Дыхание Красного Дракона. Часть 2 гл. 4

Сергей Вершинин

Форма: Роман
Жанр: Историческая проза
Объём: 17411 знаков с пробелами
Раздел: "Тетралогия "Степной рубеж" Кн.III."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

— Ой-бай! — старица улыбнулась и омыла руками лицо. — Пожалей мои кости, дочка! Устали они. Покоя просят… Слово мое держи от Дудара в тайне. Йер-Суб не любит когда о таинствах женского начала мужчины узнают больше, чем этого требует продолжение рода. «Дай мне лишь то, что не нужно тебе!», — сказала Земля-Вода Кок-Тенгри, когда Небо спросило: чего она хочет, и в ответ получила его любовь. Мужчину нельзя обременять женскими заботами, у него достаточно мужских, а для рождения детей он может найти и легкомысленную красавицу — огненную и страстную Умай. Помни это, дочка.

«Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТСВЕТЫ ДРЕВНИХ КОСТРОВ.

Глава четвертая.

Никогда Мария не думала, что земля мужа — ее новая родина, окажется такой безбрежной и бесконечной. Уже два месяца аул Ер-Назара неотступно двигался по Великой Степи, строго держась юго-восточного направления. Порой Марии было непонятно — люди гонят скот или умные животные ведут погонщиков в нужную им сторону. И те и другие, словно птицы на перелете, отлично знали, куда и зачем они идут, хотя не было ни дорог, ни указателей направления — чего-либо, на что мог опереться глаз Марии и мысленно сделать зарубки-памятки. Вокруг была совершенно ровная поверхность — солончак, с каждым днем приобретавший более и более зеленый окрас.
Иногда на пути аула встречался одинокий карагач. Его сухие, искривленные донельзя ветви были увешаны лентами, или просто тряпицами различного цвета. В таком месте старшина Ер-Назар обычно объявлял ночлег. Покидая верблюдиц, женщины и девушки спешили к одинокому дереву — оставить на нем частичку своего платья или ленту из косы. В деревне, где жила Мария на Пресвятую Троицу девушки тоже украшали лентами дерево. Игра называлась «завивание березки». Но то, что делали казахи, была вовсе не игра, а осознанное издавна поклонение кусту [1] которому уважительно следовали аульчане на протяжении всего пути на юг.
Выплетая из русых волос цветастую ленту и отдавая ее неказистому, почти сухому кусту, Мария спросила Алтынай.
— Для чего украшать засохшее дерево?
— Оно не засохшее! — воскликнула в ответ та.
Округлив глаза и спешно завязав на ветке карагача кусочек своего нарядного платья, Алтынай приложила к губам Марии руку и тихонько, почти на цыпочках, отвела от дерева, словно от человека. Только убедившись, что они на достаточном от него расстоянии, девушка тихо проговорила:
— Это не дерево!
— Как не дерево? — Мария повернулась и снова оглядела сухостой. Ничего особенного в нем не было, и отличался он от других кустов лишь украшением из цветастых лент.
— Это воин! Великий батыр! — Алтынай встала меж ними, заслоняя собой Марию. — Не гляди на него так долго! Он тоже смотрит на Ак-Каскыр! Ты сильная, но батыр сильнее! Если понравишься ему, он заберет тебя к себе и сделает духом степного края.
— И как же зовут батыра? — отводя взор, предпочитая двинуться к аулу, раскинувшемуся на ночевку неподалеку, спросила Мария.
— Не знаю… — задумчиво ответила девушка. — Даже самые древние старики-аксакалы не помнят его имени. Апа-Каракесек не ведает его, жырши Джанак его тоже не знает. Для всех нас, он Батыр! Это и имя и слава великого воина, когда-то павшего в этих краях за родную землю. Ты, Марьям не смотри, что карагач сух, словно немощный старец. В нем живет дух сильного воина не пожелавшего покинуть Степь и уйти на Небо. Он и сейчас охраняет ее просторы и оберегает проходящих мимо людей. Надо только повязать на него ленточку и попросить защиты, и он поможет тебе.
— Почему же ты запретила мне смотреть не него?
— Как и всякий мужчина, он любит женщин. И не следует этого делать красавице в одиночку или долго. Когда просящих его покровительства женщин много, он теряется от набежавшей к нему красоты. От девичьих и хорошеньких молодок мимолетных взглядов, и не может остановить выбор на одной. Твой взгляд принадлежит агаеке, мне — всему нашему аулу, и я не хочу, чтобы древний воин забрал его у нас.
— А если он обидится? — пошутила Мария.
— Пусть! Ак-Каскыр принадлежит нам! — гордо вскинув голову, воскликнула Алтынай, но в ее влажных глазах стоял страх, которого Мельникова не видела, даже когда они коротали ночи в зловонной яме у огнепалого старца. От этого ей самой стало как-то не по себе, и она поспешила сменить тему разговора:
— Знаешь, Алтынай, у нас, примерно в эти дни, девушки лентами из кос тоже украшают дерево - молоденькую березку, и водят вокруг нее хороводы. Весело так — с шутками и частушками.
— С частушками?.. — отвлекшись от нахлынувших на нее мрачных мыслей, спросила девушка.
— Частушки… каимдасу! Парень задевает, а девица ему отвечает. Да так, что и осрамить парня может, коль тот заслужит… А еще у нас из веток березы девушки плетут венки и через него целуются с лучшими подругами на верность девичьей дружбы.
— А если с батыром?..
— Что «…с батыром»?
— Ну, с батыром через венок…
— Поцеловаться?
Алтынай опустила глаза и кивнула.
— Ну если с батыром поцеловаться!?.. — Мария улыбнулась. — Тогда век ему при тебе быть. У нас в деревне бают так: «Захотелось как-то князю, что удел держал в наших местах, обзавестись первой в крае красавицей, наложницей ее сделать, да не далась она ему. В березу превратилась, но сдержала данную любимому клятву верности». И с тех самых пор, нет сильнее девушкой или девушке зарока, данного через сплетенные в венок ее ветви-руки.
— У нас, Марьям, и березку и невесту часто одним словом зовут.
— У нас тоже. Говорят: «Невеста ладная — березка стройная».
Вспоминая родные края, березовую рощу у Желтой горки [2],где по весне девчата обычно водили хороводы, Мария невольно тяжело вздохнула.
Заметив нечаянную грустинку в ее глазах, Алтынай проговорила:
— Я для Ак-Каскыр и агаеке такой венок сплету.
— Так берез-то в округе нет! Один карагач.
— Туда, куда идем — береза есть. Там и сплету.
— Не надо…
— Почему?..
— Поцелуешь батыра через ветви ее, привяжешь, словно арканом спеленаешь. Только нужен ли такой батыр, Алтынай. Стоялая вода, как хороша бы не была, все равно в застое стухнет. Освежает лицо красавицы только вольный ветер. Его не поймаешь и около себя не удержишь…
За разговором они и не заметили, как оказались невдалеке от юрты Апы-Каракесек. Это была единственная большая юрта, которую по указанию старшины аула Ер-Назара ставили каждую ночь на перегонах. Бабушка рода была очень стара и нуждалась в теплом уюте и походные шалаши для этого не годились.
— Марьям! Алтынай! — окликнула их стоявшая у входа одна из трех старушек, верно служивших старице глазами. — Зайдите в благословенный дом Апы-Каракесек, она хочет говорить с вами.
Откинув полог, приглашенные гостьи с поклоном вторглись во владения бабушки рода. Старица сидела у очага на мягких подушках, ее белые одеяния как всегда были безупречно белоснежны, а в юрте, по обыкновению, пахло мускатным орехом и имбирем. Пригласившая их апа, сняла с огня медный кувшин и стала разливать в пиалы горячий черный чай. Алтынай взялась ей помочь.
— Ты хотела говорить с нами, бабушка? — взяв руки Апы-Каракесек в свои, с почтением прислонившись к ним лбом, спросила Мария.
— Да, Марьям. Алтынай, дочка, не звени шолпами! Садись ко мне поближе. Голос мой сегодня слаб. Угощайтесь чаем, баурсаками, и послушайте меня. Говорить стану про полную чашу!
— Полную чашу? — устраиваясь на подушках рядом со старицей, спросила Мельникова.
— Уже пять лун живешь ты с мужем Марьям, но твое лоно пусто, как и тогда, когда ты впервые вошла в эту юрту! Нет у женщины детей — нет почета. Нет счастья. Чем могла, — помогала тебе. Но я исчерпала все возможности. Мне не удалось сотворение живительной влаги в твоем чреве. Детородная чаша твоя суха, Марьям, как русло высохшей реки! Все мои старания не дали, даже тоненького живительного ручейка в том затвердевшем от засухи русле. Наполнить его до краев может только ОНА, Богиня Йер-Суб — Земля-Вода…
Апа-Каракесек омыла сухими руками старческое лицо и неожиданно спросила:
— Марьям… Ты знаешь, куда идет наш аул? И где он будет на восходе новой луны?
— Нет, бабушка. Дудар… Мой господин, видимо считая не нужным, этого не говорит, а я не спрашиваю. Я просто следую за мужем.
— Правильно делаешь, дочка. Глупая жена спросит, умная — сама узнает.
— А верная?
— Верная?.. Узнав, да последует… Аул Ер-Назара идет к горам Тарбагатая за озеро Нор-Зайсан. Там богатые пастбища и торг с крепостью Чугучак.
— Плохо торговать с джунгарам! Они всегда обманывают! — воскликнула Алтынай.
— Теперь там сидит китайский амбань[3], — спокойно ответила ей старица. — Но торг не дело Ак-Каскыр. Марьям завтра покинет аул Ер-Назара и как верная жена последует за мужем на реку Аягуз: посетить священное место богини Йер-Суб.
— Дудар… Мой господин не собирался…
Обрывая Марию на полуслове, Апа-Каракесек подняла руку и сказала:
— Дом богини Йер-Суб у реки Аягуз называют по-разному: святилище Каменной Девы — Кыз Корпеч, или местом отдыха ее мужа хана Баяна. Иногда народ их умышленно путает, пришлым людям называя хана прекрасной девушкой Баян-Сулу, а Козы-Корпеш храбрым юношей[4]. Так повелось с тех времен далеких, когда Великий Хромой[5] оставил свой колченогий след на земле казахов. И только немногие совсем ветхие старицы еще помнят правду: то богиня Земля-Вода и муж ее Кок-Тенгри. И держит в руках Йер-Суб чашу жизни! Если из этой чаши, Марьям, она прольет на тебя хоть немного, хоть несколько капель! То семя мужское не иссохнет в тебе. И разродишься ты первенцем — могучем батыром. После будет девочка — русоволосая красавица. И будет у тебя семь детей, семь — четыре батыра и три красивых дочери.
— Спасибо, бабушка, за добрый совет и за слово заветное, — ответила ей Мария, целуя край ее кимешека, — да продлятся твои драгоценные дни до глубокой старости ныне молодых девушек.
— Ой-бай! — старица улыбнулась и омыла руками лицо. — Пожалей мои кости, дочка! Устали они. Покоя просят… Слово мое держи от Дудара в тайне. Йер-Суб не любит когда о таинствах женского начала мужчины узнают больше, чем этого требует продолжение рода. «Дай мне лишь то, что не нужно тебе!», — сказала Земля-Вода Кок-Тенгри, когда Небо спросило: чего она хочет, и в ответ получила его любовь. Мужчину нельзя обременять женскими заботами, у него достаточно мужских, а для рождения детей он может найти и легкомысленную красавицу — огненную и страстную Умай. Помни это, дочка.
— Но, бабушка, как мне сказать об этом моему господину? Как направить спешащего на торг мужа, в сторону реки Аягуз?
— Иди, Марьям. Говорить ничего не надо. Дудар едет на Аягуз сам. Там он хочет встретиться с сыном Жунсузбаем. Сауле и Алтынай будут сопровождать вас и приведут к богине Йер-Суб…
Всю последующую ночь Мельникова не спала. После разговора с Апой-Каракесек, она не смогла сомкнуть глаз. Где-то у нее подмышкой мирно сопела Алтынай. Спину грела Сауле, к теплому животу Ак-Каскыр приткнулся Дудар. Спали они, не разводя огня, все вместе в маленьком шалаше. Совершено голые, укрытые одеждами, они сохраняли тепло тел тесно прижимаясь друг к другу. Так они проводили все ночи долгого перехода, как теперь Мария поняла, — на Тарбагатай. Поначалу ей было очень неудобно, перед тем как заснуть видеть абсолютно обнаженного Дудара в обществе таких же обнаженных Алтынай и Сауле. Умом она понимала, что для него это дети — его дети, но прошлая жизнь, настильное общение с потным и похотливым Сидором Ивановичем, мешала Марии принять обстоятельства кочевого бытия казахов как должное.
В первую походную ночь она заупрямилась и отказалась раздеться, думая, что Алтынай и Сауле последует ее примеру, но этого не произошло. Под утро Мария проснулась от жуткого холода, и ей захотелось туда — в объятья Дудара. До рассвета оставалось около трех часов, и надо было как-то согреться, чтобы выдержать дневной переход. Успокаивая нравственность христианки, Мария тогда подумала: «В других шалашах спят все вместе и совсем не считают это за свальный грех». Не всякий случай перекрестившись, и попросив у Господа прощения, она скинула одежду и, приподняв кошму, юркнула под нее. Попав в объятья девушек, почувствовав их горячие тела и услышав у шеи сонный шепот Алтынай: «…Ак-Каскыр, ты пришла…», Мария согрелась и уснула.
Прошло два месяца. Мария уже спокойно относилась к вечерним раздеваниям. Скот перегоняли быстро, покрывая за день огромные расстояния, и на удобство жизни просто не хватало времени. Видимо, так делали деды и прадеды казахов, так делают и они Дудар, Сауле, Алтынай… теперь так делает и Мария. Мельникову удивляло другое: как ненавязчиво казахи вводят русоволосую русскую женщину в свою бытность. Ведь Дудару мог упросить Марию раздеться или заставить, но он не стал делать ни того, ни другого, зная, что она сама осознает необходимость такого действия и примет ее как данность. В том, что делал ее муж и две прекрасные юные девушки, никого греха не существовало. Грех находился в сознании Марии. Это она подумала и усмотрела в том плотскую похоть. Подобие огнепалого Лазаря, всколыхнуло ее душу недоверием и подозрением. Именно так святые отцы, держа в своих руках золоченый крест или нефритовые четки, идут и, призирая других, умиротворяют Господа, находя грязные мысли там, где таковых до их прихода не было.
Мария это отчетливо почувствовала, когда попыталась объяснить Алтынай: спать вместе с дядей и невесткой брата в чем мать родила нехорошо.
— Я знаю, Марьям, — ответила ей девушка. — Это не по-христиански. Но ставить юрты и разводить костры некогда. И одетые мы замерзнем.
— Мы должны терпеть посланные нам Господом испытания, Алтынай.
— Зачем, Марьям?.. Кроме того, огнепалый Лазарь говорил: «Первые мужчина и женщина были голыми. И они не знали греха, пока им не поведал о том Змей». Тенгри разрешает спать жениху и невесте в одной юрте до свадьбы. Жених должен видеть какая у него красивая невеста. Девушка должна привыкнуть к будущему мужу. Можно ласкать друг друга взглядом, дыханием. Призывая к пробуждению, Тенгри радует еще холодную и спокойную Йер-Суб ласковыми весенними ветерками. Жениху невесту ласкать можно, но нельзя проливаться в нее семенем…
Рассуждая порой об очень сложных вещах, Алтынай всегда говорила просто без затейливого умысла. Ее ясный девичий взор был чист и невинен, и Мария иногда чувствовала себя змеем-искусителем. Казахи не навязывали ей свое виденье мира, они просто жили под Голубым Небом. Иногда, по утрам, Мария шептала христианские молитвы и Дудар совершенно не противился тому. Его мужественного и доброго сердца хватало и для Марии и для ее Бога.
Чувствуя дыхание Алтынай, слыша биение ее сердца, Мельникова думала о предстоящей утром поездке на Аягуз-реку. Йер-Суб — Земля-Вода или Мать Сыра Земля. Примет ли она Марию? Даст ли ей познать счастье материнства? Покинув юрту бабушки рода, Мария подробно расспросила о Богине девушку, но та знала о ней очень мало. Из ее отрывистого, несвязанного рассказа Мария поняла, что на берегу реки стоит куполовидный храм Богини и ее мужа из красного кирпича.
— Кем и когда он возведен, никто не помнит, — почти шепотом поведала ей Алтынай по дороге к шалашу Дудара. — Апа-Каракесек говорит: «На юге Великой Степи теперь почитают Коран и Мухаммеда. Дух предков Аллах стал и нам Богом. Люди Великой Степи перестали верить в Кок-Тенгри и Йер-Суб окаменела[6] от переживаний за мужа, незаслуженно забытого их детьми. Но она любит всех людей, рожденных под его сенью — Голубым Небом. И если Марьям искренне попросит Йер-Суб, чаша в ее руках оживет и каплями жизни прольется на живот Ак-Каскыр, несмотря что она христианка…
Думая обо всем этом, о завтрашнем путешествии к храму богини, Мария нежно поцеловала закрытые глаза спокойно спящей рядом девушки и прошептала:
— На земле нет греха, Алтынай. Ты права. Он есть в душах людей, в их сомнениях. Небо одно и Земля одна и у кого же еще просить чадородия как не у Земли-Матушки богини Йер-Суб.
Незаметно для себя Мельникова уснула детским безмятежным сном, будто сама Мать Сыра Земля убаюкала ее в своих теплых объятьях.

Примечания.

[1] Поклонение кусту - древнетюркский обряд, связанный с культом предков - аруахов. Тюрки верили, что дух умершего воина витает над его могилой и чтобы дать ему приют надо посадить дерево, - будущее пристанище души великого батыра и тогда он будет охранять родную землю и после смерти.

[2] Желтая горка - название Саратова производит от тюркского слово «сарт» (оседлость), «сара-тау» - желтая гора, «сари-тау» (удобная местность), «сара-тав» (желтый остров).

[3] 3амбань - чиновник, управитель, в руках которого сосредоточены военные и административные силы крепости.

[4] Султан Булат (ум. в 1866 г), - оратор и поэт, сын хана Габайдуллы (Обейдуллы) и внук хана Вали, написал на казахском языке поэму: «Козы-Курпеч и Баян-Сулу», именно в том виде, песнь о народных Ромео и Джульетте, который наиболее известен сегодня. Так же он является автором поэм «Таргын-Батыр», «Хан-Абылай» и «Кенесары-Наурзбай».

[5] Тимур (Тамерлан 1336-1405гг) — один из величайших правителей Средней Азии. Еще в молодости он был тяжело ранен в ногу и из-за хромоты получил прозвище Аксак-Тимур (по-персидски, Тимур-Лонг, Тамерлан). В 1370 г. принял присягу от всех военачальников Мавераннехра и возглавил новое государственное образование. В 1389 г. совершил опустошительный поход в глубь Казахстана вдоль Иртыша на север до Барабинской низменности. В 1391 г. вторично вторгся в золотоордынские владения и дошел до Волги. 1405 г собираясь идти на Китай, но внезапно заболел и умер в г. Отраре (недалеко от впадения Арыса в Сырдарью).

[6] Древний памятник, святилище, на Аягузе уходящий корнями к тюркскому наследию, состоит из башни, имеющей вид обелиска, его верх увенчан округленным конусом. Внутри небольшая комната с порфировыми плитами, на которых иссечены человеческие фигуры. Данный мазар очень древнего происхождения. Легенда о богатыре Козы-Корпеш и его любимой Баян-Сулу лишь одна из сказаний Великой Степи сформировавшееся на рубеже XVIII-XIX в..

© Сергей Вершинин, 2010
Дата публикации: 09.12.2010 21:24:56
Просмотров: 2522

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.