Апрель2010
Марина Чекина
|
Форма: Цикл стихов
Жанр: Поэзия (другие жанры) Объём: 515 строк Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
У южных стен зелёная трава,
У северных – преобладает бурый, Сообразуясь с ветреной натурой Природного живого естества, Возмутительно быстро летит неподкупное время, Вот и снова апрель, хоть зима и казалась безбрежной. А для нас – это повод скорее увидеться с теми, Для кого и улыбка, и взгляд – обаятельно-нежный. Пусть лучи не совсем ещё землю родную согрели, Пусть таится снежок, не подвергшийся самосожженью – Но приходит весна для меня с первым утром апреля, Потому что Сергей этот день предпочёл для рожденья. Наступивший апрель – настоящий весёлый проказник: Даже самый серьёзный – схохмить норовит непременно. А для нас этот день – по традиции – радостный праздник, Соберёмся и выпьем, и повеселимся отменно! Здесь никто из себя не состроит угрюмого буку, Этот день – первый шаг на пороге грядущего лета. Поздравляю, желаю и жму твою верную руку: Офицера, писателя, друга и просто – Поэта! * * * Проседает снег в сугробах, Остаётся очень мало, Хоть бери его для пробы На тяжёлые металлы. Чернозёма с антрацитом Корка плотная чернее, Страшной тайною покрыто, Что схоронено под нею. Отчего у нас хворобы – Угадает даже олух: Что не выпало в сугробы – Оседает в альвеолах. Мы в таких бывали видах, Моложавый ли, старик ли, И вбирать машинный «выдох» Мы, практически, привыкли. Нам свинец – почти не страшен, Мы – не люди, мы – другие… Нам, скорее, воздух с пашен Угрожает аллергией! * * * Небо весеннее проклято тучами, Сердце опутано цепкими нервами. Так получается: самые лучшие К Богу всегда отправляются первыми. Нет между нами привычного равенства. Но в эти дни, откровенно весенние, Апофеозом природного таинства Нас утешает Его Воскресение. Не погружая, с Фомою неверящим, В раны персты – доверяем сознанию. Верим, учёные, даже теперь ещё, Даже сильнее, чем верили ранее. Я не молюсь ни Перуну, ни Велесу, Метафизично, абстрактно и умственно. И не вините в крамоле и в ереси – Он бы не счёл, что идея кощунственна. Не подвергая догматы инспекции, Мы бы дополнили акт утешения И по весне принимали инъекцию Веры в друзей дорогих Воскрешение. * * * Да будь ты Цезарь или Брут, Иль шурин с деверем, Но человеческий маршрут Давно измеренный. Поставьте судьбы в ровный ряд – Разнятся дальностью. А нас блюстители корят Шагов банальностью. Нам с юных лет видна на треть Черта финальная. Родиться, жить и умереть – Куда ж банальнее? * * * Когда сугробы и торосы Ещё лежат, почти что летом, Я озадачилась вопросом, Который будет без ответа. Когда кровавому сиропу В ручьи сливаться вдоль тропинок – Что поднимает из окопа Солдат, впечатанных в суглинок, Когда душа снимает маску, Над «не хочу» довлеет «надо»? Притом, что я не верю в сказку О «заградительных отрядах»… Ста грамм наркомовских, быть может, Кому для храбрости хватало? Да чуть коснись – себе дороже, На это литра будет мало! Когда осколок жжёт затылок, Как каталонская гаррота, Грешно искать на дне бутылок Тела и души патриотов. Когда кармин окрасил росы, И снисхожденье под запретом, Ответ на главные вопросы Давать солдатам – не поэтам. * * * Давних лет крылатые заметки Память, что по-своему права, Рассуёт заботливо по клеткам Серого живого вещества. Заштрих*ет горечь и обиды, Заласкает раны и рубцы – Все мы жертвы жизненной корриды, Будь что матадоры, что тельцы… Вот, почти что, дожили до мая, Скоро взгляд порадует листва. Бродит кровь, поверхность согревая Серого живого вещества. Сколько б нас по жизни ни носила Скользкая коварная стезя, Сохраняет память с юной силой Адреса, где ждут тебя друзья. Сдвинутся на кухне табуретки: Для друзей горячие слова Зарифмуют маленькие клетки Серого живого вещества. * * * Дождик по лужицам шлёпает звонко Листьев кленовых ладошами… Мчимся, охвачены вечною гонкой, Обременённые ношами. Нам с окончания детского сада Вышел предел беззаботности: Это и то – обязательно надо – Бег с ощущеньем дремотности. Гонит и гонит по жизни – на старость, До седины и до лысины: Не упустить бы копеечку-малость, Где уж там вечные истины! Их постигаешь, добравшись на финиш Бега порывисто-плавного. Всё осознаешь ли, ополовинишь Самое-самое главное? Остановиться и взглядом ребёнка Вдруг увидать по-хорошему: Дождик по лужицам шлёпает звонко Листьев кленовых ладошами… * * * Свобода, данная рабу, Веленье моды, дань минуте – Не повлияет на судьбу И не изменит рабской сути. Всегда ль способна голытьба, Что и травы слабей и ниже, Изжить в душе своей раба, А нет – так хоть – «по капле выжать»? Он быть в ярме давно привык, Как балерина – на пуантах, И он использует язык Лишь в наихудших вариантах. Не раскрутить сплетённых строп, Уже слетая с небосвода. Совсем не каждый раб – Эзоп, Для многих жизнь – важней свободы. * * * Детям – пожелаю яркий луг, И стволы подсолнухов, как лес, Самый ужасающий испуг – От пчелы, спустившейся с небес. Юным – бесконечности дорог: Торных автобанов и шоссе, Чтоб автоинспектор не был строг, Чтоб в своей держаться полосе. Нахватавшим радостей и бед, Уцелевшим в жизненном бою, Отыскать бы, хоть к закату лет, Тропочку заветную свою. Чтоб никто на ней не обгонял, Не толкал в усталые бока. В мире шарлатанов и менял Чтоб была надёжная рука. А для тех, кто тропками уже Отходил, подмётками пыля: Царствие Небесное – душе, Пухом телу бренному – земля. * * * Ещё лучи газоны не прогрели, Застыли в припозднившихся снегах. Подснежный талый дух земли апреля Горчит на чуть обветренных губах. И рук своих в карманах не согрев, я Коснусь шершавых прутиков ветвей Ещё не распустившихся деревьев В застывшей непорочности своей. Они сейчас по-своему красивы, Но в эти неопознанные дни Весенняя надёжность перспективы Осенней безнадежности сродни. Под пасмурной и мутной пеленою Я выхватила краткий и прямой Пробел меж не начавшейся весною И сдавшею позиции зимой. * * * Кривоватая, малого роста Из соснового вышла подлеска. Тонкий стволик в чешуйках коросты Возле дома впечатала веско. Захотели лесного покоя, На опушку пришли спозаранку И недрогнувшей крепкой рукою Превратили сосну в горожанку. Превратили, её не спросили: Каково оказаться изгоем И в смиренно-безмолвном бессильи Принимать окруженье другое. А она – уцепилась корнями За дернину пустого газона, Не томясь безысходными днями, Не ища никакого резона… Лишь качая ветвями под ветром, Подрастая всё выше и выше, Будет тихо наращивать метры, Примеряясь под самую крышу. Будет честно радеть о соседе, Поглощая и кадмий, и стронций… А быть может, жильцу-привереде Затенит его место под солнцем. * * * Лупят беглым огнём по редеющим нашим рядам… Но душевный восторг, доводящий порой до смятенья, Вызывает внезапно пришедшийся к зрелым годам, Драгоценный и греющий душу момент обретенья. Дальнозорко и пристально всмотримся в свой окоём И рванёмся в атаку, вполне обнадёжены в тыле, Ощущая уверенность в том, кто в окопе твоём, И к судьбе благодарность, что души у нас не остыли. * * * До чего же хорош «Исаакий» Под задумчивым питерским небом, Освещённый полуденным светом, Чуть бликуя гранитом колонн! Сердцем вижу заветные знаки, Что – не просто, не так, на потребу. Словно связана тайным обетом, Я сюда прихожу на поклон, К облицованным мрамором стенам Розовато-песчаного цвета, Словно утро к бесцветному небу Подмешало свои колера… И не хочется думать о бренном, Суета подпадает под вето, И не надо ни зрелищ, ни хлеба – Лишь чернила на кончик пера! * * * Сесть в автобус и поехать за Неву на правый берег – Разрешимая задача, исключительно проста. И придумать по дороге, хоть сонет, а хоть лимерик, Исписав и вкось, и криво четвертушечку листа. Или взять да передумать, с чисто женским постоянством: Я водителю на уши вмиг навешаю лапшу, И на самой середине, пополам деля пространство, Нарушая все запреты, остановки попрошу. И колено упирая в загогулины декора, Буду долго и упорно созерцать поток воды, Где внизу слепые льдины тупо тычутся в опоры, Характерным элементом окружающей среды. А потом пойду обратно по устойчивой привычке: Неизменно возвращаться, хоть наутро, хоть пешком. У дешёвой сигаретки буду долго чиркать спичкой, Чтоб вдохнуть – и поперхнуться отсыревшим табаком. * * * Из массива я резал фигуру и злясь, и потея: Оказалась девчонка-модель до того хороша Что не надо богов умолять оживить Галатею – Из каррарского мрамора рвётся наружу душа! Получилось на диво – Фортуна, видать, навертела, И не сразу поймёшь, где изделие, где человек, Идеально и то, и другое прекрасное тело, Выдаёт лишь пульсация вен да огонь из-под век. Кто из них на торгах победит: статуэтка ль, живая? Тут на драхмы и скрупулы счёт: рассуди да прикинь! Мне б скульптуру – в чулан, Галатею к груди прижимая, Я б сумел обмануть и людей, и богов, и богинь. Только руки мои попривыкли к холодному камню, Для других – трепетанье живых и пылающих дев. Заменяю модель, понимая: за дело пора мне, Лишь голодный и злой – я способен на новый шедевр! * * * Зарождаются в сердце смешные надежды, Хоть известна беспочвенность этих надежд. И всё меньше преград, что находятся между Человеком и миром – ненужных одежд. Стало проще казаться свежей и моложе, Словно каждому дали отсрочку конца. И не сушит морозом открытую кожу Обращённого к солнцу и ветру лица. Половодьем пульсируют вены и реки, Изгоняя души застарелый рахит. Не слепит белизной утомлённые веки Проступивший по чёрной земле малахит. Этот всплеск, фейерверк озаряет мгновенно, Столько воздуха – лёгкие стали тесны! Вновь случилось, обыденно-обыкновенно, Каждый раз первозданное чудо весны. * * * Даётся не всем равно, Ну, что ты попишешь тут! И где-то уже давно Тюльпаны вовсю цветут. Там вызреет каждый фрукт Погодной не ждя беды. И воткнутый в землю прут Даст корни и даст плоды. Там в небе разлит всегда Насыщенный синий цвет… У нас же на «нет» суда, Как водится, нет как нет! Здесь солнце не входит в раж, Здесь редок палящий зной. Но славится север наш Лавинно-взрывной весной. Вот так же и наш народ: Мори ты его, дави – Он ради любви умрёт. И выживет – для любви! * * * В этом городе огромном (Хоть буди его из пушки!) Дремлет сонная Коломна, Как жемчужина в ракушке. Струн-каналов переборы С перемычками-мостами, Осенённые Собора Золочёными крестами. Колорит высокой пробы, Независимо от даты, Настроением особым Переулочки чреваты. Здесь бродя, вдали от дома, Выбираю почему-то, В пику веку скоростному, Только пешие маршруты. Звуков города контральто Здесь прерывисто и кратко, А под толщею асфальта Ощущается брусчатка. Ни о чём не беспокоясь, Незлобна, невероломна, Усмиряет мегаполис Полусонная Коломна. * * * В районе ледника Эйяфьядлайекюлль Рванул вулкан, Европа в панике. А мы с утра в туманном Питере, Судьбы заложники и данники, Об эту новость ноги вытерли. Как калачу, предельно тёртому, Нам, пребывающим в прострации, Что дробь слону, припарка мёртвому – Переизбыток информации. И если в том не будет прибыли, Никто не скажет в век космический: Туманом это город выбелен, А может, пеплом вулканическим? * * * Чем старше город – улицы тесней, Проспекты переулков не просторнее. Здесь можно разгуляться по весне, Когда глазам открыты дали горние. По осени – пульсирует в висках, И взгляд под ноги собранней и пристальней. Фильтруешь, что накоплено в веках, И мысленно приходишь к новой истине. Что «бес в ребро» – сомнительный аспект При седине, уже вступившей в бороду. Ступенчато сужается проспект По мере продвиженья к центру города… * * * У южных стен зелёная трава, У северных – преобладает бурый, Сообразуясь с ветреной натурой Природного живого естества, Которое без солнечных лучей, Как человек во власти одиночеств – Ни жить, ни петь, ни чувствовать не хочет, Когда чужой, ненужный и ничей. Но всё-таки, как правило, живёт, Ещё дыша, волнуясь и надеясь. Бескрыло, но своей надеждой греясь, Что совершит разбег, отрыв, полёт. В тени ведь тоже вырастет трава, Ну, разве что, не враз, а постепенно… И южную, и северную стены Наутро свежий снег сравнял в правах. * * * Здесь страшно и – надёжно, как сейчас Шутливо говорят: в одном флаконе. Здесь тысячи состарившихся нас «Гуляют» на обшарпанном балконе. В асфальт закрепощённая земля Здесь не родит картофеля и хлеба. И стриженые руки тополя Всё тянут к парусиновому небу. Природа здесь особенно права, Её поползновения резонны, Упорно пробивается трава Сквозь тощий дёрн раскисшего газона. Здесь каждый – в свой улиточный мирок Запрятался в предчувствии удара, И загнан человеческий поток На узкую полоску тротуара. * * * Вдохновилась здесь: Сгоняя льдины по реке, Весна крадётся тихой сапой. Неуловимо по щеке Проводит солнце мягкой лапой. Сквозь черепки сухой листвы, Согнув зелёненькие спинки, Предельно живы и новы, Стремятся юные травинки. Уже привычно, что в ночи Тревожат двор кошачьи стоны, Мелькнули стайкою грачи, А всесезонные вороны Своим лихим гортанным «каррр!» Определяют чин и связи, Уже отмылся тротуар От наслоений зимней грязи. И радость от воздушных ванн Не отравляют всплески пыли… Но по утрам висит туман, И льдины с Ладоги не плыли. И непросушенный газон Народ форсирует, хромая, А гроз намеченных озон Сойдёт на нас к исходу мая. * * * Злость рождая во врагах, Мы непобедимы: Злоба, ненависть и страх – Чувства-побратимы. Наша истина проста: Стул надёжней трона. Враг боится и куста, Пуганой вороной. Плюнет едкою слюной – Ложью анонима, Но летят и яд, и гной – Мимо, мимо, мимо! Нострадамуса словам Вторит баба Ванга: Бьёт лжеца его молва По лбу бумерангом. Так что, как он ни блажи, Расстилаясь гладью, Но у нас-то против лжи Есть противоядье. Тот плевок, в конце концов, Ляжет на него же, Ибо Истины лицо – Чище и дороже! * * * Для доблестей, для почестей, для славы*) Пытай меня – не выдавишь ни звука. А чуть коснись – взорвусь потоком лавы – Я только притворяюсь каменюкой. В огонь и в лёд кидаясь многократно, Так закалилась – сам поди попробуй! Я только притворяюсь адекватной, Заверенной клеймом высокой пробы. Я не всегда умела результатом Пренебрегать, захвачена процессом, И взвешивать, с поправкой до карата. Я только притворяюсь поэтессой. Пока жива, я вся – открыта сраму, Нелепо, незатейливо и странно. Я только притворяюсь тонким шрамом – Я вся – незатянувшаяся рана. *** *) – аллюзия (А.Блок). * * * «Мои друзья поисковики…среди останков находили алюминиевые ложки, на которых солдаты "гравировали" имена любимых, мамы... Считалось, что когда подносишь ложку ко рту, то целуешь их. Вот – новая тема для стихотворения.» Алексей Толин (Стихи.ру) http://stihi.ru/avtor/tolin Нас кто-то ждёт с надеждой дома: Невеста, мать, сестра, жена, Чьё имя мило и знакомо… И наш придумал старшина, Известный шутками своими, И мастер всяческих затей: «Гравировать» на ложке – имя Любимой девушки своей. Пока над миром пули свищут, Ты ложку пестуй и милуй, Преображай, съедая пищу, Прикосновенье – в поцелуй! И я послушался совета И нацарапал имя той, Что словно яркий лучик света, Ко мне является мечтой, Берёзкой в шишкинском пейзаже, Моей не ставшая женой И наяву ни разу даже Не поцелованная мной… * * * Кряхтит доходяга «Икарус», привычно утюжа Вечернего города полупустые проспекты. Он сильно обшарпан, но цел и, по-прежнему, дюжий – За что нашим братьям по классу – поклон и респекты! Лет сорок назад мы дразнили его «скотовозом» За то, что в салоне умеренно мест для сиденья. Всё так же он выхлопа ловит изрядную дозу, Эмаль рукояток подверглась износу и тренью. Тревога вибрации льётся из корпуса в тело, Утробно скрипит зачерствелой резиной «гармошка». Но в новом автобусе, как бы того ни хотела, Побыть молодой не сумею, хотя бы немножко. «Икарус», как я, достигает поры пенсионной, Но так же упорно стареть и сдаваться не хочет. И следуя духу скорее, чем букве закона, Упорно утюжит проспекты в преддверии ночи. * * * © Марина Чекина, 2010 Дата публикации: 30.04.2010 21:00:03 Просмотров: 2716 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|