Свидание Отрывок из романа "Одинокая звезда"
Ирина Касаткина
Форма: Роман
Жанр: Любовно-сентиментальная проза Объём: 14438 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
А Маринка, чем ближе становилась суббота, тем сильнее волновалась. Какая будет погода? Что она наденет? Вроде, в брюках и куртке неудобно на свидание идти. Ах, какое она недавно видела пальто из искусственной замши! С такой красивой отделкой под кожу. Длинное, с пояском и роскошными пуговицами. То, что надо. Но цена! Так что же надеть? В старое пальто она уже не влезает. Куртку и юбку? Фи, как некрасиво! Да, проблема! И тут мать будто прочла ее мысли: — Дочка, холодно становится. Надо бы тебе новое пальто купить — старое уже никуда не годится. Ты бы присмотрела что по душе. — Мам, я присмотрела. Только оно ужасно дорогое. Но такое красивое! — Ну сколько? Когда Маринка назвала цену, мать даже охнула. Но тут же сказала: — Что ж. Ты уже заневестилась — тебе одеваться надо. Добавлю из денег, что отцу на костюм откладывала. Походит в старом, может, быстрее на работу устроится. Беги, купи, пока не продали. Так у Маринки появилось новое пальто. Когда она надела его и сапожки на каблучках, купленные весной, да покрутилась перед зеркалом, даже отец одобрительно крякнул. Хороша, ничего не скажешь. Наконец, пришла суббота. С утра зарядил нудный дождь и, похоже, надолго. Но и он не испортил Маринке настроения. Весь день она летала, как на крыльях. Даже Гена упрекнул: — Не светись. Не показывай, что счастлива — сглазят. Веди себя, как будто ничего особенного не происходит. — Гена прав, — думала Маринка, наряжаясь. Она постаралась спрятать поглубже рвущуюся из нее радость и с равнодушным видом вышла из дому. По дороге в парк изо всех сил старалась идти медленнее, чтобы прийти позже него, - но ноги сами так и несли ее. Дима пришел задолго до назначенного времени. По мере приближения стрелки часов к пяти он все сильнее волновался. Придет или не придет? Она так безразлично разговаривала с ним по телефону. Вдруг у нее уже кто-то есть? Он стоял под зонтом, держа в руке темно-красную розу на длинной ножке, купленную у входа в парк. Дождь усилился, и аллеи парка опустели. Он посмотрел на часы. Пять. А ее нет. Наверно, не придет, дождя испугается. Он собрался позвонить - и вдруг увидел ее. Она неспешно шла под красным зонтом в роскошном длинном пальто — такая тоненькая, румяная, необыкновенно хорошенькая. Он протянул ей розу и, целуя в ладошку, заглянул в глаза. И сразу почувствовал ее волнение, - а почувствовав его, успокоился. Она взволнована, значит, ждала этой встречи не меньше него. Значит, он ей небезразличен, очень даже небезразличен. И никого другого у нее нет. Какое счастье! Он взял ее под руку, и, прижав к себе, спросил: — Что Мариночка предпочитает: прогулку под этим уютным дождиком или, может, посидим в кафе "Золотой колос"? Там сегодня почти никого, — я заглядывал. — Пойдем на нашу скамейку, — предложила Маринка. — Прекрасная идея! Но она же мокрая. Не идея — скамейка. — Ну и что? У меня два больших целлофановых кулька есть — постелим. А под зонтиками не промокнем. — Что ж, раз так — пошли. Они спустились вниз. Листья с деревьев уже почти облетели и золотым мокрым ковром лежали на земле. Кругом не было ни души. Они постелили Маринкины кульки и сели, сдвинув зонты. Так они сидели некоторое время молча, слушая шум дождя и наслаждаясь тишиной и уединением. Наверно, это самые прекрасные минуты в моей жизни, думала Маринка. Интересно, есть ли кто-нибудь на свете счастливей меня? Как хорошо с ним просто сидеть и молчать. Если я ее сегодня не поцелую, думал Дима, буду последним дураком. Но не сейчас. Сейчас мы немного поболтаем. Пусть расскажет, чем занималась эту неделю: какие успехи в школе, что нового написала. Девушки любят, когда интересуются их делами. — Мариночка, я всю неделю о тебе думал, — начал он, и это было правдой. — Утром встаю и говорю мысленно: “Доброе утро, Мариночка! Удачного дня”. Вечером ложусь и думаю: “Спокойной ночи, дорогая! Счастливых снов!” Как ты считаешь, что бы это значило? Что ему ответить? Ждет, что я сейчас растаю. Только без глупостей! — подумала Маринка, замирая от счастья. А что бы посоветовал Гена? Он бы сказал "преувеличивает". — Я думаю, ты преувеличиваешь, — ответила она, погрузив нос в розу и опустив глаза, чтобы они не выдали ее радости. Да, эта девочка не похожа на остальных. С ней надо держать ухо востро. И Дима решил переменить тему. — Ну как зачеты? Все посдавала? — Спасибо, хорошо. Даже лучше, чем ожидала. Физичка пятерку в четверти поставила. Теперь надо жать, чтобы было пять в аттестате. В прошлом году у меня даже трояки случались. "Спасибо Гене" — мысленно поблагодарила она друга. Если бы не его шпора, не видать мне этой пятерки, как своих ушей без зеркала. А Дашенька стала бы клясться: “Ничего не могла учить, все время о тебе мечтала!”, — подумал Дима. — А обо мне вспоминала? — прямо спросил он и замер. Что она ответит? А главное, каким тоном? Жаль, нельзя заглянуть ей в глаза, - сидит, опустив реснички. Скромница! Ничего — он в них сегодня еще заглянет. — Держись! — приказала себе Маринка. — Не растекайся по паркету, как сказал бы Гена. — Конечно, вспоминала, — сдержанно ответила она, стараясь не смотреть на него. — Ты же звонил. Ну как, выбрал что-нибудь из моих стихотворений? — Выбрал и не одно. Там есть детский стишок "Песенка про щенка" — ну, просто, отличный. Сам поется. И еще несколько. Сейчас мелодии подбираю. — О, про щенка мы еще в детском саду пели. На фестивале детской песни. Я сама тогда мелодию придумала. Даже приз получили — пять коробок конфет. Мы ими тогда объелись. И по телевизору нас показывали. Она вспомнила, как все восхищались Леночкой, — какая она была красивая на экране. И как ей, Маринке, было обидно - ведь песню сочинила она, а не Ленка. — А новые стихи написала? — Всего одно. Некогда было. Может, на каникулах сочинятся. — А как ты их сочиняешь? Долго думаешь или сразу? Я, когда начинаю подбирать рифму, думаю-думаю, и иногда ничего на ум не приходит. Беру первую попавшуюся. Из-за этого песни такие корявые получаются. — Нет, у меня иначе. Иногда совсем не пишется — даже боюсь, что больше уже и не сочиню ничего. А потом вдруг как нахлынет! Помнишь, как у Пушкина, "минута и стихи свободно потекут". Именно так — свободно. Хватаю, что под руку попадется, и пишу, пишу. Почти ничего потом переделывать не приходится. Одно-два слова, и все. — Да, у тебя талант. Зря ты не идешь на литфак. Погубишь его, потом пожалеешь. Программистов много, а хороших поэтов — раз-два и обчелся. — А жить как? Кто теперь стихи покупает? Нет, надо специальность получить - которая прокормить сможет. А стихи и так можно сочинять, между делом. Пушкин вон литфака не кончал, а стал великим поэтом. — Тут, я думаю, ты не права. Во-первых, Александр Сергеевич получил великолепное, по тем временам, гуманитарное образование. Во-вторых, литфак дал бы тебе знания, которые ты сама нигде не получишь. Как твой отец говорит: ты бы стала на ступеньку выше именно в творчестве. Лучше бы писала и тематика твоих стихов расширилась бы. Но решать, конечно, тебе. — Нет, Дима, я пойду в Политех. Стихи не моя профессия. Буду писать ради собственного удовольствия. Может, повезет — книжку издам. Когда-нибудь. Пусть люди читают. Если повезет. — Жаль. Ну прочти мне стихотворение, что на этой неделе написала. О чем оно? — Оно о людях, которые, когда были молоды, любили друг друга, а потом поссорились и расстались. И она представляет себе их встречу через много лет. Вот послушай: Когда-нибудь мы станем старше вдвое. Пройдут года. Промчится много лет. И может быть, мы встретимся с тобою. Узнаем мы друг друга? Или нет? Наверно, да. Ты станешь взрослым дядей. И в жизни каждый свой отыщет путь. Мы встретимся. И, друг на друга глядя, Мы вспомним то, что больше не вернуть. — Стоп! — остановил ее Дима. — Дальше не читай. Не хочу, чтобы у нас с тобой так было. Это слишком грустные стихи. Дочитаешь их когда-нибудь в другой раз. Они опять помолчали. Каждый думал о своем. Дождь усилился, и стало быстро темнеть. — Пойдем, Мариночка, в кафе, — встал Дима, — что-то холодно стало. Да и сыро. Как бы ты не простудилась. Выпьем по чашечке кофе с пирожным. — Только недолго, — согласилась Маринка, — отец не любит, когда я поздно возвращаюсь. А для него темно, значит, поздно. — Всего только половина седьмого. Часа полтора у нас еще есть? — Ну часик. Они пошли в кафе, посидели там, потом медленно прошлись в полном одиночестве по аллеям парка. Дождь лил, как из ведра. Маринка представила тревогу родителей, поглядывающих на темные, залитые струями дождя окна, и заторопилась домой. Они дошли до середины двора и остановились под старым кленом. Фонарь над ее подъездом не горел — лампочку опять разбили мальчишки. Они регулярно разбивали ее и почему-то не трогали у соседнего, где жили Гена и Лена. Там сияла "кобра", да так ярко, что освещала весь двор. Дождь ненадолго перестал. Они сложили зонты. Он взглянул на ее напряженное лицо и притянул за поясок к себе. Она стояла, бессильно опустив руки и глядя на него испуганными глазами. Он обнял ее и коснулся губами ее сжатых губ. Совсем девочка! — подумал Дима. Даже нецелованная. Как приятно! — Мариночка, а зачем же поджимать губки? — спросил он, любуясь ее смятением. — Я же именно их поцеловать хочу. И зажмуриваться не обязательно — это совсем не страшно. Ну-ка, давай еще раз попробуем. Он снова притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы, которые она теперь перестала прятать. Но заглянув ей в глаза, увидел, что они полны слез. — Мариночка, а почему эти самые прекрасные в мире глазки вот-вот заплачут? Тебе неприятно? Тогда скажи — я не буду. Он ужасно расстроился - до того, что чуть сам не заплакал. Как ее понимать? Думал, она будет рада. — Дима, ты меня любишь? — дрожащим голосом спросила Маринка. — Конечно, люблю! — уверенно воскликнул он. — А почему ты спрашиваешь? — Я думала, сначала в любви объясняются, а только потом целуют, — не глядя на него, прошептала она. — А у нас все наоборот. — Так вот в чем дело! Но разве поцелуй не означает признание в любви? Я люблю тебя, очень люблю — не сомневайся! — У Димы, просто, камень с души свалился. Значит, она все же влюблена, как он и думал. — Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю! — повторял он, целуя ее в мокрые щеки, губы, лоб. — Не плачь, пожалуйста, все будет так, как ты захочешь. Мы всегда будем вместе. Успокоившись, она сама, привстала на цыпочки и, вытянув губы, неумело поцеловала его. Потом он ее. Потом снова она. Потом они обнялись и долго стояли, наслаждаясь этими чудесными мгновеньями. Расставаться не хотелось никак. Наконец, Маринка опомнилась. Подняла голову и с ужасом увидела в освещенном кухонном окне силуэт отца. — Все, Дима, сейчас он меня убьет, — пробормотала она. Губы не слушались ее, так нацеловалась. — Димочка, я побегу, ладно? Созвонимся. - И, высвободившись из его объятий, она понеслась наверх. Дверь открыла мать. Не говоря ни слова, она ушла на кухню. С видом, не сулившим ничего хорошего, в коридор вышел отец. — Кто он? — грозно спросил отец, и у Маринки от страха подкосились коленки. Он все видел. Что сейчас будет! Точно убьет. Ну и пусть! Она вдруг разозлилась. В конце концов, ей семнадцатый год. Она уже не маленькая девочка, которую ставят в угол. Она влюблена и имеет на это право. — Мой знакомый! Из сорок седьмой школы. А что? — с вызовом спросила она. — Как его зовут? И кто его родители? — Дмитрий Рокотов. Папа полковник, как ты. Только еще не в отставке. Мама завуч в его школе. И я его люблю — так и знай. — А не рано ты начала этим заниматься? Может, сначала хоть в институт поступишь? — Ничем таким я не занимаюсь! — У Маринки от возмущения на щеках выступили красные пятна. — И в институт поступлю, можешь не сомневаться. Он, кстати, тоже туда собирается. Лучший программист города. Победитель олимпиады, между прочим. — Митя, иди сюда, — позвала мать из кухни. — Оставь ее в покое. Раздевайся, дочка, небось, вся промокла. — Ничего я не промокла, я же с зонтом. Маринка разделась, прошла в свою комнату и выглянула в окно. Он стоял на том же месте и, задрав голову, смотрел на ее окна. Счастливо засмеявшись, Маринка постучала в стекло и помахала ему рукой. Он послал ей воздушный поцелуй и только тогда пошлепал по лужам к воротам. В душе у него все пело. Как хорошо все сложилось! — радовался Дима. — Какая чудесная девушка! Чистая, как росинка. Повезло мне. Теперь такая девушка редкость. Буду с ней встречаться. А потом, может, и женюсь. Надо ее с мамой познакомить, — она в людях разбирается, как никто другой. Если одобрит, точно женюсь. Года через три. Или два. А у Маринки зазвонил телефон. — Мой совет: до обрученья не целуй его, — голосом Мефистофеля пропел Гена. — Ну, как ты? Вся в процессе? — Подглядывал? — взмутилась Маринка. — Как не стыдно! — Зачем подглядывать? Я любовался открыто. Вы же стояли, как на сцене. А все жильцы — как на галерке. Сплошной театр! Ну давай, рассказывай. — Гена, все замечательно! Он мне в любви объяснился. Представляешь? — Сам объяснился? Как это было? — Ну, он меня поцеловал - а я спросила: “Ты меня любишь?” А он сказал: “Ну конечно, люблю, очень люблю!” И еще повторил: “Люблю, люблю, люблю!” — Значит, напросилась? — Гена, ну зачем ты так? Все настроение испортил. Почему напросилась? Я же его за язык не тянула. Он говорит: раз целую, значит, люблю. — Ничего это не значит. Целовать это одно, а любить — совсем другое. Мало ли кто кого целует. — А ну тебя! Тебе просто завидно — вот что я тебе скажу. Он меня любит — я в этом уверена. Ты бы видел, какое у него было счастливое лицо. — А он не спросил, любишь ли ты его? — Нет, а зачем? Это же и так видно. — Все равно, плохо, что не спросил. Лучше, если он будет хоть чуть-чуть в этом сомневаться. — Вот уж чего-чего, а притворяться я не умею. Ну тебя! Не хочу больше слушать. И она положила трубку. © Ирина Касаткина, 2008 Дата публикации: 08.09.2008 18:37:02 Просмотров: 3085 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииТамара Ростовская [2008-09-08 22:26:07]
Ирина, заколдовал меня Ваш роман.Сегодня целый день читала.Не могла оторваться.Бросайте свою физику и садитесь за романы раз у вас так хорошо получается.Спасибо автору.
Ответить |