Евангелiя отъ попугаевъ глава IV. Раскаянье попугаевъ
Евгений Пейсахович
|
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 12138 знаков с пробелами Раздел: "Евангелiе отъ попугаевъ. Документальная проза" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Ристаза теперь не обедала дома, совсем не ужинала, а утром пила пустой чай без сахара. Фалера с ног сбился, разыскивая её любимое печенье в шоколаде. Был уверен, что она не устоит и, единожды надкусив, станет по утрам съедать хотя бы пару печенюшек. Но не нашёл. Только раз, сбитый с ног, наткнулся на обрывки празднично цветной упаковки и крошки печенья на утрамбованной бульдозером земле там, где уничтожали еду. Ристаза не обращала на мужа внимания. Никакого. Не видела и не слышала. Прежде чем принять душ, выуживала из ванны призывно сложенные в воду шпицрутены, ставила их в угол за унитазом и вынимала пробку. Равнодушно. Мысли об этом были Фалере совершенно невыносимы. Даже когда он, выключив электроприборы, выходил из себя, мысли всё равно доносились неразборчивым гулом. Простолюдины стали замечать, что погода почти не меняется, если не считать сильных морозов с декабря по март и густых, как манная каша, снегопадов. Прогноз на послезавтра в точности повторял прогноз на позавчера. Зима, а потом всё остальное. Потом опять зима. Без полозьев и в апреле по городу на телеге было не проехать – ни на железных ободьях, ни на резиновом ходу: колёса вязли в липком снегу, и пробки подобны были утреннему старческому запору. Таксисты за небольшую плату пускали пешеходов посидеть в машине погреться и угощали мёрзлой морковью. Фалера специально выходил из дому пораньше, чтобы успеть посидеть в такси, погрызть морковку и рассказать незнакомому человеку о своих печалях. Он доставал морковину из оцинкованного ведра, которое таксисты ставили на коврик перед передним пассажирским сиденьем, отряхивал и обдувал мелкие комки земли, обтирал корнеплод рукавом летней меховой куртки и представлял себе, будто едет, будто они просто остановились в пробке перед светофором ненадолго. Удовольствие погреться в такси, рассказать о своих печалях и погрызть праздничную мёрзлую моркву было, разобраться, не совсем бесплатным. Приходилось выслушивать бессмысленную болтовню таксистов, кивать и соглашаться. Начнёшь поправлять или спорить – отберут недогрызенную морковь и вытолкают из машины на холод, в мокрый снег, перемешанный с грязью. И это ещё в лучшем случае. Могут и за монтировку схватиться, и коллег на подмогу позвать по рации. Отмудохают толпой и морковку забьют напоследок так, что сам не выдернешь. Кругом на столбах объявления наклеены: вытащу морковь, профессионально, недорого. И столько мелких бумажек с номером телефона и адресом оборвано, что понятно: лучше кивать и поддакивать. Лицо реальности представлялось Фалере женским, прочувствованно жадным, всегда готовым на насилие. Широкие тенистые брови, карие глаза и таджикская широкоскулость – таким оно казалось ему, и мысленно Фалера извинялся перед таджиками за навязчивость этой своей химеры. Таксисты, любезные и агрессивные, были, как правило, белобрысыми, бессмысленно сероглазыми мужчинами с бледными шелушащимися губами. Бескорыстная мороженая морковь, миролюбиво предлагаемая, притягивала, но и пугала. Восторженная готовность искалечить пассажира маскировалась миролюбием родственности. Пухлогубая реальность мохнатилась темными бровями, квадратно выпирала челюстями, смертельно изобиловала чёрными невусами и процеживала с напором звуки сквозь щели между сизыми с чёрным от кариеса передними зубами: - Подними, сука, глаза и смотри на меня. По дороге с работы Фалера зашёл в москательный мегамаркет. Кубическое здание в два света напоминало что-то среднее между аквариумом и тюрьмой: толстые стёкла с синим отливом, клетчато обрамленные тусклыми металлическими рамами, как решёткой. Надо было купить дёгтя и перьев для попугаев и ещё раз прицениться к пеньковой верёвке. Продавец, рыхлый бородатый дядька лет шестидесяти, монотонно уверил Фалеру, что верёвка прочная, что вполне, при малом росте, хватит трёх метров - как раз его размер, будет сидеть как влитая. Фалера хотел купить пять – на случай, если верёвка оборвётся, - и получить скидку. Разговор о верёвке, почти без вариаций, повторялся в шестой или седьмой раз, но не надоедал продавцу, который, казалось, радовался, завидев Фалеру в торговом зале, уставленном бочонками со смолой, дёгтем, с китовым жиром для фонарей, мопедами, якорями, свёрнутыми корабельными канатами, лежащими на подставках мачтами, стоящими стоймя бамбуковыми удилищами. К Фалериной идее купить пеньковую верёвку он уже в первый раз отнесся сочувственно, с решением не торопил и даже обещал заказать прочный крюк с резьбой на конце. - Вам надо завести кота и отчекрыжить ему хвост, - празднично посоветовал он, видя Фалерину нерешительность. – А если купите у нас блинда-стеньгу, получите в подарок блинда-стень-рей. Очень выгодно. Если у вас потолки низкие, можем её обпилить. - Я подумаю, - пообещал Фалера. – Померяю. - А кота лучше брать взрослого, - добавил продавец. – Отчекрыжите ему хвост – и кот вас никогда не предаст. И замолчал. Глаза его с бахромчатой серой роговицей выстрелили в Фалеру порцией влажной жалости, а подкрашенные сединой брови горестно вздёрнулись вверх. И Фалере показалось – продавец всё о нём знает. Все всё знают и хихикают за спиной, ухмыляются или осуждающе поджимают губы, а в лицо плещут равнодушием неведения или ненастоящим сочувствием. - Ладно, - голос его присел, стал тугим и напряженным, будто собрался покакать отдельно от хозяина. – Упакуйте мне пять метров верёвки, полкило дёгтя, двести граммов перьев и блинда-стеньгу. Я её сам обпилю. Блинда-стень-рей не забудьте. Из беспорядочно воткнутых в реальность тесных оранжевых коммерческих киосков доносился запах ненюханных сигарет, обволакивал, звал. По дороге в своё новое ЧП «Пальпация» Изобилий рачительно отсчитывал купюры, чтобы в одном из таких киосков купить пачку кофе для своих клиентов. Прибавлялось клиентов – прибавлялось купюр. Бизнес получился не совсем честным, но не по вине Изобилия. Стоило ему снять помещение, каморку в два тесных бокса, на первом этаже пятиэтажного дома и приклеить скотчем к окну изнутри квадратный лист ватмана с названием фирмы, пришли два дуболома и внятно, вежливо, празднично, будто собрались все вместе поужинать в ресторане, объяснили на пальцах, какова жизнь на самом деле. Того и другого звали одинаково – Дерёга. Рассуждали Дерёги логично: никто не будет платить за то, чтобы ему вытащили из задницы морковку, если кто-то другой предварительно не воткнёт её туда поглубже. На рассерженных таксистах, объяснили они, помавая мощными руками с золотыми часами на золотых браслетах, много не заработаешь. Поймать гражданина и надежно воткнуть ему в зад морковь – работа не простая и должна достойно оплачиваться. Сами граждане оплачивать ее не захотят, избаловались, обнаглели, привыкли моркву получать задарма. Уже на следующий день после достижения мирной договоренности, очередь угрюмых страждущих не поместилась в первом тесном боксе и выпирала на улицу длинней, чем морковины из задниц. Оранжевые, чуть ярче морковки, коммерческие киоски, понатыканные в асфальт по всему городу, навевали. Жестяную вывеску с нарисованным условным сердцем, вертикально пронзенным, как стрелой, морковью с праздничной зелёной ботвой, Изобилий повесил над дверью во второй бокс, опасаясь, что снаружи её сопрут и сдадут на металлолом. Всё шло лучше, чем как нельзя. Пока внезапно не кончилось. В то роковое утро Изобилию дан был знак, который, по неистребимой привычке к поэтизму и оптимизму, он посчитал хорошим. Свежая пачка лежалого кофе уже была куплена в оранжевом киоске, пахнувшем дорогими заокеанскими сигаретами, и тяготила карман кремовой полотняной куртки на тонкой синтетической подстёжке. На дорогах и тротуарах почти не было снега, так что не было и заторов, и бодрящий бензиновый выхлоп, редко кустившийся в по-весенннему прозрачной атмосфере, не мешал наслаждаться сыроватой смесью азота и кислорода с лёгкой примесью сажи. Рядом с пологим крыльцом магазина «Пищеподобные продукты» лежала поломанная и искореженная женщина, сбитая скрывшимся средством повышенной опасности прямо на тротуаре. Случайно или намеренно, её пожилое лицо водитель оставил без повреждений. Тулово со вспоротым животом бугрилось постмодернистскими формами, сплющенные ноги в чёрных суконных ботах сложились зигзагом. Одна рука пряталась под туловом, а вторая, протянутая в сторону крыльца магазина, горельефно выделялась на сером фоне асфальта и напоминала о классической живописи маслом на загрунтованном холсте. Вокруг густо толпились спешившие на работу простолюдины. Каждому хотелось рассмотреть, запечатлеть в памяти, сфотографировать, повесить в интернете и возмутить себя восторженными комментариями. Без таких моментов жизнь казалась бы никчемной и постной. До приезда похоронщиков из морга Изобилий успел протолкаться в первый, самый тесный, ряд ценителей и сочувственно покряхтеть. - Любо-дорого посмотреть, - хрипло сообщил какой-то некто, вжавшийся пузом в спину Изобилия. – Грамотно раздавили. Фактурно. Ответить не случилось – толпу растолкали и развалили два широкоплечих похоронщика в синих комбинезонах. Один толкал простолюдинов ладонями; другой, у которого руки заняты были чёрным мешком из плотного полиэтилена, расталкивал толпу могутными плечами. - Мешок тусклый, - успел громко возмутиться хриплый некто, насильно отлепленный от спины Изобилия. – Никакой красоты. Настроение людям портят. Нервы треплют. Развлечение себе нашли. - Раньше празднично было, - согласился Изобилий, так и не увидевший, с кем соглашается. – Розовые были, голубые. Радужные. А теперь всех под одну гребёнку. Поэзии никакой. Встретить мертвеца – всегда считалось хорошей приметой. Кто говорил, что это к деньгам, кто – к пьянке, а кто-то считал, что к трахатьбе, беззаветной и безответственной. Все сходились на том, что примета хорошая. Улыбка с бледных уст Изобилия начала медленно сползать на впалые ланиты, взор угас, а чрево нехорошо заломило, только когда, свернув с Дегенератов на Диколаева, он, вместо привычной очереди перед ещё не открытой дверью своего кабинета, увидел одинокого гражданина с оттопыренными сзади штанами – твёрдым знаком потребности в помощи. Одного. Не дюжину страждущих и алчущих избавления, но единого токмо. На нём был светло-серый плащ, серая же фетровая шляпа, серые брюки топырились, выпирая из разреза плаща. Под мышкой он держал чёрный кожаный портфель с пятнами засохшей грязи, и чёрные же ботинки, в таких же грязных пятнах, скорбно и неподвижно впечатаны были в асфальт, как низкий постамент памятника. Изобилий видел фигуру без деталей. Не вглядывался. Только почувствовал, как что-то угловато давит на сердце, и даже взял себя правой рукой за грудину. И убедился, что - слава богу, слава богу, тьфу, тьфу, тьфу – это свежая пачка лежалого кофе в вакуум-упаковке. Если бы потом у него спросили, а он был бы в состоянии ответить, то сослагательно признался, что запомнил с необычной резкостью только детали задницы: белую кожу, празднично красный прыщ с мелкой желтоватой головкой на левой ягодице и шершавую сизоватую потёртость от долгого сидения. Мужчина не сказал Изобилию ни слова. Аккуратно положил портфель на стул, аккуратно расстегнул и спустил штаны и выпростал задницу из цветастых просторных трусов. Не кряхтел, не стонал, вообще не произвёл ни единого звука. Молча положил на стол две измахраченные екатерининки, добавил сверху монету в сто тенге и ушёл, не попрощавшись. Изобилий снял белый полотняный халат, вымыл руки и, почувствовав слабый озноб, надел куртку. До четырех часов вечера он просидел в своём кресле, опустив руки меж разведенных колен, в пустоте, тишине, ненужности и бессмысленности, будто всё это оставил у него посетитель, лица которого Изобилий описать не смог бы, а только белую задницу с медленно зреющим прыщом и покрасневшим, слегка кровоточащим анусом. Без пяти четыре начался непроглядно густой, комкастый и сырой снегопад. За окном одновременно побелело и потемнело. Сердце Изобилия тревожно стукнуло о свежую пачку лежалого кофе, так и не вытащенную из внутреннего кармана куртки. Бледный, с перекошенными устами и ланитами, хладным челом и ноющим от голода чревом, он опёрся дланями о подлокотники, медленно поднялся и приготовился приветливо улыбнуться. © Евгений Пейсахович, 2017 Дата публикации: 09.10.2017 11:44:22 Просмотров: 2568 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииВладислав Эстрайх [2017-10-16 09:15:05]
Евгений Пейсахович [2017-10-16 10:54:24]
Пасыб. Чо-т затянуло - остановиться не могу. Сериалов не смотрел, но подозреваю, что что-то по жанру похожее...
|
|