Дневник бюрократа

Виктор Лановенко

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 18367 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Виктор Лановенко

Дневник бюрократа

Отопительный сезон давно закончился, но меня оставили в котельной. Слесаря затянули ремонт до середины июня, завезли горы дорогущего материала и чтобы не растащили это добро, требовался ночной сторож. Я не возражал. По ночам в нашем подвале было сыро, и я слегка подтапливал котел дровишками.
Как-то рано утром ко мне зашел мужчина. Внешне он напоминал дона Карлеоне из фильма «Крестный отец». Вальяжный вид, дорогущий костюм, и пахло от него умопомрачительным мужским одеколоном.
- Котел работает? – спросил он, даже не поздоровавшись.
Я кивнул утвердительно.
- Необходимо уничтожить этот материал. Текст утратил силу, но остается под грифом «секретно», - он протянул тонкую тетрадку, сложенную в трубочку.
Я взял тетрадь и бросил в топку. Огня внутри уже не было, только с одного края тлела головешка. Я понадеялся, что тонкие листы бумаги займутся от этого робкого огонька. А нет, так сожгу позже. Мужчина постоял с минуту, потом развернулся и вышел, не сказав ни слова.
Часам к восьми явились слесаря. Прежде, чем отправиться домой, я заглянул в топку котла. Тетрадка лежала целая, невредимая. Разводить снова огонь было неохота, и я захватил тетрадку с собой, рассчитывая спалить ее где-нибудь на улице.
И, конечно, не удержался, открыл. Оказалось, это не чертежи атомной бомбы, а дневник, причем, коротенький.
Знаю, что сейчас поступаю крайне некрасиво и неприлично, но ничего не могу с собой поделать – привожу ниже содержимое тетрадки.
Пусть Господь запишет на меня еще один грех, неизвестно какой по счету.

11 февраля, вторник. Никогда не занимался такими глупостями, как писание дневников. Все носил в себе. Но теперь возникла необходимость поплакаться в жилетку, и оказалось, что у меня нет друзей. Ни одного человека. С Ольгой, с женой моей, я давно не делюсь ни мыслями, ни чувствами. А молчать тяжело, можно умереть от разрыва мозгов. Вот и решил плакаться в эту тетрадку. Может, полегчает.
Целый день только тем и занимаюсь, что ищу причину – почему меня, именно меня, турнули со службы? Я вылетел из своего кресла. А ведь думал, что врос в него, как платан врастает в скалу, протискиваясь корнями вглубь, к воде. Что сделал не так, кому не угодил? Может, возраст? Ну, во-первых, для чиновника моего ранга 59 лет – не возраст. Во-вторых, я выгляжу моложе и пребываю в отличной форме. Последние годы я ухаживал за собой, как садовник за редким цветком. Занимался китайской гимнастикой, плавал в бассейне, каждый четверг посещал сауну, отпуск делил пополам и правил здоровье в ведомственном санатории.
За что? За что?

13 февраля, четверг. За тридцать лет безупречной службы я научился распознавать человека до самых потрохов. Как первоклассный врач, я могу поставить диагноз путем внешнего осмотра. Здесь все имеет значение. И одежда, и то, как человек входит в кабинет, как здоровается, как садится на стул. Остается лишь задать правильные вопросы и вслушаться в интонацию ответов. Всё! К бабке не ходи. Посетитель еще думает, как половчее выпросить подряд, а у меня уже готов ответ. Порешаем – значит «да». Не в моей компетенции – значит «нет».
Неделю назад, когда вернулся из санатория и узнал, что меня освободили от должности, чуть инсульт не долбанул. Официальная причина – реорганизация управления. Но ежику понятно – идет зачистка, освобождают пространство для людей, пришедших с новым руководством. Но меня-то за что? Меня, профессионала, с моими связями, умением, изворотливостью, способностью угадывать желания начальства.
Когда прощались, Аркадий Семенович и Петр Иванович пожали по очереди мою руку и даже изобразили, что обнимают. Заверили – ты, дескать, не переживай, мы своих не бросаем. Малость утрясется и найдем тебе место. Найдем и позовем обратно. Мы тебе обязательно позвоним. Жди.

28 февраля, пятница. Сижу в квартире безвылазно. Боюсь пропустить звонок. А вдруг позвонят не на мобильник, а по городскому телефону. Позвонят, а меня нет. Когда Ольга берет трубку, чтобы поболтать с подругами, я ору – не занимай телефон! Я жду звонка!
Без движения я маленько обрюзг, стал неловок. Чтобы натянуть носок, сажусь на диван. Долго вожусь, бормочу проклятия, а, когда обнаруживаю, что носок надет наизнанку, не снимаю его, так и хожу до конца дня.
Несколько раз звонила Эсма, моя киска, ждет, когда я приду ее потрахать. Прикинулся больным. Впрочем, я действительно болен. Только не знаю, как называется болезнь.
С прежней должностью меня связывала надежная пуповина, которая обеспечивала работу сердца, печени, головного мозга и всяческих селезенок. У меня не было других интересов, кроме службы.
Художественную литературу я не читаю уже лет двадцать, считаю, что это затея для бездельников. С музыкой тоже как-то не сложилось. Так, слушаю понемногу, но чтобы фанатеть, этого нет. Машину самостоятельно водить опасаюсь. Дачу терпеть не могу. Если разобраться, у меня нет ничего такого, что принято называть хобби. Кстати, кошек и собак тоже не перевариваю.
И что теперь? Теперь эта пуповина превратилась в тонкую нить, в паутинку. В надежду, практически безнадежную. Но именно эта микроскопическая надежда позволяет держаться на плаву.

4 марта, вторник. Ольга заболела. Мне кажется, она притворяется, специально не встает, чтоб не заботиться обо мне, чтоб я сам заваривал чай, сыр нарезал. Да почаще заглядывал в её комнату – как, мол, женушка себя чувствует, сколько градусов набежало в термометре. Задолбали списки лекарств, все эти предукталы, панангины, кавитоны и прочая химия.
После обеда приперлась Юлька. Не успела поздороваться, сразу – дай. Нужен новый телефон. Навороченный. Или как он там называется, смартфон что ли. Говорю – я же тебе купил недавно. Дорогущий, между прочим. Она в истерику – ты чо, дед, ему почти год. Стыдно вынимать при одноклассниках, хоть не ходи в лицей. Растет маленькая стерва. Хотя, какая маленькая? Летом будет шестнадцать. Я ей говорю – а чего у родителей не просишь? Я, между прочим, пенсионер, сижу на шее у государства. А она – дед, ты чо, не знаешь этих жлобов? Отец машину поменял недавно. А твоя доченька спускает денежки то в Испании, то на Мальдивах. А сейчас намылилась в Шри-Ланку, чего там забыла, не знаю.
И давай рыдать. Я, мол, Золушка, все меня попрекают, говорят, мы на тебя половину бюджета тратим, учим в престижном заведении. Ладно, говорит, не учите меня! Сяду с протянутой рукой у Покровского собора, прямо в этих лохмотьях от Гуччи, и буду ныть – подааайте на хлебушек.
И так разрыдалась, что я не выдержал. Спрашиваю – сколько? Она такую цифру загнула, меня чуть кондрат не хватил. А Юлька уточняет – дед, это самый простенький.
Ладно, выдал ей деньги. Она пересчитывает, а я думаю, как эти молодые умеют так плакать без единой слезинки, одним голосом. Юлька денежки спрятала, а мне говорит – дед, ты прикольный пацан, только древний, как яйцо динозавра. Снаружи вроде не очень старый, а внутри нафарширован мусором.
Спрашиваю – каким еще мусором?
А она – ну, тем, что был у вас при социализме. Или чего вы там строили, не знаю. С такой начинкой сегодня ловить нечего.
Чмокнула меня в щеку – и бежать.
Я ей вдогонку – стой! К бабушке зайди. Болеет, третий день не поднимается.
А Юлька смеется из двери – обязательно зайду. В другой раз. Чао!

6 марта, четверг. Сегодня маленький юбилей. Исполняется ровно месяц, как меня турнули со службы. По этому поводу хлопнул полбокала виски и задумался вот о чем. Какого, спрашивается, лешего слово «бюрократ» произносят через губу, с презрением? А когда говорят «технократ» - тут полная уважуха. Кто мне растолкует, чем, допустим, конструктор, который проектирует зеркало заднего вида для наших паршивых автомобилей, лучше клерка, привыкшего трудиться за бюро. Мы, бюрократы, для социума важнее в сотни раз. Мы не просто перекладываем бумажки с места на место, мы управляем круговоротом документов, прокладываем русла для высочайших распоряжений, открываем необходимые шлюзы и перекрываем кислород тем, кто мешает продвижению этих распоряжений. Не будь нас, гигантская воронка бумаг поглотит целые ведомства и расшатает устои государства.

7 марта, пятница. Я поменял тактику, и настроение резко пошло вверх. Теперь не сижу в квартире, а по утрам отправляюсь к Белому дому в надежде, что увижу Аркадия Семеновича или Петра Ивановича. Встречу их как бы случайно. Поздороваюсь. Слово за слово, глядишь, и проскочит какой-никакой намек. Или вдруг скажут – ты чего не заглядываешь, коллега, мы тебе местечко пригрели, как обещали. Мы своих не бросаем.
У меня дурная привычка – подыматься ни свет, ни заря. Я и на службу приходил раньше всех. Уборщицы только-только начинали приборку на этажах, вытаскивали мешками протоколы заседаний и письма трудящихся, а я тут, как тут. И сегодня проснулся в половине пятого. Открыл глаза, потянулся с наслаждением и начал сканировать бренное тело. Ну? Чего там происходит? Побаливают колени. Тяжесть в правом боку. Во рту сухо и мерзко, как в заброшенной канализации. Короче, ничего нового. Потом заглянул в сосуд, где помещается душа, где стопкой, как полотенца в комоде, сложены мои чувства. Ну, там восторг, зависть, страх, отчаяние, любовь и ненависть, блаженство и беспомощность. Принялся исследовать обстановку в этой загадочной таре и был приятно удивлен. Господи, думаю, да здесь прибрано, уютно и светло! В спальне, где я дрыхну, подрагивает мутная тина от включенного телека, а в сосудике набирает силу жгучий полдень. Причем, стоит май. Закипает сирень, и голову кружит аромат молодости. В чем, думаю, причина? Может быть, сон? Давай вспоминать, что за кинушку крутило подсознание. Насколько знаю, раннее утро – это время короткого сна, когда стареющим мужикам, вроде меня, снятся эротические непотребности. Или потребности? Кто их разберет?
Потом вспомнил. Эсма снилась, моя последняя любовь, моя киска. Вроде мы с ней идем по направлению к Елисейским полям, и я вижу, какая она счастливая и от этого её счастья мне так хорошо, что я уже не иду, а лечу рядом с ней, но лечу незаметно, оторвавшись от земли всего на пару сантиметров, чтобы не привлекать внимания французов.
Чего я только ни обещал, сколько славных мест клялся ей показать. И Париж в том числе. Так и не съездили никуда. Даже в каком-нибудь Мухосранске не были.
Сегодняшнее утро опишу подробно, потому что настроение лирическое. Думаю, по причине этого необыкновенного сна.
Как обычно выпил натощак четыре перепелиных яйца и проглотил капсулу американского витамина «Витрум Центури». Тщательно выбрился, освежил лицо одеколоном «Кензо». Порылся в шкафу и выбрал строгий итальянский костюм. Хотел позвать Ольгу, чтобы она управилась с галстуком, но вовремя вспомнил, что жена болеет и который день лежит, не поднимаясь.
На улице было сыро, в воздухе плавала водяная пыль, «мигичка», как говорила покойная мама. Сегодня рассвет запаздывал. Правда, на востоке уже обозначились блеклые прорехи, но Южная бухта и центр города были погружены во тьму. Только два фонаря тлели в сырой дымке, один на холме, за моей спиной, другой внизу, в самом конце переулка. Мне предстояло спускаться по каменной лестнице, ступени которой напоминали выщербленные зубы. На эти каменюки опасно наступать даже при свете дня, но я помню наизусть каждый изъян. Тысячи раз я прохожу по этому маршруту, и всегда в груди разливается теплая благодать оттого, что меня окружают эти старые дома с колонами и балюстрадами. Полукруглые балкончики, способные принять лишь одного курильщика, выпирают из фасадов, как девичьи груди. За перекрестком начинается ровная часть переулка. Здесь, шагов за сорок до проспекта, уже ощущались последствия вчерашнего митинга. Видимо народное вече, разбухая, выдавило участников на соседние улочки. В предрассветной мгле чернели зевы опрокинутых урн. Под ногами валялись бледные прямоугольники разбросанных листовок, прилипших к сырому асфальту. То и дело я поддевал жестяную банку или пивную бутылку. Вокруг стояла девственная тишина, а громыханье банок и сопенье бутылок, вращающихся на бетоне, казалось кощунством.
От этого бардака, что творится в городе, меня просто воротит. Все эти попрошайки, которые недавно стучались в мой кабинет и входили с протянутой рукой, сегодня целыми сутками митингуют, скандируют и выбирают своих руководителей. Неуправляемое быдло, стадо баранов предпринимает очередную попытку устроить рай на земле. Никакого почтения к законам, к руководству.
Запомнилась женщина. Сначала услышал, и только потом увидел ее. Она то ли опаздывала, то ли ее подгонял страх. Пустынная улица гулко отражала частый перестук её шагов. И этот звук метался, как шарик пинг-понга, между стенами четных и нечетных домов.
Около девяти часов увидел, как из «Лексуса» вываливается туша Аркадия Семеновича. Ему пятьдесят восемь, всего на год младше меня, а выглядит свинья свиньей. У меня сердце затрепыхалось, но взял себя в руки, пошел навстречу эдаким гордым селезнем. Поравнялись, я говорю – добре здоровичко, Аркадий Семеныч.
Он мельком глянул на меня и пошел дальше. Как будто не узнал. Скотина.

21 марта, пятница. С сегодняшнего дня живем в другом государстве, в таком огромном и великом, что даже немного не по себе. Говорят, вернулись на Родину. Что ж, посмотрим, как Родина-мать приласкает своих сыночков.
Утром позвонила Эсма, сказала нужно поговорить. Договорились встретиться возле нашего кафе. Погода, что в парилке. Едва забрался в автобус, как гром рванул прямо над крышей, все аж пригнулись. Хлынул такой ливень, что казалось, наш автобус тушат пожарники из брандспойта. А пока доехали, все кончилось. Я выбрался из душной маршрутки на волю и полной грудью втянул свежий воздух, напитанный озоном. Молодые листья, скошенные грозой, прилипли к асфальту, и от этого шоссе казалось ковром, расстеленным в запредельную даль. Тяжелые тучи сбились на запад. Там, в бурлящем вареве, то и дело проблескивали электрические разряды. Но здесь полуденный свет был таким ясным, что старые хрущевки выглядели помолодевшими.
Эсма стояла на другой стороне улицы, возле газетного киоска. Желтая ветровка и вязаная шапочка с помпоном делали ее похожей на старшеклассницу. Я наклонился поцеловать ее, но она уклонилась.
Я спросил – что случилось?
Она говорит – эта встреча последняя, забудьте меня, не пытайтесь искать свидания и не звоните.
Я удивился, с каких это пор мы с нею на «вы»?
Зашли в кафе. Мороженое, шампанское, то да сё. Я стал потихоньку выпытывать, и она начала говорить, чуть ни плача. Сказала, ей вот-вот стукнет тридцать, а у нее ни семьи, ни детей. Подруги издеваются, говорят, Эсма твой поезд ушел. Она не верит. Считает, что у нее есть шанс. Может быть, последний, но он есть. Теперь самое главное – не допустить промах.
Я, конечно, сразу догадался, что у нее появился мужчина. Спрашиваю – кто он?
Отвечает – не важно.
Я интересуюсь – молодой?
Оказывается, сорок один год. Да к тому же женатый.
Вот те на, думаю, моя киска наступает на те же грабли.
А Эсма гнет свое – женат, говорит, но с женой ничего общего. У нас будет свадьба. В конце года.
Я поздравил ее, а сам подумал – я точно так же обещал жениться на этой девочке. Пять лет морочил ей голову. Говорил, подожди, подожди. А сам даже не собирался. Возможно, я не хотел потерять Ольгу, вернее её заботу обо мне. Она опекала меня, как мать. Крошки с меня сдувала. А Эсма? Красивая, сексуальная и слишком молодая. Я всегда боялся нашей разницы. Но не хотел ее отпускать, решил, что буду держать до последнего. Я был уверен, что она любит меня. Решил проверить на всякий случай. Положил свою ладонь на ее хрупкую ручку и начал вешать лапшу на уши. Сказал, как она дорога мне, как я без нее пропаду, просто умру от тоски и от ревности. Я сказал, что теперь меня никто и ничто не держит. Я свободен от работы. Я выполнил все обязательства перед детьми. С женой мы совершенно далеки и мой уход практически ничего не изменит в ее жизни. Поэтому я и Эсма, мы можем сыграть свадьбу в обозримом будущем.
Она спросила – когда? И прижалась ко мне. Ее щека горела от шампанского, а, может, от моих обещаний. Я раздухарился не на шутку и ляпнул – поженимся летом.
Не буду описывать, что мы делали потом, в ее однокомнатной квартирке. Я же не Мопассан.

14 мая, среда. Эйфория в городе схлынула, на ее смену явились их величество серые будни. Я внимательно слежу за всей этой чехардой, за калейдоскопом смен в руководстве. Приходят новые, совершенно незнакомые лица. Опыта работы на две копейки, амбиций на сто рублей.
Одна радость – Аркадию Семеновичу и Петру Ивановичу дали под зад коленом.
Вспоминаю, как учили работать нас, буквально натаскивали. Воспитывали на чинопочитании и доносительстве. Шестым чувством надо было определить сильного, идущего в рост чиновника. Примкнуть к такому человеку и помочь сковырнуть слабеющего старого начальника. Я, когда сделался начальником, пусть небольшим, сам начал отслеживать шуструю молодежь, набирающую силу. И аккуратно устранять этих живчиков во избежание конкуренции. Нас учили жить и наслаждаться отношением подчиненных, когда те заискивают и лебезят. Помню, как закрывался в рабочем кабинете и часами просматривал запись своего юбилейного банкета – тосты, подарки, поцелуи молодых сотрудниц. Кайф да и только.

20 мая, вторник. Ура! Ура! Ура! Сегодня позвонил помощник нового шефа, просил зайти после обеда. Я пришпилил на пиджак георгиевскую ленточку и отправился в Белый дом. Поднимался по знакомым лестницам, и мне казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет от перевозбуждения. Пришлось сунуть под язык шарик корвалмента.
Разговор с помощником был непростой. Им позарез нужен человек, в совершенстве владеющий делопроизводством. Он расспрашивал, за что меня турнули в феврале? Как я отношусь к новой власти? Что делал во время, как он выразился, революционных процессов?
Пришлось лавировать предельно аккуратно. Сказал, турнули за то, что отказывался выполнять коррупционные указания бывших властей. В дни революции стоял с народом на митингах. И однажды дежурил на блок-посту на окраине города.
Все, завязываю с дневником.
Завтра выхожу на службу. Должность, правда, невысокая и в мой кабинет можно пройти не через парадный вход, а только через служебный. Но зато я снова здесь, в Белом доме. А это значит – без нас никуда. Мы еще постоим у штурвала, а попутный ветерок рано или поздно дунет в наши паруса.

© Виктор Лановенко, 2014
Дата публикации: 12.06.2014 22:13:39
Просмотров: 3635

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.