Записки из неврологии

Людмила Рогочая

Форма: Очерк
Жанр: Документальная проза
Объём: 9588 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Первый день.
В нос ударили типичные запахи больницы: хлорка, лекарства, столовая. Что-то ещё… Неповторимое амбре…. А если добавить полчища мух, комаров, стоны тяжёлых и извечную тётю Машу, Дашу, Глашу, скребущую пол деревянной шваброй с жидкой тряпицей на ней, то картина полная.
Макушка лета, духота немыслимая, окна открыты. До слуха доносятся лягушачьи трели из близлежащего болотца и звуки клаксонов – рядом отделение скорой помощи.
Лет двадцать я не лежала в больнице, а ничего не изменилось, кроме «тарифов», конечно.
Заняв свободную койку у входа, огляделась. Полный комплект больных, трое лежачих.
У стены на высокой реанимационной койке с ногами в гипсе, расположилась грузная старуха, перенёсшая инсульт. Кроме памперсов на ней ничего нет. Над парализованной, как пчёлка над цветком, вьётся старик: то убьет муху, то подушки поправит, или принесёт воды, ополоснёт тарелку…. И всё спрашивает, не надо ли чего. Отвлечётся на минуту и опять, как хозяин оглядывает владения свои: осмотрит тумбочку и всё, что на ней, убедится, что утка и таз под кроватью, приоткроет пакет с памперсами и тут же его тщательно закроет.
А надо видеть, как он кормит больную! Нежно воркуя, подносит ложечку ей ко рту и с удовлетворением причмокивает, видя, как она, пусть с трудом, проглатывает кашу. Затем аккуратненько, промокает ей губы салфеткой. И так после каждой ложки. Такой любви и нежности можно позавидовать!
Старуха, видно, властная. Время от времени, строго выкрикивает: «Люда!» - и наставительно выговаривает невидимой собеседнице. Вскоре приходит она, дочь Люда, и минут двадцать за ней ухаживает.. Дает ей чай в бутылке с соской, раз пять мочит носовой платок под краном, который, по её мнению на груди мамы производит лечебное действие, и … убегает.
Не пойму, откуда резкий, прямо-таки удушающий запах мочи. Ну вот, источник рядом, на соседней койке. Покачиваясь из стороны в сторону на клеёнке свесив ноги, сидит женщина лет пятидесяти, с перекошенным лицом и мычит. На ней мужская казённая майка… и всё…. Под кроватью лужа.
- Тётя Маша! – кричит молодая дама интеллигентного вида с койки напротив. Входит нянечка со шваброй и протирает пол под кроватью бездомной. Весь медперсонал разговаривает с этой больной грубовато-снисходительно и на «ты». Её тумбочка пуста.
В углу на койке лежит пятая наша соседка – старушка-веселушка. Она не верит или не понимает, что больна, и постоянно порывается встать, чтобы кому-нибудь помочь. Тут же падает на постель и смеётся. Так под её смех мы и засыпаем.
Второй день.
На утро страшно болят косточки: вот что значит – спать на голых досках, без матраца! Но говорят, так надо для позвоночника. Я послушно выполняю все предписания невролога и надеюсь, выйти отсюда на своих ногах, без костылей.
Вот недаром говорят – первое впечатление обманчиво. И завидовать большой любви незачем. Оказывается, заботливый старик не муж вовсе старухе, Нине Борисовне. Лет двадцать назад они разошлись и живут отдельно. И при дележе имущества был страшный скандал, чуть не до смертоубийства!
Сегодня пришёл к больной младший сын, Олег. Вот это да! Как он любит маму! Обцеловал ей лицо: «Мамочка! Тебе не жарко? Может, вентилятор привезти? Что тебе хочется покушать? Я тебе ходунки купил. Привезём тебя домой, начнёшь ходить».
Но какой-то он чересчур сладкий, что ли, назойливо-нежный. Наверное, в отца. Она к сыну ласкова, не то, что к дочке или старику.
Олег пробыл с матерью часа с два. Пока дед бегал домой.
Бомжиху зовут Зина. Да и не бомжиха она вовсе, а просто пьяница. Когда-то была уважаемым человеком. Работала кондитером, её портрет висел на доске почёта. У неё есть сын, дочь, сестра. Когда похоронила мужа, запила. Все от неё отказались. Инсульт хватил Зину под ларьком в компании с выпивохами. Сначала вызвали милицию. Служители порядка сообразили позвонить в скорую. Зина может сидеть, но всё время заваливается на бок, и её приходится поднимать или укладывать на койку: сама поднять ноги не может. Соседки по палате брезгуют и зовут нянечку. Та смазывает вазелином пролежни и укладывает Зину на бок. Но ненадолго. Больная мочится, и снова зовут тётю Машу. Нянька матерится. Бесплатно ухаживать за такой тяжёлой, кому понравится! И вонючая страшно. Но её даже не подмывают. Без денег-то….
К старушке-веселушке, бабе Серафиме, пришла невестка. Женщина строгая, но внимательная и заботливая. Меняет бельё, переодевает, умывает и кормит горячим завтраком. Если и не любит свекровь, это не заметно. Называет мамой.
Третий день.
Мне легче. Хожу без костылей. Принимаю массу капельниц, направили на массаж.
К Нине Борисовне прибыл старший сын, остаётся дежурить на ночь. Мне он понравился. Простой парень, работает слесарем в мастерских. Он старается всем помочь, рассказывает анекдоты. Смешные…. Вечером перед сном ходит с хлопушкой по палате, уничтожая мух и комаров. К матери не так нежен, как Олег, но почтителен. Оба равнодушны по отношению к отцу и друг к другу. Олег – юрист, Валерий – слесарь. Что-то тут не так….
Баба Серафима собралась домой, говорит, что куры не кормлены. До дому двадцать километров. Мы понимаем, что она не адекватна, вызываем старшую медсестру. Она ругается и обещает привязать старушку к кровати.
К Зине пришла племянница, девушка лет двадцати, безвкусно и вызывающе одетая. Принесла макарон и варёной колбасы. Спросила:
- Танька не приходила?
Зина отрицательно махнула головой и сердито замычала.
- У, б**дь, я ей сделаю, - пригрозила племянница, запихнула тётке в рот кусок колбасы и ушла.
Зина жевать не может. Выплюнула колбасу и опять обмочилась.

Четвёртый день.
На смену Валерию пришёл к старухе Олег. Он чем-то озабочен и суетлив. Суёт матери под нос бумагу, шепчет прямо в ухо, чтобы мы не слышали. До обеда идут у них прения, пока не пришёл старик с горячим бульоном.
Я стала вдруг замечать, как дед по-хозяйски раздвигает Нине Борисовне ноги, чрезмерно посыпает ей грудь тальком, тревожит её по пустякам, как будто мстит ей, неподвижной, беспомощной. Хотя, кажется, больной стало лучше: она обнаружила, что обнажена и попросила надеть сорочку. Дед в один приём разорвал сзади ночнушку и накинул на старуху.
Зину завтра выпишут. Куда? Как? Голая. Одежды нет. Она-то стала бы на ноги. Но надо кормить, купать, водить, разговаривать с ней.
Есть мифическая дочь и где-то угол…. Но не ходит же. Медсестра обрисовала перспективы: через два-три дня окажется в психушке в том же состоянии, что и до больницы. Кому она нужна?
Пятый день
Зину выписали. На голое тело надели юбку на резинке, ту же мужскую майку, посадили на кресло и в «скорую». Через полчаса привезли назад. Дом её заперт и, видно, давно. Передавать больную некому. Но и держать в больнице бес толку. Зине нужны забота и уход. Ещё полчаса звонков. Наконец, нашлось место на периферии в отделении для бездомных, откуда одна дорога – на кладбище.
К Нине Борисовне пришёл младший сын, который юрист, тихо проговорил отцу:
- За миллион, - и протянул десять тысяч.
Тот удивленно спросил:
- И это всё?
Олег добавил ещё тысячу и, не глядя больше на отца, шепчет что-то матери, она в раздражении, отвечает не очень внятно, можно только разобрать:
- Дай Валере!
И так восемь раз.
Целый день у старухи нет настроения. Неразборчиво твердит сама себе:
- Не хочу, не хочу, не хочу….
С детьми не разговаривает, от пищи отказывается. Вечером давление 220 на 120. Пригласили врача. Он в опасении повторного инсульта, назначил внеплановую капельницу. К старухе всю ночь бегает медсестра. Из ухаживающих никого нет. Только в обед появляется дед. Он не так нежен, как прежде.
На вечернем обходе врач заявил:
- Через два дня выписываем. Поднимайте. А то не будет ходить. Она барыня у вас.
Старик оправдывается, что поднимется дома. Купили, мол, ходунки.
Врач возразил:
- Ну и что? Будет лениться, никогда не станет на ноги.
Баба Сима опять засобиралась домой. Но не смогла встать с постели, чтобы дотянуться до костыля. Попросила у няньки утку.
Вот что значит, не следовать рекомендациям доктора. Вечером к ней явился внук, впервые за время болезни. Она смеётся:
- За пенсией? А я не получила! И тебе не дадут, вот.
Внук поставил на тумбочку бутылку минеральной воды и ушёл.
Шестой день.
На место Зины поступила новая больная: молодая женщина интеллигентного вида, потребовала заменить матрац. Сразу воздух в палате посвежел и запахло жизнью. У Леночки внезапные головные боли, что-то с кровообращением. Ей ставят капельницы такие же, как и всем, но диагноз под сомнением. Нужна компьютерная томография головного мозга. Обещают направить в краевой центр на обследование.
За Ниной Борисовной уход всё меньше. Сегодня приходил только Валерий. По-видимому он ничего не знает о сделке, провёрнутой юристом, и ведёт себя, как прежде. Но на ночь не остался. Няньке шоколадку в карман и всё…. Не знаю почему, старуха ассоциируется в моём сознании с Кабанихой из «Грозы» Островского. Какая-то она грозная, что ли, и жалкая в своей беспомощности.
Послесловие
На следующий день я пошла на массаж, а когда вернулась. Нину Борисовну и бабу Серафиму уже выписали. Позже узнала, что через четыре месяца старушка-веселушка скончалась, так и не осознав, что тяжело больна.
К Нине Борисовне вернулась речь, но ходить так она и не стала. Живёт по очереди у детей и надоедает всем нравоучениями и наставлениями. Но со старухой не церемонятся, желания не угадывают, говорят:
- Мама, твоё время прошло.
Леночкин диагноз не подтвердился, врачи сказали, что у неё обыкновенная мигрень.
А я при выписке забыла костыли в палате. Но возвращаться за ними не стала. Говорят, дурная примета.

© Людмила Рогочая, 2011
Дата публикации: 16.03.2011 21:06:25
Просмотров: 3152

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.