Тамбур

Юрий Иванов

Форма: Эссе
Жанр: Размышления
Объём: 12678 знаков с пробелами
Раздел: "Помогай, Господи, раз уж начал..."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

«Будущий классик» (БК) задумчиво всматривался в зияющее очко поездного унитаза. Там, в глубине, обрамленные мазутным щебнем, стремительно мелькали блики от шпал, рельс и колес… Какофония металлического громыхания грязным фонтаном ударяла вверх и плотно заполняла тесное пространство кабинки. БК прицельно плюнул в распахнутый нержавеющий зев – плевок исчез мгновенно, навсегда распылившись в пространстве.
- И куда оно всё уходит? – философски поскреб он в затылке и отпустил педаль. Глобальная мысль осталась недодуманной, но это не расстроило. Ехать еще далеко, и, кроме как думать о вечном, ему больше нечем было заняться. Да он и о вечном-то ничего не знал.
Задев локтем полку, БК повернулся к огромному зеркалу и вздрогнул – большое близкое лицо было совершенно чужим. Старое, бледное, свалившееся вниз… Он знал его давно, но привыкнуть так и не получалось. Здесь в сортирном пенале отодвинуться подальше было невозможно и ему снова захотелось плюнуть, теперь уже в свое отражение, безо всяких мыслей о вечном. Однако БК сдержался, сполоснул руки и вышел из плена сортирных ароматов курить в рабочий тамбур.
Тамбур, однако, пах еще хуже. Тысячи людей надымили, наиспражняли, наплевали и наматерили здесь столько всего, что никакой кислотой эту тошнотворную вонь вытравить из стен, потолка и пола было просто невозможно. Нос немедленно сказал ему: «Всё, ты уже покурил. Вали отсюда!» Но, кроме носа, у «будущего классика» были еще и мозги. Он подождал, когда они напрягутся, проанализируют желания и отринут ложный вывод обоняния. Поморщившись, вытащил из пачки сигарету и закурил. Пытаясь вытолкнуть дым обратно, пустой желудок ответил толчком шершавого ершика по стенкам пищевода. Но «классик» сглотнул все назад, не оставляя организму ни единого шанса на спасение от яда.
Не зря же он трудно шел сюда по качающемуся полу вагона, протискиваясь между толстозадыми тетками, протыкая компании пивососов-тинейджеров, врезаясь лбом в чьи-то, торчащие с верхних полок, ноги в ароматных носках и ловко пропуская между ног бегающих орущих спиногрызов… Дорога сюда – это трудное и опасное путешествие, Кэмэл Трофи с вожделенным призом в виде свободного сортира в конце маршрута. Этот конец пути олицетворял собой красный стоп-кран на стене.
«Тамбур есть последний мыс материка. За ним лишь пустота и неспокойный океан хаоса. И, вроде бы, за сцепкой есть еще один остров, но он не твой, там ты чужак, и идти туда как-то не хочется. Твой конечный пункт – этот тамбур. И плевать, что он уже просто прокис от никотиновых смол, угарного газа и неистребимого запаха пивной мочи, истекающего из сцепного перехода между вагонами. Плевать! Это последний мыс Доброй надежды для потерянного в пространстве и времени эфирного тела. Его уже нет в точке «А», его еще нет в точке «Б». Оно нигде. Невозможно объяснить, где оно – пока объясняешь, ты уже в другом месте».
- И вправду - где я? – подумал «будущий классик». Он повернул лицо к окну - там была темнота, - Куда я еду? Зачем я вообще сел в этот поезд? Что ждет меня впереди? Руки друзей, доброе слово, открытие нового или всё, как всегда - жлобство, зависть, меркантильность и высокомерный холод? Чего я вообще хочу от этой поездки? Жду чего?
Ему вдруг захотелось дернуть стоп-кран, и, не дожидаясь остановки поезда, разбежаться, вышибить каблуками стекло и выпрыгнуть прямо в придорожное болото, чтобы уйти в черную ночь. В партизаны. В разбойники. В пустынь. Сбежать от уже принятого решения, спрятать голову под кочку и ничего не видеть и не слышать. Растаять в пустоте, словно кусок сахара в стакане, скрывшись и от своих злых надзирателей-демонов и от назойливых хранителей-ангелов. Отсидеться в землянке, накопить сил. Чтобы потом, может статься, приподнять голову и, если уж, не восстать против всех, то хотя бы громко выкрикнуть, что-нибудь этакое, вроде «А-а-а!!! Я вас не боюсь!!!» и снова спрятаться в кочку.
«Да, прямо сейчас, пока меня потеряли, пока я не тут и не там… Самое удобное время. Все перемешалось. Что тут мед, что тут яд? Все перепутано и приправлено одно другим. И как бы сладко я не ел, меня все равно выворачивает наизнанку в конце каждого обеда».
«Будущий классик» почувствовал легкую панику. Узкий гроб тамбура и дымная духота сдавили череп. Нос заложило пробками. Он часто задышал, невольно пропуская в себя этот поездной смрад. Ему казалось, что жирные железнодорожные бациллы сейчас влетают в него и, прицепляясь к стенкам слизистых, своими цепкими лапками и крючковатыми хоботками, мгновенно углубляются, диффузируют с его плотью и становятся частью его самого. Они проникают в мозг и сжирают извилины, громко разгрызая их с хрустом киношного попкорна.
Но…БК был уже очень взрослым человеком, и какие-то там бациллы, запахи или дым поколебать его не могли. Не могли поколебать его и собственные панические мысли. Он умел думать двумя частями сознания. Пока одна (он звал ее Иня) тряслась в страхе рефлексий и навязанных самой себе предчувствий, другая (Яня) хладнокровно сканировала окружающий мир, анализировала события и факты, четко выдавала решения и ничего и никого на свете не боялась. Она знала силу удара «будущего классика» с правой, знала его резкость, знала безжалостность и жестокость в бою и помнила его солдатский принцип - «умри ты сегодня, а я - завтра».
Эти две стороны одного человека как-то умудрялись жить вместе – тесно и дружественно. Их неясные абрисы сливались в один, и со стороны «будущий классик» казался большим, цельным и даже монолитным. Таким, каким и должен выглядеть «талантливый, подающий надежды, автор». Человек всегда не то, чем он кажется.
Сейчас он ехал на литературную встречу в далекий большой город. Этот северный город был ему чужим, в нем всегда было неуютно и немного страшно. Но знакомые в один голос разубеждали его, говоря, что он неправ, что это средоточие культуры, это волшебная Мекка, это Пальмира и Вавилон… Понимая, что он чего-то не понимает, БК не спорил с людьми и делал вид, что «да, осознал, увидел и прочувствовал…». Но ничего он в этом городе не увидел и ничего не прочувствовал.
Он всегда там гулял в одиночестве, как зомби – осенью или зимой. Так получалось. Бродил по великим паркам, мостам, набережным и музеям. Глубоко дышал, насильно вталкивая в себя этот влажный воздух, даже специально пачкал руки, водя ими по мшистой поверхности деревьев и стенок каналов. Один раз он даже что-то отколупнул от Зимнего дворца и попытался это пожевать. Но, ничего не почувствовал. Дома, колонны, позолота и всё…
Он считал, что Город должен был быть наполнен живыми людьми. И эти люди должны знать его или иметь возможность знать. Там можно столкнуться с кем-то давно потерянным, поздороваться с кем-то незначительным, раскланяться с какой-нибудь местной «шишкой». Там всегда есть возможность быть узнанным хоть кем-нибудь, дворником ли, своей ли бывшей любовницей. Кому-то можно позвонить и пойти к кому-то в гости или позвать гулять с собой. Просто знать, что город полон знакомыми и приятелями, и где-то в нутре мобильника всегда есть их номера, и ты просто не можешь здесь пропасть. Тебя найдут, вытащат, растормошат - в какой бы степени депрессии ты не находился. Всегда кто-нибудь подаст руку помощи.
А тут – никого. Никого в кубе. Люди чужого города – это просто движущиеся декорации. Они фантомны. Их можно видеть, но к ним нельзя прикоснуться, поговорить, обнять. От них даже шум какой-то не такой. Все прекрасные дворцы и фонтаны становятся бессмысленными, если нельзя восторженно промолвить: «Ё-ё-ё!!! Вот это да! Красотища!» Или удивиться на что-то и разочарованно сказать: «А я думал оно больше…». Ведь, если некому это сказать, то красота меркнет, погибая внутри человека – невысказанная и потухшая.
Город, куда он ехал, действительно был прекрасен. И были прекрасны его стихи, проза, музыка, и картины. Они были словно возмещением, выданным Господом богом этим людям за терпеливо переносимые ими холод, плохую погоду, чахотку и нервные срывы.
В этом городе обитали не какие-нибудь «будущие», там жили настоящие классики. И жили просто так – ходили по улицам, ездили в метро и маршрутках, торопливо бросали мимо урн окурки сигарет, ругались с женами, хлопали дверями, звонили друзьям, пили в кафешках, разливая под столом принесенные с собой водку или пиво, забывали там свои пиджаки на стульях и снова куда-то шли, и пьяные опять звонили кому-то, мокли под дождем у окон своих любимых, ожидая, когда те найдут повод сбежать к ним от своих мужей… Классики болели, грустили, ломали в решетках канализаций каблуки, копались в моторах зачахших машин, встречали и провожали иногородних друзей, строили тинейджеров - официантов в кофе-хаусах. И никто не кланялся им при встрече и никто не тыкал пальцем вслед, даже если узнавал. Классик в этом городе - обычное явление. Тут куда ни ткни – или гению в глаз попадешь или таланту в пупок заедешь.
А ведь действительно - «классики» обыденны и чаще всего несчастны. И чем выше их ступень, чем ближе они к богу, тем больше горя в их жизни. Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания. Они поют великие песни, и часто достаются они ценой жизней. Но когда они поют - мир замирает, прислушиваясь, и Бог улыбается в небесах.
БК вздохнул. Его Иня с Яней притихли, прижались друг к другу, как воробьи на проводе, завороженно прислушиваясь к этим странным, красивым мыслям. Им было немного жаль «будущего классика» - он никогда таким не станет.
Они знали, что среди «классиков» не было и нет счастливых королей от творчества, восседающих на сияющих тронах. Короли вроде есть – счастья нет. Их троны - пыточные кресла, утыканные гвоздями и снабженные удавками. И золото чемпионов, о котором они так мечтали, льется расплавленной жижей прямо им в глотки из воронок палачей. И лавровые венки их почему-то полны шипов. И золотые пальцы их раздроблены хрустальными молотками. И «короли» скребут ими по поручням своих тронов и плачут от бессилия изменить хоть что-нибудь в этом мире. И нет им, увенчанным, никакого покоя. А если несчастны короли - как могут быть счастливы их подданные?
БК вдохнул дым еще раз и притушил сигарету о стенку железной пепельницы на окне. «М-да…Нет кумиров в своем Отечестве. Их вообще нигде нет. Чтобы им стать, наверное, надо как-то изощренно и красиво умереть. И только после смерти кто-нибудь очень своевременный и нужный наткнется на твои опусы и мысли и провозгласит их новой религией. И твой бюст поставят где-нибудь позади трибуны, с которой «продолжатели твоего дела» будут рапортовать о своих успехах: «Вашим, товарищ, сердцем и именем – думаем, дышим, боремся и живем!» Полный **здец!».
В тамбур выскочил длинный пьяный парень. Он оглядел крошечное пространство, но «будущего классика» умудрился не заметить. Пацан расстегнул ширинку и сунул туда руку, пытаясь извлечь свой чинарик из трусов. Другой рукой он стал дергать за дверь, ведущую в переход. Ему, конечно, захотелось писать, и теперь он рвался к сцепке, чтобы слить в качающиеся щели между вагонами свое любимое пиво. Им почему-то всегда этого хочется. Они не умеют терпеть хотя бы чуть-чуть. Ждать своей очереди - для них хуже смерти.
Тинейджеры (а к этой категории БК относил даже некоторых лиц и за двадцать пять) есть младенцы, причем задержавшиеся в этой категории сверх срока. Дети должны кушать, сикать и спать. Больше ничего делать не нужно. Этого достаточно. Вот они и спят, обоссывают лифты, вагоны и подъезды и кушают пиво в безмерных количествах.
Ручка поддавалась плохо. Юнош заперебирал ногами и был готов к немедленному опорожнению прямо здесь. БК услышал, как в вагоне открылся туалет, и потрепал парня по плечу: «Эй, иди туда, там клозет освободился!». В ответ тинейджер отбросил его ладонь и заорал: «Руки, нах**! Ты каз-зел!». Глаза его были тупы и грязны, и еще этот мокрый рот открывался красным пухлявым кружочком. Как-то знакомо зачесались руки. Большие красные уши так заманчиво светились на фоне лампы… БК с удовольствием взялся за левое и резко нагнул парня к полу. Тот быстро упал на четвереньки и затих в позе коня, ожидающего хомут.
- Въе*ать? – тихо спросил БК эти удивленные глаза младенца-сверхсрочника и приблизил колено к его носу.
- Не-е.. Дяденька, пусти!
Он подвел согнутую фигуру к туалету, открыл дверь и подтолкнул тело. Пацан покорно пробежал внутрь и скрылся внутри, немедленно защелкнув замок.
«Будущий классик» снова вышел в тамбур и закурил еще одну сигарету. Где-то там впереди, был Город. И что-то там должно было произойти. Друзья или враги ждали его там? Или его вообще никто не заметит, что тоже, в общем-то, было знакомо? Да, ладно… Поживем – увидим.
Он снова посмотрел на стоп-кран, пожал плечами и отвернулся к окну.

***

© Юрий Иванов, 2012
Дата публикации: 29.05.2012 17:14:36
Просмотров: 3456

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Евгений Пейсахович [2012-05-29 19:45:45]

рад безмерно, что НК оживает... ххы... Када говорят Пушкины, музы молчат...

Ответить

Юрий Иванов [2012-05-30 15:14:17]

Привет, Женя!
Спасибо. Стараюсь выглядеть живым.

Евгений Пейсахович [2012-05-30 17:11:48]

не впадай в крайности. метафора переходного периода у тебя получилась. я б, конечно, ещё бы над ней помучился - ибо нет пределов совершенству.
не надо, однако, ни плевать в своё отражение, ни целоваться с ним...
хоть и понимаю, конечно... каждый раз такое видеть... непросто это... хыхы