Фея в предновогодний день

Сергей Кузичкин

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 30110 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Сергей КУЗИЧКИН

ФЕЯ В ПРЕДНОВОГОДНИЙ ДЕНЬ
-- Мужики, подъём!- прозвучала команда, поданная хорошо тренированным голосом дяди Пети, и Эдька сразу вспомнил о том, что дядька почти тридцать лет служил армейским старшиной.
Эдька открыл глаза. Впрочем, он не спал уже добрых полчаса, слушая шипение сковороды и вдыхал аромат жареного лука, доносящийся из кухни, рядом, спрятавшись с головой под одеяло, неподвижно лежал Алька.
-- А! Один есть! - радостно воскликнул дядя Петя, увидев, что Эдька продрал глаза. - Вставай, вставай, Эдуард, пора. На поезд опоздать можем. И давай, толкни этого охламона. Дядя Петя стоял посреди комнаты в унтах, выходном костюме, надетом поверх свитера с глухим воротником, и в собольей шапке.
-- Алик, соскакивай, давай, хорош дрыхнуть, -- толкнул брата Эдька. Алька что-то промычал вначале, а потом спросил:
-- А опохмелиться есть?
-- Ишо чего? Может, вам, сударь, и холанскую королеву в постель подать, а? -- дядя Петя развел руками и, поджав губы, слегка присел.--Я ж вам ещё вчера говорил: “Оставьте, ребята, хоть по двадцать капель на похмелку”. Нет же, вам всю водку в глотку залить нужно было, до победной. Напиться и шоб рогами в землю -- плюх! Я у Эдьки вчера насилу гитару вырвал, думал, так струны и порвёт… Ну, вставайте, вставайте! Чайку хлебнёте горяченького -- полегчает, а в город приедем, там и опохмелимся.
Эдька, переборов себя, поднялся. Натянул брюки и следом за дядей Петей прошёл на кухню. Когда перешагивал через порог, его здорово качнуло, в голове затрещало и, будто что-то раскололось. Налив холодной воды в умывальник, Эдька помочил лицо, утерся полотенцем, пальцами навел причёску у зеркала, накинул пиджак и, вернувшись в комнату сел на диван.
Алька продолжал лежать укрывшись с головой под одеялом. Из кухни выглянул дядя Петя.
-- Чё, лежит ещё этот. Щас я его...
Он снова исчез и Эдька услышал, как хлопнула входная дверь.
— Ну, хватит, Алик, вставай. На самом деле опоздаем, -- сказал брату Эдька и, поднявшись, включил телевизор. Алька не отозвался и не подавал признаков жизни.
-- Доброе утро, дорогие товарищи, -- послышалось с засветившегося голубого экрана, и на Эдьку посмотрела миловидная теледикторша, которую он видел впервые.
-- Сегодня 31 декабря, суббота, последний день уходящего года.
Из кухни вновь послышалось хлопанье двери, и в комнату вприпрыжку и на цыпочках вбежал дядя Петя. В одной руке он держал пустую, обледеневшую, чуть в снегу бутылку. Резко скинув с Альки одеяло, он дном бутылки коснулся обнажённого Алькиного плеча. Алька подпрыгнул чуть ли не до потолка.
— Ты... ты... Ты что, отец? Совсем, что ли, рехнулся под старость?
Эдька улыбнулся, а дядя Петя громко и весело рассмеялся, обхватив голову двумя руками.

За стол сели без особого энтузиазма. Эдька пару раз ткнул вилкой яичницу, но ни жевать, ни глотать не мог. Еда казалась невкусной и пересоленной. Алька сразу было, взялся за чай, но, сделав глоток, отставил кружку в сторону.
— Да-а... Вижу, без допинга здесь дело действительно не пойдёт, -- покачал головой дядя Петя. Алька с надеждой и умоляюще посмотрел ему в глаза.
— Похмели, батя...
— А ну, отодвинь стул, -- дядя Петя оттеснил Альку и, приоткрыв дверцу кухонного стола, достал вначале три гранёных рюмочки, а затем початую бутылку водки.
-- Это я от вас, басурманов, вчера ещё припрятал и рюмашечкой немного полечился с утра. -- Он молодецки подмигнул Эдьке.
-- Изверг ты наш, батя, -- проговорил повеселевший Алька. -- И мучитель, и спаситель. И чё бы мы без тиби делали-то, а!
— Передохли бы, как мухи зимой, и всё дело...
Трясущейся рукой, слегка морщась от водочного запаха, Алька разлил “живительную” влагу по рюмкам.
— Итак, ребята, с наступающим вас, -- взяв в одну руку наполненную до краев рюмашку, а другой, подцепив на вилку солёный огурчик, произнёс короткий тост дядя Петя.
Он, по старой привычке, делал все это на ходу, стоя между сидевших парней.
-- А что, батя, Новый год наступает разве? --прикинулся простачком Алька.
— Нет, синьор, хрестины у папы римского. Так вот, дорогие мои мужики, сегодня 31 декабря, суббота и так совпало, что именно в субботу, перед Новым годом, женился ваш покорный слуга.
— Поздравляю тебя, отец, -- тяжело выдохнул Алька,- только прошу тебя: давай короче, а...
-- Можно, сынок, и покороче, -- с грустью, произнес дядя Петя, -- просто я хочу сказать, что страшно подумать, сколько ж это лет назад-то было... Тебе уж за тридцать... А, ладно! Поехали, что ли?
Минут за пять, после последнего причастия участники утреннего застолья уничтожили все лежащие перед ними на тарелочке огурцы и выскребли со сковороды остатки яичницы.
Эдька с Алькой уже стояли наготове. Один держал под мышкой гитару, другой крутил в руках навесной замок.
— Пойдём, он догонит,-- сказал Эдьке вспотевший Алька, -- Догонишь, пап?
— Идите, идите, догоню, -- отозвался старик,-- я ещё Волчка покормлю.
Когда сын с племянником вышли, дядя Петя надел шубу и шапку и ещё раз осмотрелся: всё ли в порядке? Убедившись, что всё, вылил остатки вчерашнего супа в банку из-под сельди "Иваси", служившую Волчку тарелкой, замкнул избу, наклонившись, поставил еду собаке, поцеловал ее в лоб. Та лизнула хозяина по щеке.
-- Ну, до завтра, Волчок, до завтра, -- он погладил пса и поднявшись, направился к калитке.
Выйдя за ограду, ещё раз посмотрел на утоляющую голод собаку.
-- А может и до послезавтра. Не скучай, Волчок.
Он догнал парней уже у железнодорожного полотна.
-- Чё это вы разогнались так? С утра чуть шевелились, а теперь как на крыльях летите...
-- Глаза что-то слепит от снега. Так блестит, язви его, -- выразил недовольство Алька.
-- А ты бы очки тёмные надел и шёл как геолог, -- посоветовал дядя Петя.
-- Как альпинист, -- поправил Алька.
-- Ну, как альпинист! Какая разница? Всё одно -- по горам лазают. Ишь грамотей!.. -- обиделся дядя Петя.

Ещё издали Алька заметил, что ставни железнодорожного магазина открыты и, ткнув Эдьку в бок, обратился к отцу:
-- Слушай, батя, ты давай за билетами, а мы щас...
-- Куда?-- насторожился дядя Петя.
-- В "железку". Что-нибудь прихватим.
-- Не к спеху, в городе возьмём. Поезд скоро.
-- Мы мигом. А то в городе, может магазины закрыты будут -- на "бобах" останемся.-- сделал предположение Алька.
-- Это с чего-то они вдруг будут закрыты? -- не сдавался дядя Петя.
-- Ну, мало ли...-- Алька потянул Эдьку за рукав, -- Пошли...
В магазине было жарко натоплено. Круглая, оббитая железом, высокая до потолка печь весело потрескивала горящими дровами. Кроме круглощёкой продавщицы, сидевшей за прилавком, в магазине грелись у печи незнакомая женщина и девочка лет пяти.
-- С наступающим, Тимофеевна! -- прямо с порога пробасил Алька, приветствуя продавца, -- Дай чего-нибудь горячительного, душу согревающего.
-- И вас, соколики с праздничком! -- откликнулась продавщища, -- Но водка у нас с одиннадцати.
-- А кроме её, горькой, что есть? -- задал вопрос Алька переваливаясь через прилавок.
-- А кроме водки -- коньяк, -- улыбнулась продавщица, -- По шестнадцать рэ.
-- Ну, это чересчур крепко для нас.
-- Тогда "Яблочное", за рубль шестьдесят.
-- А это слабовато, -- Алька подмигнул продавщице, -- Что-нибудь среднее между ними имеется?
Тимофеевна, покосившись на женщину, проговорила вполголоса:
-- "Портвейн" -- пять руб.-- две штучки.
-- Годится, -- согласился Алька.
Он сунул продавцу пятёрку, принял от неё бутылки и утопил их в карманах шубы.
К станции подошли в то время, когда диктор делал объявление о том, что пассажирский поезд прибывает на третий путь и стоит всего две минуты. Едва на восточном горизонте показался электровоз, как из здания вокзала высыпало человек пятнадцать во главе с дядей Петей и соседом -- стариком Михеичем.
--- Здорово, Михеич, с наступающим, -- поздоровался Алька.
--- Привет, привет, ребята! С наступающим! -- Михеич был уже под хмельком.
--- Вот к племяннику в город собрались, -- объяснил дядя Петя, кивнув на Эдьку, -- Новый год встречать.
--А ты, Михеич, к Лёхе, небось? -- спросил Алька.
--- К нему. К сыну. Куда же ещё? -- закивал головой старик.
— Ну, скучно будет -- прибегай к нам, --предложил Алька. -- У нас с Эдькой две невесты намечаются, да деду Пете соседку бабку пригласим. Будет с ней вальс "Белый танец” танцевать… Ха-ха… Ну и тебе подругу отыщем. Так что, забегай…
-- Белый танец -- вроде бы танго дамское, -- сказал Эдька, но Алька возразил:
-- Вальс. Точно говорю.
-- Ну и баламут ты, Альберт Батькович, -- улыбнулся, чуть крякнув, Михеич, -- женился бы, что ли поскорей?
-- Ай, дед, некогда всё. Времени не хватает.
От прибывающего поезда потянуло холодком, слегка обдало снегом. Они немного просчитались в выборе места: напротив них остановился вагон под номером три.
-- Давайте вперёд, у нас второй, -- потянул, было их дядя Петя.
-- Да брось ты, батя, -- остановил его Алька, -- Какая разница? Небось тоже общий вагон. Тут ехать-то три остановки.
А из открывшейся вагонной двери уже один за другим вываливались члены развесёлой компании. Среди них были невеста в фате и пальто из-под которого торчал подол белого свадебного платья и жених, без шапки и накинутой наспех на плечи, шубе. Последним спрыгнул на платформу бригадир монтёров железнодорожного пути Еремей Платонович с бутылкой шампанского.
-- А-а-а! Петруха! Друг старый! Михеич! Алька! Все собрались, -- обрадовался бригадир.-- Сейчас все идем ко мне. Ко мне! У меня свадьба сегодня. Последний сын Витька женится. Сейчас в сельсовет, расписываемся и ко мне!
Он обнимал всех поочередно и прицеливался, норовя поцеловать.
-- Ты извини, Еремей, но нам в город надо, -- отбиваясь от настойчивого поцелуя сказал дядя Петя.
-- Какой может быть город, когда свадьба? Никакого города, -- продолжал наступать Еремей Платонович, -- Все ко мне, на свадьбу!
-- Нет, нет, Еремей, не могу я. Обещался к племяннику приехать. Я к тебе завтра лучше зайду...-- дядя Петя продолжал вырываться из объятий бригадира.
-- Нет, дорогой друг Петруха, завтра утром мы укатим на электричке к свату, свадьбу продолжать.
-- Ну, тада в понедельник...
-- Обижусь, серьёзно обижусь, Петруха.
-- Как знаешь, Еремей. Но я в город сегодня с молодёжью поеду, -- наконец освободившись из тисков бригадира, заключил дядя Петя.
В вагон забрались уже на ходу. Алька пропустил вперёд стариков и Эдьку, последним запрыгнул на подножку.
-- Петруха, чтоб в понедельник без обману! -- басил вслед Еремей Платонович.
Вагон оказался полупустым. Всей компанией они подсели к двоим, лет под сорок, мужчинам, игравшим в миниатюрное домино. На верхней полке лежал еще один человек в унтах.
-- Парни, это общий вагон? -- спросил играющих дядя Петя.
— Общий, общий, садись, батя,-- приглашая, заверили те.
-- Ну и ладно, -- дядя Петя присел рядом и сразу предложил:
-- А что, может, партейку в "козла" забьем?
-- Давай! -согласились мужики.
-- Садись, Михеич, на пару будем с тобой, -- пригласил друга дядя Петя.
— Ну, уж, уволь, Петро, -- замотал головой Михеич, -- больно маленькие косточки-то. Я ничего не увижу в них...
— Давай, батя, я, -- предложил свою кандидатуру Алька.
— А! С тебя-то игрок. Позору только на фамилию. Как сядем на пару, так из “козлов" не вылезаем...
— Да, ладно, батя...
— Чё, ладно-то? Садись давай...
Едва расселись, как положено, и приготовились играть, подошла проводница.
— Так, товарищи пассажиры, приготовили билетики…
Эдька подал проездной документ первым. Проводница долго крутила билет в руках, посмотрела его на свет, наконец, возвратив, сказала:
— А ну, давай во второй вагон.
— Тётенька! -- соскочил было со своего места Алька, но ударившись головой о верхнюю полку, поморщился от боли и снова присел,-- там же народу полно. А нам-то две остановки проехать... Двадцать километров всего.
Проводница улыбнулась
-- У вас у всех билеты во второй вагон?
-- Ага, -- кивнул Михеич, сидевший напротив Эдьки.
-- Ну, ладно. Только не шумите здесь и посмотрите, жив ли этот, на верхней полке? Ещё вчера как забрался туда чуть теплый, так больше и не вставал...
-- Эй, мужик, -- позвал Алька, -- унты украли!
С верхней полки послышался сначала шорох, затем кряхтенье, и, наконец, слегка хрипловатый голос произнес:
-- Не шути так, паря. Их можно украсть только вместе со мной.
-- Живой, -- сделал заключение Алька.
Едва проводница ушла, дядя Петя кивнул Альке:
-- Ну, доставай.
-- Чего? -- не понял тот.
-- Ну, чё, взяли.
-- Стакана нет, -- сказал Алька, вынув бутылку “Портвейна".
Сидевший рядом мужчина молча нагнулся, раскрыл стоявшую под столиком сумку и достал стакан. Затем, немного поразмыслив, вытащил банку скумбрии, ложку и нож. Видя такое дело, Михеич покопался в своем портфеле, и выложил на столик полпалки домашней колбасы.
Пока Алька наполнял стакан, сосед дяди Пети, ловко орудуя ножом, раскрыл консервы и разрезал колбасу на пластики.
--- Начинай, -- предложил Алька соседу.
Тот не заставил себя ждать. Выпив, занюхал колбасой. Дело быстро двинулось по кругу. Когда очередь дошла до Михеича, Алька вынул вторую бутылку и у Михеича засветились глаза. Последним пил Эдька. Когда он опростал стакан, Алька снова наполнил тару до краев и, поднявшись, толкнул обладателя собачьих унтов:
-- Слышь, как тебя? Опохмелись, малость -- легче будет.
Лежавший повернулся.
-- Ты думаешь? -- спросил он.
-- Конечно. Даже уверен. Ты бы это... Слез, что ли... А то, как космонавт....
-- Да какой, к дьяволу космонавт... Башка, как чугунная...
Он, чуть оторвав голову от полки, уничтожил содержимое стакана, от колбасы отказался и снова повернувшись лицом к стене, попросил:
-- К городу подъезжать будем, толкните, ладно?
-- Да скоро уж и город. Собираться пора, -- подал голос Михеич.
-- Успею. Мне особо собираться нечего -- весь гардероб на мне.
-- Слышь, Никола, пить, так пить. Доставай “противотанковую”, -- сказал своему напарнику сосед дяди Пети.
Напарник, снова нагнувшись под стол, запустил руку в сумку, извлек оттуда большую бутылку “Вермута” и предложил Альке банковать.
Но едва Алька взял в руки бутылку, как совершенно неожиданно кто-то вдруг спросил:
-- Извините, у вас ножичка не найдется?
Все члены новоиспеченной компании как один повернулись на голос. Даже человек со второй полки поднял голову.
В ПРОХОДЕ СТОЯЛА ДЕВУШКА.
И какая!
Ничего подобного Эдька в своей жизни не видел. В горле перехватило дыхание. Он, не веривший в сказочных красавиц и деливший всех женщин на симпатичных и не очень, сидел не дыша, очарованный, боясь пошевелиться.
ДА, ЭТО БЫЛА ОНА! КРАСАВИЦА! ФЕЯ! СКАЗОЧНАЯ ДОБРАЯ ФЕЯ ИЗ КНИЖКИ "ВОЛШЕБНИК ИЗУМРУДНОГО ГОРОДА", которую Эдька так любил в детстве.
Из-под вязаной, белой шапочки девушки через плечо на грудь спадала длинная коса. И эта коса, и вязаная шапочка, и разрумяненные щеки на белом лице, и белый шарф, и белый крупной вязки свитер с красными цветами: всё, всё приятно в ней сочеталось и дополняло друг друга. Расторопнее всех оказался Алька. Он первым вышел из массового оцепенения и вмиг оказался возле девушки.
— Пожалуйста,-- протянул он ей на ладони складной ножик.
— Спасибо,-- девушка осторожно взяла складничок, улыбнулась и, повернувшись, пошла.
“Тук, тук, тук” — застучали острые каблучки ее модных сапог.
Алька проводил ее взглядом и ткнул Эдьку в плечо.
— Во… За стенкой сидит… Одна. Не теряйся...
--- Учительница, наверное, — высказал своё предположение дядя Петя,-- Видишь какая культурная... И тут же недовольно прикрикнул на Альку:
— Ну а ты чё стоишь, забыл обязанности?
Алька снова взялся за бутылку, но и на этот раз открыть её ему не удалось. Вагон тряхнуло. Да так сильно тряхнуло, что Алька не устоял на ногах, налетел на Эдьку, а тот, в свою очередь ударился о стенку головой. Дядю Петю на пару с соседом по инерции качнуло в сторону стола, но больше всех досталось пассажиру в унтах. Он упал с полки. Со всего маху ударив рукой по столу, загремел на пол, увлекая за собой рассыпанное по столу домино, пустую бутылку, несколько пластиков колбасы и раскрытую банку “Скумбрии”, к которой так никто и не притронулся. С минуту все молчали, глядя как упавший поднимается, корчится от боли и потирает ушибленную руку. Но неожиданно лицо пострадавшего вытянулось в улыбке, и он засмеялся. Вслед за ним пришел в себя Михеич.
— Ну, прямо “Хроника пикирующего бомбардировщика” — вспомнив название фильма, проговорил он и тоже засмеялся.
— А говоришь не космонавт, — подключился к ним Алька.
Потом зашелся в хохоте дядя Петя, а через минуту после падения пассажира в унтах вся компания случайных и неслучайных пассажиров буквально умирала со смеху. А еще через пару минут, когда всё упавшее было дружно собрано со стола, Алька наконец-то раскрыл бутылку и, прикинув на шестерых, начал разливать. Стакан снова бойко пошел по кругу.
— Однако стоим, — заметил сосед дяди Пети, когда с распитием было покончено.
— Тише едем -- дальше будем,-- ответил ему дядя Петя, -- Ну а партейку-то хоть сыграем?
Игроки не заставили себя долго ждать, разобрали домино и Алька зашел с один -- один.
— И-эх, хорошо-то как!-- проговорил он блаженно, — а ты, батя, возражал.
— Да не возражал я, — начал было оправдываться дядя Петя, но, очевидно вспомнив, что он все же отец, перешел на строгий тон. — Ставь, давай домино быстрее, а то, небось, уснул.
Эдька сел на самый край, подальше от играющих и начал перебирать струны гитары. Вагон качнуло, и он медленно поплыл, но этого, казалось, никто не заметил.
— Вот-вот, спой-ка лучше, Эдуард, что-нибудь этакое, — попросил дядя Петя, — А то молчишь всё сегодня.
Эдька пересел на свободное боковое место, настроился, и уже было с силой собрался ударить по струнам, как вдруг...
ОН СНОВА УВИДЕЛ ЕЁ.
Она сидела у окна, за столиком в соседнем плацкарте и намазывала на хлеб баклажанную икру. Поймав на себе его взгляд, она смущенно улыбнулась, и отвернулась к окну.
Эдька ударил по струнам и, подражая Высоцкому, запел:
— Идёт охота на волков,
Идёт охота-а....
На серых хищников:
Матерых и щенков.
Кричат загонщики,
Рыдают псы до рвоты,
Кровь на снегу
И пятна красные флажков!
— Идёт охота на волков, идёт охота-а!-- не переставая следить за игрой подхватили Дядя Петя с Алькой.
— Тада-- тада, тада-тада, тада-тада, тада-тада-да-та! — размахивая руками бросился им на подмогу человек в унтах, “приземлившийся” напротив Альки, оживший после похмелья и теперь уже совсем не похожий на пострадавшего.
— Обложили меня! Обложили!...-- через некоторое время орала в шесть глоток быстро спевшаяся компания, включая задремавшего было Михеича.

Эдька снял шапку, вытер со лба пробивший его пот и мельком бросил взгляд на девушку. Она, улыбаясь, смотрела на него. Эдька улыбнулся в ответ, затем поднялся и, слегка покачиваясь, подошёл к ней, подсел рядом.
— Спасибо за ножичек, — поблагодарила девушка, — очень выручили.
— А, ерунда. Не за что, — сказал Эдька, пряча складничок в карман, — а вы далеко путь держите?
— Далековато. Ёще почти целые сутки езды.
— И в общем вагоне?!
— В другие билетов не было. Предновогодье.
— А если самолётом?
— Самолётами я не летаю. Плохо переношу. Ещё есть вопросы?
— Нет,-- Эдька улыбнулся.
— Весёлая у вас компания, — сказала девушка, -- Песни поёте...
— Поём, а чё нам?-- согласился Эдька, — Только бы проводница не заругалась. А вообще-то я больше народного плана песни люблю,-- объяснил он, — такие вот, например…
Эдька снова взял гитару поудобнее и напел:
Живёт моя отрада
В высоком терему,
А в терем тот высокий,
Нет хода никому...
— Или вот знаете, наверное, романс:
— Умру ли я и над могилою
Гори, гори моя звезда!
— Ну, зачем уж так мрачно? — сказала она, — Гитара я вижу у вас хорошая. Можно посмотреть?
— Пожалуйста.
Девушка взяла гитару, устроила ее поудобнее и осторожно перебрала струны.
— Вы знаете, мне одна песня Новеллы Матвеевой нравится… Слова, правда, не все помню, но попробую напеть по памяти. Если, навру -- строго не судите, ладно?
— Строго не буду, — согласился Эдька.
Она ясно-ясно улыбнулась. В глазах засверкали живые искринки.
— Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина,
Кукол, клоунов, собак...-- запела она приятным нежным голосом и Эдьке показалось, что слова, словно живые, как птицы, вырвавшиеся наружу из клетки, повисают в воздухе и, радуясь своему освобождению, наполняют звуками мир.
— Если кукла выйдет плохо,
Назову её бедняжка,
Если клоун выйдет плохо
Назову его бедняк.
Облокотившись на перегородку, Эдька слушал как поёт девушка и чувствовал как какое-то тёплое чувство будоражит его душу и ему становится так хорошо-хорошо...
Он не сразу обратил внимание на то, что игроки в домино притихли — тоже, очевидно очарованные пением. Вскоре, однако в проходе показался Алька, вернее его лицо из-за перегородки, которое сразу же вытянулось в удивлении, а затем исчезло.
— Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина,
Кукол, клоунов, собак....-- продолжала девушка.
Если кукла выйдет плохо,
Назову её дурёха.
Если клоун выйдет плохо,
Назову его дурак.
Девушка, закончив петь, снова улыбнулась и подала гитару Эдьке.
— Ещё раз извините за импровизацию.
— Я такой песни ещё не слыхал, — чистосердечно признался Эдька, — А вы хорошо поете.
— Ну, уж, так уж, — смущенно улыбнулась она.-- У вас лучше получается. Про отраду особенно. Наверное, раньше в ансамбле каком-нибудь пели?
— Пел. Этак лет шесть-семь назад. В Доме культуры, на танцах, — вздохнул он,-- теперь не пою...
За окном вагона показались корпуса нового строящегося завода, железнодорожная горка по сортировке вагонов. Поезд въезжал в черту города.
-- Как я рад, как я рад! Вот он мой родимый град! — продекламировал на весь вагон Алька.
--- Весёлый у вас друг,-- сказала девушка.
— Брат, двоюродный, — внёс поправку Эдька и неожиданно для самого себя спросил:
— А вас как зовут?
— Давайте не будем об этом, — тихо попросила она, -- лучше простимся, как говорится, друзьями.
-- Хорошо,-- легко согласился он, опять же совсем неожиданно для самого себя,-- Только... Вопрос... Еще один вопрос можно? Вернее просьбу...
Она выжидающе посмотрела ему в глаза.
-- Я сейчас выйду, а вы встаньте у окна, ладно... – сказал, смущаясь Эдька.
-- А это необходимо?
-- Для меня да…
-- Ну, хорошо.
-- Правда, к окну подойдёте?
-- А почему бы нет? Вам же нужно?
-- Да.
Поезд сбавлял ход, за окном показалось двухэтажное здание вокзала.
-- Эй, алле, тамэ на барже! На выход пора! — В проходе снова появился Алька.
— Да иду я! — бросил ему Эдька и снова повернулся к ней.-- Счастливого пути и с наступающим вас Новым годом.
— Спасибо, — поблагодарила девушка,-- И вас с наступающим. Пусть сбудутся все ваши мечты.
— И ваши. -- сказал Эдька, и резко повернувшись, пошёл к выходу.

Он рассеянно простился на перроне с попутчиками — игроками в домино, совсем не прореагировал на слова отделившегося от них дяди Пети, ушедшего ловить такси и наказавшего им с Алькой купить пива в привокзальном павильончике. И не задумавшись, автоматически помог брату дотащить до газетного киоска совсем уже “расклеившегося” Михеича.
Не пришел в себя он и когда оказался перед ней, вернее перед окном вагона из которого смотрела она и как всегда улыбалась. Он жадно, словно стараясь запомнить каждую черточку её лица, впился в неё взглядом и смотрел, смотрел, смотрел. Он не видел и не хотел видеть, как вконец распсиховавшийся Алька несколько раз выскакивал из очереди, матерясь на всех, и, ругая всё, подбегал к киоску и в очередной раз поднимал упавшего Михеича, а потом возвращался обратно. Не слышал, и не хотел слышать, как окликал его дядя Петя, а потом, махнув рукой, пошёл к чуть тёплому Михеичу и, взяв того под руки, повёл через здание вокзала на стоянку такси.
Он не заметил, как тронулся поезд и как он сам, вначале медленно, а потом по мере того, как состав набирал скорость, все быстрее и быстрее пошёл, а затем побежал за ним. Он бежал на уровне окна и смотрел на неё. Она махала ему рукой, что-то кричала, но через стекло и стук вагонных колес, ничего нельзя было разобрать.
Его остановил Алька, снова выскочивший из очереди, на этот раз уже с пивом.
-- Ты чё, совсем уже с ума рехнулся?
Алька держал его за рукав пальто. Следом пыхтя подбежал дядя Петя.
-- Ну, мужики... Вы чего? Михеич того... Совсем уже это... Готовый...—задыхаясь, проговорил он. — Я его в тачку оформил... Пускай с нами едет... Проспится...
-- Ну, пошли что-ли?-- потянул Алька, казалось, уже успокоившегося Эдьку,-- Батя тачку нанял...
-- Ага, пойдем, Эдуард, -- поддержал сына дядя Петя.
Эдька достал из кармана пальто ключи, протянул дядьке.
— На, возьми, дед... И располагайтесь там...-- сказал он.
--- А ты?-- спросил Алька.
— В аэропорт.
— К ней?!-- догадался Алька,-- Брось...
Алька схватил его за грудки и с силой тряхнул так, что в сетке зазвенели бутылки с пивом.
-- Да одумайся ты, протрезвей, протри глаза. Кому ты нужен? Она-то вишь какая, королева... Одета с иголочки. Поклонников небось человек сорок, не меньше, папа, наверняка, директор. На книжке тысяч десять. А ты? Кто есть ты? А?
Алька говорил резко, даже зло.
-- Кто? Я тебя спрашиваю? Сантехник, слесарюга несчастный. Алиментщик. У тебя с получки через неделю хоть рубль остаётся? И что, что у тебя есть, кроме вот этого пальто с потертым каракулевым воротником? Что, а?
-- Душа есть...-- тихо сказал Эдька.
-- Пластилиновая у тебя душа, понял?-- опять зло, сплюнув сказал Алька — Я, думаешь не слышал, как она над тобой издевалась: “Если клоун выйдет плохо, назову его дурак!” Про тебя, про пьяного клоуна пела!
-- Пойдём, Эдик, пойдём…-- ласково позвал дядя Петя, взяв у Эдьки гитару,
-- Не бери в голову, сегодня Новый год наступает. А мало ли что под Новый год случается. Я вот под него женился.
Эдька остыл и, увлекаемый дядей, пошёл к стоянке такси.

... Алька устроился рядом с водителем, Эдька с дядей Петей подсели с разных сторон к похрапывающему Михеичу. Едва отъехав от привокзальной площади, таксист включил радиоприемник.
-- А теперь послушайте в исполнении Татьяны и Сергея Никитиных песню на стихи Новеллы Матвеевой...
“Щёлк” — словно счётчик такси, что-то переключилось в Эдькиной голове. Перед глазами возникло отчетливое румяное лицо, вязаная шапочка, коса через плечо, мягкий, даже нежный голос.
Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак...
-- Выключи!-- крикнул Эдька и отмахнул видение рукой.
-- Зачем? -- удивился таксист,-- Вполне подходящая симпатичная песенка.
-- Выключи, тебе говорят! — раздраженно повторил Эдька, — Дядя Петя, дай ему червонец, пусть заткнется!
-- Каких только психов возить не приходится, — сказал сквозь зубы таксист, но радиоприемник выключил.
Эдька уткнулся головой в переднее сиденье и попросил:
-- Дядя Петя, скажи ему, что у меня есть душа.
-- Есть, Эдик, есть, конечно. Как же без нее-то, без души никак нельзя.
Алька молчал. Эдька поднял голову. За окном шел снежок. Навстречу мчались автомобили, шли улыбающиеся пешеходы, уже живущие предстоящим торжеством. Улица, казалось, так и сияла улыбкой. Улыбкой светился и весь торопливый город, словно хотел своей торопливостью приблизить Новый год. У Эдьки отлегло от сердца и уже предчувствие чего-то долгожданного и хорошего, готового вот-вот сбыться, наполняло душу.
-- Включи радио,шеф.-- попросил он таксиста.
Тот молча щёлкнул тумблером и салон наполнился музыкой и пением.
Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина,
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак...--
приятным голосом пела певица.
Если кукла выйдет плохо,
Назову её дурёха...
-- Если клоун выйдет плохо, назову его -- дурак!-- прокричал и Эдька, и громко засмеялся.
Таксист и Алька повернулись к нему, Алька улыбнулся, а водитель многозначительно покачал головой.
А “Волга” мчалась по заснеженным улицам города, и Эдька мысленно рисовал портрет случайной попутчицы. На душе у него снова было легко и приятно. И ему вдруг так захотелось, чтобы эта дорога, и эта песня, и мысленно воссозданный портрет девушки никогда-никогда не кончались, не исчезали, и не уходили из его жизни
НИ--КОГ--ДА...
1984.

© Сергей Кузичкин, 2010
Дата публикации: 09.02.2010 14:48:52
Просмотров: 3236

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.