Счастье.

Никита Янев

Форма: Очерк
Жанр: Публицистика
Объём: 34031 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Сам пашет, сам песню поёт.
Толстой. «Липунюшка».

Гена Янев.
1.
Мне это уже не будет интересно. Мне будет интересно смотреть фильмы и ловить рыбу. Идти по острову с руками и разговаривать с покойниками и живыми.
Остров жизни в море смерти несётся как спасательный остров среди островов с трупами в поле от Франции до Канады с тоской в животе во время глобальной катастрофы, как подводная лодка, как портал, как чёрная дыра, как яяяяяяя.
А читать лекции и ставить драмы, и слыть в интернете, как менеджер себя, как минутка, уже не интересно, потому что есть мёртвые, есть живые, есть наполовину, есть знающий, что всё наоборот, есть не ждущие компенсаций.
Это было кайфом в юности и детстве, отрывать и бросать на землю, как стихи и прозу, а самому уходить всё время, словно ты это такая пещера, в которой каждый поворот возвращает к началу и обрыву.
А теперь уже сам - такие: интернет, пьеса, постапокалиптика, спасательный остров, портал, чёрная дыра, и можешь показать, конечно, как это строится на свете частям себя, неофитам, но без компенсации мажорской, и рыбку сесть и на хрен сесть, как тебя за это полюбят.
В её аффектированной редакции: как тебя побьют камнями, как политзеков в церкви, ссыте на него, ребя, он ещё живой. Сталкеру нельзя на зону с корыстной целью, короче.
Знаете что, давайте сами. Уже большие. Кто будет, как Гайдар, в 14 лет полком командовать, кто людей резать себе на лычки. Вы можете всё про себя увидеть, если не ссыте. А можете ничего не увидеть, если зассыте.
Это будете: я, то есть яяяяяяяя, то есть вы, а я, сам я, Ну, это же частная жизнь, кому это интересно. И профанация общего дела, как у начальника и звёзд, что где-то была предпринята отмазка для забвенья и трудоспособности работать всё время, как последний шанс стать Геной Яневым на свете.
2.
Там даже не я, там бывшая соседка Гойя Босховна Западлова, сказала, всё, кердец, всем спасибо, молодцы. Дом в деревне, лето, чтобы сбежать с шоу, где все друг друга продают за деньги. Этого больше не будет. Совсем другая работа. И съехала с квартиры.
Что дальше? Вот, смотрите. Она будет служить, помогать мужу на даче, и ухаживать за внуком. А Орфеевой Эвридике что делать? Она осталась без ничего.
Кажется, что это не по настоящему, просто, что дети растут, а старики стареют, поддержать беседу. Это что-то другое и это дальше. Ключевой образ – конец света с послеконцасветом. Там и портал с чёрной дырой, там и таррент с ютубом. На 100 лет работа.
Там и приемлемое местное занятье, что на зоне уркой, что на земле с простреленною головою, что белоэмигрантом в Гренландии. Идёшь, разговариваешь с руками, на рыбалку по лесной дороге, типа мультфильма. Там и род, и землячество, и цех, и жанр. Там и 19, 20, 21 век. Там и русский ренессанс, русский апокалипсис, русский экклезиаст.
Там и тысячелетнее царство, и город золотой, и постижение истории, что земля – портал, резервация, храм. И сколько таких надрочек у неё уже было? Та ради Бога. Атлантид, Лемурий, Гиперборей? Одному Гены Яневу известно, 100000007.
До олимпийцев были титаны, до них земля лежала безвидная, как хаос и хронос в прожекте. Муравьи не планируют, планирует семья. Когда муравьи становятся людьми, между ними усугубляется пустота, как прообраз истории.
Надо её перестоять, чтобы увидеть всё, сказали бы мы. Ну, и что дальше? Дело, видите ли, не в этом. Вы можете представить, с чего началось и чем закончится, но зачем? Вы можете представить, что так было всегда, 100000007 и дальше.
Лучше займёмтесь собой, что это вы – всё, яяяяяяя, включая пантократора и лукавого. И тогда ваше хозяйство – местное. Смерть как фиаско и смерть как посвященье. Всякую минутку, как несчастье и счастье. И вы ещё остаётесь с куклой, которая типа вы.
Когда вы поняли, надо рассказывать, только это отвлечёт от мочилова и даст непринуждённую манеру, что вы уходите, типа от себя к себе, как от всех ко всем.
Что между вами и вами есть ещё один вы, вами в барокамере и вами в голограмме, вами в Пластилинове и вами в одной лычке в надрочке.
Его надо показывать как фиаско и посвященье, что, типа не по-настоящему, как кино. А сам смотришь, что они не поверили, 100000007, госслужащие, бизнесмены, конфессии, наёмные рабочие, кроме нескольких. И плюёшься, тю, ради этого.
Теперь тех в шар скатывать и лепить новых кукол, а этих, ссыте на них, ребя, они ещё живые. Берёшь за белы рученьки чисто портально и пантократорски. Вы задрочили лукавого, теперь нате вам метагалактику и тренируйте новеньких.
Это такая мутота, там одних цифр больше, чем названий. Но вы справитесь, потому что вы видели, что мудозвонство - золотое и блестящее, как преступление и наказание, а кайф - зачуханный, как униженные и оскорблённые.
Там просто получается картинка, и она меня немножко преследует. Может быть, это и неплохо. Картинка такая. Кино с таррента на жёстком диске и узкоколейка на Соловках. Понимаете, да? Образ жизни а ля Антон Палыч. Тригорин и Треплёв.
Дальше начинаются схемы, шоу и дом в деревне, интернет и пьеса на ладони. И я сразу бросаю картинку, потому что знаю, схемы, как испанский сапожок и фанатик, не выпытают правду. Хотя переход именно такой: дом в деревне и интернет.
3.
Он всё выболтает сам, как соловей на ветке и обыватель, если вы его оставите в покое, про тайну, чего он хочет, забвенья и достойной жизни, в смысле, откуда он и куда он, в смысле, не с достоинством, а с достатком.
И это как инструкция для спецслужб, в смысле, охранительного режима, потому что режим сам себя блюдёт, как целочка на воздушном шаре, луё-моё, по-русски не понимаю. Что он просто в упор не видит картинку, и она хиреет без молвы, как старик и море. А спецслужбы, как бандиты, кого надо торцануть и за сколько.
Картинка болтается без воплощенья, и как рыба в воде тонет. Где для неё найдётся Гена Янев, у которого папа, как медитация и нирвана, нарвался, а мама, как русская история и одиночество на свете.
Гена Янев, который как Аполлон на дельфине, поплывёт на рыбе, как старик и море, как спасательный остров среди островов с трупами на постапокалиптике, навстречу приключеньям на свою жопу.
И картинка вокруг, как схима, рассказывает про то, что было, как всё забывший эпилептик после всех преступлений и наказаний, такая терапия. Потом, естественно, землячество становится цехом, цех – родом, род – жанром, жанр – порталом, портал – городом золотым.
Всё-таки сполз на схему, пеняет бывший эпилептик. Спецслужбы входят на веранду и тулятся скромно по стенам. Что за смиренье? Вы оглядываетесь резко на трюмо на веранды, чтобы уже познать себя, как Сократ, Христос и Пушкин.
И видите там лабиринт одиночества смерти я, как мама и папа. Восклицаете одержимо, мля, достало, и лепите големов, как Гоголь, у которого есть жизнь, но нет героев, зачинатель русского эпоса, хер с ней, со схемой.
И лепите линию горизонта, как Чехов, у которого есть герои, но нет жизни, умерщвитель русского эпоса, хер с ней, со схемой. И жужжишь, как пчёлка, талафа куми, встань и ходи, Лазарь. И шепчешь, как шаман на камланье, тат твам аси, это ты, как актёр на сцене, играющий Гену Янева в трюмо на веранды.
И меняешься в лице, как догадка, так вот чего спецслужбы притихли, как жизнь после смерти. Частная жизнь человека, как ревизия и Хлестаков, Чичиков и эпос, Башмачкин и загробность, лукавый и пантократор. Раздрался занавес в храме. Они шли по улице за пивом, и, бах, внутри Гены Янева оказались, как послеконцасвета.
4.
Всё остальное, ещё неизвестно, что оно такое, что оно тренинг, что оно починка. Ну, я про 6 лет, когда не помог и не помогли. Но 100000007 яяяяяяя. И просто выбрал 1, а остальное исписанное бросил.
И ещё неизветно: мы полюбим образчик и позолотим на форзаце, или чисто портально оно прокладывало путь в буране реальнее реальности, как солнечная система, движущаяся по спирали вокруг чёрной дыры вселенной «Млечный Путь», движущейся, в свою очередь, по спирали вокруг центра метагалактики «Город Золотой».
И так далее и тому подобное, пространство и время вроде выдумки и голограммы, как Аватар и Нео в барокамере с подключёнными проводками и в матрице и голограмме, что, ну, бля, всегда так было, подставился или подставил, как начальник и политзэки.
И ещё: вода, подводная лодка, плыть. И ещё: десантники в грузовом «Иле». Это 2 устойчивыых архетипа, которые я не могу реализовать вербально, видно они нуждаются, как подсознание и явь в воображенье.
Тут дело в реализованном поступке. Просто, я не могу бояться. Вернее, я могу бояться, застыть, зависнуть, как биоскафандр и экстрим на запаске. И я придумываю выход: что будет.
И мне не важно, будет оно или не будет, потому что оно есть. Просто мне важно сказать про него как про то что было, и для этого я выбираю будущее время, потому прошлое уже прошло.
Наверное, непонятно, но Бог с ним, по ходу. Люди смотрят на кино как на отмазку, как старые на молодых, как лекторы. И вдруг становятся как драма и дом в деревне. А молодые так чувствуют, как дельфины и ультразвуки, и обстоятельства, которые, как известно случайны, абсурдны, изощрённы, трагичны, подозрительно знакомы.
Когда удар ложится пусто, как в кошмаре, не то чтобы вы манипулируете сюжетом на тонких планах. Манипуляция идеологией и спецслужбы – паллиатив Люцифера, как молитва и мат.
Так вот, про молитву и монахов. Скажете горе сдвинуться, и гора сдвинется. Это про молитву и монахов, а не про консервацию отмазок для достойной жизни. Во-первых, молитва злободневна, как жёлтая пресса и МЧС. Во-вторых, реалистична, как прогноз погоды. В-третьих, и главных, она попускает халтуру и поощряет жертву, как азартный политик, который умирает.
Счастье.
1.
6 лет я делал этот переход для себя, а не для всех, а сделал для всех, из шоу в дом в деревне, из фарса в род, 2001 – 2007, книга «Как у меня всё было».
6 лет я делал этот переход, для себя, а не для всех, из интернета в пьесу на ладони, все у тебя на ладони, и ты тоже, эзотерика в ютубе и артхауз в тарренте, 2007 – 2013, «Яяяяяяя».
Вообще-то это работа поколений, 33 лет при удачном стечении обстоятельств на каждую работу. Я и не говорю, что не вижу будущую работу, и не знаю прошлой, и не переживаю за весь сюжет в целом.
В муравейнике интеллект не в муравье-матке, муравьях-мусорщиках, муравьях-полицейских, муравьях-солдатах, муравьях-рабочих, муравьях-няньках, а в семье.
В христианстве человек – генезис Бога. И все фашизмы, коммунизмы, капитализмы, монархии, диктатуры, корпорации – аффекты, реакции на этот сюжет.
Мы можем взять сюжет поколенья, например, следующую после следующей работу, постапокалиптику и спасательный остров, или, ещё следующую после следующей за следующей работу, портал и астрал, всё равно сюжет будет один – конец света и после конца света.
Мы можем взять просто метасюжет: интеллект пирамиды и интеллект глаза. Всё равно сюжет будет один, как в детстве, счастье, все разговаривают со всеми. Ты всех видишь, а тебя никто – это только часть сюжета, потому что главный сюжет вообще не интеллектуален.
Ты перестаиваешь минутку, как смерть-фиаско и смерть-посвященье. И что в этой минутке не 100000007 Лемурий, Гиперборей, Атлантид, Нгуингмий, Брондингнегий, Европ, Азий, Плеяд, Альфа Центавров, Орионов, пока ты с невестой лежишь голый и отдыхаешь на топчану на веранды, а ∞∞.
И от тебя зависит сам разговор, и всё. Что это значит для меня лично? Только две вещи, которые я понял ещё в детстве, счастье только после несчастья, счастье – сюжет, реквием, трактат, роман, драма.
Что я и делал. Это было не так счастливо, как может показаться на первый взгляд, потому что для одного человека – это смерть в 33 года, от отчаяния или от халтуры. Но мне повезло, мне помогали.
Когда один человек всё время всё делает, а другой в нычке, и всё время разговаривает со всеми, то получается счастье, все ∞∞, с их Гипербореями, Атлантидами, Лемуриями, Брондингнегиями, Нгуингмиями, Плеядами, Орионами, Альфа Центавров, как местный сюжет на ладони.
2.
Марии сон приснился наяву, пока я ей вчухивал лекцию за утренним кофе во втором часу дня, каникулы. Что Марья Родина и Майка Пупкова умерли, жена и дочка, остались только Орфеева Эвридика и Гена Янев, тёща и зять. Они сдают одну квартиру за копейки, он её жареной путассу кормит, она ест жадно.
Марья Родина – медиум, ей больше всех их жалко. Вообще-то ей всех жалко. Как говорили в чужом родном ренессансном южном городе Мелитополе, жалко у пчёлки. Про что лекция? Так про то же.
2013.
Вообще, это важный кусок и довольно короткий отрезок времени на линейной координате. Поэтому, не знаю, можно ли скипать, а если и можно, то только внутрь, когда всё решается как часть тебя.
Просто есть такой сюжет, провал во времени, ты здесь и не здесь, посмотреть сразу с 2 точек, не чтобы было легче, а чтобы было полней. С дырой в голове под капельницей, нарвался, например, год в коме без сознанья.
Очнулся – начальники, населенья, политики, географии – все другие. Но ты видел всё изнутри, словно они на тебя одеты, живые, одушевлённые и одушевленья. А ты сам, как лабиринт, доходишь до точки соединенья с чёрте чем, как на Соловках в 1999.
Та сторона, которой нет, на которой всё есть, то, что есть, как язык. Слова – наброски поступков, чтобы они не отчаялись, что они никому не нужны. Их поступки должны быть не только предельные, их должны видеть.
Просто, когда - портал, говоришь себе, ещё сколько-то, тогда потом - чёрная дыра, и на ней - электроны и атомы, гиперпространство и телепатия. В этом случае я – не я, а яяяяяяя.
Просто, портал – везде, и чёрная дыра – везде, и не ты – везде. Так ты с другими сотрудничаешь, добравшимися. А ты – тут. И тебе тяжело, и ты придумываешь художественный сюжет про сроки, чтобы с двух точек увидеть, а на самом деле, со всех, как гиперпространство и телепатия.
2.
Не знаю, там же, понимаете, как у женщины и как у Чехова. Ты знаешь, что это понты, литература, деньги, премии, и хочется забуриться, и из леса выходить за солью и спичками. А сам гоняешься за тщеславием в сети, чтобы увидеть настоящее, настоящее жлобство, настоящее юродство.
И в один благословенный год со всеми возможностями в руках, как сторукий Шива и как ядерный взрыв, вдохновение, катарсис, понимаешь, что так не может быть всегда. И надо скорей понаделать больше делов, перетрогать больше поверхностей, как обнажёнка и привиденье.
Потом берёт себя, закидывает в будущий год, как десантника, не чтобы разведать будущее, а чтобы увидеть настоящее из будущего как прошлое. Таких лет было не так много, 2001, 1989, 1977, для тебя. Ещё, наверное, 1965, тогда был 0, и ничего не запомнил.
Про 2001 понятно, эпилепсия, вялотекущая онкология, смерть матери, свой дом, проза. Не для тебя – ещё легче. 2000-е – десятилетие искушений. Про 1989 – тоже, бросил институт, женился, родил дочь, переехал в дом тёщи, написал книгу стихов. 90-е – десятилетие иллюзий.
1977 – из западной группы войск приехал цинковый гроб и контейнер книг иллюстрацией притчи, что жизнь на самую драгоценную жемчужину в здешней природе человека разменять велено, кем велено? Уж я не знаю, кем велено, только это и есть жемчужина – кем велено.
В начале 80-х был процесс в Запорожье. До сих пор помню расписание воскресных программ по единственному каналу: «Будильник», «Музыкальный киоск», «Сельский час», «Служу Советскому Союзу», «Человек и закон».
Девушка сорвала черешню с ветки через забор, выбежал хозяин и застрелил из двухстволки. Вы понимаете, к чему я веду? Важно описать круг. Судят демонстрантов, избитых омоновцами. и дают срока.
1965, папа посмотрел на маму, мама посмотрела на папу на танцах в чужом родном ренессансном южном городе Мелитополе, и они одновременно подумали, что может получиться.
Не вопреки южной пассионарности и северному одиночеству, а благодаря, как карма и прана, как чёрная дыра и портал. Которые должны быть друг для друга родные, как ключ и замок, а то всё зря.
70-е – в западной группе войск, на двух окладах, злотыми и рублями, семьи контингента всё скупали, как саранча, хрусталь, посуду, ковры, мебель, книги, обстановку. Будущие – трёшка, мицубиси, дача, ницца.
Про социализм, коммунизм, капитализм, чёрных, евреев, америкосов я никогда не понимал. Это как мания величия и комплекс неполноценности. Это как на футболе, если нашего зажарили и съели – из соседнего племени, то это – зло, если наши зажарили и съели - из соседнего, то это – добро.
90-е с их истиной гопников – умри ты сегодня я завтра, 2000-е с их истиной мажоров – на зоне все должны расписаться на трупе, чтобы выжить, тем более, выжить достойно, значит, не с достоинством, а с достатком.
10-е с их истиной юродивого, что всё наоборот, начальника – подставили, чмо – Бог, последние – первые. Это и есть настоящие иллюзии, искушения и воплощения.
Это и есть человеческий круг, ради чего надо было вымочаливать своё я об оболочки света на вершинах Гималаев и в Марианской впадины. Чтобы я вымочалить. Чтобы точить им светы. Поняли?
3.
Можно и дальше смотреть, 1953, 1941, 1929, 1917, 1905, потому что там тоже свой сюжет, трагедия, драма, фарс, 30-е, 60-е, 90-е, зона и землячество, психушка и цех, шоу и род. Тот же, что с готтентотами и вымочаливанием, конец света и послеконцасвета.
Нам важен другой сюжет. Вы можете себя наизнанку выворачивать, в загробность и чёрную дыру, если вы знаете сюжет. И вы с той стороны смотрите, как яяяяяяя на я,
Как жлобы, как целочка на воздушном шаре, луё-моё, по-русски не понимаю, придуриваются мебелью на построении, пока до себя не допридуриваются, как Гришковец на подиуме, это – я? Как Аполлон в Дельфах, это – ты! Как начальник на Красной площади и хлестаковщина.
Как юродивые по этапу над очком отжимаются и перерезают ленточку портала, с той стороны Сикстинской капеллы на эту. С той стороны Саваох, Авраам, Яков, Моисей, 300 спартанцев, Христос, Сократ, Аристотель, Платон, Эсхил, Софокл, Эврипид, Рафаэль, да Винчи, Микелянджело, Гоголь Пушкинович Толстово-Достоевскин, Мандельштам Шаламов, Сталкерова Мартышка, как глаз на пирамиде.
С этой стороны Гена Янев, 100000007 закланных в жертву, 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, 100000007 лет до нашей эры, как ксива. Они подходят, наклоняются к очку, земляк, чё там?
Ничего нового, видите ли. Достоевщина, коммунизм. Если соседа арестовали, а тебя нет – то трёшка, мицубиси, дача, ницца, и смерть как фиаско. Если соседа не арестовали, а тебя – да, то между тобой в одной нычке в надррочке и тобой в Пластилинове, чёрной дыре, городе золотом, есть ещё один ты.
Как Липунюшка в кармане у девочки на зоне, как луковица, как линия горизонта, как схима, как пол, как десантники в конфликте в чреве грузового «Ила» испытывают кайф, они всех видят, а их никто. И потом, когда на запаске над снайпером зависнут, снайпер глаза протрёт, ещё раз прицелится, а там один свет, как из очка.
Словно мы уже выслужили лычку, как жемчужина. Потом всё сначала, иллюзии, искушения, воплощения, истина готтентотов, человеческая природа. А мы в зрительном зале сидим, как КП в ЧП, как Нео и Аватар, в барокамере с клеммами и в событиях.
И за линией горизонта ухаживаем, как девочка на зоне за Липунюшкой в кармане, как за гопниками, мажорами, чмошниками. Как мама с папой на танцах в Мелитополе за Геной Яневым, которого вообще нет. Как Гена Янев за 2013 годом ухаживает.
Что плохих убьёт, а хорошим даст премию? Другая игра, что через него, как крошки в пылесос, затягиваются 3 пространственных измерения в 4 измерение времени.
Те, кто остались без времени и без реальности, начинают мстить. Как на удавку кидаются на надвинутый горизонт, как социальные институты с пороками.
Те, кто прошли портал, остаются на месте, как Советская Армия, как обряд проведения подростков, достигших половой зрелости через инициацию смерти и воскресения.
Они как Гена Янев в армии чухаются, ох, скоко ещё пердёхать, поколение детей детей интернет и жанр, поколение детей детей детей, конец света и послеконцасвета, поколение детей детей детей детей, портал и чёрная дыра.
И всё для чего? Чтобы увидеть, как всё на тебе, как яяяяяяя, как драйв, как обнажёнка и конституция. И тут же забыть, и никогда не забывать, как смерть-посвящение.
4.
Я Блаже Юродьевой слишком узкую домовину вырыл на участке под яблоней на окраине мегаполиса апокалипсиса. Она закоченела с вытянутыми лапами.
Никто не врёт, ни Будда, ни Магомет, ни Христос. Просто там разные задания, подзорваться возле обидчика, в одну точку смотреть, подставить правую.
Гена Янев с Блажей Юродьевой на поводке по вечерам в зелёной зоне на первомайке под ЛЭП с собачниками раскланивается. У Гены Янева нет иллюзии про искушения и воплощения.
Он понимает, одно из двух, или нет Гены Янева, или нет времени. Блажа Юродьева глядит с пониманием сквозь видимую вселенную.
Надрочка 1.
Просто надрочка тоже меняется. В поколении дедов надрочка – зона и община верных. В поколении отцов – психушка и мастерская возле жизни. В поколении детей – шоу и дом в деревне. В поколении детей детей – интернет и пьеса на ладони. В поколении детей детей детей – конец света и послеконцасвета. В поколении детей детей детей детей – портал и чёрная дыра.
Надрачиваются не совсем индейцы инопланетяне, мутанты, послеконцасветцы, как детство, юность, зрелость, старость, что земля – главная, что они – главные, что главного – нет, что всё – главное. Надрачивается, прошу прощения, Бог, что он – слава Божья, землячество, цех, род, жанр, постапокалиптика, метагалактика.
Там нельзя остановиться, ни в пространстве, ни во времени, как спираль, как лабиринт. В лабиринте всё время шли отсюда туда. Всё ровно наоборот.
Надрочка 2.
В принципе, я за 6 лет прожил жизнь нового поколения детей детей, которая только будет через 6 лет, так получилось. А за предыдущие 6 лет – жизнь своего поколения детей. У меня ещё есть 6 лет – прожить жизнь позаследующего поколения детей детей детей. Почему мне это так важно, что я про это долблю всё время?
Потому что жизнь поколения – 30 лет, а на самом деле – 33 лет. В поколении дедов, отцов, детей: зона и община верных, психушка и мастерская возле жизни, шоу и дом в деревне – это совершенно конкретные вещи, апокалипсис и спасение в землячестве, цехе, роде, и через 6 лет это уже не спасение.
И начинается новая надрочка, уходишь в ютуб и таррент, от всех ко всем, и за 6 лет отстучишь. Та жизнь даже ещё не начиналась, они ещё с фарсом и родом барахтаются, у них мания величия и комплекс неполноценности, что они – сырьевой придаток, потому что засада из евреев, черных и америкосов, а не потому что надрочка демонов гордыни в ангелов смиренья и Бога в славу Божью.
И потому что - апокалиптический век, которым всё закончилось. Потому что то, что началось – интернет – его нет, все у тебя на ладони, и ты тоже. Я за 6 лет отстучал, и открылось дальше. А я всё в дом в деревне уезжал, чтобы не бросать надрочку. А дом в деревне давно уже превратился в остров в море, спасательный остров среди островов с трупами. А остров в море – в конец света и после конца света.
Я даже знаю, что дальше будет, портал и астрал. Это все знают, но они не знают, что портал и астрал это чёрная дыра и метагалактика, они думают, что портал и астрал это тренинг и духовный бизнес. И что тогда? Ну, а что тогда? Ходишь, типа беспризорника, что заблудился и потерялся, как дворняжка, а сам, как подводная лодка с перископом, выглядываешь из-за угла наших, и вчухиваешь им в тонком сну чисто медиумически, как «Молодая гвардия», что всё только начинается и не надо бздеть.
2.
А зачем записываешь? Для гарантии мажорской: и рыбку съесть и на хрен сесть? Да, дядя? Не то, земляк, вообще не то. Чёрная дыра и метагалактика они вообще твои, это как эпос, ты тренировался, они – на тебе. Как интеллект муравейника, молитва схимника и отчаяние хитрожопых.
Понимаешь, ну ты типа КП в ЧП, пульта в блогбастере, аватара в барокамере и в событиях, как хэппи-энд, как матрица. Ладно, хватит модных названий, смотри. Я не про то, что ты себя в себя посылал для надрочки, как Бог для славы Божьей, чтобы его увидели. Я про метагалактику, которая как спецназ, летает в чёрной дыре, и поправляет дела, как фронтовой хирург с выслугой.
Отрезает раненное и лепит из него новое. Мы, конечно, ничего не помним, потому что нам так проще перейти вброд великую бездну жизни, задыхаясь в тоске по несбывшемуся. Мы будем жить всегда, пока не умрём. Мы выдавливаем смерть из жизни, и она превращается из посвящения в фиаско.
Этим я занимался эти 6 лет, привить с помощью лазерной хирургии и эпоса судьбы чёрную дыру каждому углу. Дальше там простое поведение, я про следующие 6 лет, ты перестаиваешь несчастье для счастья, если по-нашему, по-простому, по-экстрасенски, по-десантски.
Когда так было? Да никогда так не было, вернее, всегда так было. Это софистика, мы же про конкретные события и эпос, и аналитику, и трепанацию. Раз ты уже привил микромиру чёрную дыру, или душу сущему, если по-доморощенному, по-старославянскому.
Вы же понимаете, земляки, разговоры про то, что она у него была это немного профанация. Спираль летит, и не может остановиться, по спирали, лабиринт выходит из лабиринта, Бог для славы Божьей придумал человека, а для надрочки лукавого – не для развлекухи. Ну, это как пространство и время, чувак.
Где они заканчиваются – что начинается? Можно и так – рваные края и Бог. Можно и так – ничего. Можно и так: метагалактика и чёрная дыра. Можно и так. Душа и сущее. Лучше всего так, чувак. Пространство уходит во время, а внутри пространства его нет. Стоит чувак растерянно и выбирает одно из двух, как улитка и домик, слизняк и боль. Поташ скукоживается, наслаивается, и всё. Архитектура известняка в месте слезы слизняка.
Ползи, улитка, ползи, по склону Фудзи. Пример метафоры. Пространство и время, я и не я, метагалактика и чёрная дыра, Бог и слава Божья. Я долго думал, что мне писать, лекцию, драму? Как с руками шёл, разговаривал по спасательному острову, секунды полторы. Типа чинильщика, реечку подобьёшь и дальше идёшь, чтобы не выскваживало, типа ночного сторожа.
Скрипит, как парусник, летит, как свист, огромная конструкция, цельнолитая, как капля. Я в детстве воспринимал счастье так, все со всеми разговаривают, а не трахаются, во всяком случае, после разговаривают, во всяком случае, я разговаривал. А как ещё эту конструкцию обслуживать без финала и начала, но с «я», «ты» и «он», и с косвенностью, и с косностью? И всё, что это повлекло за собой про мажоров, гопников, чмошников и поколения надрочки.
3.
Займёмся лекцией. Если говорить строго, то человек это переход, вмещенье, а не несчастье или счастье.
Что-то чудовищное произошло, и вот теперь: татары, немцы, Сталин. А до этого были: каравай и чай.
Или наоборот, чудовищно долго 100000007 в тебя стреляли из всех стволов, а потом ты женился и смотрел на грудь и ребёночка.
Так вот, ты не то и не другое, а то - чудовищное, как Достоевский. Поэтому у него сладострастие и мученичество, безвкусица и интуиция, что это - чисто человеческое.
Когда он себя запхает в сундук мажорства и гопничества, и рыбку съесть, и на хрен сесть, то останется одно чмошество: это я подводную лодку потопил, хоть я сухопутный, как гусеница.
И тогда сразу шанс, как свет в трубе и лабиринт, спасение, «не в ту сторону идёшь, пиндюк», после тупика и озарения.
Надрочка 3.
1.
Поэтому - поэзия, но это 1 серия. После поэзии философия, после философии эпос, после эпоса драма, как внутренний монолог.
Идёшь по спасательному острову и с руками разговариваешь, а он несётся по постапокалиптике, как детство, юность, зрелость, старость.
Как надрочка, что земля – главная, что ты – главный, что главного – нет, что всё – главное. Пантократор себя перетаскивает через лукавого в победу, а ты типа эпика.
2.
Должен быть отпуск, пропуск в следующую жизнь, иначе нельзя даже стеллаж в маленькой комнате поставить, потому что провели кабельный интернет новые соседи и надо перебираться с веранды, не то что – космический аппарат «Земля».
Вообще, я всегда был довольно тяжёл на подъём. Понадобилась армия, чтобы я в другую жизнь перебрался. И душегубство, чтобы дошёл до края света и вернулся. Итак, теперь драма. Ну, что я могу предложить со своей стороны?
Таким пропуском стала смерть домашней собаки полуовчарки-полудворняжки Глаши, даже не путешествие и приключение. Открылись порталы с той стороны на эту, изнутри наружу. По ним доставлялись вести и запирались люки, про начальника, про лодку, про сроки.
12 лет назад, в начале другой работы, не драмы, прозы, померла мама, и 12 лет, как смерч в степи, отпевал маму. Так что мама, как «капитан Колесников пишет нам письмо» стала. Всё на неё налипло, линия горизонта, Липунюшка, крестьянин.
3.
Это важно. Пока не придёт ксива, типа обывателя на углу, что нужен, что не нужен, - безразлично. А потом, как серфингист, свистишь дельфину, - и внутри у событий, как интрига и расстёгнутая на груди кофточка у знакомой.
В принципе, дальше всё зависит, насколько ты драчун, в смысле – в надрочке, в смысле, не скандалист, а в форме. У нас ведь в поле от Франции до Канады с тоской в животе всё год в 33 делается, в нашем поколенье - год № 89.
Я ушёл из института, чтобы прочесть русский канон, написал книгу «Дневник Вени Атикина 1989 – 1995 годов», женился, родил дочку, переехал приймаком в квартиру тёщи. Все как Жириновский стали. Говорят одно, думают другое, делают третье. Я не противопоставляюсь.
В предыдущем поколенье: 89 – 33 = 56. В предыдущем поколенье: 56 – 33 = 23. Один с усами прикинулся золушкой, а оказался обырвалком. Все пошли с ним, несколько человек остались золу на голову сыпать, как Шаламов в психушке.
Красивые офицеры застрелили в подвале маньяка и кинули жребий, кто будет после кукурузы. Все стали сначала красные, потом белые для уровня жизни.
1989 + 33 = 2022. Ну ещё дофигища, чуть не 10 лет, 9. Это про начальника и про сроки. Между ними ещё один будет, с кукурузой, с демократизацией и с нэпом, как айфончик.
Это Бог с ним. Нам-то это время надо использовать с толком, как девочки на зоне с Липунюшкой в кармане и линией горизонта, как пуповина, как подводная лодка. Потому что чисто лично, всё остальное - не приз.
Мама, как мама и папа на танцах в Мелитополе, смотрит, и говорит, смотри, Генка. Они нарожают, но кто их научит, что всё уже другое, раз они друг друга накололи поартистичней, как колпачкисты.
Мария, которая 30 лет за себя и за того парня мандячит, как русский народ. Майка Пупкова, которая как пионервожатый у экстрасенсов. Гена Янев, который как столпник в астрале без пенсиона, с тех пор как № 89 и раньше. У тебя целая бригада.
Подводная лодка приземляется, из неё выходят папа и мама, капитан Колесников, собака Глаша, 100000007 за руку, и говорят, «ну, ты хоть старался»? Другую руку за спиной держат. «Обт». Это ты так грубо ответил.
«Чем докажешь»? Это они монологично. «Я под вами на полтора метра вижу». Это ты, по-прежнему грубо. Они не достают руку для интриги. «Что там, знаешь»? «Приз. Вы как дети». Они достают руку, но не разжимают пальцы. «Какой»? И ты начинаешь плакать.
4.
Конечно, вы рассчитывали на пенсион, но не такой же. Вы видите сквозь сжатые пальцы, что другая рука пустая, но не просто пустая. Она такая, что вы на подлодке и в событьях одновременно.
Как зона и община верных, психушка и мастерская возле жизни, шоу и дом в деревне, интернет и пьеса на ладони, конец света и после конца света, портал и астрал, чёрная дыра и метагалактика.
Глаша смеётся, «вижу, что видишь, на что это похоже». «На остров в «Солярисе», ты отвечаешь.
5.
И ещё про сроки. Я не помню, сколько красивый фронтовик правил, я помню только как дудели в инструментальном цехе в 1982. Но я помню, сколько Обырвалк и Петруша Верховенский правили 28 и 14. Поняли, да, мою мысль, интуристы?
Надо проверить, если 20, то теория про спиральное время - верна, и у нас скоро новый айфончик будет, что само по себе, конечно, однолуйственно. Но ведь драма это когда ты видишь драму, и когда ты рассказываешь драме, что она трагедия, фарс и просветленье, чтобы она себя не потеряла.
Перпендикулярно.
Ну, да, конечно, прошло. Та влюблённость, что была, после этого наступило двенадцатое и восемнадцатое, взаимные предательства в том числе. Теперь наступило такое, что если одного нет, другому страшно. Надеюсь, что это не последнее.
Сразу сюжет, чтобы отработать хлеб. Один был приживалка всегда, у жены, у тёщи, у дочери, потому что как столпник в астрале, решил, пока государство убивает себя и всех, он выхлопочет типа ордена, драмы, лектория, кина.
Дальше сюжет поворачивается, как течение реки. То всегда стоит и качается, как спина хариуса. Вдруг, бах, плотина, и всем кердец. После плотины одни на плавниках перебираются в гниющие водоросли, других птицы клюют.
В новой местности, широкой, как зеркало, выжившие обладают новыми способностями. Телепатия и телекинез. Как после клинической смерти. И вспоминают - как один, когда остался один.
Они ведь все похожи были на Соловках. Самуилыч с деревянными куклами вместо людей, Седуксеныч с белой горячкой вместо родительства. Демидролыч с иероглифами вместо водительства.
Чем они отличаются от городских? Городские мажористые, и рыбку съесть, и на хрен сесть. Эти, по крайней мере, дошли до края и увидели ту сторону, где засада в кустах.
Теперь к сюжету. Перевозчик на ту сторону, туда возит телепатию, сюда телекинез. Можно загнать нашего героя в угол и посмотреть, как утопится, но лучше, как политзэки в церкви и свадьбы в СИЗО, посмотреть, ради чего он остался один, как перст и приживалка.
Можете увеличить и уменьшить масштаб, в лодке никого нет, у снайперов не стоит поднимать из-за одного на реке шмон. Потом, они к нему привыкли, как к местности, он здесь всегда болтается, как говно в проруби.
Да ему и по фигу, это даже и чувствуется, и передаётся, как телепатия. Для него жизнь больше похожа на смерть, а смерть больше похожа на жизнь, из-за того что он всю жизнь делает.
Снайпер в засаде следит в прицел с диоптриями и стереоскопическими деталями как он скрипит уключинами, дальше берег скрывает обзор.
Телепатия закончилась, начинается телекинез. У него вся гондола с краями полна мальков. Он их вычёрпывает. Давайте без иллюзий. Они засаду снимают финками и начинается новое государство.
Рассказу перпендикулярно. Там тоже будет приживалка и один как перст.
Июль 2013.

© Никита Янев, 2013
Дата публикации: 30.07.2013 15:49:43
Просмотров: 2172

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.