Авторы онлайн:
Виктор Лановенко
Владимир Бродский

100000007. В лабиринте одиночества смерти я.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 23159 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Содержание.

1. Поле от Франции до Канады с тоской в животе.
2. Пьеса на ладони.
3. Пушкин.
4. Яяяяяяя.
5. На звездЫ.
6. Лекции.
7. В жемчужине.
8. В лабиринте одиночества смерти я.
9. Бог Бога Богом о Бога чистит.
10. ВОВ внутри.
11. Транспорты серой слизи и пятое измеренье.
13. Бездна.
14. Телепатия.
15. Хоэфоры.
16. Лев Толстой и цунами.

В лабиринте одиночества смерти я.

Никто никогда ничего не знает наверняка.

Бродский.

В лабиринте одиночества смерти я.

Вы понимаете, я старшенький. Мне 46 лет. Все эти чаты-маты. Хочешь сказать – скажи. Чё тусоваться? Чё мурцоваться? Нарвёшься на тусовку с мурцовкой и будешь смотреть, как едешь на конвейере с общипанной синей тушкой с отвёрнутой головой, и думаешь, жалко их.

И дальше уезжаешь. А надо было, пока тусовка и мурцовка тусуются и мурцуются, что ничего нет на самом деле всё равно и что умри ты сегодня, я завтра, разгерметезировать, на хер, всё это юродивое пространство и время.

Баба Яга и клиническая смерть прыгнут на парашютах из-за угла, как десантники и эмчеэсники, ага, попались, жопы. А ты, так аккуратненько выговаривая согласные, как отличник боевой и политической. Так дело не в этом, братья. Никто ничего не знал, как в пустой комнате.

И они сразу почувствовали себя женщинами и энергиями, а не кровопийцами, и вывернулись наизнанку от жалости к себе, а там, на изнанке, - все, вообще. И вы как истероид.

Во-первых, вы поняли, почему вы здесь тусовались и мурцовались на уровне подсознания и знания всего. Вы отмазывались, что не сможете, потому что там, на изнанке – все, вообще. И что вам с ними делать?

Для схематизма вообразим. 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона рожают 100000007 закланных в жертву, и не знают, что это они их рожают, а вы знаете. И вы сразу решаете, как десантник и эмчеэсник на спецоперации в клинической смерти и бабе Яге. Надо лечить.

Как? Вывернуться. Как? Проследить. Дед Танас с юродивой улыбкой на фотографии, больше я о нём ничего не знаю, болгарский дедушка. Баба Лена со стеклянным глазом, знахарка, как Полуванга, болгарская бабушка.

Афанасий Иванович Фарафонов, монах в маленьком католическом монастыре в боливийских Андах, 107 лет, всё вспоминает, крепостное право, Орловско-Курскую дугу, колонии на Альфа Центавров.

И думает, это кем-то придуманная судьба. После смерти в окружении. И эта мысль, как исповедь, причастие, отпевание, воскресение, выпутывает его из бабы Яги. И вот он – Гена Янев-2. Идёт за руку с Геной Яневым-1 на рыбалку на острове и слушает про всех, дед и внук.

Как это сделать? Говорит Гена Янев-2. Это сделать легко. Говорит Гена Янев-1. В ютубе есть короткометражка, как вывернуть сферу наизнанку, не проделывая дыр и не переламывая углов, при условии, что стороны переходят через стороны, как в воспоминаниях.

Нам важно, что я смотрел эту короткометражку после других короткометражек, про испорченное пространство и время, про катастрофу и про человеческую психику, которая приспосабливается. Вбрасывает в мозг наркотик, выработанный шишковидной железой, и видит всех.

Прапрабабушку Толмачёву Пелагею Григорьевну, ставшую перед смертью толстовкой. Выломала палку по росту, и пошла, как Цой, по стране, с группой крови на рукаве. Что это она виновата, что мир такой получился.

Все очнулись за поминальным столом, а её нет, но никто не горевал, 87 лет. И только внук Гена Янев-1 корячился на заднем дворе, душа спиртное не принимала. Оглянулся, что кто-то следит всё время. А они стол во двор вынесли и жалеют его, как её. И он, конечно догадался. Что он, придурок?

Но, во-первых, дело не в догадке, а в действии. А во-вторых, чтобы всех собрать, надо жизнь потратить всю. Мама, Янева Валентина Афанасьевна, прабабушка, к смерти готова, всё же, ещё пожила бы. Папа, Янев Григорий Афанасьевич, прадедушка, жменю таблеток пивом запивал и делался как тряпочка, у него начиналось счастье.

Другой прадедушка, Барбаш Владимир Леонидович, важняк, следователь по особо важным делам в областной прокуратуре. Несколько шагов до подъездной двери не дошёл, инфаркт миокарда, в 38 лет.

Другая прабабушка, Орфеева Эвридика, соль земли русской, полный мальчик Платон Каратаев с семитскими корнями, которой всех жалко и себя тоже, после самоубийства едет на работу кормить семью убийцы.

Дедушка, Гена Янев-1, один раз на острове в лабиринте одиночества смерти я оглянулся резко, чтобы увидеть ногу Бога, убегающего за угол, а там они идут за руку на рыбалку, Гена Янев-1 и Гена Янев-2, дед и внук.

Бабушка, Мария Родина, умеющая лечить, так переводятся с санскрита имена. Это сделать легко, берёшь сферу и выворачиваешь её наизнанку. Это сделать легко, если знаешь условия.

Первое условие, не проделывать дыр и не переламывать сторон. Второе условие, стороны могут быть проницаемы. Третье условие, то, что снаружи сферы – внутри человека, то, что снаружи человека – внутри сферы.

Майка Пупкова, мама. Они говорят в другой научно-популярной короткометражке на ютубе, y-хромосомы мучительно самоуничтожаются, все эти зоны, психушки, ток-шоу, интернеты, войны, войны, войны, войны.

Что молекула ДМТ, которая вырабатывается шишковидной железой в пограничной ситуации, когда баба Яга и клиническая смерть подступят к лицу, и надо срочно увидеть всё, исповедь, причастие, отпевание, воскресение.

Всем хорош этот диметиламитриптилин, но он убивает генофонд, то есть он всем плох, как тусовка и мурцовка. Едет общипанная синяя тушка с отвёрнутой головой на красном конвейере.

Они говорят в другой научно-популярной короткометражке на ютубе, люди скоро научатся себя клонировать.

Можно усыновить беспризорника, он будет нервно курить, когда вы будете умирать, и думать, пипец, через 50 лет.

Папа, Лёлик и Болек-2. Когда Лёлик и Болек-1 не прошёл тест на Соловки, потому что у Майки Пупковой папа юродивый, а у Лёлика и Болека папа не юродивый, потому что у неё мама знает санскрит, а у него мама не знает санскрит.

Но, вообще-то, потому что Соловки тоже не прошли тест на Соловки. Потому что место это люди, а люди это человеческая природа, а человеческая природа это x-хромосома и y-хромосома.

Когда 100000007 закланных в жертву закланывали в жертву, они знали только одно, что они вернутся. Нельзя сказать, что им было сильно легче. Всё равно, конечно, баба Яга, клиническая смерть и жопа. Что тебя все подставили, а сами прогуливаются с тросточкой и пахитоской, а нам всё равно, а нам всё равно.

Когда Гена Янев на острове в тайге и тундре в клинической смерти оглядывался резко, чтобы увидеть ногу Бога, убегающего за угол, что бы ты думал он видел? Говорит Гена Янев-1 Гены Яневу-2, дед и внук, за руку, на острове, который оторвался и несётся по полю от Франции до Канады с тоской в животе во время глобальной катастрофы.

Электромагнитная машина земли на минуту остановилась, полюса сместились и она завращалась в другую сторону.

За это мгновение, пока он оглядывался, надо было решить, поступок ли это? Действие? 1000 раз да. Надо было решить. Он увидел 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, которые рожают 100000007 закланных в жертву.

X-хромосома и y-хромосома вообще отдыхают в этом разе, как баба Яга и клиническая смерть, потому что, как диметилтриптамин, вырабатываемый шишковидной железой, полностью преодолевают себя, как беспризорник и человеческая природа, чей он сын и чей он не сын.

Короче, никто ничего не заметил, во время глобальной катастрофы и парада планет. Все спали как суслики под галлюциногенами, кроме Лёлика и Болека-2. Он оглянулся в лабиринте одиночества смерти я и увидел, как из всех выходят все и оглядываются, и прищурился, как Арнольд Шварцнейгер, Клод Ван Дам и Сильвестр Сталлоне. И он прошёл тест на Соловки.

Канал юродивого Алексия.

1.

Ясно, что я вошёл в новую работу, но трудно сказать, что надо сделать, потому что, вроде бы, всё, что можно сделать, я уже делал, рыпался во все стороны. И теперь остаётся только считывать информацию, чтобы спасти.

Я думал, куда она делась? На русскую литературу. И увидел, что она ударилась в детство и ушла в эзотерику. Все эти индиго, экстрасенсы, 2012, майя, Кейси, Ванга, квантовый переход, смещение полюсов земли.

А зачем? Если всё записано как Ветхий и Новый Завет в русском ренессансе и апокалипсисе. Иван Ильич понатужился и увидел свет. Писатель, Профессор, Сталкер, жена Сталкера не могут, а Мартышка может, но они умеют смеяться, а она нет.

А потом я понял, зачем. Потому что русского экклезиаста ещё не было. И у меня сразу же появилась возможность прорвать информационную блокаду. Делать мультфильмы и публиковать.

2.

Жалко, конечно. Могла бы быть жизнь, а жизни не было. Но с другой стороны, вы же взрослые люди и понимаете, что ваш выбор отсекает в небытиё и возвращает в жизнь, и делаете его.

А оттолкнутое и возвращённое не стало от этого другим. Оно внутри себя уже сделало свои выборы, и вы сделали, поэтому вы проходите сквозь. Это жалко тому, кто видит все выборы, и он думает так. Надо найти канал, по которому можно отпускать как кораблики эти новые судьбы всех.

3.

Я отдаю себе отчёт, что есть новые технологии, ничем не отличимые, правда, от прежних мурцовки, тусовки, чмошества, юродства, которые надо знать как мучительную природу себя. Но для меня они не умаляют прежней прелести земли, идти на рыбалку 100000007 лет и разговаривать. Я не маньяк, и конечно, понимаю, что 100000007 лет когда-то пройдут, я даже отдаю себе отчёт, что они уже прошли.

Но если вы проходите сквозь меня, как мурцовка и тусовка, а я не могу пройти сквозь вас, как чмошество и юродство, то что же мне делать, братья? Уговаривать вас, как дамочку перед родами, что это только первый раз страшно. Та ради Бога, как говорили в чужом родном южном городе Мелитополе, что в переводе с южнорусского диалекта на среднерусский означает, не надо.

Но повторяю ещё раз, самому мне гораздо милей идти на рыбалку 100000007 лет и рассказывать. Надлом прошёл через поколение Варлама Шаламова. Это всего лишь поколение наших дедушек. Этого уже не помнит никто, но в этом весь смысл. Когда Гребенщиков поёт, это нужно делать так. Когда герой Цоя и Бананан были закланы в жертву, это по-настоящему, а не понарошку было сделано.

Так в чём канал? Как ты захочешь, так и будет. Но. Ты должен, как юродивый Алексий, сделать так, чтобы не узнал никто. А то всё затусуется и замурцуется за себя на понтах и возненавидит себя. Тогда получается опять беллетристика. Если ты не будешь вцепляться зубами за своё наслаждение, то оно будет, как лепесток, валяться и всё. И все будут наступать.

А ты будешь смотреть и помогать. А тот, кому ты будешь помогать, откроет канал, что как ты захочешь, так и будет, но ты должен сделать так, как юродивый Алексий, чтобы не узнал никто, а то всё поломается.

4.

Я думал, какой это жанр, потому что всё ведь должно быть конкретно, иначе тогда это будет не по-настоящему? Кино, литература, театр, школа? Я думал, какие это канал и орган, про мурцовку, тусовку, юродство и чмошество?

Я говорил себе, хорошо, давай посмотрим, что раньше было, тогда мы увидим, что дальше будет. Раньше были школа, армия, институт, семья, работа, литература, после литературы. Мы с одним редактором не поняли друг друга.

Он говорит, это какая-то долитература. Я говорю, это послелитература. Мы со всеми редакторами не поняли друг друга. Редакторы это режиссёры, ведущие шоу, менеджеры среднего звена, посредники между юродивыми, тусованными, чмошными и мурцой.

И естественно, как им удержать равновесие между понтами и порталом, между пальцами в мицубисях в пробках, что позасирали тут, и тезоименитством в духе, что все порталы открыты, и как ты сделаешь, так и будет?

Как говорил министр Труляляндский в «Золушке» Шварца, как что делать, танцовать, конечно. Рассказывай, рассказывай, никого не слушай, рассказывай. Окрепший голос побледнеет, когда всё превратится в портал и канал, и станет мурцоваться на понтах, что не помнит себя.

Рассказывай. Как герой рассказа «Шоковая терапия» у Шаламова, которого разогнули под наркозом, а он опять согнулся, кто не был в золотом забое, не поймёт.

Место силы.

Понимаете, со временем банальности типа, жить не всегда, и, всех денег не заработаешь, оказываются не банальностями. А вы, то есть я, то есть мы, оказываемся банальностью. Это род психоза, невроза, аннигиляции, анестезии. И вы видите, все технологии, все субкультуры, все апокалипсисы, все ренессансы не могут сделать того, за что вы никогда не брались, такой маленький, как промокашка. Но есть специальные люди, которые всю жизнь тренировались.

В этом благая весть экклезиаста. Человек как компенсация. Всё, что он заработал, а иногда даже, что он не заработал, вносится в банк данных. Потом прилетает ураган и всё разламывает, как бомбардировщик. И тут выходит он, как новый, и сражается с ураганом, и иногда побеждает. Все удивляются, как это могло получиться, ведь у них же были традиции самосохранения и рукотворный Бог, а у него ничего, кроме банальностей типа, жить не всегда, и, всех денег не заработаешь.

Все начинают в него вглядываться с немым восторгом, как в нового героя, но он-то знает, что это ловушка, он старый, хоть и новый. Они потом бросят его на помойку, как дохлую крысу, а сами пойдут за новым кумиром. И он говорит, я на минуту. И исчезает. Все его ждут, а потом остаются сами. И постепенно понимают, что хотели интриги от скуки, и называли это – решать вопросы.

Традиции выживания, рукотворный Бог, инстинкт самосохранения, технологии, зона, психушка, ток-шоу, Интернет не могут помочь пьесе на ладони, дому в деревне, общине верных, мастерской возле жизни. Кроме – места силы.

И они сразу превращаются в самозванцев, дешёвку, актёров, которые заигрались. Они не помнят, что они должны сделать, не потому что у них плохая память, а потому что у них нет силы. Их жалко, как Чехова Толстому. А Чехову Толстого нет. В этом всё дело. Это и есть место силы. Для Чехова толстовство – фокус. Для Толстого чеховское – схима.

У нормального человека это бывает раза 4 в жизни, дружба, любовь, вера, Бог. Школа, армия, институт, семья, работа, литература, после литературы. Когда место силы проходит тест на место силы, и оно его не проходит, потому что место это люди, то это нормально, потому что несколько человек проходят тест на место силы. Вы скажете, это самородки, вы скажете, они должны сражаться и за всех заступиться.

Мы скажем, Толстой как дядя Толя, пошептал, плюнул, и 20 лет сидел с бабушкой в доме в деревне, милиционер на пенсии. Когда бутылочку выпьет, пофилософствует, скажет, дай до твоих лет доживу, маленькому мальчику с болгарскими чёрными глазами. Когда с бабушкой подерётся, царство Божье мало похоже на сказку. Летит горошина и превращается в землю, на ней все растят из себя Бога. И в базе данных такая пропорция: 100000007 ˣ 1. Когда получается зона, психушка, ток-шоу, Интернет, а когда место силы.

Вопрос эвтаназии.

У любой цивилизации есть свой главный вопрос. Герой Америки – вопрос эвтаназии. У России – чуда. У Европы – науки. Вообще-то это части одних человеческой природы и пути. Для технологии польза – польза, вред – вред. Для богословия, честного, богословского, а не лукавого, фарисейского, которое святит ракеты, польза – вред, вред – польза, потому что всё уже в другой технологии – чуда. Несчастье – счастье, но после всего. Чмо – Бог, но перед всем.

Только осознав весь вред пользы, европейская технология становится русским миром. Только пройдя все лагеря, русская утопия утыкается в социальную смерть, которая настаёт прежде физической, которая, может быть, и не настаёт. Вопрос эвтаназии новой Америки это не просто социальная старость человека, это вымочаливание человеческой природы об источник света, т.е. об себя саму.

Технологии могут быть богами, но не могут быть человеком, тогда как секрет божественного в человеческой природе – одушевлять, обожествлять, полюблять. Таким образом, технологии могут быть сатанами, которые тоже человеческая природа, не до конца переноситься, оставлять себе с устатку, на донышке бутылки. И это «себе» постепенно наводит свои порядки.

Достаёт револьвер 77 калибра с одним патроном, крутит русскую рулетку и стреляет в рот, потому что ей всё равно, жить или не жить, перед лагерями. После лагерей - нет. После лагерей человеческая природа ходит и плачет всё время, как придурок, на счастье. Мне кажется, я с этим родился. Мне трудно это объяснить тем, кто не может верить. Это те, кому, чтобы любить, надо ненавидеть, чтобы была польза, надо, чтобы был вред. Я попробую.

Я оказался на Соловках по вопросу эвтаназии. Не моей, но по моей вине. Когда я вернулся, везде было место силы, потому что мы перестали бояться неблагополучья. Мы разменяли квартиру тёщи, с которой я схлеснулся перед отъездом, кто больше родину-мать любит, центр или периферия. И стали жить в неблагополучном одноэтажном бараке на 4 квартиры, от в/ч, под снос, история земли, макет страны, последнем в Старых Мытищах, Индейцевы, Инопланетяниновы, Мутантовы, Послеконцасветцевы, что земля – главная, что мы – главные, что главного нет, что всё – главное.

Каждую ночь 12 лет Мутантовы пьют, Индейцевы их строят громче, чем они пьют. Инопланетяниновы скипнули в Европу и Америку, огороженную колючей проволокой и охраняемую охранниками, сутки через трое, которым нельзя пить на боевом дежурстве. И чтобы не сойти с ума от скуки они утаили от шкуродёрни всех дворняжек. И КПП теперь больше похож на питомник, чем на КПП с лагерей на зону, из России в Америку и Европу.

Стоп, скажете вы. Кажется, началась отгадка. Послеконцасветцевы каждую ночь 12 лет шепчут молитвы, чтобы Мария скорее заснула, потому что Марии утром на работу, хоть Индейцевы всю ночь строят Мутантовых, что они слишком громко пьют. И Мария спит. В нормальных условиях это невозможно. Это такая канонада. Это 3 мировая. Это такой мат, что предметы шевелятся. Это всегда Дагестан, сказала Индейцева. Она талантливая и умеет придумывать слова.

Она имела в виду не бездарную национальную политику нашего государства, а свойство человеческой природы всегда быть страстью, чтобы всегда было забвенье жизни, потому что жизнь это всегда молитва, а такое спрохвала не построить. Путём нехитрых математических вычислений, мы ущучим, кто же 12 лет молился, потому что это была не Мария, потому что Мария спала.

И не Майка Пупкова, которая давно скипнула к бабушке-тёще жить от Дагестана и неблагополучья. Кто у нас остаётся? Никита. И мы икаем от удачи. Мы сразу чувствуем попаданье в 10, как опытные опера. Кому не вставать завтра в 6 на работу? Кто всю жизнь испытывает идиотическое чувство счастья от папы с мамой? Кто от вины не может пошелохнуться 12 лет, что не дал счастья, а дал несчастье?

И мы как опытные профессионалы разрешаем себе расстегнуть верхнюю пуговичку под галстуком и достаём из холодильника чекушку. Ведь начинается самое главное.

Никита в первую ночь 12 лет назад лёг в месте силы и стал местом силы. Он увидел такое виденье, простое как русская литература. В русском 20 веке не своей смертью умерло 100000007 закланных в жертву. Русское населенье сейчас – 100000007. Это они живут!

И вы расстёгиваете все пуговицы, на хер, и достаёте из холодильника все чекушки, и решаете уволиться из оперов. Теперь вы понимаете Мутантовых или Дагестан. Если человек – главный, то главного нет. Если главного нет, то открывай все чекушки. Это нормальное поминанье главного. Достойное, мы бы сказали.

Пойдём дальше. 100000007 закланных в жертву видели человеческую природу сначала с той стороны живота, потом с этой. С той стороны живота человеческая природа – неблагополучье. С этой стороны живота человеческая природа – благополучье. С той стороны живота человеческая природа – счастье. С этой стороны живота человеческая природа – несчастье.

Поэтому когда 12 лет назад он лёг в месте силы, и началась война, он знал простую правду, если ты заботишься о ближних, то надо не заступаться, а терпеть, потому что пока будешь заступаться всех разбудишь, а пока будешь терпеть, научишь Марию спать в любых боевых условиях и выживать вопреки любой эвтаназии.

Это когда обнажёнка не знает, что её кайф это не её кайф, а молитва, потому что у неё нет мозгов, а 100000007 закланных в жертву знают, потому что им уже выдают парашюты, чекушки, галстуки и инструкцию, как всё время отлепляться от кайфа, чтобы Бог был отдельно, как память и счастье.

Я бы мог, конечно, рассказать, что Мария во сне видит, но боюсь, что это уже другая история, как писал Достоевский.

Не грустно.

Я не так давно в Интернете. С 2006. 5 лет. И сначала ничего не знал про то, что есть вирусы. А потом нарвался на порнуху, когда с рабочего стола приходит дама и чавкает инстинктами. Я не буду описывать. Посередине, в 2008, фильм Балабанова «Груз 200», где он отпускает чернуху, не чтобы победить её любовью, а чтобы взвинтить себя до ненависти, как будто это такой эквивалент.

У меня отнялась левая часть тела дня на 3, потом заработала, не потому что я в жизни не совершал преступлений, а потому что к этому времени жизни я лежал под ней на лопатках, а она всё била и била, как остервеневшая сучка.

Последнее – сейчас. В 2011. Недавно наткнулся на слив из контакта любительской порнухи в ютубе, и себя понял.

Что я всю дорогу вымочаливал себя об оболочку света. И я придумал сюжет. Люди любят, чтобы это были узнаваемые лица, а не метафоры Бога. Что мужчина постарел, но не умер. Что девочка-дама хотела зачать. Вот они лежат в постели и не знают, что это жизнь после конца света. Что там, в незачатом, уже всё знают про свойства страсти быть забвеньем для кайфа.

И знают, что это эвтаназия, а не обнажёнка. И что они себя возненавидят. И будут убивать любую любовь.

И это конец света. Технологии приносят больше пользы, чем мы, потому что мы стали сатанами.

А вам надо было передать простую гильзу, в которой случайная встреча, глухой ребёнок из детдома, зачатие в пробирке.

Когда я понял, с кем я сражался и для чего я сражался, с грузом 200 для 100000007 закланных в жертву, которые высунулись из лона, я стал спокойный.

Я открыл новые двери, их специально покрасили перед этим, что я их открою, и траву в этом месте, как для генсека. А что, приятно, что кто-то про тебя думал.

Потому что я думал 5 лет, что я никому не нужен со своим счастьем, которое несчастье, со своим Богом, который чмо, со своим начальником, которого подставило населенье, что наслажденье для забвенья, как на порнухе.

В общем, наверно, меня немного переклинило на этом. Психоналитики знают, что они – психи, потому что садизм – мазохизм, лечение – болезнь, и так далее.

Вы выбираетесь в неизвестном районе из утробы, как индиго из 2012 года, как в пророчествах Кейси и календаре Майя и строите халабуду из обломков техногенной катастрофы, как Мел Гибсон в фильме «Трилер». И восхищаетесь, кто-то покрасил двери и траву.

И говорите, книга это когда вы знаете то, чего никто не знает, потому что все её живут и не видят. В сущности, это род забвенья. Поэтому я молился. Из 100000007 закланных в жертву, которых снова родили 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, только я здесь случайно. Потому что я увидел. А увидел я, потому что я подставил. А подставил я, потому что я подставился.

И мужчина и девочка зачинают. Примерно такая история. А я всего лишь книга. И навсегда умер, как я, отдельность. И мне это не грустно.

Апрель 2011.

Текстильные куклы Марины Яневой. Фарафонов. 33 романа. Последний снимок. Ню. Слабоумный мальчик Витя Пляскин.

© Никита Янев, 2011
Дата публикации: 05.08.2011 14:12:59
Просмотров: 2655

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.