Змея жила на кладбище…

Галина Тен

Форма: Рассказ
Жанр: Сказка
Объём: 48188 знаков с пробелами
Раздел: "Закат иллюзий"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Непроходимый лес полукольцом обнимал небольшую поляну и лизал подножие холма, у которого она расположилась. Песчаная почва, когда-то отвоеванная у леса, была усеяна возвышениями почти правильной формы – многие осели или совсем провалились. Эти холмики сооружали люди, так они умирали…

Змея жила на кладбище. Ей не нравился мрачный холодный лес – она не сворачивалась клубком в уродливых корнях деревьев, подстерегая ужин. Змее не нравился лысый холм, который летом нещадно палило солнце, - и она не выползала, подобно остальным, на его склон погреть узкое черное тело. На кладбище было странно тихо, даже шум леса оставался где-то за его пределами – и в самом центре, и в том месте, где безликие насыпи могил, вгрызаясь в кромку леса, умудрились протиснуться между деревьями.
Но все равно это место не было абсолютно спокойным. Иногда люди появлялись здесь по одному или целыми толпами. Они шли сразу к какому-то холмику или долго искали нужный, чаще всего плакали и оставляли охапки цветов. Все эти люди старались быть спокойными и кроткими, а Змея чувствовала агрессию, исходящую от них, чужие резкие запахи тревожили ее. Но это было давно…

«Бесцветные люди», так сразу окрестила их Змея, приехали, едва рассвело. Они молча и быстро выкопали яму и швырнув в нее тюк торопливо засыпали. Почему-то эта могила находилась далеко в стороне. Здесь так никто и не появился, хотя лес уже много раз сбрасывал желтую листву. Змея наблюдала, как земля проваливалась, а остатки холмика медленно истаивали, слизываемые бесшабашными ветрами.
«Как странно умер этот человек, - думала Змея. – Так спокойно и тихо. Ни цветов, ни криков, никого, как будто могила появилась сама собой». Ее часто тянуло туда. Свернувшись клубком, она думала здесь свои змеиные мысли, а однажды осталась навсегда…

День обещал быть прозрачным и солнечным, какие бывают только в октябре. Хотя Змея дремала в своей уютной норе, она это чувствовала. И еще чувствовала беспокойство. Змея окончательно проснулась и прислушалась. Обычный шелест листьев смешивался с чем-то еще, и это что-то нарастало, тревожно вгрызаясь в мозг. «Человек. Здесь? - удивилась Змея. – Он плачет». Беззвучные всхлипывания переросли в рыдания.
- Прости меня, Господи! Грешен я, - стонал он.
Настроение у Змеи испортилось. «Сколько он будет здесь?» - раздосадовано подумала она. Таких прекрасных теплых деньков становилось все меньше и ей хотелось посвятить их своим делам. Змея вздохнула и вновь свернулась клубком в ожидании, прислушиваясь к звукам извне…

День катился к полудню, а человек не уходил и не успокаивался. Это было удивительно. «Этот человек не приходил столько лет, - решила Змея, - поэтому он здесь теперь так долго». Стоны падали сверху подобно тяжелым дождевым каплям. «Интересно, какой он?» - вдруг подумала она и решила посмотреть…

Человек в длинной и широкой черной одежде лежал прямо на жухлой траве и продолжал всхлипывать. «Его зовут Свиш-шеник, - вспомнила Змея. - Он приходит всегда, когда кто-то умирает и говорит разные слова, иногда поет, но никогда не плачет. А этот плачет. Странный Свиш-шеник…»

- Что ты делаешь здесь, Свиш-шеник? – спросила Змея, отползая на безопасное расстояние.
Всхлипывания прекратились, и фигура в черном перестала вздрагивать. Человек приподнял голову, озираясь вокруг безумными глазами, но никого не увидел. «Должно быть, он не слышит меня», - подумала Змея и повторила вопрос. Фигура в черном заползла повыше на холмик, точнее на то, что от него осталось, и села, продолжая озираться.
- Кто здесь? – шепотом спросил человек.
И тут его взгляд упал на крупную черную змею.
- Змея! – вскрикнул человек, и испуганный взгляд заметался.
- Что ты здесь делаешь? – в третий раз спросила Змея.
Хотя речь ее была не слишком разборчива, видимо странный священник, наконец, понял вопрос. На его лице отразились ужас и удивление одновременно.
- Ты умеешь разговаривать? – пряча страх, спросил человек. И испуганно добавил, - пожалуйста, не убивай меня, ведь я же не сделал тебе ничего плохого!
- Все умеют разговаривать, - философски изрекла Змея, и добавила, - если бы я хотела тебя убить, я не стала бы задавать вопросы.
- И то верно, - облегченно согласился человек. – Но скажи, как такое возможно, змея и разговаривает?!
- Тебе часто приходилось общаться со змеями? – обиделась она.
Вытащив из черного одеяния платок, священник вытер мокрое от слез лицо.
- Нет, - признался он.
- Тебя зовут Свиш-шеник? – полюбопытствовала Змея.
- Ну… да, пожалуй. Не совсем.
- Странный ты, Свиш-шеник, - ты даже не знаешь своего имени. Так что ты делаешь здесь? Ты мне мешаешь, уходи, пожалуйста.
Человек немного помолчал.
- Мне некуда идти, Змея. Мой Бог покинул меня. И поэтому я не знаю своего имени теперь.
- Бох-х… Это кто?
Священник задумался.
- Это тот, кто создал Небо и Землю, тебя и меня, и все вокруг, - он сделал широкий жест, показывая, что именно создал Бог.
- Человек не мог создать все это и тем более меня, - недоверчиво не согласилась Змея.
- Это не человек… Как бы тебе объяснить… Это нечто иное. Он выше нашего разума, Он установил Мировой порядок и блюдет его. Бог в каждом из нас, Змея. Он дарует нам великие милости, прощение, и может жестоко карать…
- Да, кажется, понимаю, Свиш-шеник…
- А имя мое я не знаю, потому что Священник – это святой человек – тот, кто посвятил себя Богу, но я нарушил все обеты, и недостоин называть себя этим именем, - и тут человек снова заплакал и забормотал, - грешен я, Господи, грешен. Нет мне прощения…
Змея поморщилась и, выждав паузу в бессвязных бормотаниях, спросила:
- Что же ты совершил, человек, недостойный называть себя Свиш-шеником?
- Это долгая история, Змея. Это, по сути, вся моя ничтожная жизнь.
- Но ты же сказал, что тебе некуда идти!
Священник, вспомнив что-то, вновь залился слезами.
- Да, пожалуй, ты права, мудрая Змея. Я совершил много грехов… Так много, что мой Бог ужаснулся и обрушил на меня все наказания, какие только…
- Я это уже слышала, - нетерпеливо перебила его Змея и, сменив тему, поинтересовалась, - А ты никогда не умрешь, Свиш-шеник?
Человек так удивился, что даже перестал всхлипывать.
-Ну, - пояснила Змея, - когда умирают люди, ты всегда приходишь и поешь…
- Ах, это! Но я ведь не один. И священники умирают тоже, и к ним приходит другой священник… если, конечно, они не так грешны, как я… Змея, я не хочу жить!
- …и они никогда не плачут, - продолжила она свою мысль. – А ты плачешь. Ты странный Свиш-шеник. А скажи мне, почему человеку, который лежит здесь, ты не спел в его последний час? И теперь…
- Это долгая история, Змея.
- Ты повторяешь одно и то же, - рассердилась Змея. – Этот человек лежит далеко от всех остальных. Сюда никто никогда не приходил. Здесь тихо и поэтому я тут живу. А сегодня пришел ты, странный Свиш-шеник, плачешь здесь. Ты мешаешь мне и не хочешь уйти. Ты выводишь меня из терпения!
- Не убивай меня, Змея, - испугался Человек. - Я не сделал тебе ничего дурного! Господь не принимает мое покаяние. Но ты тоже Божья тварь. Господь вложил частицу себя в каждое свое творение, даже в самое уродливое… Я покаюсь тебе! И если ты про-стишь меня, значит, и мой Бог когда-нибудь простит меня. Я совершил столько ужасных грехов, что им нет счета. Я убил женщину, которую любил, я погубил своего лучшего друга…
- Что значит «любил»?
Человек задумался и ответил лишь после длительной паузы:
- Любить – это все отдать тому и за того, кого любишь, каждую минуту жизни согревать этого человека своим теплом, заботой, лаской… Мир кажется бледным, если любимая грустна или больна… Это такое огромное чувство, Змея! Это целый мир!
- Ну хорошо, а что такое Друх-х?
- Друг… Это тот, кто никогда не подведет тебя ни при каких обстоятельствах. Друг верен и справедлив. Он всегда рядом или придет в любую минуту, если ты нуждаешься в этом…
Змея в задумчивости пошевелила хвостом.
- Если есть любовь, зачем нужен еще и Друх-х?
- Хороший вопрос, Змея… Любовь, дружба - это разные чувства, хотя в них, пожалуй, много общего. Но поверь мне, одно никогда не сможет заменить другое.
- Допустим, - согласилась она. – И ты имел и то, и другое?
- Да, и все потерял. Точнее, разрушил своими руками. О Господи! – взвыл снова священник.
- Перестань, пожалуйста. Лучше ответь, зачем ты так поступил?
Человек всхлипнул и утерся широким рукавом рясы.
- В человеческих отношениях все очень сложно…
- Настолько сложно, что ты убил всех, кто тебе дорог? Ведь и врага порой сложно убить, не так ли, Свиш-шеник?
- Да, мудрая Змея, ты, конечно же, права. Но я был так напуган…
- Я не понимаю тебя. Чтобы суметь убить, нужно быть смелым и сильным!
- О да! Если ты убиваешь врага… А друга убивают только слабые, трусливые и ничтожные люди.
- Я не понимаю тебя, - призналась Змея, - но продолжай.
- Ты смогла бы убить свое дитя? – нашелся священник.
Змея задумалась.
- При определенных обстоятельствах, пожалуй. Скажем, если бы это было необходимо, чтобы выжить… - в задумчивости ответила Змея.
- Да, да! Теперь я понимаю, почему поступил так! Страх за собственную безопасность душил меня, Змея... И хотя, как ты мне сейчас показала, моя вина, оказывается, ни так велика, я все равно продолжаю искренне раскаиваться в том, что совершил…
- Тебе угрожали твои близкие?
- Не совсем… нет…
- Тогда я снова не понимаю тебя!
Человек посмотрел в прозрачное небо и прикрыл глаза.
- Маргарет – она была как ангел. Разве могла она быть угрозой кому-либо или чему-либо?! Нет, никогда!
Необычная собеседница промолчала. Священник внимательно посмотрел в змеиные глаза, и ему показалось, что у него закружилась голова. Человек поспешно отвел взгляд и продолжил:
- Мы с Андреа дружили много лет. Нас многое объединяло – мы жили рядом, были примерно одного возраста, у нас рано умерли родители… У моего друга была сестра, - человек посмотрел на Змею. – Ты, наверное, уже догадалась, что это была Маргарет.
Змея слегка склонила голову в знак согласия.
- Маргарет училась живописи в большом городе очень далеко от нашей деревни. Когда умер отец Андреа, для семьи настали тяжелые времена. Спустя недолгое время, не выдержав удара, тихо угасла и его мама. Платить за учебу стало совсем нечем, и Маргарет вернулась домой. Я помнил сестру Андреа маленькой толстенькой девочкой с соломенными кудряшками и тонкой бледной кожей. Конечно, изредка она навещала родителей, но приезжала ненадолго и не выходила из дому…
Священник умолк, очевидно, вновь переживая события прошлого. Змея тоже молчала, глядя на него черными глазами-бусинами. Наконец, слегка качнув головой, он про-должил:
- День, когда я впервые увидел Маргарет, был поразительно похож на этот - такой же солнечный и прозрачный... Она склонилась над кустом роз и, что-то шепча ему, срезала мертвые ветки. Нити солнечных лучей, скользя по золотым листьям старых деревьев заросшего сада, путались в соломенных кудряшках. Они остались такими же, какими я их помнил, но из круглого неуклюжего ребенка Маргарет вытянулась в грациозную цветущую молодую женщину. Я застыл на месте и долго смотрел на нее, пока она, почувствовав мой взгляд, не подняла голову. Румянец коснулся бледных щек и Маргарет, немного стесняясь, сказала: «Здравствуйте». А я продолжал молча стоять. Знаешь, Змея, никогда ни до этого, ни потом я не видел ничего прекраснее этого зрелища! Прервав неловкую паузу, девушка сказала: «Меня зовут Маргарет. Я сестра Андреа, - и, махнув рукой по на-правлению к дому, добавила, - а вот и он сам». Я машинально оглянулся, следуя ее жесту. Андреа действительно торопливо спускался со ступенек. Когда я вновь повернулся, Маргарет уже не было. Юный ангел растаял, как чудесное видение, и я вдруг испугался, что никогда больше не увижу ее… Лучше бы так оно и случилось!
Священник повозился, устраиваясь поудобнее.
- Весь этот день и много последующих я находился в полном смятении. От Андреа не укрылось мое состояние, и он решил познакомить меня с сестрой поближе. Ах, безумец, это он навел беду на нас всех…
- Ты пытаешься свалить свою вину на Друх-ха?! - спросила Змея.
- Нет, - было запротестовал человек, а потом добавил, - то есть, да. Я не знаю, Змея. Но согласись, если бы Андреа не сделал этого, сейчас, да и тогда все было бы иначе!
- Возможно, глупый Свиш-шеник. Но это все равно, что за дождь обвинять солнце в том, что оно перестало светить, тебе не кажется?
Человек не ответил и продолжил:
- Мы быстро сблизились с Маргарет. Она много знала, а я, в силу своего юного возраста, был очень любознательным. Часами я слушал ее хрустальный голос. Часто мы сидели в беседке у обрыва в самом конце их старого заброшенного сада, и Маргарет рассказывала о городе, в котором жила, о людях… в общем, обо всем на свете! С Андреа мы стали проводить меньше времени, но он, в общем-то, не обижался, лишь подшучивал иногда. Мне кажется, Андреа поощрял наши отношения и видел во мне достойную партию для своей сестры…
- Что значит твое последнее замечание? – спросила Змея, приподняв голову.
- «Достойную партию», - повторил священник. – Ну, ты будешь выбирать себе спутника сильного, здорового, молодого…
- Да, я поняла тебя, - прервала его Змея.
И человек стал рассказывать далее:
- Незаметно прошла осень, за ней долгая тяжелая зима, началась весна, и уже юный апрель появился на пороге, когда грянули первые вестники беды. Однажды, прощаясь со мной в сумерках, Маргарет коснулась тонкими пальцами моей щеки, и легко и быстро поцеловав меня в губы, скрылась за тяжелой дубовой дверью их дома. Я замер на месте, пытаясь удержать вкус ее губ, запах ее горячего юного тела, прохладное прикосновение руки на своей щеке… в общем все то, что только-только произошло между нами. Я не помнил, как вернулся домой, ничего не помнил, все потеряло смысл. Помнил лишь длинные тусклые дни после – Маргарет, сказавшись больной, не выходила из дома. Тщетно я сидел в нашей беседке днями и ночами напролет, девушки не было – не стучали туфельки по утоптанной дорожке сада, не шуршал шелк ее платья…
- Почему же она перестала приходить к тебе? – не поняла Змея.
- Ну, понимаешь… - священник замялся. – Этот поцелуй. Это неприлично, так не принято. Она девушка и не должна была поступать так…
- Тебе не понравилось то, что она сделала? – спросила Змея. – Так зачем ты сидел в беседке и ждал ее?
- Нет, нет, что ты! Наоборот, - запротестовал священник. – Мне это понравилось, и втайне я надеялся на большее.
- На что? – не поняла Змея снова.
- Ну… - священник залился румянцем. – Я хотел… хотел…
- Потомство, - подсказала Змея.
Человек как-то дернулся, немного помолчал и, наконец, согласно кивнул:
- Ну да, можно и так сказать… Так закончился апрель, а я как заговоренный все ходил в беседку, надеясь хоть случайно застать там Маргарет.
- А она не хотела потомства? – спросила Змея.
Священник болезненно скривился, пытаясь выдавить улыбку.
- Как теперь видно, хотела…
- Так почему же она перестала приходить к тебе? – снова задала свой вопрос Змея.
- Потому что то, что она сделала – это непристойно, неприлично. Это плохо!
- Но тебе же понравилось?! – не понимала Змея.
- Так поступают шлюхи! – со злостью выкрикнул священник. – Это она во всем виновата! Во всех моих бедах. И ей сейчас хорошо, а я вынужден сидеть здесь...
Он с силой ударил по могильному холму, на котором сидел, подняв небольшой вихрь пыли. Змея удивилась этой вспышке ярости и на всякий случай отползла подальше.
- Извини, - гнев улетучился в одно мгновение, так же быстро, как и возник. - Изви-ни мою несдержанность, Змея. Маргарет не должна была делать этого. Сейчас я это понимаю. Она сама обрекла себя на смерть… По улицам уже разлился веселый солнечный май, а я ходил хмурый, злой и больной. Я осунулся и похудел, плохо спал и раздражался по пустякам, стал замкнут, ушел в себя и перестал замечать все и всех. Боже, как я был несчастен!
- Она была виновата в этом?
- Конечно она! Кто же еще! – снова вспыхнул священник.
- Успокойся, человек, и продолжай, - мягко сказала Змея.
- Я снова сидел в беседке и ждал. Прошло уже несколько часов, и вечер катился к ночи. Синие сумерки укрывали черепичную крышу дома, которая виднелась с моего «поста», сад и беседку, где я нес свой караул. Надежда снова таяла, перерастая в невыносимое отчаяние… И тут - знакомый шелест шелка. Сердце забилось как бешеное. Я даже прило-жил руку к груди, пытаясь унять этот бешеный ритм, но ничего не помогло, а звук приближался. Она осторожно поднялась по ветхим ступеням беседки и как-то боком вошла внутрь, остановившись у опоры, увитой молодым плющом. Вид у нее был виноватый и одновременно испуганный, как будто Маргарет боялась, что я причиню ей какой-нибудь вред. Серый мрак не слизал округлые контуры ее тела, и мое больное воображение тут же нарисовало непристойную картинку. Ладонями я даже почувствовал теплоту ее кожи… «Здравствуй, - тихо сказала Маргарет. – Прости, что мы так долго не виделись. Я была больна…» Я прервал ее жестом, наверное, в нем было столько боли и гнева, что она отшатнулась к выходу. Я испугался, что Маргарет снова исчезнет и теперь уже навсегда. Я постарался подавить бурю в моей груди и ответил ей: «Здравствуй, Маргарет. Я прихожу сюда каждый день в надежде увидеть тебя, хотя бы издали». «Мы не должны больше видеться, - сказала девушка почти шепотом. – Забудь мой поступок. Я раскаиваюсь в содеянном и надеюсь, что это останется нашей тайной, если не из уважения ко мне, то хотя бы к Андреа, который считает тебя своим лучшим другом». «Но почему?! – воскликнул я. – Что совершила ты плохого?» И тут страшная догадка пронзила мой мозг, я даже оцепенел на мгновение: «Ты не любишь меня, Маргарет?». Она опустила голову и не ответила. Я встал. «Нет! – испугалась она. – Не подходи ко мне». «Почему ты боишься меня? Разве я когда-нибудь делал тебе больно?» - недоуменно спросил я, удивленный. «Я боюсь себя! – тихо ответила Маргарет и добавила, – мне пора, прощай. Не приходи сюда больше». Светлое пятно ее платья стало растворяться во мраке. И тут я совершил еще одну глупость - словно дикий барс кинулся за ней и, настигнув у роз, которые она так заботливо обрезала прошлой осенью, стиснул в объятьях и стал осыпать бешеными поцелуями... Хотя нет, для чего она пришла в тот день? – прервал он сам себя. – Эта женщина сама была больна пороком и заразила меня! Она - ведьма, и даже теперь не отпускает меня…
- Что же было в ней порочного? – спросила Змея.
- О, ты не понимаешь! – страшно засмеялся священник. – Она была обольстительна, как демон - все движения, все жесты ее порочны! Они заставляли течь мысли только в одном направлении, пробуждали лишь одно желание! И знаешь, там, у роз она совсем не сопротивлялась - дрожала, подставляла мне свои губы. Я столкнулся с самим дьяволом, принявшим образ ангела. Он сделал все, чтобы погубить меня!
- Но женщина должна быть привлекательна. Ведь ее предназначение – продолжать род. А как это будет возможно, если она своим видом не сможет внушить мысль об этом?
Возможно, уносимый своими воспоминаниями, священник не услышал это замечание. Он не ответил Змее и продолжал со злостью:
- Она обвила мою шею руками и прижалась так плотно, что я чувствовал подвязки ее чулок - вела себя как дешевая кабацкая девка! Она даже не думала о том, что кто-то мог увидеть нас, несмотря на ночной мрак... О, я до сих пор дрожу, вспоминая ее тело! Я до сих пор люблю ее, Змея!
- Любишь? – с сарказмом переспросила Змея, но больше ничего не добавила.
Человек не заметил сарказма.
- Да, люблю, хотя ее похотливую плоть давно изъели черви, и она уже никого не сможет погубить своим телом! – задумчиво сказал он. – Я вернулся домой в таком же со-стоянии, как после первого ее поцелуя, но полон надежды, что мы вновь будет проводить долгие часы в нашей уединенной беседке. Я лег и заснул спокойным, крепким сном… Мы виделись каждый день, и многие часы напролет проводили в старом саду. А вскоре Андреа нашел работу в городе и неделями оставался там. У Маргарет значительно убавилось дел по хозяйству, появилось больше времени и еще полная свобода. Хотя, брат не был против наших отношений, все же добрая репутация сестры была для него важна - он всячески опекал нас, что порой несказанно раздражало… И вот Андреа уехал. Ласками и уго-ворами я добился от Маргарет всего - знал каждую родинку на ее коже, мог касаться самых укромных уголков тела. Я любил засыпать, уткнувшись лицом в ее упругие груди… Господи! А как она краснела, когда обнажала их, каждый раз как будто впервые! И только одного Маргарет не позволяла никогда …
- Ты хотел потомства… – вспомнила Змея.
- Ну… не то чтобы. Ну да, вроде того… И это произошло. С утра моя любимая была непривычно задумчива и молчалива, а после завтрака поднялась в свою спальню и заперлась, вызвав этим мое беспокойство. Я подходил к двери и прислушивался, но все было тихо, пару раз постучался и поинтересовался, здорова ли она. Маргарет сказала, что все в порядке и просила не беспокоить ее. Наконец Маргарет спустилась - легкое белое платье, которое я никогда не видел на ней, обнимало стан, подчеркивая все ее прелести. «Это мамино подвенечное платье», - пояснила она, хотя я ничего не спросил. Маргарет села рядом и посмотрела в глаза: «Ты любишь меня?» Это был, по меньшей мере, странный вопрос, я очень часто говорил ей о своей любви, что она – моя жизнь, что без нее я умру. И я вновь стал уверять Маргарет в этом. Она приложила палец к моим губам: «Что ты готов сделать ради нашей любви?» Сначала я растерялся, но тут же с жаром ответил: «Да все что угодно! Все, что ты захочешь, все, что скажешь, любимая!» И тогда Маргарет взяла меня за руку и повела наверх, в спальню…
- И ты действительно готов был сделать все, что угодно?
Священник пожал плечами.
- По крайней мере, тогда мне так казалось… Ах, как трогательно было ее волнение, когда она снимала с себя белое платье! Девушка путалась в поясках, краснела и совсем не смотрела на меня. Наконец, свободное от всех бантиков, завязочек, застежечек, белое платье, как яблоневый цвет слетело к ее ногам. Нагая – она была такой хрупкой и беззащитной. На щеках стыдливо полыхал румянец, правая рука иногда подергивалась или судорожно сжималась в кулачок, в сдерживаемом порыве прикрыть пышную грудь. Я смотрел на нее - такой откровенной Маргарет еще не была. «Ну, - робко нарушила молчание девушка. – Ты же хотел этого. Или… или я не нравлюсь тебе?» Я продолжал молча изучать прекрасные изгибы ее тела, а Маргарет беспокоилась все сильнее. И знаешь, Змея, мне была так приятна эта нагота и незащищенность, это волнение. Но более всего, было приятно чувство превосходства, которое я ощущал в тот момент.
- Что значит «превосходство»?
- Превосходство – это когда ты знаешь, что ты сильнее, лучше, умнее… ну, не знаю, что еще. И другой человек тоже знает это и, зная это, покоряется тебе! Вот это все я испытал, глядя на ее упругий плоский живот, на ее округлую пышную грудь, на то, как она дрожит и беспокоится, что в ней что-то не так. Хотя, в ней все идеально, и всем этим я могу обладать, сделав лишь шаг. А могу отвергнуть все это и уйти, оставив ее одну в этой спальне с огромной кроватью, на которую она потом упадет и будет рыдать… И знаешь, у меня ведь возникло желание уйти. Может, уже тогда я почувствовал, что все это обернется большой бедой?
Змея издала неопределенный звук, она негодовала, но священник, увлеченный своим рассказом, не обратил на это внимания и продолжал:
- Но, к сожалению, я не ушел тогда, я ведь мужчина. А мужчина просто не может устоять против такого тела! А как она себя предлагала, так скромно и неумело. И я поверил этой порочной демонице. Господи, какой же я был дурак!
Человек в задумчивости замолчал, а Змея, воспользовавшись паузой, сказала:
- Ты так много говоришь о ее теле. Но любовь – это ведь чувство. Неужели, кроме как о ее теле тебе больше не о чем рассказать? В чем же тогда заключается твоя любовь?
Священник усмехнулся:
- Понимаешь, Змея. Мужчина устроен так сложно, что порой трудно отделить чувства от физического влечения. Ну, скажем, у нас это почти одно и то же.
- Не понимаю, - призналась Змея. – Но продолжай, может, я потом разберусь…
- Я так долго стоял и молчал, что она совсем разволновалась, и по ее щекам покатились слезы. «Почему ты молчишь? - наконец не выдержала она. – Мне уйти?» И тут у меня возникло желание поиграться с ней, честно сказать, даже унизить ее. «Нет, - ответил я. – Просто это так все неожиданно. Я, наверное, немного растерялся… ну, ты понимаешь, о чем я»…
- Что значит «унизить»?
- Это значит, причинить боль словами, жестами, но не физическую, а иную... Заставить человека почувствовать, свою ничтожность…
- Для чего?
- Я не знаю, Змея. Она околдовала меня, и, возможно, моя душа пыталась противостоять ее демоническим чарам…
- Бред… - пробормотала Змея.
- Что? – не понял священник.
- Ничего, пожалуйста, продолжай, если хочешь.
- Хотя, я сильно кривил душой, конечно же, - возвратился к своему рассказу священник. – Желание настолько захлестнуло меня, что я с трудом соображал, где я нахожусь. На ее лице появилась растерянность. «Я тебе не нравлюсь?» - вновь наивно спроси-ла она. Я, выдержав паузу, как можно равнодушнее ответил: «Ты прекрасна, Маргарет. Но мне требуется нечто… я даже не знаю, что…» Она как-то беспомощно взглянула на меня и спросила: «Что же я должна сделать?» Перед моими глазами пронеслись самые непристойные сцены, даже голова закружилась. «Ну, для начала, повернись ко мне спиной, раздвинь ноги, наклонись и подвигай бедрами. Может это хоть чуть-чуть поможет мне сконцентрироваться», - сказал я безразличным голосом. Девушка совсем растерялась: «Но… я не знаю…» «Ты не любишь меня, - жестко сказал я. – Ты хочешь, чтобы я выглядел смешно. Разве я так много прошу?» Она отпрянула как от удара, мне даже стало немного жаль Маргарет. «Я согласилась на это лишь ради тебя, - прошептала она сквозь слезы. – То, что ты просишь… это слишком». «Маргарет, милая, - смягчился я. – Неужели ты не веришь мне. Я люблю тебя и сделаю все, что ты захочешь. То, что ты говоришь, это все глупости. Между любящими людьми не должно быть никакого стеснения. Мы должны дарить друг другу радость. Это все останется только между нами». «Ты просишь, чтобы я вела себя как падшая женщина, делающая это за деньги», - зарыдала она. «Что ты, Маргарет. Я прошу тебя, чтобы ты вела себя, как жена, которая уважает своего мужа и хочет сделать ему приятное», - убеждал я ее. Девушка еще немного поколебалась, а потом робко спросила: «Разве между супругами это происходит так?» «Это происходит так, как они того хотят, милая Маргарет», - уверенно ответил я ей. Она еще мгновение поколебалась, потом спросила снова: «Что я должна делать?» «Подойди к кровати, - сказал я. – Наклонись и обопрись руками. Так, хорошо… Теперь раздвинь ножки. Шире, еще чуть-чуть… Очень хорошо. Теперь вращай бедрами. И не оглядывайся». Следуя моим словам, она все это выполнила. У меня было еще несколько идей, но когда я это увидел, они все испарились. Движения были скованными, было видно, что, делая это, чувствовала она себя ужасно. Но мне было не до ее чувств, я начал быстро раздеваться…
- Я не понимаю, сначала ты говоришь о любви, а потом о чем-то еще…
Проигнорировав замечание, человек продолжал:
- Когда я пробудился, в висках бил чугунный молот. Я осторожно открыл глаза, августовское солнце нового дня несмело заглядывало в окно. Я повернул голову – скомкан-ные белые простыни, засохшие пятна крови… И тут я вспомнил все. Перед глазами всплыли мраморные гладкие бедра Маргарет, выписывающие круги. Я набросился на нее как коршун… Я вспомнил, что ей было очень больно, она плакала и кричала, умоляла оставить ее, и это очень раздражало. Сначала я что-то шептал ей, пытаясь успокоить, а потом просто зажал рот рукой. Маргарет начала вырываться и, кажется, я даже ударил ее, а потом она просто затихла… Я приподнялся на локте и осмотрелся. Маргарет сидела в углу, сжавшись в комочек. «Маргарет», - позвал я. Девушка не ответила. Я с трудом слез с кровати и нетвердой походкой подошел к ней. Она сжалась еще сильнее и закрыла голову рукой. «Ну что ты, Маргарет», - обратился я к ней, пытаясь придать хриплому голосу нотки нежности. Голова кружилась и болела, я сделал несколько шагов назад и уселся на кровать. «Иди ко мне, дорогая», - позвал я. Она покачала головой. «Не заставляй меня вставать, - разозлился я. – Подойди сюда». Девушка затравлено оглянулась на меня и, опираясь на стену, медленно поднялась. «Иди, иди», - подбодрил я ее. Она, прикрывая грудь и темный треугольник внизу живота, медленно направилась ко мне. Ее бедра были в запекшейся крови. Я отвел ее руку и увидел, что груди у нее - один сплошной синяк. Ссадины и синяки были практически по всему телу. Я ужаснулся: «Что произошло?» Марга-рет пожала плечами: «Я не знаю. Ты… ты говорил, что любишь меня, а сам… Ты изнасиловал меня». «Подожди, подожди, - я указал ей на белое платье, лежащее на полу. – А как же это? Ты сама этого захотела, Маргарет. Ну, вспомни! Помнишь? Ты привела меня сюда, дорогая!» «Да, сама, - тихо согласилась она. - Но я не думала, что это будет так…» «Ну извини, как смог, - со злостью сказал я. – Ты сама этого захотела и виновата только ты!» «Да, я», - эхом откликнулась она, и слезы покатились по бледным щекам. Мне стало жаль ее. «Ну хватит, Маргарет, - прошептал я, вытирая слезы. – Я ударил тебя?» Она молча кивнула. «Прости, пожалуйста. Ты так долго мучила меня. Я весь извелся, я не понимал, что делаю. Это было долго, да?» - я задавал вопросы, а сам обдумывал, как выкрутиться из неприятной ситуации. «Да, до самого рассвета, - ответила она и добавила, - не волнуйся, брат ничего не узнает». Мне стало немного стыдно. «А как же твои синяки?» - спросил я. «Никто ничего не заметит», - пообещала она. «Ах, Маргарет! Прости меня», - в порыве благодарности сказал я. «Бог тебя простит», - чуть слышно ответила она. Больше разговаривать было не о чем…
Священник глубоко вздохнул и задумался.
- Я многое не поняла из твоего рассказа, - сказала Змея. – Но по твоему голосу я чувствую, что ты совершил нечто ужасное. Это грех?
- Да, это большой грех, Змея. Хотя, знаешь, кара, которая постигла эту распутницу неизмеримо меньше, чем моя расплата. А как она двигала бедрами! – вдруг вспомнил он и засмеялся.
- А знаешь, мы ведь потом еще раз встретились с ней! Сначала мне было страшно, но она, как и обещала, ничего никому не сказала. Ну, это и понятно, ведь Маргарет сама этого хотела. Я, конечно, тоже хорош, но лишь в том, что не смог устоять перед ее телом. Ночами я часто вспоминал ту безумную оргию, и однажды пробрался в нашу беседку на обрыве. И, представляешь, встретился там с ней…
- И что же?
- Я сказал, что не сделаю ей ничего дурного, что я часто вспоминаю, как мы развлекались с ней. И… и сказал, что хотел бы повторить это.
- А она?
- Маргарет сказала, чтобы я убирался, иначе, она закричит. Но я сказал, что кричать не стоит, я и сам могу все рассказать, если она откажет мне сейчас. И девушка согласилась. Думаю, она только и мечтала об этом… шлюха, - процедил сквозь зубы священник и презрительно сплюнул. – Я раздел ее донага, хотя был ноябрь, и взял прямо там, на полу этой беседки… Мы резвились почти до рассвета, как и прошлый раз. Когда я уходил, она плакала.
- Почему?
- Говорила, что ненавидит меня, что я причинил ей много боли и страданий… Но думаю, что ей просто не хотелось расставаться со мной. Все-таки, я любил ее, Змея…
Змея ничего не ответила, и священник стал рассказывать дальше:
- Время текло быстро. Я прожигал свою жизнь в кабаке, земля, оставленная родителями, давала небольшой доход, что позволяло, даже не работая, существовать относительно безбедно. Иногда, ко мне присоединялся Андреа. Однажды он спросил, почему я перестал заходить к ним. Думаю, на самом деле, он хотел спросить другое, но не решился. Я пожал плечами, и больше мы не возвращались к этому разговору.
- Что же, по твоему интересовало твоего Друх-ха?
- Несостоявшиеся отношения с Маргарет. Я уже говорил, что Андреа поощрял наши встречи… Лето началось также тихо и незаметно, как до этого прошли осень, зима. Все вновь было ярким и зеленым… В одно раннее июньское утро друг зашел ко мне. Все в этом визите было необычным – и ранний приход, и смущенное подавленное состояние моего приятеля. «Я пришел поговорить о Маргарет», - не глядя на меня, начал он, и сердце мое екнуло. Я не ответил, ожидая продолжения. Андреа несколько мгновений помолчал, потом добавил: «Маргарет… она… Маргарет беременна». Ощущение от известия бы-ло сравнимо с хорошим ударом по голове. Я был так ошеломлен, что не смог ничего сказать, лишь развел руками. «Она долго не хотела говорить, но потом созналась, что отец ребенка – ты», - Андреа посмотрел на меня с некоторым вызовом. Нужно было что-то отвечать, как-то оправдываться, и я заговорил: «Это ложь, Андреа. Мы с тобой лучшие друзья, неужели ты подумал, что я подобным образом мог бы поступить с твоей сестрой?!» Мое негодование было столь искренним, что я поверил сам себе. Андреа совсем растерялся: «Но Маргарет не могла солгать…» «Андреа, дорогой, - обратился я к нему, обнимая друга за плечи, - Женщины ветрены и непостоянны… Ты же знаешь, что некоторое время назад Маргарет обращала на меня внимание. Кто знает, что взбрело в ее голову от страха и растерянности, когда она узнала, что беременна?!» И дабы окончательно развеять его сомнения, я добавил: «Но ради нашей с тобой дружбы я готов сокрыть позор Маргарет и жениться на ней. Хотя… - тут я сделал продуманную паузу, - мне будет очень нелегко воспитывать чужого ребенка». Я очень тонко все рассчитал, порядочный и преданный мой друг никогда не согласился бы на это, что и последовало из его слов: «Нет, я не могу принять эту жертву. Это мой позор, и никто не должен страдать из-за меня. Я бы никогда не простил себе этого! Я благодарен тебе. Как я мог сомневаться! Прости меня!» Я не стал настаивать, побоявшись, что Андреа в порыве отчаяния согласится на мое предложение, тем более цель моя была достигнута: я избежал нежелательной женитьбы и обелил себя в глазах друга.
- Но если ты хотел потомства?! – удивилась Змея. – Почему ты отказался от своего ребенка?
- Понимаешь, я не был готов к семейной жизни. Я не хотел жениться…
- Что значит «шениться»?
- У людей все сложно… Они не могут просто встретиться и жить. Они должны подтвердить свой союз перед Богом и другими людьми.
- Для чего?
- М-м… не знаю. Чтобы любить друг друга и разделять радости и горе до самой могилы.
- Но если они не шенятся, они не будут любить друг друга и все остальное, что ты сказал?
- Будут…
- Тогда для чего все это?
- Чтобы потом не отказаться от обязательств, данных друг другу.
- Как это сделал ты?
Человек ответил после паузы:
- Я не ожидал, что так получится. В тот момент мне казалось, что за меня говорит кто-то другой, а я лишь наблюдаю со стороны и не могу вмешаться в этот разговор. Я не был готов к женитьбе и к семейной жизни.
- Это очень трудно – шениться?
- Да нет… то есть, да. Трудно не жениться…
- Трудно любить друг друга и разделять радости и горе до самой могилы?
- Да, и это тоже.
- Но ты говорил, что любил эту женщину, что хотел потомство…
- Понимаешь, я сам не знал, чего хочу. Она свела меня с ума - проклятая ведьма - расставила силки, и я попался, как дурак. А когда попытался выскользнуть, она взяла и забеременела. Это не мой ребенок, я больше, чем уверен…
- Не обманывай себя, Свиш-шеник! Ты просто боишься ответственности. И хотя ты не шенился, как приказывает ваш закон, у тебя были обязательства, а ты отказался от них! Но рассказывай дальше…
Человек обхватил голову руками и зарыдал.
- Да, ты права, тысячу раз права, мудрая Змея. Но я был слаб и труслив…
- Перестань, ты и сейчас не изменился. Продолжай свою исповедь.
- Я искренне раскаиваюсь в содеянном…
- Что было дальше, Свиш-шеник?
Человек глубоко вздохнул, утерся рукавом и возобновил свой рассказ:
- Я продолжал свою обычную жизнь. Вино быстро избавило меня от угрызений совести…
- Вино?
- Это такой напиток, Змея. Когда его пьешь, то все забываешь, становишься веселым и счастливым. Но действует оно недолго, поэтому я пил все время. Но беда, как известно, не приходит в одиночку… Андреа снова возник на пороге моего дома. Вид у него был страшен. «Маргарет умерла, - сказал он. – И ты в этом виноват. Я не поверил сестре и считал тебя своим другом!» Он протянул мне листок бумаги, Маргарет писала:

«Милый брат! Я уношу мой позор в могилу, но прошу тебя, держись подальше от человека, которого ты называешь своим другом. Иначе, он погубит и тебя. У него нет сердца, и нет чести.
Если сможешь, прости, что принесла тебе столько горя и страданий…
Любящая тебя сестра
Маргарет».

Видишь, я до сих пор помню каждое слово, написанное в этой проклятой бумажке!
- И каждое слово чистая правда!
- Ты не можешь говорить так, ты глупое животное. И тебе неведома вся глубина человеческих переживаний! – вспылил священник.
- Может я и впрямь заблуждаюсь… но, рассказывай дальше.
- Я испугался так сильно, как не боялся еще никогда в своей жизни. Но в то же время понимал, что если покажу свой страх, Андреа убьет меня на месте. «Это глупости», - как можно равнодушней сказал я, возвращая листок. И тут, Змея, я допустил ошибку, мне нужно было уничтожить это свидетельство моей вины в тот же миг, как оно попало в мои руки! «Глупости?! – вскричал Андреа. – Маргарет – единственный близкий мне человек, моя любимая сестра мертва. И ты повинен в этом. Для тебя это глупости?» «Тише, Андреа, - как можно мягче сказал я ему, опасаясь, что нас услышат. – Ты испытал страшный удар, и ты не в себе, тебе нужно успокоиться и обдумать ситуацию». «Да, - спокойно согласился он. – Я не в себе и уже все обдумал». Он помахал письмом перед моим носом. «Завтра же тебя повесят на площади, как последнего негодяя, коим, без сомнения, ты и являешься», - пообещал он и пошел. И тут в моей голове созрел план. «Подожди, не уходи», - окликнул я его. Андреа остановился, посмотрел на меня и добавил: «А если не повесят, я сам вспорю твое брюхо, чтобы увидеть твое черное лживое сердце». «Нет, Андреа, - замирая от ужаса, сказал я. – Все было совсем не так. Я не виновен в смерти Маргарет, и могу это доказать!» Он засмеялся, вновь собираясь уходить. «Вот главное доказательство», - помахал он бумагой. «Маргарет хотела близости, она настаивала на этом, но я не соглашался, потому что ты мой лучший и единственный друг, а она - твоя сестра. И я не стал говорить тебе об этом, хотя, как я теперь вижу, просто обязан был сказать, - с жаром заговорил я. – И доказательства этого у меня есть. Они в беседке, где мы с Маргарет проводили много времени вместе». «Ты опять лжешь», - сказал Андреа. Но в его голосе уже не было прежней уверенности, и я воспользовался этим, чтобы еще больше поколебать его: «Ты никогда не простишь себе, что погубил невиновного, Андреа. Ты в любое время сможешь сделать то, что задумал. Так позволь мне оправдаться в твоих глазах. И если я лгу, это сразу откроется!» Андреа помолчал, обдумывая мои слова, а потом сказал: «Хорошо, где я могу найти то, о чем ты говоришь? Я приму решение, когда увижу это». «Ты не сможешь сам, я должен пойти с тобой, но у меня сейчас есть неотложные дела. Иди домой, а через три часа мы встретимся в саду в беседке». «Хорошо», - сказал Андреа и направился к дому. А я, спустя несколько минут, - в кабак.
Змея вытянулась на траве во всю длину. «Да она просто огромна», - подумал священник. – Так есть хочется». Последнее он произнес вслух.
- Не отвлекайся, продолжай, - ответила Змея.
- Хорошо… Я напился практически до бесчувствия, но это не особо помогло. Страх душил меня, а перед глазами всплывали сцены одна ужаснее другой: вот, меня оборванного и связанного ведут к площади и люди, с которыми я прожил столько лет в этой деревне, плюют в меня, пряча глаза; а вот огромная виселица, наспех сооруженная из нетесаных бревен... Не имея сил больше выносить эту пытку, я выскочил из кабака и побежал к Андреа. Впрочем, я соблюдал осторожность и, как оказалось позже, никто не заметил меня, когда я пробирался в сад моего друга. Я прибыл на место на час раньше условленного времени и посчитал это хорошим знаком. Однако я ошибся, Андреа уже сидел в беседке, уставясь бессмысленным взглядом в пол. Услышав шум, он поднял голову. «Пришел? А я думал, струсишь. Ведь нет у тебя никаких доказательств?» - устало спросил он. «Есть», - продолжал я упорно стоять на своем. Подойдя к деревянному парапету, в той части, где беседка нависла над обрывом, я поманил его. На мгновение, он замешкался, и я испугался, что мой план провалится. «Иди сюда, Андреа, - позвал я его. – Вот, смотри». Я низко наклонился, опершись животом на сухое дерево, рискуя сорваться и свернуть себе шею. Андреа повторил то же. Я вытянул руку, указывая куда-то вниз: «Читай, что здесь написано». «Где?», - не понял Андреа и, следуя, моей руке, наклонился еще ниже. И в этот момент, рукой, которой я указывал в пропасть, я схватил его за воротник и с силой дернул вниз, одновременно, соскальзывая на пол беседки. Сухое дерево затрещало, Андреа на мгновение завис над обрывом, но я с силой ударил ногой по парапету…
- И что было дальше?
- А дальше, сквозь заросли шиповника я выбрался из сада и снова направился в кабак.
- И ты даже не посмотрел, что произошло с твоим Друх-хом?
- Я знал, что все кончено. Сад заканчивался крутым каменистым обрывом. Некогда внизу текла речушка, но потом она пересохла. На самом краю этого обрыва и была поставлена беседка так, что одним углом она зависала над рекой. Иногда ради забавы мы с Маргарет бросали вниз камешки и наблюдали, как долго они катились вниз, прыгая с валуна на валун, отскакивая от их гладкой серой поверхности. То же произошло и с телом Андреа – его буквально расплющило о камни и разметало по склону... Далеко за полночь я вернулся туда, чтобы найти и забрать предсмертную записку Маргарет. В бесформенном куске мяса, я едва смог угадать то, что было моим другом. Трясущимися руками я вынул заветный клочок бумаги у него из-за пазухи и кинулся бежать от этого места сломя голову. Возможно, я падал, потому что руки и ноги мои были в синяках и ссадинах, но я этого не помню…
- А что ты сделал с этим письмом?
- Сначала я хотел уничтожить его, но что-то остановило меня. Я повсюду носил бумагу с собой - я боялся оставить ее дома и боялся потерять вне его. Помногу раз на день я проверял, со мной ли проклятая записка. Моя жизнь превратилась в сплошной кошмар – с утра и до глубокой ночи я беспробудно пил, а, возвращаясь домой, падал в кровать и забывался тяжелым сном и тогда приходил настоящий ужас…
- Но никто так и не узнал, что это сделал ты?
- Нет. Андреа нашли на следующий день. Решили, что он не вынес позора и потери сестры и покончил с жизнью. Про него говорили много хорошего… Маргарет лежит здесь, ее как будто все забыли, но это не так. Ее осуждают…
- За что?
- Она совершила большой грех – она самоубийца, проклятая Господом, и она убила дитя, которое носила в чреве. Я уж не говорю о грехе прелюбодеяния…
- Но разве твой Бох-х не увидел, что это ты совершил все эти преступления?
- Я сам постоянно задаю себе этот вопрос. Но, может, в том и состоит мое наказание, что я остался жив… В этих жутких ночных кошмарах я снова вижу Маргарет такую обольстительную. Моя плоть трепещет, я ласкаю ее тело, закрывая глаза от удовольствия. А когда я открываю, я вижу вспухший труп с вывалившимся языком и обрывком веревки на шее. Я вскакиваю, чтобы бежать, но она не отпускает меня, я вырываюсь, оставляю клочья одежды в мертвых руках и бегу к двери, но в дверях путь преграждает Андреа. Его череп расколот, и трупные черви ползают, пожирая остатки мозга…
Человек задрожал и тихо заплакал.
- А ты хотел бы все вернуть? Изменить?
Он задумался.
- Что я мог бы изменить? Ни тогда, ни теперь я не смог бы противостоять своим плотским желаниям. И если бы она вновь предложила себя мне, я не смог бы сдержаться, даже после стольких лет кошмаров! Какое у нее было тело! Я так любил ее, черная Змея! Люди еще не придумали слов, чтобы описать всю глубину моих чувств к этой женщине...
- Ну а Друх-х?
- У меня просто не было выбора. Меня бы вздернули, как простого разбойника…
- Но ты мог шениться…
- Ну, может быть теперь, я так бы и поступил…
- Но почему ты не хотел шениться?
- Она создана не для этого, понимаешь. Годы украли бы ее красоту, заманчивые формы. И, глядя, как она увядает, я всю жизнь сожалел бы, что связал себя с этой женщи-ной…
- Но ты говорил о раскаянии, - напомнила Змея.
- Ах это! Да, я раскаялся. Ночные кошмары стали просто невыносимыми. Промозглой осенней ночью я прибежал в монастырь, находившийся в нескольких милях от нашей деревни, и остался там. В святых стенах мне стало легче. Господь сжалился надо мной, и я понял, что он хочет, чтобы я стал монахом. Так я и поступил. А потом я покинул монастырь... Но, Змея, я не создан для праведной жизни. Ряса не скроет желание жизни и удовольствий. В моей груди бьется горячее отчаянное сердце, которое жаждет жизни во всей ее полноте! Мне нравится вино и женская плоть, мне нравится все то, от чего отрекается человек, посвятивший себя Богу…
- Так значит, ты не раскаялся, Свиш-шеник! Твой Бох-х дал тебе шанс, но ты отказался от него, ради собственных удовольствий. Ты более всех достоин смерти и наказания…
- Но я итак наказан, - завыл человек. – Столько лет я прятал эту чертову записку, а сегодня… сегодня утром она пропала.
- А где ты прятал ее?
- Я прятал ее за пазухой и в кошельке… Я везде ее прятал. А вчера я напился и заснул на улице. Мой кошелек пропал, и с ним письмо. И теперь моя тайна откроется, меня повесят, Змея!
- Это будет справедливо, - заметила она
- И еще мне снился сон, что эта ведьма пришла и звала меня, манила за собой. Я не захотел идти. Она засмеялась так, что мурашки побежали по коже, и закричала: «Скоро мы встретимся. Я ведь перед смертью писала письмо!» Я мгновенно проснулся и схватился за кошель, но его не было на месте. И тут я все понял, она знала! Она тогда еще написала это, чтобы погубить меня! Мне некуда идти теперь, там уже ждут. И виселицу из неотесанных бревен видно из каждого окна. Я пришел сюда, чтобы вымолить прощение у нее. Ведь не так велик грех мой, Змея. Я защищал лишь свою жизнь. И я люблю ее. Будь она проклята! Ни с одной женщиной мне не было так хорошо, как с ней. Она ведьма, она околдовала меня, а потом сгубила. Своим проклятым письмом.
Змея молча смотрела на человека.
- Ты отвратителен, - наконец сказала она. – Я знала, что люди плохи, но что настолько, даже не подозревала.
- Что понимаешь ты, бесчувственная веревка, в человеческих отношениях! Вся твоя никчемная жизнь пройдет здесь, среди этих могил. Ты никогда не переживешь и сотую долю того, что пережил и понял я – человек! Всю свою жизнь я страдал, Бог незаслуженно наказывал меня все эти годы. Я потерял свою любовь, потерял друга. И теперь потерял доброе имя – меня травят, словно дикого зверя за преступления, в которых другие более виновны, чем я. Это несправедливо. Я хочу умереть…
- Я исполню твое желание, - сказала Змея.
Запоздалое сожаление и страх мелькнули в глазах человека, но он не успел ничего сказать. Огромная змея черной стрелой метнулась и ужалила его прямо в шею. Человек схватился за больное место.
- Что! Что ты сделала!
- Не ты ли сказал: «Господь вложил частицу себя в каждое свое творение»? Я есть часть твоего Бох-ха и через меня он наказывает тебя, Свиш-шеник, недостойный называть себя этим именем…
- Сколько, сколько времени действует твой яд? Успею ли я добежать до деревни? - плакал человек.
- Слишком мало, чтобы ты успел добежать до деревни, но достаточно, чтобы ты попросил прощения у своего Бох-ха.
- Это конец, - прошептал священник и тихо заплакал.
Крупные слезы текли у него из глаз, капая на черную одежду. Усилием воли он приподнял отяжелевшую руку и вытер мокрое от слез и пота лицо. Рукав рясы отвернулся и в серую пыль упал замусоленный клочок бумаги. «Милый брат!» - успел прочитать священник, прежде чем внезапно возникший ветер подхватил и легко понес листок между могил.
- Не теряй времени даром, - посоветовала Змея, наблюдая, как умирает этот ничтожный человек, - лучше проси своего Бох-ха простить тебя.
Человек не отвечал, он ждал смерти...

Змея жила на кладбище. Иногда здесь появлялись люди, они старались быть спокойными и кроткими, а Змея чувствовала агрессию, исходящую от них…

© 13.10.2006-07.11.2007 г. Галина ТЕН

© Галина Тен, 2008
Дата публикации: 10.11.2008 10:09:10
Просмотров: 4041

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.