Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Ваагн Карапетян



Царская доля

Сергей Сычев

Форма: Рассказ
Жанр: Сказка
Объём: 6067 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Царь Демьян шишнадцатый ночью не спал. Выпростав из-под лоскутного одеяла жидкую бороденку, он лежал, уставив немигающий взгляд в темноту, туда, где должен быть потолок.

Невеселые мысли уже который день не давали ему покоя. Все в царстве было не так. На границах опять не ко времени разбушевался Соловей Разбойник – грабит среди бела дня проезжих честных купцов и, что хуже всего, стратегические царские обозы. Продолжали серьезно беспокоить мировые цены на горох. Ведь, если их падение продолжится и после Николина дня, то крах будет неминуемым, тогда все узнают, что казна царская пуста, что всею ее растащили по своим вотчинам ближние бояре. В царском крупяном ларе намедни мышь с голодухи повесилась. Чем не тревожная примета? Тут еще думные бояре очень некстати и не по делу роптать начали, подавай им одинаковых привилегий с ближними боярами, а нет, так ближних – в опалу немедля. Того и гляди, смуту затеют, импичмент законному монарху, помазаннику божьему, хранителю и гаранту объявят. Как же они не понимают, что просят невозможного? Если все будут с привилегиями, то зачем тогда эти привилегии, какая тогда в них необходимость и польза? А ближних отлучить тоже никак нельзя. Те, хоть и лицемеры, да подлецы, зато пока к царской кормушке допущены, за царя горой стоять будут, будущие подачки отрабатывать. Отрабатывать… А коли нечего отрабатывать будет? Что тогда? То-то и оно, что как ни кинь, а всюду клин выходит.

Да, надо срочно выбираться из этой западни. На одном горохе державу не удержишь. Худо быть сырьевым придатком заморских королевств. Только вот, как выбираться? Надо бы нашим умельцам велеть придумать что-нибудь эдакое, чтобы все короли враз удивились, ахнули и зауважали. Только где они, умельцы-то? Которые померли от недоедания, а которые за моря на чужие хлеба бежали. Да и те, что остались, давно в коробейники подались, совсем разумение в выдумках потеряли.

Худо. А тут еще давеча Тридесятый король поучать вздумал, письмо по дружбе прислал – не всё, карябает, у тебя, друг Демиан, с правами, да свободами благополучно. Холопы уж у тебя больно бесправны.
На то они и холопы, чтобы быть бесправными! При мыслях о тридесятом короле Демьяну сделалось особенно неприятно. Он откинул одеяло, резко вскинулся и сел на полатях, свесив с них худые босые ноги и погрозив в темноте кому-то невидимому кулаком. Вот у меня в королевстве, пишет король, любой холоп может выйти на ратушную площадь и крикнуть, что я, король, дурак, а у тебя, венценосный мой друг, за такое сразу голову секут.

Поклеп! Чистый поклеп, твое тридесятое величество! Нешто за такое голову секут? Да и в моем царстве любой голодранец беспорточный, любая голь перекатная может выйти под окна царского терема и орать, сколько влезет, что Тридесятый король дурак. Пусть орет на здоровье. Протрезвеет, сам уйдет, еще и шубу с царского плеча получит за устроенную царю потеху.

При мысли о шубе у царя опять испортилось настроение. Где же на всех голодранцев и пропойц шуб набраться? Свою-то одну-одинехоньку, и ту моль доедает.

А еще марает в своей цидульке этот гнусный королишка, будто намедни пожаловался в междукоролевскую ассамблею на творимый в отношении него произвол Змей Горыныч двенадцатиглавый. Плачется, паскудник, дескать, пятого дня терпел от царского богатыря Ермилы несправедливые обиды. В истреблении Супонькиной деревни, бает, только одна его голова участвовала, да и та была избирательна – тех, которые признавали змеиный суверенитет, не трогала. За что же, кляузничает дальше омерзительная рептилия, и по какому такому междукоролевскому праву Ермила ей две головы снес? Вот и нудит король: покарай Ермилу, посади на кол, а лучше Змею выдай, тот ему сам справедливый суд учинит. Тогда, говорит, все заморские короли довольны тобой останутся и разрешат тебе покупать у них Кокаколу-квас не втридорога, но вдвадорога наверняка.

Как же, умники, посажу я Ермилу на кол! Натекося выкусите (маленький сморщенный кукиш уставился в слюдяное оконце)! Не по вашему ли наущению я, старых хрен, мораторий на казни объявил? Да и как же мне без войска оставаться? Нашли дурака! А заморская Кваквакола ваша мне и даром не нужна. Сами травитесь!

Откуда-то издалека, сквозь слюдяное оконце едва-едва заметно стал пробиваться рассвет. Царь Демьян нащупал босыми ногами на полу валенки, влез в них, взял с лавки корону, нахлобучил ее на лысую голову и собрался по многолетней своей привычке спуститься в темницу делать узникам царский обход: справиться об арестантских нуждах и жалобах, кого-то утешить, кого-то пожалеть, кому-то копеечку дать. Сделав в потемках шаг, царь запнулся обо что-то и чуть не растянулся на полу. Опустившись на четвереньки, он нащупал что-то тонкое и длинное, торчащее из-под лавки.

Это была удочка! Длиная удочка для рыбной ловли – подарок Трисемнадцатого шаха! Как же давно это было. Сколько воды утекло с тех пор. Все собирался пойти на реку поудить рыбу, да так и не сходил…

А жизнь прошла!

- Я устал! Я очень устал! – простонало царское величество.

За дверью царской опочивальни раздался легкий шорох и послышалось тихое шушуканье.

Не выпуская удочки из рук, Демьян сел на лавку, оперся руками о снасть и долго сидел неподвижно. Затем он едва слышно шмыгнул носом, громко высморкался в подол рубахи, сорвал с головы корону и что есть силы, швырнул ее на пол. Жалобно звякая о половицы, корона покатилась в дальний угол, ударилась о стену и затихла.

В следующую минуту дверь царской опочивальни распахнулась от царского пинка и прочь от нее, с воем и визгом, держась, кто за скулу, кто за ухо, кто за нос, разлетелись во все стороны мамки, няньки и многочисленные старушки-черницы, божьи странницы.

Переступая через павших ниц скулящих баб, как есть в исподней рубахе, царь прошел в светлицу и, не отрываясь, выпил жбан холодного кваса.

- Я устал! Я ухожу! – прокричал неведомо кому царь и удалился со двора, размахивая удочкой.

Четверть часа спустя по царскому дворцу разнесся слух – царь Демьян шишнадцатый, прозванный в народе за стойкость духа Непоколебимым, отрекся от престола.




© Сергей Сычев, 2008
Дата публикации: 17.07.2008 09:14:56
Просмотров: 3510

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 59 число 53: