Бомж

Геннадий Дмитриев

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 14984 знаков с пробелами
Раздел: "Рассказы"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Низкие, темные осенние тучи плыли над городом, цепляясь за крыши домов, грязными серыми космами падали они на землю, моросил мелкий, холодный дождь. Ветер голодным псом выл в проводах, раскачивая полуобнаженные ветви деревьев, срывал последние уцелевшие листья, швырял их в грязь, в лужи, на мокрый асфальт. Сквозь рваные клочья облаков на минуту выглянуло солнце, в кустах блеснула темно-зеленым цветом пивная бутылка. Иван Степанович, человек без определенного места жительства, с двухнедельной щетиной на немытом лице, в засаленном военном кителе и военной шапке без кокарды, подобрал бутылку, внимательно осмотрел, не отбито ли горлышко, и аккуратно положил в сумку, такую же грязную и замусоленную, как и он сам.
Когда-то Иван Степанович был человеком уважаемым, подполковником, и служил в должности командира эскадрильи военно-транспортной авиации в Вооруженных Силах бывшего Советского Союза. Но после известных событий девяносто первого года, когда авиация многочисленных суверенных государств – осколков бывшей, некогда могучей державы, стояла на аэродромах без горючего, Иван Степанович был уволен в отставку. Пенсия, назначенная ему еще в советских рублях, после стремительного взлета цен в результате инфляции, превратилась в жалкие гроши, на которые прожить было просто нереально.
В поисках заработка, который давал бы возможность кое-как сводить концы с концами, устроился он работать завхозом в одном НИИ, находящемся в процессе развала, но еще как-то существовавшем, разделившись на множество мелких частных предприятий. Все было бы еще терпимо, если бы Иван Степанович не был человеком честным, и не противился всяческим махинациям руководства НИИ. И поскольку он не только не желал сам наживаться за счет развала хозяйства, когда-то бывшего социалистической и ставшей вдруг ничей собственностью, но и всячески препятствовал в этом другим, то сделался костью в горле для руководства НИИ, и был уволен по обвинению в том, чему он всегда противодействовал. От такой несправедливости он, прежде всего, напился, затем, протрезвев, стал искать новое место работы, и устроился сторожем на государственном автопредприятии. Но и там он выполнял свои обязанности честно, и не давал выносить и вывозить с предприятия ценности не только простым работягам, но и руководству, чем вызвал естественное недовольство лиц, облеченных властью, и был вновь уволен.
Возмущенный несправедливостью, он стал искать утешение в стакане, и поскольку светлое будущее уже не маячило на мрачном политическом горизонте, а несправедливость сделалась нормой жизни, он довольно быстро спился. После развода с женой, состоявшегося еще во времена его службы в армии, жил Иван Степанович один, и остановить его безысходное пьянство, переходящее в алкоголизм, было некому.
Однажды летом явился к нему некий молодой человек, опрятно одетый, очень вежливый и учтивый, и рассказал, что он представляет организацию социального обеспечения, которая заботится о ветеранах Советской армии, и обещал отставному подполковнику материальную помощь. Для чего он попросил Ивана Степановича заполнить многочисленные анкеты, с данными паспорта и налогового кода, под которыми необходимо было поставить свою подпись. Время шло, а обещанная материальная помощь не поступала, но однажды, вернувшись домой, он с удивлением обнаружил, что ключи не подходят к замку на двери его квартиры, да и сама дверь была уже совершенно другой. В жилищной конторе, куда он обратился за разъяснением, ему сказали, что квартира его продана им же самим, и показали документы, подтверждающие этот факт. Так Иван Степанович стал бомжем.
Положив бутылку в сумку, он обнаружил рядом с ней еще не успевший промокнуть окурок, поднял его, и спрятал в карман. Обходя территорию своим привычным маршрутом, он нашел еще несколько бутылок, и направился в пункт приема стеклотары. Перед дверьми пункта на железобетонном блоке, оставленным неизвестно кем, и неизвестно зачем, сидел Санёк, молодой бомж, лет тридцати, в грязной поролоновой куртке оранжевого цвета, и курил. Завидев Ивана Степановича, он крикнул:
- Привет подполковник! Богатый улов нынче?
- На стакан хватит, – мрачно ответил Иван Степанович. Он вошел в пункт, сдал бутылки, и вышел, недовольно ворча.
- Ну что, пошли, сообразим на троих? – спросил Санёк. – Там у ларька Юрасик ждет.
Иван Степанович молча направился к ларьку, который располагался напротив пункта приема стеклотары, где продавщица Клава торговала дешевой водкой, происхождение которой было более чем сомнительно, но относительно низкая цена привлекала людей определенного свойства, не имеющих претензий к качеству пойла. Торговля, разумеется, шла из-под полы, кому на разлив, кому бутылку, но только тем, кто числился постоянным покупателем, которых Клава знала в лицо, для всех же остальных ларек спиртными напитками не торговал. Бывший сантехник ЖЭКа, Юрасик, мужик лет сорока, которого очередной раз выгнали с работы за беспробудное пьянство, крутился у ларька, ожидая собутыльников. Одет он был более прилично, чем Санёк и Иван Степанович, на нем была целая и довольно чистая куртка из искусственной кожи, и кроликовая шапка из домашнего кота средней пушистости. Юрасик бомжем не был, жил он в своей квартире с женой и детьми, и перебивался случайными заработками по сантехнической части, в те редкие дни, кода бывал трезв по причине отсутствия денег на выпивку.
- Пузырь на троих возьмем? – спросил Юрасик, когда Иван Степанович и Санёк подошли к ларьку. – А то мне на стакан не хватает, а в долг Клавка не дает.
- Как же, щас, в долг они захотели! – отозвалась Клава. – Вам в долг наливать – без заработка совсем останешься!
- Ладно, Клавка, кончай базар, давай пацанам бутылку, – сказал Иван Степанович, вытаскивая из кармана деньги, принимая долю от Санька и Юрасика.
- Берите, – Клава протянули им бутылку, взяв деньги, – только чешите подальше отсюда, не делайте рекламу моему заведению.
- Да, ладно, ладно, – сказал Санёк, – мы что, когда-нибудь тебя подводили?
- Ты бы хоть конфетку на сдачу дала, закусить, чтобы по-честному, – проворчал Иван Степанович.
- Какая сдача? – удивленным голосом взвизгнула Клава. – Вам еще полтинника на бутылку не хватает, если уж по-честному!
- У тебя что, опять водка подорожала? – возмущенно воскликнул Юрасик.
- А то! Все нынче дорожает, инфляция!
- Ладно, пошли, ребята, – сказал Иван Степанович, и двинулся вперед.
Они зашли за девятиэтажный дом, справа от магазина, расположенного метрах в ста от ларька, и уселись на ствол завалившегося тополя. Тополь этот, сгнив от старости, рухнул в прошлом году около кустарника, отделявшего поляну позади дома от тротуара улицы, да так и остался лежать, превратившись в место отдыха любителей выпить на природе. Сквозь кусты был виден магазин под вывеской «Черномор» и улица, названная в честь первой женщины-космонавта, Валентины Терешковой. В кустах был спрятан дежурный стакан. Кто бы ни приходил сюда выпить: свои ли, местные бомжи, или пацаны из соседнего двора, или вовсе чужие люди – стакан всегда оставался на месте.
Иван Степанович достал стакан, налил сначала себе, потом Юрасику, а после уже Саньку, затем вытащил из кармана найденный окурок, и закурил. Он видел, как напротив магазина остановился военный «УАЗик», из которого вышли два офицера-авиатора: подполковник и майор – они вошли в магазин, через несколько минут вышли, сели в «УАЗик» и уехали. Иван Степанович узнал их, с этими ребятами когда-то он летал на «Ан-26», – это был его штурман и помощник командира, второй пилот. «Хорошо, что они меня не видели, – подумал он, – да если бы и увидели, все равно бы не узнали. Вот до чего докатился!». Он курил и молчал.
- Ну, что молчишь, Степаныч? – спросил Юрасик.
- А что говорить? Ты и так все знаешь. Жизнь хреновая!
- А чё хреновая? – отозвался Санёк. – Вот выпили, и хорошо, а чё еще человеку надо?
- Человеку, Санёк, много чего надо, если он, конечно, человек, а не то, что мы с тобой.
- А чё мы? Мы не люди, что ли?
- Люди, не люди. Вот ты, молодой здоровый пацан, почему работать не идешь? Хоть бы грузчиком на базар пошел или дворником. Вон, дворников не хватает, дядя Костя один на три двора метлой машет.
- Ха! Сдурел, что ли, подполковник? Чтобы я, свободный человек, стал горбатить на всяких там крутых сволочей? Да, мне свобода дороже, чем гроши от этих эксплуататоров!
- Работа, она дураков любит, – многозначительно произнес Юрасик, – а нормальному человеку завсегда выпить хочется. Мне, вот, начальник говорит, мол, опять на работу пьяным пришел. Во-первых, не пьяным, а выпимши, а во-вторых, я свою работу знаю, что трезвым, что выпившим, все одно сделаю.
- Ну, понеслась! – сказал Санёк. – Работу он знает! Кто Петровне кран чинил? И за кем она с веником по двору гонялась?
- Всякое бывает. Кто не без греха? Но работу свою я знаю, вон, недавно, меня писатель Осинский приглашал канализацию чинить. Это ж понимать надо! Творческая интеллигенция, кого попадя не позовут, уважают, значить, меня, и работу мою ценят.
- Не люблю я эту творческую интеллигенцию, – ответил Иван Степанович, – писатели там всякие, поэты, артисты, чёрти что о себе понимают, а на деле …
- А чё они тебе, Степаныч? – отозвался Санёк. – Пишут себе, и пусть пишут, нам по фиг.
- От этой творческой интеллигенции, Санёк, все беды и происходят, из-за них и Союз развалился. Всем они недовольны, свободу им подавай! Ладно бы, сами до чего, своим умишком, додумались, ат нет! Ночью под одеялом «Голос Америки» слушают, а после пишут песенки разные, диссидентские, рассказики да романы, как плохо советскому народу живется, товарища Сталина навозным жуком представляют. Что, свободы им не хватало? Вот теперь она, свобода их, жри – не хочу! Только мне такая свобода на хрен не нужна!
- Ну, тебе не нужна, а другим, так в самый раз, – сказал Юрасик, – вон, сколько богатых людей нынче, машин во дворе – плюнуть не где! Живут же люди! Вот у кого свобода!
- А ты тем людям не завидуй, Юрасик. Какая свобода? Воровать? Не люди стали, а звери, хуже волков, в горло друг другу вцепиться готовы. Что такой свободы эти писатели да поэты хотели? Не свобода это, а беспредел!
- Нормальная свобода, Степаныч! – возразил Санёк. – Никто меня заставить делать, что не хочу, не может, права такого теперь никто не имеет. Права человека уважать надо.
- Какие твои права? По помойкам лазать, да по подвалам ночевать? Это твои права? Да, раньше тебя за твои права посадили б за тунеядство, и правильно бы сделали!
- Ты, Степаныч, лучше скажи, как ты среди нас оказался, – спросил Санёк, – человек заслуженный, и награды имеешь, а бомжуешь?
- Все это Санёк от слабости моей. Когда в Афгане меня подбили, и я самолет с горящим мотором посадил, думал – все могу, думал – сильный я, а вот этот стакан сильнее меня оказался. Хотел по совести жить, по справедливости, да сил не хватило.
- Это где же ты сейчас справедливость видел? – отозвался Юрасик. – Надо было не по совести жить, а воровать, как все, глядишь, и на Канарах жил бы, а так в подвале мерзнешь.
- Нет, Юрасик, по совести жить надо. А у меня сил не хватило. Обида меня взяла за несправедливость, от обиды и пить начал. А обида, она от слабости бывает. Сильный человек не обижается, и других не обижает, сильный, он по совести живет.
- Во даешь, Степаныч! – хихикнул Санёк. – Сильные, говоришь, по совести живут, а воруют, значит, слабые?
- Именно так, от слабости своей человек и ворует.
- Ха! И те качки, что на базаре рэкетом промышляют, тоже слабые, по-твоему?
- Слабые, Санёк, слабые. Это руки и ноги у них накачанные, а душонка, хилая, тощая, слабенькая. И не может эта душонка против жадности да алчности устоять.
Сзади незаметно подошел дворник, дядя Костя.
- Опять пьете? Не положено тут распивать!
Юрасик обернулся.
- Привет, дядя Костя, чё злой такой? Не похмелялся еще после вчерашнего?
- Похмелишься тут. Один я на три двора! Загоняло меня начальство.
- Присаживайся, дядя Костя, – сказал Иван Степанович, – нальем грамульку.
Он взял стакан, налил в него немного водки и протянул дяде Косте.
- Ваше здоровье, – пробормотал дядя Костя, отправив одним глотком содержимое стакана в рот. Потом он крякнул и сказал. – Прогноз получили, штормовое предупреждение. Мороз сегодня ночью будет, снег с ветром и гололед.
- А чё? В подвале не замерзнем, отопление уже неделю назад включили, – отозвался Санёк.
- А подвалы все нынче заколотят, и замки на двери повесят, новый начальник ЖЭКа порядки наводит.
- Гад, – смачно сказал Санёк и грубо выругался. – Ладно, не пропадем.
Стемнело. Холодный, сырой, пронизывающий ветер усилился. Мокрый снег, возникая из мутной темноты, кружил над городом, налипал на проводах и ветвях деревьев, тут же замерзая, покрывал ледяной коркой все на своем пути. Неба не стало, оно превратилось в сплошное месиво снега и дождя. Обойдя все входы в подвал, Иван Степанович убедился, что дядя Костя не соврал, все дыры были заколочены наглухо, на дверях висели замки. Он пошел к мусорным контейнерам, и, отыскав в их вонючих недрах тряпки, рваные одеяла и прочие теплые вещи, соорудил тут же, у контейнеров постель, лег, свернувшись калачиком, как кот, прикрылся грязным, вонючим тряпьем, и уснул.
К рассвету ветер стих, Иван Степанович открыл глаза и увидел склонившегося над собой человека в авиационной форме с погонами подполковника. Он узнал его – это был штурман из его экипажа.
- Иван Степанович, вставайте, – сказал подполковник, помогая ему подняться, – домой Вас отведем, а то замерзнете тут.
- Нету у меня дома, Вася, – ответил Иван Степанович, поднимаясь.
- Тогда давайте с нами, мы на север летим, согласны?
- Согласен.
Его привезли на аэродром, помыли, побрили, переодели. Военно-транспортный самолет «Ан-26» стоял на стоянке, техники прогревали моторы. Это была та же самая стоянка, на которой когда-то стоял и его самолет, подойдя ближе, он увидел бортовой номер, выведенный потускневшей синей краской на сером борту, и понял, что это, действительно, его самолет.
- А, самолет-то мой? – удивленно спросил он.
- Ваш конечно, мы вместе под Вашим командованием на нем летали. Помните?
- Как не помнить.
Они поднялись на борт, вошли в кабину. Вася предложил ему занять место командира, по старой памяти. Он снова держал в руках теплый штурвал, привычно светились приборы, всё, как прежде, вот и царапина на приборной доске, слева в углу, и облупившаяся, вытертая краска возле кнопки согласования гирокомпаса. Набирая обороты, привычно взвыли винты. Иван Степанович вырулил на взлетную полосу, моторы взревели, унося самолет в заснеженное небо, он оторвался от земли, пробил облака. Яркий солнечный свет ударил по глазам, заполняя собой все пространство, все его существо, стало светло, тихо и спокойно.
Наутро, дворник дядя Костя обнаружил возле мусорных баков, под грудой старого, грязного, вонючего тряпья, окоченевшее, мертвое тело Ивана Степанович, человека без определенного места жительства, отставного подполковника, бывшего командира эскадрильи военно-транспортной авиации.

Одесса - 2011

© Геннадий Дмитриев, 2017
Дата публикации: 01.02.2017 20:44:08
Просмотров: 1969

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.