славы, а вообще-то слава по барабану, потому что ты умираешь.
А теперь - на примерах, как в хосписе и в школе. Поплавилась шина на электрощитке в одной квартире в одном бараке в одном пригороде в одном мегаполисе в одном апокалипсисе, потому что был неплотный контакт, не затянута резьба, и она грелась до малинового цвета в темноте возле пластмассовой шторы. Теперь понимаете, да?
Рядом лежал фонарик, знаете, такой налобный, со светодиодами, выключенный, со страченной батарейкой. Один раз мы в нежилую комнату входим, а фонарик мигает в режиме: боевая тревога. Мы выключили свет и стали тревожно озираться, как снайперы в тумане, и сразу увидели щиток, малиновый от напряженья, и Липунюшку, который считает нагрузку с карандашом за ухом: бойлер, электроплитка, чайник, микроволновка, холодильник, телевизор, компьютер.
Сидит, как фрик, на фонарике и дёргает нервно ногой, и фонарик на слабой кинетике из последних сил посылает в пространство сигналы SOS.
2.
Ну, мы всё сделали как надо, пошли к пьющему соседу Зяме, отключили квартиру на общем щитке, побежали в ночной супермаркет, купили новую запчасть и заменили. А теперь сидим и рассуждаем про новый период, что, может быть, и не сможем, но вообще-то об этом мечтали в юности и детстве, а не о благополучии и благосостоянье, но как же до этого ещё было далеко.
И Липунюшка сидит на быльце кресла, и диктует, «вообще-то все люди сделаны из этого материала. Просто сначала за свою жопу трясутся, как драма, потому что у них больше ничего нету, а потом устают, а потом подделываются, что что-то знают, как безблагодатная старость, а потом, и правда, знают, как благодатная старость».
Я тут, как хоспис, ухаживал пару раз за старушками, тёща посылала. Они потом долго ещё не могли остановиться, какой Никита красивый. Ясно, какой красивый, как козёл сивый. Ну, просто, представьте, что вы как в доте от всех отрезаны, как на минном поле, всегда навсегда. И тут к вам приходят и вам помогают. И если ещё светит солнце, или как смеются в интернете, «люблю июль в начале мая».
То вы как Липунюшка в кармане у девочки на зоне, играете полонез Огинского на баяне про то, что какие все красивые, но уже не можете докоснуться невидимой рукой. Жаль, что не перетрогал во время жизни, но тогда мочился за преуспеянье, «не до жиру, быть бы живу», как говорила баба Поля.
Гена Янев хорошо в экклезиасте и послеконцасвете разбирался с самого начала от папы с мамой, потому что там всё наоборот, несчастье – счастье, чмо – Бог, как на самом деле, короче, как Липунюшка в кармане у девочки на зоне.
Но ведь пока не отпердячишь, и не сделаешь, как Чехов, драму, то типа интуриста, и не можешь докоснуться, а когда отпердячишь, то как полонез Огинского, идёшь и плачешь по тротуару, какие все красивые, а все сторонятся, а вдруг заразно?
И тогда делаешь вот что. Нового героя в новой драме. И это уже не пьеса на ладони, субъект-объектная туфта, все у тебя на ладони и ты тоже. Это уже послеконцасвета, как Липунюшка в кармане у девочки на зоне. А сам думаешь, как благодатная и безблагодатная старость, уехать, что ли, или не уезжать, и так нормально?
3.
Ты умираешь, а Липунюшка остаётся. Как бы тебе с ним договориться, чтобы стать им? Ну, это послеконцасвета. Это выслуживается по жизни, всё – наоборот, несчастье – счастье, все – Бог, а ты – чмо.
Тогда потом в центре метагалактики на подводной лодке, которую утопили, конечно, не исполнитель, а заказчик, не начальник, а населенье, своей социальной позицией ориентированной на благополучье, а всё остальное до жопы, и всё такое.
Липунюшка в кармане у девочки на зоне говорит вам, как зачатье, «что видишь, земляк»? Ну, там, в нигде никогда, в которое вы ушли. И вы восхищаетесь, «от бля, так это ж поверхность, как глаз стрекозы, как соты, как яяяяяяя, как 100000007 закланных в жертву, которых 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона рожают 100000007 лет до нашей эры».
И вы, как хоспис и школа, «чем я могу помочь, земляк»? И Липунюшка в кармане у девочки на зоне, «что видишь, говорилка»? И вы как на равных, даже и грубите, «то, что и всегда, обт, SOS, искусство». И Липуня, «ну так чё ж ты? Переносись, как слава, как благодатная и безблагодатная старость, ну, ты знаешь, какие все красивые, и всё такое».
Дыши в губы, как постельная сцена, как искусственное дыханье, как спасатель, и исчезай, как фрик, что у вас работы ещё дохерища. Они оглянутся, фу, приснилось, и начнут трястись за свою жопу, но как-то уже нет смысла, неинтересно, ведь они уже были с той стороны смерти полминутки, когда вы им в губы дышали, и видели, как кайфово.
И они во сне вам, «Липуня, мы так хочем тоже». И вы им, «та ради Бога». Токо, я не знаю, это же всё – наоборот, это ж вам не духовный бизнес, это надо пердячить от папы с мамой, несчастье – счастье, все – Бог, а ты – чмо, и через скоко тебе 90 лет подойдёте к зеркалу на веранды.
А там стоит Липунюшка в кармане у девочки на зоне, как спасательный остров на постапокалиптике, как 1+1=1, как доппаёк, как книга, как поверхность, как центр метагалактики, как подводная лодка, как яяяяяяя, и смеётся, какие все красивые, б**.
4.
Какой вывод? Вывод странный, что кроме надрочки здешняя драма ещё и подводная лодка. А что я её не вижу, это уже мои проблемы. Что я не на подводной лодке и даже не в надрочке, а в жопе, как благополучье и духовный бизнес. И какой у меня выбор? Только мстить всем, как начальник, за жопу. И тогда, как Сталин, Брежнев и Путин, дослужишься до простой одиночки.
Допрёшь, за что обителся Люцифер, сатана, светящийся, противоречащий, в разных изводах. Что какая-то говорилка – слава Божья. А он просто так надрочка без имени и слова, с одним аффектом, и ничего не может переделать.
А девочка на зоне с Липунюшкой в кармане, как Сталкер, на кого посмотрит, те сразу начинают трястись, как зачатье, какое всё красивое, и всё такое.
15 мая 2013.
Лекция.
Там получалось сразу 3 занятья. Из поколения детей – дом в деревне, из поколения детей детей – пьеса на ладони, из поколения детей детей детей – послеконцасвета. Это не абстрактные занятия, это конкретные место, время и образ поколения, которое выходит из апокалиптического русского века. Апокалиптичность его, разумеется, в том же, что и вся человеческая природа. Но трагедия это драма и это катарсис. Эдип в Фивах и Эдип в Колонне.
Хорошо, давайте по-другому, для красавцев с логически поставленным мышленьем про своё и чужое. Трагедия минус драма равно катарсис. Трагедия минус катарсис равно драма. Хорошо, давайте ещё по-другому, для любителей политики и экстрима. Посылка – через несколько лет этой страны не будет, потому что целым все пользуются, кто - 150 млрд., как начальник, кто - 10 тыс. в месяц, как гастрарбайтер, но никто не защищает от жлобов и бандитов, кроме юродивых на митинге.
Ваши действия? Как вы будете спасать себя и семью? Есть только 2 способа спастись, эмиграция наружу и эмиграция внутрь. Можно было бы поговорить про глобальную катастрофу, и что только поле от Франции до Канады с тоской в животе спасётся, но эзотерику мы опустим. Можно было бы поговорить про политику, 3 политэкономических игрока, Европа, Китай и Америка, и между ними сырьевой гигант. Но мы не про это, мы про маленького человека, как он будет спасаться?
Например, Гена Янев даже загранпаспорта не имеет, он жил жизнью слишком юродивой и забурённой для путешествий, как и большинство, которое вечно выживает, как природа. Это не жизнь стаи, это дерево на поляне. Так что эмиграция наружу сразу отпадает. И дальше, как всегда в жизни, парадокс. Гена Янев любит море, потому что родился на море в селе Приморский Посад Приазовского района Запорожской области, и лучшее время жизни провёл на море, на острове Соловки в Белом море.
Вы должны не просто выбрать место для внутренней эмиграции, которое вам подходит, а место, в котором вы будете нужны. Теперь про места и будущее. Будущее это прошлое. В цикле всё было. Жизнь это надрочка десантников в конфликте, проверка на гнилость, чистилище. Смогут или не смогут они отсечь мешающее не сомневающейся рукой и вырыть вертикальный колодец в небо, чтобы свою звезду увидеть? Что мешало?
Так что, можете не сомневаться, что в местах самое интересное начнётся, но ничего нового. Директора мест с местными в доле продают землю в аренду эмигрантам из затопленных районов. Потом местные станут неместными, потому что потеряют нитку и опустятся, как начальник, а неместные местными, потому что дар это жертва. Это, кстати, ответ на вопрос, что мешало, я или не я?
Стало быть, про место. Самое светлое место, - в котором и вы пригодитесь, - где на демонстрацию в защиту никому не известных сИрот 75 тыс. выходят. Самое тёмное место - где ничего об этом не знают. Ну вот, вы потоптались и остались на месте после разговоров о катастрофе, спасенье и экстренных мерах. Море приближалось.
Можно ли было говорить, что Гена Янев волшебник? Та ради Бога. Это даже кощунство. Люди гибнут, а мудозвоны рассуждают про провиденье. Пусть это лекция. Эдип в Фивах и Эдип в Колонне, мы помним? Кольцевая рифма и кольцевая композиция. Трагедия минус драма равно катарсис. Эдип в Колонне за руку со столбом света на гору Арарат уходит, как горлинка с лавровой веткой, потому что «пелестрадал», как Каренин.
Смотреть, что было дальше, как советник президента на КП в ЧП, в блогбастере за дисплеем для хэппи-энда, потому что, вы меня извините за американизм, но эта история всегда кончается хэппи-эндом, потому что вы себя в себя для себя посылали, как Нео и Аватара, чтобы проверить на гнилость, что вы будете делать, подставлять или подставляться?
Как будто можно подставить, если там и там - вы, как плерома, просто, вы забыли. И вы страдаете, как трагедия в драме для катарсиса. Спасибо за вниманье.
16 мая 2013.
Майка Пупкова.
1.
Наудачу бутылку в море. Рифма всё время. 2006 – рассказ «Доказательство бытия Божия» - подарок на день рожденья книжного, где все - герои. 2013 – подарок интернета, где все герои тем более.
7 лет, замужество, учёба, работа, трагедия, драма, катарсис, неизлечимые болезни, излечимые болезни, вообще не болезни. Кто за этим следит всё время? Я думал, что я, но я сдулся, да потом, я перестал верить.
Я про дочку Майку Пупкову. Как они смотрят? Вот это самое главное. Я чужих боялся. Разгерметизируется зренье. И тебе уже всё равно как они смотрят.
Как смотрит Майка Пупкова? Как смотрит Орфеева Эвридика? Как смотрит Марья Родина? Женщины-парки. Пусть. Не в этом дело. Любые люди, которых ты сделал героями своей жизни.
Начальник, населенье, заказчик, исполнитель. Оставим большое.
2.
Орфеева Эвридика смотрит как море, что она та подложка, на которой всё существует. Это детски, эгоистично и практично, потому что не жалко того, чего я не понимаю.
Марья Родина смотрит как грузовой контейнер с Альфа Центавров и с горизонта событий чёрной дыры нашей вселенной. Это похоже на пап, Григория Афанасьевича Янева и Владимира Леонидовича Барабаша, которые стали слабенькими в конце периода, выпивали свою чекушку, съедали свои таблетки, с такими чертами – с фресок катакомбной церкви в Нах-Гамади.
А что в бутылке? То, что всегда в бутылке, которая плывёт по морю. Моисей в корзинке. Я удивлялся, почему нас не восхваляют? Я из Ген Яневых в Никит Послеконцасветцевых превратился за жизнь поколенья.
Кто это придумал? И почему этого нигде нет? И что надо сделать? Сколько судеб надо искалечить? Это во мне отчаяние говорило.
3.
Майка Пупкова судьбу ломала под образ. Сначала ей понравилась бабушкина подложка. Женщина-гора Орфеева Эвридика. «Женщины-горы, наивные и жестокие дети, как Жека Квартин в детстве, отрывал воробьёнку голову, чтобы посмотреть, что у него внутри, да не у воробья, у Жеки». Писал я в стихотворенье «Женщины-горы» в 2001.
Потом наступила очередь мамы, потом папино несчастье, что настоящее счастье только после несчастья. На одной посиделке Орфеева Эвридика и Никита Послеконцасветцев, как всегда в доспехах, что с каждым новым поколеньем всё тяжелее переходить вброд великую бездну жизни, задыхаясь в тоске по несбывшемуся.
«У вас была советская община, мы были вдвоём против всех с Марией, а им в одиночку». Это Никита Послеконцасветцев. И Орфеева Эвридика, «от чего вы устали»? В смысле, «я этого не вижу». «Вот, на шоу показали без рук и ног с красавицей-женой». И Никита Послеконцасветцев, «это демагогия».
4.
Просто, не жалко, и как оно потом разъедает всю окружающую местность, хоть в ней одни попугаи вместо воробьёв и саранча вместо тараканов. Нигде нет спасенья, ни в пабе, ни на войне, если по барабану.
Что с этим можно сделать? Так вот только это. Заболеть неизлечимой болезнью, как одиночеством на свете, до смерти и после смерти. Как спасался Никита?
Ой, да ну его, этого Никиту. Надоел он, хуже горькой редьки, как себе сам. Между прочим, все люди в том же положенье, как шашлыки и вобла.
Лучше будем беллетристами и драматургами отныне, будем рассказывать про судьбы героев, а потом уходить на рыбалку, как уже однажды было на острове в море, как счастье, и теперь всё время вспоминаешь.
5.
Майка Пупкова ломала образ. Никита Послеконцасветцев думал. Пока не боишься несчастья, в юности, максимально поднята планка. Потом всю жизнь типа инвалида. И это хорошо и правильно, потому что в загипнотизированной стране и жизни, не столько жлобством и юродством, сколько неспособностью вместить регистры в одну душу.
Когда в армии били перед строем, было жалко всех, тех, кого били, Терпелюка, тех, кто бил, сержантов, тех, для кого били, строй.
И был только один выход, уйти во внутреннюю эмиграцию и попробовать построить за жизнь одного поколенья общину верных, мастерскую возле жизни, дом в деревне, пьесу на ладони, послеконцасвета.
Ясно, что никто не поверит, потому что подложка, загипнотизированная бездной, - как бьют, - не вместит регистры, - для чего бьют.
6.
Но в том-то и дело, что в следующем поколенье карма уже налагалась на прану, как общее место, как будто Никита Послеконцасветцев для всех построил спасенье, а не только искусство.
Дело касалось не только юродивых, восставших против жлобства на митингах и демонстрациях, возле автозаков в бронежилетах, в стране без единства, в которой все имели свои дивиденды за аренду, кто 150 млрд. начальнических подъёмных, кто 10 тыс. в месяц гастрарбайтерских опущенных.
Дело касалось в основном пола. Что что-то случилось с полом. Что сначала были сердечно-сосудистые заболеванья, как у папы, потом онкологические заболеванья, как у мамы.
А потом как в «Сталкере». Сталкер водит на зону, а Мартышка – зона. «Мутант она, вроде, без ног, жертва зоны, как говорится», говорит Учёный. Что дальше?
7.
Ещё немного философии и этимологии, и потом сплошная беллетристика, чтобы никого не подставлять. Пол, низ, девственная плева, сплошная линия горизонта, чувственное стихотворенье Тютчева, а смеяться не умеет, вот что такое – нет ног.
Новое несчастье, самое несчастье, с которым надо разбираться один на один, как десантник в конфликте на штыковой. И никто не поможет, ни пахан, ни зона, ни папа, ни мама, ни шашлыки, ни вобла, ни забвенье, ни возмездье.
8.
У Сталкеровой Мартышки 150 детей, 5 классов, у которых есть папы и мамы, но они арендуют страну за забвенье, возмездье и дивиденды без целого и смысла.
А целым уже стала Майка Пупкова, которая нянчит Моисея в корзинке, как девочки на зоне, которые восстали против лакейщины, как юродивые против жлобства.
Майка Пупкова дарит «Йоту» папе на день рожденья в неблагополучном жилище без кабельного интернета, чтобы он мог посылать сигналы после смерти, что дальше будет ещё лепше.
В следующем поколенье Моисеев в корзинке 3 политэкономических игрока, Европа, Китай и Америка, схлестнулись за сырьевой гигант между ними, как зэки на зоне. Европа до Урала, Америка до Китая, Китай до Америки.
А они их учат быть местными на свете, что сначала обосрался, а потом не обосрался. В смысле, сначала несчастье, а потом счастье. В смысле, Орфеева Эвридика, Марья Родина, Никита Послеконцасветцев, Майка Пупкова. В смысле, поле от Франции до Канады с тоской в животе.
В смысле, местные неместных земле учат. В смысле, земля – небо. Именно на это обиделся Люцифер когда-то, светящийся, противоречащий, сатана, в разных изводах. Какая-то подложка – генезис Бога, а он типа на притычках. Ну ни хера себе подача. И восстал, конечно. И устроил ещё больше надрочку, как у Чехова, всё – говно.
А вообще-то это было в задумке у Пантократора, как у гениального шахматиста, что это такая надрочка, чем сложнее условия, тем интересней счастье.
9.
Бабушке Орфеевой Эвридике – деньги на леченье и личные увлеченья, например, благополучье – из зарплаты вместо личной жизни.
Бабушка Орфеева Эвридика – что это само собой имеется в виду на свете, ведь она 20 лет везла почти чужую семью дочки. Но это совсем не само собой имеется в виду на свете.
Само собой имеется в виду на свете, что каратели на митинге за квартиру прикинутся золушками на суде, а сами типа сержантов перед строем и Терпелюка на ночном подъёме.
10.
Короче, пора закругляться. Наудачу бутылку в море. Никита Послеконцасветцев на своём спасательном острове, который, на самом деле, спина рыбы, которая, на самом деле, город золотой в центре метагалактики, подманивает бутылочку гребками ладоней, откупоривает записку, читает, и шутит с рыбой, как старик и море, «скорая помощь, на выезд».
17 мая 2013.
Микки.
Надо отрабатывать. Всё время дальше. Я хотел отложить, как будущую тему. Оно там само варится. Я типа не причём. Это моё ноу-хау.
Но тут оно клюнуло, как жареный петух, как роженица и дитя, что готово. И я вспомнил, что Мария вчера рассказала вечером после работы.
Аукцион Соцбис закупился в России, уезжает, и в Москве устраивает вечеринку, Эль Греко, Пикассо и Микки.
Микки – шимпанзе, которого научили фотографировать, концепт, инсталляция инсталляции, всё объект искусства – особенно искусство.
Ну его на фиг, короче. Нет, конечно, интересно, как безопасный секс. Но мы вот что сделаем.
На зоне, наоборот, всё – живое, потому что из личностей, деревья, ветер, блатные, работяги. И не надо быть Микки, чтобы это увидеть.
Надо просто постараться, как зэки на митинге, в сущности, даже каратели подходят, которые подставили за квартиру.
Они теперь будут пить в квартире, потому что стало неинтересно, ради чего, непонятно? И до чего-нибудь там допьются.
До германской, до гражданской, до отечественной, до атомной бомбы. Будут сидеть на атомной бомбе, и улыбаться, как всё красиво. Это вам не Микки.
2.
Книжного рекордсмена с другой обложкой разослали по редакциям, все редакции отказали без мотивировки.
Пойди, послужи, проставь всем, милиции, бандитам, стриптизёршам, а потом приходи и раскручивай шоу со своим лейблом.
Мы сделали по-другому, будучи в традиции. Авраам родил Исаака, Исаак родил Якова. Сталкерова Мартышка, Мандельштам Шаламов, Гоголь Пушкинович Толстово-Достоевскин. Просто одушевили.
Девочка на зоне с Липунюшкой в кармане, который умирал-умирал всю жизнь и умер. Принёсся на остров жизни в море смерти.
Только расположился кайфануть, как поверхность, чего всю жизнь добивался Чехов, что здесь нигде нет вечного кайфа, как безопасный секс. Короче, накололи.
А ему уже несётся сквозь дно бездны, звёзды, горизонт событий, телепатию, гиперпространство, червячный переход голограмма.
Это просто слова такие, надыбанные в ютубе в эзотерических блогах. Само сообщенье – это вам таррент открыть надо.
Рубрика «артхауз», 175 страниц каталога, всё время возобновляется. В сущности, ещё больше, «фестивальное кино», «документальное кино», «скандинавское кино» «квебек», раздачи. Ну и так далее, по интересам.
3.
Нас интересует ноу-хау. На самом деле это только подступ, что оно само там. Ты только типа роженицы и родов, всё будешь делать, а потом расположишься типа Чехова на рыбалке.
И тут оно пойдёт типа потока сознанья, как воды, сообщенье, «Алекс – Юстасу. SOS. Нас здесь давят как мух. Что делать? Срочно! Реанимацию? Скорую помощь? Таблетку»?
Это ещё не ноу-хау. Ноу-хау – Микки, Липунюшка в кармане, яяяяяяя, всё время лично. Когда девочка на зоне это поняла, Майка Пупкова, Сталкерова Мартышка, политзек в зеркви.
Нельзя сказать, что стало легче, та ради Бога, катарсис это просветленье, а не облегченье. Это старая драма, а не новая драма, Эдип в Колонне, а не Чехов. Понял, Микки?
Ну, это как каратель на бомбе, десантник в конфликте, смертник и разомкнутые контакты. Липунюшка идёт по зоне, типа олигарха, все выворачивают белки, как злая собака.
Липунюшка подходит, как скорая помощь, как спасательный остров среди островов с трупами на постапокалиптике.
Дышит в губы, как постельная сцена и искусственное дыханье. Оставляет доппаёк и книгу и отталкивается спасательской рукой.
Труп дёргается, как эпилептик, от возвращения жизни, как Микки после удачного снимка. Сосёт из доппайка крошку, чтобы осталось на подольше.
Листает страницы с недоуменьем, как Микки с фотоаппаратом. Смотрит на названье, как редактор, которому всегда скучно, «1+1=1».
И хлюпает носом, как зэк на зоне, «суки, от суки».
4.
И по постапокалиптике летит ещё один спасательный остров, как аукцион Соцбис, который закупился у лохов по полной, как корыстный собиратель с блошиного рынка в рязанской деревне за бутылку.
Окаменелость – 14,5 млрд. лет до рождества Христова. Угадайте, какая? Правильно, угадали.
Продаст, а на оставшиеся деньги удочку купит, и остров, и будет всё время ловить рыбу, как Чехов. Когда, конечно, не спасает, как Липунюшка в кармане у девочки на зоне.
Потому что - лично, как Микки, как яяяяяяя, как катарсис на зоне, что все – люди. «Ни луя себе подача». Такой характер надрочки. Окаменелость – 14,5 млрд. лет. Микки с фотоаппаратом.
18 мая 2013.
Микки Миккерано.
1.
Нужно дать направление, чтобы они там расположились. Конечно, это кино и искусство, но самое главное – это работа в одиночку. Спасательство, послеконцасвета в открытом космосе. Здесь всё важно: настоящий апокалипсис, прошлый ренессанс, будущий экклезиаст.
Во всяком случае, мы уходим с земли, мы не можем так всё законсервировать, чтобы там была резервация, мы взрываем, срываем прошлое, но это не образ гибели, это трагическое будущее. Кроме всего прочего, это ещё и слабость, чтобы было куда уходить, которая потом превращается в силу, когда в образ входит целое.
2.
Мне кажется, важно держать образ. Астрал и всё такое. Мы уходим в космос. Иллюзии это не страшно, если ты знаешь, что это страница, работа такая в каждом поколенье, десятилетие иллюзий, десятилетие искушений, десятилетие воплощений.
Поколение зоны и общины верных, поколение психушки и мастерской возле жизни, поколение шоу и дома в деревне в веке русского апокалипсиса. Поколение интернета и пьесы на ладони, поколение телепатии и гиперпространства на постапокалиптике в веке русского экклезиаста.
Не то что мне легко и хорошо, но у меня всегда есть клонированные органы для реанимации, потому что жизнь прожита. Я как собака Блажа Юродьева, у которой гниёт грудь от онкологии, которая лежит целыми днями и ночами в одном палисаднике в одном пригороде и летает в астрале, как она на скорой помощи служит и принимает роды.
3.
В поколении детей мне хватило одного года свободы № 89, чтобы всё прочесть, всё написать, принять все решенья.
Великую русскую апокалиптическую литературу, «Дневник Вени Атикина 1989 – 1995 годов», жениться, родить дочку, переехать в дом тёщи, и засесть за новую работу, которая на 30 лет затянулась.
Потому что там не просто переход от русского апокалипсиса к русскому экклезиасту, там переход от земли к космосу через полюс. Ни о каких иллюзиях, искушениях и воплощениях и речи не было, просто забурился на 30 лет в астрал, как столпник, но, вообще-то, я тут был.
А женщины-парки, Орфеева Эвридика, Марья Родина, Майка Пупкова, жена, дочь, тёща, декабриски, меценаты, братья, отстреливались, как десантники, от фашистов на минном поле.
Заняли круговую оборону, пока у всех: иллюзии свободы, которые обернулись бандитским беспределом; искушения корыстью, что мы слепоглухонемые для благополучья; воплощения, как у политзеков в церкви, что всё - наоборот.
Начальник – исполнитель, население – заказчик, и нужно повернуть эту дурную бесконечность в сторону космоса и бездны максимальным для себя усильем.
4.
Что это было? Ну, это был год на Соловках в сторожке, ботанический сад «Хутор Горка». Не то чтобы я убежал потом, просто надо было возвращаться.
А там ставить такой зажимчик на вену, не знаю, как называется, чтобы венозная и артериальная кровь не вытекали, пока хирурги вставляют донорское сердце в разрезанную бензопилой «Дружба» и раскрытую, как книжка, грудь, под наркозом.
Потом скручивают медной проволокой, вкалывают антибиотик, и сшивают бараньей жилой. И тело начинает испытывать ностальгию по старому сердцу, которое, хоть болело, но не было отторженья.
Можно сказать, что я отработал, и теперь мне нужно делать вообще надцатую работу. Если считать от Пушкина, то девятую. Поэтому я, как бывшая соседка Гойя Босховна Западлова, всё время выглядываю в окошко, всё по-моему или не по-моему в околотке?
Матерятся ли подростки, пьют ли гопники, фальшивы ли дамы, кричат ли чайки по ночам над помойкой, залетая в пустое небо, потому что ворон пострелял обырвалк местный из мелкашки. И испытываю острый стресс от того, что всё не по-моему.
5.
Работа такая: астрал, поверхность, Липунюшка в кармане у девочки на зоне. Я думал, что ухожу в совсем другое, потому что отработал надрочку демона гордыни в ангела смиренья, но это было лукавство.
Потому что оказалось, что я ухожу не в астрал, а сюда в поверхность, как Липунюшка в кармане у девочки на зоне. Что это астрал такой. И тут мне пригодилась вся моя предыдущая работа, и всех наших, начиная с Пушкина и гиперборейцев.
У них сейчас неоязыческий ренессанс, то ли мания величия, то ли комплекс неполноценности, которые оборачиваются новыми тёмными веками и фашизмом.
Но я ж не зря 30 лет пердячил, как маниак, у меня есть таблетка, центр метагалактики, чёрная дыра, червячный переход, Пластилиново, город золотой, подводная лодка, телепатия, гиперпространство. Да много названий, на самом деле.
Когда мама посмотрела на папу, а папа на маму на танцах в Мелитополе, они то же самое знали, без никакого астрала, что может получиться, потому что всё готово к переходу.
На востоке – жёлтые, на западе – красные, на юге – чёрные, на севере – белые, как солнце на восход, на закат, на полночь, на полдень. Ещё одно свидетельство искусственного заселенья планеты. Инопланетяне действовали явно по плану, как зануды.
Переход как энергоинформационный столб на севере и на юге. Гипербореи, атланты, лемурийцы смотрят, как на футболе, «блин, неужели на этот раз получится»?
6.
Ну вот, короче, как на «Хуторе Горка», на острове в море, где раньше убивали, а теперь туристический бизнес, в 98-99, весь день в астрале.
А потом заболел эпилепсией, типа клинической смерти, как у мамы в утробе, потому что отрицательный и положительный резус крови у лона и у плода.
А потом – место силы, портал – не твоё тело и не тело мира, а момент перехода одного в другое. Поверхность, язык, минутка, Липунюшка в кармане у девочки на зоне, Пластилиново, город золотой, подводная лодка, телепатия, гиперпространство, яяяяяяя, 1+1=1. Такая таблетка.
7.
У меня в последнее время потеря интереса к фиксации. Раньше я переписывал 2 раза рукопись, прежде чем напечатать на компьютере. Теперь боюсь, что брошу вообще печатать. Вообще-то это диагноз.
Переписывать по 3 раза и перечитывать 100 раз, это не просто длить минутку, а вообще-то, чинить местность, что до тебя истина Шаламова побеждала, про народ-урку, а не истина Толстого про народ-богоносца.
А после тебя – истина Сталкера, что Сталкерова Мартышка вытащила местность в простом делании бессмертья. Одно дело - увидеть образ рая, как у Толстого и русского народа, другое дело – пронести образ рая через ад, как у Шаламова и советского народа.
И совсем третье дело – чистилище, всё время это делать, как девочка на зоне с Липунюшкой в кармане и гипербореи. Как Элиза в рассказе «Лапа-растяпа» Сэлинджера придирается к дочке Рамоне с её детским бредом, так стало быть, Джимми Джиммирано выжил?
Хрена лысого. Джимми Джиммирано - труп. Это Микки Миккерино. Чехов отдыхает с его советской патетикой про 500 лет и город-сад, и советским же неверием в эту патетику.
Здесь что-то последнее. Ну как последнее? Всегда предпоследнее рыдание над человеческой слабостью. Которая всегда оборачивается силой, способностью детородить в абсолютно выхолощенной местности.
Вот почему я совершенно неожиданно для себя оказался в интернете, в блогах эзотериков в ютубе и раздачах артхауса в тарренте после очередной по счёту жопы.
Что чмо ты, а не писатель. И вот Джимми Джиммирано превратился в Микки Миккерино, ну или как там?
8.
Про информационные столбы на полюсах. Что начинается вообще другое. Они выберут остаточки из золотовалютных запасов и нефтедолларов для заговора рептилоидов, уровня жизни и бесконечного цинизма ловких с ляжечками и лупом на шоу, как золотой фаллос. Но ведь дальше им в космос, был прав ковбой Рейган.
Они, конечно, и в космосе понаделают гноя и мусорок, величиной с континенты, как в мировом океане, чтобы им хавалось слаще. Но вообще-то это архетип, как говорил профессор Мелетинский на лекциях в МГУ в году 91, куда я ездил после того как бросил институт, женился, родил дочку, ушёл с работы, переехал на квартиру тёщи.
Чтобы по-настоящему учиться, чтобы вырыть один из своих вертикальных колодцев в грунте, чтобы увидеть настоящее небо.
9.
Потому что это всё поэтика «Догмы», которую Триер, духовный отец «Догмы» перенял у позднего Тарковского. Там только два расклада, про Джимми Джиммирано и Микки Миккерино, как в «Итальянском для начинающих» и «Последней песне Мифуне».
Марии больше нравится «Итальянский», идиллия, сказка для взрослых, героиня поворачивает за угол, чтобы перекурить, помолиться и спросить у Бога, выходить ли ей за Джимми Джиммирано, чтобы родить Микки Миккерино. Вообще-то они с Богом уже давно договорились про это, ещё когда Бог препарировал рёбра Адама.
Мне больше нравился «Мифуне» с его сеансом чёрной магии с её полным разоблаченьем. Булгаков - никакой метафизик, сказал Шаламов на Булгакова и его «Мастера». Вся традиция такая, чеховская: Бабель, Булгаков, Бунин, Платонов.
Зато они жалеют человека, но жалея, переходят на поле Люцифера, и играют по его правилам. Что, ну ни хера себе подача, я всё сделал, бесконечная вселенная и всё такое, а пользуется какая-то слава Божья, шимпанзе Микки.
10.
Вся метафизика здесь в том, что если сначала голяк, а потом сплошняк, то славняка про заговор рептилоидов не надо, как девочки на зоне с Липунюшкой в кармане, потому что сначала – себе, а потом – не себе, это физиология, и надрочка рая.
А если сначала - славняк, а потом - голяк, то сплошняка не надо, как начальник, который рассказывает по всем каналам в светской хронике, «кто нас обидит, не проживёт и трёх дней», по этой же причине, что сначала – себе, а потом – не себе.
Если по-нашему, по-десантному, всегда в десятку, во все десятки одним патроном, вам надо за жизнь пройти из я в не я, из Люцифера в Бога, из «пожалел себя» в «пожалел надрочку».
И для этого не кинулся в надрочку, потому что тебя тут оттрахали колпачкисты, типа заказчика шоу и исполнителя - серийного убийцы.
А вырыл рядом с надрочкой несколько вертикальных шахт за скоко тебе 90 лет, чтобы они на твоём поле увидели свою звезду, на которой они ссутся.
«Кой хер? У меня же было скоко тебе 90 лет, а я просрал, как сука».
11.
Вот почему после «Подводной лодки», в которой настоящий десантник, отработавший, как взрослый, уходит в «этого ничего не надо», пришлось писать «Липунюшку в кармане у девочки на зоне».
Потому что уходит он, на самом деле, не в «нэ трэба», а в Микки Миккерино. И если по-честному, даже писать не хотелось, а не то, что читать. Вот почему жанр – кино про кино, а не русская литература, потому что всё время дальше, яяяяяяя.
А записал или не записал, всего лишь - традиция, технология, ксива, что «увидел», а не само – «увидел», потому что само «увидел» уже убежало к девочке на зоне с Липунюшкой в кармане, а вы типа папы.
12.
А вообще, если вот так, по-нашему, по-простому, по-десантски, по-экстрасенски, «с той стороны, это где»? Что это за та сторона, которой здесь нет, и на которой всё есть, то, что здесь?
Про игольное ушко и верблюжью верёвку помните, да, террористы и антитеррористы? Дело беллетриста и режиссёра рассказывать истории про лица, а то они, «луё-моё, по-русски не понимаю», отмажутся, что мимо проходили.
Тут вы их лишаете последней отмазки, что они ничего не знали, и они мстят, как могут. «Банки консервные ты у меня будешь расписывать, писатель». Говорил Шаламову начальник лагеря на зоне, когда он, «профессия, писатель».
Что тебя нет, нет, и всё, говорилка. «Опа! Меня нет, а я есть. Что там про игольное ушко и верблюжью верёвку? Та сторона, которой нет, и на которой всё есть»?
Помните, да, на что Люцифер, светящийся, противоречащий, сатана, правая рука Бога, в разных изводах, возмутился и противостал?
Слава Божья – шимпанзе Микки, а он на посылках, как золотая рыбка. И он возмутился. А ещё. «Из камней сих могу сделать себе сыновей».
13.
У меня так было. Я когда закончил «Подводную лодку», ещё строка не засохла, сразу про дальше закручинился. Я тренированный боец, знаю, что отдых, дальше, и жопа - это почти одно и то же.
И заныкал про дальше, что «не надо» - это Липунюшка в кармане у девочки на зоне, а не круглый дембель. А сам кряхтел, как баба Поля, «ох, Бог наказал, не прибирает». А сам быстрым глазом беллетриста примечал, куда переноситься.
19 мая 2013.

© Никита Янев, 2013
Дата публикации: 18.06.2013 13:30:59
Просмотров: 2783

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.