Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Цифры. Часть 1. Цифры.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 25297 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Содержание.

1. Цифры
2. Инопланетяне.
3. 11 измеренье.
4. Записная книжка.
5. Военный и блондинка.
6. Чудо о змие.
7. Индиго.
8. 2012.
9. Романы.
10. Как с луя.
11. Адреналин.


Цифры.

33 ˣ 1.

Представьте себе пропорцию 33 ˣ 1. 32 шанса, что получится и 1 шанс, что не получится. Практически невозможно. И вот всегда получается, что не получается. Поэтому всегда интрига сама себя подстёгивает – война, ненависть, несчастье, счастье.

Ну, например, на авторадио, что на аукционе «Соцбис» в Америке картину нищего сумасшедшего наркомана Ван Гога «Прогулка в тюрьме» продали за 10 млн. долларов, а бомбардировщик, бомбивший Хиросиму, за 300 тыс.

Делим 10 000 000 на 300 000. Получаем ту же самую пропорцию, 33 ˣ 1, в которой мир имеет шанс на спасение, потому что ещё помнит иерархию, хоть у него всегда вместо дружбы, любви, веры, Бога, - война, ненависть, несчастье, счастье, потому что враг снаружи, а не внутри.

Ну, например, авторадио включено в салоне газели на развозке товаров по точкам в Москве, водитель Белогвардейцев, менеджер Красноармейцев, грузчик Послеконцасветцев. Менеджер Красноармейцев про то, что он прочёл в жёлтой прессе, что во всём виноваты писатели и евреи, мы же не писатели и не евреи.

Грузчик Послеконцасветцев про то, что он тайный писатель, стало быть, по этой иерархии, тайный еврей. 20 лет писал стихи, эссе, прозу, пьесы. Потом оглянулся, что на 150 млн. страну 3 адвоката над своим трупом рыдают, которые за всех заступились. Естественный вывод – где-то должен быть полный Интернет наших.

Искал 6 лет и нашёл, честь тебе и слава, удалая ава, экстрасенсов в ютубе, конфессия, цех, землячество про то, что нужно внутренне скрепиться и придумать такую реальность, в которую во время катастрофы спасомых перевести. Через мгновенье вернуться – всё то же самое, только спасённое.

Тогда он подумал. Так всегда было. Искусство, вера, община. И катастрофы не надо. И катастрофы не стало.

Белогвардейцев про то, что выпить и закусить, и познакомиться с дамочкой в парке. Белогвардейцев про то, что терпеть всё время, как Лев Толстой и тысячелетний уклад народа, потому что когда он перестанет терпеть, всё провалится, на хер, в яму под нами.

Красноармейцев вслух. Послеконцасветцев про себя. Белогвардейцев что-то вслух, что-то про себя. Угадайте, что?

У Белогвардейцева мама таджичка, а папа русский, у Красноармейцева мама татарка, а папа Лекманов. У Послеконцасветцева папа болгарин, а мама русская. Это, наверное, важно.

Хоть автор понимает, что это гнилой базар, а ты кто такой, а ты кто такой? Но ведь автор живёт в этом воздухе на этой земле в этой воде, а не в нуль-реальности за нуль-время и нуль-пространство.

Хотя автор теперь и в этом уже сомневается, потому что экстрасенсы в ютубе утверждают именно это, а он всё больше и больше начинает им доверять.

Например, цифры. Рассказ ведь про цифры. Поэтому, ближе к теме. 89 год. Все они про эту цифру как про начало сдвига. Какого сдвига? Я уже говорил, 89 год для автора самый главный в жизни.

Абсолютный поворот. Автор бросил институт, чтобы учиться, а не работать в 1000 лет выживающей стране, женился, родил дочь, написал книгу стихов. Он даже решил, что проживёт 48 лет, так внятно он чувствовал поворот.

12 год. Ну, про это слишком на слуху. Про это автор ничего не будет говорить. Из этого устроили шоу по моде времени, чтобы прохлопать не то что опасность, а просто, что жизнь была. Автор написал такую миниатюру когда-то.

«Инопланетяне прилетели, посмотрели, и обратно улетели. Им не понравилось. Никто никого не любит, не жалеет. Ничего ничего не значит. Ничего никогда не было не есть и не будет. А потом из глаз смотрели и скучали. Это как монета жёлтым сквозь лёд светится, что она там, а мы здесь, потому что только здесь не было одиночества».

Так автор догадался, зачем экстрасенсам в ютубе понадобились инопланетяне. Чтобы показать как в миниатюре общину верных, дом в деревне, мастерскую возле жизни, пьесу на ладони, вместо зоны, психушки, ток-шоу, Интернета.

Автор не будет поэтому про 12 год. Автор сделает вот что, раз уж рассказ про цифры. Как говорится, ближе к теме. 24 + 24 = 48. Автор родился в 1965. 1965 + 48 = 2013. Всё.

Ещё у экстрасенсов в ютубе самые главные цифры – 11 и 12 лет. Космические циклы. Автор 12 лет так пишет рассказы. Что с ним произошло в 11 лет, в 22 лет, в 33 лет, в 44 лет. Так он их строит. Потому что после этих воспоминаний наступает будущее, тема всех рассказов автора.

Ну, что ещё сказать про экстрасенсов в ютубе? Дай вам всем Бог, найти свою общину верных, профессиональный цех, землячество.

Автор вспоминает, как в армии за него земляк и хлеборез в столовой бились. Автор был маленький и тщедушный, с большой головой, тоненькими ручками и ножками и фасеточными огромными глазами, как у всех инопланетян.

А вся боевая часть наслаждалась. Это было как компьютерный японский фильм про динозавров, на который перед армией по 17 раз ходили. Рекорд били только французская комедия, в которой была обнажённая грудь весь фильм и югославская мелодрама про подростковую любовь.

Хлеборез обидел, а земляк заступился. Они были огромные. Шаламов пишет, самая блатная, мазаная должность на зоне – хлеборез. К этому времени зона уже пришла всюду.

Автор стоял маленький, как промокашка, возле огромных, как горы, которые друг друга плющили, все в крови, и думал, ради меня не стоит, братья. Но молчал, потому что уже тогда автор знал про чувство стиля, что пока само себя не избудет, ничего не будет. Ни катастрофы, ни после катастрофы, ни того, что всё то же самое, только спасённое, как у автора.

Про экстрасенсов в ютубе. Автор всю жизнь мечтал стать Сталкером. Разве о таком можно мечтать? Спросит читатель, которого у этого автора нет. «Он же Сталкер, вечный арестант, а дети, вспомни, какие у них дети». Говорит жена Сталкера в «Сталкере». А Сталкер говорит. «Да, я – гнида, и жене и дочке я ничего не дал, и друзей у меня нет и быть не может. Но я от радости готов плакать, когда привожу сюда таких же, которым некуда больше деться».

Когда я наткнулся в 46 на экстрасенсов в ютубе, которые так про детей-индиго. «В 90-х – 40%, в 2000-х – 60%, в 2010-х – 80%».

Профессор говорит в «Сталкере» про Сталкера. «И дочка у него – мутант, ног у неё нет, будто бы, жертва зоны, как говорится».

Я понял, что никакой я не Сталкер. Хуже, много хуже. В «Сталкере» цветные кадры, когда зона и когда Мартышка. Ну, и лучше, конечно. Ну, что сможешь.

Ничего другого, кроме авторства, я придумать не могу. Бог посылает Бога стать Богом на специальную зону, где всё то же самое, только спасённое, если, конечно, увидишь.

Это как один экстрасенс в ютубе про вживлённый микрочип у Наполеона. Да, Господи Боже мой, думает автор. Да когда мы этого не знали. В великом эпосе «Война и мир» про тысячелетний уклад народа, что всё держится на терпенье беднейших слоёв и благодати – всё то же самое, только спасённое – только один отрицательный герой – Наполеон, потому что – кукла. Все остальные, даже Элен Курагина, которая трахается со всем, что шевелится, даже Долохов, у которого в глазах щёлкают другие цифры всё время – положительные герои, потому что у них есть шанец: война, ненависть, несчастье, счастье, дружба, любовь, вера, Бог.

Пьеса на ладони.

Мы старались. А я как мотор. 20 томов молитв. Чем сильна молитва, господа присяжные заседатели? Она – живая. У неё на ладони все и молящийся.

Итак, не будем о главном. Главное невмещаемо. Будем о деталях. Потом оглянемся, а главное сидит в нас, как пчела в дупле и поворачивает любопытными глазами, как она сюда попала? Никто не знает, кроме некоторых.

На самом деле, если говорить о Боге, о комнате, о зоне, о камере, то ничего, кроме нашей этой земли и жизни мы не увидим. Что это был шанец, изо всех один, сделать всё в 3Д пространстве и времени.

И после этого знания выкручивать друг другу руки и оловянить мозги – это и есть наш век: зона, психушка, ток-шоу, Интернет. И жанры: община верных, дом в деревне, пьеса на ладони, мастерская возле жизни.

Надо к ним прорваться, не для себя, а для молитвы и леченья. Это и есть единственный поступок.

Фильмы Тарковского после «Сталкера», когда он теряет нитку. Фильмы Триера после «Догвиля», который единственный перенял цех. Но в традиции абсолютно не на что было опереться, и зашёл в тупик.

Они все циклили на поступке, абсурдном, мученическом. Я благодарен своей жизни, ужасно одинокой и нелепой, как моя собака Глаша, животные собирают. Образ Глаши такой – надо найти точку, чтобы застопорить всё движенье.

Только такой дар больше похож на проклятье. Короче, я благодарен этому дару-проклятью рода и своей жизни, школе, армии, институту, семье, работе, литературе, после литературы, которые превращаются в единственное благословенье.

Увидеть в чём поступок. В точке пониманья поступка. Превращения проклятия в благословенье.

Короче, вы раскрываете ладонь, и ставите пьесу на ладони. Вы не придурок, и с задеревеневшей ладонью, скоко тебе 90 лет, как говорил Петя Богдан.

Книгу писал, как прожить 150 лет. Себя простить, на мостик стать и спать уйти от интеллигентского противостоянья, тварь ли я дрожащая или право имею?

Теперь смотрите, мне 46. Я помню бабу Полю, бабу Лену, русскую и болгарскую бабушек. Деда Танаса и Афанасия Ивановича Фарафонова не помню. Один был в лагерях, другой пропал без вести на фронте.

Папу, маму, тёщу, себя немного, жену – больше, дочку. У дочки 90 детей в классе, вернее, в 3 классах.

Вы понимаете, конечно, к чему я. 5 поколений по 30 лет. 30 умножить на 5, ровно 150. Так что Петя был не дурак.

Человек в своей жизни живёт 150 лет, даже если он с ротом, распяленным в неслышном крике упал под шрапнелью на всех этих войнах за безумье своей природы в 20 лет, и успел только зачать, больше ничего.

Так вот, мы про поступок, про пьесу на ладони. Стой там, иди сюда, приятель. Так можно назвать поступок. Кто его опишет? Та ради Бога, как говорили в чужом родном южном городе Мелитополе, что в переводе с южнорусского диалекта на среднерусский означало.

В языке нет грязи, в языке нет правильного и неправильного. Всё говно в голове. В жизни и языке есть пропорции, законы. 300 лет кому нужен твой поступок, пока он не станет всехний.

А как только станет, ты оглянешься, а ты лежишь с ротом, распяленным в неслышном крике на поле под небом, как птица, упавшая во время перелёта, тебя можно поздравить.

Такой длинный перевод. Писатель - толмач, переводчик. Всё, больше ничего. Жалко, что больше не читают, потому что смотрят кино всё время, как всё мимо, а они не при чём.

Ничего, до поры, как говорит такой-то. Пока не засвербит от невидимого прицела между лопаток.

Ничего страшного, что не читают, потому что пишут не для того, чтобы читали. Пишут для того, чтобы помолиться, вылечиться и сделать поступок.

Вы чувствуете как вся наша эпоха, эпоха детей, эпоха ток-шоу, сваливается в яму от этих кощунственных слов автора. Вся она предлагалась, как девушке на дороге, что она должна предоставить площадку для новых идей, а сама себя не поняла ни разу.

Что тебя всё время читают, вдруг ты за поворотом, когда тебя никто не видит, вместо того чтобы свалиться в канаву, увидишь, что ты один шанс из всех шансов, как пьеса на ладони.

Родинка.

Тебе говорят у кожника, что это была родинка, которую ты сковырнул, и начались катастрофы. Ты уезжаешь на Соловки на Зайчики смотрителем на год, чтобы никого не пугать видом умирающего человека.

И там делаешь такую работу, понимаешь, что это была зона, и что должен растопить границы между зоной для духов гордыни и всем остальным космосом или Богом.

Для этого надо сначала растопить их в себе, потом с помощью поступков попытаться разгерметизировать зону.

Поступки эти трагические, конечно, как в последних фильмах Тарковского. Думенико, который самосжигается, чтобы напомнить, что 1+1=1.

Александр, который от всего отказывается, семьи, сына, дома, благополучия, работы, попадает в психушку, чтобы не было атомной войны. Таков его завет с Богом, что он так сделает.

Я делал по-другому. Что надо просто показывать, что мир, пусть даже зона, это пьеса на ладони, и актёры просто не видят, что все у них на ладони, и они тоже.

Чтобы они увидели, не надо их пугать, они к этому идут, к несчастью, они всё равно не испугаются чужого несчастья.

Просто после несчастья будет счастье, что мир, пусть даже зона, есть. И тогда все оказываются в положении ракового больного, который отчуждён от жизни своим одиночеством. Это уже не зона, это игра в одни ворота, и это пьеса на ладони.

Короче, болезнь гордыни прошла за год на Соловках, наступили всякие смешные болезни, типа эпилепсии и лимфаденита. Но это память, живая совесть, возмездье. Если угодно, болезнь и есть искусство, а не те кокетливые шоу, в которых нам нравится нравиться.

Родинка 2.

А вообще с раком довольно серьёзная штука. Вот, нас 4 в семье, и все мы имели отношенье. В жизни все совершают преступленья. Вот, я привёл специальную женщину в прокисшую квартиру, потому что достался своей девственностью в 22 года, когда я был ещё не я, и заболел лимфаденитом через 10 лет. Вот, я сказал женщине, «рака», и заболел эпилепсией через год.

Я зачинал, но не рожал несколько раз, и я заболел Интернетом через 20 лет. Это когда все дети всех в виртуальном пространстве, но для них это значит, что ничего нет на самом деле всё равно, как на порнухе.

Мы подходим очень близко к тому, чем занимаются экстрасенсы в ютубе. Т.е., они занимаются не в ютубе, но я узнал о них через ютуб. Просто у дочки компьютер качает только с этого портала, у меня вообще нет Интернета.

В одного ударила молния, он был в клинической смерти, его отпевали, он очнулся, все разбежались. Он стал лечить травами, хоть ничего не понимает в травах, потому что дело не в травах, а в пьесе на ладони.

Что у общины нет границ, она величиной с Бога, а у зоны есть, она величиной со страх. Что у дома нет границ, дом стоит в космосе, а у психушки есть, в ней все одиноки. Что у мастерской нет границ, она рисует не за деньги, а у шоу есть, оно продаётся. Что у пьесы нет границ, она живая, а у Интернета есть, он мёртвый.

Как это? Очень просто. Если бы вы сидели на звёздах, каждый на своей, и перестукивались по связи, вроде Интернета, только совершенней. «Ты веришь в то, что когда мы были вместе, мы были несчастливы»? «Я не верю». Мы бы были живыми духами.

Потом бы мы попадали на одну планету с атмосферой и биосферой и становились мёртвыми куклами, потому что как на зоне, в психушке, на ток-шоу, в Интернете боялись, не за себя, так за племя.

Были одиноки, потому что если есть чужие, то и свои станут чужие. Слепоглухонемые для благополучья. Стали ли мы благополучны? Нет, мы стали слепоглухонемыми.

Так мы становились несчастными вместо счастливых, мёртвыми вместо живых. Потому что вместо дружбы, любви, веры, Бога у нас были война, ненависть, несчастье. Но потом было счастье. На это надо было ставить.

Но для этого надо было зону, психушку, ток-шоу, Интернет превратить в общину верных, дом в деревне, пьесу на ладони, мастерскую возле жизни. Как? Тут мы и выходим на экстрасенсов в ютубе.

Я удивился. Я отчаялся и бросил читать. Я 20 лет читал и писал. Писать я не бросил. Хотя очень понятно, что отчаянье, что никто не читает, должно было сделать скорее это. И тут я понял, почему я не бросил писать. Я лечил, как экстрасенсы в ютубе, когда писал. Я лечился.

Потому что прослеживал все связи от корней до вершины, от зоны до общины, от психушки до дома, от шоу до мастерской, от Интернета до пьесы, от космоса до Бога.

Мы всё можем, всех спасти, мы только должны увидеть, какие совершили преступленья и разорвали связи, и починить их, вместо того, чтобы взвинчивать себя до страха, одиночества, корысти, мертвечины.

А чего? Самая бесполезная вещь на свете – рассказ. Но дело в том, что самая полезная вещь на свете – та же самая будет.

Родинка 3.

На самом деле, диагноз нашего времени печальный – что автор должен платить. Авторы, которым платят – коммерческие. Всё равно, с чем связана коммерция, с именем или с жанром. Всё равно, как приобретено имя, трудом или на массовке. Важно, что публикация и тираж – коммерция. И что человеческая частность превращается в человеческое одиночество.

И что эту зоновскую штуку не пробить частными мыслями и даже поступками. Её можно только избыть, как судьбу рода. И здесь важно, кто нас с той стороны будет ждать, когда мы избудем очередную катастрофу.

Садистскую, мазохистскую, эвтаназиастическую, геологическую, военно-патриотическую, и вынырнем из очередного начала века, смутного, имперского, отечественного, утопического.

Серые с флажками, остров на верёвке, который, то всплывёт, то потонет, в зависимости от режима, звёзды по ранжиру?

Мы идём по линии горизонта через сплошной космос и держимся за руку, как расчёска, и не знаем, что всё, что мы делаем сейчас страшно важно, потому что судьбоносно, потому что будет ответка, потому что чёрное и белое, потому что каждый удар в промежность есть шанс не ответить.

Стать чмом юродивым, сталкером, писателем, экстрасенсом. Увидеть лестницу с земли на небо, по которой лезут спасомые. С одной стороны геологическая, садистская, мазохистская, военно-патриотическая, утопическая, эвтаназиастическая катастрофа.

С другой стороны остров, который, как звезда в пустоте, светит, греет, согревает. По острову идут Гена Янев 100000007 и Гена Янев 100000008 и разговаривают про то, что.

Во-первых, можно было спасти. Во-вторых, вылечить. В-третьих, буква спасает. В-четвёртых, цифра лечит. В-пятых, дальше начинаются ловушки. В-шестых, все ловушки сводятся к одной засаде. В-седьмых, что тебя не будет, а будет это. В-восьмых, такое я и не я подразумевает спасенье, леченье, жизнь, и её исход.

Да, я бы хотел уехать на год на остров. Просто пожить. Не искать избавленья, не заслужить исход. Но кто же меня отпустит? Потому что это и делать – это одно и то же. А всё остальное – компенсация материального ущерба.

Бог с ней. От неё и побежим на остров. Но это будет много позже, когда будут ухаживать как за инвалидом. А он будет уходить в тайгу и тундру на острове в море, плывущему по горизонту, и разговаривать с поводырём, как что-то превращается в то, что?

Кайф-1.

Для автора напечатать книгу это всегда праздник. Потому что, ну, это как умереть и родиться. Я, конечно, давно уже нашёл альтернативу книгопечатанию – Интернет, и альтернативу писательству – экстрасенсов в ютубе, которые спасают и лечат от катастрофы, которая не потом, а сейчас. Зато потом спасенье и леченье. Кайф.

Такая книга и есть спасенье и леченье, только не читателям, а автору, потому что – ответ. Современные книгоиздатели – менеджеры, делают только то, что выгодно, деньги это слава, слава это деньги. Если пришёл такой ответ в качестве книги к автору, значит, что он всё правильно сделал, и его дело выгорело. А ещё значит, что пора ему сбегать в тайгу и тундру. А это ещё больше кайф, жить сначала.

Кайф-2.

Надо подготовиться, 33 года быть субмариной, островом жизни в море смерти, так думал Никита в 44. Спасать, лечить тех, кто внутри и возле с помощью пятимерного пространства и времени.

Учить так. Пространство трёхмерно: голяк, славняк и сплошняк. Время двухмерно: себе и миру. Человек сначала себе, это человеческая природа, как в зоологии и биологии, надо её преодолеть.

Как преодолевать будем, потому что для этого нас посылал космос на экзопланету типа зоны, Бога Богом о Бога для Бога чистить. Так учил Никита.

Так очень просто, учил Никита. Раз человек всегда сначала себе, это его природа, ничем не отличимая от зоологии и физиологии, надо себе сначала всегда брать голяк (сатану), тогда миру будет сплошняк (Бог).

Никите было легко говорить, за него постарались папа и мама, бабушки и дедушки, 300 лет европейского периода, 700 лет лет азиатского периода, 10000 лет гиперборейского периода, 100000007 лет атлантидского периода, 6 млрд. лет инопланетянского периода.

Сталкеру нельзя на зону с корыстной целью. Вот, собственно, и всё. Всё остальное в придачу. Там, ведь, всё просто, до идиотизма, так лечил Никита. Если берёшь себе славняк, то миру достаётся голяк. Славняк превращается в шоу, дерьмовое слово «зачем», пустоту внутри. Голяк превращается в зону, умри ты сегодня, я завтра.

Мимо проплывает субмарина «Сталкер», на субмарине спасённые спасают спасомых, берут голяк себе, миру достаётся сплошняк, славняка не становится, всем становится ясно, что ловушка, катастрофа была в простом, дерьмовом слове «зачем»?

Которое взял себе как самый наиголейший голяк. И через 33 года рабочего стажа в сплошной засаде приплыл спасательный круг с надписью белой масляной краской по крашеному красным пенопласту, «завсем».

Это, конечно, кайф, но его нельзя описать, потому что это всё до мельчайших подробностей как смерть и новая жизнь. Поэтому Никита стал писателем, чтобы описывать, зачем, обт.

Журналистика.

Это, конечно, счастье, но, вообще, это нечестно. Плыть на острове, липовым вёселком подгребать, как Ставрогин с бесом, но есть и выход.

Во-первых, временно, как в больнице, чтобы вылечиться от отчаянья, как в тайге и тундре в энные годы. Во-вторых, зачем подгребать к спасомым? Чтобы спасти во время спасенья, леченья и ученья.

Да, и дальше, уже непосредственное ученье. Чтобы спасти и вылечить от червяка внутри. Но дело в том, что червяк внутри – единственный шанец соединиться.

Единственный шанец единственного шанца соединиться – рассказывать всё время, как придурь, как соединялся. На самом деле, это не моё дело. Здесь я могу только описывать. И слава Богу, многих. Журналистика.

Как Мария, Майка Пупкова, Орфеева Эвридика, Вера Верная, Соловьёв, Никита, Ренессансная мадонна, Постсуицидальная реанимация, Саам, Ирокез спаслись. Они спасали.

Так просто. А между тем, чтобы придти к этому «просто», надо было съесть 6 пар зубных протезов и износить 6 пар железных башмаков. Про раннее детство не будем. Там всё смутно. Непонятно, про тебя это или про пославших.

Дальше сразу как в боевой части. Что ты можешь? Оказывается, ты что-то можешь! Первая засада и первый подарок. Спасать всё время! Да? Ну-ну, и как же?

Когда город потонет от глобальной катастрофы, Вера Верная, мэр города, которая всё время спасала город, она знала, как, а все плевались, потому что им так легче было отмазаться, что они не спасали.

По привычке нырнула, чтобы поднырнуть под город, чтобы перекусить пуповину. Город вынырнет, как подводная лодка, все задёргаются, как в припадке, от возвращения жизни.

Вера Верная будет плыть рядом и материться, как эмчеэсник, что папиросы промокли, чтобы за грубостью скрыть сентиментальность.

Но у неё не выйдет спасти, она не профи. Слишком большая глубина, она не привыкла. Она вынырнет обратно за новым запасом кислорода для следующей попытки, а там уже всё по-другому.

Там звезда и всё по-другому. Открылись порталы пятого измеренья, бывшие места силы, нынешние люди. Снуют тарелки, эвакуируют тех, кто не нажились на экзопланету. Те, кто утонули, переселяются на свои звёзды.

Впереди знакомое очертанье. Она несколькими ударами групп мышц приближается к объекту. Никита пригорюнился, курит махорку, боится отчаянья, зачем такие жертвы, заради какой медитации?

В чём дело? Сразу оживился, только Вера Верная сбивчиво растолковала, на глубине город, и уходит всё глубже с каждой буквой. Там 100000007 закланных в жертву, 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, 100000007 лет до нашей эры.

Живое дело спасенья, леченья, ученья. Тут уже не до восклицаний. Медитируешь, затягиваешься последний раз, бычкуешь на потом, выдыхаешь, вдыхаешь, ныряешь, отработанным движеньем хватаешься за свою пуповину, как Мюнхаузен на болоте, и тянешь.

Притягиваешь центр земли, как гирю, всё оказывается сверху, звёзды, моря, континенты, катастрофы, судьбы. Открываешь глаза пошире, как мурена, чтобы увидеть в глубоководной сырости светящуюся пуповину, значит ещё живая.

Находишь, перекусываешь новеньким протезом с алмазным напыленьем, и расслабляешь все органы, как дельфин на покое. Кто всплывёт быстрее, спасомый или спасатель, соревнованье.

Теперь вы знаете секрет спасенья. Он в шаманизме, недоразвитости, атавизме, бывшей душе, псюхе, аниме, третьей груди, шестом пальце, поле, что все дети всех, а не онанизме, что все мужья и жёны всех.

По халатности принимавших роды неперерезанная пуповина спасла целый город, поле от Франции до Канады с тоской в животе, который плыл, как утраченная субмарина неизвестного государственного флота.

На него садились тарелки, в нём открывались порталы пятого измеренья и тела дёргались, как в припадке, с него, как сверхзвуковые истребители стартовали одинокие на свои химические и физические звёзды.

Он доставал бычок из-за уха, прикуривал от тарелки, и возобновлял прерванную медитацию, пригорюнившись, ну, и какая, на хер, разница, если, и так, и так, своя судьба?

Из-за угла выворачивал город, проплывал мимо и быстро превращался в точку, как новая экзопланета, как всё сначала. Он говорил своему отраженью в океане, вперемежку с вулканическим пеплом и экскрементом, кажется, я понял.

Вера Верная махала чистым носовым платком, мэр есть мэр. Из рощи выходили Мария, Майка Пупкова и Орфеева Эвридика с удочками и ведёрком форели, и матюкались, ты всё медитируешь, лежень, кто семью содержать будет?

Над островом, плывущим к водопаду в бездну, занималась заря нового века.

Июль 2011.











© Никита Янев, 2011
Дата публикации: 01.11.2011 12:08:14
Просмотров: 2758

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 96 число 59: