Вы устали

Владимир Борисов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 19481 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Вы устали

Над куполами недавно отстроенного храма Христа Спасителя, в прохладных потоках воздуха летая, колыхались первые, осенние листья. Они словно большие желтые ладони кружились вокруг золоченых крестов в чернильно-лиловых вечерних сумерках, пугая озадаченных голубей, в ожидании ночи уже рассевшихся на ажурных, белесых от гуана мраморных портиках собора, и обессилев падали вниз, прилипая остроконечными звездами к росистой черной, бронзе библейских пророков.
Мимо ярко освещенного стрельчатого окна, мимо дрожащего огня восковых свеч и огарков, беззвучно пронеслось что-то большое и непонятное, то ли ночная птица, то ли распотрошенная ветром газета,- мелькнуло и пропало в темных, пыльных зарослях сиреневых кустов. Ночь над Москвой опускалась основательно и надолго. Со стороны реки поднимался дрожащий, белесый туман, пропахший прелью и тиной.
В первопрестольную, под видом самой обыкновенной ночи, наконец-то пришла осень...
1.
...- Да пошел ты от сюда, козел долбанный! Сколько можно жить за мой счет, и меня же еще перед соседями и обсирать!? Гнида! И что б духу твоего, гнилого, больше в моем доме не было. Крыса позорная!
Обшарпанная дверь с грохотом захлопнулась и на площадке, в тупом, пьяном недоумении, нарисовался мужичонка- так себе, ничего особенного, серый, помятый человечишка в мятой, в дырочку шляпе, пиджаке, трусах и сандалетах на босу ногу.
- Вот же сука!
Мужик с трудом осмотрел свой гардероб, медленно вращая шеей.
- И одеться спокойно не дала, хай подняла, страхолюдина...
Он вытащил на свет Божий из засаленного пиджачного кармана маленькое квадратное зеркальце, грязное и залапанное, и внимательно рассмотрев в него свое отражение, несколько подпорченное тремя свежими, багровыми царапинами и сплюнув поплелся к выходу.
...- Ну, кто там еще?
Недовольно, в ответ на негромкий стук вопрошающе прозвучал все тот же женский голос, дверь безбоязненно распахнулась и довольно плотная, хотя и не без определенной грации девица под тридцать, вся какая-то расхристанная и нечесаная, появилась на пороге.
- Ну, а тебе чего надо? Если за Славку пришел заступаться, то напрасно это, выгнала я его раз и навсегда. А если за бутылкой, то нет сейчас у меня ничего, не затоварилась еще. Да ты вообще, кто такой?
Молодой, довольно высокий человек, облаченный в какой-то, не мысленного покроя длинный плащ, пыльно - зеленого цвета с большим капюшоном, смотрел на женщину грустными, еврейскими глазами и улыбался. Длинные, светлые и слегка волнистые волосы его собранные на затылке в хвост, туго стягивала черная, аптекарская резинка. И в довершении картины: мужчина был бос.
- Здравствуйте Люси. Вот сейчас, из вашей квартиры ушел мужчина, с которым вы, по всей видимости, поссорились, и я подумал, что быть может мне самое время зайти к вам, пожить у вас немного, совсем чуть-чуть, что бы вы, душа ваша отдохнула от жизни такой…
Незнакомец несколько замялся, словно в поисках наименее обидного слова и слегка прищелкнув сухими и длинными пальцами бледной руки, продолжил.
- Неприкаянной что ли... Ведь устали же вы жить так-то, ведь устали? Признайтесь.
-Признаться? Мне? Вот прямо здесь, в подъезде? Ну, ты паря даешь!
Люси заходясь в беззвучном и недоуменном хохоте, медленно сползла спиной по косяку и присев на корточки, снизу вверх, уже более внимательно посмотрела на юношу. При этом, взгляд ее совершенно случайно задержался на его полураспахнутом плаще. Судя по всему, под плащом, молодой человек был абсолютно наг.
-Вот чудеса мать твою! Да откуда ты взял, что я, совершенно не зная тебя, пущу к себе? Как ты сказал пожить не много? А? А вдруг ты меня убить задумал, или ограбить?
Она уже в голос смеялась ,но подниматься не спешила, ей приятно было видеть эту его, ненарочитую наготу.
- Убить вас? Помилуйте.
Теперь уже пришло время смеяться ему.
-Да неужели я так похож на убийцу? А грабить вас, грабить вас мне тоже совершенно не хочется. Да и что у вас можно по большому счету вынести?
Телевизор Рубин? Так мне его одному не поднять, а в шкафу вашем полированном, наверняка клопы поселились, вот уже лет как пятнадцать. А я их страсть как не люблю, клопов этих самых.
Незнакомец смеялся, но большие глаза его внимательно и печально ,почти в упор разглядывали сидевшую на корточках женщину.
- Ну почему нечего вынести!?
Рассердилась, и даже вроде бы обиделась на него Люси, поднялась, и широко распахнув перед гостем дверь, с какой-то решимостью и убежденностью.
- Я не хуже других. У меня даже микроволновка есть и колечко, бабушкино еще...
Женщина с видимым сомненьем еще раз окинула всю эту нелепую его фигуру: волосы с резинкой, босые ноги на пыльном бетоне подъезда, дурацкий плащ с огромным капюшоном и, вздохнув, решилась.
- Ну, долго еще в дверях болтать-то будем? Заходи в дом, мне уже на работу собираться пора. В ночную я сегодня. На хлебозаводе тружусь.
Закончила она гордо, и резко отвернувшись от странного этого человека, прошла вглубь квартиры.
- Ты проходи пока на кухню, парень. Поставь чайник, а я быстренько переоденусь.
Маленькая, тесная кухонька в квартире Люси имела странную, почти треугольную форму. Одна из стен ее, вплотную примыкала к шахте лифта и от того, резкий, металлический скрип и надсадное дребезжание старой, и надо полагать уже давно списанной кабины, заставляли вздрагивать и испуганно оглядываться по сторонам не привыкшего к подобному шуму молодого человека.
С противоположной стороны, стена кухни наверняка была общей с мусоропроводом.
Он осмотрелся, поставил на плиту жестяной, покрытый облупленной темно-зеленой эмалью и жиром чайник на плиту, чиркнул спичкой, и присев на табурет прикрыл глаза.
- Устал. Господи как я устал.
Прошептал он и, облокотившись о стол, застеленный клеенкой в яркую клетку, уронил голову на безвольные руки и быстро, почти мгновенно уснул.
Когда минут через пять женщина, уже переодевшись, вошла на кухню, ее незнакомый визави крепко спал сидя за столом и его легкий, почти неслышный храп смешивался с шипящим посвистом вскипевшего чайника.
- Совсем еще мальчик.
Погладив его по голове подумала она и выключив газ, как можно тише попыталась выйти из кухни.
-Спи.
Шепнула она и прикрыла дверь.

2.
-Что ж ты сука, не лезешь!? Что прикажешь мне с тобой делать, сушить что ли!?
Люси безнадежно пыталась пристроить в морозилку холодильника, большую, килограммовую пачку дрожжей.
- Ну, зачем вы воруете дрожжи, Людмила?
Раздался у нее за спиной ровный и чистый голос ее безвозмездного квартиранта.
-Разве вы так мало зарабатываете, что не можете позволить себе купить их в магазине? Ведь нет же?! Да и зачем они вам по большому счету? Вы ничего не печете, не стряпаете, тесто не ставите. Вы даже брагу и ту не заводите. Так зачем же, Господи? Ведь стыдно. Стыдно и больно должно быть вам, Людмила, когда вы, в очередной раз кладете в сумку ворованное и идете, идете стараясь не дышать через проходную, через контроль, опасаясь быть каждую минуту схваченной и разоблаченной в ваших хищениях. А сахар, а яйца? Ведь вы же воруете не только у своего предприятия, но и у всех людей, и у себя лично. Хлеб был бы гораздо вкуснее, наверное, чем сейчас, если бы не вы и вам подобные. Эх вы, Люси.
Он сел на табурет, взял в руки одну из не вошедших в холодильник дрожжевых пачек и поднеся ее к лицу, принюхался.
-Как хорошо пахнут свежие дрожжи. Вы не замечали, Людмила? Они пахнут какой-то неразгаданной тайной, пещерами с закопанными кладами, промокшими древними подземельями ...А еще они пахнут хлебами, свежими и пышными, только что вынутыми из старой печи носатого и жадного Мойши, который в свое время развернул торговлю возле северных ворот каменного города.
Вы знаете Людмила (можно я буду называть вас так?). Имя Люси странным образом ассоциируется в моей, наверное, не совсем здоровой голове, с чем-то не очень чистым и с постыдным. Так звали помниться одну мою знакомую маркитантку. Хотя я могу и ошибаться.
Так вот Людмила, больше всего на свете, я любил тогда наблюдать, как дети, своими ладошками плющили теплые еще хлеба этого самого Мойши, и огромными от удивления глазами наблюдали, как постепенно, словно надуваясь, караваи возвращались к своим первоначальным формам…
- Слушай ты, святоша доморощенный!
Зеленые выпуклые глаза Людмилы от бешенства потемнели и сузились.
- Какого хрена, ты, да я и имя твоего не знаю до сих пор, у меня дома еще пытаешься меня же и совестить? Кто тебе право такое дал? Да намного ли ты тогда отошел от Славки, сожителя моего прошлого? Разве что под халат ко мне не лезешь, да похоже и водку не жрешь...-
Женщина захлопнула холодильник, и разложив на столе пожелтевший номер газеты “Труд”, начала нервно сдирать с дрожжевых брусков влажную, неподатливую обертку.
- Я помогу вам, Людмила.
Юноша казалось, не замечал нервного состояния своей собеседницы. Тонкими и длинными пальцами, он осторожно и любовно разламывал серую, остро пахнущую массу и раскладывал измельченные дрожжи на газету.
- Это не столь важно Людмила, как меня зовут. Допустим Кассиэль, но вы можете называть меня как угодно, любым из известных вам имен- хоть мужским, хоть женским. Поверьте, вы меня этим не обидите. Хотите, я буду для вас Валерием? Хотите? Вспомните, в детском садике за вами хвостиком таскался мальчик, Валера. Все дети как дети, в машинки и куклы играли, а он вам все что-то рассказывал, сказки какие-то для вас придумывал. Ведь он вам тогда очень нравился. Чистенький такой мальчик, аккуратный. Так что, решено? Я Валерий? И вы меня этим ни сколько не обидите. Да и вас я обижать совершенно не собирался. Просто очень больно смотреть, как вы свою бессмертную душу размениваете, губите из-за таких мелочей, из-за дрожжей, сахара и яиц.
Я появился у вас потому, что вам плохо. Вы может быть и сами еще того не поняли, как и насколько вам плохо. Так что же в этом дурного, что я у вас? Вы очень хорошая. Поверьте, я знаю. Вот только того вы не знаете, что так жить, как живете вы, больше нельзя.
А казалось бы, чего проще:не убий, не укради, не сквернословь, не прелюбодействуй, ходи в церковь...
-Что, в церковь?
Вскричала несколько успокоившаяся Людмила.
Кормить за свои деньги этих толстых бездельников, обманывающих глупых старух и выживших из ума стариков? Да не в жизсть!-
- Бездельников?
Удивился и даже несколько обиделся юноша. Он отбросил дрожжи и, ополоснув в раковине руки, взволнованно заходил взад и вперед по тесной кухне.
- Как вы можете так говорить? А вы пробовали, когда ни будь весь день провести на ногах, неся службу? И какое бы у вас не было настроение, плохое ли, хорошее, но вы обязаны быть кротким и спокойным, внимательным и терпеливым к людям, пришедшим в ваш храм. А вы можете хоть на миг понять, что означает принять исповедь? Окунуться иной раз в такую бездну грязи и жестокости людской, переварить ее в своем сердце, и не зачерстветь, не обозлиться, не разочароваться в людях, а прислушиваясь к себе, к Богу говорящему с людьми при вашем участии, решить, отпустить ли грехи человеку, или нет. А потом, всю свою жизнь, может быть, нести тяжкий груз от этого непосильного, великого знания человеческой низости или жестокости. А постоянные разъезды по человеческим требам? Крестины, отпевания, исповеди. Нет, Людмила, труд священника очень тяжкий, и хлеб свой, он ест заслуженно. Я когда к вам шел, думал что повожу вас по Московским церквям, покажу их красоту и величие, успею, научит вас вере в Творца...
- Ты никак собираешься уходить?-
Людмила, казалось, сама удивилась подобному своему вопросу.
-Что ж так скоро? Живи, сколько хочешь, ты мне, если говорить честно совсем не в тягость. Завтра у меня выходной, посидим, поболтаем. Одиноко мне как-то, грустно...
Кассиэль прислушался к странной, вязкой тишине кухни и тихо бросил, вновь присаживаясь к столу.
- Не от меня это зависит, Людмила. Не от меня. Хотя люди иной раз и приписывают мне необычайно большие возможности, но это далеко не так. Кто знает, быть может вы, в своем неверии и незнании наоборот гораздо сильнее и смелее чем я, как бы мне этого и не хотелось?
- Женщина непонимающе подняла на него свое лицо, робко улыбнулась и с несвойственной ей нерешительностью, спросила.
-Ну, хорошо, а чай – то мы выпить хотя бы успеем?
-Чай?
Рассмеялся юноша.
–Чай точно успеем. Вот только у вас к чаю в холодильнике ничего и нет, дрожжи одни. Вы Людмила, дайте мне денег, я схожу в соседний магазин, и даст Бог все, что надо куплю. Кто знает, может быть, я в чем-то и ошибаюсь, в предчувствиях своих? И все и в самом деле будет славно? Кто знает?
-… Очко!
Из-за густых кустов белоягодника, раздался хриплый и надрывный кашель застарелого курильщика.
- Бабки на стол. В долг не играю...
Перед взором молодого человека, держащего за скрученный узелок шпагата, картонку с тортом, возник стол и четверо мужиков, сидящих за ним на длинных скамейках.
-Ну и какого хрена ты здесь позабыл?
Снисходительно осведомился счастливчик и начал расправлять скомканные ассигнации, выигрыш.
-Если бабки есть, садись и играй, а если нет, вали отсюда!
-Да как же с вами играть?
Казалось, удивился приостановившийся на минутку Кассиэль.
Если вы даже с друзьями и то не честно играете. Туза попридержали, а у десятки угол заломили. Я видел...
- Да ты что сука говоришь?
Мужик поднялся из-за стола и оказался выше юноши почти на голову.
-Что бы я, Серый, да своих корешей в карты обманывал!? Да западло!
Он навис своей, грубо сработанной фигурой над ним и сграбастал левой рукой его странный, просторный плащ, а пальцы правой, с синими татуированными перстнями выколотыми на них, привычно сложились во внушительных размеров кулак,
- Да.
Согласился юноша улыбаясь.
- Западло. Вас за это и на зоне часто били...
- Ох, б**дь! Что я сейчас с тобой сделаю!?
Пообещал униженный картежник и сбоку, почти не замахиваясь, с силой ударил мальчика по лицу....
...Остальные игроки, не торопясь допили оставшееся в бутылках пиво и, выйдя из-за стола, равнодушно, как-то совсем без энтузиазма, начали пинать его, давно уже поверженного на землю кулаками Серого.
- Что вы делаете!? Не надо. Вам потом совсем плохо станет, стыдно станет...
Кассиэль стонал еще какое-то время, пытаясь прикрывать от безжалостных ударов ног то лицо, а то живот, но потом затих и лишь молча вздрагивал ,содрогаясь всем телом от очередного удара.
- Ладно, ребята, хорош.
Приказал Серый и собрав со стола карты и деньги, пошел по тропинке к соседнему дому. Дружки его недоуменно пожав плечами , последовали за ним, на прощанье пнув еще по разу, распростертое на вытоптанной траве тело.

3.
…Она нашла своего Валерку уже ближе к вечеру. С трудом пристроив на плечо, его покорно- податливое тело, она кое-как дошла до лифта. В тесной кабинке, Валерий невольно прижался к ней всем своим телом, и Людмила вдруг поняла, что этот странный, совершенно непонятный для нее человек, этот, толи аферист, а толи сумасшедший, становится для нее чем-то очень важным в ее непутевой, нескладной судьбе, чем-то, а вернее кем-то, очень близким и родным.
-Потерпи милый, потерпи родной !
Шептала она ему, лежащему на ее постели, аккуратно, бинтом пропитанным перекисью водорода, протирая побои и ссадины на его лице и теле. Распахнув его несуразный плащ, она как и ожидала, не обнаружила под ним никакой иной одежды. Идеально сложенное тело, его откровенная нагота на короткое мгновенье возбудило Людмилу как женщину, но вид ссадин был ужасен, и желание ее угасло само по себе. Закончив обработку его груди и передней части тела, она как можно более аккуратно освободила из широких рукавов плаща, безвольные и тонкие Валеркины руки. Но перевернув его на живот, Людмила тихо охнула и непроизвольно упала перед лежащим человеком на колени. Вдоль Валеркиной спины, сияя начищенным серебром, покоились большие белые крылья, концами своими стыдливо прикрывающие его ягодицы.
Дрожащими пальцами, она, с трудом пересиливая безотчетный страх, притронулась к ним. Каждое перышко вибрировало под ее ладонью, вызывая в ней давно уснувшие образы ее, Людмилиной бабушки, ощипывающей тушки гусей и уток. Но в отличие от тех, перьев с убитых птиц, его крылья казались живыми и теплыми, к ним так и тянуло прижаться лицом, зарыться в их спасительный пух и забыть обо всем плохом. Она притронулась к тому месту, под лопатками, откуда начинали расти крылья, и отчетливо почувствовала, как под ее пальцами, тонкой россыпью дрожит пульс этого человека. Ангела?
- Ангел, Господи!
Сдавленным шепотом вскричала пораженная Людмила.
-Да разве ж такое может быть? Да разве ж так бывает? Да мне же дуре и не поверит некто...
Еще долго она сидела рядом с ним, перебирая и лаская его крылья, подсознательно поражаясь, что ни одно пятнышко крови не посмело опорочить неземную их чистоту.
Уснула она уже под утро, когда темнота кажется еще более плотной и черной, нежели ночью. Уснула как и была- на коленях, прижав свое странным образом помолодевшее лицо к Валериным крыльям.
...- Что вы наделали, Людмила? – услышала она, как только проснулась и, обнаружив себя в постели, раздетой и укрытой одеялом.
- Зачем вы сняли с меня плащ? Вы еще совсем к этому не готовы. Вам еще слишком рано видеть подобное. Жаль...Жаль, что так все получилось. Но теперь я обязан покинуть вас. Сейчас же. Я просто хотел дождаться, когда вы проснетесь, ведь вы для меня столько сделали, и, и я не смог покинуть вас, не попрощавшись. Не смог.
А вы хорошая Людмила. Помните это, но старайтесь, старайтесь каждую минуту становиться еще лучше, и тогда вы поймете, что и люди окружающие вас, тоже очень хорошие, добрые и честные. И любят вас настолько же сильно, насколько сильно вы сумеете их полюбить.
Ну, вот, пожалуй, и все. До свидания Людмила, мне уже и в самом деле пора.
Ангел сбросил с себя запачканный побуревшей кровью плащ и направился к балконной двери.
...- А я? Как же я теперь без тебя, без вас? Нет, я так не могу!
В голосе Людмилы зазвучала истерическая жесть.
-Если ты уйдешь, я кинусь вслед за тобой, вот увидишь, кинусь. Мне теперь и жить то противно, без тебя. Правда, правда...
Людмила сбросила с себя одеяло и не обращая никакого внимания на свою наготу метнулась к ангелу.
- Если вы это сделаете, то уж точно, никогда меня больше рядом с собой не увидите. Прощайте Людмила.
Он встал на балконные перила и расправил крылья. Утренний московский, слегка влажный воздух чуть слышно шуршал в серебристых перьях.
- А если нет?
Она подбежала к нему и притронулась к напряженной, готовой к толчку ноге ангела, Кассиэля, своего Валерия.
- А если не кинусь, мы еще встретимся? Ты мне обещаешь?
... Он грустно посмотрел на стоящую под ним женщину, и легко кивнув головой, сказал.
- Все может быть, Людмила. Главное помните: не укради, не убий, не прелюбодействуй, да вы же все это знаете.
Он оттолкнулся от перил балкона и расправив крылья, поймав поток теплого воздуха воспарил куда-то в высь, на встречу белым, растрепанным облакам.
Мимо ярко освещенного стрельчатого окна храма Христа Спасителя, мимо дрожащего огня восковых свеч и огарков, беззвучно пронеслось что-то большое и непонятное, то ли крупная птица, то ли распотрошенная ветром газета,- мелькнуло и пропало в голубом, прозрачном, московском небе. И лишь громкое пение иерея – МИР ВСЕМ!- попыталось догнать его, но тут же запуталось в золоченых, влажных от росы церковных крестах.

© Владимир Борисов, 2016
Дата публикации: 14.12.2016 15:43:25
Просмотров: 2690

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.