Хроники села Лукопьянова",( мемуаразмы).-12

Николай Лемкин

Форма: Рассказ
Жанр: Ироническая проза
Объём: 8544 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

И ОПЯТЬ НИ О ЧЁМ

Середина семидесятых. Бардак уже назревает. Недоучки - заочники заполняют кабинеты. Пьянь и вранье уже не прикрыты.
И это бесит.
Бесило и моего отца.
С конца тридцатых годов он проехал весь СССР - от Мордовии до Хабаровска. Проехал с целым табором - два младших брата, две сестры, родители.
Что их гнало, я так и не узнал, но только что-то серьезное могло подвигнуть на это. На Дальнем востоке он семь лет прослужил в армии, после войны всем табором махнули в Москву, жили в Тушинском районе. Я не успел стать москвичом, родился спустя два месяца после переезда уже в Дзержиеске.

1956 год. Барак, комнатенка в шестнадцать квадратных метров, мне шесть лет, и я впервые вижу взрослого человека в состоянии полнейшего шока.
Пожарник пришел проверять печку, открыл топку - холодная зола, на холодной печке кипит кастрюлька супа.
Еще раз посмотрел- зола, печка ледяная, суп кипит!...
Сел, задумался, Опять посмотрел . Не понял. Потрогал - не понял...
Родители долго отпаивали его водкой, но ушел он задумавшись.

В печку была хитро вмонтирована электроплитка , категорически запрещенная в бараке ( разрешалась лишь одна лампочка).

Жизнь принуждала находить выходы. Барачная жизнь с шумом пьяных драк, поножовщиной и вечными обысками была утомительной, и отец решает строить дом.
Газа нет и не предвидится.
Отец придумывает отопление на дармовой в те времена солярке, появляются первые телевизоры, и полгорода несет их на ремонт к отцу.
У отца рождается фантастическая идея, и он собирает антенну и усилители - и вот мы принимает теле картинку из Швеции., Польши, и прочих заграниц. Пусть без звука, но принимаем.!

И вечная работа,работа, работа
Привезет на тросе машину - трофейный штабной лимузин , через два года мы при колесах - и это во времена редких « Побед»….
И как же он был потрясен поездкой в Грузию в конце шестидесятых.
Страна воров и бездельников!
Упокой Господи его душу.
Не увидел он Россию эпохи Путина.!

О ТАЙНОМ И НЕВИДИМОМ

Городская жизнь рациональна как автомобильный двигатель, сельская - таинственна и непредсказуема, как жизнь лесной поляны, где гриб под твоими ногами - всего лишь плод невидимой грибницы, живущей под деревьями вдали. .
Все пропитано таинственными, невидимыми связями, зависимостями, функциями. Тысячи нитей связывают живущих на природе.
Где родился, с кем учился, чей родственник - это определяет жизнь, В селе происходят вещи , немыслимые в городской суете.
...................................................................................

Горьковский художник, устав от вечной пьянки и интриг коллег, рванул в самую глушь - на север области.
Место нашел идеальное - деревушка в три дома, без электричества и телефона.
Идиллия была такой, что хотелось осчастливить всё человечество.

Бревна избушек и банек были тепло-серыми, от времени мягкие слои древесины истлели, подчеркнулась фактура дерева.
Торцы бревен покрылись радиальными трещинами - и все это так гармонировало с лицами добродушных старушек, испещренных морщинами от слез и улыбок!.
На второй день он зашел в лавку за сигаретами, на этом паломничество за трезвостью закончилось.

Среди резиновых сапог, пачек соли и банок кильки в томате стояли бутылки коньяка по цене три рубля за штуку.!

Плановая экономика творила чудеса, в глухих деревнях на прилавке появлялись спортивные рапиры, скрипки и прочие загадочные для селян вещи.
К шестидесятой годовщине Октября в села завезли армянский коньяк.
Местные его не ценили, и считали, что свой самогон лучше и не пахнет клопами. Везти назад было накладно, и его стали уценять, ежегодно снижая цену на рубль-два.

Художник уехал в Горький уставшим и отекшим.

Легенда о селе Мухоедове облетела художественный мир.
И долго еще бородатые мужики с этюдниками бродили по северу области, но без результата - то были последние двадцать бутылок.!
.................................................................

Первый раз в жизни в деревню я попал уже учась в художественном училище - целый курс впервые в истории ГХУ загнали «на картошку» .
Север области- полдня на электричке, три часа на грузовиках и вот он – пленэр.!
Четыре домика, между ними – дорога, ни телефона, ни электричества.
Время остановилось на наивном девятнадцатом веке.
Даже ходики на стене дома, где нас разместили, молчали, запутавшись в пыли и паутине.
Говорить хотелось шепотом, в голову лезли слова-«.. Иже еси, аз воздам….» и прочие.
В деревушку мы въехали под дождь.
Часа через полтора дорога превратилась в бурную речку.
Шум дождя навевал два желания -сходить в туалет по - малому и любить всю Вселенную -тихую и уютную.

Мир был прекрасен.!
С крыльца избушки я следил за странными действиями двух сокурсников-оформителей. По колени в грязи они шли по берегу дороги, по другому, кувыркаясь и хохоча, пробирался абориген.
Часа через два оформоны уныло вернулись.

Они не нашли в поселении ни магазина, ни самогонщиков.
Десяток местных жителей не знали ни того, ни другого. Тут-то их и заинтересовал пьяный крестьянин, вернее даже не он, а вопрос –« где выпил?»
Пьяный был счастлив, пел песни, и не отвечал на вопросы.

Подойти к нему удалось километра через два по крыше утонувшего в дороге грузовика.
Ответ был обескураживающим - напился в райцентре
За сорок километров отсюда ….

Какой дурак засадил картошкой безлюдное место было неясно, но убрать ее было нереально ….
От горизонта до горизонта были поля, и на них фигуры с открытыми этюдниками .
Барбизон одним словом!
За неделю я может и набрал бы мешок картошки, но на пятый день примчался шеф, бледный как смерть;
-Коля, беда! В общем слушай - с Мишей Зусманом плохо - сердце.
Берешь его, везешь домой в Горький , сдаешь родителям, понял? Назад не возвращайся.
Ради Бога, довези!
Миша лежал на полу, лицо пылало юношеским румянцем,
но в больших семитских глазах уже была тоска по непрожитым годам.

Он умирал….

Трактор Беларусь пробивался по грязи, и это не было простым движением вперед - это был подвиг, борьба за жизнь !
Его кидало из стороны в сторону, он падал в ямы, нас в прицепе били фляги с молоком, мотор кашлял черным дымом, рычал и визжал.

На вокзале райцентра Тоншаево мы были как избитые - голова кружилась, ноги дрожали, мерещился тракторный вой.
Вдруг как в обмороке все пропало...
Шёл Колеватов!
Был только он и пустота вокруг него…
Как я мечтал об этой встрече!

Три года назад он - сержант издевался надо мной в учебке, я спал и видел как порву его на свободе.
Я знал -он из -Тоншаево.
Да это -Тоншаево! Да, это он!
Ну точно он…

По вокзальной площади плелся небритый парень в заношенном пальтишке, в райцентровской кепке из мохера.
И вдруг стало легко.
Я не просто понял…-да ну его! - это свалилось откуда-то сверху
-«Чёрт чай с ним!» Это не был лощеный сержант с наглой мордой - это был сельский неудачник с единственным светлым пятном в жизни -памятью о службе в Москве…

Оп-па! А где Миша Зусман?
За минуты моего счастливого полуобморока он пропал!
За углом вокзала Миша продавал икону, добытую в деревне, продавал энергично, напористо, убедительно….
Милиционеру!…
Опоздай я на минуту, он бы сплавил находку старшине, или просто обменял бы на табельный пистолет!

Наутро я собирал хронологию прошедшего.
Пили всю дорогу-помню!
Поил Миша .
Коньяком из солдатской фляжки – помню.
…Икону он продал в электричке старому узбеку в ватном халате и резиновых галошах-помню. Продал по цене цветного телевизора-помню,
сдал я Мишу родителям?
Не помню!

Был он здоров и счастлив, как и его папа Моисей Борисович и мама - Соня.

Меня встретили как родного,пытались заговорить на «идиш», но я разочаровал их своим морзянским происхождением, (-ну просто фамилия такая-странная!)
Банкет был дан для меня в зале четырех комнатной квартиры сталинской постройки.

Мама показала свой зубной кабинет(она имела надомную практику), и даже пообещала поставить пломбу на любой зуб всего рублей за двести-триста.
Она была счастлива, что я вывез ее сына из деревни.
.......................................................................................

А деревушка помнится до сих пор.
Пятистенок, жара от русской печки, запах мочалок-хозяйка плела какие-то веревочки из лыка по пять копеек за километр.
В углу бронзовый рукомойник эпохи Стеньки Разина, по стенам фотографи бородатых дедов , детей и похорон, и невысказанное ощущение - как бы власть на этих людях ни каталась, в дураках будет власть, человек-же поплачет, утретсяи и победит!

В своем углу, в своем доме, среди своих живых и своих мертвых….

© Николай Лемкин, 2013
Дата публикации: 13.08.2013 04:59:59
Просмотров: 2548

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.