Гоманту

Владислав Шамрай

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 21880 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Этот день настал. Я — совершеннолетний, работающий налогоплательщик. Я не привлекался по закону и мое психическое состояние подтверждено комиссией из трех серьезных мужей, целый час задававших вопросы о детстве, мастурбациях и первой любви. На одной из картинок Роршаха я увидел член, летящий между туч и чуть было не отправился за дверь, но дополнительные вопросы развеяли все сомнения. Я был здоров. В кабинете пахло чем-то жженым, словно галоша расплавилась на асфальте, а глаз одного из докторов казался мне глазом матери, подсматривающей в замочную щель. Я заглянул прямо в него наклонив голову и глупо улыбнулся. Доктор улыбнулся мне в ответ. Какими милыми могут быть эти люди, если подозревают, что вы идиот. «Вы верите в Бога? — спросил он с нежностью и, услышав отрицательный ответ, глубоко вздохнул. — Снимайте штаны…» Бог и штаны. Что может быть ближе друг к другу? Не найдя на моем теле татуировок и шрамов, и посовещавшись несколько минут, они дали мне разрешение. Разрешение съесть гоманту.
Гоманту не были людьми. В удивительном процессе эволюции они приобрели поразительное сходство с нами. Долгие годы научный мир не мог понять, как два вида, имеющие абсолютно разный хромосомный набор, независимых предков и, главное невозможность скрещиваться друг с другом и иметь общее потомство, могли быть так схожи, начиная с черт лица и заканчивая строением внутренних органов. Такие же как мы. Чуть пониже средний рост. В большинстве своем очень светлые волосы и глаза. Гоманту обладали средними интеллектуальными способностями, хотя я слышал, что в прошлом году один из них получил Нобелевскую премию. Они не могли быть донорами, в их семьях было много детей. Гоманту ассимилировались и веками жили вместе с людьми в одном обществе и с одинаковыми правами. Но несколько кардинальных отличий все же было. Они не чувствовали боли. Или чувствовали по-другому. У них не было религии, и они абсолютно не боялись смерти. Идеальные учителя-сектанты. Многие приходили к ним в поисках истины. Но это было все равно что приходить за правдой к зайцу или курице. Вид, у которого нету инстинкта самосохранения непременно должен был погибнуть. Природа не любит безумцев и смельчаков. Но люди помогли им выжить. Философия гоманту—философия жертвы. Они умирали безропотно и легко. Они не держались за жизнь, словно она придет к ним снова. При смертельных болезнях они не бежали к докторам и, наверное, были счастливы, не думая об онкологии и о том где взять деньги на операцию. Я много размышлял как бы изменилась жизнь человека, если бы и он так не боялся смерти или точно знал то, что существует после нее. "Оттуда никто не возвращался, — говорила моя бабушка. — А если и вернулся, то молчит. "Веками люди искали ответ о загробной жизни. Верили на слово спасителям и пророкам. Слушали, но не слышали откровения. Наш страх соизмерим количеству слов во всех священных текстах. Наверное, выше Гималаев. Зачем тратить жизнь на то, что мы рано или поздно все равно узнаем? Каждый день проведенный в этом липком страхе и есть смерть. Мне казалось парадоксом что порой смерть так беспокоит человека, что он кончает жизнь самоубийством боясь ее приближения. Просто ходячие мертвецы, зомби в своих ненужных домах и мечтах. Но страх необходим для понимания бытия. Он дает ценность каждой прожитой минуте, каждому вдоху, каждому сказанному слову. Только этим кнутом можно заставить чувствовать все остальное. Страх словно приправа к жизни—он не имеет вкуса, а лишь оттеняет все остальное. Ноты глубины. Не зря приговоренные к повешению испытывали эрекцию идя на эшафот. Angelus libido. Смерть—самая желанная невеста, но не в фате, а в саване.
Другой невероятной чертой гоманту было их мясо. Соединения аминов, индола, алифатических кислот и множество других факторов делало его вкус незабываемым. Знатоки утверждали, что после его употребления возникало состояние сходное с употреблением кокаина. Еще совсем недавно существовала целая культура поедания мяса гоманту. Были написаны кулинарные книги и созданы специальные инструменты. Целый мир— от щипчиков для дробления костей до аруса — инструмента в виде серебряной лапы с длинными иглами. Он ставился на затылок и одним щелчком можно было гуманно и быстро умертвить гоманту не испортив его внешнего вида и сохранив его достоинство. Целый культ с операционным блеском. С тех пор было подписано много деклараций и свобод, и сейчас была лишь одна возможность насладиться нежностью сухожилий и мышечных волокон — с разрешения самого гоманту. Заключался договор, семье выплачивалась достаточно большая сумма денег и любой человек, пройдя психиатрическую комиссию, мог лично убить и съесть половозрелую особь. И сегодня, 23 июля, я сидел в большой комнате своего дома и смотрел на дверь. Смотрел до тех пор, пока в нее не постучали.
Она была невероятно светлой в последних лучах заходящего солнца. Аккуратно подстриженные волосы в модной прическе. Джинсовые шорты подчеркивали стройные и загорелые ноги. Татуировка красной лисички на левой стопе. Сквозь светлую блузу просвечивались острые соски. Большая грудь двигалась в такт дыханию словно ей не хватало места между телом и тканью. Яркие и смелые глаза. Едва уловимый аромат “Dolche”. Вся тоненькая и воздушная она напоминала мне девушек-студенток моей молодости.
— Привет! — она насмешливо смотрела снизу-вверх. — Очень жарко сегодня. В городе сплошные пробки и троллейбусы совсем не идут. Я чуть не опоздала.
— Привет! — я отошел в сторону, пропуская ее в гостиную. Она выпрыгнула из сандалий и, улыбнувшись, вошла в тяжелую пустоту. За горизонт событий и штор. Совсем тонкий аромат духов и пота коснулся меня, и я услышал бьющееся сердце. Оно стучало мерно, отбивая секунды в вязком воздухе и с каждым ударом тот становился все плотнее. Воздушное масло проникало иголками в альвеолы. Мне стало трудно дышать.
— У Вас большие комнаты, — она шла вдоль стен, увешанных репродукциями картин, чуть привставая на носочки. — Мне нравится, когда много воздуха. У меня в детстве часто болели легкие и, казалось, я никогда не надышусь. Мама поила меня тёплым молоком с мёдом, постоянно открывала маленькие окна. Каждый вдох приносил мне счастье. Вы один живете?
— Да, —хрипло ответил я. В горле пересохло словно я пробежал марафон. — А как тебя зовут?
Она стояла перед репродукцией начала 20-го века и пристально смотрела, шевеля губами, словно вспоминала название. Выбирала имя? Не очень красивая женщина в темном платье сидит на кресле в крупных цветах. В её лице— отстраненность образа с монеты. Веер небрежно лежит на коленях. Вместо комнаты—геометрические линии, словно наброски архитектора карандашом на листе. И в этой геометрии ее жизнь кажется такой досягаемой. Стоит только протянуть руку… «Ольга на диване» …Пикассо..
— Называйте меня Ольгой, — она подошла к накрытому столу и кончиком пальца провела по старинному рояльному лаку. Такие специальные столы вместе с приборами брались в аренду лишь у немногих фирм, специализирующихся на культуре еды. Сейчас на нем блестели причудливые инструменты, всевозможные блюдца и чайнички. Посредине стола стояла огромная вытянутая в рост человека тарелка с изображенными по краям синими и красными кругами. Она называлась постелью. В маленьком бокальчике были насыпаны семечки софоры. Малиновый сок и софора — лучшие ингредиенты к мясу гоманту. А еще подушечка с сушеным чабрецом. Она обязательно должна быть под головой, чтобы убрать лишние запахи.
Пройдя мимо стола, она направилась в дальний угол комнаты, где был вход на кухню. Она вела себя как ребенок, который знакомится с песочницей. Ей все было интересно. Войдя на кухню, она осмотрелась и, всплеснув ладонями, захохотала. Горы немытых тарелок возвышались над уровнем раковинной ватерлинии, чуть склонясь как слуга перед хозяином. Я мыл их раз в неделю, постоянно откладывая это мучение.
— Вы, похоже, совсем забыли о чистоте, — она быстро набросила фартук и принялась натирать посуду порошком под яркими струями воды. Под конец, вся мокрая и тяжело дышащая, она взяла из коробки кусочек пиццы и, положив в рот, пристально посмотрела на меня.
— Не хватает соли, — задумчиво произнесла она. — Где у вас можно принять душ и переодеться? И мне надо заплести косу. Вы знали, что раньше гоманту носили одежду из собственных волос? Диким зверям проще было находить жертву. Но насытившись одним они оставляли племя в покое. Один или даже несколько не имели никакого значения. Выжить должно было большинство.
Пот струился по спине как холодная змея. И эта змея периодически кусала меня экстрасистолой под лопатку.
Она подошла совсем близко и, поднявшись на носочки, заглянула в глаза. На секунду мне показалось, будто она хочет меня поцеловать. Чуть влажные ладони обхватили моё лицо.
— Вам плохо? Присядьте, а то упадете, — в её голосе звучало волнение. — У вас очень жарко.
Я сел на кресло, а она расположилась рядом у ног на ковре, поджав колени и перекинув волосы на правое плечо.
— Мама всегда хотела, чтобы я стала доктором. Как мой папа. Ей казалось в этом есть какая-то магия. Познание тайны что ли…Она видела меня серьезным ученым, заставляя больше заниматься после уроков. Я учила формулы, запоминала устройство множества форм. Я хотела знать о жизни как можно больше, — она вздохнула и, глядя в сторону, продолжила: — Но мне было скучно. Мне хотелось быть тем, кто я есть. Я хотела читать любовные романы, плавать в озере. Я люблю воду во всех ее проявлениях. Когда она падает с неба, то словно приносит с собой запах туч, а когда закипает в чайнике на кухне и вбирает в себя аромат кофе, мне кажется она становится моей подругой. Мне хотелось выйти замуж и родить много детей. У меня есть молодой человек. Наверное, он любит меня. Мы снимаем маленькую квартиру возле Южного вокзала. Маленькую квартирку с синими занавесками. Иногда вечером мы выходим съесть по круассану в пекарне за углом. И когда возвращаемся домой, это синее окошко горит словно Вега. На несколько световых лет по улице до угла…В пошлом месяце мы ездили к моим родителям. Папа сильно постарел. Он всегда был таким весёлым. Я помню, как он читал мне на ночь цветные книги, а потом мы хохотали с ним до слёз над героями комиксов. Он был таким большим, и я помню его запах. Вы знаете, чем пахнет талый лед? Свежестью.
Её голос звучал тихо и вкрадчиво. В вечерних сумерках были слышны отголоски станции метро. Жизнь в городе потихоньку подходила к концу. К концу дня.
— Мне все время снится один и тот же сон. Глубокая проточная вода и я— маленькая точка возле само поверхности, прогретой солнцем. Я плыву, словно дышу. Мимо проносятся неведомые создания. Я слышу их голоса. Я ощущаю их жизнь. То там, то тут образуются водовороты, уносящие тонны воды и жизни в глубину. Там, на илистом дне, лежит древняя деревянная рыба с открытым ртом. Её тело обросло ветками и корой. Она настолько древняя, что видела, как рождалась Земля. Она лизала горячие камни и из её слюны появились первые океаны. Говорят, что если заглянуть в ее мутные белые глаза, то можно увидеть миллионы своих жизней. И я попадаю в ее жабры. Они режут, словно стекло, но эта боль приносит облегчение. Я хочу вспомнить своё имя, но не помню даже кто я. После боли наступает свет. Вокруг теплая вода. И я несусь по течению, окруженная голосами. Всё в той же тёплой воде…
Легонько вспорхнув она, совсем на кончиках пальцев, подошла к окну и замерла в портале занавесок. При каждом движении татуированная лисичка изгибалась на стопе. Тихо добавила: «У нас на ужин сегодня будет рыба под французским соусом. Рецепт одного милого человека из телевизора. Я записала давно его на клочке бумаги и забыла. А вчера перебирала старые вещи и нашла его среди счетов на квартиру. Получится вкусно.» Она стояла прямая как свечка. Свет проезжавших мимо окон машин обрывал с неё тень по кусочкам, разбрасывая по углам. С наступлением сумерек мне стало намного легче. Жара спала. Словно уснула.
Я смотрел и думал, как же она похожа на людей. В своих движениях и поступках. Есть ли у нее планы на жизнь? Что она любит есть? Какие у нее друзья? Какая кровь течет в ее жилах? 37 или 38 градусов? И всё же она была не такой как я. Я вспоминал свою жизнь. Детство с полными сапогами весенней воды. Пролетевшие студенческие годы. Зрелость, не принёсшая ни осознания, ни понимания жизни. Пронеслась уйма лет. Порой, ложась в постель, я злился на себя что ещё один день прошел бесцельно. Я ел, ходил на работу, смотрел телевизор, ругал правительство и ждал зарплаты. Я забыл дни рождения своих родителей, и лишь телефонная напоминалка позволяла выдавить из себя пару обычных фраз. Иногда мне хотелось, чтобы они быстрей умерли, тогда бы я все время видел их даты. На памятнике. Я хотел заняться математикой и писать чудесные программы, но с трудом представлял себе, что такое логарифм. Я мечтал быть художником, но путал цвета. Из меня не получилось ни хорошего ученого ни хорошего человека.
Я подошел к ней сзади. Она стояла, приосанившись и обхватив руками локти как гимназистка у доски. При моём приближении она полуобернула голову, прислушиваясь к шагам. Но не с беспокойством, а с ожиданием. Спокойная в своей гордости. Левое плечо было чуть оголено, и я испытал не физическое влечение, а как бы интерес. Наклонившись к самой коже и сдерживая дыхание чтобы не шевельнулся ни один волосок, я прикоснулся кончиком языка. Терпкий сладковатый вкус пота. Я заметил за ухом небольшую ложбинку. Посредине её пульсировала твердая артерия. Словно метроном, бьющий четвертями…
…………………………………………………………………………………………………………………………..
…….. Когда Земля была ещё совсем юной и звезды сияли ярче и ближе— жил на свете Ка. И был он сильным и смелым. Одним движением колена он вздымал горы. Когда он спал, его дыхание колыхало волны вдоль тёплых морей. Миллионы лет приносил Ка смерть людям, которые жили в маленьком селенье возле тростниковых полей. Раз в год приходил Ка к ним. Люди видели его издалека, и отдавали одного человека. Избранника добровольца. Взяв его Ка уходил. Человек работал в его хижине пока не умирал. И так повторялось из года в год целую вечность. Менялись реки, вырастали леса, но все шло по-прежнему. Но однажды один маленький человек так захотел жить что решил обмануть смерть. Он был хил и слаб. Ка взял его в ладонь и унес в свой дом. Он окружил его заботой, усаживал у костра и рассказывал о том, как устроен мир. Он говорил о Вселенной и о природе вещей. О будущих пророках. О Элвисе и Эйнштейне. Даже по большому секрету открыл тайну мироздания. Он полюбил этого маленького человека. Потому что был Ка очень одинок. "Ты убиваешь людей, "- говорил человек. "Нет, — отвечал ему Ка, — я отдаю им всего себя полностью." Но настал один день, и пришел человек из джунглей в печали...
……………………………………………………………………………………………………………….............

— А вам снятся сны?
— Да. Я вижу их. Бывает, под утро, я помню сон. Он необыкновенной красоты и смысла. Будто отблески прошлой жизни, отблески просветления. Мне нужно просто его записать. И я думаю, вот сейчас я возьму карандаш, только полежу под одеялом минут пять. И снова засыпаю. А, проснувшись, ничего не могу вспомнить. А вчера увидел по телевизору здание лондонского театра «Глобус». И будто я видел его во сне. Проходил мимо, когда-то очень давно. Другим человеком. В детстве это ощущение дежавю было ярче и реальнее.
— Э то потому, что вы слишком заняты собой. Мысли, горы мыслей не дают вам покоя. Даже сейчас я вижу, как они бегут у вас по подмышкам. — она стала очень серьезной. Села на кресло прямо, совсем как школьница, обхватив руками острые, детские колени.
— Может ты мне скажешь, о чем я думаю? — меня постепенно раздражало ее спокойствие.
— Вы постоянно думаете о смерти, боясь умереть. Вся ваша жизнь — это вечный страх. Страх за себя, своих родителей, детей, домашних животных. Страх о том, что кто-то проживет свою жизнь лучше, чем вы. Страх остаться одному и быть забытым. Вы каждый день принимаете душ, словно хотите смыть его. Смыть жгущий и вонючи адреналин. Вы боитесь неизвестности: будь то темный угол в чулане или сам Бог. Зачем кому-то вас помнить? Что в вас такого? Просто оглянитесь. Вдохните этот воздух. Он никогда не повторится. Назовите вслух имена своих родных. Не цепляйтесь за ушедшие воспоминания. Живите будущим, а не прошлым. Я вспоминаю день, когда с отцом впервые поехала на рыбалку. К концу дня мы поймали несколько форелей. Рыба отчаянно билась о деревянный каркас лодки превращаясь в месиво с выпавшими глазами. Меня вырвало за борт. Даже будучи маленькой я поняла, что бороться за жизнь и жить этой рыбе надо было раньше, до того, как ее поймали.
— Тогда, о чем думаешь ты? Сейчас, в свой последний вечер, — я говорил зло и резко. Мне захотелось заставить ее испугалась. Чтобы заныла. Вдруг вспомнила, что оставляет нечто ценное. Поняла, что именно я вершу ее судьбу. Заставить ее бояться. Заставить быть человеком. Заставить быть мной. Кто она такая чтобы учить меня? Даже не человек...
Но ее голос не изменился. Она продолжала говорить тихо и безразлично, словно извиняясь за то, кем она была.
— Я думаю о том, как скорее прожить эту жизнь. Мысль, что она закончится в любую минуту приносит мне облегчение. Я видела море, я наслаждалась теплотой его течений. Соль въелась в мою кожу и эти кристаллы до сих пор выделяются с потом. Я ездила на машинах, вдыхала ароматы духов и ела экзотические фрукты, какие только могла купить в этом городе. Просыпаясь утром или ночью, я хотела попробовать что-то новое. Я любила и была любимой. Порой мне казалось, что мир такой необъятный, что его невозможно постичь. Но с каждым днем он уменьшался, как воздушный шарик на морозе. Он становился меньше...меньше... Словно серая собачка с годами. Моя жизнь — это болезнь, от которой вы меня избавите. Ведь все разрушается, становится беспорядочным. Энтропия. Такое милое слово. Она растет вместе с нами. С самого детства. И, со временем, вы станете частью Вселенной, ее пылью. А я стану частью вас. Разве это не чудо— быть частью чего-то?
Она говорила скороговоркой, словно хотела опередить конец этого вечера. Не поучала и не оправдывалась. Просто говорила. Я смотрел на нее и, казалось, время остановилось. Когда я стал другим? Когда я стал перед выбором, изменившим мою жизнь? Мог ли я быть богаче или счастливее? Наверное, мог. Но я упустил все шансы, работая в этом маленьком городке. Я на пальцах мог пересчитать те дни, которые запомнил за последние годы. А когда я последний раз был счастлив? Кода не болел. Нет, моя жизнь тоже болезнь. Но болезнь иного рода.
— Но ведь тебя уже нет, — я отчаянно пытался привести последний аргумент, почти срываясь на крик. — Сегодня ты исчезнешь и никто, слышишь, никто тебя не вспомнит.
— Неправда, — она замолчала, глядя на меня спокойно и чуть устало. — Меня вспомните вы.
…………………………………………………………………………………………………………………………..
— Я не могу попасть в кабана из лука, — сказал человек. — Дай мне свой палец.
Ка взял нож и, отрезав палец, отдал маленькому человеку. На следующий день человек сказал:
— У меня сильно болят ноги, и я не могу ходить.
Ка отрезал свои ноги и отдал ему.
Через некоторое время человек пришел и сказал:
— Я голоден и хочу есть.
Ка вырезал свою печень и лучшие куски мяса и отдал человеку. Поев тот продолжил:
— Я хочу пить. Мой язык совсем засох.
Ка собрал в миску свою кровь и напоил человека.
— Дождь и снег падают на меня, и я промок и продрог.
Тогда Ка отдал ему свою кожу.
— Теперь я хочу чувствовать, как ты, — сказал человек и забрал его сердце. А кости и всё что осталось выбросил собакам. И засмеялся человек:
— Я победил смерть! Я выше смерти! — он кричал до тех пор, пока не упал с обрыва и не умер.
С тех пор смерть стала бестелесной и могла невидимой приходить к людям и забирать их столько, сколько захочет….
……………………………………………………………………………………………………………………….....

— Вы должны обмыть меня, — она улыбнулась, — Обязательно шампунем без запаха.
Она повернулась спиной. Руки накрест ладошками на плечах. Тонкие пенные потоки потекли между выступающих лопаток. Кожа стала розовой от расширившихся сосудов, и в ванной возник тонкий аромат. Он ставал сильнее, чем дольше я тер её плечи и грудь словно лампу Аладдина. Я вспомнил, что раньше из жира гоманту делали особый ладан для церковных свечей. Его свет и запах вводили людей в экстаз. Они больше верили в Бога.
Потом я помог ей одеться в длинное льняное платье до пят. Широкое и без пояса. Она встала на колени опустив голову, и я заплел ей косу. Плетением вниз. Я прикасался к ее волосам и думал, как совсем недавно я плел косу своей дочери. Теперь она далеко и вряд ли думает обо мне. Я приложил ладони к ее ушам и, уткнувшись лбом о её затылок, долго сидел слушая цикад за окном. Она не пошевелилась. Мне так хотелось вернуть ушедшее время. Вернуть те годы, когда я был счастлив в этом доме. Когда запах гренок и голоса наполняли его огромный деревянный живот. Мне так хотелось жить! Я не мог оставаться один. Мне хотелось, чтобы со мной остался ее вкус. Вкус ее соли, волос, кожи, губ. Вкус всей её жизни. Мне хотелось убить её, чтобы не отпускать никогда. Хотелось видеть, как расширяются зрачки и знать, что ее последнее тепло войдёт в мою кровь. Укусить за шею и держать, пока она не прекратит сопротивляться, а потом положить на стол худенькую и красивую, словно изваяние и смотреть как лиловый джем течет по капелькам из сосков. Или пусть она идёт в свою маленькую квартирку, откроет дверь и упадет на постель счастливая и уставшая. А завтра проживет еще один день в бесконечности дней, найдет философский камень или просто выпьет десятую чашку кофе, не вспоминая о нашем вечере. Я сжимал арус как скипетр за ее спиной. Она не обернулась. Но я точно знал, что она улыбается….
В эту ночь мне снилась огромная деревянная рыба. Она подплыла ко мне из глубины разинув пасть и в свою последнюю секунду я не чувствовал боли…я видел свет…

© Владислав Шамрай, 2019
Дата публикации: 20.06.2019 01:42:53
Просмотров: 1970

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Владислав Эстрайх [2019-06-20 10:36:56]

По-моему, отличная задумка. Потянула бы на добротный фантастический роман.

Я бы на месте автора сократил или вообще убрал весьма банальные рассуждения девушки-гоманту о страхе, о "жить будущим, а не прошлым" и т.д. Неприятно вспомнился кедрозвон В.Н. Мегре с его банальщиной, вкладываемой в уста Анастасии.

К слову, другая Анастасия - сорокинская "Настя" - тоже вспомнилась. И тоже нервно передёрнуло, но уже совсем по другой причине, конечно. Это, я бы сказал, хорошая ассоциация. Хоть и каннибальская.

Пара замечаний по тексту, с вашего позволения.
"Её голос тихо и вкрадчиво." - пропущено сказуемое.
"раньше из жира гоманту делали особый ладан для церковных свечей. Его свет и запах вводили людей в экстаз" - ладан здесь неуместен. Ладан - по определению древесная смола, ни из чего другого он делаться не может. Кроме того, он не горит, а нагревается углём в кадиле.

Ответить

Владислав Шамрай [2019-06-21 21:51:56]

Большое спасибо за комментарии. Рассказ действительно написан, чтобы очертить идею, потому особо в детали и не всматривался. И сейчас появилось немного времени, чтобы развить его в повесть или роман. Будем работать.