три оленьки, моцарт и ода пропойцам
Анатолий Петухов
Форма: Рассказ
Жанр: Антиутопия Объём: 20612 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
ТРИ ОЛЕНЬКИ, МОЦАРТ И ОДА ПРОПОЙЦАМ Первая Оленька – рыжая. Был у нее муж: худой, но высокий и плечистый. На втором году их совместной жизни запил он, и понес изо рта всякую несуразность и околесицу. Да и походы у него народились "левые", нередкие; а она всё терпела, терпела, да растила дочь в его присутствии, - пока не выдала замуж, - вот сколько терпела!.. Попала в больницу с диагнозом неизлечимым, собралась умирать, да вот "задержалася" – если говорить на языке того настроения. Сего-дня бы она сказала: "Господу так не угодно было!" И рассуждать она стала иначе: вот уйду я по-тихому если, приведет кобелина бабу пропойную, да и спустит все трудом нажитое, так что доченьке не достанется. "Нет уж, - решила она, - выпишусь, разведусь, разделюсь на две однокомнатных, отдам свою - чаду любимому, а тогда уж и умру с душою спокойною. "Чадо" - к ней от адвоката прилипилося: ну просто как словечко новенькое поначалу, и потом… слава Богу! Адвокат оказался интересным собеседником: на клиросе в храме пел по вечерам и церковным праздникам; и, пока они по инстанциям таскалися, он ей многое, что о религии успел рассказать. В общем, с мужем она развелася - ("… не приведи, Господи, кому-нибудь еще такое испытать…", но дележка квартиры не состоялася по обстоятельствам непреодолимых причин (или как их еще там?!). Потому-то они, и по сей день, с бывшим… на квартире случайно (в кавычках) встречаются. Она сказала как-то, что повесит замок на холодильник, а он провизжал, что отключит электричество и снимет рукоятку с газового крана. В общем, на том она и успокоилась до поры до времени; да только та пора в ее жизни не так уж редко и по сию пору встречается. Да и как избежать ее?.. То полчища тараканов из-под его двери нахлынут, то муравьи - нескончаемой цепью, то моль – тучей, то вонища - такая, что… И, тогда брала она грех на душу: покупала на рынке средство, что ни на есть самой сильной крепости, затыкала нос ватными тампонами, врывалась в комнату и поливала, поливала все, что ни попадалося под руку из двух баллонов одновременно. А заодно и его, превратившего дорогой диван в истлевшую помойку. Вся дрянь до нового времени исчезала, а он оставался… И, Слава Богу: вся испереживается сама, пока он снова на белый свет не выплы-вет… Одну отраду находила в своей жизни – церковь. Приходила оттуда тихая, радостная, подолгу лежала на кровати, боясь расплескать мягкий свет в груди. Иногда ей позванивал адвокат, приглашал в гости на семейный праздник, или просто соскучившись, так как отношения между ними сложилися очень даже приятные: христианские. Она покупала тортик, баночку красной икры, или еще какой вкусности, приходила и слушала, слушала с придыханием его речи. Да и жена его Зинаида привечала ее с удовольствием. По возвращении звонила дочери в столицу, с конспективным изложением усвоенного; та лишь вздыхала, мирясь с преждевременными ее заскоками. "Ты бы мужа себе нашла, - говорила она, - старушкой еще будешь!" Не понимала главного, но это было у нее по молодости. Все было так хорошо, но надо же было такому случиться… и… тоже неплохому. В церкви стоял перед ней, постоянно, солидный такой дядечка, когда бы она ни пришла, - так-то и создавалось впечатление, что он с того места и не уходил вовсе. Был он - высок, силен в плечах, и в то же время с видом смиренным-смиренным. Седые волосы его до самых плеч кудрями рассыпалися. Зинаида сказывала, что он скрипач-неудачник, необъяснимым образом в город свалившийся, ни с кем не общавшийся, да так, что от него за версту одиночеством веяло. И то правда: вроде все на нем - и дорогое, и модное, да как-то - без должного блеска ухоженного. Прозывали его между собой – Моцартом. И как удачно!.. И настолько Оленька привыкла к его широченности, что хоть из церкви убегай в его отсутствие. Но вот однажды… после отпуста… Моцарт проходил вдоль нее, казалося, с закрытыми глазами, и, вдруг, так распахнул их, что сразу же утопил ее в своих небесностях, и еще испустил из своей задумчивости к ее ногам нечто умопомрачительное: "Роскошная женщина!" Оленька с собою справилась достойно, пристроилась за ним, благо направления их совпадали, а под светофором, прикрываясь вынужденным простоем, протяжно резюмировала: "Весна!.. Как хорошо!.." Моцарт с радостью откликнулся, и завязалась между ними оживленная беседа, в которой, в основном, говорил, он, а она слушала, слушала, тайком укорачивая шаг для продления их совместного пути. А когда в изнеможении бросилась на кровать, то наравне со светом в ее груди зазвучала музыка: такая необыкновенная… Позвонил адвокат, пригласил на ужин, но она отказалася, сослав-шись на легкое недомогание, - впрочем, это было почти правдой. А потом позвонил сам Моцарт (надо же, какие неожиданности!) с предложением договорить о блудном сыне. Она с радостью согласилась, но ему так мешал сухой кашель (по телефону особенно), что она решилась встрять в его монолог. "Я знаю, - сказала она, - у вас астма, вам надо лечиться!" "Нет у меня никакой астмы, - она впервые услышала в его голосе раздражение, - простыл немножко…" "Нет, есть, - заупрямилась она, - и я знаю, какие вам нужны таблетки. Сейчас сбегаю в аптеку и принесу..." "Не надо, – взмолился он, - прошу вас!" "Ладно, - смилостивилась она, - принесу облепихового варенья". Оленька забежала на рынок, добавила в сумку с трехлитровым ва-реньем сухое вина, торт, икру красную и еще чего-то из мелочи; виноватой явилась под мудры очи его. И сама очень внимательно вглядывалась в его реакции, и вот почему… Перед выходом из дома задержалася она у зеркала, одеваясь точно в том же порядке, как и перед церковью. И осталася весьма недовольной: слишком длинно, рыжисто, копнисто, бледноватенько на лицо - получалося… Моцарт же излучал приятную радушность; предложил похозяйничать на кухне запросто, и она расстаралася, - в своей не для кого было. А еще она с удовлетворением отметила в нем редкое положительное каче-ство для современного человека: совестливость. Он - единственный, кто искренне отказывался от "слишком дорогих гостинцев". А потом играл Моцарт на скрипке, оттопыривая мизинчик, а она… прикорнула, сидючи в кресле, - так намаялась за день, - и проснулась от горячей чашечки кофе в своей руке: по-турецки,- как она любила. Прощаясь, он подарил ей картину, писанную другом детства, - категорически, - не принимая никаких возражений. На картине зеленая опушка, голубые сугробы, маленький домик с желтеньким светом в оконце, луна - круглая и очень довольная… Такой же луной и она покидала Моцарта: в две луны - как хорошо! Картину пристроила на шкафчике у подножия; засыпала с улыбкой под музыку, стекающую на пальчики, - нежно крадущуюся к коленям, к груди, к губам, к нос… ику, укрывающую нежной волной – рес-ни-цы… Вторая Оленька – с проседью. Купеческого типа – если иметь в виду конституционную фигураль-ность (натуральность). Молодость ее была усыпана золотым медальным дождем, и Московское училище им. Баумана закончила она с красным дипломом по специальности, связанной с секретными космическими технологиями. И это было неудивительно - с ее-то родословной. Революционеры, ученые, герои гражданской и Отечественной войны – "кафельной плиткой" путешествовали за ее столом по восходящей карьерной лестнице, - гордились. Будучи завлабом, она вышла замуж за достойного, как ей казалось, выпускника ее же вуза. Но тот, как ни старался, не мог дотянуться до подходящего уровня, потому (или еще почему, - теперь это уж и совсем неинтересно) запил. Клятвы его были краткосрочными: не далее как до следующего заката, и с этим она уже почти смирилась, если б в один прекрасный вечер… не назвал ее муженек – обыкновенной бесплодной сучкой. Но суть-то как раз и заключалась в том, что накануне обследовалась она по этому поводу в лучшей клинике страны, и получила авторитетное заключение: причиной бездетности являлся - муж. Эту информацию Оленька скрывала, не желая травмировать его еще и такими данными. Но на сей раз не сдержалась и выложила перед ним объективный документ с печатями, да еще и приправила его (и зачем только!) "бесталанным сухостоем". Был он - гордым: не стерпел такого и нанес ей прямой удар кулаком в переносицу, - на недельку сделал "сливовой". Собрала она личные вещи и укатила из столицы куда глаза глядят. Разводилась, увольнялась позже - по почте. Слава Богу, быстро и "за недорого" приобрела домик в Перышкино, - совсем рядышком с деревенской церквушкой. Был в ее биографии штришок, о котором никто не догадывался: прадед ее по материнской линии служил приходским священником. Вот в какой момент жизни и дали о себе знать "корешки". Все силы отдавала она храму, да еще и выпросила у батюшки послушание помогать сирым и убогим. Народец проживал у нее разный: и по возрасту, и по характеру, но с обязательными национальными чертами: спереть, продать, выпить. Все самое ценное, малогабаритное она постоянно носила при себе, что - пообъемней – хранила в металлическом сейфе с очень хитрым зам-ком. Взламывать такой – несомненно - дороже того, что в нем находи-лось, - за исключением, пожалуй, ноутбука. Зарабатывала она пе-реводом технических текстов, - Господь сподобил. Переводы (без правки) шли сразу в печать под другой фамилией, а ей выдавалась на руки оговоренная сумма: не очень большая, но такая, что ей (при ее запросах и "братьев меньших" хватало; да еще сад, огород. В общем, она постоянно благодарила Господа за сегодняшнюю жизнь. Одевалась просто: в нечто подобное подряснику; платочек, сапоги - "на липучках", на поясном ремне – длинный кошелёк, за спиной – торба спортивная; в морозы – дубленка – ("такая, знаете, без синонимов". Но… вскоре любимого батюшку перевели в Сибирь, новенькому не приглянулась она. И поехала по районам в поисках родной души, пока не задержалась здесь (надолго ли?). Только вот ноги подводили ее частенько: болели, упирались, - не сдвинуть их с места. Ах, Моцарт, Моцарт!.. Подхватил ее как-то в охапку с торбой, так и донес до самой электрички. Вот и познакомились они поближе… Третья Оленька – черненькая. Совсем молодая еще; с мужем - красавцем – в частном доме, на окраине города. Пил он всегда, сколько она себя помнила. Претенденток на него в свое время было страшно много, - да кто ж решится на подобный риск. А она - всегда была отчаянной, - "вылечу!" – сказала, и… похоже – прогадала. Никакие "торпеды" не могли нанести урона его пагубной привычке. Оставалась одна надежда: на Бога. И муж ей в том не препятствовал, более того, - "Оленька, ты на церкви не экономь! – постоянно говаривал он. Да только денег-то у нее всегда было в обрез. При доме их стоял металлический гараж; машины своей, естествен-но, не было, - зато чужие иномарки кружили вокруг с утра до ночи. Муж – жестянщик - "золотые руки", - но платили ему (конечно же, из большого уважения) дорогими "пузырями", да еще - цифровыми фотоаппаратами, - была у него и такая страстишка. Штук пятнадцать накопилась. Не раз помышляла она сдавать их (тайком) в ломбард, да они у него - посчитаны: все забавлялся по трезвости. Фотографий этих – миллионы!.. Была она небольшого росточка, с классическими пропорциями; в общем - очень даже миленькая… Мысленно Моцарт сравнивал ее с коростелью: вот только что она стояла рядом, и… уже в противоположном конце храма, а через секунду – и там уже ее нет, - и все как-то по делу, по делу… А Символ Веры в исполнении ее дискантом не мог не вызывать вос-торга. Познакомились они поближе в аптеке: мужа прихватил радикулит, перцового пластыря не оказалось, и Моцарт предложил ей из своих запасов. Раздеваться она не стала, но сапожки сняла; от чая отказалась; осторожно провела пальчиком по скрипичным струнам: "Муж у меня тоже скрипач, в своем деле, - глубоко вздохнула, - и вы совсем не пьете… счастливый! А можно, я покажу вам его портретик?.. Такой красивый, да?.. – Рассмеялась. – Покупайте автомобиль, познакомитесь, и тогда уж точно без нас не обойдетесь!" Наверное, можно найти объяснение внезапной идее, "залетевшей" в весеннюю головушку Моцарта, но не стал он пытать самого себя: пришла и пришла! - так захотелось его душе. В основе она была светлой, и потому ничто не могло препятствовать ее осуществлению. Приближался великий праздник: Светлое Христово Воскресение; и предложил Моцарт трем Оленькам разговляться у него дома: после служ-бы. Две – согласились без колебаний, а черненькая вначале засмущалась и даже испугалась очень. Накануне же сама подошла к Моцарту: "Ой, знаете, чудо-то какое! Я заикнулась и думаю, ой!.. что сейчас будет! А он: иди, я все равно спать буду. Моцарт - мужик стоящий, созорничать не позволит, так я уж с вами!" И, наконец-то: - ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!.. - ВОИСИНУ ВОСКРЕСЕ!.. - ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!.. - ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!.. - ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!.. - ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!.. Моцарт широко распахнул двери своей квартиры: "Прошу!" Стол ло-мился от яств; Оленьки наделали ему комплиментов, но тут же, быстренько, переделали все по-своему. "Здорово! – воскликнул Моцарт, - вот они преимущества семейной жизни! – и сокрушенно добавил, - эх! мужики-мужики, чего вам еще нужно?" "А вам-то чего? – подхватила рыжая, - поделитесь; только и слышишь - Моцарт да Моцарт! А кто такой Моцарт на самом деле?" Он словно не расслышал ее вопроса: -Пора! Сотворили молитву, разговелись: яичком, куличом, - выпили по рюмочке сладкого и такого вкусного вина. На землистые, усталые лица женщин выпал румянец, и уже через минуту щечки их запылали красными розами. - А давайте, - оживилась черненькая, - я расскажу вам любимый свой анекдот, - и, не найдя скорой поддержки, надула губки, - очень даже пасхальный. - Ну, пасхальный, давай! – нехотя, вразнобой, согласилась компания. - Доченька кричит из прихожей: маменька - маменька!.. гости опять без куличика пришли; а та: гони их в шею, доченька! – и… совсем уж упавшим голосом добавила, - вот такие мы, христиане… Паузу прервал Моцарт, дотягиваясь до скрипки, загодя пристроенной на холодильнике: - И я вам - нечто оригинальное, из собственного сочинения… - Нет! – взмолилась черненькая, - только не это! Дома – одни скрипки! Оленька, которая с проседью, устремила на нее недоуменный взор: домысливающий… - А давайте еще по одной, – прервал его Моцарт, - по полной. И когда выпили, он снова поднялся из-за стола. - Простите, а я вам приготовил скромные подарки. Протянул рыжей Оленьке компактный диск. - Моцарта от Моцарта. Оленьке с проседью - коробку шоколадных конфет "Апофеоз Моцарта" с комментарием: - Чтоб капелькой послаще было. Черненькой – (журнального формата) книгу "Справочник жестянщи-ка", раскрыл на последней странице. - Издательство "Моцарта". Благодарили его искренно, сердечно, и приблизительно в такой очередности: - Ой! Олег Коган – скрипка!.. Куда уж слаще!.. А мне практиче-ская, с намеком. И… Спаси, Господи! Спаси, Господи! Спаси, Господи!.. Поблагодарили, и еще выпили по рюмочке. - А хотите, - раззадорилась черненькая, - я еще анекдот расскажу: уморительный. - Валяй! – за всех отмахнулась Оленька с проседью. - Маменька кричит из прихожей: доченька - доченька!.. гости опять без куличика пришли; а та: гони их в шею, маменька! … Две Оленьки покатились со смеху, да и Моцарт за ними. - Сразу дошло! – обрадовалась черненькая. Та, которая с проседью, смахнула слезы с лица. - Да не сразу, а со второго разу! Ну а когда разобрались… - Простите! – Моцарт настраивал их на серьезный лад, - я о том, что хотел, пусть и в устном варианте… Скажите: благодаря кому мы все сегодня собрались? - Всем Святым! – тут же выпалила черненькая. - Так-то оно так, - согласился с ней Моцарт, - но сейчас я больше – о мирском, - и, чтобы не томить более, сразу же добавил голосу торжественности, - пропойцам!.. Поэтому и пою им сейчас свою оду. Они, родные наши, привели нас к Богу! - Нет! – возмутилась черненькая, - у меня - никакой не пропойца, а просто пьющий муж. - А у меня, - решительно согласилася рыжая, - настоящий, стопроцентный! – склонила голову к Оленьке с проседью, - а у тебя? - А у меня, - та скорее отвечала самой себе, - все перегорело давно и забылось. - А у вас? - рыжая подступила к Моцарту с приступом. А тот скопировал (точь-в-точь) предыдущий ответ. - Хитренькие! – подвела черту черненькая. – Мне пора!.. И остальным – оказалось – тоже. Моцарт провожал. В бледном, дымчатом утре, обещающим быть теплым и по газетным прогнозам, пахло Солнцем. На Воскресение Христово всегда так: сначала запах пробуждается, а затем и оно - в блистающем одеянье. Все дружненько вздохнули одной грудью, а рыжая подтвердила: - Хоть на минутку, да объявится. - А я сюда загляну! – черненькая нырнула в дверь под желтым светящимся плакатом: "24 часа в сутки без перерыва". А там… уж она и вовсе ошарашила всех инициативой: - Бутылку водки мне, да такую, чтоб на утро голова не болела! И так она все это авторитетно продемонстрировала, что и две других потянулись за ней. … Рыжая Оленька жила совсем неподалеку; черная Оленька быстро-быстро застучала каблучками в противоположную сторону; Оленьку с проседью посадил Моцарт в электричку. Далее день для каждого из них развивался индивидуальным образом. Рыжая Оленька сняла пальто, задержалась у двери бывшего, и… тихонечко постучала ладошкой, в следующий раз – погромче. Наконец, там раздался треснутый ранью голос: - Чи-во на-до-то? - Выйди, пожалуйста, на кухню, - со смирением сказала она. И пока он выкряхтывал там чего-то, окружила бутылку крашеными яичками, кольцами из огурцов и колбасы; поставила две рюмки. Улыбнулась его растерянным глазкам: - Христос Воскресе! Выпьем… Он опустился на краешек стула, с опаской потянулся за рюмкой. Позднее сам поскребся ногтями в ее дверь. - Можно? - Можно, - сказала она. Он вошел, застыл в сером проеме. - Я чи-во… Без тебя пить не буду, - и добавил уж совсем из фантастического, - никогда не буду!.. Может того, а?.. начнем сначала… У нас внуки скоро… - Поговорим завтра, - миролюбиво произнесла она. И он – засуетился, услужливо прикрывая за собой дверь; и… услышала она - то ли во сне уже, то ли в яви еще: "В самом деле, Воскресе!.." Оленька с проседью доковыляла (не без значительных усилий) до своей "хибарки". Не ошиблась: на ступеньках сидел Василий без куртки, - значит, пропил ее. - Христос Воскресе! – сказала она, опираясь рукой на скрипучее перильце. – Что?.. Опять из монастыря выгнали?.. И в Пасху… - Не-а, - степенно ответствовал Василий, - сам ушел, по тебе соскучился… Воистину Воскресе! - Ну что с тобой поделать, - она стянула торбу с плеча, - возь-ми, тебе все тут. Василий запустил в нее руку, - первой выудил бутылку, - изобра-зил на лице жуткое удивление: - Ну, ты даешь! Метнулся в дом, и пока она пересекала собой несколько порожков, выпотрошил на стол содержимое холодильника. Наполнил до краев свою кружку, плеснул ей – на донышко. - Я не буду, – устало отмахнулась она. - А я буду! – осклабился он, - за тебя, свинушку! - За кого-кого? – она чуть было не промахнулась мимо стула. - А за свинушку, – радостно подтвердил Василий, - знаешь, в лесу растет, на уши кого-то похожая. С виду вроде - неказистая, а поджарить, или в соленом виде – объядение! - Уж и не знаю, - вздохнула она, - смеяться мне в этом месте или плакать, - и вдруг оживилась, - и мне, по полной, наливай! Выпила по-мужски: одним махом, "закусила рукавом", прошла в свою комнату, накинула крючок на дверь, и… упала на топчан. На этом месте - она выбрала второе. Плакала по-настоящему, по-бабьему, но так, чтобы Василий не мог заподозрить ничего подобного. Ну и странности… Ее красавец сидел одинешеньким за столом, под настольной лампой, трезвый! - Христос Воскресе! – она подходила к нему на цыпочках, - вот тебе Моцарт книгу прислал, по специальности. - Ну что ж, - он повертел ее в руках, - чувствуется, мужик стоящий, - отложил. - А это тебе от меня! – она поставила бутылку на стол, подошла сзади, поцеловала в затылок, - ты не сердишься на меня? - А чего сердиться, - он накрыл ее ладошку своей: шершавой, сильной, - пора свою машину заводить, как думаешь? - С тобой заведешь, как же… А он не дал ей выразить известную мысль до конца: - Я решил нанять тебя главным бухгалтером. Мое дело – только железки, твое – дебит с кредитом. Ты у меня деловая, за полгода управишься. А в доказательство тому, смотри, - он поднялся из-за стола, взял бутылку, и… поставил ее в шкаф, за стекло, - там ей постоянное место жительства! Христос Воскресе!.. - Воистину Воскресе! – только и выдохнула она. А что Моцарт?.. Моцарт вытянулся под одеялом, закрыл глаза. "Хорошо бы, вот так, умереть на Пасху, - подумал он, - но… чтобы удостоиться такой привилегии…" - Христос Воскресе! - прошептал он, - Воистину Воскресе… © Анатолий Петухов, 2009 Дата публикации: 20.07.2009 09:44:41 Просмотров: 3740 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
Отзывы незарегистрированных читателейЛариса Ушкова [2013-03-19 13:34:00]
Жизнь прожила и не поняла почему люди в вине ищут забвения, а не вкусовых ощущений? Какая ЗНАКОМАЯ картина! Спасибо.
Ответить |