Венера

Анастасия Машевская

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 27699 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

"Если исходить из того, что Бог создал человека по своему образу и подобию, то, думаю, именно люди искусства получились наиболее близкими к оригиналу копиями."

Венера
"Ба! Беатриче! Это Данты создают Беатричей!"

Франц Лист

В просторной комнате с равномерно выкрашенными в сиреневый цвет стенами было светло. Здесь практически отсутствовала необходимая для жизни мебель: маленький черный столик в центре, явно слишком низкий, чтобы сидеть за ним на стуле, узкая полка, на которой сиротливо стояло два каких-то бутылька, свернутый в рулон матрац в углу вместо кровати - пожалуй, все. Зато то, что на взгляд стороннего человека в пору было назвать барахлом, наличествовало в излишке.
Аццо, невысокий и неспортивный, потрепал собственный каштановый загривок. Поглядел на руку - да, не мешало бы постричь волосы. И помыть, додумал парень, почесав в затылке еще разок. Коротко обвел взглядом расставленные вдоль стен полотна, закрытые простынями. Последний заказ он закончил два дня назад, за новые не брался - сроки еще позволяли, делать было решительно нечего. Странное, почти идиотское чувство пустоты, даже немного пугало парня.
Прикинув ситуацию, он обогнул куб глины с отпиленным углом в полиэтиленовом мешке и подошел к небольшой к стопке эскизов. Самое время подлатать студенческие долги. Взяв парочку набросков, Аццо, обернувшись, замер: взгляд упал на большой холст в дальнем углу. Есть ведь еще она, можно заняться ею. Впрочем, нет, Аццо повел головой. Не сейчас.
Парень вернулся к мольберту, запнувшись по дороге об какую-то пока ничего не напоминающую конструкцию из скрученной проволоки, которой однажды предстояло стать постмодерновым нечто. Закрепил исчерченный тонкой линией твердого карандаша формат А3, подтащил столик, заставил его принадлежностями. Вместо качественных красок взял гуашь. Это на заказах экономить нельзя, а для текущих студенческих работ такое "бюджетное масло" вполне годится.
За работой время обретало какую-то особую текучесть. Аццо отвлекся несколько раз: на поход за чаем, который быстро остыл, на сигарету, пока кипит чайник, на выискивание нужного цвета гуаши среди бесчисленного количества баночек и тюбиков с цветными надписями. Почему-то Аццо не достал его сразу.
Отвернув крышку с присохшей краской, Аццо облизнул палец и тут же отфыркнулся. Гуашь заросла плесенью. Методично соскоблив грибок, парень мазнул ворсом и покосился на стакан с чаем, который давно совместил функции напитка и емкости для промывания кисточек. Когда было наложено несколько удачных штрихов, художник, с прискорбием осознав, что теперь остывший чай точно пить нельзя, опустил в воду инструмент.
Солнце неумолимо садилось. Аццо уже битый час доводил до ума следующий эскиз (первый лежал в тени и сох). Работать становилось все труднее из-за угасающего освещения. Но стоило включить стройные и длинные, как ноги голливудской модели, напольные лампы, как всю небольшую квартирку художника затрясло будто от ударной волны взорвавшегося снаряда.
- Ох, Господи! - подпрыгнул Аццо, мазнув неуместный росчерк во всю длину диагонали этюдного формата.
В дверь нещадно колотили и неразборчиво орали. Аццо бросил кисть прямо на столик и помчался открывать, пока дверь не слетела с петель.
- Слушай, у меня дверь не как в школьном спортзале! - недовольно выкрикнул художник в лицо застывшего на пороге друга.
- Не буянь, - Барт, одетый с иголочки, так что и не скажешь, что именно он пытался только что ногами и кулаками выбить злополучную дверь, нагло ввалился в квартиру и скинул обувь. Потянулся, возвышаясь над Аццо на бедовую ухоженную голову. - За тобой если не зайти, ты в жизни не вспомнишь, что солнце светит за окном не только для того, что давать освещение слева направо.
- А если тебе не напомнить, что кругляш у моей двери предназначен для звонка - для звонка, Барт! - ты будешь думать, что это сосок.
Барт не придал значения. Он оглядел друга со скепсисом:
- Кажется, хорошо, что я зашел пораньше. До спектакля два часа, а ты в чем мать родила.
Аццо, будучи вполне одетым в какое-то домашнее тряпье, поплелся в ту комнату жилища, которую Барт традиционно обзывал мастерской с матрацем.
- Я сейчас, мне тут только надо...
- Привести себя в божеский вид, - настоял Барт. - Шевелись давай.
Аццо, было, взявший в руки перемазанную палитру, устало покосился на друга.
- Если бы твои родители предвидели, каким непоэтичным ты станешь, в жизни бы не назвали тебя Бартоломью.
- Что ты тут мажешь? - Барт подошел к другу и глянул на полотно из-за его плеча. - Экая фитюлька, потом доделаешь, собирайся.
Аццо оскорбился в лучших чувствах.
- Слушай, ты не мог бы отзываться о моей работе более вежливо?! Я не зову фитюльками то, что пишешь ты!
- Само собой, - расслабленно, сунув руки в карманы брюк, Барт подошел к сохнущей картине. Поморщил нос, оглядывая, и проговорил самоочевидную истину. - Я же не пишу фитюлек. Я хожу на концерты и критикую то безобразие, которое пишут другие.
- Не сказать, чтобы это делало тебя очень несчастным, - Аццо вернулся к работе.
- Не, я ненавижу авангард, постмодерн и все эти современные техники, - отрицая, отозвался Барт и выпрямился над картиной. Оглядевшись, поймал взглядом печку для обжига глины и прошел к ней. Сто раз ведь уже заглядывал внутрь, но заняться нечем, а Аццо, пока не закончит начатую деталь, от мольберта не оторвать. - Но сегодня это самый легкий способ быть музыкальным критиком.
- Так может тебе плюнуть на критику и попробовать стать творцом?
- Хо-хо! - Барт откинулся назад и расхохотался, блеснув в луче закатного солнца черной прилизанной шевелюрой. - Если исходить из того, что Бог создал человека по своему образу и подобию, то, думаю, именно люди искусства получились наиболее близкими к оригиналу копиями. Художники всех направлений черпают вдохновение из бездны, и из ничего рождают нечто, - Барт мотнул головой. - Нет, я не настолько наглый. Маска демиурга для меня великовата, как и ответственность. К тому же творить сегодня прекрасное - как смеяться над колдуном, мне ли, критику, не знать. Ты еще не закончил?
- Прекрати меня подгонять! - вспылил Аццо, работая наиболее тонкой из кисточек. - Тебе вообще не кажется странным, что два парня идут в театр? Почему не пригласил девушку вместо меня, за тобой же вечно увивается толпа студенток?
- Не принижай моих достоинств, среди них не только студентки.
- Без разницы.
- А, - Барт махнул рукой. - Девушка в театре автоматически предполагает ужин в ресторане и номер в гостинице. И нет никакой гарантии, что результат будет того стоить. Хы, какая голая! - неожиданно воскликнул Барт.
- Кто? - хмурясь спросил Аццо, стараясь сосредоточиться на этюде.
- Твоя Лаура.
- Какая еще Лаура? - Аццо только сейчас обнаружил, что скучающий друг развернул самое масштабное из закрытых и расставленных вдоль стен полотно, и теперь пристально разглядывает абсолютно чистый холст. - Прекрати издеваться. Там же никого нет.
- Вот именно, - скривив лицо, продолжил Барт. - С сегодняшней модой на обнаженных женщин только анатомическая модель в кабинете биологии может считаться по-настоящему голой. Или вот это, - Барт демонстративно развернул пустое полотно к хозяину. - Вдохновения нет? - не то сочувственно, не то издеваясь осведомился он.
- Женщины, - обреченно ответил Аццо и отложил инструменты на стол. Какая уж тут работа.
- Ты куда? - поглядел Барт другу вслед.
- Одеваться. Подожди пять минут.

***

- Если бы я знал, что это будет за дрянь, - Аццо почти плевался на обратном пути из театра. Цвел май, и несмотря на поздний час, было не очень темно. - Как можно так извратить "Тристана и Изольду"? - жалобно выл парень. - Ну нормальная же история была, ну зачем так-то?! - круглыми глазами глядел художник на асфальт и видел ужасающие картины прошедшего спектакля: темнокожего Тристана в фосфоресцирующих боксах, сутенера Марка - "короля" квартала красных фонарей, и Изольду - китаянку топ-лесс с автоматом на перевес.
Барт в ответ тихонько хихикал, замечая, что рецензия для музыкального журнала получится, что надо.
- Это не смешно, Барт! У меня в голове не укладывается! Это ... Это же Изольда! Да, она, конечно, никогда не являлась символом супружеской верности, но это один из вечных, непреходящих образов женской красоты, чувственности, доброты, в конце концов! Изольда - это Елена Троянская христианской эры! Как Франческа, Грайне, как Лаура, как... как Беатриче, наконец!
Барт сделал небрежный жест и выплюнул издевательское "Ха!".
- И это говорит человек, который верит в гений творца, - Барт театрально вздохнул. - Беатриче! Боги, Аццо! Это Данты создают Беатричей!
- Так по-твоему, тот убогий нехристь, который поставил сегодняшний спектакль, современный Данте?!
Барт деловито кивнул:
- В той же степени, в которой ты - современный Рафаэль, а любая из красоток - Беатриче.
- Не сравнивай, - уныло буркнул Аццо.
- Отчего нет? - друзья свернули на главную улицу. - Беатриче была эталоном, а эталон меняется вместе со временем. Только женщины все также стремятся его достичь: сгорают в соляриях, меняют натуральные части тела на пластиковые, или из чего их там делают, не выходят из тренажерных залов, салонов и саун, а после каждого съеденного яблока кидаются вставать на весы. Честно говоря, все это вызывает чувство жалости.
- Но согласно твоей логике, именно мужчины создают тот идеал, которому женщины слепо следуют.
Барт самодовольно хмыкнул, будто он сам был причастен к стандартам модельного майнстрима своего поколения.
- Ну а где ты видел сознательных женщин? Им куда скажешь идти, туда и идут. Это же женщины, - произнес брюнет с нескрываемым сочувствием.
- Тебе надо реже с ними пообщаться...
- Вот поэтому я и позвал в театр тебя.
- ... или, может, наоборот чаще. Точно не скажу.
- Куда чаще? - возмутился Барт. - Я живу с сестрой.
Аццо остановился и поглядел на друга с недоверием:
- Слушай, как раньше в голову не пришло? У тебя же есть сестра! Может, она станет моей моделью?
- Альзбета весит больше семидесяти. Модель из неё, мягко сказать, - посмеялся Барт.
- Но мне такая и нужна!
- Лучше арендуй себе нормальную модель. По пивку? - предложил брюнет, глянув на знакомую неоновую вывеску по дороге.
Аццо помотал головой: ему еще писать сегодня, а это их "по пивку" нередко заканчивается тем, что он еще два дня ровную линию провести не в состоянии.
- Мне не нужна модель в смысле фигуры, Барт! Я же пишу Венеру!
- Вообще-то ты пока ничего не пишешь. Я видел.
- Я пишу Венеру, - настоял Аццо.
- И одному Богу известно зачем, - пробурчал Бартоломью.
- Я. Пишу. Венеру, - с нажимом повторил Аццо в третий раз.
- Да-да, желтый шар в небе.
- Желтые шары в небе не называют именами суррогатов.
- Да плевать мне, - огрызнулся Барт. - Женщина или нет, а я не позволю родной сестре раздеться перед моим другом.
- Но мне нужна Венера, - Аццо практически взмолился.
- Так иди и склей кого-нибудь. Вон, глянь, у тебя отличный шанс, - Барт мотнул головой по направлению их движения. Впереди, претенциозно вонзая в землю высокие каблуки, шла не особо фигуристая, но очень подтянутая девушка ростом с самого Аццо. Явно, как Барт и сказал - завсегдатай тренажерного зала. Судя по походке, либо её обувь была не очень комфортной, либо асфальт чересчур выщербленным.
- Давай, - Барт ткнул друга локтем в ребра. - Она сейчас свалится.
И впрямь, как по заказу, девушка сделала парочку гневных, но нетвердых шагов, неразборчиво чертыхнулась, и приземлилась, ободрав открытое короткой юбкой колено.
- Девушка, вы не ушиблись? - Аццо мялся, поэтому Барт поторопился сам. - Давайте я вам помогу, - он предложил руку, на которую незнакомка с готовностью оперлась. Вставая, она не сводила глаз с Барта. Когда, наконец, оказалась на ногах, и склонилась, потерев саднящий сустав, к ним подоспел Аццо. Барт, тем временем, без слов достал из кармана пиджака платок и протер потревоженную кожу ноги. Когда все это закончилось, девушка поочередно поглядела на парней и только открыла рот, чтобы сказать благодарность, как Аццо её перебил:
- О, Боже! - на него с лица девушки, окруженного воздушным облаком белокурых завитых волос, смотрели крупные миндалевидные глаза удивительного голубого оттенка. Идеально прямой нос, четко пропорциональный длине остроскулого лица и ширине рта, аккуратного и алого, с пухлыми чувственными губами, искусно вылепленный носогубной треугольник без единой морщинки, подбородок с маленькой родинкой в центре, будто намекающей на символическую двусмысленность - все выглядело просто до сказочного волшебно.
- Как? - Аццо уставился на девушку сияющим и алчущим взглядом. Она подходила идеально! Если бы, конечно, была чуть полнее. - Как вас зовут, прекрасная нимфа?
Девушка начала меняться в лице. Подняв бровь, она пристально поглядела на Аццо, потом на Барта, и снова вернулась к художнику. Тот не унимался:
- Вы даже представить не можете, насколько великолепны! Вы позволите вас проводить? Скажите, умоляю, как ваше имя!
Девушка сглотнула, приходя в чувство, и, наконец, выдала вербальную реакцию:
- Фигасе манеры.
Аццо оторопел, Барт расхохотался до слез.
- Ну, что я говорил? - не смущаясь присутствия девушки, спросил у друга. Поскольку Аццо не мог собраться с мыслями, Бартоломью вернулся к собеседнице:
- Я Барт, это мой друг Аццо, а вас как зовут?
- Вердана, - опасливо откликнулась девушка, со страхом косясь на молчаливого шатена. - А с вашим другом все в порядке?
- Да-да.
- Вердана, - блаженно прошептал Аццо. - Это же почти как "Венера", да, Барт? - с обезумевшим видом, Аццо шагнул девушке навстречу. Барт вовремя удержал творческого маньяка за плечо. Тот запнулся и замер.
- А он точно не дебил? - Вердана отступила на шаг.
- Разумеется, - натянуто улыбаясь, ответил Барт. - Он просто впечатлительный.
- Заметно, - кивнула девушка, протягивая брюнету его платок. - Спасибо. Я пойду, - и будто в подтверждение намерений, Вердану позвал какой-то женский голос неподалеку. Стоило сделать шаг, Барт отпустил Аццо и поймал девушку за руку:
- Извините, а вы не могли бы помочь моему другу? - Вердана судорожно перевела взгляд на остолбеневшего Аццо, безмолвно интересуясь: "Ему что ли?". Барт поторопился объяснить. - Он художник и уже четыре месяца ищет модель для изображения Венеры. Честно сказать, по его описаниям, он видел свою Венеру несколько иначе, но раз уж, наконец, нашел, то, пожалуйста, не отказывайтесь, нам очень нужна натурщица, - Барт состроил такую жалобно-страдальческую физиономию, что решимость Верданы поскорее удрать дрогнула. Барт приблизился и доверительно сообщил девушке на ухо:
- Этот маньяк даже пытался завербовать в свои модели мою младшую сестренку, а ведь ей всего четырнадцать, - пожаловался Барт, мысленно коря себя за ложь о двадцатилетней Альзбете. - Очень вас прошу, Вердана, соглашайтесь. Спасите меня, а то Аццо уже все мозги проел!
- Но ваш друг - это ваша проблема, - резонно заметила Вердана, отводя глаза, в которых неожиданно зажегся интерес к рослому брюнету.
- Вердана! - снова позвал голос какой-то подружки.
- С меня кофе и, может, покрепче, - понизив голос, пообещал Барт. - И потом, подумайте, что именно вы станете музой для художника, который стремится в лучших традициях Рубенса изобразить богиню красоты. Только представьте, как украсит ваш портрет картинные галереи.
Девушка, видимо, никогда не видела картин Рубенса, иначе насторожилась бы уже от этих слов. Зато на лесть велась охотно. Спустя еще пять минут уговоров, Вердана с недовольным видом надиктовала Барту номер телефона и убежала навстречу обозленной подруге.
Когда девушка скрылась в толпе, Барт выдохнул и стер с лица обворожительную улыбку.
- Она же тощая и просоляренная, как путана. Какая из неё Венера?
- Это она, вот увидишь, - мечтательно произнес Аццо.
Барт глянул на друга.
- Да сотри ты уже с лица это дурацкое выражение! - прикрикнул брюнет. - И кончай пялится в пустоту влюбленными глазами, идиот!
"Идиот" молча кивнул и поплелся вслед за Бартом. Вскоре последний поймал такси и откомандировал друга до дома. Когда Аццо в беспамятстве устроился напротив мольберта, надеясь продолжить дневную работу над учебной рутиной, воображение охотливо прорисовало будущее полотно. Браться за него дрожащими от творческого возбуждения руками Аццо боялся. С чем-то другим - вовсе худо. Работа не шла. Аццо раскатал матрац и завалился спать.

***

Аццо ходил по комнате, потирая потеющие ладони о бедра. Варианты работы с фотографии или еще что-то подобное он отверг сразу, поэтому теперь был в нетерпении. Несмотря на то, что за жизнь он написал множество работ, предстоящей художник фактически боялся. Барт не соврал, когда сказал, что Аццо четыре месяца искал женщину для образа Венеры. Вроде не так уж и долго, но прежде у него вовсе не стояло подобной проблемы.
Это был странный заказ. Заказ знакомого, давнего и хорошего, который не обещал никакой оговоренной выплаты за работу, при этом не отрицая её наличия, и не ставил никаких строгих сроков. Человек, состоятельный и со вкусом, благоустраивал жилье. В один день он просто набрал номер Аццо и спросил: "Нарисуешь?". "Напишу", - отозвался парень, чей талант явно превосходил стандартные представления о студенте старших курсов художественной академии. С тех пор едва ли ни каждый день, Аццо устанавливал на мольберте холст нужного размера, молча глядел на алебастрово-белое полотно, порой больше часа, снова накрывал старой потертой простынью и убирал обратно.
Проходило время. Художник выполнял одни заказы, принимал другие, выполнял их, брал следующие, попутно справляясь с заданиями от педагогов, а иногда совмещая приятное с полезным. Не самые баснословные расценки увеличивали размах клиентуры, хотя никому, в общем, из заказчиков не удалось поставить перед Аццо по-настоящему эвристической задачи. До тех пор, пока знакомый не заказал ему Венеру в "благородном стиле Тициана". Картины, эскизы, этюды, офорты, скульптуры из проволоки и глины - одно сменяло другое в течении семнадцати недель. И только один нетронуто-белый холст, как и прежде подпирал сиреневую стенку рядом со свернутым матрацем.
Настал момент, когда Аццо совсем отчаялся. Невозможно изобразить Венеру в мире, где сами достоинства богини любви почитаются за недостатки! - сообщил Аццо Барту в один из вечеров, едва ворочая языком.
Когда они встретили Вердану, Аццо впал в ступор. У него просто щелкнуло в голове "Она" - и все. Старший двоюродный брат как-то рассказывал Аццо, что услышал такой щелчок, когда впервые увидел свою жену. Но Аццо доподлинно знал - тут дело в другом. Это она, она, его Венера.
На следующее утро после встречи Аццо протрезвел. Барт был в чем-то прав: память подкидывала картинку девушки, и живописец понимал, что Вердана и впрямь слишком худая, слишком резкая, слишком Беатриче своего времени, которая с большей готовностью устроит путешествие по девяти кругам ада, рассказывая в красках о том, как души страдают в местных достопримечательностях, нежели добредет хотя бы до чистилища. Но внутренний голос настаивал твердо: у Венеры на полотне должно быть это лицо.

***

Не в силах совладать с собственными чувствами и застенчивостью, Аццо попросил заняться организационными вопросами Барта. Тот повздыхал, потер шею, прикидывая, сколько отхватит проблем, и согласился.
В назначенный день Вердана переступила порог квартиры Аццо, бросив хищный взгляд на ухоженного красавца в прихожей. Барт улыбался до тошноты лучезарно, встречая натурщицу, но девушка, кажется, не славилась наблюдательностью. Выслушав суть дела, Вердана без лишних вопросов разделась и улеглась на предложенную софу. Необходимый предмет мебели Барт заблаговременно вынес из спальни сестры без ведома последней и перевез к нужному сроку в дом друга. Они с Аццо расчистили пространство, выбрав наиболее удачный ракурс для попадания лучей именно закатного солнца, так что теперь не было никаких препятствий для работы. Сделав глубокий вдох, Аццо дрожащей рукой взялся за кисть. Барт остался на подхвате - он терпеть не мог, когда Аццо пил вместо чая странную мешанину из заварки, кипятка и дорогостоящих масляных красок.

***

Вердана приходила каждый день в течении недели. Аццо окончательно забросил учебу и едва ли брался за что-то еще. Он был полностью поглощен созданием Венеры и впервые в жизни не позволял Бартоломью стоять за плечом или сбоку от мольберта и наблюдать за процессом. Лишенный хоть какого-то развлечения, Бартоломью стал на время работы, которой отводились только закатные часы натурального освещения, запираться на кухне с ноутбуком. Игнорировать встречи Аццо и Верданы он не мог, так как последняя вовсе отказывалась тратить личное время на "никому непонятную ахинею" без возможности совратить сиятельного Барта. Тот время от времени выглядывал из кухни, проведывая натурщицу и изображая крайнюю степень заинтересованности. Больше того, после сеансов живописи Барту приходилось всеми известными способами добиваться расположения Верданы, усиленно делая при этом вид, что он совсем не понимает, какие иллюзии насчет всей ситуации питает загорелая красотка.
Наконец, Аццо объявил, что дальше работать будет в одиночестве и попросил не беспокоить его пару дней. Барт на радостях облегченно вздохнул, но, как оказалось, рано: Вердана вцепилась в него по-настоящему стальными клещами. Когда же критик был занят работой (ходить с ним по концертам и спектаклям девушка даже не думала, а часы, что он проводил за написанием статей и рецензий, вовсе называла самыми скучными), мучала звонками Аццо, допытываясь, когда тот закончит. В оконцовке, художник просто выключил телефон, трижды прокляв Барта, который, стремясь откреститься от надоевшей "подружки", выдал его номер.
Спустя неделю Бартоломью, наконец, удалось довести ситуацию до скандала. В общем, не особо привлекательная для него Вердана в сердцах высказалась, какой Барт "нахал, хам и самовлюбленный урод", и великодушно, со смакованием, со всей силы шарахнула дверью.
"А ведь и впрямь не как в спортзале" - обиженно подумал Барт, оглядывая петли. Такая конструкция не выдержит напора тридцати одичавших отроков, рвущихся отмахнуться от навязчивых формул математики, физики и химии и предаться свободе инстинктов первобытного разрушения. Так куда уж ей справится с натиском буйной женщины, оскорбленной в не самых понятных чувствах?
Барт еще какое-то время поглядел на дверь, потом затащился на кухню, съел завалявшийся в холодильнике кусок рыбы, участливо приготовленный сестрой, которая за последние пару лет стала действительно вкусно готовить. Поглядел на часы. Дело к девяти. Бартоломью достал телефон, набрал сестре, удостоверился, что с ней все хорошо. Вышел в интернет, поводил пальцем по сенсорному экрану, листая новости в социальной сети. Комментируя очередной пост на стене знакомого, музыкальный критик отвлекся на выплывшее окно сообщения. В нем было одно слово: "Готова".

***

Барт выехал незамедлительно, наскоро нацепив джинсы и майку с ветровкой. Добрался на общественном транспорте и, выскочив из подземки, купил в ближайшем маркете пива. Еще в лифте он услышал высокий женский голос, а у двери Аццо наткнулся и на его обладательницу. Вердана, заявив, что "эта корова" не имеет с ней вообще ничего общего, ласково назвала Аццо слабоумным кретином и послала в место с совершенно непечатным названием. Проигнорировав выпад и в свой адрес, брошенный девушкой на лестничной площадке, Бартоломью с осторожностью взялся за ручку с грохотом захлопнутой двери, потянул и с облегчением выдохнул, когда понял, что та все еще держится на петлях. Открыв, Барт замер на пороге, потом выглянул в коридор и зачем-то три раза нажал на звонок.
Аццо ждал друга уже в прихожей.
- Что это с тобой? - поинтересовался он, с сомнением глядя на брюнета.
Бартоломью зашел, скинул кроссовки, придерживаясь за косяк одной рукой.
- Что это с ней? - указал пальцем себе за спину, прямо в закрытую дверь.
- Ей не понравилась картина, - объяснил Аццо. - Она сказала, что у меня косоглазие, слабоумие, и руки из отхожего места.
- Показывай давай, - и, не дожидаясь приглашения, Бартоломью прошел в мастерскую с матрацем. Встал перед мольбертом и замер.
С полотна на него взирала пышнотелая, полная жизненных сил златокудрая Венера с лазурными глазами. Возлегая на софе, которая не имела ничего общего с тем унылым диваном, что Барт приволок из комнаты сестры, цветущая Венера держалась одной рукой за её спинку, а другой приглашала в свой собственный мир, где нет иных цариц. Манящая, белокожая, с идеальными чертами свежего молодого лица, она влекла к тому, что никогда не утратит ни очарования, ни исключительности. Она звала к уникальной женской прелести, силе сохранения и продолжения, которую Барт столько лет тщетно искал в каждой сегодняшней Беатриче, в "голой" Лауре, в китаянке-Изольде топ-лесс с автоматом на перевес.
Нет, Венера Аццо не имела ничего общего с Верданой. Как натурщика, его, конечно, следовало разнести в пух и прах, но как художника вовсе нельзя было оценивать.
- Правда, она прекрасна? - тихо спросил Аццо из-за плеча Барта. Последний от голоса друга пришел в чувство, прочистил горло и, ухмыляясь, обернулся:
- Да она громадина! В ней же ничего общего с Верданой!
- Ничего, - согласился Аццо. - Только черты лица и контуры рук, ног, ключиц. Отблески света, складки покрывала, брошенного поверх софы и стекающего на колено. Но да, это не Вердана. Это - Венера, - одухотворенно закончил Аццо.
- Палеолитическая, - тоном знатока заявил Барт. - Может так и назовешь? - Барт покосился на друга, но Аццо молчал. - Слушай, ну ты же мог уже давным-давно взять любую другую натурщицу и срисовать её лицо, так чего ты пудрил мне мозг четыре месяца?! Еще и пришлось с этой бабой амуры крутить! Я, между прочим, еле отделался и потратил кучу денег и времени!
Аццо толком не слушал, не сводя глаз с собственного детища.
- Нужно было именно это лицо, - объяснил художник. Бартоломью пригляделся: те самые черты, хотя, конечно, тон кожи более чем высветлен; та самая, почти неуловимая складочка промеж бровей, будто спрашивающая: "Кто ты, незнакомец? Как смеешь смотреть на меня?"; и те самые глаза, полные влечения, тайны, непонимания и боли. Именно боли, у Верданы ведь саднило колено в тот миг. И в этом вся правда: в Венере, помимо страсти, загадки и двусмысленности, всегда есть место для горечи.
- Какой парадокс, - без всякого намека на серьезность проговорил Барт и полез за банкой пива в пакет. Еще одну передал другу, остальные положил на пол. - Беатричей и впрямь создают Данты. И порой из черт, присущих самой Лилит.
Аццо обошел друга, встав впереди, пристально разглядывая работу. В комнате стоял густой запах масляных красок. Живописец глубоко вдохнул и, наконец, покачал головой:
- Я не Данте, и даже не Вергилий. Я, скорее, Овидий. Венера появилась задолго до ангелов и бесов, но она корень и тех, и других. И если кто-то из них отводит ей место в аду, я останусь там же.
Раздался характерный щелчок - Барт открыл пиво. Сделав глоток, облизал губы, поглядел на Аццо, мысленно улыбаясь. Удивительный он, этот коротышка. Нашел по его же словам "модель женщины" и смог сделать настоящую. Взял схему, план, алгоритм, и создал - шедевр. Взял скелет - и вылепил поверх Дорифора. Взял ребро - и создал Еву. Он, Бартоломью, так бы не смог. Не нашел бы в Вердане ничего, кроме кожи и костей. Видимо, слишком отчётливо и неизбежно видел правду и никогда не врал, а для таких маска демиурга и впрямь велика.

Посвящение:

Тебе, моя дорогая. С любовью - тебе одной, которая, не страшась, могла во имя искусства за версту тащить 30 килограмм глины.

22.02.2015 г. Новосибирск

© Анастасия Машевская, 2015
Дата публикации: 04.12.2015 19:40:07
Просмотров: 2569

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.