Влюблённые в своё тело - 2
Борис Иоселевич
|
Форма: Эссе
Жанр: Эротическая проза Объём: 4379 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
ВЛЮБЛЁННЫЕ В СВОЕ ТЕЛО — 2 БАЛ В ОПЕРЕ Я назвал так заключительную часть очерка о проституции во Франции 17-18 веков потому, что для женщин этой профессии гулянья, балы, маскарады были естественной формой их обитания, поскольку в угаре веселья проще было совратить богача, а ещё лучше — впервые попавшего в Париж богатого, но наивного молодого иностранца, а мадмуазелям попроще и поленивее — обрести временного дружка, проку от которого чуть, но с которым лучше, чем в полном одиночестве. Это последнее соображение относилось в особенности к парижским гризеткам, работницам, безумно долгую неделю корпящим в частных пошивочных мастерских и желающих в свой единственный выходной «сделать себе красиво». И такую «красивость» им, в первую очередь, обеспечивал бал-маскарад в парижской Опере, побывать на котором считалось делом чести для лиц обоего пола. Парижские острословы утверждали, что надобно иметь мало ума, чтобы не проявить его под маской. Трудно сказать, насколько такого рода категоричность могла быть отнесена ко всем женщинам без изъятия, но следует помнить, что балы эти посещались и благородными дамами, желавшими «расслабиться», да и сама Мария-Антуанетта, случалось, «роняла» свои королевские честь и достоинство ради веселья, столь необходимого пресыщенным душе и телу. А то, что в тайне… Господа, не смешите публику, тем более такую искушённую, как парижская. Как говаривали в старину, если это и была тайна, то тайна Полишинеля, как на наш лад, болтливого Петрушки. Но непреложным остаётся одно: дама в маске чувствовала себя непринуждённо и вполне раскрепощённой. И те из балов считались особенно удачными, когда на них царила страшная теснота, а то и давка. В этой опаре из человеческого порока смешивались, как сказал поэт, правда, по другому поводу, « в кучу кони, люди», в том смысле, что, окажись они в этой круговерти, вряд ли возможно было отличить одних от других. Прибавьте к сказанному, что всё, как током, пронизывалось вожделением, отдаться коему было единственным желанием участников действа, с той лишь разницей, что одна сторона подсчитывала барыши, а другая — подводила итоги тратам. В такой обстановке женщинам в масках было полное раздолье. Опьяневшие от множества полуобнажённых женских тел, мужчины вряд ли были способны отличить красотку от дурнушки. Ловкий взгляд в вырезе маски казался столь обольстительным, что монеты со звоном летели в подставленную пороком кружку, а общая сумма добытого определялась удачей и случаем, так что одна покидала любовные игрища с горстью золотых монет, тогда как другая — довольствовалась несколькими серебряными, взамен поднятых в театральном закутке выше головы кринолинов. Даже те из мужчин, которые в силу возраста ничего не ждали от женщин и которые на таких увеселениях чувствовали себя «чужими среди своих и не своими среди чужих», всё же не упускали случая побывать на бале, чтобы иметь возможность прихвастнуть: «Вчера, на маскараде, женщины едва не задушили меня»… Подразумевая, надо полагать, не объятия, а толкотню. Но кроме откровенного, видимого невооружённым глазом, разврата, во Франции существовали и скрытые его формы, когда женщина, официально не являясь жрицей любви, в то же время весьма далека от общепризнанных норм добродетели. От своих поклонников она принимала не плату /Боже упаси!/, а «подарки», разумеется, дорогие, что выглядело куда пристойнее и даже позволяло очаровательнице со всех доступных ей амвонов хулить продажную любовь, тем самым как бы отмывая себя от возможных подозрений. Считалось, что французские монархи, вплоть до самого страдательного среди них незлобивого Людовика 16-го, к тому же неблагополучного в сексуальном смысле, нарочно старались развратить свой народ, поскольку расслабленные сладострастием умы легче держать в повиновении. Насколько правдоподобна эта версия, судить не нам. В роли экспертов могли бы сойти нынешние профессиональные промыватели мозгов. Но то, что Франция вообще, а Париж в частности, считались законодателями мод в любви вплоть до новейшего времени, никем не подвергается сомнению. Больше того, беспристрастные /хотя точнее было бы сказать наоборот — весьма и весьма пристрастные/ наблюдатели как Хемингуэй и Маяковский пропели такие гимны Парижу, какими не удостаивались самые красивые женщины, встречавшиеся на их жизненном и творческом пути. Борис Иоселевич © Борис Иоселевич, 2016 Дата публикации: 12.08.2016 04:48:03 Просмотров: 1842 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|