День рождения. Пьеса.

Никита Янев

Форма: Пьеса
Жанр: Драматургия
Объём: 22519 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Ещё всё можно переделать.

Действующие лица.

Драматург. Режиссёр. Актёр. Актриса.

Сцена 1.

Актёр. Драматург и актёр сталкиваются нечаянно в туалете, драматург плачет, актёр спрашивает, вы чего?

Драматург. Представь, ты умер и превратился в звезду, на тебя прилетели люди и стали жить, ты им кричишь, но они не слышат.

Актриса. В женском туалете актриса подслушивает и плачет.

Актёр. Актёр смеётся, анекдот.

Актриса. В какой-то момент актриса становится как подсаженная, когда приходит драматург на репетиции пьесы.

Сцена 2.

Режиссёр. На работу пойти не мог, потому что боялся униженья. В деревню уехать не мог, потому что не мог бросить женщин-парок. Поэтому пошёл в Интернет, потому что это унижение мог, потому что оно шкаф без стенок, искусство, как ты рассказываешь тем, кому по барабану, что это подстава.

Драматург. А потом устал. 5 лет прошло этой работы, которая для всех фуфло, а для него такая работа, что руку поднимешь, а опустить забудешь, так она и висит на воздухе как Христос распятый.

Режиссёр. И подумал, чтобы узнать, что делать дальше, нужно посмотреть, что раньше было. Тогда увидишь, чего не было, и будешь его делать, как старичок.

Драматург. До этого 5 лет было, что писал роман «Как у меня всё было», после острова, который тебя 60 лет ждал в тайге и тундре.

Режиссёр. До этого было, что 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц тебе что-то с острова кричали, а ты отворачивался, потому что должен был отработать.

Драматург. До этого было, что 3 парки в пустом поле от Франции до Канады с тоской в животе вещмешок тянули, а на привалах из него выглядывало всегда с глазами.

Режиссёр. И то работа, и то работа, и то работа. По крайней мере, 4 работы. Я уже не говорю про то, что раньше. Туда я вообще не лезу, потому что мне кажется, что это прошлое – будущее.

Сцена 3.

Актриса. Как распяленная обнажёнка из себя плод вынимает в первый и последний раз в жизни.

Актёр. Как все сгруппировались спинами и на остров жизни пробиваются в море смерти, которые везде.

Актриса. Как фуфло превратится в талафа куми, а рука в брение.

Актёр. Ну, просто проведите линию на бумаге и подумайте, куда все ушли и откуда все пришли.

Актриса. Просто подумайте про это.

Актёр. Я не говорю, что надо верить в загробность.

Актриса. Надо понять, что вы в ловушке.

Актёр. Можно не заморачиваться с бумагой.

Актриса. И так понятно, что все ушли и пришли в вас.

Актёр. Это ловушка.

Актриса. Почему вы ничего не помните?

Актёр. Неужели, то же самое будет с вами?

Актриса. Надо начинать работу.

Актёр. Вот почему женщины-парки сделали свой правильный выбор.

Сцена 4.

Драматург. Акакий Акакиевич Башмачкин, физик-ядерщик, которому вестники на шкафу запретили ядерную бомбу строить и он запил от счастья, с утра стакан коньяку и весь день свободен.

Режиссёр. Очень сильный, 20 лет ухаживал за дочкой-эпилептиком.

Актёр. Потом 30 лет всем всё делал.

Актриса. Потом жена онкологией заболела.

Драматург. «Слово о полку Игореве», может быть, 1000 лет пролежало в земле, а может быть, его князь Мусин-Пушкин написал.

Режиссёр. Максим Максимыч 20 лет проработал в школе и собрал там весь свой курс.

Актёр. А потом его уволили, потому что мужчины пьют, слишком много их убивали в 20 веке, и ему вызвали наркологическую скорую, поставили капельницу, закодировали.

Актриса. И назад приняли, потому что там работают женщины-горы, которые остались после мужчин.

Драматург. На Соловках жили в колодцах.

Режиссёр. Только на Соловках так жили, больше нигде уже.

Актриса. Раньше везде, в Мелитополе, во Мценске, в Москве, в Мытищах.

Актёр. Я поразился и расплакался, родина.

Драматург. Я всегда так жил, входил в жизнь как в колодец и жил в ней.

Режиссёр. Потом один остров пропал, утонул на верёвке, а другой остался на его месте, как будто он один и тот же.

Режиссёр. Те, кто заметили – уехали, умерли, спились, остались.

Актёр. Те, кто не заметили, приняли новые правила игры, что жизнь это дистанция между этими двумя островами, между какими, они не вдавались.

Актриса. Если бы им сказали, что искусство это как смертница едет и всё видит, они бы ничего не поняли, а потом бы из-за этого уезжали, умирали, спивались, оставались, потому что это то же самое, что их жизнь.

Драматург. Рауль возник из воздуха через 10 лет после пропажи.

Режиссёр. Его воспитывал Петя Богдан, перед мореходкой и 4 жёнами, все рожали девочек.

Актёр. Прожил 40 лет, лёг полежать и умер.

Актриса. Привязывал к ножке кровати и заставлял читать Ленина, на толчке в туалете лежал Джек Лондон.

Режиссёр. Рауль сказал, надо писать римейки. Называется, пьеса на ладони. Действующие лица – куклы Родиной Марьи. Монологи – миниатюры.

Драматург. Между увлеченьем женой, дочкой, Интернетом, Битлами, Ролингами, «Догмой», дзен-буддистской «Ямахой», в поисках заброшенных аэродромов и драйва, суша носки над зажигалкой, устроил мою судьбу, и исчез со словами, хочу купить спортивный самолёт.

Актёр. Пока по телевизору дрались в парламенте и убивали.

Актриса. Его воспитал Петя Богдан, вместо армии послал в батраки в Польшу, потом он вернулся и играл на гитаре в подъезде, пока не женился.

Драматург. Я когда приехал на Соловки, то поразился, кругом один я.

Режиссёр. А потом это прошло, когда на остров пробрался президент одной супердержавы.

Актёр. Они всё время оправдывали себя, их показывали по всем каналам, как они ловили рыбу, курили, вырезали из капа, берёзового нароста, народные ремёсла для зарплаты.

Актриса. И они потрошечки выпивали и говорили, жизнь это дистанция между островом и островом.

Драматург. Тем, который всегда стоит и тем, который то выныривает, то заныривает, в зависимости от режима.

Режиссёр. Если все заврались, как на ток-шоу, где настоящий только шнур в розетке, все остальные трупы, куклы себя, и продали душу, то он заныривает.

Актёр. И все нанимаются гастрарбайтерами в Москву на «Камаз».

Актриса. Уезжают жить с матерью на её старенькую пенсию и допиваются до белой горячки.

Драматург. Остаются и становятся старички, потому что на них будущее страны и зарубежья.

Режиссёр. Уезжают в Китай и оттуда телеграфируют, что в Китае то же самое: иероглифы не любят, и мысли про пистолет.

Актёр. И остров всплывает как подводная лодка в степях Украины, как Yellow submarine посреди Лубянской площади.

Актриса. И я иду и думаю, чего это она всплыла?

Драматург. Ей рано ещё.

Режиссёр. Её здесь убьют.

Актёр. Здесь вертикаль власти.

Актриса. Про неё никто не помнит, как про трупы, которые надо забыть, чтобы жить достойно.

Драматург. А она стоит, как «Слово о полку Игореве», которое 1000 лет в земле пролежало, а потом его князь Мусин-Пушкин написал.

Режиссёр. Как медаль за заслуги перед отечеством 100000007 степени, и кивает мне пальцем, иди сюда, касатик.

Актёр. Кто я?

Актриса. Почему я?

Драматург. Посмотри сколько сложных, тупых, красивых, голых.

Режиссёр. Почему я?

Актёр. Зараза, всю жизнь не везло.

Актриса. Как папа с мамой соединились, Ванга в штанах и Лев Толстой в юбке.

Драматург. Папа в западной группе войск вколол в вену смертельную дозу амитриптилина, потому что понял, что не выздровеет.

Режиссёр. Мама после его смерти 30 лет в одну точку смотрела, стоило или не стоило рождаться, и сказала на каталке в операционной, строй общину, Генка, из себя, потом ещё подтянутся люди.

Актёр. А она медаль крепит и цедит, научи меня, когда мне всплывать, сынок.

Актриса. На подводной лодке 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц головой кивают, молодец-молодец.

Драматург. Где-то я их видел, но где?

Режиссёр. И я вспоминаю.

Актёр. Я один раз прожил на острове целый год в самоссылке.

Актриса. Просыпался в тайге и тундре в сторожке, умывался в озере, готовил на печке, выкуривал сигарету, гулял с собакой по озёрам, писал письма, ночью они приходили.

Драматург. У них там было свиданье в тайге и тундре в моём теле, у 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц.

Режиссёр. Я один раз в самоссылке в обнажёнке, надо ж было хоть раз в месяц мыться, резко обернулся, чтобы увидеть ногу Бога, убегающего за угол, а там они стоят с глазами больше лица печальными, держатся за руки и смеются: голый в тазике моется и плачет.

Актёр. И они меня по ночам учили.

Актриса. Настоящее это герой, герой это имя.

Драматург. Герой, когда мокрой кудрявой головкой из лона выглядывает, к нему подходит мгновенье и говорит: 100000007 мгновений.

Режиссёр. И герой начинает орать, та ради Бога, как Петя Богдан.

Актёр. Что в переводе с южно-русского диалекта на средне-русский диалект означает: не надо нас, маленьких дурить, 100000007 мгновений.

Актриса. 100000007 закланных в жертву исповедать, причастить, отпеть, воскресить.

Драматург. А если жизнь слажится удачно, ещё 100000007 рожениц благословить в своём теле.

Режиссёр. Ты ещё легко отделался, что сюда попал.

Актёр. Тебя здесь полечат.

Актриса. Тебя здесь разберут и соберут снова.

Драматург. Ты потом прослужишь как новенький столько, сколько надо.

Режиссёр. Только я тебе одно хочу сказать, как брат брату.

Актёр. 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, по ночам в тайге и тундре в самоссылке в моём теле говорили.

Актриса. Смотри не перепутай.

Драматург. Формула человека: ∞ - 40 = ∞.

Режиссёр. Формула ангелов: 1+1=1.

Актёр. Формула Бога: яяяяяяя.

Актриса. Формула любви: Бог Бога Богом о Бога чистит.

Драматург. Формула сатаны: 1=1=1.

Режиссёр. Закон тождества. Сатаны нет.

Актёр. Есть человек, который провёл черту между нашими и ненашими.

Актриса. Любовь старше Бога. Это абсурдно и это спасенье.

Драматург. Сатану надо перестаивать, просто перестаивать и всё, как Лев Толстой, не бороться.

Режиссёр. Пусть они там плюются на ток-шоу, что нет никакого внутри.

Актёр. Ты-то знаешь, что нет никакой наружи, если подводная лодка в степях Украины всплывёт на Лубянской площади хоть на мгновенье.

Актриса. Это значит, что всё остальное ты можешь или сможешь в тайге и тундре, когда ещё один парализованный калечка приедет.

Драматург. И заболеет, что он видел, как подводная лодка в степях Украины всплывала в его теле.

Сцена 5.

Драматург. Моё дело писать, а не решать, что надо, что не надо.

Режиссёр. Другими словами, рыпаться или не рыпаться.

Актёр. Это дело тех, кто любит.

Актриса. Я человек не сильный.

Драматург. Просто, так получилось в жизни, что все сильные умерли.

Режиссёр. Что значит: те, кто любят?

Актёр. Ну, любят, полюбят.

Актриса. Ты на сколько жизней рассчитываешь свою жизнь?

Драматург. Вообще-то, я не об этом.

Режиссёр. Я не про то, что я похороню одних и стану жить с другими.

Актёр. Хотя мне иногда и так кажется.

Актриса. Это чувство Иова и Ванги.

Драматург. И чего в нём больше, загробности или реальности?

Режиссёр. Во всяком случае, там нет предательства.

Актёр. Все жизни – жизни.

Актриса. Просто ты перестаивал.

Драматург. Это светлое чувство.

Сцена 6.

Режиссёр. Я всё-таки про другое.

Актёр. Не про реальность, про загробность.

Актриса. Реальности я не очень доверяю.

Драматург. Есть какое-то русское пренебреженье к воплощенью.

Режиссёр. Во всяком случае, русская катастрофа, русская утопия, русская бездна, самая страшная и самая честная, что ли.

Актёр. Все катастрофы 20 века это человеческая природа прежде всего.

Актриса. Распять 7 млн. евреев, евреи ведь распяли Христа.

Драматург. Коммунизм строится в мозгах, если один сосед исчез, а один остался, то это коммунизм.

Режиссёр. Сбросить на побеждённую страну атомную бомбу для чувства вины.

Актёр. Вроде бы русский выбор - вариант всех этих душегубств, но меня интересует не великий инквизитор, честно говоря, это в последнее время меня на нём немного заглючило вместе со страной.

Актриса. Меня интересуют 100000007 закланных в жертву, вернее, 100000007 рожениц, у которых из лона выглянула кудрявая мокрая головка.

Драматург. Здесь я добираюсь до своего рая, где встречаются загробность и реальность.

Режиссёр. Я ничего не знаю, за меня всё решали.

Актёр. В школе, в армии, в институте, в семье, на работе, в литературе.

Актриса. Мне везло, меня любили.

Драматург. О, как меня любили.

Режиссёр. Сейчас так не любят.

Актёр. Должно же когда-то повезти.

Драматург. Я был только почерк.

Сцена 7.

Драматург. Когда ты приходишь к мгновенью и его природе, то ты понимаешь, что лучше быть тем, на кого сбрасывают бомбу, чем тем, кто сбрасывает бомбу, тем, кого сжигают в газовой камере, чем тем, кто сжигает в газовой камере. Я говорю только про себя, слабого.

Режиссёр. Русский 20 век, который всё время затусовывал, как Чехов, что в нём происходит, что в нём ничего не происходит, и всё время растусовывал, как Толстой, 100000007 закланных в жертву, которые не сопротивлялись.

Актёр. Шаламов, который 50 лет ненавидел зону и умер на зоне, в мозгах, потому что только на зоне не было страха зоны.

Актриса. Мандельштам, который принял внутреннее решенье умереть с гурьбой и гуртом, но не прославить ни хищи, ни подёнщины, ни лжи, а потом с круглыми безумными вращающимися глазами носил бычки сенечке на зоне под Владивостоком, потому что чмо.

Драматург. И 100000007 рожениц с лоном, из которого выглянула мокрая кудрявая головка.

Режиссёр. Эти 2 мгновенья какое друг к другу имеют отношенье?

Актёр. Такое, что я всю жизнь почерк.

Актриса. Такое, что это одно и то же мгновенье.

Драматург. Как это так может быть, если между ними 3 поколенья, и 4 поколенье, которое не нарывается?

Режиссёр. Ну, это совсем просто, это для торгового лицея.

Актёр. Лучший способ нарваться – не нарываться.

Сцена 8.

Драматург. Я прочитал отрывок.

Режиссёр. Меня задело слово, интересует.

Актёр. И про выбор.

Актриса. Уж больно ты легко про него говоришь.

Драматург. Но дело в том, что я был в школе, армии, институте, семье, на работе, в литературе.

Режиссёр. И я придурялся, что я был только почерк, потому что только почерк это такой выбор.

Актёр. Ты умер и понял, что подставлял.

Актриса. Ты пришёл не к мгновенью, зачем оно тебе надо, ведь ты всё равно не сможешь любить.

Драматург. Зачем тебе это надо, чтобы из лона вылезал мертворожденный мёртвой головкой?

Режиссёр. Ты приходил к почерку, как к священнику.

Актёр. Ты пришёл к людям, но люди-то тебя не видят, пойми.

Актриса. Не только потому что ты призрак, но ещё и потому что ты рожал мертворожденных, когда делал свой выбор.

Драматург. И вот ты пришёл к нему, к только почерку, а он слабый, он не сильный, он только почерк, но он знает, что 100000007 закланных в жертву никогда не были сильными по свидетельству очевидцев, они были только слабыми.

Режиссёр. Он знает, что 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона слабей всех на свете.

Актёр. Ну, теперь ты понял? Почему я так легко говорил?

Актриса. За этой лёгкостью мама, которая 30 лет смотрела в одну точку, стоило или не стоило рождаться, и сказала на каталке в операционной, строй общину, Генка, из себя, потом ещё подтянутся люди.

Драматург. За этой лёгкостью папа, который как Александр Македонский перепутал несчастье и счастье, запивал жменю таблеток пивом и делался как тряпочка, у него начиналось счастье.

Режиссёр. За этой лёгкостью бабушка Толмачёва Пелагея Григорьевна, которая в 87 лет плакала, что это она виновата, что мир такой получился.

Актёр. За этой лёгкостью дедушка Фарафонов Афанасий Иванович, который в 43 под Мценском в 43 года пропал без вести.

Актриса. Монах в маленьком католическом монастыре в боливийских Андах, 103 года.

Драматург. Закрывает глаза и всё видит, крепостное право, Орловско-Курскую дугу, 3 мировую войну, колонии на Альфа Центавров.

Режиссёр. Но ничего не отсекает, потому что понимает, что человек ничего не решает.

Актёр. Он только должен всё время перестаивать как Лев Толстой.

Актриса. Как поломанная камера, которая валяется на полу и всё время снимает, как красиво то, что было рационально до цинизма.

Драматург. За этой лёгкостью Сталкер, который гнида.

Режиссёр. Да, я гнида, и жене и дочке я ничего не дал, и друзей у меня нет и быть не может. Но я готов от радости плакать, когда я привожу сюда вот таких же, которым больше некуда деться.

Актёр. Куда, сюда? Спросите вы, когда вылезете мокрой кудрявой головкой.

Актриса. И ваш вопрос будет страшно уместен.

Сцена 9.

Драматург. Здесь все что-то знают, а делают вид, что не знают, как Чехов.

Режиссёр. Здесь все перестаивают сатану, как Толстой.

Актёр. Здесь сегодня солнце, 29 апреля 2010 года, в мой день рожденья.

Актриса. По центральной улице Старых Мытищ ходят женщины, прекрасные как воскресенье.

Драматург. Я на них боюсь смотреть, вдруг они подумают, что у меня постыдные мысли.

Режиссёр. Здесь незабудочник, лебеда, крапива, чистотел, черёмуха, зелёного, белого, жёлтого и синего цвета.

Актёр. Здесь мужчины идут, курят по пути на работу, чтобы не думать мысли, я сам так же.

Актриса. Здесь лечат наложением рук, положат руку на то место, которое щипит, и оно рожает.

Драматург. Здесь старухи одиноки.

Режиссёр. Здесь старики пьют и ухаживают.

Актёр. Здесь женщины-горы мимо морга не ходят, потому что это бестактность.

Актриса. Они так перестрадали, когда узнали, что соседа Костю убили за доллары.

Драматург. А сосед Костя как перестрадал, когда узнал, что его убили за доллары, представляете?

Режиссёр. Здесь теракты.

Актёр. Здесь возле всего смерть для стереоскопического эффекта.

Актриса. Здесь гастрарбайтеры смотрят на новое царство с восточной улыбкой.

Драматург. Здесь милиционеры на постовой машине ездят по млечному пути, и всё время видят одну и ту же картину, как один безработный выгуливает собаку.

Актёр. Здесь страшно нарваться, а не нарваться ещё страшнее.

Актриса. Здесь надо всё время перестаивать сатану, как трава.

Драматург. Здесь цивилизация, на голые тела надевают разные одежды.

Режиссёр. Здесь возле стекляшки на корточках сидят те же, кто сидели 1000 лет назад здесь возле загона.

Актёр. Здесь нельзя себя бояться, потому что только себя здесь и можно бояться.

Актриса. Здесь спасают, здесь только спасают.

Драматург. Здесь есть только здесь.

Режиссёр. В этом принцип спасенья.

Актёр. Если, конечно, вы сатану перестояли.

Актриса. А кто здесь про себя может сказать так?

Сцена 10.

Драматург. Что умру, то ли в 87, то ли в 77. Что в 48 будет возможность умереть. Что потом стану инвалидом, и будут ухаживать, сначала свои, потом чужие. Не так уж плохо, потому что жизнь это красиво. Но лучше, наверное, в 48, потому что одинокий. Как женщины рожают, как в мужчин стреляют. Знаю даже, кто будет ухаживать, но об этом молчок, потому что нечаянная радость.

Режиссёр. Всё придумал.

Актёр. Может быть психушка.

Актриса. Надо быть готовым.

Драматург. Нельзя быть готовым.

Режиссёр. А как?

Актёр. Да никак.

Актриса. Пластилин.

Драматург. Дистанция внутри себя.

Режиссёр. Тогда искусство не фарисейство.

Актёр. Линза впуклая и выпуклая.

Актриса. Пока они убивали себя, выросли новые на ток-шоу, которые туда не пошли.

Драматург. Мне помогали. Кто мне помогал? Как мне помогали? Я хотел описывать, но вместо этого.

Режиссёр. Пластилин ворвался на улицы города.

Актёр. У пластилина столько глаз, сколько вылепится.

Актриса. У пластилина столько рук, сколько лепит.

Драматург. У пластилина столько тел, сколько надо.

Режиссёр. Я не вижу пластилин, но он здесь.

Актёр. Внутри этого пластилина есть такая комната.

Актриса. Картины, иконы, цветы, книги, рукописи, фотографии, куклы, топчанчик.

Драматург. На топчанчику психушка.

Режиссёр. В психушке город.

Актёр. В городе: не надо близко, слепоглухонемые, мы больше не можем.

Актриса. В городе: по херу, крепкая рука, возле всего роды.

Сцена 11.

Драматург. Хорошо быть глухонемой девочкой, 3 лет, которая бросается на пол в городской фотографии и плачет.

Режиссёр. Хорошо быть её глухонемой мамой, которая как Урфин Джус.

Актёр. Хорошо быть её глухонемой бабушкой, которая разговаривает на пальцах.

Актриса. Пластилин всё время разговаривает с тобой.

Драматург. Мало разгадать сюжет пластилина.

Режиссёр. Надо пойти на крайнее напряженье воли, чтобы одушевить пластилин собою.

Актёр. Девочка родилась, потому что в одной семье один Костя Приёмыхов, за ним гнались драконы, и я ему дал своё имя, и драконы прошли мимо, потому что я был нигде не замечен.

Актриса. Потом у него родилась глухонемая трёхлетняя дочка.

Драматург. Я в это время с его сестрой обнимался на станции «Пластилин» на свой день рожденья, а потом пошёл в фотографию на паспорт.

Актриса. Там была глухонемая, которая сначала рыдала, потом хохотала.

Актёр. Я вспомнил про Костю, его сестру и паспорт, и подумал, что девочка бы не родилась, если бы я не отдал имя.

Режиссёр. Потом я без имени в тайге и тундре о край психушки головой бился.

Драматург. Они сначала подумали, что я чмо, когда в глаза посмотрели.

Режиссёр. А потом чуть не захлебнулись в горячем пластилине, когда раскрыли книги.

Актёр. А мне что делать?

Актриса. Мне надо уходить всё время, как впуклая и выпуклая линза.

Сцена 12.

Драматург. В металлоремонте вам сошьют новую сумку из пластилина, дадут цветов на день рожденья, отрез на фрак, мясных обрезков собаке и кошке.

Режиссёр. Только вы и дальше должны внутри комнаты из пластилина сосредоточенно медитировать про то, что нельзя без зарплаты.

Актёр. Вы наденете белоснежный фрак из пластилина на день рожденья.

Актриса. Возьмёте в руку букет орхидей из пластилина на день рожденья.

Драматург. И поедете в театр из пластилина на день рожденья.

Режиссёр. В театре пластилин у себя дома, как Иоанн Предтеча в пустыне на иконе.

Актёр. Как святой Алексий, который сбежал из-под венца из богатого дома для святой жизни.

Актриса. Потом вернулся под другим именем для юродства, его чмили-чмили, пока не зачмили для психушки.

Драматург. Потом он стоял вокруг после смерти, чтобы не было предательства на свете.

Режиссёр. И все чувствовали одним местом.

Актёр. Здесь пластилин.

Актриса. Здесь пластилин.

Драматург. Здесь пластилин.

Апрель 2010.

© Никита Янев, 2010
Дата публикации: 20.06.2010 19:07:45
Просмотров: 3004

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.