Платина для блондинки
Юрий Леж
|
Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика Объём: 22516 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Рассказ тематически примыкает к роману "Перекресток". Платина для блондинки или возвращение из Сумеречного города – Ника… это… слишком… но ведь… всё на самом деле?.. – сбивчиво и еще более гнусаво, чем обыкновенно, произнес Векки. – Но ведь такого не бывает, почему же ты об этом молчала всю дорогу, да и там, у себя дома, тоже ни слова не сказала… – А ты ни о чем и не спрашивал, – логично, а что еще она могла сказать, ответила Ника. – А по дороге вы почему-то всё больше про Сумеречный город выспрашивали, а не про старую технику, которая у меня на дачке без дела хранится… Перекресток.Часть вторая.Госпожа инспектор Возвращаются все — кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все — кроме тех, кто нужней, — Я не верю судьбе, а себе — еще меньше. В.Высоцкий Костерок, сложенный из черных, засохших веточек и обломков грубых, горбыльных досок, неизвестно откуда взявшихся в просторном, но неуютном и захламленном какими-то бетонными конструкциями, остатками старых кирпичей, проржавевшей арматурой дворике, согревал закопченный, много повидавший на своем веку, старый чайник, умело подвешенный над огнем. Яркие, оранжевые языки пламени были почти чистыми, лишь сизоватый, слабенький дымок подымался под ними, моментально рассеиваясь уже под самым днищем чайника, оставляя на нем свежие следы копоти. Горело хорошо, быстро и как-то весело, очень скоро вода в чайнике зашумела и начала булькать ключом, готовая вот-вот закипеть, вырываясь из-под крышки струйками белесого пара, и тогда Дядя бросил в три привычные уже жестяные кружки по изрядной щепотке заварки. – Можете меня снобом считать или гурманом высшей пробы, – сказал он, обращаясь к расположившимся рядом с огнем Антону и Нике. – Но вот такой чаек, на костре сделанный, без всякого газа, электричества или каких-то микроволн, да когда пьешь его на свежем воздухе – он самый вкусный… Платиновая блондинка с тщательно и умело растрепанными волосами молчаливо кивнула в ответ, соглашаясь. После недолгого пребывания в центре Сумеречного города, в бытовом плане немногим отличающегося от привычного гостям образа жизни, сегодняшний выход с Дядей в его пустой район оказался тем самым необходимым штрихом, полностью преображающим картинку-впечатление от их путешествия в загадочный город. Остановившись передохнуть в этом просторном дворике, огражденном четырьмя старыми пятиэтажками, пустыми, но очень хорошо сохранившимися, будто законсервированными капризным временем, Дядя быстро собрал хворост, горбыль, развел огонь, подвесил захваченный с собой закопченный старенький чайник, видать, постоянный спутник его хождений по своей территории, влив туда до половины воды из объемистой фляги, и теперь все ожидали скорого чаепития, последнего – нет, не хорошее слово – заключительного для необычных гостей странного города. Расположившись на бетонной короткой, но объемистой и высокой балке, с неизвестной целью брошенной на землю почти в центре дворика, откинувшийся на расставленные за спиной руки, Антон что-то внимательно рассматривал в серой, беспокойной сегодня, будто клубящейся пелене, плотно окутывающей городское небо, Ника, присев на корточки у самого огня, с интересом ковыряла палочкой в костре, выравнивая прогорающие ветки и остатки досок, а сам Дядя, стоя чуть в сторонке, в паре шагов, покуривал свои знаменитые на весь город короткие и тонкие папироски без мундштука из желтой пачки с нарисованным на ней верблюдом и делал вид, что следит только за закипающим чайником. Уже прихватив чайник через рукав своего длиннополого пальто и разливая воду по кружкам, выставленным на небольшой крошащийся бетонный куб с выщербленными гранями, непонятно, каким образом и зачем оказавшийся этом дворике, Дядя насторожился, аккуратно, но быстро и решительно отставил чайник в сторонку и откинул полу пальто, облегчая себе доступ к тяжелому, армейского старинного образца, пистолету, висящему на поясе пониже короткой кожанки в открытой кобуре. Проделано это было так мимолетно и быстро, что Антон и Ника обратили внимание на действия Дяди только после того, как из-за угла дома показались две долговязые фигуры в мешковатых куртках-бушлатах, штанах серо-бурой, невнятной расцветки и с короткоствольными автоматами, спокойно и мирно висящими у них на груди. – Здравствуй, Дядя! – поднял руки ладонями наружу шедший чуть спереди человек. – Мы к тебе с почтением и без всяких плохих мыслей! Не откажи бродягам… – Если бродяги не будут кусаться, – буркнул негромко и совсем неприветливо Дядя, кажется, крайне недовольный внезапным, незапланированным визитом, но пальто все-таки запахнул, зашедшие во дворик люди для него опасности явно не представляли. – Мы смирные, Дядя, – вежливо попросился к костерку и второй. – Кусаться-то и не умеем… Они, чуть настороженные, но теперь не ждущие такого обыкновенного в их жизни удара из-за угла, подошли поближе: небритые, привычно взлохмаченные, помятые, уставшие, с красными от недосыпа глазами, одежда в грязных пятнах машинного масла и чего-то клейкого, но уже засохшего и не отчищающегося простым ударом ладони. Добытчики без лишних слов уселись прямо на черную землю возле костерка, сбросив рядом объемистые вещмешки и поглядывая чуть недоверчиво на Антона и Нику – чужаков в них городские признавали с первого взгляда. – Угощать вас нечем, бродяги, – сурово сказал Дядя, внимательно вглядываясь в пришлых. – Я вот своих гостей провожаю, без припасов, значит, вышел, а кружки доставайте, вода только что закипела, не жалко. – Да у нас и свои припасы есть, – чуть оживился подошедший первым, видимо, радуясь хотя бы и такому приему со стороны Дяди. – Мы ведь не за халявой пришли к тебе, должок за нами есть… – Вспомнили вдруг, как туда по Заречью прошли и ко мне не заглянули? – насмешливо спросил Дядя, мгновенно сообразивший, о каком долге говорит добытчик. – Не кори, – попросил второй, с наполовину оторванным левым ухом. – Глупость тогда сделали, каемся теперь, а ты уж и рад попрекнуть лишний раз… Добытчики, деловито, но какими-то осторожными, плавными движениями, чтобы не тревожить и не напрягать лишний раз хозяина территории, развязали горловины своих вещмешков, вытащили жестяные, чуток помятые, видавшие виды кружки, и Дядя, сыпанув предварительно по щепотке заварки, щедро залил их кипятком. Прихватив свои кружки, добытчики чуть отодвинулись от костерка и, достав небольшой кусок полиэтилена, принялись неторопливо выкладывать на него из мешков привычные консервные банки: шпроты, тушенка, зеленый горошек – стандартный набор путешественников по пустым районам и обычный рацион жителей городских окраин. Дядя, искоса понаблюдав, как бродяги ловко вскрывают ножами собственные харчи, тихонечко хмыкнул и принялся смаковать чай из своей кружки, одобрительно кивнув спокойно начавшим чаепитие Антону и Нике. А безухий добытчик, расставив на полиэтилене раскупоренные банки, гостеприимно предложил, махнув рукой на импровизированный стол на черной земле: – Угощайтесь… – Благодарю, – сухо ответил за всех Дядя. – Сытые мы, а из вежливости вас объедать не хотим, не по-людски это. Лучше скажите, куда вы Еремея девали? Втроем ведь были, когда через Заречье шли… – Пропал Еремей, – спокойно, без тени сомнения и колебаний, ответил первый. – Ушел на луну. – Он ведь вас уговорил мимо меня проскочить по-быстрому, а рассчитаться на обратном пути? – голосом пророка осведомился Дядя. – А откуда ты-то знаешь? – искренне удивился безухий, почесав затылок в недоумении. – Тебя ж с нами не было… – Вот потому Еремей и остался на луне, что поторопился, – усмехнувшись, довольный произведенным эффектом, ответил Дядя. – Я бы вам сказал, что ходить через тоннель под проспектом не стоит… да только вы уже мимо меня прошли… – Там часто ходят, – недоуменно сказал первый, откровенно не понимая, откуда хозяин территории знает такие подробности про их рейд. – Не помню уж, когда чего-то там плохое случалось, вот только с Еремеем вышло так… ну, как вышло… – День был такой, – чуть сокрушенно кивнул головой Дядя, продолжая играть всезнающего и всевидящего пророка и предсказателя. – В этот день не стоило через тоннель идти, все равно бы кто-то там остался, не из ваших, так из других… – Ну, ошиблись, что ж такого – равнодушно пожал плечами безухий, и видно было, что смерть товарища его не сильно задела, все, мол, там будем, кто раньше, кто позже. – Бывает… зато во время на месте были, раньше других, и пенки снять успели…. – Стоили те пенки Еремея? – подняв удивленно брови, спросил Дядя. – Покажи, – кивнул первый, и безухий снова полез в свой мешок. Чужакам, Антону и Нике, прислушивающимся вполуха к этому странному разговору, малюсенькому кусочку иной, непонятной жизни, конечно, до жути интересно было узнать, что это за «пенки» сняли добытчики ценой жизни своего товарища, но они прекрасно запомнили уроки местного этикета и через плечо Дяди, чуть склонившегося над извлеченной из мешка черной, на глаз – вершков пять на десять, коробкой, заглядывать не стали. Внутри коробки что-то перекатывалось и глухо позвякивало, и хозяин территории, поводив пальцами в глубине, будто раздвигая что-то мелкое, незначительное подцепил один, тускло блеснувший в сером цвете дня, предмет, будто случайно загораживая его от взглядов чужаков спиной. – Платина – натуральная, – хвастливо сказал безухий, улыбаясь широко и довольно, как улыбался бы кот, умей он это делать, под миской сметаны. – А там еще белое золото есть… и всякое еще разное… ну, мы вот это и взяли, что поближе и на виду, а с хранилищами и подвалами пусть другие, кто опоздал, разбираются, плохие там подвалы… смертью воняют… любой почует… – А что? – задумчиво сказал Дядя, на мгновение выключаясь из окружающего мира и погружаясь в собственные, неясные никому, мысли. – Платина к платине… – Чего? – переспросил, не поняв, первый. – Это я не вам, – успокоил его Дядя и продолжил, теперь обращаясь к добытчикам: – Вы, ребятки, сегодня через вертеп не ходите, идите сразу на реку, через старый мост, сегодня пройдете свободно… день такой, можно… а уж на том берегу – сами знаете к кому обратиться… – К сыну старого Юниора? – уточнил на всякий случай безухий, чтобы потом не было кривотолков – по чьему совету они пришли к тому или иному человеку. – Лучше к нему, – согласно закивал Дядя. – Или к Фетюку, на крайний случай, говорят, он тоже сейчас в тех краях околачивается… – Спасибо, Дядя, – серьезно поклонился первый, как кланяются в исторических фильмах низшие высшим, не ленясь сгибать спину, не поднимая головы при поклоне. – Про мост ведь и промолчать мог. – Когда это я и кому смолчал про безопасные пути? – искренне удивился Дядя. – А если вы такую добычу в вертепе спустите, никому пользы не будет. Не только вам, но и другим людям и… городу! «Во как! за город говорит!» – мелькнула в глазах первого откровенная мысль. Впрочем, обрадованные тем, что хозяин территории не держит теперь на них зла и даже указал безопасный маршрут, добытчики долго не размышляли, споро, но с явным удовольствием перекусили собственными консервами, запивая их крепким чаем, приготовленным Дядей на чистой воде. Так же быстро и деловито, как ели, но без суеты и видимой, бросающейся в глаза спешки, они увязали мешки и вежливо попрощались с приютившими их у костра хозяином территории и его чужаками-гостями. Когда долговязые, серо-бурые фигуры добытчиков скрылись за углом, Ника спросила, предвидя ответ аборигена, но все-таки утоляя свое любопытство: – А разве обязательно с них чего-нибудь брать? – Идут через мой район, как же не взять? – удивленно пожал плечами Дядя, поясняя очевидное для себя. – Иные что-то интересное рассказывают, а эти вот не стали, да и понимают к тому же, что я все их истории и без того знаю… Но взять надо, обязательно. Просто – для порядка. – А что ты взял? – осмелев, задала запретный и чрезвычайно бестактный, по городским меркам, вопрос Ника. Дядя довольно рассмеялся, даже головой покрутил от удовольствия, похоже было, его всеведение распространялось не только на проходивших через Заречье добытчиков, но и на гостей-чужаков. – А дай-ка ручку, – попросил он, хитро прищурившись. – Только глаза сперва закрой… Прикрыв по-честному глаза – иначе весь интерес затеянного пропадает – Ника плавным движением протянула Дяде правую руку и тут же, едва он мимолетно, как показалось, коснулся её, ощутила тяжесть на среднем пальце. И, с жадным любопытством раскрыв глаза, через мгновение увидела – это был массивный платиновый перстень, изящный, явно старинной тонкой работы, с центре которого поблескивал огромный, королевский по меркам блондинки чуть выпуклый бриллиант. – Это мне? – в восхищении пискнула Ника, голосок у нее мгновенно подсел при виде такого сокровища. – Правда? – Под цвет волос подходит, – с легкой иронией усмехнулся Дядя. – Да и память, как-никак, останется… – Это же немыслимых денег стоит, – подрастерялась Ника, мгновенно забыв, что в городе иной раз совсем не понимают чужих ценностей, вместо денег или золота выставляя на первый план консервы, табак, спиртное. – Таких вещей в Столице, да что там в Столице – в Империи, пожалуй, ни у кого нет… честно… – Каких денег? Кому стоил? – недоумевающе пожал плечами Дядя. – И зачем эта побрякушка в городе нужна? На обмен ведь несли… А ты, в самом деле, и в Столице, и в целой Империи – единственная, вот пусть у тебя и перстенек будет – единственный… платина к платине. Еще в первые дни своего пребывания в Сумеречном городе Ника успела заметить, что большинство жителей, даже женщины, пренебрегают побрякушками на пальцах, в ушах и даже простенькими цепочками на шеях. И если, бывало, они и использовали в своей жизни кольца, серьги, цепочки, то только как эквивалент звонкой монеты. Впрочем, сама блондинка была также равнодушна ко всякого рода украшениям, используя их только в сценической работе, ну, или когда без драгоценностей нельзя было обойтись по этикету. Ника сделала порывистое движение, искренне намереваясь, встав на цыпочки и чуть потянувшись, расцеловать Дядю, но почему-то неожиданно устыдилась своего откровенного желания и прервала быстрое движение. Заметивший это и все понявший, абориген усмехнулся: – Первый порыв, первое желание обычно бывает самым искренним и – правильным… Он приобнял девушку и крепко поцеловал ее сухими обветренными губами. От этого совершенно простенького поцелуя то ли бессмертного Агасфера, то ли столетнего старца, то ли сорокалетнего крепкого мужчины в Нике взорвались бешеное пламя ощущений и фейерверк неожиданных эротических эмоций, закончившиеся жутким томлением где-то пониже живота. Если бы это не был заброшенный дворик в пустом районе Сумеречного города, и рядом бы не сидел на бетонной балке Антон… впрочем, говоря откровенно, ни первое, ни второй ее бы никогда не остановили. Просто то, чего она так резко и от всей души возжелала в эти минуты, было бы здесь и сейчас смехотворным, нелепым и безобразно пошлым. А Дядя, отрываясь от ее губ, чуть задержался и тихонько шепнул на ушко: – Потерпи, ты же не маленькая девчонка… вот через пару часиков оторвешься по полной… с Антоном… …Узкая, еле заметная, но моментально узнанная тропинка, несмотря на то, что первый раз они проходили по ней в ночной темноте, вывела Антона и Нику к полуразрушенному, похожему на смертельно больного человека, дому, за углом которого открывался небольшой пустырь, покрытый редкими черными деревьями, чертополохом, полынью, строительным мусором и городской, вековой пылью. За пустырем знакомой серой бетонной лентой лежала окружная городская дорога с невероятно засоренной внутренней стороной и чистой, без пылинки, будто только что кем-то тщательно подметенной – внешней. Выйдя из-за спины Дяди, неторопливо двигающегося по тропинке первым, Ника с прищуром, оценивающе, оглядела местность и спросила: – А мы только отсюда из города сможем уехать? где въезжали? – Нет, вообще-то, из любого места можно, – пожал плечами Дядя. – Просто мне показалось, что так символично будет… И он кивнул в сторону Антона, замыкающего маленькую колонну и только-только выходящего на пустырь, намекая на присутствие в их компании литератора, зачастую склонного к очень символическим и многозначительным образам в своих произведениях. …Мотоцикл поблескивал черно-зеркальным боком на том же самом месте, где его оставили без малого три недели назад, будто все это время не трогался с места, хотя, судя по спидометру, позже проверенному блондинкой, намотал почти триста километров по городу или его окрестностям. Дядя, будто опираясь, положил руку на чистое, без намека на пыль, седло и сказал Нике: – Бак под горловину, как ты любишь… Антон пристроил на сиденье дорожную сумку, в которой уже не было запасов продуктов, ни к чему они тем, кто выбирается из Сумеречного города, зато присутствовала плотно скрученная и замотанная в извечный городской полиэтилен пачка исписанных сложным почерком романиста листов бумаги – плод его почти недельного, иступленного затворничества в доме неподалеку от вокзальных пакгаузов. – Я вам, ребята, на прощание сувенир приготовил, – сказал Дядя, откидывая полу пальто и доставая из заднего кармана брюк небольшую черную коробочку, в каких обычно держит ювелирные украшения. – А как же это?.. – Ника подняла правую руку с сияющим даже в серых городских полусумерках середины дня перстнем, совсем недавно полученным от аборигена. – Ну, перстенек, вроде бы, тебе от города, а это – лично от меня, вам обоим, – с легким, неброским пафосом ответил Дядя. Приняв коробочку, Антон взглядом спросил разрешения тут же открыть ее – возражений от аборигена не последовало. На черном, чуть примятом бархате внутренней обивки лежали два почти одинаковых камня цвета мутного бутылочного стекла, совсем неприглядные на первый взгляд, размером и формой напоминающие фалангу мизинца. – Синтетические изумруды, – деловито пояснил абориген. – Когда-то их умели выращивать здесь, в городе, но считается, что после Катастрофы эта технология была утрачена – окончательно и бесповоротно. Антон, постарайся, чтобы эти камни не попали в руки и на глаза каким-нибудь глупцам из особых служб или армейцам. И без того уже из-за них столько крови пролилось… в моем Заречье… Антон понимающе кивнул, старательно укладывая коробочку куда-то в глубину дорожной сумки, закрепляемой им на багажнике. Ника уже деловито оседлала мотоцикл, беспокойно ерзая попкой по сиденью, будто прилаживаясь поудобнее, когда Дядя, склонившись к ее уху, негромко, но очень внятно, как бы, по секрету, но для обоих, сказал: – А тебе, Николь, срочно надо рожать, такой древний род не должен прерваться… никогда… Фыркнув в ответ и почему-то покраснев, как девственница при виде мужского органа, Ника резко, кажется, даже излишне резко повернула ключ зажигания… Соскучившийся по хозяйке в вынужденном безделье «стальной конь» рванул с места, искренне наслаждаясь движением и всеми лошадиными силами, до поры, до времени скрытыми в двигателе. Всего через два десятка секунд, скрывшись в вираже дорожной петли, мотоцикл преодолел путевую развязку и выскочил на прямую трассу к Столице, со всего размаха влетев в упоительные и почти забытые в вечном городском сумраке солнечные лучи… Проводив его долгим взглядом, Дядя задумчиво покачал головой и сделал странный жест пальцами, будто перелистывая страницу в книге… …минут через сорок, в условленном месте, во дворике старинного двухэтажного домика, отлично сохранившегося, обнесенного со стороны фасада чистенькой, будто свежепокрашенной фигурной решеткой, навстречу аборигену из-за густых зарослей черной, но совершенно обыкновенной во всем, кроме цвета, сирени вышла совсем юная, длинноногая мулатка в шапке буйных, плохо поддающихся расческе волос. Хорошо знакомые Дяде узкие, мальчишеские, но сильные бедра обтягивали привычные, узкие брючки под «змеиную кожу» с нарисованными чешуйками, короткая курточка едва прикрывала обнаженный пупок, оставляя открытой узкую полоску смуглой кожи над широким ремнем. Мулатка поигрывала маленьким, похожим на игрушку, пистолетом-пулеметом. – Проводил? – ненужно спросила она. Дядя кивнул, молча, ощущая, как успокаивается неожиданно проснувшаяся в душе Жанетки ревность к платиновой блондинке. – Попрощался? – продолжила расспросы мулатка. Абориген вновь кивнул и неожиданно рассмеялся: – Слушай, от твоей остывающей ревности даже старая проводка сейчас заискрила… – Бред, – безаппеляционно заявила Жанетка, пожалуй, она была единственным человеком во всем городе, иной раз позволяющим себе разговаривать с Дядей в таком тоне. – Что может заискрить от простых человеческих чувств?.. – Мало ли что, – подмигнул мулатке абориген. – Все зависит от чувств… лучше – глянь вон туда… Жанетка недоверчиво полуоглянулась, обращая внимание на дальний уголок маленького дворика, куда указывал Дядя. Там, над серо-черной поверхностью земли, перескакивая с торчащих прутов старой арматуры на черную решетку ограды, то и дело вспыхивали яркие сиренево-желтые искры… – Ох, ты ж… – длинно и затейливо выругалась мулатка, резко притопнув стройной ножкой. – Это же что?.. это сейчас разряд здесь будет!.. бежим… Она дернулась, было, обратно, в домик, из которого вышла минут двадцать назад, поджидая Дядю, но тот остановил подружку решительным и властным жестом. – Не стоит так беспокоиться, – насмешливо проговорил он, демонстративно засовывая руки в карманы пальто. – Ты уже разрядилась, теперь и разряд спокойно себя поведет… – Ну, у тебя и нервы, – вздохнула Жанетка, вспоминая не раз и не два в своей жизни виденные почерневшие, обугленные трупы добытчиков, ненароком нарвавшихся на сильный разряд, притаившийся в каком-нибудь укромном уголке любого городского двора. – Не нервы, милочка, – в который уже раз усмехнулся Дядя. – Нервы у тебя, да у тех шебутных добытчиков, что на разряд попадались… видно же простым глазом – не готова еще ловушка, пока искрит только, силы набирает… но – мы её силы полной ждать и в самом деле не будем. Пойдем-ка, Жанетка… Прихватив мулатку за талию и плотно, по-хозяйски, прижав девушку к себе, абориген неторопливо повел её на выход из дворика, через красивую кованую калиточку, когда-то давным-давно выкрашенную в темно-бордовый, переходящий в черноту, цвет и до сих пор сохраняющий свежесть и сочность окраски. За их спинами зловещей каруселью взметнулась свинцово-серая, призрачная пыль, подхватывая опавшие с кустов сирени сухие черные листья, сиреневые искры удлинились, с резкими, жесткими щелчками срываясь с утонувшей в земле арматуры и перелетая на ограду… и через несколько минут в опустевшем дворике уже горел, переливаясь всеми оттенками синего, маленький электрический «мост», в который слились многочисленные, неизвестно откуда появившиеся здесь разряды… © Юрий Леж, 2012 Дата публикации: 13.03.2012 12:26:41 Просмотров: 2170 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|