Алешка
Анатолий Шеин
|
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 45833 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Уже восьмой час отделение разведчиков топтало зеленку. Шли молча, ступая, нога в ногу по жухлой листве, пристально глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому лестному шороху. Впереди трое ведущих, спины, которых маячили сквозь ветви деревьев в пределах видимости. За ними - взводный, зорко следящий за ведущими и то и дело, взмахом руки, делающий знаки – то остановиться, то залечь, то смотреть в оба. Следом, так же на расстоянии видимости, еще три бойца, идущие по дуге. Ступают тихо, глядя по сторонам или себе под ноги, что бы ни зацепить лишнюю сухую ветку. Лица, измазанные черным гримом и над которыми свисают нити маскировки, серьезны и сосредоточены, только мелькают белки глаз. Группу замыкают еще два солдата, корпуса которых повернуты в пол оборота, дула АК смотрят в тыл. Они успевают смотреть за впереди идущими, что бы ни потерять из вида и при этом отслеживают все, что остается позади отряда. Алешка шел в центре. Зорко глядя по сторонам, он поглядывал на Сашкину спину, которая маячила чуть правее его то, скрываясь за очередными ветвями кустарника то вновь появляясь в просвете среди деревьев. Обычный рейд, которых за год его службы было больше сотни. Их подняли по тревоге часов десять назад. Взводный объяснил, что летуны обнаружили в зеленке небольшую группу людей двигающихся вдоль по склону. Задача разведчиков обнаружить и уничтожить чехов. Вертушка доставила и выбросила их в нужном квадрате и вот теперь, они прочесывают метр за метром, на протяжении восьми часов, сопку за сопкой и никаких признаков людей и кругом тишина, только спокойный осенний лес вокруг. Лес, который бывает таким осенним только на Кавказе. Когда солнце жарит еще во всю силу и только листва жухнет и опадает, показывая то, что лету пришел конец и уже не за горами зимние дни, дни которые наполнятся дождями и промозглой сыростью, а в горах обильными снегопадами и ступать придется не по опавшим мягким листьям, а по холодному снегу, который приносит и так в нелегкую жизнь разведчика еще больше неприятностей. Алешка смотрел на Сашкину спину и в душе, все было спокойно. Они с Сашкой уже год. Сколько за этот год пришлось пережить. Сколько двухсотых отправили домой. А сколько водки выпито вместе. Сколько раз они меняли тушенку на водку у местных жителей. И потом – это местное пойло - паленку – пили за то, что бы вернутся домой и за тех ребят, которых, так же как и их ждали дома, но, увы, уже никогда не вернутся. За Сашкиной спиной было спокойно. Он знал, что, ни дай бог, что-нибудь случится, Сашка его прикроет или он Сашку, что бы там ни было. Взводный, поднял руку вверх – внимание. Все остановились. Затем знак – ко мне. Он подождал немного, повторил его, что бы заметили все. Когда подразделение собралось вокруг него, тихо, не нарушая тишины леса, сказал: - Все, бойцы, мы свое дело сделали, район прочесали полностью, пусто, Серега – обратился он к пареньку, у которого за плечами качался ранец с торчащей над головой антенной – вызывай вертушку, вон на том склоне пусть забирают, - и он, достав сигарету, закурил, тем самым, давая пример другим. Почти все ребята достали из нагрудных карманов по сигарете и, прикурив их, сделали по глубокой затяжке. И как хорошо было курить под ветвями деревьев, лежа на склоне холма и расслабляться после стольких часов напряжения и тяжелой работы. - Значит так, - продолжал взводный – в том же порядке двигаемся до склона, там берем местность в кружек и ждем вертушку – он бросил рядом окурок, затушил его, пальцем прижав к мокрой земле и сделав углубление, положил, сверху присыпав листвой. Сделал он это все автоматически, не задумываясь – ну все двинули – сказал он вставая. И снова, трое направляющих выдвинулись вперед, за ними, подождав немного, взводный, затем еще три человека и, как обычно, двое замыкающих. Впереди уже маячит открытый пологий склон, до него метров тридцать. Колышется, под напорами ветра, сухая трава. Склон ровный, пологий, само то, что бы принять вертушку, которая унесет их в лагерь, где можно будет, просто развалится на жесткой солдатской кровати и забыть, эти чертовы горы и, просто лежать на скрипучих матрасах, растянув уставшие мышцы и не думать не о чем. Вдруг, Алешка видит черный предмет, который, маленькой точкой, кувыркаясь, летит в воздухе и, делая дугу, падает немного впереди Сашки. Он, по привычки приседает к земле. Весь мир меняется. Он слышит гортанный голос, призывающий аллаха, спустя еще секунду, хлопок, взорвавшийся гранаты. Уханьем, накрывает волна воздуха от взрыва, его силой бросает назад и прижимает к большому стволу дерева. В следующий момент, глаза, засыпанные землей, сквозь слезную пелену видят Сашку, который упал на спину и катится по опавшей листве, обеими руками он сжимает свое лицо, сквозь пальцы сочится струями кровь, а лес вокруг наполняется запахами паленой плоти и криками отчаяния и боли. Сашка, упав, продолжал сжимать свое лицо, оглушая лес не человеческими воплями, и греб ногами, сползая все ниже и ниже по склону. Алешка не поднимаясь, обогнул ствол дерева, к которому его отбросило и, покрывая весь белый свет матом, нажав на спусковой крючок, отчаянно, стал поливать огнем тот участок леса, откуда, по его мнению, он слышал голоса. Лес ожил. С той и другой стороны застрекотали автоматные очереди. В ушах привычно загудело и теперь, уже трудно было, что-либо разгадать в общем, гуле стрельбы, взрывов гранат и отборного мата, ссыпающегося с той и с другой стороны. Краем глаза Алешка увидел взводного, который кричал, жестами показывал – занять оборону. Но в следующий момент, автоматная очередь, скользнув по деревьям, разнося в щепы ветки и стволы, прошлась наискось по взводному. Его как-то согнуло и он, упершись одной рукой в землю, попытался что-то сказать. Из уголка его рта выступила струйка крови, он не ловко упал на ту руку, на которую опирался и, изогнувшись, начал собирать своей каской целый сноп листвы, продолжая водить по воздуху рукой, пытаясь, видимо, отдать последнюю команду. Алешка орал что, было, мочи, посылал очередь за очередью в том направлении, откуда сыпались пули. Не вдалеке разорвалась мина. Алешка подумал о том, что работает миномет и еще о том, что надо менять позицию. Дал еще одну очередь в направлении противника, пригнулся сменить пустой магазин и откатился в сторону. Огляделся по сторонам. В шагах трех, хороший камень – он прикроет. Но камень чуть выше по склону, откатится, не получится. Алешка приподнялся и бросился к нему. До камня оставался шаг. Вдруг перед ним, что-то ухнуло. Взрывная волна с силой ударила в грудь, отбросила далеко назад. Он, вскинув руки, упал на спину и заскользил вниз по склону. В голове загудело, разлилось сотнями искр в глазах. Алешка, уперся спиной в кустарник. Почувствовал теплые струйки густой крови, стекающей на глаза. В следующий момент он попытался подняться от земли, но в глазах потемнело, все краски слились воедино, шум в голове усилился, перекрывая гул боя, и все пропало за сгустившимся мраком. Сначала пришли сны. Страшные и пугающие. За тем, там же, во снах, пришла боль. Кто-то, во всем черном, выламывал руки в плечах и бил коваными ботинками по голове. Пошевелится, не было мочи, а этот черный все бил, ломая голову и руки. Медленно, волнами, возвращалось сознание. Алешка, наконец-то, почувствовал свое тело. Оно лежало на чем-то мягком и колючем. Нетерпимо болела голова. Ухала кувалда где-то в черепе, прямо по мозгам, вызывая жгучую боль. Кожу лица стягивала запекшаяся кровь. Алешка попробовал открыть глаза. Ресницы левого глаза плотно склеились в кровяной массе, и размыкаться отказывались. Правый, после долгих усилий, немного приоткрылся. Кругом было темно и тихо. Пахло теплым сеном и навозом. Алешка попробовал пошевелить руками. Боль в плечах вырвалась стоном из его груди. Он понял, что руки плотно связаны за спиной и каждое движение затекшими суставами вызывало только страдания. Он лежал на боку, очень неудобно, сдавленная грудь не давала нормально дышать, во рту, полно пыли и на зубах скрипел песок. Где-то, совсем рядом, заблеяла овца. Алешка, превозмогая боль, попытался приподнять голову – к горлу сразу подступила тошнота. Он, не взирая на все это, одним глазом, попытался рассмотреть, хоть что-нибудь. В глубине увидел небольшую полоску света, пробивающуюся сквозь неплотно сколоченные доски. Прислушался. Еле различимо услышал какое-то движение, там, за стеной и чуть позже, звуки гортанной, столь знакомой за время службы, речи. Алешка опустил голову снова на землю. «Значит плен» - промелькнула мысль в голове, и виски снова сдавило раскаленным ободом, в глазах потемнело, снова все наполнилось гулом, и наступила темнота. Вновь вернулось сознание. Тупой болью вернуло в действительность и напомнило где он. Мысли в голове путались. Алешка подумал, что пройдет ночь и наступит утро. То, что будет утром – пугало. Пугало до такой степени, что он отгонял эти мысли, но они снова и снова лезли ему в голову. Подумал о том, что это не реально, что это просто страшный сон, и он обязательно проснется и не будет этого сарая, не будет этой нетерпимой боли. Вспомнил, сколько таких не реальностей было у него за последнее время, начиная с начала службы. Из дома он попал в учебку, в Ростовской области. После долгого привыкания к армейским законам, он освоился и чувствовал себя нормально. Давала знать старая спортивная закалка. Все-таки КМС по вольной борьбе. После долгих и упорных стычек с сержантами, отцы командиры рады были, избавится от непокорного солдата. И посыпались предложения перевести его в спорт роту. Он отказался. Ему нравилось служить в ВДВ. Нравилась настоящая мужская работа. А заниматься тем, чем он занимался на гражданке, не хотелось. В армию он пошел сознательно, пошел, что бы узнать, что это такое. Так что спорт, спортом, а армейскую лямку он хотел дотянуть до конца. Чтоб проверить на себе, на что он способен и что бы было, потом что рассказать, вернувшись в родную деревню. Когда после учебки попал в Чечню, было страшно, пугало будущее. О здешней войне был наслышан и как поведет он себя сам в этих горах, представить было сложно. Но и здесь освоился довольно быстро. Его спортивные заслуги и непокорный характер быстро стали известны в полку, и командир роты разведки забрал его к себе. В разведке он прижился, это было по нему. Первая нереальность – это первый бой. Они прочесывали зеленку, искали схроны – замаскированные блиндажи, а если повезет, то и склады с оружием. Весь район давно контролировался федералами и был довольно спокойным. Но стоило только, спустится ночной темноте, как с ближайших холмов сыпались на посты градом автоматные очереди. Было ясно, что чехи здесь не держатся, скрываются где-то дальше в горах. А сюда выходят как на охоту, пришли, постреляли и снова ушли. Но вот скрываться они где-то должны, да и боеприпасы вечно таскать на себе, по горам, довольно тяжело. Вот и прочесывали бойцы зеленку, пытаясь хоть что-то найти. После несколько часового брождения по лесу, нашли первый блиндаж. Все собрались вокруг него. Сделано с умом – ничего не скажешь. Сразу, даже если рядом пройдешь, не заметишь. Пока офицеры лазали в низ и смотрели, что там есть, солдаты стояли вокруг на поляне и, покуривая, обсуждали особенности блиндажа. Алешка стоял рядом с Эдиком – самым веселым балагуром из взвода. Эдик всегда, даже в самой серьезной обстановки, знал над, чем пошутить. Вот и сейчас он находил много остроумных идей в этом лесном сооружении. Вокруг него собралась небольшая кучка бойцов, слушали и тихонько посмеивались. А дальше весь мир изменился. Где-то, совсем рядом, раздался трескучий звук автоматной очереди. Что-то, со свистом разрезая воздух, пронеслось перед глазами Алешки и врезалось Эдику в лицо. Оставив черную дырочку вмятой кожи чуть ниже глаза, кровавым снопом вырвалось из затылка. Каска сползла на нос и из под нее, темной струйкой, потекла кровь. Эдик, какое-то мгновение стоял, продолжая улыбаться, затем рухнул на землю, лицом в низ и долго еще продолжал грести ногами, как будто пытаясь встать. Алешка смотрел на эту картину, потеряв ощущение реальности. Так бы и стоял, окаменев, если бы не рука, схватившая его за разгрузку и с силой, прижавшая к земле. Алешка упал и посмотрел кто рядом. Это был взводный. - Что сопляк жить надоело – зло выпалил он в самое лицо и отполз в сторону. Дальше все слилось воедино. Отдельные автоматные очереди слились в один непрекращающийся гул. В том и другом направление свистели пули, разнося в клочья стволы и ветки деревьев. Потом все стихло, только гул стоял еще долго в ушах, и сквозь него пробивались стоны и крики раненых. Это была первая нереальность. Нереальность, казавшаяся страшным сном. Но шло время и то, что вчера пугало и казалось невозможным, становилось привычным. Алешка все так же лежал в низ лицом. Немного изогнувшись и пригнув колени к себе, ему стало легче дышать. Но боль все равно не проходила. Она стала более тупой и ноющей, но все равно не давала покоя и возможности хоть на время забыться. Алешка вспомнил родной дом. Старенький пятистенок, который построил еще его дед. Потемневшие от времени бревна и только наличники на окнах, которые красили каждый год, смотрелись весело и ярко. Вся его короткая жизнь прошла в этом доме. Здесь он родился. Здесь прошло его беззаботное детство. И здесь же, когда пришло время, стал он помогать отцу, управляться в нелегком крестьянском хозяйстве. Скотины держали много, да и земли хватало. После того как совхоз окончательно развалился, выживать приходилось самим. Продавали мясо и овощи с огорода заезжим скупщикам. А зимой, валили лес в месте с другими мужиками, и то же сплавляли на сторону. Он вспомнил те времена, когда был еще совсем мальцом. Он бродил по крытому двору, пытаясь помочь, то отцу, который чинил что-то в углу двора, где у него было оборудованное для этого место – верстак, на стене весят всевозможные инструменты. Но Алешка больше мешал ему, чем помогал и отец отмахнулся от него как от назойливой мухи. Тогда он пошел к матери, которая доила коров. Приоткрыв дверь в закуту, он просунул голову внутрь. Внутри пахло теплым навозом и парным молоком. Мать сидела на низкой скамеечке у одной из коров, держа ведро между своих ног. Большие мамины руки ловко управлялись с коровьим выменем, а из-под, лоснящихся от жира ладоней, ровными струйками, журча, стекало в ведро молоко, сбивая молочную пену, которая шапкой выступала за края. Корова, громко хрустя, свежей травой, подняла голову от яслей, посмотрела своим большим глазом в направлении скрипнувшей двери, не увидев там ничего интересного, повернула голову обратно и зарылась ей в ароматном лесном сене. Алешка зашел в закуту, подошел к корове и погладил ее ладошкой по большому, изогнутому полукругом, животу. Та, нервно переступила ногами и, мотнув хвостом, звонко шлепнула им Алешку по затылку. - Алешка! – воскликнула мать – не мешай, иди лучше яйца собери в курятнике. Он, чувствуя за собой вину, поплелся выполнять поручение. Курятник для Алешки был одним из самых страшных мест. Там был злой петух, который каждый раз, стоило только зайти туда, пытался, не обращая никакого внимания ни на какие угрозы, пребольно клюнуть. В схватках с Алешкой, победителем всегда был петух. Алешка, с ревом, покидал место боя, выбегая из курятника и держась за пострадавшее, от крепкого петушиного клюва место, а тот, квохча, прохаживался среди своих подопечных кур, гордо подняв голову, тряся гребнем и поглядывая, то одним, то другим глазом. Выйдя из закуты, Алешка поежился. Идти в гости к злому петуху не хотелось. Но материн наказ надо было выполнять. Он опустил голову и направился в сторону курятника. По дороге взял с бочки капроновый тазик, служащий специально для сбора яиц, подобрал, тут же рядом, ветку, оружие против противника и осторожно открыл калитку в курятнике. Петух сразу же поднял голову вверх, своим зорким глазом высмотрел незваного гостя и выражая голосом недовольство, направился в его сторону. Алешка выставил ветку вперед, отталкивал ею наседавшего петуха, другой рукой, быстро, собирал яйца в тазик. Пошарив рукой вокруг и не найдя больше ни одного, он потихоньку, задом, стал отходить обратно к калитке. Петух, видя, что противник решил ретироваться, стал наседать с удвоенной силой. Нервы у Алешки не выдержали и он, бросив ветку, опрометью бросился к выходу. Петух догнал его у самой калитки и больно ткнул клювом в зад. Алешка споткнулся об порок и плашмя вывалился из курятника, держа тазик с яйцами на весу перед собой. В проходе стояла мать, держа в руках ведра с вкусно пахнущем парным молоком. - Алешка! – снова вскрикнула она – яйца, наверное, все разбил! Она поставила ведра на землю, подошла к нему и взяла из его рук тазик, посмотрела в него: - Ну, точно, три штуки всмятку! Алешка смотрел на нее, глаза наполнились слезами, а губы из последних сил удавалось сдерживать, что бы ни разревется. Ему было больно, саднило там, куда клюнул его злой петух, и жгло колени и локти, на которые он уперся падая. А еще его душила обида, что из-за этого забияки, за разбитые яйца попадет ему. Мать, видя, как первая слезинка покатилась по щеке Алешки, и губы жалостно скривились, отставила тазик в сторону, подошла к нему и подняла его с земли на ноги. Затем прижала к себе и погладила своей большой мягкой ладонью, по голове. - Горе, ты мое – улыбнувшись, приговаривала она – помощник – прижала к себе еще крепче – ну, что победил тебя снова петух. Еще одна нереальность. Шла зачистка села. В сам населенный пункт рядовых бойцов не пустили. Там работал спецназ. Алешкиной роте достался склон, расположенный правее. Нужно было прочесать его с верху донизу. Ну а если в случае попытки прорыва боевиков в этом направлении, пресечь любое сопротивление. Растянувшись в цепи, шли молча вверх по склону. Подъем становился, то круче и ноги скользили по мокрой, от утренней росы, траве, то почти совсем пологим, давая возможность отдышаться и дать немного отдохнуть напряженным мышцам. С права от Алешки, чуть вдалеке, раздался голос: - Товарищ лейтенант! Сюда! Алешка повернул голову в направлении голоса. Там, за ветвями деревьев, на небольшой поляне виднелись спины бойцов. К ним направлялся взводный. Он, посмотрев по сторонам, и тоже направился к поляне. Подойдя, протиснулся через плотно стоящие спины и посмотрел на то, на что молча смотрели другие. Почти у самых ног, лежало четыре тела. Тела были одеты в военную форму. Перед ними вся трава была покрыта бурой коркой засохшей крови. Что-то в этих телах было неправильным. До Алешки не сразу дошло, что там, где заканчивается воротничок, и должна продолжатся шея, ничего нет. На том месте копошился черный рой мух. К увиденному, добавлялся звук, жужжащих над поляной насекомых и тошнотворный запах тления. Алешка поднял голову. На другой стороне поляны стояло еще несколько солдат и тоже, что-то рассматривающих на земле. У их ног он рассмотрел какие-то округлые, темные предметы. Присмотревшись внимательно, он понял, что это. Это были головы. Распухшие веки были полуприкрыты, из-под которых проглядывались белки глаз. Рты криво изогнуты в последней муке. Мухи кружились и над ними то, садясь и ползая по лицам, то снова взлетая. Долго еще ночами виделись Алешки эти лица. Лица, которые ухмылялись в страшной маски смерти. Сознание листало странички памяти, всплывали эпизоды прошлой жизни то, один, то другой. Вот он снова в деревне. Ему шестнадцать лет. Время первых свиданий, первых пожаров в груди и первых робких поцелуев, украдкой где-нибудь подальше от посторонних глаз. Площадь перед деревенским клубом полна молодежи. Робко светят фонари, освещая желтым светом асфальтированную площадку перед входом. Из открытых дверей доносятся звуки бешеной музыки и отблески цветных огней. Молодые люди, разбившись на небольшие кучки, сидят на скамейках под деревьями, а кто-то просто на траве. Звенят бутылки, звучат пьяные, возбужденные голоса. Сегодня в деревне дискотека. Сегодня гуляем до упада. Дискотеки устраивал заезжий мужичок. Появился он в деревни с полгода назад. Договорился с местной администрацией и занял, почти заброшенный к тому времени деревенский клуб. Часть здания он отвел себе под квартиру, а в другой части открыл бар, где виднелись на витрине красивые бутылки и делались незатейливые коктейли. Рядом был еще один зал, где стояло два больших бильярдных стола и ряд игровых автоматов вдоль стены. Местные селяне, не избалованные развлечениями, потянулись туда, неся с собой скудные свои сбережения. Все-таки хотелось, хотя бы чуть, чуть, почувствовать вкус красивой жизни. А по выходным, он устраивал еще и дискотеки. Входная плата была не высокой, так что молодежь со всей округе собиралась теперь здесь. Сам этот мужичок был маленького ростика, редкие прямые волосики на голове, не скрывающие довольно большую плешь, на носу очки в толстой роговой оправе. С собой он привез молодую жену. Это была женщина лет двадцати пяти, высокая – намного выше своего мужа, стройная и довольно красивая. Она сияла как звезда в обновленном клубе. Выполняя роль хозяйки, она крутилась в баре или в игровом зале, привлекая своей улыбкой еще больше клиентов. Местные мужики облизывались, глядя на соблазнительные формы и смакуя, обсуждали между собой ее прелести. Бабы же наоборот, видя, как мужики глотают слюнки, в душе сгорали от ревности и называли ее не иначе как б**дью и шалавой. Алешка на дискотеки ходил всегда и так же, как и все остальные, любовался женой хозяина. Для него она была далекой и недосягаемой принцессой. Не то, что бы красота ее была такой, что и сравнить не с кем. Нет. Среди немногочисленных деревенских красавиц, пожалуй, можно было бы найти и поинтересней. И лицом и фигурой. Но было в ней что-то такое, чего не хватало деревенским девушкам. Манера держаться, грация, а иногда и недозволительные вольности в обращении с мужчинами. Вот это то и тянуло к ней не только бывалых мужиков, но и юнцов, вроде Алешки. В тот вечер у Алешки было чудесное настроение. Ритм музыки настраивал на особый лад, в жилах бурлила кровь, подгоняемая алкоголем, после нескольких бутылок пива. На душе было радостно и легко, и энергия била, фонтаном заставляя танцевать снова и снова. Иногда он выходил на улицу, для того, что бы подышать свежим воздухом. Крупные капли пота капали с его разгоряченного лба, Алешка вдыхал полной грудью ароматы летнего вечера и возвращался обратно в прокуренный зал и отдавался снова бесконечным ритмам танца. Время, отведенное для дискотеки, уже почти истекло, а Алешка оставался все еще таким же разгоряченным, как и в начале вечера. Музыка в зале замолкла и молодежь, немного возмутившись, как обычно, потянулась к выходу. Алешке же уходить совсем не хотелось, ему хотелось продолжения. Он ввалился в опустевший бар, решив напоследок взять еще бутылочку пива. Вообще-то, таким юнцам, пиво в баре не продавали. Алешку спасало только то, что выглядел он намного старше своих лет. Обветренное загорелое лицо – последствия крестьянской работы на свежем воздухе, крепкая мускулистая фигура – результат спортивных тренировок, прибавляли ему внешне года три. Так что, глядя на него, ни у кого даже не возникало желания спросить, сколько ему лет. Алешка уселся на высокий стул у стойки бара, за которой никого не было видно, и стал ждать, рассматривая бутылки на витрине. Из подсобки появилась хозяйка. Она подошла к стойке, напротив Алешки, облокотилась на нее руками и уставилась на него. Глаза ее блестели, а на губах играла улыбка. Алешку пробрала дрожь от ее пристального взгляда. Он хриплым и севшим голосом заказал себе пиво. Хозяйка, почти не оборачиваясь, взяла бутылку и протянула ему, глаза ее все так же неотрывно смотрели на него. Алешку все больше смущал этот взгляд, он готов был, провалится сквозь землю, и бутылка никак не хотела открываться. Она взяла из его рук бутылку, улыбка стала еще шире, откупорила пробку открывалкой и передала снова ему. Хозяйка облокотилась обеими руками на стойку, приблизила свое лицо к Алешкиному и вкрадчиво сказала: - Ты красивый мальчик, - глаза ее сверкнули озорным блеском – я тебя давно заметила. Алешка сгорал от смущения, попытался что-нибудь сказать в ответ, но не смог. - Тебя как зовут? – таким же вкрадчивым голосом продолжала она. - Леха – кое-как вытянул из себя он. - А меня Аня. Ты не торопишься? - Нет. - Ну, тогда посидим, поболтаем, ты не против? Он утвердительно кивнул головой. - Ну, вот и отлично, а то скучно одной, муж уехал, друзья разошлись. Ты тогда подожди немного я сейчас закрою вход и приду – и она вышла из бара. С Алешкой творилось что-то невообразимое. Для него все это было полной неожиданностью. Поведение красивой хозяйки смущало его и в тоже время льстило то, что она обратила на него внимание. По телу пробегала мелкая дрожь, бутылка в руке предательски подрагивала. Вскоре Аня вернулась обратно, глаза ее все так же блестели и, до Алешки наконец-то дошло, что она пьяна. Она взяла его за руку: - Пойдем, у меня там бутылка вина не допитая осталась – и хозяйка потянула его за собой в подсобку. Они сидели в маленькой комнатке, пили красное вино, Аня без умолку о чем-то говорила, то спрашивала, то что-то рассказывала. Алешка, освоившись, отвечал ей или слушал, утайкой разглядывая ее. Ему нравилось ее лицо, обрамленное короткой стрижкой темных волос, голубые глаза с пьяным веселым блеском, пухлые губы которые не покидала улыбка. Ему нравилась ее грудь, вздымающаяся при каждом вздохе под тонкой блузкой. Вино, теплом разливалось по венам, и он чувствовал себя все смелее и смелее. Аня, в какой-то момент приблизила к нему свое лицо, посмотрела прямо в глаза: - От тебя первого, видимо ничего не дождешься – и ее губы впились в его. У Алешки захватило дыхание. Он возбужденно прижал ее к себе. Стал водить руками по горячему телу. С силой повернул, и они рухнули на диванчик, стоявший рядом. Дрожащими руками, попытался расстегнуть блузку на ней, пуговицы не слушались и тогда, он рванул, послышался треск разрывающихся ниток. - Подожди – она отстранила его от себя – я сама – и стала раздеваться. Алешка, все больше дрожа, лежал и смотрел на ее шикарное тело. Аня повернулась к нему: - Ты так и будешь лежать одетый? – со смехом спросила она. – Давай я тебе помогу – нежными своими руками помогла снять рубашку и все остальное. Алешку била нервная горячка. Он, возбужденный, снова повалил ее на диван и попытался что-нибудь сделать. Аня отодвинула его руками и посмотрела удивленным взглядом: - Ты что, в первый раз? - Да, - сдавленно ответил он. - Ну вот, повезло на мальчика – она криво улыбнулась – ну, ничего, иди ко мне, я помогу. И она обучала его искусству любви. Алешка ласкал ее, наслаждаясь новым, еще неизведанным. Его глубоко смущала роль ученика, когда хотелось быть мужчиной, но чувство обладания такого шикарного тела затмевало все остальное. Этой ночи он не забудет никогда. Это была его первая женщина. Еще одна нереальность. Взвод подняли по тревоги. Ротный наставляет бойцов. В квадрате таком-то обнаружено довольно крупное соединение боевиков. Задача разведчиков обнаружить их и затем корректировать огонь артиллерии. И вот вертушка летит уже низко над сопками, свистя своими лопастями и унося в своем железном брюхе разведчиков в нужном направлении. Третий день бойцы прочесывали район. Ни в указанном квадрате, ни в соседних никого не обнаружили. Чехи как сквозь землю провалились. В процессе своей жизнедеятельности, люди оставляют много следов, даже если они пытаются их скрыть, для опытного разведчика не составит труда обнаружить. А здесь совсем ничего, только мертвый лес кругом. Разведчики были на пределе, усталость давала о себе знать, да и сухпаи были на исходе. Надо было что-то решать. Взводный собрал всех вместе. - Значить так, ребят – тихим голосом начал он – в низу, в ущелье, деревня, спускаемся туда. Надо по-тихому в деревне пошарить, если и там голяк, то отходим и вызываем вертушку. Все, двинули. – И бойцы, поправив на натруженных плечах автоматы, тихо стали спускаться по склону. Как обычно, впереди охранение, за ним ядро, позади прикрытие. Внизу, тянулось черной лентой ущелье на дне, которого бежала быстрая речка. Речки в темноте совсем не было видно и только по звуку воды можно было догадаться о ее существовании. Правее от склона горы ущелье расширялось и там, сквозь ночную мглу, можно было различить темные крыши спящего села. Кругом стояла мертвая тишина и только, изредка, раздавался одинокий ленивый лай собаки. Бойцы залегли на каменном уступе, откуда хорошо проглядывалось все село. Оценивали обстановку. Кругом все было тихо, никакого движения, ничего, что могло вызвать подозрения. Немного в стороне от села стоял отдельный дом. Дом как дом. Мало ли на отшибе бывает домов. Но дом разведчиков заинтересовал. Такой же темный, как и все остальные, но на одном из окон, пробивался слабый луч света вдоль плотно занавешенного проема, видимо светомаскировка. Взводный показал рукой на него и прошептал: - Только тихо, без шума. Бойцы, бесшумно, начали спускаться к этому дому. Взяли в кружок. Каждый оценил свои возможности. Кому-то достались оконные проемы и единственной вариант, это ударить по нему прикладом и бросить «эфку», хороший вариант, но не то, в дом надо войти тихо, да и не известно, кто в доме, может мирные местные жители. Которым не спится. Кому-то досталась дверь, и они понимали, что входить придется через нее и входить как можно тише. Алешка стоял рядом с дверным косяком, на небольшом крылечке. Одна нога упиралась в деревянную дверь, вторая, на ступеньку ниже. Он ждал, что будет дальше. Почувствовал легкое прикосновение к своему плечу. Повернулся. Это был взводный. Он рукой показал в воздухе – постучи, сам прижался рядом, с противоположной стороны. Алешка уверенно постучал по дереву и сделал шаг в сторону, прикрываясь дверным косяком. С минуту стояла полная тишина. Потом, скрипнула где-то в глубине дома, дверь и послышались неторопливые шаги, направляющиеся к выходу, за которым замерли в напряженном ожидании разведчики. За дверью послышалась чеченская речь – интересовались, почему Исса так долго не приходил. Затем щелкнул дверной затвор, и в образовавшуюся щель высунулась бородатая голова уже не молодого горца. В следующий момент, короткий ствол АК уперся ему чуть ниже подбородка, а вторая рука взводного схватила за волосы и с силой потянула опешившего мужчину на улицу. - Тихо, тихо, родной – жестко, шептал ему на ухо взводный – только тихо, пикнешь – мозги по стене размажу. Мужчина только мычал, не имея возможности открыть рот, зажатый между стволом автомата и прижимающей затылок рукой. В горле у него что-то бурлило, и он часто дышал носом, пытаясь восстановить дыхание. Взводный, не стал терять время на чеченца, передал его бойцам, которые тут же засунули ему кляп в рот, уже приготовленный из санитарной косынки, стянули ремнем руки за спиной и бросили лицом вниз у крылечка. Остальные рванули в дом. Теперь важна была скорость. Пробежали по небольшому коридорчику и с налету, ногой, вышибли дверь в ближайшую комнату. Алешка ворвался вторым. Он увидел как в комнате, резко повернулись на шум сидящие у стола два горца, такие же бородатые, как и первый. Раздался возглас удивления. Один из них сообразил мгновенно. Он бросился в сторону, где у старого задрипанного кресла, стояло два автомата стволами вверх. Боец, который двигался чуть впереди от Алешки, ударил его ногой в грудь, отбрасывая дальше к окну. Не давая опомниться, достиг его там и добавил автоматом по голове. Второй, застыл на какое-то время у стола, не сразу поняв, что происходит. В следующий момент он попытался подняться. Алешка ударил его прямо в лоб основанием сложенного приклада. Раздался глухой звук. Мужчина, крякнул и упал спиной на стол, со звоном рассыпалась по полу посуда. Из рассеченного лба потекла струйками по лицу кровь, и он боком, скатившись со стола, рухнул на пол. Прошло не больше минуты, и оба чеченца, еще не отошедшие от жестких ударов, лежали со связанными руками на полу. В доме теперь распоряжался взводный. - Тащите сюда третьего – после того как был осмотрен весь дом, приказал он двум бойцам стоявшим у двери. Те бросились к выходу. За руки втащили бородача в комнату и бросили рядом с остальными. Взводный сел на стул и закурил. Он делал глубокие затяжки и, выпуская дым, поглядывал на плененных в ожидание, когда они отойдут. Наконец-то они зашевелились. Сначала один, попытался мотнуть головой, бормоча что-то на чеченском языке. Затем тихо застонал и второй. Взводный приказал посадить их, всех троих в ряд. Бойцы выполнили его приказ. Он подсел перед ними на корточки и стал спрашивать о чем-нибудь то одного, то другого. Слушал ответы. Внимательно смотрел на них. Он выбирал с кого начать серьезный разговор. Выбор его остановился на том чеченце, которого ударил Алешка. Лицо его было залито кровью, которая застывшими сосульками свисала на его бороде. Нижняя губа предательски подергивалась, то ли от боли, то ли от страха. Взводный встал: - Тащите этого в соседнюю комнату – два бойца подхватили мужчину за руки и потащили, за ними отправился взводный, плотно прикрывая за собой дверь. Алешка сидел на полу у самого выхода, молча курил отдыхая. Он слышал возню за дверью, глухие удары, сдавленные стоны и зловещий голос взводного. Шло время. Он слышал, как что-то быстро, быстро говорил чеченец, голосом полным боли и страдания. Как снова слышались удары и возня. Ему показалось, что он даже задремал немножко, когда дверь открылась, и оттуда вышел взводный и за ним, выволокли на прежнее место пленника. Усадили там же, где и остальные и засунули кляп, такой же, как и у двух других. Взводный опустился на стул, на котором и сидел до этого, достал сигарету: - Все, спекся – сказал он уставшим голосом – даже, сука, на карте показал, где духи прячутся. - Уходить надо – сказал один из бойцов. - Надо – утвердительно мотнул головой взводный. - А с этими что делать? – раздался еще один голос. - С этими? – он лениво обвел их взглядом, неторопливо затягиваясь дымящей сигаретой – не с собой же тащить – рассуждал он, не обращаясь ни к кому – и здесь оставлять нельзя. Взводный встал. Он достал нож из ножен на разгрузке. Широкое лезвие блеснуло отраженным светом. Подошел к ближайшему чеченцу и пнул его ногой в плече. Тот упал на бок. Бородач глянул на взводного. И все понял. Он изо всех сил задергался на полу, пытаясь кричать, но из зажатого кляпом рта раздавались только нечленораздельные сдавленные звуки. Бойцы, которые были рядом, схватили его за ноги. Взводный наступил ему ботинком на голову, прижимая к полу, и поднес, острое как бритва лезвие ножа, к горлу. Алешка видел, как острие ножа сначала уперлось в кожу, вдавливая ее. Затем, под небольшим усилием нож, прорывая живую ткань, вошел в горло. Мужчина, издавая клокочущие хриплые звуки, задергался еще сильнее, заливая все вокруг себя кровью. Дальше, Алешка, смотреть на все это не мог. Он повернулся и пошел к выходу. Сел на крыльцо, закуривая сигарету, и полной грудью вдохнул свежий прохладный ночной воздух. Где-то в лесу кричала какая-то птица. Ей отвечала еще одна, с другой стороны. Далеко в горах, раздался вой, эхом прокатился по сопкам и затих вдали. Постепенно бойцы выходили на улицу. Последним вышел взводный. Он тяжело дышал, держа в руках окровавленный нож. Штаны его были залиты темными пятнами, а в воздухе повис запах свежей крови. Он подошел к стоявшей не далеко от крыльца бочке с водой, обмыл нож и засунул в ножны. Затем вымыл руки и, опустив голову, засунул ее в воду. Выпрямился, разбрызгивая вокруг себя и отплевываясь: - Все, надо двигать, ночь скоро кончится – и цепочка теней потянулась в сторону темного склона покрытого лесом, подальше от села и растворилась в ночной мгле. Всплывали сцены нереального мира в отупевшем, уставшем от боли, Алешкином сознании. Мира, который окружал его последний год. Мира, которого не должно быть и который казался страшным сном, длившимся бесконечно долго. А где-то там, далеко, был другой мир, были другие люди, которые не убивали себе подобных и в том мире когда-то жил Алешка. Казалось, что прошли сотни лет, отделявшие его от того мира. Но он все-таки был когда-то. Весна вставляла свои права. Шелестел ветерок, теребя молодую листву на деревьях. Солнце пекло уже во всю, съедая остатки весенней грязи и заставляя, зеленеть и тянутся вверх появившуюся поросль. Алешка шел по родной деревенской улице. В воздухе стоял запах навоза и гари от костров дымившихся на огородах. Он шел домой. На скамейки у ворот его поджидали двое парней. Олег и Серега. Его закадычные друзья. Они были вместе, сколько себя помнили. Вместе учились в школе, вместе работали со своими отцами, вместе проводили все свободное время. Парни, увидев Алешку, нетерпеливо встали и направились ему на встречу. - Ну, ты чего так долго? – еще не доходя, начал засыпать вопросами Олег – в военкомат, зачем вызывали? - Мы тебя с самого утра ждем – вставил Серега. - Все, пацаны, в армию забирают – улыбнувшись, сказал им Алешка. - Когда? - Завтра надо быть в районе с вещами. - А чего так быстро? - Не знаю, спецнабор у них там какой-то, сегодня уже и медкомиссию прошел, да вот, повестка, сами читайте. Парни, молча, передовая друг другу повестку, читали ее содержание. Серега поднял голову: - Значит, первого из нас забирают. Проводы то, будешь делать? - Наверное. Сейчас родителям надо сказать. - Кого звать будешь? - Да, всех наших. Так что, давайте, собирайте всех и к вечеру ко мне, а я пошел, родителей предупрежу, и готовиться начнем – и Алешка повернулся в сторону дома. - Лех, - окликнул его Олег. Алешка повернулся, - ты в курсе, Наташка приехала. У Алешки защемило в груди: - Нет, я не знал, надо будет к ней зайти. И друзья разошлись. Наташка, живущая рядом, на соседней улице, была большой Алешкиной любовью. Они дружили уже лет пять. Сначала, учились вместе в одном классе, и он провожал ее до дому. Дарил скромные подарки и дрался с другими мальчишками, если ее кто-то чем-то задел. Потом, уже после окончания школы, были теплые ночи, проведенные вместе, подальше от посторонних глаз. Были первые робкие поцелуи и первые признания в любви. Тем летом, Наташка поступила в институт и уехала в областной центр, учится. Иногда она приезжала на выходные в родную деревню и тогда, они снова были вместе, но не на долго, день-два и Наташка, спешила обратно в город, а Алешки оставался тоскливый удел – ждать новой встречи. Она восхищенно рассказывала ему, как нравится ей город, о веселой студенческой жизни, о новых друзьях и подругах. Алешка замечал, как меняется она с каждой новой встречей. Менялось все – одежда, стиль, прическа, но главное, Наташка становилась другой. Появилось высокомерие, она уже смотрела на них, деревенских, с высоты городского жителя. Алешку это огорчало, он понимал, что теряет ее, но стоило только узнать, что Наташка приехала, как душу переполняла радость, в груди щемило от ожидания встречи и он, со всех ног бросался к ней, забыв обо всех переменах. Алешка зашел в дом. Пройдя по комнатам и никого, не найдя, прошел через весь двор и вышел к огородам. Родителей он застал в работе. Мать собирала в кучу прошлогоднюю ботву, отец чинил парник, готовя к рассаде. Алешка окликнул их. - Мам, пап, меня в армию забирают. Мать, не дойдя, села на подвернувшуюся чурку, дрогнувшим голосом спросила: - Когда? - Завтра с вещами. Мать всхлипнула. Отец отложил топор в сторону: - Ладно, мать, нечего слезы лить – сказал он ей сурово и в то же время с какой-то мягкостью – все равно знали, что не сегодня так завтра заберут. Пойдем в дом, сына собирать, да на стол готовить, проводить надо как у людей положено. Вечером в Алешкином доме было тесно. Пришли родственники, друзья, соседи. Почти вся деревня была сегодня у них. Парня провожали в армию. Провожали, как полагалось, весело, рекой тек крепкий самогон, и столы, накрытые прямо во дворе, ломились от домашних закусок. Гуляй Леха! Когда еще вот так получится! Гуляй вся деревня! Такого парня провожаем! Служи и возвращайся поскорей обратно, а мы будем ждать! Алешка сидел во главе стола, рядом Наташка. Прямо как на свадьбе – промелькнула у него мысль в голове. К Наташке он зашел уже под вечер. Она, легко сбежала к нему с крыльца и, обвив руками, чмокнула в губы. Алешка, крепко прижал ее к себе и, душа наполнилась нежностью. Так начиналась каждая их встреча. После этого Алешка забывал обо всем, и все его мысли были только о Наташке. Но только не сегодня. Он сказал, что его забирают в армию, что сегодня проводы, надо готовиться, и он ждет ее вечером у себя. Они перекинулись еще парой слов и после нежного поцелуя, расстались. А теперь они сидели во главе стола. И гости обращались с тостами к ним обоим. Ты, парень, служи, как полагается, и не забывай родной деревни. А ты, девка, жди парня и помни как ему там не легко. Вечер подходил к концу. Пьяные односельчане разбрелись кто куда. Старики сидели в сторонке, вспоминали свои годы службы. Молодежь вывалила на улицу. Звучала музыка с магнитофона и прямо на дороге танцевала веселая компания. В доме слышались звуки гармони и голоса, певшие старые красивые песни. За столом остался Алешка с Наташкой, рядом сидела мать. Она гладила Алешку по руке, смотрела на него глазами полными слез и улыбалась: - Вот и уезжаешь, не забывай там нас, пиши, а мы с Наташенькой будем тебя ждать – приговаривала она. - Ничего, мам – успокаивал ее Алешка – пролетят два года, и обратно вернусь. Смолкли звуки веселого застолья. Над деревней стояла теплая майская ночь. Алешка с Наташкой сидели у дома на скамейки. Он смотрел в черное небо, на котором светились бесконечные звезды ярким ковром. Спросил: - Ждать меня будешь? - Не знаю – Наташка была задумчива и грустна – два года это очень долго. Зачем давать пустые обещания. Кто его знает, что за это время будет. Они замолчали. Молча думали каждый о своем. - Ну а писать то, хотя бы будешь? - А вот писать, буду – она улыбнулась - часто не обещаю, но буду. Серело небо, становясь, все светлее на востоке, а молодая пара сидела, обнявшись на скамейки, прижавшись, друг к другу и все говорили и говорили о чем-то. Она писала ему первых пол года, а потом перестала. Он спрашивал в письмах к родителям о Наташке, но они отмалчивались. Он давно сам все понял – два года это большой срок. Какой-то шум вырвал его из забытья, и полоса воспоминаний оборвалась. Алешка с трудом повернул голову. Внутри черепа сразу проснулся молот, ударил пульсирующей болью по вискам и раскатился по всему телу. Алешка застонал, сжав до предела зубы. С трудом, разлепив веки правого глаза, он посмотрел в направлении двери. Сквозь доски пробивался свет раннего утра. В сарае уже можно было различить предметы находящиеся вокруг. Стог сена, на котором лежал Алешка, старые почерневшие доски стойла в стороне и серые камни, из которых были выложены стены. За дверью, на улице, слышался шум. Шуршал гравий под чьими-то ногами, негромко говорили о чем-то несколько человек на языке горцев. У Алешки сжалось все внутри. Комок ледяного страха сковал грудь, заглушая боль. Дверь со скрежетом открылась. В сарай вошли двое чеченцев. Черные лица с длинными бородами, камуфляж, за спинами болтались автоматы. Они подошли к Алешке, говоря о чем-то на своем языке, схватили его за руки, туго стянутые за спиной, и бесцеремонно поставили на ноги. Сотни иголок пронзило затекшее тело, Алешка застонал и упал на колени. Горцы, не обращая на это внимания, потащили его к выходу. Его выволокли на улицу и он, борясь с тошнотой подступившей к горлу, осмотрелся вокруг. Было раннее осеннее утро. Ветер обдавал своей свежестью, даря уставшему от боли телу прохладу. Рядом стоял такой же выложенный из камня сарай, как и тот из которого вытащили Алешку. Вниз по склону, вдоль дощатого забора уходила тропинка. Из второго сарая вытащили еще двух пленников. Одного Алешка узнал сразу. Это был Витек – камуфляж весь в грязи и в пятнах крови, правая рука, обрубком торчала из обгоревшего рукава. Когда его тащили, он мотал головой из стороны в сторону и что-то бормотал. Второго, Алешка узнать не смог, лицо его, синюшного света, распухло до крайности, ничего не видящие глаза, были двумя щелками, а разбитые губы представляли собой месиво из сплошной застывшей кровяной корки. Бородачи потащили всех троих вниз по тропинке. Завернули за забор и уперлись в отвесный каменистый склон. Грубо ткнули на колени лицом к камням. Что будет дальше, Алешка понимал. Было страшно. Все внутри противилось этому. Рвалось наружу вместе с криком. Но отупевшее от боли сознание, нашептывало, потерпи еще немного и станет легче, уйдет боль, уйдет все. И эта мысль подавляла все остальное. Она успокаивала. Она давала возможность пережить нестерпимое ожидание. Чеченцы, переговариваясь, взялись за дело. Рядом с Алешкой раздался крик – это кричал Витек. Он орал что, было, мочи и отчаянно дрыгался. Витек криком, переходящим в визг кричал, что бы его отпустили и не трогали. Горцы навалились на него, пытаясь удержать. Кто-то в схватке толкнул Алешку. Алешка завалился на бок, уткнувшись головой в камни. Застонав, он прижался лбом к холодному камню, пытаясь хоть немного получить облегчение. Один из боевиков ударил Витька по голове прикладом. Витек затих. Вокруг него началась возня. Послышались клокочущие, булькающие звуки. Алешка с силой сжал веки, заскрипели в диком отчаяние ломающиеся зубы. Он не хотел, не видеть этого и не слышать. Он хотел только одного, что бы это все поскорей закончилось. Быстро дыша, попытался удержать рвущееся из груди сердце. Перед закрытыми глазами всплыл образ матери. Ее лицо, какое видел он в последний вечер. Милое родное лицо, глаза наполненные слезами и грустная улыбка. Кожа вновь ощутила ласковое прикосновение ее больших рук. В ушах зазвучал, словно эхо ее нежный голос: «А мы с Наташенькой будем тебя ждать». В следующий момент, чья-то грубая рука схватила его за волосы, оттягивая голову назад, и острая боль рассыпала милый образ на миллион осколков, и загудело в голове, и в следующий момент наступила тишина. © Анатолий Шеин, 2009 Дата публикации: 29.03.2009 15:49:24 Просмотров: 2917 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииВалентина Макарова [2009-03-30 13:54:52]
Уважаемый Анатолий!
Речь разговорная отличается от речи письменной тем,например, что большую роль при чтении играют знаки препинания и грамотность. Вы, вероятно, хороший рассказчик, и написав рассказ, прочитывали его с теми интонациями, которые Вы заложили в текст. А я - читатель, и просто читаю. И у меня возникают вопросы. Например, "Они с Сашкой уже год." Что год? Ели, спали, воевали? "Перед закрытыми глазами всплыл образ матери". ПЕРЕД чем-то закрытым всплыть ничего не может. Образ просто всплывает (в памяти, например). "Все внутри противилось этому. Рвалось наружу вместе с криком." Что рвалось, а что противилось? То, что рвалось, то и противилось? Много у Вас таких недочетов. Советую текст зачистить от подобных ляпов. Ответить |
|
Отзывы незарегистрированных читателейИрина [2010-11-11 20:58:31]
Анатолий, здравствуйте! Смелый вы человек! В прозе вам удаются детали, благодаря чему идеально создаёте эффект присутствия. К примеру, сцену казни испытала на собственной шее. Успехов Вам.
Ответить |
|