Жена холостяка

Людмила Куликова

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 16029 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Они сидели в засаде уже пятый час. Термометр на рукаве куртки показывал минус семнадцать. Деревянный домик, в котором вполне могли разместиться двое сидящих, защищал от ветра, но не от мороза. Охотник экипировался по всем правилам зимней охоты: две пары утеплённых брюк - ватные и шерстяные с начёсом, полосатый десантский тельник, два свитера крупной вязки, куртка на меху. Сверху - длиннополое шерстяное пальто. На ногах меховые сапоги. Кроличья шапка-ушанка нахлобучена по самые брови. Охотница чувствовала себя кочаном капусты. Столько всякого тёплого тряпья покрывало её - не пошевелиться. Все одёжки упаковывал шерстяной охотничий комбинезон размером на здоровенного дядьку, меховая куртка до колен с капюшоном, двухметровый шарф, замотанный вокруг шеи, вязаная шапка. Ступни в шерстяных носках утопали в валенках. Тёплая муфта хорошо грела руки. Она, как Герда, радовалась ей и, пряча нос в складки шарфа, смотрела не мигая на звёзды. Охотиться выходили в полнолуние.

Фрамуга панорамного окна перед ними была задрана кверху и закреплена защёлкой. Окна по бокам и сзади закрыты. Охотники почти не разговаривали. Он время от времени прикладывался к прибору ночного видения, хотя поляна впереди просматривалась хорошо. Снег выпячивал её из черноты леса. Луна светила ярко. Синий свет освещал верхушки деревьев. Чёрные тени от кустов смачно ложились на сверкающие серебряной крошкой сугробы. Через оптическое стекло, подсвеченное лампой, поляна и небо виделись фосфорическими. Он в тысячный раз представлял желаемую сцену: появляется матёрый кабан, раздаётся выстрел, зверюгу подбрасывает, заваливает на бок. Йоху! Есть трофей! Клыки, вырванные из пасти зверя и укреплённые на фигурную дощечку, докажут его силу. От предвкушения уложенной одним выстрелом добычи охотника охватывала дрожь.

Она таращилась на звёзды. Рассматривала их в первые несколько минут, а потом просто мечтала, глядя на разной яркости небесные огоньки. Испытывала невероятное удовольствие от того, что, находясь рядом с мужем, может поддерживать его увлечения. Была уверена, такая поддержка даже важнее секса. Сидя в засаде, переживала древнее мистическое чувство единения, которое не достичь интимными позами и бесчётным количеством фрикций. Промораживалась, пропитывалась лесным духом, побочно извлекая своеобразную корысть – смотреть на небо, дышать ночным морозным воздухом, прислушиваться к тишине, пытаться угадать по шорохам движения зверей. И мечтать.
- Вовчик, как обстановка?
- Всё тихо, Маничка.

Эти двое женаты давно. Первый год супружества истрепал обоим нервы. Муж не хотел менять устоявшуюся холостяцкую жизнь, жена не хотела мириться с вынужденным одиночеством в замужестве. У мужа - то футбол, то хоккей, то корпоративка. А жена ждала его вечера напролёт, выглядывала в окно и не могла заставить себя что-нибудь делать.

Вот скрипнет дверь, звякнут ключи. Стуча пятками пройдёт муж в спальню. Разденется и - в постель. Тут голос жены:
- А помыться? Чумазого не пущу!
Чертыхаясь уходит муж в ванную. Возвращается, ныряет под одеяло.
- Давай, - и громоздится на молодуху.
- А слово ласковое? – кокетничает жена, отталкивая.
- Я столько слов сегодня наговорил! Такой галдёж стоял!
- Не мне, - пыл жены угасает.
- Тебе ещё успею сказать.
- От тебя пахнет противно.
- Так пиво пили же, етит твою!
- Мало того, что поздно пришёл, ещё и кричит, - жена выворачивается из-под мужа.
- Что? Всё? Окончен бал, погасли свечи?
Жена обиженно молчит.
- Ну знаешь, дорогая! Мне тоже надоело твоё ворчанье! Не для того я женился!
- А для чего?
Они отворачиваются и лежат спина к спине, стараясь не касаться друг друга, злые и обиженные.

Муж прибегал с работы, быстро ел, созванивался с друзьями и спешил на очередную товарищескую встречу. Чтил святые дни в календаре: в первую субботу месяца собирались любители рыбалки, во вторую – охоты, в третью – мальчишник бывших сокурсников, в четвёртую – фанаты «Зенита». Супруга всё чаще выговаривала ему. А супруг всё чаще закрывал тему оскорбительной фразой: «На фига мне жена-ворчунья!».

Затаённые обиды разъели желание. Они перестали хотеть друг друга. Жена сначала считала пустые дни, а потом потеряла им счёт. Однажды так поругались, что думалось - лучше разойтись. Ночь перед разводом оказалась бессонной и осиянной идеей любви наизнанку. Жена приняла решение стать мужу другом. С той знаменательной ночи всё у них заладилось. Они никогда больше не ссорились. И перестали спать вместе окончательно. Разве с другом спят?

Так Маша превратилась в Маничку, а Володя в Вовчика. Они прилежно трудились каждый в своей профессии, зарабатывали достаточно. Обустроили квартиру и щедро тратили деньги на хобби мужа. Футбольные и хоккейные матчи выучили Маничку громко кричать, скандировать «Мочи их! Мочи!», петь, раскачиваясь, «Олееей-олей-олей-олееей!» и сплёвывать сквозь зубы. Топая, прыгая, улюлюкая и сдавливаясь в медвежьих объятьях безумствующих соседей-болельщиков, она сбрасывала пару килограммов за каждый матч. В диетах не было нужды. После матчей сидела рядом с мужем в гудящей басами пивной, выцеживала литровую кружку пива и, щурясь от кусачего сигаретного дыма, с достоинством, медленно выкуривала сигару. Её лицо огрубело. Она стала похожа на расхристанного ковбоя без шляпы, лошади и кольта. Недостающее с лихвой заменяли походка вразвалочку, потёртые джинсы с креативно проделанными дырками, рустикальные полусапожки с миниатюрными шпорами, полосатая футболка, шейный платок с черепами, завязанный небрежным узлом, и чёрте-что на голове.

Вовчик был горд женой. Появлялся с ней даже на мальчишниках. Предупредив однажды: «Спокуха! Это - свой парень!», навсегда отмёл ненужные вопросы и подшучивания. Маничка служила Вовчику страстно и беззаветно. А по весне и перед новым годом пробивало её женское. Как по зову предков, чистым зомби шла она в бутики и покупала модные платья, юбки, ажурные блузочки, туфли на шпильках. Раскладывала покупки на кровати, примеряла, любуясь своим необыкновенным отражением в напольном зеркале. И мечтала. А все купленные вещи перебирались в шкаф до следующей примерки через несколько месяцев.

Недавно они учудили поехать в Гренландию. Жили дикарями. Нашли тихое местечко на леднике вдали от скопления туристов. Уподобились эскимосам, спали с псами в хижине, недорого предоставленной местным жителем. Путешествовали по снежной пустыне на собачей упряжке, ели сырое рыбье мясо и пили талый снег. Они стали вонять. Весело ржали, воротя носы друг от друга. А потом привыкли и больше не замечали отвратительного запаха. Кожа успевших загореть под полярным солнцем лиц и рук обветрилась. В мелких морщинках упряталась желтоватая грязь.

Однажды решили-таки выйти в люди. В ближайшем городке каждый вечер устраивали танцы для туристов. Подкараулили тёплую погоду. При минус пяти разделись догола. Смеясь и визжа, натирали друг друга снегом. Вовчик раззадорился от прикосновений и вида обнажённого Маничкиного тела, поймал жёнушку и... Но она серьёзно отбивалась. Теряя силы и чувствуя, что муж вот-вот овладеет ею, вдруг заплакала по-детски, набирая обороты, всхлипывая и рыдая. В ней неожиданно возникли противоположные желания: безоглядно отдаться мужу и наказать его за долгое время равнодушия. Второе вышло сильнее. Маничка плакала от обиды, что лишила себя заветного.
- Что с тобой?
- Лучше не трожь, Вовчик. Отучил ты меня. Ты мне теперь как брат, - упрямо противилась жена.
- Придумаешь тоже! Вот я – весь здесь. Твой муж и господин, - улыбался Вовчик, пристраиваясь сзади, ладонями обхватив её груди.
- Отвали! – при помощи локтей Маничка высвободилась из объятий.
- Тьфу, дура! – Вовчик чвиркнул сквозь зубы на снег и пошёл в хижину одеваться.
Она двинулась следом, а у самой – слёзы. Бабье - задушенное, брошенное в жертвенный огонь, выходило слезами. Обида за невостребованное тело, неиспытанную сладость желания и непережитые оргазмы навалилась снежной лавиной и чуть было не похоронила дружеские чувства жены к мужу.

К полудню они были готовы. Одеты цивилизованно: в джинсы, свитера и куртки. На лыжах добрались до городка. Гостиница, в которой собрались туристы, сияла гирляндами разноцветных лампочек. Войдя с мороза в духоту праздника, они сразу разомлели и настроились на непринуждённое общение. В фуршетном зале Маничка и Вовчик рассосредоточились вокруг стола с закусками, вступая в лёгкую беседу со смешанным людом. Русские, датчане, англичане, шотландцы – все трещали по-английски, сохраняя акцент своего родного наречия. В соседнем зале танцевали. Блюз настраивал сердца на флирт. Маничка села на диван у камина, достала сигару. Уставилась на танцующих. Женщины с надеждой заглядывали в глаза партнёрам по танцу. Мужчины смотрели на других женщин. Все улыбались.

Рядышком на диван плюхнулась красивая блондинка.
- Скучаешь?
- Нет.
- Ты одна?
- Нет, - Маничка подумала немного и добавила, - с приятелем.
- Пойдём танцевать?
Девушка состроила просительную рожицу.
- Пошли! – задорно приняла вызов Маничка.
Они обнялись в танце, заведя руки друг другу за шею. Блондинка по-особенному тепло смотрела в глаза новой знакомой.
- Ты мне сразу понравилась. Я уже больше часа наблюдаю за тобой. Есть в тебе что-то дикое. Что-то от мустанга... Я из Германии. Эмма.
- Маничка.
- Маньичка?
- Ага! - Обе рассмеялись.

Вовчик катал шары в бильярдной. В промежутках дымил сигарой, прищурив правый глаз. Партия складывалась в его пользу. Он не думал о жене, зная, она где-то рядом и будет ждать до последнего. Чувство мужского братства опьяняло его больше, чем алкоголь. Он был счастлив. Шары, как заговорённые, укатывались в лузы.

Маничка с Эммой танцевали по десятому разу. Немка нежно касалась ладонью щеки русской, с любованием рассматривала её лицо. Маничка улыбалась. В ней вспыхнуло наслаждение. Она нравится, ею любуются, касаются нежно. С нею играют, как с фарфоровой куклой – бережно и восхищаясь. Эмма приблизила свои губы, влажно поцеловала избранницу. В запрещённой игре была своя прелесть, и Маничка не сопротивлялась.

Вовчик приказал себе закончить партию. Хрустящие купюры оттопырили карман джинс. Он пожал руки партнёрам, попрощался и вернулся к публике. Фуршетный зал опустел. Над танцполом, густо нашпигованным пАрами, бесконечно нудел блюз. Вовчик поискал глазами жену. Не нашёл, присел на диван. Из толпы танцующих увидела его жена сама. Она расслабилась, ласкаемая немкой, и не сразу пошла к нему. Рассматривала безучастного Вовчика, который казался одиноким и беззащитным. Разомлевшее сердце Манички сжалось, она отвела руки Эммы и направилась к мужу.
- Я здесь! – встала перед ним. Губы красны - поцелуя просят, глаза живого огня полны. Грудь приподнялась. Под свитером упругие соски различимы.
- Представляешь, я выиграл! Приличненько так. На охоту хватит.
- Вовчик! – и уже тише добавила, - обними меня.
- Потом. Давай собираться. Возвращаемся.

Северное сияние распушило изумрудный хвост. У горизонта алело. Снег отражал всполохи. Обратный путь оказался длиннее. Расцвеченное небо удерживало восхищённых лыжников. Спустя час они подкатили к переливающейся радужным цветом хижине. Вовчик покормил собак, пожаловался на усталость. Включил в хижине керосинку на ночь. Маничка подошла к нему. Взглянула в глаза.
- Обними меня, - попросила жена.
- Давай завтра, а?
Жаль, что она не договорилась с Эммой о встрече. Погасили свет. Муж с женой лежали в объёмных спальных мешках. Два десятка собак расположились вокруг них. Вовчик захрапел, а Маничка долго не могла уснуть. Вожак вздыхал по-человечески. Поднимал морду и смотрел на женщину. Под пологом ей чудилось северное сияние, а тело вздрагивало от прикосновения воображаемых рук. Интересно, Германия ближе к России, чем Гренландия? Наверное, Эмма смогла бы её навещать. Маничка не понимала Вовчика. Она хотела быть ему хорошей женой. Она хотела... а он... а у Эммы сладкие губы... а...

Когда сон уже втягивал в свою воронку, она неожиданно села. Посмотрела на спящего мужа. Выбралась из спального мешка. Вожак проводил её тревожным взглядом. Оделась, взяла лыжи, вышла из хижины. Сияние вспыхнуло, озарило небо, окрашивая снег в разные цвета. Маничка встала на колею и покатила, разгоняясь быстрее и быстрее. Феерическая ночь грозилась поглотить Землю. Ведьмы потусторонних миров колыхали небо сияющими юбками, заманивали, сбивали путников с дороги. Неожиданно сзади послышалось отчётливое дыхание преследователя. Маничка прибавала темп. Она представила чудовище с осьминожьей мордой, которое вот-вот схватит её своим извивающимся щупальцем. Погоня наводила ужас и ярила одновременно. Снег, будто насмехаясь над нею, весело отражал сияющее небо. Подгоняемая страхом и злостью, вскоре вошла она в посёлок. Остановилась у гостиницы, перевести дух и оглянуться. Никого не было.

Здание чернело дырами окон. Гирлянды огней погасли. Маничка, сняла лыжи, обошла отель, негромко выкрикивая «Эмма!». Она прошлась между домов, повторяя имя новой знакомой. Никто не вышел, не откликнулся. Присела, обессиленная, на корточки. «Эмма, где ты?! Возьми меня с собой. Мы будем касаться друг друга. Только касаться и больше ничего. Ты споёшь шёпотом нежную песню...Эмма!». Она поднялась и снова тенью пошла от дома к дому. «Эмма, найди меня, найди! - заклинала Маничка – Полюби меня!». Она бродила неприкаянная и потерянная, готовая завыть собакой, упасть в снег и остаться в нём навсегда.

А поутру проснулась Маничка прежним «своим парнем».

Она очнулась от воспоминаний, заметив, как напрягся муж. Тихо взял ружьё с приделанным на нём прибором ночного видения, прицелился. Маничка перевела взгляд на поляну. Там, неслышно передвигаясь, чернели силуэты диких свиней. «Вумм!» - прогремел выстрел.
- Готов!
Свиньи разбежались. Одна осталась лежать на синем снегу и призывно хрюкала.
- Я пошёл.
- Я с тобой.
- Давай.
Маничка, закутанная в сто одёжек, едва поспевала за мужем. Пробираясь сквозь сугробы, высоко поднимала ноги. Пока дошла до места, вспотела и тяжело дышала. Раненая свинья истекала кровью. Вовчик достал нож, склонился над тушей. Оглушённая собственным дыханием и сердцебиением Маничка ничего не слышала. Отвернулась, чтоб не видеть, как Вовчик добивает и остолбенела. Перед ней чернел огромный кабан. Она не успела закричать. Развернулась, чтоб убежать, но - куда там! Многослойная одежда сковывала движения. Пара клыков прошила ей спину. Вовчик услышав странные звуки, оглянулся, выхватил патрон из нагрудного кармана. Его колотила охотничья лихорадка, руки дрожали. Он не смог зарядить ружьё. В это время кабан успел несколько раз ударить упавшую навзничь Маничку. Как в замедленном кинокадре, кинулся Вовчик на кабана с ножом, путаясь в полах пальто. Тот, напротив, живо развернулся и быстро скрылся в темноте леса.

Охотник поспешил обратно. Маничка лежала, повернув бледное лицо к луне. Он впервые подумал о ней с невыразимой теплотой. Она становилась белее снега, и Вовчик понял, что безвозвратно теряет не друга, товарища и кореша, а жену – часть себя. Нестерпимая душевная боль отзывалась в теле. Застонал, заскрипел зубами, закричал утробным голосом, пугая ночной лес. Снял пальто, уложил на него жену и потянул по снегу. До укрытия, в котором они оставили машину, оставалось меньше километра.

* * *

Саванна цвела. Высокие травы иссушались немилосердным солнцем. Жирафы оккупировали небольшую рощицу и объедали молодые листья. По-соседству паслась группа антилоп. От горизонта по грунтовой дороге пылило облачко, стремительно продвигаясь вглубь степи. Впереди облачка катил джип с открытым верхом. Автомобиль остановился невдалеке от стада антилоп. С сиденья поднялась, одетая в костюм-сафари, женщина. Прищурилась. Ухмыльнулась. Сплюнула сквозь зубы в сторону. Вскинула ружьё, прицелилась. Вумм! Антилопы рванули в сторону, жирафы вздрогнули и повернули головы к машине.
- Есть! Попала!
- Умница ты моя! – мужчина встал с водительского места, повернулся к женщине и крепко обнял её.
- Эй! Осторожно! Не сжимай так сильно, - заулыбалась охотница.
Мужчина отстранился, взял лицо женщины в ладони:
- Я люблю тебя, Маничка.

© Людмила Куликова, 2008
Дата публикации: 19.01.2008 00:26:05
Просмотров: 3836

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.