Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Анатолий Агарков



Современная литература




Анатолий Агарков [2019-07-21 09:02:10]
Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"
Вы знакомы с литературным жанром нон-фикшен? Когда нет классического построения сюжета – завязка, кульминация, эпилог – а идет практически документальное повествование о жизни. В таком жанре написан сборник рассказов и повестей «Рахит». О чем он?
В двадцать лет силы нет, её и не будет.
В сорок лет ума нет, его и не будет.
В шестьдесят лет денег нет, их и не будет.
/народная мудрость/
Пробовал пристроить его в издательства с гонораром – не взяли.
Пробовал продавать в электронных издательствах-магазинах – никудышный навар.
Но это не упрек качеству материала, а просто имени у автора нет. Так я подумал и решил – а почему бы в поисках известности не обратиться напрямую к читателям, минуя издательства; они и рассудят – стоит моя книга чего-нибудь или нет?
Подумал и сделал – и вот я с вами. Читайте, оценивайте, буду рад знакомству…

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

Анатолий Агарков [2021-12-29 06:03:23]
Чем же заняться, пока суетятся машины и трассу не пересечь? Костёр разложить? Готовить нечего. Лучше тогда прилечь – сон возвращает силы и притупляет голод, ждать помогает, часы убивая.
А ты, Моряк, не умаялся за день? Айда со мной полежи. Лёг в лодку, а пёсик - на мои ступни. Гоняйте, машины, сколько вам влезет – вся ночь впереди.
Ночь развернула полог, наверное, над всей Землёй – из края в край чёрно-звёздное небо, серебряный серп надо мной. И тишина. Слава Богу, тишина над миром царит. Вылез из лодки, поднялся на трассу – в оба конца ни души. Не слышно моторов, не видно огней фар далёких – стало быть, можно идти. Взял за шкерт «Санта Марию» и пересёк шоссе.
За трассой течение вновь подхватило лодку, и расступились берега. Пока была ночь, в глаза не бросалось, а как рассвело…. Очутился в Америке – в том самом Каньоне, где Колорадо течёт. Лодку причалил, вскарабкаться не поленился наверх, чтобы узнать – откуда чудо земное, неужто экскаватором так накопали? Да нет, конечно, тут другая напасть - это месть природы за наше несчастное Займище. Почва здесь песчаная и поблизости нет лесов – вскрыли дёрн, овраг обозначился, и всё растёт, и растёт…. Талая вода и летние дожди смывают, обрушают берега, уносят чёрный слой земли. На том краю оврага отступает пашня, на этом богара. Вот так, ребята, рыть каналы. Болото им помешало…. Теперь не досчитаетесь поля.
«Санта Мария» вошла в Увельку там, где в устье канала выстроились в ряд исполинские тополя, а берега реки закрыли тальники. И с первой же минуты пришло разочарование: течением сносило лодку – мне надо вверх, а оно тянет вниз. И как веслом не упирался, продвинулся только вниз. Причалил к берегу, перекусил, задумался – неужто затея коту под хвост? Вперёд не гребётся, но и назад-то тоже пути нет.
Ничего умней не придумал, как снять штаны, шкерт на плечо и мелководьем тащить лодку вверх по течению. Не в добрый, видимо, час вспомнил о Никитушке Ломове. Э-эх, дубинушка…. сама пойдёт сейчас ….
Выбрался на широкую заводь – течения почти не видать, можно грести, но на мыске прибрежном остался ночевать. Натаскал сухостоя, вбил рогатульки под котелок. Поставил сеть. Хотел растянуть поперёк русла, но передумал – вдруг коряга приплывёт. Перекусил своими запасами, шибко надеясь на улов. Лысухи выплыли из кустов. Подумал, пора уж расчехлять ружьё. Проблема одна – с водой. В чём пищу варить? Во фляжке кончается питьевая, а речная…. бр-р-р. Попробовать, кипятить? Набрал воды, развёл костёр, повесил котелок. Когда вскипела, спать лёг – утром остывшую будем пить.
Лысухи всю ночь бранились сварливыми голосами. Моряк пару раз лаял, кого-то пугая во тьме. Наверное, выспался на канале – никак не засну на реке. Тревогой дышали мысли – неужто бурлачить придётся до конца пути. Что-то я не продумал – может, лучше вернуться, лодку дома оставить, и двинуться к цели пешком. Да только там без лодки никак….
Туман, от воды поднимаясь, сравнялся с макушкой кустов. Но стало светлее – день на подходе. Время сеть снимать.
В ячейки рыбёшки мелкой набилось, наверное, с полведра – окуньки полосатые, краснопёрки глазастые и серебристая плотва. Лысуха запуталась и утонула – будет к ухе шурпа.
Попробовал воду – пить можно, фляжку заполнил впрок. Развёл костёр, котелок подвесил – будем уху варить. Рыбу не чистил, только от внутренностей, и с чешуёй в кипяток. Лысуху выпотрошил, обмазал глиной и закопал в угли.
Наелись от пуза рыбы варёной, а когда остыла уха, холодец получился, я попробовал: вроде съедобно – вот твоя доля, Моряк. На десерт жареные потроха. И под завязку пиршества печёная утка, пусть без яблок и шкурки румяной, но до того вкусна, что я подумал, жизнь прекрасна – нет худа без добра.
Поели, воды попили - ну что, в путь, капитан Моряк? Залили костёр, собрали сети, сохшие на ветвях. Прощай, гостеприимная заводь – будем тебя вспоминать.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-02 18:20:43]
Опять бурлачу. Вода холодная и каменистое дно. Надел кеды – так безопаснее, мало ли чего. Заметил – брести легче, чем грести. И даже когда берега расступались, течение сходило на нет, не садился в лодку - тащил за собою, если позволяла глубина.
Бетонные сваи, бурливый поток – над головою мост. Несутся машины туда-сюда, гулом им вторит вода. А за мостом широкие берега тальник оголил рыбакам. Сидят с удочками, глядят на меня:
- Откуда, приятель, воз?
- С Троицка поднимаюсь.
- И как там нынче клёв?
- Крючки обрывает...
Посидел бы я с вами, ребята, но дело прежде всего. Впереди город и ГРЭС возвышаются, а на реке - мост череповский, за ним плотина. Эту преграду вброд не осилить, веслом не огрести, значит надо складываться и в обход идти.
Притопал к пустынному берегу, вытащил лодку, спустил, свернул, сунул в мешок. Словом, привёл всё походное достояние в исходное состояние. И золоотвалами, забирая влево, по широкой дуге обходил Череповку, намереваясь выйти к началу дамбы, которой кончается плотина. Труд не из скорых – отнесу часть поклажи на полкилометра и возвращаюсь к другой. Моряк охраняет, пока меня нет, а как появлюсь, он срывается с места, мчится вперёд и безошибочно находит оставленные без присмотра вещи.
Пала роса. На ней поскользнувшись, рухнуло солнце за горизонт. Я всё кантуюсь – шибко не хочется ночевать в Долине Остывших Углей.
Ночь непроглядная, на небе ни звёздочки – хмарь затянула его. Свет фонарей на дамбе да ещё огни города мне помогают не сбиться с пути. И в эту минуту земля раскололась, грохот обрушился на неё. Я даже присел, готовясь к худшему, Моряк с визгом кинулся в темноту. Потом запах дыма (пыли?) принёс понимание – ГРЭС продувает котлы. Где-то поблизости столпотворение – плюётся золою труба. Слава Богу, мы в безопасности. Но где же Моряк? Звал его, когда грохот закончился, вслушивался в тишину. Хорош же ты, друг, хозяина бросил – сбежал при первом же шухере.
Придётся остаться и здесь задержаться, чтобы не потерять пса. Собрал всю поклажу, прилёг с надеждой – одумается и придёт.
Волк появился в тумане утреннем – огромный с огромною головой. На гребне холма чуть выше хмари стоял он и слушал звуки окрестности. О, Господи! Где же ружьё? Руками, трясущимися от испуга, извлёк его из чехла. Собрал, два патрона сунул, приклад приставил к плечу…. Ну, где ты, зубастый? Моряк выскакивает из травы.
- Здорово, приятель! Волка видел? А, чёрт побери! Так это был ты. А я чуть было тебя не ухлопал. Ну, раз жив остался, два сухаря держи.
Подкрепившись, спиной к занявшейся заре продолжил муки по перетаскиванию поклажи. На берег водохранилища вышел, когда день разгорелся вовсю. Ночные тучи ветер унёс и разгулял волну. Лодку собрал, накачал, но в плавание не решился, лишь сеть поставил вдоль камышей. К вечеру достал из неё двух налимов и здоровенного карпа, а снасть оставил до утра. Сварил ухи, досыта наелись, спать завалились – благодать!
Я внушал Моряку – слух и зрение, ноги быстрые да клыки тебе даны не для того, чтобы при опасности позорно убегать в кусты. Ведь ты же собака, первый друг человека, и должен биться за хозяина, не щадя себя самого. Пойми же, дурила, вместе мы сила - у меня для обороны тоже кое-что есть.
Моряк стыдливо отводил глаза и поддакивал хвостом.
На утренней заре сеть снял – пять налимов и два карпа запутались в ней. Каждый не меньше килограмма. Такая прорва еды – как сохранить её? Головы скормил собаке, остальное почистил и порезал на куски, в котелок уложил, пересыпав солью. Словом, будет сельдь в маринаде….
Ветер развернулся и от плотины гонит волны на простор водохранилища. Что, брат, не дрейфишь? Вот оно море – покажи, какой ты моряк. Свистать всех наверх! Паруса ставьте! Нет парусов? Фантазии нет. Отец мой однажды на этой камере, подняв в руках целлофан с парниковой грядки, озеро Горькое переплывал.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-05 14:59:00]
Со мною нет целлофана. Просто вывел лодку за камыши и отдал во власть стихии – неси нас ветер по нашему пути. Была бы удочка – времени не тратя даром, ловил рыбу на крючки. А сейчас чем заняться? Ну, правильно мыслишь – давай приляжем и поспим.
Чуть покачиваясь и кружась, лодка медленно дрейфовала к далёким берегам. А перед глазами менялись пейзажи – то бор сосновый, то зелёные поля. Приближались холмы и лиственный лес - удалялись трубы ГРЭС.
Прокатившись горизонтом, солнце упало за край земли, послав последнее «прости» золотистым облакам. Померкли краски дневные. Ветер стих, унялись волны - штиль застиг нас в открытом море. Ну что ж, к превратностям судьбы готовы – в котелке солонина, а за бортом вода. Когда ж иссякнут запасы и силы, я тебя съем – учти, Моряк.
Среди ночи, где-то стороной пройдя, вспорола тишину моторная лодка. Волна её катилась к нам долго-долго. И потом ни звука до самого утра. Хотя нет – у борта плескалась рыба, но это стало также привычно, как и ария приблудшего комара.
Чуть утро осветило пушки (трубы ГРЭС) и леса синего макушки, я взялся за весло. Не далеко нас унесло – километров пять придётся упираться.
А ну, Моряк, попробуй солонину - ты не помрёшь, поем и я. Поел? Живой? Теперь давай споём.

Сидели мы на озере вонючем, сидели мы в двенадцатом часу
И прислонясь ко мне своей поганой харей, ты пела ковыряяся в носу…

Горланил какую-то чушь, и голос мой далеко разносился над подёрнутой утренним туманом гладью водохранилища. Сытый Моряк, заразившись настроением, лаял за компанию.

Ты пела так, что выли все собаки, и у соседа обвалился потолок…

Проплывая в виду села Кичигино, вспомнил жуткую историю, рассказанную Серёгой Рысевым на вечерних посиделках в спортивном лагере. Когда-то в революцию кичигинские казаки подло погубили продотряд из Челябинска. Тела двух дюжин человек утопили в этих самых водах. Я ни за что бы не стал здесь купаться.
Берег близится. Вижу несколько рукавов – который из них не залив, а продолжение реки, попробую догадаться. Начал с крайнего методом тыка и точно попал – течением сносит вспять. Всё приехали – бросай весло и в гуж впрягайся. Но решил подождать.
Отошёл в залив, поставил сеть, развёл на берегу костёр. Всю солонину сварил в ожидании щедрого улова. Потом грустил, насытившись, сознавая, что полпути ещё не позади. Что ещё топать мне и топать, лодку волоча за собой. Но цель, как говорится, оправдывает средства. Кто-то ради неё эксплуатирует людей, а я лишь бью свои собственные ноги и напрягаю руки. Зато как легко голове!
Грустил за кампанию закат, разгоревшийся за рекой. Потемнела вода, придвинулись берега, и только небеса ещё прощались с солнцем, радуя глаз белыми, как лебеди, облаками. Засыпала земля, тепло даря. Так было здесь и до меня, и сотни миллионов лет назад – незыблема жизнь Природы. Бездна лет прошла, рушились и возводились города, рождались и умирали люди – а вода текла, точила берега, шлифуя круглую гальку. Однажды встретила меня…. Ну, здравствуй, матушка Увелька! Давай подружимся. Ты мне свои откроешь тайны, а я прославлю тебя на века. Я в мир пришёл, его познать – не злато собирать, а мысли, чтобы понять, кто чем и зачем дышит. Не правда ль, благородна цель? Ради неё храни меня….
Правый берег (а для меня левый – поскольку шёл против течения) возвышался стеною, осыпался обломками камней, и вода перекатывала их на пологий левый. Кусты, где могли, цеплялись за почву. Порою, длинная коса впивалась в реку, как кинжал, сужая берега. Где была глубина, там она спокойно текла, а на мелководье шумели перекаты. И такая радуга красок в скалистых берегах – от ярко красного до сине-голубого. Это расцвечивали минералы – гранит, базальт и что ещё там…. А этот белый – наверное, мрамор. Звучит – река в мраморных берегах!


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-08 06:05:37]
Голова вертится, глаза восторгая, а ноги идут, и дотащили меня до развилки. Слияние двух рек? А может, остров? Должна быть Кабанка – она впадает где-то тут. Раз она приток правый, то мы идём…. направо – когда идёшь вверх по течению, всё наоборот.
Будто по мановению волшебной палочки берега поменялись – теперь скалы и обрывы справа от меня. Уж не дал ли маху, свернув не туда? Иду в сомнениях, а крутые берега меж тем сошли на нет, расширились, и река обмелела. Дороги след оборвался в воде и начался за нею снова. А вон мужик моет машину, черпая из реки ведром. Подошёл.
- Скажите, где я?
- На Земле.
- Это которая в солнечной системе? А у реки название есть?
- Была Увелькою с утра.
- Пусть ей и остаётся.
Когда за поворотом скрылся брод, решил остановиться. Этот диалог напомнил о еде. Развёл костёр, сварил ухи – съел рыбу, а студень на ужин. Немного отдохнул, надо бы идти, но не могу себя заставить. Покоем дышали тихие берега, и лес берёзовый манил. Пока светло, схожу за грибами. Решил и Моряку приказал:
- Останешься лодку охранять.
Подумал, мало ли чего, и взял ружьё.
Грибов не нашёл, но спугнул утку с гнезда в траве из-под куста. Там восемь голубеньких яиц. Сварил и съел, не терзаясь жалостью, уступил студень Моряку.
Дивный вечер затопил окрестности. Сложил костёр, но не спешил разжигать - смотрел, как гаснут краски дня, как тихо наползает ночь. У ног текла река, неся тепло Урала к далёким берегам седого океана.
Утром всё наоборот – заря, восход, и краски неба пролились на землю. Позавтракал и в путь. Пробовал грести, где получалось движение вперёд, где нет – тащил лодку бечевой.
После обеда (я о времени – не заморачиваться на еду в полдень становилось нормой) показалась Красносёлка. Путешественник без штанов! – то-то будет смеха на берегу. И я, забравшись в лодку, настроился на тяжкий труд – грести упорно против течения, пока не закончится село.
Лодка вертелась и взад сдавала, как необъезженный скакун. Но мало-помалу приноровился – узрел фарватер и сошёл с него. Нырнул под мост – покеда, Красносёлка! Потом только вспомнил, что хотел остановиться, зайти в магазин и хлеба купить - румяного, душистого, с хрустящей корочкой…. м-м-м. Закашлялся, захлебнувшись слюной.
Стал высматривать место для ночлега. Справа снова скалы подступили, слева широколиственный лес. А я всё плыл, прикидывая, где можно сеть поставить. Закат багряный подгонял. Наконец, увидел тихую заводь у острова на слиянии двух рукавов. Сеть поставил и на берег – готовить сучья для костра.
Трава, кусты, кудрявые берёзы – здесь всё умиротворенностью дышало в награду за мои труды. Боже, как я устал за эти дни! Ноги болят, руки ноют, и голод даёт о себе знать. Сухарей уж нет, съел последнего сушёного карася, и если завтра сеть будет пуста, на суку повешусь или с ружьём отправлюсь на большак. Жизнь, спрошу встречного, или хлебная корка …. Боженька, ты милосердный - помоги!
Но Всевышнему не до меня – сеть оказалось пуста. Как назло пропали утки. Я брёл в воде, таща лодку, и взирал на окрестности с одной лишь мыслью – кого-нибудь убить и съесть. Моряк - тому что? – есть еда, трескает, не стесняется, а нет, так лягушку поймает в траве. Терзали мысли – зачем иду, последние силы жгу, надо бы остановиться и чем-нибудь подкрепиться, а я всё иду и иду.
Справа приток в скалистых берегах. Это речушка Сухарыш. А сколько по ней до села? Вверх по Увельке должно быть Подгорное. Что ближе, как угадать? Нет веры в милости божьи, одна лишь надежда на магазин. И если не хватит мне сил, то….


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-11 06:38:04]
Как пустынна река. Где рыбаки, где туристы с гитарами и отдыхающие у мангала? Такие ландшафты зря пропадают – я бы отсюда не уходил. И не уйду, наверное - мне обелиск посмертно поставят вон на той горе. Подпишут «Исследователю рек А.Е. Агаркову». Пройдут пионеры – салют Анатолию! Проплывёт пароход….
Проплыл немного – отдохнули ноги. И снова скалы сжимают русло - ускоряют течение, гонят из лодки. Скорей бы уж ночь – лёг, не раздумывая, вдруг не проснусь – станет легко….
За извилиной показалось село. Ну, слава те, Господи! Спасение моё!
День к закату клонится - теперь бы успеть в магазин.
Лодку затащил в кусты. Моряку наказал:
- Сиди и жди. Ни шагу в сторону. Вернусь – накормлю.
Налегке, взобравшись на кручу, топаю в село и магазин.
Ну, здравствуй, Охотник, здравствуй Подгорное! Не узнаёшь? Мы ж знакомы давно. Я даже знаю, в каком из домиков твой невзрачный магазин. Но время к вечеру, лавка на клюшке. Ну, блин, совсем кранты!
Стучусь в избу соседнюю:
- Простите, не скажите, где проживает продавец?
Женщина вышла босая, в переднике:
- Ну, я продавец.
- Мы там, - махнул на реку рукой, - без хлеба сидим.
- Кто это «мы»?
- Туристы увельские.
- Черти вас носят! К магазину идите – щас отопру.
Купил три булки ароматного хлеба, палку варёной колбасы.
- Круп не хотите?
Покачал головою.
- Идёмте ко мне – картошки дам: всё одно выбрасывать. Её целый погреб, а скоро уж новая подойдёт.
Три ведра насыпала в крапивный мешок.
- Туристы, - усмехнулась по-доброму. – Мешок возверните.
- Завтра принесу.
За околицу вышел, сел на мешок и зубами вгрызся в хлеб и колбасу. Руки трясутся, селезёнка ёкает: голод не тётка – припрёт, зарычишь.
Вернулся к лодке, Моряку дал хлеба, кусочек отрезал колбасы. И верный мой спутник ума лишился – скулил и прыгал, на задних лапах ходил, выпрашивая ещё. Потом попытался стащить. Ну, так и быть, к чему хранить – вдвоём умяли всю палку за вечер. Развёл костёр, испёк картошки. Что, брат, не хочешь? А я пожую.
Утром, умывшись, сходил в село. Мешок вернул, сигарет купил, и денег тю-тю.
Остался на день, решив потемну пройти село. Иван-чай заварил. Спал, ел хлеб с варёной картошкой – словом, набирался сил.
Охотник-Подгорное миновал ночью и шёл до утра, пока не кончились обрывистые берега. Когда течение успокоилось, и можно было грести, сел позавтракать в тихой заводи. Можно было сеть поставить, но надо идти. Последний рывок – за селом Коелга Коелга-речка. Конец бесконечного маршрута – начало пути неведомо куда.
К Коелге подошёл во второй половине дня. Место нашёл, где сеть поставить. Спрятал поклажу, выставил стражу. Пошёл на разведку. Село небольшое, церковь на взгорке, а вон мраморный комбинат. Нашёл место, где встречаются реки. Ориентиры прикинул, чтоб ночью мимо не прошагать. Но течение спокойное, и я грёб веслом, минуя село. Вот мой поворот направо в Коелгу. Прощай, Увелька, даст Бог, увидимся.
Собаки облаяли с берега нас. Тише, Моряк, нашёл с кем связаться – для того ли мы плыли сюда. Сколько энергии зря пропадает - надо постромку придумать тебе. Будешь лодку тащить, а я управлять.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-15 06:24:17]
Под мост нырнули, брод протопали, снова плывём – село позади. Берега невысокие, течение плавное – грести не в напряг. Сколько отсюда до места искомого? Деньга говорил тридцать километров – значит, ещё два дня пути.
Наверное, мышцы мои привыкли к тяжёлому труду – ночь иссякла, день разгорелся, а я всё гребу. И на закате багряного солнца вдали замаячили женские груди – те, что желаннее нет для меня.
Место выбрал для ночлега, сеть поставил, развёл костёр. Поел, закурил и начал думать, как дальше поступить. Попроситься в работники к Абузару, разнюхать всё, а потом решить, стоит ли в эту пещеру спускаться. Или не стоит? Однако, есть подозрение, что Абузар – хранитель пещеры Титичных гор. Он сам говорил - его предки оттуда. А ещё про пугачёвский клад. Может быть, врал всё тогда безбожно - и про учёных со стариком. А если не врёт? Тогда он мне не помощник – скорее наоборот.
Абузар. Что за тип? Живёт на отшибе с Лукерьей своей – ни света, ни телевизора, даже к транзистору нет батарей. Сила привычки? Или какая-то необходимость держит его у подножья двух гор?
Пещера. Сколько легенд вокруг неё! Наскальные фрески, клад Пугачёва, а теперь ещё вход или выход в неведомый мир. Может, не зря её затопило – Природа скрывает тайны свои. Может, не стоит туда соваться?
Страх. Он присутствует - как без него? Страх неизвестности. Страх опасности. Страх найти золото Пугачёва – а дальше-то что?
Не спеша надо во всём разобраться, не бухаться в омут с головой.
К чему Абузар? Мне помощник не нужен – зря что ли лодку сюда тащил.
Пещера? Заглянем – меня не убудет. Что-то не хочется верить в чертей.
Кое-как себя успокоив, уснул, а на рассвете позавтракал и в путь. Грёб до того места, где берег захватили тальники. Стоп - дальше на левом будет заимка и горы Титичные за ней. Причалил к правому, чтобы снова свернуться и пешком продолжить путь. Поклажи стало как будто больше – ах, да, картошки добавилось два ведра. И ведь не бросишь – голод не тётка. В путь собрался и Моряку:
- Пойдём, брат, вместе – нынче охрана нужна самому.
Марш-бросок получился – вышел противнику в самый тыл. На берегу прогалина, течение не быстрое, а за поворотом шумит перекат. И вот она, гора-титька, закрывшая горизонт. День клонится к вечеру, но мне не до отдыха – спрятал поклажу и в путь за другой.
Ночью заканчивал путь бездорожьем, спотыкаясь о каждую кочку, но фонарика не доставал, сохраняя инкогнито. Слава Богу, светила луна - хоть и не полная, но уже и не месяц, благословивший начало пути. И ещё Тебе слава, что экономил дожди. Лучше в реке искупаться, запнувшись, чем мокнуть где-нибудь под кустом.
Всё, вещи на месте, ночь на исходе - можно спокойно лечь и уснуть. Но вдруг померещилось что-то, и вспомнилось…. Ужбинское плато. Мистики только сейчас не хватает – умом понимаю, что всё это чушь, но близость пещеры угнетает и не даёт уснуть. Помнится, здесь рычали чудовища и раздавался топот копыт. Вот и сегодня что-то мерещится в звуках бурлящей воды.
Рассвет пришёл, я и глаз не сомкнул. Собрал лодку, накачал тихонько, стараясь не шуметь. Но прежде, чем спуститься на ней к перекату, решил ещё раз всё осмотреть. Пробрался через тальниковые дебри, залез в воду, раздвинул ветви – пещера напротив. В отвесной стене высокой горы зияла дыра – вода утекала туда. Прав был Деньга, а впрочем, я и не спорил тогда. Быть откровенным – побоялся, что сил мне не хватит по канату обратно взобраться, и не стал спускаться. А теперь заглядывал в каменную нору, как в волчью пасть – что ты скрываешь в своей темноте? Людей глотаешь и запиваешь водой из реки?
Впрочем, в сторону лирику, займёмся прозой. Вход пройти можно прямо на лодке, головы не склонив. Что там дальше, покажет дальше. А вот подход…. По всей ширине реки перекаты – течением быстрым лодку вынесет на острые камни и мигом порвёт. Путь один – прижимаясь к скале, спускаться в лодке на шкерте. Об этом я думал, готовясь в дорогу – «кошку» прихватил с длинной верёвкой. Её там метров…. Должно хватить, если поближе зацепить.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-18 06:19:21]
Всё, подходы изучены, надо идти, но что-то удерживает на месте и заставляет смотреть в чёрный зев угрюмой скалы. Будто сейчас, в миг самый последний сигнал прилетит – стой, не ходи, смерть тебя ждёт впереди!
Первый раз в жизни перекрестился:
- Храни меня, Господи!
Последние хлопоты перед спуском – лишние вещи на берегу, ружьё собрано и заряжено, торчит бушпритом на носу. Фонарь под рукою.
Ну, что, Моряк, пойдёшь со мной в пасть каменного дракона? Да брось храбриться, ты смелый потому, что не знаешь, куда я иду. Короче, останешься на берегу. А то, не дай Бог, там запаникуешь - мне неприятности с тобою ни к чему.
Наискось, сносимый течением, пересёк реку. Веслом гребу, прижимаю лодку к берегу. И под рукой «кошка» – если вдруг понесёт течением и станет посудина неуправляемой, попытаюсь за что-нибудь зацепиться. Не смогу на земле, в воду брошу – дно каменистое поможет.
Поворот реки. Открылся перекат. Начинается отвесная скала. Последнее дерево – сосна, за неё и зацепил «кошку», сделав петлю. Весло положив, сплавляюсь на шкерте. Чуть слабина – несёт течением на стремнину. Натяну бечёву – она прижимает лодку к берегу. А на стремнине «клыки дьявола» бурлят и пенятся водой, лодку царапнули пару раз, но не цапнули – увернулся к скале.
Ещё травлю, руки дрожат от напряжения. Чёрт! Не додумался сделать в днище крюк, чтобы шкерт пропустить – травить или тормозить без усилия: есть опасность, что в руках не сдержу, когда устанут. Тогда останется, обмотать вокруг талии и лечь на дно, чтобы лодку течением не унесло.
Вот и пещера – лодку несёт прямо туда.
Травлю понемногу. Надо мной серый свод. Шлёпнул рукой по прохладной поверхности – принимай незваного гостя, обитель добра или зла!
Пещера сужается - царапая стены бортами, лодка протискивается вглубь скалы. Шум переката здесь, как в трубе, увеличивается до рёва. Господи, ткнуться сейчас бы в непроходимый тупик, чтобы был повод вернуться. Я попробовал потянуть бечеву – лодка подаётся. Прошёл метров пять, а отсюда до выхода рукой подать. Путь к отступлению есть, тогда попробую в глотку дьявола ещё немного пролезть.
Что-то сверкнуло в луче фонаря – даже, сверкнув, отразилось. К горлу подкатила слюна - Господи, неужто так просто! Клад Пугачёва, золотые трофеи из позапрошлого века? Каких-то пять метров ещё, и стану я богачом.
Тоннель закончился великолепным гротом – обширным, с высоким потолком, от которого отражаясь, шум переката перерастал в гром. Сверкнули, наверное, прожилины кварца – вон их сколько в стене. А я подумал… Да Бог с ним, кладом. А это что? Луч фонаря упёрся в контур медведя, выдолбленного на скале. Тело и лапы могли быть чьи угодно, но голова косолапого. С такой башкой и разинутой пастью только в пещеру ходить – эй, мужики, отдавайте вершки, забирайте, на хрен, свои корешки. А вон, наверное, бизон нацелил мамонту в хвост рога. Ба, да тут целая Третьяковская галерея! У этого существа оленьи рога. А вон опять медвежья голова. Кому-то ведь было не лень стучать каменным зубилом по каменным стенам изо дня в день.
Об этих рисунках давно известно – мне слава здесь не грозит. Но вот этот грохот в подземелье слуха к чёрту лишит. Пожалуй, пора выбираться отсюда, но интересный вопрос – куда вода через грот стремится? Кажись, к той стене. Достанет ли шкерт? Он на исходе. Значит, придётся снова вернуться….
То ли руки мои устали, то ли, чуть приподнявшись, сел неудачно, то ли лодку снизу толкнули – она вдруг качнулась, я шкерт обронил. За ним дёрнулся и фонарь утопил. Судно моё подхватило течением, закружило и понесло, обо что-то ударило. Потом ударился головой, и во тьме кромешной померк для меня белый свет…


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-21 06:15:26]
Возвращение блудного сына

Человек — как кирпич: обжигаясь, он твердеет.
(Д. Б. Шоу)

Мне приснился сон…. Я лежал на склоне холма, а надо мной огромная, чистая, без всех этих пятен и складок, которые учёные астрономы обозвали морями и горами, сияла луна, затмевая звёзды. Здоровенный волк выскочил на вершину холма, сел и, задрав острую морду к небу, завыл на ночное светило. Сейчас он допоёт песню охоты, спуститься и меня прикончит. Но я не трогался с места, потому что знал – это сон, и он протекает по не мною написанному сценарию. Надо ждать, что будет дальше.
Серый разбойник прервал своё соло и кинулся прочь. Я поискал глазами причину его поспешного бегства и увидел….
Семья диплодоков важно шествовала по реке. Да, это были диплодоки, как их рисуют в книгах по истории Земли. Впереди папа – такой огромный, что вода скрывала его ноги и часть туловища, оставляя моему взору горбатую спину. От мамы из реки торчала только голова на длинной шее. Малыш плёлся сзади – а может, плыл? Его головёшка торопливо двигалась вслед за взрослыми по течению реки….
Приснится же такое.
Я очнулся. В глазах запрыгали пятнышки света – их, наверное, можно уже открыть. В первое мгновение я был ослеплён. Утро встретило пением птиц и сонмом скачущих по комнате солнечных зайцев. А может, был уже день? Скинул с себя одеяло и сел на кровати, поставив ноги на половик. Я не знал, удивляться мне или нет - мягкую подушку и одеяло давно не видел в своих скитаниях.
Яркий свет лился через открытое окно – за ним было хорошо, за ним, приветствуя солнечный день, пели птицы. Шелестели от ветра тюлевые занавески. Тут послышалось урчание – на кровать прыгнул большой чёрный кот. Я почесал ему между ушами – он, довольно зажмурившись, замурлыкал, и улёгся, облизывать лапы.
Посидел ещё немного, встал на ворсистый половик, огляделся… и замер. Ведь я же голый! Оглянулся – и одежды поблизости нет. Снова в кровать – будем ждать, когда появятся…. «диплодоки».
Лёжа в постели, прислушивался к себе, не понимая почему постоянно кружится голова. Что со мной? Где я? Понятно, что не на холме тёмной ночью и не в пещере – вижу цивильные тюлевые занавески, а подо мной стальная кровать. Может, ещё прикорнуть, и я снова окажусь где-нибудь в ином мире?
Вспомнил! Я Анатолий Агарков, студент, от роду восемнадцати лет, учусь в Челябинском политехническом, родился в Увелке, где сейчас живут мои родители. Как я здесь очутился? Дело в том, господа присяжные заседатели, что загнал я свою молодую жизнь в тупик по самые «помидоры». Короче, насолил бандюкам, и за то им меня убить, ну просто, как два пальца об асфальт. Короче, раз-два – и нет меня. Что делать? Решил я скрыться от них в таинственной пещере Титичных гор. Что в ней таинственного, спросите вы? Во-первых, туда трудно попасть. Во-вторых, как говорил местный абориген дед Абузар, там спрятал награбленное сам Емельян Пугачёв, самозваный император России. В-третьих, то же со слов полоумного деда, пещера – это окно в иной мир.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-24 06:08:25]
А в пещере что-то случилось. Кто-то напал на меня или я ударился головой?
Кстати, она кружится и болит. Ощупал свою незадачливую бестолковку. Ну, так и есть – большущая шишка в подзатылочной части. Как это я умудрился удариться? А может, саданули в тёмной пещере? Чем? Да хотя бы веслом. Кому-то я был нужен? А вот…
Понюхал ладони – они пахнут дымом костров и рыбьей чешуей. Ну, костры я в походе, положим, жёг, путешествуя вверх по Увельке и Коелге. А рыбный запах? Господи, да давно ли ты руки-то мыл, сказала бы мне на это мама. И то правда…
Короче, я жив, лежу голый в кровати неизвестно где и у кого. Помню пещеру, удар в темноте, а дальше ничего не помню.
И, наверное, это указание сверху – от себя, мол, парень, не убежишь – пока жив, надо жить там, где появился на свет. Впрочем, о чём я? Ах да, в этой жизни меня ещё ждут разборки с бандитами и, возможно, с милицией…
Задремал… Окунулся в сон. Опять диплодоки бредут по реке. Но это только прелюдия. А дальше - ночь, пещера, на стенах всполохи огня от костра, в объятьях у меня женщина в набедренной повязке, наши страстные поцелуи, ладони мои на её голых грудях…. И приплыли….
Ну, конечно же, это был Абузар. Поздним вечером, когда сизый язык тумана уже подтянулся к подворью с реки, он возник на пороге, нарисовавшись в дверном проёме широченными буграми плеч и большой косматой головой.
- Оклемался, субчик-голубчик?
- Здравствуйте, дедушка Абузар.
Хозяин помолчал, задумчиво поскрёб бороду, глубоко вздохнул большим носом, будто инспектируя мой запах, а потом шумно выдохнул. Снова заговорил.
- Ну, видать, и вправду оклемался. Чего припёрся такую даль? Не лень было ноги бить? Видать, покоя не даёт Емелькин клад. Да нет его – я пошутил. Коли оклемался да выспался, вставай, паужнать будем. А с утречка направляйся-ка назад, откудова пришёл.
- Да голый я. Где одежда моя? - сказал и решил сознаться. – Тут, дедушка, такое дело – обтрухался я.
Абузар усмехнулся:
- Бабы снятся? Знамо – возраст. Простынь собери. Одеяло-то сухо? Сейчас одежонку принесу – жена постирала.
- Простынь я сам состирну.
- Не мужицкое это дело.
- Да мне не в тягость.
- Сказал, не суетись.
Ушёл, бурча что-то под нос. Я сел на кровати, дожидаясь одежды. По виду Абузар был похож на Деда Мороза с новогодней открытки – широченная борода (правда, чёрная, с проседью), красный нос и насмешливый взгляд затаённых глаз под густыми бровями. Искорки, которые иногда в них вспыхивали, намекали на то, что он знает что-то, недоступное другим. Например, про «Емелькин» кладе.
Самая бредовая идея, которая могла прийти мне в голову, это попытаться уговорить Абузара, указать мне место, где запрятаны сокровища Пугачёва. Они, может быть, ему и не нужны совсем, а мне-то бы ой как пригодились. На добрые дела, конечно, ведь я - хороший человек. Так считает мой отец, я сам и некоторые окружающие.
Ужинать за стол сели втроём – Абузар, жена его Лукерья, и я. Хлебая деревянной ложкой щи, хозяин куда более приветливей, чем прежде, спросил:
- Виниться думаешь?


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-27 06:42:48]
Виниться – в смысле рассказывать… Ну что ж, я рассказал всё без утайки. Про драку на вокзале и бандюков. Что бежал сюда в надежде найти другой мир и укрыться в нём. Дальше не помню…. Но, кажется, я в нём был…
- По-старому, - сказал Абузар совершенно спокойно, - всыпать бы тебе розг штук этак сто.
Я и не нашёлся, что сказать. Дуркует старый? А может…?
- Если в работники попрошусь, сечь будете?
- Зачем тебе это, парень?
- Так дома меня убьют.
- Нехристь ты, а мы истиной веры.
Староверы вы чёртовы, а вслух сказал:
- Причём тут это?
- За стол садишься, креста не ложишь – смотреть, с души прямо воротит. Нехристь и есть….
Да ладно, раскашлялся – я уеду.
- Где мои вещи?
- Все целы – в сарае лежат, и собачка жива.
Моряк?! Слава Богу! Вот о ком я забыл. Прости, дорогой.
Хозяйка стрельнула по нам глазами.
- Чё гонишь-то, али помощник не нужен?
- Цыц, я сказал! – Абузар пристукнул кулаком по столу. – Не помощник он, а соглядатый – тайна пещеры ему нужна.
- Господи! Какая тайна? Сам колобродит и людей с ума сводит. И-и-и, лешаки….
- Простите, - это я сказал без покаяния, а с насмешкой, - коль что не так сделал. Завтра с утра подамся обратно, если лодка цела.
- С дорогою помогу, - сквозь зубы процедил Абузар.
- Это как?
- Навьючим лошадку, и провожу до самого дома, - Абузар сочувственно вздохнул. – А куда ж деваться – хоть и незваный, а всё-таки гость, у которого с головой невпорядке. В Увелке живёшь?
И задумчиво побарабанил пальцами по столу. Я подумал – хочет поговорить дорогой и не стал донимать расспросами, как он меня нашёл
В кухонке стало сумрачно – вечерело. Абузар разжёг висящую над столом керосиновую лампу. Хозяйка убрала со стола и снова накрыла к вечернему чаю. Хозяин прошёлся по дому – что-то потрогал, что-то переставил, грохнул табуреткой, поправил лампадку под иконами, вернулся на кухню, бросив на меня сердитый взгляд.
В моей выстиранной одежде курева не оказалось, и я маялся у открытой двери, занавешенной тюлью – от комаров, должно быть.
- Присаживайся, гость незваный – откушаем, что Бог послал.
- Да только что ели.
- Так говорится. Чаю попьём и ляжем спать – телевизоров нету.
- А жаль – с таким богатством и на свободе – это я съехидничал, вспомнив «Золотого телёнка».
- Грех за столом ругаться, - хозяйка напомнила о себе.
Мне показалось, она ко мне благоволила, жалела – по-русски говоря.
Старые часы в горнице у хозяев показывали шесть утра, когда мы «собратые» и «позавтракамши» вьючились с Абузаром в дорогу. В сарае лежала моя лодка, а в ней все вещи и ружьё. Моряк метался по двору, ни капельки не боясь огромных псов Абузара – уже снюхались. Ну, здравствуй, псина! Схватил его за уши, прижал к груди, а он вырывался, прыгал и пытался лизнуть мне лицо.
Абузар оседлал двух лошадей, третью навьючил моими вещами – избавленной от воздуха и свёрнутой лодкой, сетью, ружьём и боеприпасами. Словом, всем, что было моё.
Абузар, прощаясь, сказал жене:
- Табун у дома пустил – собаки присмотрят, и ты посмотри.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-01-30 06:43:43]
Она помахала нам вслед рукой.
Абузар, держа вьючную лошадь в поводу, пустился в рысь напрямки – мимо Подгорного (он же Охотник), мимо Каменки, вокруг Южноуральска, через лес, мимо кладбища, прямо в Увелку, на Бугор. И я следом, трясясь в седле. Моряк бежал налегке. Ехали молча.
Когда в виду Южноуральска пересекли Увельку, сели обедать. Вот тут я спросил:
- А как вы меня нашли?
- Собачку благодари. Выла возле твоих вещей, когда я её нашёл. Потом смотрю, верёвка по берегу до самого входа. А там…
- Там я с шишкой на голове.
- Тебя не было – лодка пустая.
- А как же…?
- Тебя я позавчера обнаружил в камышах у берега бездыханным.
- В смысле, без сознания.
Абузар промолчал, сунул в рот яйцо варёное и долго жевал, запивая молоком из бутыли.
- Как же я выбрался из пещеры, без сознания, против течения?
- А у титек две дыры – в одну втекает вода из другой вытекает.
Вот это новость! И у меня опять куча вопросов. Но Абузар замотал тормозок:
- Поехали, время не ждёт.
И до самого моего дома не проронил ни слова.
А я всё-таки ему сказал:
- Вспомнил – если смотреть на луну в полнолуние можно увидеть очертания горбатенького младенца на её теле.
Абузар не ответил, только хмыкнул – к чему это ты? – ах да, с головой непорядок.
Отец уж вернулся из санатория. Маме, кажется, что-то плёл о практике институтской. Отцу, что сказать? Хороша практика на лодке с ружьём. Словом, поначалу растерялся.
Абузар молча на глазах недоумевающих родителей разгрузил мой скарб, кивнул с видом – впредь не попадайся! – сел в седло, в повод две лошади, и в двенадцать копыт зацокал в сторону заходящего солнца. Я и к столу не успел его пригласить. Да и не хотелось. Спаситель хренов! Корчит из себя Хранителя пещеры. Ну, дай срок, доберусь я до твоих сокровищ.
Отец взял ружьё, патронташ, понёс в дом. Я лодку и сеть в сарай. Маме отдал рюкзак с тёплыми вещами. Привязал Моряка. Минут пять постоял у крыльца, собираясь с мыслями – что соврать? Всё рассказать, как есть? И про бандюков? Нужно ли это моим родителям?
Словом, влип по самые уши. Эх, как было хорошо в древние-то времена: стал на колени, повесил голову – тятька, пори, виноват – и никаких расспросов. Да, плохо ещё воспитывают нынешнюю молодёжь!
Отец не ругался и не кричал, не грозил небесными и земными карами. Впрочем, за что? Ведь он ещё ничего не знал. И я рассказал. Да, был на Коелге, в пещере Титичных гор – клад Пугачева искал. Не нашел. Что поделаешь? А Абузар – тамошний житель – помог с обратной дорогой домой. Стройный рассказ получился и убедительный.
Отбрехался. А что ждёт в институте? Да, ясное дело – отчисление: зачёты не сдал, экзаменам не готов. Господи, ещё проблемы! А бандюки? Есть утешение – менты меня, кажется, не искали. Хоть одним горем меньше. Завтра в Челябинск.
В деканате сказали:
- А мы уж хотели документы выслать на домашний адрес по прежней прописке….
Ну, уж дудки! Давайте сюда.
- А может, есть уважительная причина на академ?
К чёрту ваш инженерно-строительный! Забрал документы и уехал домой. Помогал отцу с сенокосом, устроился подработать на консервный завод. Никто меня не трогал.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-02 06:21:16]
А с Колькой-то что получилось. Рванул он с вокзала – бежит, за ним гонятся. Навстречу свадьба – лица знакомые: Василий Прокопов брата младшего женит. Ну и, быстренько разобравшись в обстановке, бандюков в кювет уложили, а свата с собой забрали. Повезло.
В июле приехал в ЧПИ – снова сдаваться. Только надо выбрать куда…. Нет счастья в жизни – наугад не хочется. Прошёл все столы, посматривая на конкурс – висели таблички: сколько требуется и сколько подано заявлений. Нашёл недобор. Господи, то что надо! Факультет «Двигатели, приборы, автоматы» - если сокращённо, то «ДПА». Пишу заявление.
- Укажите специальность, - советует за столиком барышня.
Да по фигу. Пусть будет первая – «Двигатели летательных аппаратов». Лишь бы сдать, там разберёмся.
- Когда экзамен-то? Что сдаём?
Дали направление в общежитие. Комната оказалась неплохой – четыре кровати, четыре шкафа и антресоли, четыре тумбочки, четыре стула, стол. Вид из окна – внутренний дворик студенческого городка. Четыре общаги стояли заборами – из окон музыка… Ложись, книгу в зубы и…
Мне показалось, готовая на всё девушка принесла постельное бельё – две белых простыни, наволочку. Её кожа – не кожа, а реклама молодости: нежная, как персик, выращенный в теплице на витаминной подкормке. Мне не хотелось её отпускать. Да и она не торопилась. Стояла, наблюдая, как я застилаю кровать. Потом встрепенулась, подбежала к окну.
- Слышите?
Через двор неслось:
- Захлебнулся детский крик и растаял словно эхо…
В окнах городка один за другим умолкали «музоны». Скоро звучало только одно:
- Шелестит листвой платан над гранитною плитою…
- Что это?
- «Саласпилс», новая песня «Поющих гитар». Песня, которую хочется слушать без конца.
И мы слушали зачарованные – она у окна, я, присев на заправленную кровать.
После минутной паузы за окном вновь разлилась разноцветная ярмарка голосов и мелодий.
- Здорово!
- Рада, что вам понравилось. Если что понадобится, я в комендантской на втором этаже. Меня Наташей зовут.
Мне начала нравиться моя новая жизнь.
Во-первых, если не считать недели в Свердловске, я никогда не жил в общаге. На ИСе её не было – ютился у двоюродной сестры на АМЗ, деля кровать с её сыном, моим двоюродным племянником Пашей. Изредка у Пичуги ночевал, но тоже вдвоём на одном ложе. А теперь у меня целая кровать с чистыми простынями, не считая шкафчика с антресолью, стула и четвертинки стола.
Во-вторых, жизнь в общаге проста, как в буддийском монастыре: шкаф для одежды, тумбочка для личных вещей, никаких излишеств, никакого домашнего мусора, который не нужен, а выкинуть жалко.
В-третьих, общага – это масса народа, есть с кем общаться, а если устанешь, можно закрыться и никого не впускать.
В-четвёртых, чисто, уютно, я бы сказал, комфортно, а где есть балконы, так просто шикарно. Что ещё надо?
В-пятых, вошёл, поевши в столовой, скинул с плеч груз дневных забот, и ты свободен от домашнего рабства, которое хуже ада.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-05 07:14:18]
Вот сейчас, не раздеваясь, лягу на кровать, возьму «Алгебру» с элементарными функциями и буду читать. Это в мыслях, а на деле – сел в электричку и уехал домой. Так хотелось угодить отцу помочь с сенокосом. Стыдно стало, и стал он мне ближе в теперешнем моём состоянии. Ближе вовремя сказанным словом, или умением промолчать. Советом или замечанием. Критикой или искренним восторгом моим успехам, как прежде было. А я заврался невмоготу. Не могу, как прежде (что-то мешает) - ткнуться носом в его плечо, и замереть от счастья, вдыхая аромат пропотевшей рубахи. Или сидеть рядом, плечом прижавшись к его плечу. Задавать вопросы и слышать ответы самого мудрого отца на свете. Выпить с ним настойки домашней и с упоением слушать его бесконечные рассказы о борьбе с бюрократами в молодые годы. Он ведь тоже «ходил в начальниках после войны». Да, мой отец воевал, а значит он не только умеет жалеть и любить, но и убивать. Впрочем, о чём я? Еду на сенокос, чтобы вспомнить, как пахнет берёзовый лес, какой аромат источает скошенная литовкой трава.
Это был сон куда ярче прежних. За мной по пятам от самого вокзала гнались бандюки. Я бежал, свернул в переулок – не тащить же их к дому. Прыгнул к кому-то через забор, притаился в кустах сирени. Молодка окно открыла и кивает мне – заходи. Влез, говорю – спрячешь, голубка? Она – если понравишься – и халат снимает, под ним ничего, в смысле одежды. Я попятился. Она – ну, тогда брысь! А по улице – матка боска! – лохматые люди в набёдренных повязках, факелами тьму разгоняя, ищут меня. Вот попался! Губы её пахли горчицей….
Поёжился от прохлады и проснулся в… шалаше. Отца рядом нет, и уже светает – надо вставать. Вспомнилась ночь, дикари с факелами – бр-р-р! Приснится же с перепугу такое. Хотя, наверное, прояснился диагноз – у меня раздвоение личности: то есть я одновременно и там, и тут – в прошлом и настоящем. Надо скорей к врачам, в психушку! А я беру литовку, подвешенную за сук на берёзе, и иду на поляну, где в непробиваемом взглядом тумане звенит отцова коса и с лёгким вздохом падают травы…. Вот она, лечебница моя!
Мысли налево, мозги направо, а руки знай себе работают, и литовка звенит – вжик…! вжик…! Истосковалась спина по мужицкой работе.
На экзаменах я был точен, как электронные часы. Математика (устный и письменный) – четыре, физика – четыре, сочинение – четыре и три. Плюс высокий бал аттестата. Вообщем приняли меня в институт и стипендию положили – не сорок рублей, как на ИСе, а пятьдесят пять, ведь ДПА – факультет закрытый. Не для разглашений, короче говоря.
Пятьдесят пять рублей в месяц! У меня ни жены, ни детей, и кровать в общежитии за какие-то гроши. Словом, удача - фортуна опять повернулась фейсом. А восемнадцать лет не возраст, чтобы унывать по поводу недобитых и где-то бродящих бандюков. Возникнут проблемы – будем решать. Правда, себе зарок дал – никаких танцулек, в Увелку ездим пореже и только домой.
Мне кажется у меня появился ум – я даже спрашивал его однажды, где же ты раньше-то был. Или это просто уверенность в себе и правильности вновь обретённой жизни – учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин.
Студенчество начинается с картошки. Так говорится, но нас не послали – нашу группу, ДПА-101, оставили в городе на строительстве корпуса № 8 студенческого городка. За какие такие заслуги? Наверное, решили, что мы самые работящие, ведь в нашей группе одни только парни, и нет девчонок. А впрочем, отлично – живём в городе, в общежитии с горячей водой, питаемся (правда за свой счёт) в студенческой столовой, но нам зарплату положили и сказали в конце месяца отдадут. Или в начале нового…. И мы старались.
Работа простая – бери больше, кидай дальше. А если в подробностях, то заливали мы бетоном пол в комнатах на четырнадцати этажах. Бетон привозила машина и выливала в короб, оттуда мы лопатами в корыто на подъёмнике, потом в носилки и по комнатам – а там гладилкой до идеально ровной поверхности. Такая цепь, а звенья – мы.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-08 06:38:50]
Бетона могло не быть до обеда – и мы курили. Потом машина за машиной – у нас запарка. Работали и ночью – не бросишь: схватится материал. Однажды бросили…. Машина пришла после шести. Мы уж все дела закончили, инструмент закрыли и утекли в общагу – мыться, ужинать, отдыхать. Водитель подъехал – нет никого – плечами пожал, бухнул бетон в короб и уехал никому ничего не сказав. Да и некому было говорить.
Утром мастер пришел, покачал головой, ткнул пальцем в застывший бетон:
- Это «козёл», а вы козлы.
И до обеда, не разгибая спины, парнокопытные студенты долбили схватившийся бетон, вычищая короб.
Как коты, издали учуяв друг друга, настороженно принюхиваются-присматриваются, решая – перейти к активному шипению и угрозам или временно отвернуться, делая вид, что ничего не происходит…. Так я знакомился со своей группой ДПА-101 с целью подыскать товарища (или товарищей) для похода следующим летом на Титичные горы.
С Никитиным Васей, по прозвищу Прораб, вихрастым, рыжеволосым, конопатым, мы пили пиво в забегаловке на Воровского. Взяли десять кружек – он выпил восемь, я только две. Пойло было гадким (наверняка, разбавленным) по крайней мере, хуже того, что приносили мы в банках в общагу из ларьков в парке или на Северо-западе. Васька икал, перебрав. Прораб это у него от стройки – везде совал свой конопатый нос и даже мастеру не стеснялся давать советы – тот его и прозвал: «… а это что ещё за прораб?». Сейчас бы меня поучал, но икота…. А я прислушивался к взрывам хохота компашки, что у окна за одним столом – человек восемь парней нашего возраста стремительно доходили до кондиции.
- Т-ты… можешь по-есть за девять… икк! …копеек? – спрашивал Прораб, преодолевая икоту, - А я… икк! …м-могу.
Это он врал, или почти врал. В студенческой столовой на раздаче брал полпервого (без супа нельзя!), вермишели две порции с подливом (две котлетки в карман виды видавшей куртки) чай и три хлеба.
- Врешь! Давай посчитаем: стакан чая – три копейки, три хлеба – ещё три, а ещё полпервого, два гарнира с подливой… Врёшь, ты, Прораб, - усмехнулся я.
- Математик! – он погрозил мне пальцем, и будто у кассы торгуясь. – Тогда я первое не беру.
- Всё равно гривенника на обед не хватает.
- Так ты что, гад, …икк!... уморить меня хочешь? – он гневно тряхнул лоснящимися щеками.
- Тебя уморишь. Может, пойдём?
Я заметил, компашка у окна всё чаще и чаще бросала на нас взгляды, даже кивали головами в нашу сторону, о чём-то судя.
Прораб осмотрел бессмысленным взглядом батарею пустых кружек на нашем столе.
- Может ешё по одной?
- Хватит.
- А на посошок?
- Гы-гы-гы! – чему-то дружно рассмеялась компания у окна.
Прораб дёрнулся, будто схлопотал по скуле, и оглянулся на них. Долго смотрел, пересчитывая, потом согласился:
- Пойдём.
Догнали нас на троллейбусной остановке двое из тех, что были в пивной.
- Здорово ребята! Из стройотряда? (мы с Прорабом были в ковбойках). Денег поди… Угостить не хотите?
- А тебе мало? – кивнул я тому, у которого под глазом синел здоровущий фингал.
- Борзеете малость, но денег отсыпите – отпустим без боли.
У Прораба хмель и икота разом прошли – выхватил из кармана заточку и всадил в брюхо ближайшему парню. Тот, согнувшись, упал на скамейку, второй задал стрекоча.
Подошёл троллейбус, мы уехали. Прораб трепался, а меня угнетали мрачные мысли – ну, сколько можно? Опять криминал!


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-11 17:28:54]
- Отчаянный ты, - говорю Прорабу. – С пером разгуливаешь по городу, а вдруг менты….
- С пером, - согласился Ильин. – Сувенирным.
Достал и показал. Это была действительно сувенирная ручка – формой обоюдоострого меча, а внутри шариковый стержень. Вобщем, прикол.
- Но как мы лихо отбились, – повеселел я. – А тот на лавочку с перепугу упал?
Второй, с кем сошёлся, был Колян из Магнитки – до того педантичный и аккуратный, что все вещи, которыми пользовался, подписывал своею фамилией. Даже на совковой лопате аккуратно фломастером вывел «Звездин».
- Вот сволочи! – обиделся, однажды увидев на ней исправленными первую и вторую буквы на жирное «П».
Он ко всем подходил с одним предложением – ребята отказались, а я не сумел.
- Пойдём искать квартиру или комнату для проживания.
- Так мы ж в общаге!
- На правах абитуриентов – начнётся учебный год, вернуться старшекурсники, и нас турнут.
- Раз так – пошли.
Каждый вечер после работы, душа и ужина обходили с ним окрестности студгородка. Приставали к старушкам во дворах на скамейках:
- Бабушки, комнату не сдаёте? А квартирку? Жилплощадь нужна.
Педантичность его от воспитания - у него папашка полковник, начальник магнитогорской тюрьмы. Рассказывал Коля случаи из жизни зеков – наверное те, что обсуждались в семейном кругу. К одному уголовнику мамка приехала на свиданку, а он её того…. То ли засняли это свидание, то ли кто видел, то ли застукали…. Начали прессовать сокамерники:
- Как ты мог мамку родную?
А тот, плача:
- Да мы с ней давно живём – батьки-то нет.
- Ужас какой! – передёрнул плечами.
- Инцест, - наставительно Коля сказал. – А когда они меж собой – мужеложство.
Потом спросил:
- У тебя женщины были?
- Затрудняюсь ответить – наверное, нет. Так, встречались, целовались, ночевали… А чтобы… Нет, не было.
- А девушка есть?
- Бог миловал.
- Это правильно. И я решил: пока учёба – никаких отношений, только порево….
- Это как?
- Ну, невтерпёж станет, к проституткам сгоняю на вокзал.
- Понятно.
- Не понял, что ты в нём нашёл? - это староста нашей группы Вадим Сорокин пытал на счёт Звездина, волоча со мной на пару носилки с бетоном.
- Ты – горожанин, тебе не понять. А мы жильё с Коляном шукаем.
- Нашёл «Коляна», етитвоюмать.
- Ты же староста, должен быть объективным.
- Я объективный к нормальным парням. А этот…. Сокамерники его говорили, он спать ложится в кальсонах.
- Ну и что? Это культура, между прочим, из-за кордона.
- Тьфу! И ты туда!
Мне казалось, Сорока не тянул на старосту. Лидер коллектива должен быть уважаемым и всех уважать. Вот Володя Лукьянов, это да – армеец, богатырь и в то же время, милый, улыбчивый человек. Если бы старосту выбирали, я бы за него свой голос отдал. Но, увы, деканат считает, что у местных лучше получается руководить коллективом. А те, кто в общаге…


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-14 06:15:29]
Но Сорока мысль дельную подсказал:
- Сходи к коменданту, спроси: сколько надо? На стройке получим, и отдашь. Всё просто: ей денежки, тебе кровать.
Я к Звездину.
- Ещё чего? - скривил тонкие губы сынишка полковника. - Взяточников не люблю.
Потом Ромка Бекчентаев отбил мне охоту искать жильё:
- Ребята, пойдёмте на овощебазу, картошку сортировать. Работа пыльная, день ненормированный, зато расчёт сразу…
Расчёт сразу – это же главное! В первый вечер пошли всей общагой – ну, в смысле всей группой, кто в ней жил. Овощебаза неподалёку, за парком – приняли нас на «ура!». Дали перчатки, проинструктировали – крупную сюда, а мелочь и порченную туда. Погнали, ребята! И мы на корячках или сидя (кто на чём смог) отбирали картошку, пока не прогнали. Но деньги отдали….
На следующий вечер мы пошли с Ромкой вдвоём.
Приглядываясь к одногруппникам, думал: кого что может заинтересовать – клад Пугачёва или проход в иной мир. Однажды выпили прямо на стройке – начальства не было, бетона тоже. Разговорились…. Вот тут я и ляпнул, что знаю тайну пугачёвского клада – в одной пещере, мол, зарыт доверху набитый сундук. А потом на душе как-то легче стало – кто поверит, с тем и пойду.
Студентам палец в рот не клади – дай тему какую-нибудь обсосать на счёт неизведанного или денег. Вот длинноногий Петька Тараскин то ли серьёзно, то ли куражась, сказал:
- Не в золоте правда, не в золоте счастье. Знания – вот это сила, вот к чему стремиться должен каждый разумный человек.
А искать сокровища, значит, глупость? Из ума выжил, которого нет. Заспорили. Выпивший человек – душа нараспашку. Я наблюдал – кто стакан понёс к губам слишком быстро, чуть не выплеснув, кто засмеялся слишком громко, а кто зыркнул недобро или насмешливо. Словом, отбирал дружину визуально, не так, как славный Садко. А кандидаты в дружинники глотали, жевали, прихлёбывали и болтали, болтали, болтали….
Я не вмешивался в это трёп – мой ум (помните? - я же стал умным) советовал: надо дать занудам занудствовать, пусть себя тешут мыслью, будто они неподражаемо остроумны. Заодно пусть обсосут и, может, подскажут, как добраться до этого клада. Но путных предложений не было. Как я не подталкивал, как не намякивал, трёп катился мимо заявленной темы. И я понял – никому нет до меня дела, каждый занят собой, как, впрочем, и я.
Вспомнил друзей детства. Нам тогда только скажи – с луками и стрелами, раскрасив морды, быстренько мы бы эту пещерку к рукам прибрали, излазили всю - слева направо и снизу до вверху. Клад обязательно бы нашли и раскопали…. Где вы, команчи мои?
А в этой подвыпившей компашке уже договорились, что клад не нужен, что деньги надо зарабатывать тяжким трудом – ну, как вот на этой стройке.
- Счастье за деньги не купишь, - сыпались реплики.
И ещё:
- Если ты упорно трудишься, если ты честен и добр, тебе всё нипочём, ты всегда выстоишь, а благополучие даст государство.
И тут же хвастливо:
- И я никогда не позволю какому-то золоту портить мою личную жизнь.
- Ничто не выбьет меня из седла.
- Я буду заниматься только тем, что по-настоящему важно.
- А я поставлю на рога весь этот долбанный мир! Найду в нём настоящую красоту и оттянусь по полной.
- А ты что молчишь?
- У каждого своя голова на плечах…


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-17 06:38:09]
Оставив нежелавшую расходиться толпу, пошёл в общагу – уже темнело, и накрапывал дождик. Жгло разочарование, и я был зол на себя за то, что как дурак, разоткровенничался перед демагогами. Присел на лавочку у общаги в сквере – здесь, под густой кроной ясеня было сухо, и было слышно, как шелестела листва под дождём. На мгновение вновь себя ощутил брошенным и одиноким.
Вахтёр на входе в общежитие:
- Ты Агарков? Тебе повестка из военкомата.
Я посмотрел на ящик с ячейками, подписанный буквами алфавита и прибитый к стене. Буковка «А»…. Точно, лежит. Точно, повестка от военкома – явиться по адресу туда-то и во столько такого-то дня.
- Что забирают? – вахтёр посочувствовал.
- Съездим, посмотрим – кто кого.
В военкомате вручили другую повестку – на расчёт с гражданской жизнью. Короче, забирают меня в доблестную, которая всех сильней, на срочную службу.
- Вообще-то у меня освобождение, - осторожно заметил я. - Учусь в ЧПИ, а там военная кафедра. Так что могли бы стать коллегами, товарищ капитан.
- Было да сплыло твоё освобождение, - усмехнулся работник военкомата. – Каждый год, что ль тебе давать? Эдак до старости закосишь.
Спорить не стал. Пошёл в деканат, предъявил документ, и мне оформили академ на период службы – потом обещали восстановить, когда вернусь. Если не сгину…
Нужна была комсомольская характеристика, а у нас, в ДПА-101, ещё и комсорга не избирали. Поехал в прежнюю свою группу ИС – теперь уже – 223. Она снова была на картошке, на тех же полях того же совхоза и ютилась в тех же бараках, как в и прошлом году. Встретили меня радушно, если не сказать восторженно. Вспомнили о скором моём дне рождения и назад в город не отпустили. Да я и – по понятным причинам – туда не рвался. Работал с ребятами в поле, рубал в столовой, ночевал в бараке. Отпраздновали день моего девятнадцатилетия костром на берегу, печёной картошкой, водкой, песнями под гитару и игрой в бутылочку.
Вернулся в город, получил деньги на стройке, накрыл стол ребятам в общаге, собрал вещички и потопал в военкомат. Здесь нас, призывников, уже поджидали. Но пока оформлялись документы, усадили в Ленинскую комнату, где женщина – военный юрист – нудно читала нам наши права, то есть права военнослужащих, разумно считая, что обязанности нам и без неё доведут.
Какой-то хорёк низкорослый явился долг платить Отчизне в сильно подогретом состоянии, и сыпал нецензурщиной, ничуть не стесняясь присутствия дамы.
- Слышь, крысёныш, - окликнул я его. – За базаром следи.
- Ты на Колупаевских? – задохнулся он удивлением.
Ответить мне не дал прапорщик, заглянувший в Ленинскую комнату. Женщина обратилась к нему с просьбой приструнить непоседу - указала на матершиника и брезгливо поморщилась. Прапор вывел его - обратно паренёк вернулся сам, неся на спине жухлые листья. А когда отъезжали в автобусе к пункту призыва, колупаевский состроил прапору рожу, ощерив пробоину в зубах. Я подметил и подумал - хорошенькое начало. Но вздохнул глубоко и свободно: наконец-то все мои прежние заботы и беды – менты с бандитами, и Абузар с его тайнами – остались позади. Впереди новая жизнь.
На сборном пункте в Копейске меня занимал единственный вопрос – где придётся служить? Вразумительного никто ничего не ответил, а всучили медицинскую карту призывника, и пошёл вместе с остальными проверять по кабинетам своё здоровье. Между прочим, в этой самой карте был прописан номер команды – 300А. 300 – вскоре выяснил – означали погранвойска. А где ещё служить парню с Урала? Вот что такое литера «А»? Спрашивал призывников – никто не знает. Кто-то предположил – наверное, в аэропорту сидеть, иностранцев досматривать. Такой расклад меня вполне устраивал. Сидеть за стеклом и взглядом раздевать и ощупывать иностранок. Но нашлись знатоки, разбившие мои иллюзии:
- Куда смотрите, лупоглазые: здесь же ясно писано – «плавсостав». На морской границе ты, пацан, будешь служить, а не в столице.
Тоже ничего, только иностранок там, жаль, не будет. И ещё вспомнил родных - они и не ведают пока, какой сюрприз я им тут приготовил. То-то будет упрёков и пересудов. Даже писать не хочется. Сестре, правда стоит – пусть подивится, как её брат-рахит в морские пограничники попал.
А комиссия шла своим чередом.
- Спустите трусы…. Повернитесь… Наклонитесь… Раздвиньте ягодицы… Годен…


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-20 06:35:27]
Три напрасных года

Ваше благородие, госпожа Повестка
Для кого ты сапоги, а кому и беска
Другу два по дружбе, ну а мне все три
Не везёт мне в службе – повезёт в любви.

- Набирается семнадцатая рота! – приземистый майор ткнулся подслеповатым взглядом в список личного состава.
- Абросимов,… Авдюков,… Агарков..., – голос, однако, хорошо поставленный командирский голос, далеко разносился по широкому плацу.
- Бегом! Бегом! Чего ноги волочите, как беременные тараканы.
Подхватив пожитки, мы выбегали на плац.
- В колонну по шесть становись! – рычал офицер областного призывного пункта.
Что делать? – строимся в колонну. Наша задача - подчиняться, а уж кому командовать всегда найдутся. Вон от дверей штаба в нашу сторону направили стопы трое военных в морской форме, с чёрными погонами в зелёной окантовке – старший лейтенант, мичман и старшина первой, кажется, статьи.
Майор закончил орать по списку, осмотрел критически нестройную колонну из девяти десятков новобранцев.
- Равняйсь! Смирно!
Махнул рукой подходящему старлею:
- Забирай.
Они обменялись рукопожатием.
Мичман с высоты двухметрового роста орлиным взором окинул наши ряды.
- Подравнялись. Чемоданчики в руки, мешочки на пле-ЧО! Прямо ша-ГОМ марш!
Вот это голос! И выправка у него военная – старлей-то с брюшком. А старшина – меланхолик какой-то.
Мы тронулись, пытаясь шагать в ногу. За спинами родился шум и выплеснулся в свисты, крики, улюлюканье:
- Шнурки!
Во как! Быстро! Пять минут назад плечом к плечу стояли….
Но и наши острословы не остались в долгу:
- Сапоги! Шурупы! Салажня!
Сапоги – понятно. Шурупы – это от пилоток. Салаги? Салаги они и есть.
В электричке, пока добирались с Челябинск-Южного до Челябинск-Главного, познакомились с «покупателями». Старший лейтенант Дятлов, он же замполит одиннадцатой роты, объяснил, что предстоит нам службу начать в Отдельном Учебном Отряде Морских Специалистов пограничных войск Комитета Государственной Безопасности при Совете министров СССР. Как записано, так и прозвучало. Что отбирали нас по особым критериям и очень тщательно.
Во-первых, интеллект – выше среднего. Одиннадцатая рота малых катеров, хоть и принадлежит к электромеханической школе, которая готовит мотористов на корабли и электриков, но имеет свою специфику. Кроме пограничной и морской подготовок, дизелей и генераторов, должны мы освоить, знать и применять лоцию, ППСС (правила предупреждения столкновения судов), кораблевождение и много других преинтереснейших наук (например, флажный семафор и азбуку Морзе). Корочки, которые вручают по окончании ОУОМСа, дают нам право обслуживать не только дизеля до 1000 лошадиных сил на всех судах (даже океанских), но и управлять любым транспортным (водным, разумеется) средством на реках и в акваториях портов. Буксиром, например.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-23 06:24:11]
Во-вторых, с патриотизмом, нравственностью и законом у нас должно быть всё в ажуре. То есть – не судился, не привлекался, не приводился. В связях, нас порочащих, не замечались.
В-третьих, к здоровьишку претензий нет. Всё тяготы и лишения – без ропота и себе не в ущерб. Не только уметь плавать и воды не бояться, но и качку терпеть, аппетита не теряя, голодать, если потребуется (как Зиганшин, к примеру). Ну и врагу спуска не давать – чтить и преумножать славу наших доблестных предков. Чёрной и полосатой смертью называли фашисты моряков. Не зря, должно быть.
Короче, старлей с нами провёл политбеседу, и наши носы поползли вверх. Ещё бы – элитные войска, надёжа и опора всего могучего Советского Союза. Мы так всё поняли и загордились ужасно. С тем приехали на вокзал, с тем и стояли строем на перроне, желая соответствовать.
Дятлов и мичман Титов куда-то пропали. В сторонке курил старшина Пестов. Его меланхолия объяснялась легко и просто – приказ министра обороны нас призвавший, его демобилизовал. Он уже трижды за последние два года побывал дома, приезжая за новобранцами. И теперь его дембельский чемоданчик под отчим кровом в Верхнем Уфалее (город такой в Челябинской области). Осталось – нас сопроводить в Анапу и в штаб за документами. Он теперь в мыслях – гражданский человек, дни считает. Ну а нам – годы и месяцы. Курили в рукав, стоя в строю, хотя, растворись по перрону – Пестов и бровью бы не повёл.
Какой-то бич вокзальный подваливает. Я – крайний, меня и теребит за рукав.
- Слышь, браток, махнём куртками? Вас всё равно в части переоденут, а гражданку в топку.
На мне была штормовка, видавшая виды – не знаю, чем прельстила.
- Отвали, - говорю. – Буду я твоих вшей таскать.
У меня над ухом за спиной:
- Я отца зарубил! Щас будет тебе куртка!
Бас что надо! Бомжара в бега. Я оглянулся. Парень выше, шире, здоровее и ряха такая тупорылохитрая, что трудно понять - то ли шутит, то ли всерьёз про отца говорит. Больно странная прибаутка. Мой зять, к примеру, ругается так - сволгибрёвна! Белиберда, а получается – с Волги брёвна – ни слова матерного.
Чистяков у парня фамилия, и призывался из Златоуста. Попали с ним в один плацкарт, или как это правильно называется: отсек, секция в общем вагоне… короче – кубрик. Они сбоку с призывником по фамилии Дмитриев пристроились. Этот – педик недоученный: из пединститута призвался Челябинского государственного. То ли у них кафедры военной нет, то ли второгодник, как я. Шибко он был похож на моего деда Апалькова Егора Ивановича. Нет, вообще на деда – сутуловатый, с неспортивной фигурой, шаркающей походкой, дребезжащим голосом, и по-стариковски нудный. Как такого в спецвойска? Должно быть, интеллект выше крыши.
Я спросил:
- Откуда родом?
- Из города Гурьева, - отвечает.
- Если город, значит Гурьевск.
Зачем сказал – сам не знаю. А он начал ворчать и ворчал о моих географических познаниях ещё долго, пока не набил рот жратвой. Поделив с Чистяковым полки, скоренько разложили нижнюю на два сидения и столик, выпотрошили рюкзаки, принялись чавкать.
Мне досталась средняя полка. Расправил постельные принадлежности, сунул под подушку спортивную сумку, в которой кроме туалетных принадлежностей и тёплых носков были спички и сигареты.
По вагону прошёлся Титов.


Ответить
Анатолий Агарков [2022-02-26 06:44:55]
- Сейчас уже поздно. Подкрепляйтесь своим. С завтрашнего дня встанете на довольствие Министерства Обороны, и питаться будите в ресторане.
Мне подкрепляться – разве что сигаретами. Скинул обувь и полез на свою полку дожидаться того часа, когда распахнёт двери вагон-ресторан и изящная официантка…. Снизу запахло копчёным и жареным. Представить изящность женской фигурки не дала чья-то лапа. Бесцеремонно постучала по краю полки, а её хозяин (Вовка Постовалов) возвестил:
- Вставай, братан, рубать будем.
Глянул на столик внизу. Всё, что там было выставлено, мне, конечно, понравилось, а запах просто с ума сводил, но….
- Всё, что могу добавить к сервировке, это сигареты.
- Добавляй! – махнул рукой Захар (Сашка Захаров), единственный курящий в этой компании.
Я спустился вниз и наелся до отвала, как давно не трапезничал в беспокойной (если не сказать, бесприютной) своей студенческой жизни. Потом мы с Захаром покурили в тамбуре, и все дружно присели на спину – завязывать жирок. Жить, как говорится, хорошо. Но…. С соседней средней полки подал голос Постовалов, а для убедительности ещё постучал кулаком по моей:
- Э-эй! Не спать. С тебя история. Зря, что ль кормили? Расскажи что-нибудь.
Подумал – справедливо. Посмотрел в окно.
- Что вам рассказать?
Мелькнул освещённый перрон Еманжелинского вокзала.
- А вот слушайте….
Это случилось примерно год назад. Ехал с картошки – документов полные карманы (от паспорта до зачётки), а денег ни копья. Контроль - подловили, высадили. На вокзале в линейном посту оформили протокол. Главное – не соврёшь.
- И что теперь делать? – спрашиваю.
Мусор в лейтенантских погонах:
- Ждёшь следующую секцию, садишься с протоколом. А потом заплатишь штраф и проезд. Не оплатишь – в институт сообщим. Ясно?
Куда ясней. Сижу на лавочке у вокзала, жду электричку. Подходит паренёк. Не помню: я ли у него стрельнул сигаретку, он ли у меня. Разговорились. Он, оказывается, только-только демобилизовался. Девчонка любимая его ждала, два года письма слала, а под приказ замуж засуетилась. Вот на свадьбу он и прикатил в деревню Еманжелинку. Сам-то троицкий, городской. Да только никому не стал он здесь нужен – вытолкали за порог. Выслушал я его, посочувствовал, на том и расстались. Час сижу, другой проходит. Электричку для меня объявили. Тут и дембель свежепознакомленный появился - несётся на всех парах. А за ним – мама дорогая! – толпа пьяных мужиков. Должно быть, любовью раненое сердце вновь на свадьбу его затащило, ну а там, понятно - все уже разогрелись до нужной кондиции.
Срубили его в шагах двух от меня. Он ручонку тянет:
- Помоги, друг.
Какой, помоги! Свои бы проблемы решить – вон электричка подошла. Но меня никто не спрашивал – на чьей ты, парень, стороне? Засвистели, замелькали кулаки – бац! бац! Я и окривел сразу на один глаз. Но другим-то вижу. Нет, сам себе говорю, не для того меня с электрички ссадили, чтобы пьяные мужики на еманжелинском вокзале до смерти забили. Сумкой прикрываюсь, одному как засадил в дыхалку ногой. Смотрю – крючится у лавочки. Другой вообще – кульбит через неё и застрял в кустах надолго. А мне же домой надо. Рванул к электричке. Только сглупил малость: мне бы через пути и прямо к дверям открытым, а я по дорожке…. Ну и выскочил на середину вагона. А там - ни дверей, ни дверцы. Пока размышлял: направо иль налево ринуться, меня настигли, и снова – бац! бац! Ажна искры из глаз. Вот сволочи, другой бы раз поучил вежливости, а сейчас, простите, тороплюсь – вот-вот электричка уйдёт. Рванулся в одну сторону – не пробиться, в другую – та же картина Репина: приплыли, называется. Но в жизни всегда есть место случаю. Случилось: курили парни в тамбуре, видят – потасовка. Выскочили - бац! бац! – лежат орёлики и на свадьбу свою не торопятся. Меня в вагон затащили, а я уж ничего не вижу. Вот такие дела.


Ответить

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18