сволочь

Юрий Сотников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 6896 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Сегодня по телевизору рассказали, как шестеро в доме сгорели, старой печкой спасаясь от морозов. Трагедия, кошмар, а во мне только сердце чуть дрогнуло. Там огонь перекрыл все пути отступленья, и люди живые стояли ещё перед ним, не веря во весь этот ужас внезапный; и руки к небесам воздевали, чтобы сон оказался – а там тоже костёр. Трещали стропила уже, и к босым дитячьим ногам падали вниз головёшки, искрами живо смеясь: а дети им взвизгнут едва и тут же затихнут в испуге, с надеждой – боясь догадаться понять, почему у родителей губы как черви трясутся – ползут, извиваясь ехидно, по лицам – почему их глаза стекленеют как яйца вкрутую - стуча в черепном котелке. Вот школьный портфель полыхнул, словно красный огонь вслух читает учебники, и тапки с помпоном в углу загорелись, а горшочек ночной пластмассовыми слезами истекает на крашеный пол. Одежда на вешалке – в ней на работу да в школу идти – уж костром занялась, и куда голышом по морозу. К кому – если весь мир от них в огненной обжимающей западне. Стягивается на их душах удавка – а я её не вижу.
Они уже орут. Первыми закричали отец с матерью – детей пощади! – но природное естество не ведает человечьего страха, для него что пожар, что потоп, то великая божья придумка, и тот лобастый младенец, который ещё на руках не проснулся, тоже зачат был от бога. Мальчишка затих наревевшись, наевшись, и теперь крепко спит, несмотря на огонь – он и криков не слышит в чарующем сне – я тоже не слышу, не вижу огня, ведь я очарован прекрасной судьбой, мне золото жизни дано.
А у них вся судьба – пепелище; на этом обугленном погосте смрадно воняет горелым, особенно мясом. Запах чёрной золы осязаем и толст, как грузовой вагон, набитый котёлками колбасы; его с другим не спутать, он нагло врывается в нос, шебуршит там, откладывая сажу словно рыбью икру. Этот запах привычен – он свой на пожаре. А вот аромат запечённого мяса противен и тонок как глист, потому что зовёт к шашлыкам, к пированью над трупами, воздевшими моляще кости свои – здесь всё провонялось безумием, а я не чую, не слышу, не вижу его.

Но пусть бы только по телевизору – далеко всё и мёртво – а то ведь я вживую сволочью становлюсь. Вот на днях видел старую бабку, которая горестно плакала на улице. Тихонько, как будто даже чтоб никому не мешать своей бедой: но слёзы из глаз текли крупные, и на её маленьком личике они смотрелись как капли густого дождя, кучно обсевшие глубокие морщины увядшего яблока. Точнее, персика - потому что когда я подошёл ближе, увидел на щеках много длинных безобразных волосьев. Изъеденая шаль давно износилась; синий плащ может раньше и был по фигуре, но теперь тащил в себе одни кости; халат спод него торчал грязный по подолу.
Я её сразу приметил: тележку её - четыре колеса да сверху картонный ящик с охвостьями базарных помоев - кошелёчек её - футляр от электробритвы, куда положила грошик, найденный на дороге - ботинки её - войлочные растрепаи, к которым проволокой и соплями была присобачена вторая подошва.
У её тележки отвалилось колесо. И тут подошёл мой троллейбус. Хорошо, что стыдясь, старуха ни на кого не глядела, чтобы не быть для того обузой, потому что если она взглянет на него, то он по совести должен к ней подойти и помочь - глаза в глаза я б не смог от неё уехать. А так ей обязательно кто-нибудь да поможет. Мир не без добрых людей.
Прибыл домой. Выгрузился. А в голове черви закопошились, оставляя вонючие слизистые следы посреди мозговых извилин. О чём думают эти нищие старики? Как им жизнь опостылела. А мечтают о чём? Хоть бы быстрее сдохнуть по божьей воле. Есть ли он? кто? да бог тот?- веруют они. Ведь столько сил отдали на благо страны своей, зря в серости будней светлое будущее - а оно их в удушающий мрак облекло. Нечем дышать уже, воздух не видно. И дело тут не в еде да одежде, хотя страсть как хочется сытно поесть и до дробышек согреться. А в вере дело: прадедов их обманывали цари, отцам врали диктаторы, лживые демократы лгут внукам. А всё изза пары сундуков золотых монет, которые на том свете - да и на этом тоже - бессмертной душе никогда не понадобятся.
Вот этой старухе б сейчас за круглым столом посидеть, за чаем с горячими плюшками. И чтобы рядом счастливые дети да весёлые внуки, и любили они её, целовали прямо в сморщенное яблочко с ямками на щеках. Сияло на лице бабки солнце, а не та промозглая слякоть, от которой я позорно сбежал.

Да. Злые мы стали и беспросветные. Кажется, что если сегодня не успеешь сделать гадость своему ближнему, то завтра уже конец света – и амба всем твоим негодяйским начинаниям.
С утра в маршрутке слышу от водителя:- Не трожь дверь! Ослеп, что ли? Она автоматическая!- и милое лицо его в кепочке вдруг сразу превращается в свиную харю, злобно похрюкивающую наверно от недоедания.
Прохожу по рынку, спеша, а там древняя старуха зачем-то с сумками, хотя куда ей саму себя поднять на ноги. Мешаешь, карга:- Ты чего посреди дороги раскорячилась? Двигай сракой поживее!- и я уже похож на барана, даже больше на чёрта с рогами, который спустился на землю пободаться с добрыми людьми.
Старуха, подымая тяжёлые сумки, цепанула торговый лоток, рванула пакет с кукурузой, и на весь тихий утренний рынок понесла торгашей благим матом, вознося их на волнах ураганной ругани до небес, и оттудова почти насмерть шмякая об землю – а ангельское абрикосовое личико стало похожим на бледную поганку в мухоморных пятнах.
Вот что мы делаем друг с другом, следуя христианским заповедям своих церковных книжек, которые в золочёных переплётах пылятся на полках наших хрустальных шкафов.

Потому что сочуствие пропадает, теряется мелочью. Чужое горе становится приятнее собственной радости. Когда я узнаю про крушение, то первая мысль: сколько жертв? И если их мало, меньше десятка, я считаю себя обманутым в ожиданиях – зачем, мол, объявляли о катаклизме, когда тут обычная бытовуха. Эта же самая сердечная немощь, уверен, и в душах всех других обывателей. Даже ведущие дикторы с постными лицами больше горя играют на публику, а желудком уже прикидывая сколько новых приблудных смотрителей сидят у телеэкрана, и как от сего увеличится прибыль. Есть, конечно, и добрые праведники, в самом деле страдающие от чужой боли, но их лишь на словах почитают, на людях, а в собственных душах презирая блаженными.
Немеют наши сердца. Отлёжены они да отсижены в креслах и на диванах, с газетой у телевизора. Все люди приглушённо шепчутся про апокалипсис, про войну, боясь и ожидая её – но каждый верит, что беда обойдёт его стороной. Каждый ведь, думающий о себе что он единственный – уповает на бога, молится даже не веря.
Все люди стали чужды друг другу, но когда кто из нас корчится затиснутый в искорёженных железяках, без рук-ног и уже без головы, то всё равно орёт во всю оглашенную глотку:- Спасите!! Родные!! Не потеряйте меня, единственного на свете!!
===================================

© Юрий Сотников, 2015
Дата публикации: 23.05.2015 10:40:58
Просмотров: 2371

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Лилия Смоляр [2015-05-31 04:44:00]

"Все люди стали чужды друг другу, но когда кто из нас корчится затиснутый в искорёженных железяках, без рук-ног и уже без головы, то всё равно орёт во всю оглашенную глотку:- Спасите!! Родные!! Не потеряйте меня, единственного на свете!! " - не потеряют! Уверена: будут снимать телефоном до последнего, пока не утонет, повесится, перережет вены. А потом, всем миром, будут смотреть на интернете и считать "лайки". Станут ли спасать? Определённого ответа на этот вопрос, у меня лично, нет. Кто-нибудь попытается, наверное. Сочувствие пропадает, - это точно.

Ответить