Записки недостойно паломницы

Ольга Иженякова

Форма: Очерк
Жанр: Публицистика
Объём: 21625 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Вчера молилась я весь день
такое дело…
Душа летала в небесах
Вниз не хотела.
Не понимая этот мир
и не приемля.
Она с трудом,
большим трудом
сошла на землю…

К этой поездке я готовилась полгода. И вот час настал: передо мной ворота Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского женского монастыря в Нижегородской области. Здесь находятся две главные святыни России – мощи преподобного Серафима Саровского и канавка, по которой ступала Богородица, она так и называется - канавка Царицы Небесной, вдоль нее посажены удивительной красоты розы и лилии. Местами встречаются клубника и виноград. Паломников в этих местах не счесть, зато послушников, как правило, не хватает. Начитавшись литературы о многочисленных чудесах, происходящих здесь, я с трепетом иду к благочинной монастыря устраиваться на послушание. Благочинная меня внимательно выслушивает и записывает мои координаты, при этом ни профессия, ни имущественное положение, ни гражданство ее не интересуют.
На первом месте - послушание
И сразу же мне дают послушание – красить забор. Речь о том, чтобы сначала устроиться в гостинице или найти другое подходящее жилье, передохнуть, разложить вещи, не идет. Сказали красить - значит надо красить. Я с женщинами, только что приехавшими из Новокузнецка, спешно оставляю вещи в хозяйственном помещении монастыря, и мы, накинув рабочие халаты и повязав косынки, в нестерпимую жару идем работать. Разговаривать во время работы можно только по необходимости. За работой надо читать про себя Иисусову молитву или «Богородице Дево, радуйся…».
К обеду я немного приуныла и вдруг, не веря собственным глазам, вижу перед собой известного по патриотическим сериалам актера с бревном на плече. Надвинув фуражку по самые брови, актер старается пройти мимо нас незамеченным, но тут перед ним появляюсь я и прошу автограф. «Я здесь автографов не раздаю!» - получаю резкий отпор и снова иду красить.
Вечером идем окунуться в святой источник матушки Александры. Температура воды всего четыре градуса. С непривычки заходить страшно, но надо три раза окунуться с головой.
Ночлежку нам определили у одной из инокинь. Именно ночлежку, потому что назвать двухъярусные нары, покрытые старыми матрацами, по-другому язык не поворачивается. Удобства во дворе, кипятить воду даже своим кипятильником не благословляется, никакой посудины вроде таза, чтобы помыться, нет – так меня встретил монастырь. Стоило прилечь, как я услышала рядом с собой тяжелый грудной кашель, а затем и рвоту. «Господи, помоги» – пронеслось в голове. Оказывается, рядом с нами поселили больную бомжиху, которая каждые полчаса либо сотрясается от кашля и кровавой рвоты, либо ходит под себя. Естественно, за ней нужен уход. После короткого совещания решаем: уносить горшок бомжихи будем по очереди. Я впадаю в панику. И тут же слышу голос одной из своих спутниц: «Смиряйся, сестра».
Вечереет, знакомимся.
Мария по профессии врач-онколог. В ее работе смерть – давно сложившаяся закономерность, она и привела ее к Богу. Мария рассказывает, как меняется тяжело больной после исповеди и причастия. Рак открывает такие стороны в человеке, которые в здоровом состоянии даже заподозрить нельзя. Злые, как правило, озлобляются еще больше, добрые за все благодарят Бога и судьбу и редко, очень редко люди осознают конец своей жизни. «Неделю назад на руках у меня умирал мальчик от рака печени, – говорит Мария полушепотом, – умница, два диплома - переводчика и экономиста, почти поступил в аспирантуру. Один экзамен сдать осталось. Лежит на койке весь синий и, превозмогая боль, зубрит высшую математику. Я ему говорю: «Тебе нужно отдыхать», а он отвечает, что некогда, еще успеет. Сама думаю: зачем, родители, зная диагноз, принесли учебник? Лучше бы батюшку позвали, чтобы побеседовал, причастил, успокоил, а то надрывается из последних сил. Через два дня санитарочка прибегает, говорит, что он все, уходит, я бегом к нему, держу за руку. Он смотрит на меня, двадцать четыре годка на днях исполнилось, и спрашивает: «Это все?», я молчу. Сижу, глажу его руку, говорю, чтобы не боялся, а он вздыхает: «Эх, математику не сдал!». Это были его последние слова»…
В монастырь Мария приехала не в первый раз, чувствует, что работать ей с каждым годом все труднее, а после поездки в Дивеево к батюшке Серафиму всегда появляются силы.
Татьяна - продавщица в церковной лавке. По профессии бухгалтер-экономист с высшим образованием, после череды операций не захотела работать по специальности. Пришла к Богу и сразу почувствовала себя здоровой.
Ольга работает художником-дизайнером в известной столичной фирме. У нее изысканный маникюр, а лицо и прическа подчеркивают работу искусного косметолога-визажиста. Ольга уверяет, что так было не всегда: «Я несколько лет после развода просидела дома без работы, без денег, состояла на бирже труда. Питалась Бог знает чем, была в жуткой депрессии, но однажды в троллейбусе ко мне подошла одна бабулечка и говорит: «Что, миленькая, работу найти не можешь?». Меня словно обожгло, откуда незнакомая бабка знает про меня, я об этом даже родителям не писала. «Не могу», – честно призналась я бабке, а она мне: «Ты, ласточка, пойди в храм, купи свечечку потолще да и поставь Иверской Божией Матери и помолись Ей, попроси, чтобы Она послала тебе работу, можешь поминать меня, грешную, какими хочешь словами, если Божия Матерь тебе не поможет». Я, конечно, об этом разговоре забыла, но потом как-то прохожу мимо церкви, дай, думаю, зайду, купила свечку, попросила работниц показать мне икону Иверской Божией Матери, подошла к ней, молюсь, а молиться-то толком не умею, стою, говорю про себя и вдруг как зареву! Ревела-ревела, пока не обратила на себя внимание прихожан, а потом быстро воткнула свечку и ушла. Дома забыла про это. А примерно через неделю звонит телефон, в солидной фирме неожиданно освободилась вакансия, и мне предлагают временно поработать, я была вне себя от счастья и тут же помчалась устраиваться на работу. Кстати, сразу после этого звонка телефон отключили за неуплату… Я с того светлого дня стала в церковь заглядывать чаще, и временная работа стала постоянной, а потом и замуж вышла, ребенка родила, нынче во второй класс пойдет. Вот что мне вера дала»…
С тех пор Ольга считает своим долгом ежегодно ездить по святым местам и хотя бы неделю поработать там во славу Божию, т.е. бесплатно.
Екатерина, домохозяйка, мать двоих детей-подростков, рассказывает про себя: «С тех пор как в нашем доме появился компьютер, затем второй, мне жизни не стало. Какие-то дебильные игры, ужасающе циничные фразы и тупые-тупые детские глаза. Оба сына одновременно забросили учебу. Муж с утра до ночи на работе. А что могу я одна? Запретила мальчишкам дома играть, так они в компьютерные салоны стали ходить или к друзьям. О, сколько я перетерпела! За старшего ночами сидела, делала курсовые работы, а потом спрашиваю: «Денис, тебе не стыдно?», он отвечает, что нет, я в слезы, а младший вторит ему: зачем, мол, нас родила, раз воспитать не можешь? Я человек воцерковленный, понимаю, что не дети мои это говорят, а бесы. Ребята от природы умные и добрые мальчики. Я плачу вечерами, обзваниваю друзей, соседей, а дети в ответ: «Сейчас доиграем и придем». Начинаю усиленно молиться, читать акафисты, тогда раздается звонок: «Мама, уже идем». Я по всем храмам за них сорокоусты заказала, можно сказать, насильно привела их на исповедь и к причастию, потом также под давлением заставила их пособороваться и молилась, молилась непрестанно и вот гляжу - стали у моих сыновей появляться «тройки», ага, думаю, значит, стали учиться. Господи, помоги, вразуми, настави! Я иной раз глажу им рубашки, брюки, а про себя читаю Богородичную молитву, по монастырям стала заказывать псалтири на год о здравии детей и вот буквально перед каникулами слышу, как старший говорит младшему: «Что-то меня вообще к компьютеру не тянет, раньше по десять игр за вечер играл, а сейчас и одной не могу»… Я после этих слов сразу же заказала благодарственный молебен Господу, а сейчас вот сюда приехала помолиться. Знаете, это самое страшное, когда ребенок тебя не понимает. Не дай Бог никому!».
Нина. У нее есть все. Но ей двадцать восемь и пора бы замуж. Нина говорит, что пару лет назад сюда приехала ее коллега, старая дева. Поплакала у мощей Серафима Саровского, искупалась в святом источнике Преподобного, усердно помолилась и почти сразу по возвращении домой удачно вышла замуж. Сейчас второго ребенка ждут.
Светлана. Она особый человек среди нас. У нее рак кожи в последней стадии. Мы не расспрашивали ее ни о чем, но когда она сняла одежду – мы онемели: все тело женщины сплошь было покрыто застарелыми гнойными язвами. Даже носить одежду для этой женщины – неимоверная каторга. Как она живет? Естественно, она, как и все мы, надеется на помощь Святого. Здесь вообще все пронизано его присутствием, люди говорят о нем, как о живом - к Серафимушке приехали. Молимся и ложимся спать.
Утром я разглядела первое преимущество нашего жилища – прямо из окна открывается вид на небесного цвета Свято-Троицкий собор во всем его великолепии. Сегодня у меня другое послушание – надо собирать клубнику. С молоденькими девушками-студентками, которые здесь регулярно проводят каникулы, аккуратно рвем зрелые ягоды, девушки поют псалмы. После клубники нас спешно отвозят разгружать кирпичи. Глядя к вечеру на окровавленные руки, я чуть не плачу. Вечером иду по канавке Царицы Небесной, после тяжелого дня состояние особенное, хочется усердно молиться. Считается, кто прочитает пятьсот раз «Богородице Дево, радуйся…», тот будет находиться под особым покровом Божией Матери, а еще здесь говорят, что если что-нибудь попросишь во время молитвы на канавке, то просимое обязательно тебе дано будет. Я прошу всем многочисленным родственникам здоровья «на многая и благая лета» и смотрю, как женщины, идущие впереди меня, аккуратно кладут записочки в ров возле канавки. Вообще, письма Богородице здесь пишут часто. Принято считать, что духовное надо просить в начале канавки, материальное – в конце. Я тут же решаю, что буду просить в конце канавки, когда прочитаю сто пятьдесят молитв, но как только я подхожу к концу, меня охватывает такое чувство радости, что мне уже ничего не нужно и я шепчу: «Господи, пусть будет так, как сейчас, всегда»…
На следующий день моя очередь убирать за бомжихой. Увидев кирпично-бурых паразитов в горшке, меня начинает неудержимо рвать. «Ну что ты, маленькая, успокойся», – слышу над собой ласковый голос инокини. И мне вдруг становится очень плохо. Со мной начинается истерика. Инокиня отводит меня в свою келью и начинает усердно молиться. Я гляжу на большую, почти на четверть стены икону Богородицы, которая, как я узнала впоследствии, чудотворная, и медленно прихожу в себя. Видя мое состояние, меня на весь день от послушания освобождают, и я еду к источнику Преподобного. А поскольку прямого автобуса туда не было, то мне пришлось ехать рейсовым, который останавливается около близлежащей деревни, а там еще нужно три километра пройти пешком. Когда я не прошла и половины пути, вдруг начался сильный ливень, и я убежала спрятаться в лес. Ветвистое дерево я искала довольно долго и выпустила дорогу из виду. Тогдашнее мое состояние трудно передать словами - дождь льет как из ведра, а я одна в незнакомом лесу Нижегородской области…Дорогу я потом все-таки нашла, но промокла до нитки и, когда уже дошла до Серафимова источника, то решила окунаться в платье, а в рубашке обсыхать. Вода здесь колюче-холодная. Купель построена прямо на святом озере.
К Серафимову источнику едут многие: больные, здоровые, бедные, богатые, мелкие клерки, генералы, бизнесмены, иностранцы, президенты, актеры. Утверждают, что после купания в святом источнике все в жизни начинает резко меняться…
На втором – молитва…
В следующий раз я несла послушание на монастырской кухне. Здесь все по-особому. Грязную посуду сначала протирают тряпкой, а потом уже моют горчичным порошком. Считается, что он не только хорошо удаляет жир, но и убивает вредные микробы. В меню обязательно прозрачно-жиденькая каша и зелень, лук, чеснок, особой популярностью пользуются молодые маринованные стебли чеснока. У монахинь рацион несколько разнообразнее, чем у других, но далеко не все этим правом пользуются. Некоторые едят вместе с работниками для смирения, а некоторые и вовсе пост держат – живут на хлебе и воде, а порой и подолгу голодают. Своеобразное отношение здесь и к одежде. Так, например, развешивать нижнее белье на веревку нужно так: сначала непосредственно белье, а потом сверху косыночки, полотенца. Считается, что никто не должен видеть женского белья, каким бы оно ни было.
Молиться здесь принято восемь-десять часов в сутки, по праздникам больше. Храм богато украшен, все буквально утопает в цветах, возникает чувство, что храм вместе со всем содержимым один живой организм и здесь уж точно Господь нас слышит. К мощам Преподобного неиссякаемый поток очереди, люди плачут, молятся, многих начинает лихорадочно трясти. Много калек. Очередь также к иконе Богородицы «Умиление», на ней висит много золотых крестиков – дары благодарных людей. Чудеса исцеления столь многочисленны, что их не всегда записывают: улучшаются зрение, память, слух, заживают старые раны, язвы, гастриты, излечиваются даже ДЦП и онкозаболевания, а особенно болезни на нервной почве.
Постепенно я стала привыкать к пению монахинь, оно вправду удивительное, и, когда в храме не было обычной толпы, так задевало душу, что слезы текли ручьем. Считается, что плакать – это очень даже хорошо, душа очищается, а невероятно скромные стройные монахини в своем облачении действительно напоминают о другой жизни, более красивой и правильной. Монашеское пение, как и многое в Дивеево, трудно передать словами. Здесь слишком много того, что надо прочувствовать, увидеть, осознать. Я, например, несколько раз наблюдала, как пяти-шестилетние беспокойные дети после двух-трех служб становились кроткими и послушными.
Многое открылось мне и в связи с исповедью. Я знала, что перед этим Таинством нужно не только вспомнить все свои грехи, молиться и соблюдать пост, но и обязательно попросить прощения у близких людей и, разумеется, у тех, кого обидели. И все же непривычно было наблюдать, как поссорившиеся накануне из-за какого-то пустяка в нашей келье женщины перед исповедью просили прощения друг у друга, как малые дети, и обнимались при этом. В обычной жизни такого, увы, не встретишь. И вот настал час моей исповеди. Я читаю все, тщательно записанное накануне, по бумажке. Батюшка внимательно выслушивает и спрашивает, почему не каюсь в профессиональном грехе. Я недоумеваю. Священник поясняет, что журналисты обязаны в первую очередь каяться в том, что часто являются свидетелями, пусть порой и невольными, чужой исповеди. Узнавать сокровенное тайников чужой души – большой грех. И я каюсь.
Екатерина рассказывает: «Я как-то подошла к одному старцу, иеромонаху, и спрашиваю, почему не могу найти общий язык со своими детьми. Я – педагог по образованию. Со всеми детьми, хоть с малышами, хоть с подростками, быстро схожусь, а со своими нет. «А что же ты, голубушка, хотела, – отвечает священник, – ты сколько в грехе жила. С мужем не венчалась, аборты делала, курила… да еще наследственные грехи на тебе, понятное дело, что они тебя к детям не пустят». Я горько заплакала, почему, спрашивается, из-за меня должны страдать дети? Ведь если они будут не устроены в жизни, станут пропащими людьми, неудачниками, виновата в этом буду только я, мать».
…Тут мы услышали, как плачет Светлана. Первое, что подумали, это, естественно, от боли. Вечно кровавая, незаживающая кожа – зрелище не для слабонервных. Мы бросились ее утешать, кто-то даже предложил успокоительное, но она напрочь отказалась. «Вы знаете, какой я была, – проговорила она, размазывая слезы, – я ненавидела все церковное, а какие пакости про священников говорила, а сколько к разным ворожкам, гадалкам обращалась, детям жизнь отравила! И вот какая я сейчас! Ни во что жизнь не ставила, думала, уж если умру, то умру красивой. Вы видите, какая из меня красавица?»
Она все плакала, плакала, а мы ее утешали. Так и уснули.
Утром от нас ушла бомжиха. Просто ей внезапно полегчало, и она ушла. Бесплатный монастырский кров и пища ей, видимо, не приглянулись, и она пошла искать счастья в другие места. Ну, Бог с ней.
И стали происходить чудеса…
Дальше стали происходить и вовсе удивительные вещи – начала светлеть и заживать (везде) кожа у Светланы, и мы больше при одевании-раздевании не слышали ее привычного стона. Екатерине на мобильный телефон позвонили сыновья и сказали, что выпололи все грядки на даче. Ольга, окрыленная какой-то новой идеей, собрала вещи и уехала в Москву.
Мне же предстояло пройти еще соборование. И сразу после него решено было ехать к камню, на котором молился Преподобный тысячу дней и ночей.
В дремучем лесу нас встретило облако комаров и послушник Александр, который следит за состоянием камня и часовенки. Первое, что мы здесь начинаем ощущать, – небывалый заряд энергии, исходящий от камня. Это ощущаешь сразу, стоит только прикоснуться к нему. Я спросила Александра, где живет отшельница. Кто-то в Дивеево мне сказал, что неподалеку от камня есть келья отшельницы Веры, которая будто бы пешком из Тобольска пришла. Александр нам показывает тропинку, и мы бегом, отмахиваясь от комаров, бежим по ней. Минут через двадцать перед нашим взором встает миниатюрная старенькая избушка с окнами, вросшими в землю. Мы стучим в сколоченную из необтесанных досок дверь, через какое-то время перед нами появляется престарелая бабушка, правая рука у нее обмотана тряпкой. «Что с рукой?» – спрашиваем сразу после приветствия, она отвечает, что сломала, и пришлось ей обвязать тем, что было под рукой, однако стерильный бинт отшельница не взяла. Мы стали давать продукты - кто лук, кто помидоры, кто хлеб, от которого она сразу отказалась, сказала, что печет хлеб сама из…картофеля. И вдруг я наткнулась в сумочке на расческу. «Вот, возьмите», – протягиваю бабушке. «Благослови тебя Господь, – кланяется она мне низко-низко, до самой земли. – Я уже три года молюсь, чтобы мне Бог расческу послал».
Потом она начала давать нам наставления…
Странных людей и просто помешанных в окрестностях Дивеево хоть отбавляй. Одни ведут лекции о том, как вредно получать новый паспорт. Другие дежурят у храма и входящим женщинам подсказывают, как надо повязывать платки. Однажды к нам в келью поселили женщину, которая утверждала, что она святая. И по этой причине она не убирала за собой кровать, не стирала одежду, не мыла посуду, не снимала обувь у порога…
А вскоре я познакомилась с удивительным человеком – Владимиром, он когда-то был журналистом, потом купил домик с приусадебным участком в восьми километрах от Дивеево, усыновил четырех детей-инвалидов от рождения, ежедневно кого-то из этих ребят он носит на руках к мощам Преподобного.
Примечательна судьба еще одного бывшего журналиста иеромонаха Владимира (Шикина), который умер совсем недавно, но случаи его чудесной помощи после кончины столь многочисленны, что даже выпущена книга о нем. На его могилке огромное количество записок от прихожан и паломников, говорят, что он помогает буквально всем обращающимся. Временами от его могилы виднеется столб света, особенно в вечернее и ночное время, этот столб регулярно снимают на фото- и телекамеры.
Один раз в чудесной помощи батюшки Владимира пришлось убедиться и мне лично. Дело обстояло так. С Закарпатьем, где отдыхал мой сын, не было связи почти неделю, и я ужасно переживала по этому поводу, в газетах писали про шквальные дожди, обвалы в горах, а мой ребенок как раз в горной местности. Мои переживания достигли того пика, когда чувство неизвестности рождает болезнь. Я пошла на могилу к иеромонаху, а поскольку молиться толком не умею, то начала плакать. Я стала просить отца Владимира, чтобы с сыном было все хорошо и чтобы заработала наконец телефонная связь. И хотя я понимала несуразность второй части своей просьбы, деваться было некуда. Внезапно мне стало легко и спокойно. Я заглянула в сумочку за платком и нашла там… просфору. Сама я туда ее не клала, никого из знакомых в этот день рядом со мной не было. Сумочку я нигде не оставляла, она у меня всегда закрыта и при себе. На этом сюрпризы не кончились, часа через два, хоть и с трудом, на короткое время появилась телефонная связь, и я узнала, что с ребенком все в порядке. И тут же все происшедшее я назвала для себя простыми совпадениями. В чудеса, увы, я верить не привыкла. Но… вечером я иду по канавке Царицы Небесной и вижу, как из забора виднеется четырехлистный клевер. Я сорвала и думаю, что такой бывает в природе один на тысячу или миллион…и тут же вижу второй точно такой же. Дальше – больше. В трапезной случайно услышала часть разговора, что иногда верующим вблизи святых источников попадаются синевато-голубые камушки, которые мироточат в Страстную седмицу, и называются они «Слезки Богородицы». Иметь такой камушек – предел желаний многих. Той же ночью я пошла купаться на источник Казанской Божией Матери (днем там многочасовые очереди), смотрю, вблизи источника целителя Пантелеимона какой-то мужик что-то благоговейно моет. Я подхожу, интересуюсь, он отвечает, что он рабочий и насобирал здесь святых камней, которые называются «Слезки Богородицы»…Остальное из области фантастики: я прошу хоть какой-нибудь маленький камушек, мужик высыпает мне в горсть все, кланяется и уходит…
Вскоре со мной стали происходить и другие примечательные события. Но я то ли привыкла к совпадениям, то ли законченная материалистка, удивляться происходящему перестала. А жаль. В те моменты, когда я удивлялась чему-то, я чувствовала себя ребенком, открывающим этот чудесный мир заново. Редкое состояние.

© Ольга Иженякова, 2009
Дата публикации: 21.02.2009 12:55:23
Просмотров: 3094

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Светлана Осеева [2009-02-22 19:02:30]

Как хорошо то, о чём вы здесь пишете.

С.

Ответить