Скамейка Абрама Гольдштайна
Аркадий Маргулис
|
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 15920 знаков с пробелами Раздел: "Прозарий: рассказы и повести" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Ни неразлучная чета Геночки Каплан и Анечки Бальва из Украины, ни ветеран войны Гриша Швунгенхойз из Молдавии, ни феерическая Аделаида Марбург из Румынии - да не помешает им непогода отдыхать на облюбованной скамейке! Ни хворающая – пусть перестанут трястись её руки – Манечка Школьникер из Белоруссии, ни задумчивый Абрам Гольдштайн из Болгарии – их скамейка напротив, не лишатся и они насиженного места! Ни сапожник Захария Чавчавадзе из Грузии, ни торговец сигаретами Пинхас Алигалиев из Азербайджана - пусть всегда на стульчики около их трудовой скамейки присаживаются благодарные клиенты! Никто из них не подозревал, что судьба как-нибудь соберет их вместе. Коротать в Израиле похожие один на другой дни. Стоически обсуждать новости о несносном внутреннем и международном терроризме. Догадываться - что, где и когда произойдет. Много лет собираются они на своих скамейках в пешеходном проходе, соединяющем две параллельные улицы. Над скамейками ветры озвучивают откровения ветвей. Густая зелень не дает упасть на головы первым каплям дождя, а в знойное время расстилает на скамейках тени. Печальный вид у пустующих скамеек. Они ждут… Из завсегдатаев обычно раньше других приходят Геночка Каплан с Анечкой Бальва. Геночка, танцующе пришаркивая, перемещается шажками и для равновесия вытягивает губы вперёд. За ним под руку, ступая шире, поспевает Анечка. Добравшись до своей скамейки, они рассаживаются, облегченно вздыхают и некоторое время молчат. - Анечка, ты дверь заперла на оба замка? – переведя дух, спрашивает бывший следователь уголовного розыска Геночка Каплан и в ожидании ответа поджимает губы. - Конечно, на оба, Геночка, - вспоминая, отвечает бывшая бухгалтер Анечка Бальва, - ключи у тебя в том кармане. Он проверяет, шлепая себя ладонью по правому бедру. Затем к скамейке торопливо прихрамывает опытнейший кузнец Гриша Швунгенхойз. - Сидите? - кричит он издали, - трясётесь за свои места?! Ворчливо отвечает Геночка: - Чего зря звенеть? Твое место пустует. Скамейка длинная, и Гриша устраивается подле Анечки. Они обсуждают способы приготовления куриных желудков с отварной фасолью и поджаренным луком, потом падение уровня воды в озере Кинерет из-за нехватки дождей, и, наконец, предвыборные обещания кандидатов в Кнессет. Но тут ко второй скамейке подкатывает тележку бывший модельер, а ныне сапожник Захария Чавчавадзе. Родословное дерево, в чьих ветвях утвердилось плодовое место семьи Захарии Чавчавадзе, имеет мощную корневую систему, уходящую вглубь веков. Захария - потомок древнего рода грузинских князей Чавчавадзе. Об этом все знают. И Захария Чавчавадзе с кавказским достоинством произносит: «Добрый день» и закуривает, раскладывая на столике сапожный инструмент. За ним к третьей скамейке семенит умница Манечка Школьникер, в прошлом врач-психиатр и кандидат медицинских наук, но теперь у неё беспрестанно трясутся подбородок и руки. Зато она до сих пор обихаживает себя без посторонней помощи. - Всё вздрагиваешь, дорогая Мирьям, ты не замёрзла? – спрашивает её Захария Чавчавадзе. Манечке действительно бывает так зябко, что зуб на зуб не попадает. Даже если утром злодейская жара. Когда Манечке Школьникер всё же удаётся унять дрожь, к скамейке подносит столик известнейший в Азербайджане потомственный нефтяник Пинхас Алигалиев. Его дедушка был одним из сподвижников братьев Нобелей. Пачки сигарет прихвачены к столику резинками, как папиросы в портсигаре. И пока Пинхас Алигалиев обстоятельно здоровается с Захарией Чавчавадзе, появляется пожизненная домохозяйка Аделаида Марбург из Румынии. Она внучатая родственница одного из Ротшильдов, а её покойный муж – заслуженный генерал. Теперь она в просторных брюках цвета хаки приветствует общество на иврите – языке, способном сплотить любой, даже разрозненный менталитет. - Бокэр тов1, - говорит она с командирским натиском. - Доброе утро! - отвечает и одновременно переводит на русский язык Гриша Швунгенхойз. Откровенно говоря, Гриша Швунгенхойз слегка тугоух, зато свободно владеет румынским и русским языками. Ведь в столице Молдавии, городе Кишиневе, где он родился и почти всю жизнь прожил, хорошо понимают румынский язык. Потому что румынский с молдавским – как плоды одной виноградной грозди, созревшей в Бессарабии. Доживать дни Гриша Швунгенхойз надумал в Израиле. Решил податься вместе с семьёй дочери на историческую родину. И вот теперь, на скамейке, Гриша Швунгенхойз – признанный переводчик с русского языка на идиш, иврит, молдавский, румынский, немецкий, болгарский и обратно. И он близок к тому, чтобы общаться на английском, хинди и филиппинском. Потому что его сосед - индус, репатриант из Индии, соблюдающий талмуд. А метапэль2 этого индуса – коренной филиппинец. Почти все в сборе. Вот-вот должна подкатить инвалидная коляска со знаменитым в Болгарии конструктором автомобильных дорог Абрамом Гольдштайном. Но сегодня неизвестно почему задерживается. - Где же Абрам Гольдштайн? – волнуется Анечка Бальва. Гриша Швунгенхойз переводит её вопрос на румынский язык. Исключительно для Аделаиды Марбург, ведь все остальные понимают по-русски. Аделаида Марбург, оживленно кивая, отвечает. И благодаря стараниям Гриши Швунгенхойза её фраза становится вполне доступной: - Вчера у Абрама Гольдштайна случилась неприятность с пищеварением. Кажется, его новый метапэль приличный тугодум. Или совсем не пользуется ивритом. Представьте, я двенадцать с половиной минут объясняла ему технику очистительного поноса. - Понимаешь, дорогая, это не хорошо, - говорит, прекратив стучать молотком, Захария Чавчавадзе, - ты тринадцать минут заставляла дорогого Абрама ждать. Он мог умереть одновременно от воздержания и поноса! А надо было сказать ему просто. Зачем кушаешь банан со сливками? Зачем ешь апельсин со сметаной? Зачем тебе авокадо с майонезом? Э! Кишкам это вредно! Кушай хлеб с кинзой. Сыр с кинзой. Мясо с кинзой. Всегда здоровый, как бык, будешь. Понимаешь, да? И Гриша Швунгенхойз переводит для Аделаиды Марбург: - Уважаемый Захария говорит, что более правильно употребить лечебные травы, например, кинзу. - Да, да, это верно, - с воодушевлением соглашается Аделаида Марбург, - мы говорим об одном и том же, но я решительно настаиваю на клизме с ромашковым настоем. - В принципе, она согласна, - подтверждает ее утвердительные жесты Гриша Швунгенхойз, - но вместо кинзы советует ромашку. - Вах! - искренне удивляется, округляя глаза, Захария Чавчавадзе, и Аделаида Марбург решает, что достигнуто единодушие. Но тут прохожий в домашних тапочках на босую ногу покупает у Пинхаса Алигалиева пачку «Мальборо». - Сегодня что-то совсем не берут, - жалуется Пинхас Алигалиев Захарии Чавчавадзе, - видишь, сижу даром, как ненормальный. - Не огорчайся, земляк, вижу, - соглашается, сокрушенно закуривая, Захария Чавчавадзе, - причем, никто ничего не сдает в ремонт. Посмотришь, принесут чинить туфли-тапочки – купят товар у тебя. Сигареты Захария Чавчавадзе приобретает у Пинхаса Алигалиева. Покупает блок и курит, пока не останется пачка. Потом покупает следующий блок. Так получается дешевле. За жизнь выкурено немало. Но вспомнив о неоплаченной электроэнергии, Захария Чавчавадзе прибегает к уловке: - Сеньор граф Каплан де Бальва! – говорит он, въедливо осматривая обувь Геночки, - сдайте в ремонт босоножки, пока не развалились на части. Но тут открытое окно на восьмом этаже низвергает грохот, похожий на шум выброшенной кастрюли. Это внук Аделаиды Марбург под раскаты тяжёлого рока приводит к общему знаменателю простые дроби. Он заранее готовится к поступлению в университет. Опасаясь последствий, ретируются из-под кустов коты. - Барон фон Швунгенхойз! - кричит, перекрывая грохот Пинхас Алигалиев, - пусть леди Марбург уймет потомство! И, пока Геночка Каплан шевелит ногами, Гриша Швунгенхойз, вполне солидарный с Пинхасом Алигалиевым, говорит с мягкой решимостью Аделаиде Марбург: - Гивэрэт3 Аделаида! Наш друг Пинхас собирается подать жалобу в Румынское посольство. Он с детства не переносит шум. Слово гивэрэт звучит отрезвляюще, и все понимают, что Гриша Швунгенхойз предложил госпоже Марбург умерить амбиции внука. Аделаиде Марбург становится душно, она достает из брючного кармана мобильный телефон и строго разговаривает с внуком. Все настороженно ждут. - Что за день – ничего хорошего, - сокрушается Захария Чавчавадзе. Но музыка, наконец, плавно стихает. С её последними аккордами появляется коляска Абрама Гольдштайна, управляемая метапэлем. Первым реагирует Гриша Швунгенхойз: - Абрам, чем вы заняты? Разве можно столько опаздывать? И Абрам Гольдштайн, философски встряхнувшись, проезжает мимо пустующей скамейки, отведённой для случайных прохожих. - Сердечно Вам рады. С выздоровлением, - произносит в благородном порыве Анечка Бальва, позабыв, что Абрам Гольдштайн не понимает русской речи. На лице Абрама Гольдштайна конфуз, и он здоровается поочерёдно со всеми: - Шалом! Бокэр тов! - Здравствуйте! Доброе утро! - повторяет на русском языке его новый метапэль Алексей. Присутствующие рады видеть Абрама Гольдштайна в добром здравии. Даже Геночка Каплан отрывается от созерцания своих сандалет. Растроганно дрожит подбородок у Манечки Школьникер. В суровости усов Захарии Чавчавадзе и Пинхаса Алигалиева сквозит гостеприимная улыбка. Лишь Гриша Швунгенхойз огорчён невольным посягательством новичка на его имидж полиглота. Абрам Гольдштайн опускает тормоза, ступнями поворачивает подножки. Иногда он пересаживается из коляски на скамейку между Анечкой Бальва и Геночкой Капланом. Но сейчас устраивается как можно покойнее на коляске. Его метапэль подсаживается к Грише Швунгенхойзу. Между ними сразу же разгорается необременительный разговор. - Откуда ты, Алекс? – спрашивает Гриша. - Из Украины. Из Кривого Рога. Приехал бы раньше, но застрял. Пришлось опровергать, что я не еврей, - признаётся метапэль Грише Швунгенхойзу. - Он еле вырвался из Кривого Рога. Его родословной интересовались по восьмое колено, - переводит на румынский и болгарский языки Гриша Швунгенхойз, подвергая обработке и наименование города. У Аделаиды Марбург и Абрама Гольдштайна расширяются зрачки. Их сознание прожигает одна и та же мысль – этот счастливчик чудом избавился от преследования «сикъюрити» - КГБ. Зной назойлив, как кляп во рту. Манечка Школьникер, наклоняется вперед, будто ее заинтриговала беседа Захарии Чавчавадзе с Пинхасом Алигалиевым. На самом деле, она непроизвольно принюхивается. Распахнутые окна уже издают запахи бульона, жареного картофеля, котлет и тушеной капусты. Глотает слюну проголодавшийся Пинхас Алигалиев. Замирает молоток Захарии Чавчавадзе. Отрешённо дремлет Геночка Каплан. Погружается в финансовую кутерьму Анечка Бальва. И углубляется диалог Гриши Швунгенхойза с метапэлем Алексом. По всему видно, что солнце приближается к зениту. - А сын? К себе под небоскрёбы не приглашает? - спрашивает метапэль Алекс Гришу Швунгенхойза. - Наоборот - настаивает. Но я на иждивение – хоть озолоти, не пойду. На что мне Манхэттен? Или Брайтон Бич? Имеем две пенсии - мою инвалидную и бабину - по старости. Двенадцать лет платили машканту4? Платили. Сечёшь, что это такое? Уже половину выплатили. Выплатим и другую половину. Мне со старухой много не надо. Останется дочери. - Если я правильно понял - Вы воевали? - В Берлине на штукатурке расписался. И они на мне тоже. Гляди, - и Гриша Швунгенхойз засучивает штанину выше колена. Шрамы на его голени завиты, как жилы канатов. Алекс неосторожно присвистывает. От свиста вздрагивает Манечка Школьникер. Исчезают фантомы из воспоминаний Анечки Бальва. Встряхивает головой Геночка Каплан. Тоном футбольного обозревателя вещает Захария Чавчавадзе: - Внимание, дорогие зрители! Мы получаем возможность понаблюдать, как нападающий Гриша Швунгенхойз, демонстрирует результаты тяжелого ранения на поле брани. - Где? Кто ранен?! - стонет Геночка Каплан, очнувшись от дремоты и прижав ладони к груди над сердцем. Готовый к немедленному и героическому расследованию. - Успокойся, Геночка, тебе примерещилось. Смотри, все целы и невредимы. Ни убитых, ни раненых, - гладит Геночку Каплана по выбритой щеке Анечка Бальва. - Как хорошо, Анечка, что без тяжелых последствий, - говорит с облегчением и со слезами в глазах Геночка, все ещё под тягостным впечатлением сна, навеянного теленовостями об обстоятельствах террористического акта. - Это что, - говорит тем временем Гриша Швунгенхойз метапэлю Алексу, - твоему Абраму совсем не повезло! Стал в Израиле большим человеком, даже переводчика дали – только работай. Одна, правда, была проблема – мочился часто. Пошёл на операцию. И на тебе – нерв пересекли. Вышел инвалидом, плюс недержание мочи. Метапэль смотрит на Абрама Гольдштайна, будто видит впервые. Между скамейками маячит Манечка Школьникер. Но Абрам Гольдштайн её не замечает. Он неотрывно смотрит на пожилого джентльмена в красной рубашке и соломенной шляпе с элегантно заломленными полями. Джентльмен только что запер роскошный джип. Пинхас Алигалиев по-свойски напустился на Манечку Школьникер: - Слушай, Мирьям, так нельзя. Ты мне всех покупателей отпугиваешь. Прошу тебя, сядь отдохни. Но пожилой господин, благополучно миновав Манечку Школьникер, присаживается на приставной стул Захарии Чавчавадзе, достаёт из пакета и кладет на стол припыленные мокасины. - Подправишь? - спрашивает он стальным голосом, пристально глядя в переносицу Захарии Чавчавадзе. Придерживая стекающий сквозь растопыренные пальцы живот. - Не сомневайся, - отвечает Захария, без напряжения выдерживает взгляд и прячет туфли в сумку для туристических путешествий. - Когда? – интересуется пожилой джентльмен. - Приезжай завтра, - невозмутимо отвечает Захария, закуривая в очередной раз и аппетитно выпуская вверх спираль дыма, - к обеду будет готово, точно в час дня. Дым ввинчивается в небо и исчезает, будто не было. Вызывая у пожилого джентльмена усечённое ощущение жизни. Он решительно встает, вздыхает, делает шаг к ящику Пинхаса Алигалиева. Внимательно изучает ассортимент, шевеля губами. И покупает у Пинхаса Алигалиева блок сигарет «Парламент»! Затем раскрывает отдельно выбранную пачку «Davidoff», щелкает пальцем по ее торцу. И, уцепившись губами за фильтр, вытаскивает подскочившую от щелчка сигарету. Затем уходит, щедро освободившись от первой порции дыма. Победно сдвинув со лба на затылок шляпу. Одернув и потеребив мокрую рубашку, прилипшую к потной спине. - Ну? Что я тебе говорил? - торжественно спрашивает Захария Чавчавадзе Пинхаса Алигалиева. - Технично, - с восторгом отвечает Пинхас Алигалиев. Солнце высоко. Над крышами домов завершает предобеденный рейс авиалайнер из Турции. И видно, как он заходит на посадку в аэропорт Бен Гурион. И слышно, как затихающий рёв его моторов оттесняется чьим-то сдавленным рыданием. Все поворачиваются. На коляске сотрясается тело Абрама Гольдштайна, по лицу обильно текут слёзы, подпрыгивает подбородок. - Абрам, Абрам? - первой наклоняется к нему Анечка Бальва. - Он… Он… Этот хирург… Что со мной сделал… Я не хочу больше так… Не могу… - причитает Абрам Гольдштайн по-болгарски. Но все отлично понимают его. Потому что у горя нет границ. Но к Абраму Гольдштайну торопится добрый ангел, ниспосланный с небес. К нему спешит Манечка Школьникер. И её спина пряма. Не трясутся руки. Не вздрагивает подбородок. В непреклонной складке решимость губ. Прежняя сила. Вся Манечка Школьникер – снова врач. - Нет, нет, Абрам, вовсе не так, - кладёт она руку на его плечо, - поверьте, это врачебная ошибка. Никто не знает наперёд. Абрам поднимает голову и растерянно смотрит в её глаза. Она побеждает этот взгляд и говорит: - Да. Да. Так, как есть. И надо жить, сколько возможно. Жизнь прекрасна. Даже, если уродлива. Даже, если конец… И скамейки снова пустеют. Оживляется поток прохожих, сокращающих путь с одной улицы на другую. 1 – в переводе с иврита «доброе утро» 2 – в переводе с иврита «человек, осуществляющий уход за немощным, инвалидом, ребёнком» 3 – в переводе с иврита «госпожа» 4 - в переводе с иврита "банковская ссуда на приобретение жилья" © Аркадий Маргулис, 2012 Дата публикации: 31.05.2012 15:45:00 Просмотров: 2512 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|