Глубокое погружение. Часть 2. Палач.

Ирина Хотина

Форма: Повесть
Жанр: Любовно-сентиментальная проза
Объём: 18698 знаков с пробелами
Раздел: "Маленькая повесть"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

ЧАСТЬ 2. П А Л А Ч.

«Ой!» вскрикнула я одновременно с противным визгом тормозов резко остановившейся в нескольких сантиметрах от меня машины. Нет, я вовсе не безответственный пешеход, испытывающий судьбу пробежками перед близко идущим транспортом. Правда, иногда бываю рассеянной. Но в тот день, отстояв после работы привычную очередь за продовольственным заказом, и занятая сугубо хозяйственными мыслями, я неспешно направлялась от административного здания к проходной фабрики.
По окончании института меня, молодого специалиста, с распростертыми объятьями приняли здесь, где тридцать лет отпахала мать. Директор, по любому поводу, перед любой аудиторией, будь то важные райкомовские чиновники или несмышленые девчонки-пэтэушницы, проникновенным голосом, с гордостью рассказывал о передаче эстафеты поколений рабочими династиями, а мой пример, как нельзя лучше, можно сказать классически, вписывался в рамки социалистического реализма: мать – обыкновенная швея-мотористка, дочь – инженер-экономист.
За год работы маршрут был выучен ну зубок: самый короткий путь к проходной через небольшой скверик со всегда свежевыкрашенными лавочками, на которых почему-то никогда никто не сидел. Но прежде нужно перейти дорогу, по которой редко когда проезжал транспорт, разве иногда директорская «Волга». От испуга я не сразу поняла, что чуть не угодила под ее колеса. И только после того, как из машины вышел водитель с привычной для него улыбочкой, все встало на свои места.
-- Ну, что, рыжая? Наконец-то я тебя поймал. – Расплылся он довольный от самого себя, опершись на дверь «персоналки».
Это был Алексей – водила директора. С первого дня он вызывал у меня сложные ощущения: смех, презрение и ничем не объяснимый страх. Это казалось тем более странным, что Лешка был легким в общении, живым, подвижным парнем лет двадцати пяти, немного ниже среднего роста. Пожалуй, его портила только чересчур крупная голова, которая должна была сидеть на плечах двухметрового гиганта, никак не меньше. Но такая непропорциональность не мешала ему быть наглым, уверенным в себе, без каких-либо комплексов, «котярой». Казалось, он не пропускал ни одной девчонки на фабрике – кого взглядом, кого словом, а кого, не стесняясь, руками. Директор смотрел на его художества, скандалы и разборки из-за него среди девиц, сквозь пальцы, очевидно, полагая, что в женском коллективе такой Лешка не просто нужен, а необходим.
Его внимания к себе я, слава Богу, никогда не испытывала, однако с интересом наблюдала за хорошо срежессированными сценами, которые он мастерски разыгрывал, выбрав для этого очередную партнершу и купаясь в бешеном успехе. Вот и сейчас попытался разыграть такой спектакль. Поэтому мне совсем не понравились его фамильярный тон и вызывающие слова. Перспектива превратиться из зрительницы где-то на галерке в рыжего клоуна на манеже, моментально став объектом пересудов и переглядов всей фабрики, меня никак не устраивала. Я посмотрела по сторонам и облегченно вздохнула – вокруг ни души.
-- А чего меня ловить? Второй этаж, комната семнадцать. Тебя интересуют проблемы замедления экономического роста нашей фабрики? Возникнут вопросы – заходи. – Я неспешно продолжила свой путь, выстраивая в голове из возникшего набора слов связные строчки.
-- Зайду, рыжая! – Послышалось вслед.
Сидя в вагоне метро, я уже твердила окончательный вариант:

Опять застыл в привычной стойке -
Ковбой, плейбой, солдатик стойкий.
За оловянною душою нет ни гроша.
Да бог с тобою, рачительностью не грешна.
За шуткой колкой прячешь чувства.
Ах, не великое искусство -
В убогой маске щеголять. Изобретать
Велосипед, дано не каждому. Как тать
Инертность захватила, душит.
Да прыщ сокрыт фальшивой мушкой.
И незнакомка в горностае
С улыбкой в пелене растает.

После смерти матери я жила замкнуто. Подруг у меня никогда не было. Соседи своим вниманием не донимали. Жизнь, со всеми ее проявлениями – любовью, изменами, встречами, разлуками, праздниками и скандалами – существовала где-то далеко, вне меня. Более того, при малейшей моей попытке приблизиться к ней, она замирала или отступала. Переживала ли я по этому поводу? Конечно. Мне хотелось любить и быть любимой. Я мечтала о свиданиях, жарких поцелуях, крепких мужских объятьях, шепоте ненасытных губ. Самое ужасное, вокруг меня были десятки, а на фабрике даже сотни, девчонок и женщин, мечтающих о том же. И они суетились, искали, предпринимали отчаянные попытки найти свое счастье. У кого-то получалось, у большинства – нет. Я же была трусихой, заранее боясь негативного опыта. Наверное, потому смирилась со своим одиночеством.
Но даже эта, скудная на события жизнь, преломлялась в стихи, как правило, неровные, со спорными рифмами и оборотами. Но они писались сами, по любому поводу, не спрашивая меня. Процесс воображения несуществующих сцен, действий, чувств иногда так захватывал, что было достаточно случайной фразы или мимолетного взгляда незнакомого человека. Но сегодняшняя встреча с Лешкой не была подсмотрена. Она произошла со мною. В моей жизни случилось то, чего раньше никогда не было. И только сейчас, когда занавес закрылся, мне захотелось, страшно захотелось сделать это - взбежать из зрительного зала на сцену.
Звонок в дверь прервал мои размышления на эту тему. На пороге стоял Лешка.
-- Я же сказал, зайду. Чему, рыжая, удивилась?
Удивилась? Нет, это очень мягко сказано. Пропуская его в квартиру и изумленно слушая его веселый треп, я поймала себя на мысли, что таким его прежде не видела. Он был другим, не рисовался, не паясничал. Наоборот, поразила его трогательность. Без привычной клоунской маски он оказался милым и совсем не страшным. Может быть поэтому, в один миг стало ясно, что сейчас он добьется всего, потому что я хочу того же.

Любила ли я его? Мне было с ним хорошо. Наверное, потому что он был первым моим мужчиной, и я не знала, как бывает с другими. Лешка стал приходить ко мне каждую пятницу и уходить рано утром в понедельник. Мы не ходили гулять в парк, не бегали в киношку, он не ждал меня под часами, считая каждую потерянную минуту. Он просто хотел меня, а я его, в перерывах между занятиями любовью починив в моей квартире все, что было сломано без хозяйского мужского присмотра.
Да, я не любила его. Поэтому не требовала ничего, не сходила с ума – придет-не придет, даже не ревновала, когда он на моих глазах у директорской приемной цеплял очередную деваху. Только удивлялась, почему каждую пятницу, поздним вечером он открывает дверь моей квартиры. Это были отцовские ключи. Они попались Лешке при ремонте ящика старого комода. Глядя на меня, он молча положил их себе в карман.

В параллелях не ищу дорог.
Чую бег ласкающей волны.
Зрит в ухмылке месяц-скоморох.
Он из тех, из ушлых, из проныр.

И ничком под толщей одеял
Вновь измыслю радугу-дугу
Для тебя, к тебе и без тебя...
Завернёт слеза к излуке губ.

Про слезу получилось нечаянно: я не сразу поняла, что залетела. Но, поразмыслив немного, даже обрадовалась этой беременности – в любом случае теперь не буду одна. Поэтому вопрос об аборте отпал сам собой. Другое дело, сказать ли об этом Лешке? Но говорить ничего не пришлось. Он сам все понял, увидев мой гордо выпирающий живот.
-- Сколько? – Спросил он, мягко положив на него свою огромную лапищу.
-- Пять месяцев.
-- Почему мне ничего сказала?
-- Зачем? Я не собираюсь тебя на себе женить.
-- У ребенка должна быть семья. – Сказал он, сопя, а потом добавил.-- У тебя тоже.
-- А у тебя? Или ты думаешь, что сможешь и дальше бегать за каждой юбкой?
-- Дурочка, я же маскировался. Ты ведь не хотела, чтобы кто-то знал... – А потом с удовлетворением добавил. – Все-таки приревновала…

Знаешь, я не жду уже. Жужжит
Мухой надоедливой тоска.
День устало к вечеру бежит.
Может, стала въедливой. Пускай.
Грусть ослабила железный жим.
Ну, а впрочем, не впервой
В поисках бесплодных ворожить
Гордый лик дворянки столбовой.
Ну, а после жить и не тужить.
Вновь закат качает головой.

В первый раз это произошло через полгода после рождения дочери. В тот день я, как обычно, вышла с коляской встретить мужа, прогуливаясь улицей, которой он подъезжал к дому. Мне повстречался мой бывший одноклассник. Сейчас, я бы сказала, как на грех, потому что за разговорами с ним, не заметила проехавшего мимо Лешку. Он ввалился домой только ночью, пьяный. Мне бы, дуре, промолчать, проявить так сказать понимание, а я накинулась на него, с какой радости ты, дорогой, так нализался.
Все остальное произошло быстро. Он бросил меня на кровать и, больно придавив коленом, мертвой хваткой сжал мою шею:
-- С чего? – В ярости прошипел он. – Убью.
Я успела сделать последний глоток воздуха и подумать. Нет, не о себе или Лешке. О дочке. Что будет с ней, с маленьким родным существом, безмятежно спящим рядом, в своей кроватке? Она же останется одна, без меня! И все. Темнота.
Но только на миг – потом пошел воздух, много воздуха. И жизнь. И страх.
-- Женя, Женечка! Прости меня! – Пьяно рыдал он где-то далеко. Навалившаяся дикая слабость сделала меня бездвижной. Я только слегка приоткрыла глаза. Но ему оказалось этого достаточно. Боже, он получал удовольствие от меня такой. Ему не нужны были ни мои слова, ни ласки. Он, как сумасшедший, наматывая на руку мои волосы, заводился от «мертвого» тела. Самое ужасное – он понял это тоже.

"Врут карты, врут. Не верь им."
Зверем крадётся ночь.
Пиковой масти веер --
Всё состоится в точь.
Жгут заполошные мысли.
Жгут боли горло сжал.
Бисером лоб усеян.
Взбух словно на дрожжах
Страх...

* * *

-- Я женщина, возраст не могу определить. Не старая. Опять рыжая. Волосы. Их стригут огромными ножницами. – Рассказывала я свои видения Катерине Михайловне, настояв на проведении повторного сеанса через месяц.
-- Кто и для чего?
-- Мужчина. Огромный, высокий, сильный. От него исходит могильный холод. Я вся дрожу перед ним.
-- Почему?
-- Это палач. Парижский палач. Он стрижет мне волосы перед казнью.
-- Ты хочешь продолжить? Ты готова к этому? – В голосе Катерины Михайловны звучала неподдельная тревога.
-- Да. – Разве можно остановиться, когда судьба вплотную подводит к разгадке еще одной своей тайны? Поэтому продолжила без колебаний. -- Теперь море... людское море. Оно волнуется, шумит. Крики переходят в неистовство. Господи, им нужна моя голова… Они радуются моей смерти?!
-- Смотри на происходящее отстраненно, как в кино. Убери свой страх. – Донесся до меня совет. -- Ты одна на эшафоте или есть еще приговоренные?
-- Одна. Рядом священник. Палач и его помощник.
-- Тебя ставят на колени перед плахой?
-- Нет. Кладут на доску и привязывают к ней. Все. Больше ничего не вижу.
-- Спроси. Кто из них Алексей?
-- Палач. – Ответила я совершенно спокойно.
-- А ты? Кто ты? Тебе говорят?
-- Нет.

Любовь палача -
Почётная должность?!
Пред Богом задолжность.
Плачу...

Кто я? И какую задолжность плачу?
-- По всей видимости, жертва Французской революции. -- Спокойно разъясняла мне увиденное Катерина Михайловна. -- Тебя казнили уже на гильотине. Но если бы даже по старинке, мечом, долго мучиться не пришлось. У Сансона была твердая рука. Как ни как, палач в третьем поколении. Сильный, высокий. Ты все правильно описала.
-- А Лешка – ниже среднего роста. Только голова и руки огромные. – И тут меня охватил ужас . – Так он расплачивается своей болезнью? А я? Почему я с ним, Катерина Михайловна?!
-- Тебя с ним что-то связало. Может быть, до казни. А может быть, во время нее. Ты была не простая осужденная.
-- Почему вы так решили?
-- Во времена террора казнили сразу десятками, и мужчин и женщин. А ты была одна. Если покопаться в литературе, есть шанс отыскать себя. Но по-моему, это не важно.
-- Не важно?!
-- Если тебе не назвали имя, значит, важно совсем другое...

Когда-то в юности меня поразили прочитанные строчки, воспринятые тогда всего лишь красивым поэтическим образом – разбросанные по всей земле могилы, стоя над которыми человек даже не подозревает, что когда-то сам был похоронен в них. А теперь вот у меня самой есть возможность посетить Йорк и зайти в маленькую ничем не примечательную церквушку Святой Марии, построенной на месте той, где когда-то погибли мой муж, дочь и я сама. Катерина Михайловна отыскала в английских исторических хрониках упоминания и о некоем Ричарде Мейблисе, получившем во время йоркских еврейских погромов прозвище «Жестокий зверь».
-- Помнишь, ты упоминала замок, в котором вам обещали укрытие? – В волнении спрашивала она меня по телефону. – Так вот, никто не спасся. Их всех обманули.
И вот теперь новая точка на карте судеб, новая могила, к поискам которой можно приступать. Только чья она? Шарлоты Корде – убийцы Марата? Она была молода и красива, с копной ярких каштановых волос, так понравившихся палачу. А может быть, Жанны Вобернье, маленькой смазливой проститутки, охотно продававшей свою любовь молодому и пылкому Сансону? Правда, впоследствии ставшей могущественной графиней Дюбарри, последней метрессой Людовика ХУ. В страхе она так и не узнала Сансона на эшафоте. Еще бы, ей было не до того. Были и другие, знатные, благородные гордячки, отвергшие его только из-за профессии палача, на чьи головы много лет спустя он без всякого сожаления опустил нож гильотины. Неужели я одна из них?
А может быть... Нет, аж дух захватывает. И все-таки... я была ей? От нее не осталось ничего – слишком много негашеной извести посыпали на гроб. Ничего, кроме полуистлевшей подвязки, по которой через двадцать лет опознали останки, превратившиеся в серую пыль.

О, капризная, скверная, нежная,
Королева, народом отверженная.
Одарила судьба истеричная
Красотою до неприличия.
А взамен запросила недорого:
Смерть детей, да в друзья дала ворога,
Короля ночные поллюции,
Жизнь
На заклание революции.
Оступилась на плахе нечаянно.
Палачу прошептала в отчаянье:
«Не нарочно, простите меня».

Беспечная, беззаботная, избалованная, слишком поздно понявшая, как много ей было дано от рождения, каким высочайшим потенциалом обладала ее душа, и как бездарно он был потрачен. Гордая до самого последнего мига. Неужели она так и не искупила своей ошибки в той жизни, сознательно превращенной в непрерывную круговерть быстро надоедавших пустых развлечений и маскарадов, где последним костюмом стало старенькое, штопаное-перештопаное платье, а прощальной маской – отрубленная голова в руке палача? И поэтому сейчас она должна была родиться в семье горбатой швеи-мотористки и алкоголика сантехника, и прожить серую, безликую жизнь, в которой не было ничего, никакого праздника, ни любви, ни дружбы? Какое страшное падение! Какая горькая расплата. А потом – встреча с Палачом и его безумной любовью на той самой грани, когда душа покидает тело. Да, нет. Бред, фантазии.
-- Это все фантазии! – Уверенно произнесла я вслух, стряхнув груз нахлынувших мыслей и выключив монитор компьютера.
-- Жень, какие фантазии? Ты про что?
Лешка, оказывается, неслышно подошел сзади.
На самом деле Катерина Михайловна права, важно совсем другое. Только вот как ему сказать об этом? Лучше не тянуть.
-- Про то, что в прошлой жизни ты был Сансоном.
-- Кем, кем? Самсоном? Библейским героем?
-- Сан-со-ном. Парижским палачом.
Я думала, что сейчас он с презрением скажет мне, какая я набитая дура, идиотка, безмозглая курица, верящая во всякую ерунду и всяким проходимцам, то есть сделает то, что сделал бы в подобной ситуации любой мужчина. А еще хуже – обидится. Но Лешка побледнел.
-- Откуда ты знаешь?
-- А ты? Ты это знал?
-- Мне лет с шестнадцати снится, как я рублю головы. Иногда, как на конвейере: дергаю за веревку и головы падают в корзину одна за другой.

* * *

К сожалению, я уже ничем не могла ему помочь. Он сгорел быстро, всего за год. Правда, уходил спокойный. Умиротворенный, что ли? Как-то нашел в интернете «Записки палача» Радзинского. Несколько раз перечитал.
-- Жень, послушай, что у него тут написано: «Но страх, невыносимый, непередаваемый страх не покидает меня! Господи, спаси!» Представляешь, а у меня страха нет. Прошел. И сны те больше не мучают. И умирать совсем не страшно. Только перед тобой виноват. Прости.
И ты меня прости.

Ни горсти земли,
ни камня, ни пепла...
Ослепла, застыла
у края могилы.
У края... Над краем
озябшие галки,
привычно стенают.
И жалко. И жалко
молвой облетают
последние листья.
Простить и проститься.
Прости...
Не любила.

*) Стихи Полины Ладаневой.

© Ирина Хотина, 2008
Дата публикации: 14.03.2008 00:00:10
Просмотров: 3223

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.