У самовара

Кямал Асланов

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 14526 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

- Благосостояние общества с каждым днём всё более…
Словно бы стыдясь сказанного, оратор на трибуне так глубоко уткнулся в бумаги, что снизу из зала просматривалась только его светящаяся под лампой лысина.
Выслушивать дальше эту чушь не оставалось ни сил, ни желания. Сделав вид, что хочу в туалет, вскочил с места и, как опытный пианист, перебрав ногами клавиатуру сидящих рядом колен, выскочил из зала.
В помещении напротив, как склянка на корабле, звякнула ложка, дав сигнал к отбою. Появилась надежда пересидеть заседание буфете. Но из дальнего угла помещения уже взлетала знакомая рука. На пузатой поверхности медного самовара в глубине, как в кривом зеркале, расползалось отражение человека, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть. Даже не изменил привычке. Сидел так, чтобы любоваться на себя со стороны. Хоть на стекле, хоть на самоваре. Тот же размах, та же демонстративная небрежность манер. Ни дать, ни взять, - бог плодородия или турецкий султан принимающий на пиру иностранных послов.
Я всегда удивлялся его способности заполнять пространство. Вроде бы невысокого роста коренастый мужчина. Но стоило появиться.....
Да, говорил громко, но не так, чтобы заглушал других, любил сидеть, развалясь, широко расставив ноги, мог взмахнуть при разговоре рукой, сделать широкий жест. Но это не делало его больше в размерах. Во всех случаях человек оставался в жизни такого же низкого роста смуглым мужчиной со слегка надменным выражением лица. И тем не менее давил. Одним присутствием.
Вот и сейчас при моём появлении все в комнате пришли в движение. Кто-то поспешил принести к нам на стол ещё одну стопку, кто-то положил рядом закуску, подвинул стул, предложил мне сесть.
Бурнат при этом вёл себя так, будто не имел к происходящему никакого отношения. Всё двигалось по его воле, но без малейшего участия с его стороны.
С того времени, когда я его знал, человек заметно постарел, погрузнел. Но царственные манеры остались такими же.
-Наконец-то встретил хоть одного знакомого! – произнёс со вздохом облегчения, после причитающихся к случаю приветственных слов и рукопожатия, - А то кругом такие лица...
В памяти всплыла прочитанная недавно информация. В дополнение ко всем прежним высоким наградам и званиям и в знак признание заслуг в целом и т. д. и т. д. правление ещё одной очень влиятельной общественной ассоциации приняло решение об избрании Бурната в руководство организации.
Время делало своё дело - укрощало строптивых, бросая позднее признание, как кость изголодавшейся собаке. И вчерашние бунтари вместе с долгожданной наживкой заглатывали необходимость отсиживать на подобных, скучных совещаниях, слушать тошнотворные речи и так далее. Ведь не всякий согласится из-за сущей формальности отказаться от нажитой с таким трудом благополучной жизни.
Хотя мы с Бурнатом знавали и другие времена, когда непризнанность считалось доблестью, а признание – приметой продажности и компромисса, когда на любого, замеченного в связях с официозом, уже смотрели с подозрением, а протянутая рука принималась не с благодарностью, а с одолжением.
И пусть иные из нас в те дни больше пили, чем ели, пусть недосыпали. Скудный выбор закусок на столе возмещался избытком адреналина в крови, а недостаток сна - сонмом придуманных за ночь замечательных идей и замыслов. Всё были молоды, все красивы, все гениальны, всем светило великое будущее!
Мы собирались тогда обычно в мастерских художников. В этих арендуемых за гроши сырых подвальных помещениях, где журчание сточных вод в змеящихся вдоль грязных стен канализационных трубах заглушал лишь задушевный голос Битлз из старого кассетного магнитофона, а мебелью служили ящики, доски, сломанные табуретки и прочая подобранная во дворе на мусорке рухлядь.
Никто, однако, не ощущал неудобств, никто не воротил нос. Добротную мебель и роскошные условия иные из приходящих имели и дома. И в тёмные подвалы художников люди спускались не за ними. Молодые поэты, писатели и музыканты отводили здесь душу.
И пусть не все лежащие вокруг полотна были здесь столь замечательны, не все стихи совершенны. Картины заслоняли собой чёрные подтёки на стенах, а корявые стихи находили благодарных слушателей. Ничто не могло омрачить радость общения между людьми. Даже грязный, заплёванный пол был для нас хорош уже тем, что по нему ступали прекрасные ножки наших подруг.
Именно по их милости столы бедных художников иногда, как цветы на пустыре, «расцветали», всякими изысканными закусками и, унесёнными втайне от строгих мам из богатых домашних холодильников, диковинными тортами. Весь этот живописный натюрморт смотрелся очень соблазнительно особенно на фоне лежащих под ним старых газет и гранёных стаканов рядом.
-Мужчина не может есть торт! – восклицал возмущённый Бурнат.
Но это уже ничего не меняло. Аппетит молодости одерживал верх. Руки сами тянулись за ложками, а оригинальная реплика товарища привычно уходила в «народ» в виде очередной байки, чтобы уже назавтра все с восторгом пересказывали друг другу новое изречение художника, очень точно соответствующее его знаменитому прозвищу.
Ведь на самом деле человек имел вполне обычные и имя, и фамилию. И Бурнатом его прозвали лишь за привычку, напившись вина, пускаться в бурные рассуждения о литературе «Буре и натиска» (коротко Бур-Нат). Правда, в его толковании она не имела ничего общего ни с Гёте, ни с Шиллером, Эти классики мировой литературы, похоже, и не интересовали его вовсе. Художника приводило в волнение само название движения, всесокрушающая сила человеческого духа, одно упоминание о котором вызывала в его крови такие страсти, рождало такие мощные бури, что сладкий кремовый торт рядом с ними выглядел, по крайней мере, неуместно.
Другое дело - сочащийся кровью кусок палёного мяса под названием шашлык. Один сладкий запах его уже приводил человека в возбуждение и вполне соответстовал его аппетитам. Вот что следовало есть истинному мужчине, провозглашал он. В мясе художник в те годы видел и главный источник своего мужского потенциала.
Впрочем я уже тогда подозревал, что вся беда человека таится в его полуголодном детстве воспитанника детского дома, откуда он на всю жизнь вынес отвращение к постной перловке и дешёвой колбасе. Именно поэтому Бурнату в те дни постоянно казалось, что лучшее в жизни проносится мимо него.
-Почему не нам? – мог совершенно искренне возмутиться он, узнав, что его знаменитый покровитель, уважаемый художник Н вдруг помог деньгами другому не менее достойному дарованию.
В глазах Бурната только Бурнат был достоин благодеяний. Только ему следовало оказывать внимание. Таланту полагалось и прощалось всё только потому, что он талант. А проигравший пусть плачет и благодарит судьбу, если большой художник допускает его до себя. Как это делал, к примеру, верный Фатик, сопровождающий в те годы Бурната.
Неунывающий Санчо Панса и безжалостный Дон Кихот. Внешне они выглядели именно так. Только в отличии от литературных прототипов худой и высокий «оруженосец» обычно нависал над крепким и коренастым хозяином.
И никого не интересовало, что Фатик тоже художник, делает симпатичные иллюстрации к детским книжкам. Все знали его как верного друга-раба Бурната и уважали, как самоотверженного мужа обучающейся в Москве талантливой художницы Лалы. Любящий супруг в Баку в те годы крутился как белка в колесе, всячески поддерживая жену и воспитывая в одиночку их малолетнего сына.
При этом он ещё умудрялся оставаться добрейшим, безобидным человеком. Хотя хозяин и не упускал случая подколоть его.
-Нет, ты не сутулься, стой прямо, - ловил он его каждый раз,- Пусть все видят, какой у меня высокий покровитель.
Это вызывало за столом дежурную улыбку. Особенно у наших девочек, которые Фатика любили, но необузданного Бурната обожали, хотя немного и побаивались.
С ними он мог позволить себе всякое. Рассказывали, что когда однажды к нему пришли очередные поклонницы, он прямо у порога спросил у них в лоб: будут ли они с ним спать? Иначе отказывался посылась Фатика за водкой и вообще накрывать на стол.
Я сам был свидетелем, когда хорошо подвыпивший художник однажды вогнал в краску девушку, предложив ей при всех обнажить грудь. Разговор за столом шёл о самоотверженности, готовности переступить через табу. Вот он и пожелал проверить: готова ли его подруга к такому поступку.
-Ведь это же пустяк! – восклицал Бурнат, наслаждаясь смущением и растерянностью юной особы.
Именно тогда я впервые и услышал от него легенду о леди Годиве. О том, как в начале одинадцатого века в английском городе Ковентри юная жена злого графа, пожалев подданых, попросила мужа снизить налоги. А тот поставил условие, пусть проедет голой на коне по всему городу. Но супруга перехитрила его- договорилась с горожанами. Они закрыли все окна и не выходили в тот день из домов. И никто не увидел графиню обнажённой. Кроме портного Джона, которого бог в отместку тут же ослепил.
Всплыв сейчас в моей памяти, эта легенда невольно вытянула за собой и сопутствующие рассказу обстоятельства. Вспомнилось, как тогда после слов Бурната перед растерянной подругой вдруг наступила тишина и все услышали шум капающей воды из крана в углу мастерской, увиделось, с какой лукавой улыбкой следил художник за теребящей в нерешительности пуговицу на кофточке девушкой, как эта картина отражалось на гранённой поверхности стакана в чьих-то руках, какими глазами смотрел на это верный оруженосец...
И тут я ощутил на душе холодок. На память неожиданно пришло то, о чём меньше всего хотел бы сегодня вспоминать. Лучший период в жизни Фатика. Он тогда ходил в именинниках. Товарищи поздравляли его. Исполнил свой долг до конца - помог жене закончить институт. Она вернулась домой. Все безмерно радовались за парня. Наконец-то сможет немного перевести дыхание. Будет хотя бы с кем разделить семейные заботы, воспитывать сына.
И никто в те дни даже представить не мог, чем всё это скоро обернётся. Я сам узнал о случившемся лишь спустя год от общего знакомого. Он когда-то читал у художника свои опусы. Меня же обстоятельства к тому времени отдалили от этой компании. Устроился на постоянную работу, познакомился с нынешней женой. Стало как-то не до Бурната. Потому услышанное стало потрясением..
Хорошо помню тот день. Шёл дождь. Мы спрятались от него под большим раскидистым тентом витрины магазина спортивных товаров. Мой собеседник сказал, что идёт от Фатика. И поинтересовался, почему там не был я? Сославшись на неотложные дела, я в свою очередь спросил как там верный Санчо Панса?
И получил удар.
-Вы не в курсе?
Оказалось что Фатик... умер. Год назад. От рака мозга. Вот так, неожиданно. Хотя и жаловался раньше на частые головные боли. Но сейчас уже мало кто сомневался, что толчок развитию болезни дали именно семейные обстоятельства. Иначе с какой стати полный сил молодой человек вдруг зачахнет в течении двух месяцев?
По словам литератора произошедшее тогда, стало полной неожиданностью и для окружения Бурната. Одни говорили, что во всём виноват необузданный нрав художника, другие винили бессердечную Лалу, третьи слабохарактерного Фатика. Но однажды все узнали, что...
В этом месте мой собеседник сделал вздох, словно бы подбирая соответствующие выражения. И меня пронзила догадка. Как рассказал литератор, Дон Кихот предал верного Санчо. Подло, не считаясь ни с чем. Не остановили ни беззаветная преданность товарища, ни общие воспоминания, ни какие либо иные моральные обязательства. У Бурната с Лалой завязался такой бурный роман, что однажды все обнаружили её полноправной хозяйкой в мастерской художника.
А Фатик исчез. Был человек и не стало его. Имя его больше в компании не упоминалось.
На похоронах «оруженосца» по словам литератора присутствовало всего пять человек, включая его родителей и сына. Окружение же Бурната, боясь нарушить табу, долго хранило гробовое молчание. Тема зависла в воздухе с каждым днём всё более сгущая атмосферу. Но трещина всё таки возникла. Когда отношениям кумира с новой подругой, пришёл конец. И все задним числом вспомнили, что у «неблагодарной» Лалы когда-то был верный муж. И валом повалили на его годовщину.
Как это сделал и мой собеседник, с которым мы встретились в тот день на улице
Потрясённый услышанным, я тогда, помню, не сразу сообразил, почему мне за воротник льётся вода. Оказалось, забылся, вышел из под тента и уже давно стою заливаемый дождём
И сегодня, спустя много лет, когда встретил на совещании Бурната, вдруг снова ощутил этот холодок. «Как с гуся вода» пронеслось в голове.
Он и на самом деле сидел как ни в чём ни бывало и напоминал в моём представлении того самого средневекового графа из Ковентри, что выставил свою жену голой перед горожанами
-Глупости всё это! История для дураков, – заявил художник, когда я напомнил ему легенду.
И его отражение на самоваре стало похоже на двухглавого дракона
– Кто видел Годиву голой? Весь город сидел, опустив ставни. Пройди хоть сам граф на слоне, никто бы не заметил...
Поворот в теме оказался неожиданным. . «При чём тут слон?»- чуть не сорвалось с губ. Но грохот распахнувшихся за спиной дверей не дал даже раскрыть рот. Будто двинули по затылку и я едва не прикусил язык.
На совещании объявили перерыв. Волна оголодавших и измученных жаждой людей с шумом и гвалтом хлынула в буфет, заполняя пространство вокруг нас. И оно вдруг, оказалосья на удивление маленьким В мгновение ока мы обнаружили себя в плотном окружении товарищей, спешащих занять очередь у самовара
Стараясь не обращать на них внимания, я уже подобрал нужные для ответа слова. когда, подняв глаза на Бурната, вдруг заметил на его лице это странное выражение. Человек с трудом скрывал досаду. Многие, проходя мимо, спешили пожать руку прославленному художнику. Он едва успевал раскланиваться во все стороны. Но что-то явно человека раздражало. Глаза искали другое.
И, проследив за его взглядом, я вдруг понял, в чём дело. Ставшие перед ним люди заслонили от художника его отражение на самоваре, его опору. Он потерял себя. И следовательно мои слова тоже потеряли значение.

© Кямал Асланов, 2022
Дата публикации: 14.09.2022 17:27:37
Просмотров: 1216

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.