Лев Толстой и цунами-2.
Никита Янев
Форма: Рассказ
Жанр: Экспериментальная проза Объём: 7567 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
И Шрэк и Маугли на поляне возле потухающего костра достали паркер и выкалывают цитаты на запястье из «Лев и Толстой и цунами – 2». Лев Толстой и цунами-2. Пролог. Слова, как Львы Толстые и цунами, ушли за линию горизонта. Вернутся ли назад с солнцем и выхаркают полные рты крови? Я им расскажу пока про всякие дела и впечатленья. Может, они как на приманку поманутся. Плюнут и клюнут. Ладно, и повлекутся. Что были уже в телепатии и гиперпространстве и видели, как люди убегают друг от друга, как расширяющаяся вселенная, бывшие звёзды, метагалактики в проекте, и не могут по-другому. Только начало получаться, до этого 6 лет не получалось, и 6 лет получалось, и 6 лет не получалось, и 6 лет получалось, и так далее, и тому подобное, как горизонт событий. Только начало получаться, и интернет накрылся, и прихватил с собою ПК. Сказал бандитскую фразу, похожую на мажорскую тусовку семи миллиардов, что я нарушил, и за это должен. Только начало получаться, беспроводной интернет стал мне рассказывать целыми вечерами, что одни политзэки чуть не спасли целую страну. Все зашевелились, стали сквернословить, плеваться, тусоваться, жалеть в свете событий. Потом всё погасло, потому что слишком быстро люди убегают, как бесконечные трупы, друг от друга, бывшие звёзды, метагалактики в проекте, как расширяющаяся вселенная. И тут бы вы кстати, слова, что вы их видели в гиперпространстве и телепатии, как Лев Толстой и цунами за линией горизонта на лесной поляне у костра с Маугли и Шреком. Как они врут всё время и выблёвывают полный рот крови, как сплошную правду, как любовники во время зачатья, как подростки в штыковой, получилось или не получилось? Рекс его знает, может быть и получилось, потом будет видно. Завязка. Не вернулись. Ладно, ещё история. Зима – сплошные оттепели. Я выдернул из-под козырька сток летом сдуру. Сосульки льются и замерзают. Каждое утро не открываются двери. Все болеют, жена, дочь, тёща, сам, люди. Люди ещё говорят, что наврали про конец света, а сами после конца света как рыба об лёд. Как здесь дышать в телепатии и гиперпространстве с полными ртами венозной и артериальной крови, как слова? Их надо лечить просто, рассказывать истории про них мимо, как Лев Толстой и цунами, и тогда они будут вставать снова с полными глазами тоски, как подростки после штыковой среди поющих трупов в Чечне, Афгане, на отечественной, на гражданской, на германской. На этой зоновской психованной тусовке, войне всех против всех до конца света и после конца света, и говорить вернувшимся словам, как раздетой дамочке на гражданке, «а может так и надо, если это всего лишь надрочка демонов гордыни в ангелов смиренья, как десантников в конфликте, и проверка на гнилость, чтобы стать слепоглухонемой звездой и 11 измереньем, которое как молоко из груди матери в рот сына»? Развитие. Ну, что, опять не вернулись? Ну ладно, ещё история. Руку поднимешь, а опустить забудешь, так она и висит на воздухе, как Христос распятый. Выкинуть всё из маленькой комнаты, поставить стеллаж, провести кабель, и не выходить больше из интернета, и следить за всеми, как порнуха. Что у них аффект, за то, что они обосрались быть без жизни, и остались с жизнью, до которой они не могут докоснуться, как поющие трупы на штыковой. Как подростки на улице и политзэки в церкви, что у них непроходящий эпатаж, как диагноз про конец света и после конца света. Что надо было всё время стоять рядом возле всех событий, и жалеть, как папа и мама, как Лев Толстой и цунами, как слова с полными ртами запекшейся крови. Как отпечатки пальцев, которые никогда никуда не уходят, ни за какую линию горизонта, ни в какую телепатию и голограмму, что им некуда уходить. Это их единственный мир, как аквариум с рыбками. Что они, как политзэки в церкви, взвалили на свои хрупкие ломкие девичьи выи непосильную ношу. Зато их стало жалко одному старому пердуну с поломанным интернетом, из которого он подглядывал за ними, как они на зоне против всех за всех со всеми. И стал выплёвывать мёртвыми ртами вернувшиеся слова, как змей горыныч после проигранного заговора рептилоидов. Развязка. И Шрэк и Маугли на поляне возле потухающего костра достали паркер и выкалывают цитаты на запястье из «Лев и Толстой и цунами – 2». Что в телепатии и гиперпространстве уже глубоко по барабану, что там в надрочке с ими приключилось, если бы не эта паскуда жалость, как живая кровь из обнажёнки. И они перевернули лица на 180° и идут спасать политзэков, как постапокалиптика на линии горизонта. А один хитрожопый писатель, который и живёт и не живёт, как телепатия, гиперпространство и поломанный интернет жалеет и кусает губы до крови во сне, что не получилось классный рассказ «Лев Толстой и цунами-2» записать. Мораль. Ну, знаете, уже легче, надо быть благодарным, как Шаламов с зоны. Что будет писать теперь всё время, до смерти и после смерти, как дождь на Соловках. Как Башлачёв, Гребенщиков, Цой, Шевчук, Кормильцев, Бутусов на первом концерте, что новые русские за историческим углом не просекают фишку, в чём таски? Как политзэки в церкви и Гена Янев в поломанном интернете жалеют друг друга, как телепатия и гиперпространство, а не как женщины и мужчины и социальность. В этом фенька про таски в 3 поколеньях русского апокалипсиса, и 33 нерусского, и во все стороны дальше на надрочке. Эпилог. Тут Илья Муромец, Алёша Попович и Добрыня Никитич, как три мушкетёра в голливудском блогбастере, маршируют в кабак к Змею Горынычу и отсутствуют, пока не насосутся там в сиську, и плюются клейкой слюной, ты, жопа, куда баб попрятал? Змей Горыныч достался зэками и зоной, достаёт из сидора атомную бомбу, и окает по-волжски, щас я вам устрою 3 мировую, мерзавцы, вау. В это время вдруг, как всегда в мейнстриме, неожиданно только для режиссёра, дверка с петель отлетает к барной стойке, «руки за голову», «ноги шире», «оружие на пол». Василиса Прекрасная, Шрек и Маугли с жетонами. Все довольны, кстати. Три мушкетёра, что появилась женщина. Змей Горыныч, что удалось остановить катастрофу. Шрек и Маугли, что больше не балуются. Василиса Прекрасная влюблена в автора. Автор – что удалось вытащить психику из подсознания через сознание в надсознание за зарплату. P.S. А кто автор, спросите вы недоумённо, автор никак не обрисован во сне и наяву. И мы кокетливо скосим глаза, как русалка, потому что скромность лучшее украшенье мужчины. Это, правда, значит без зарплаты и безымянно, зато с любовью, можно отпарировать так. P.S. P.S. И Василиса Прекрасная обнажённой рукой задумчиво гладит огромный живот, как небо. Кайф, кайф в надрочке, прихожане. Кайф в 24, что автор жизни, кайф в 12, что Бог и чмо, как красиво, кайф в 36, что должен отработать, как спасательный остров и острова с трупами на постапокалиптике, кайф в 48, что 1+1=1, рукопись книги, кайф в 0, что после всего опять всё начинается. Вот мы и обрисовали автора под сурдинку. В экспрессионистической прозе комментарий важнее повествованья, как сеанс чёрной магии с полным его разоблаченьем у Булгакова. Как Веня Ерофеев и «Москва – Петушки», как Саша Соколов и «Школа для дураков». Саша Соколов где-то в Мексике, «Школа для дураков» в «Библио-Глобусе» на Лубянке, а вы где-то между, как здравый смысл. Веня Ерофеев в телепатии и гиперпространстве, «Москва – Петушки» в нас, мы в поле от Франции до Канады с тоской в животе, как матрёшка. P.S. P.S. P.S. Ещё раз. Или вы фишка и таски, типа юродивого, и тогда вы без зарплаты и безымянный, типа автора и героя, и тогда вы телепатия и гиперпространство, а все думают, что вы чмошник, типа целочки на воздушном шаре. Или – нет. Не Бог весть какой экспрессионизм. 8 января 2013. © Никита Янев, 2013 Дата публикации: 23.01.2013 15:29:34 Просмотров: 2547 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |