Франсуа Винсент
Олег Ёлшин
|
Форма: Повесть
Жанр: Приключения Объём: 166367 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Однажды я встретил на улице влюбленного нищего. На нем была старая шляпа, пальто потерлось на локтях, башмаки его протекли, а в душе сияли звезды.
(В.Гюго) Часть 1 1 Был ясный, солнечный день. Узенькая улица в самом центре Москвы, зажатая с обеих сторон старинными особняками и домами, отражала эти яркие лучи августовского солнца своей отмытой до блеска булыжной мостовой. Люди и машины сновали в разные стороны, шарахались друг от друга, разгоняя этот вязкий полуденный зной. Воздух горячим липким одеянием прикасался к телам людей, раскаленным крышам домов. Забирался в выхлопные трубы машин, окна, просачивался сквозь вентиляционные решетки. Проникал сквозь кожу и поры, топил остатки мозгов и плоти, селился в каждом, кто осмеливался выйти сюда на эту улицу и быть расплавленным в лучах последнего, но такого жаркого и безжалостного солнца, которое бесновалось в остатках этого безумного лета. Шум города возвещал о начале обеденного времени, когда все покидают свои рабочие места и куда-то спешат. Из одного офисного здания вышел человек и быстрой походкой направился к своей машине, преодолевая последние метры надоевшей жары. Он шел и думал: - Как хорошо сейчас окунуться в бассейне его спортивного клуба! - Еще десять минут, и он окажется там. Оставалось сделать всего каких-нибудь несколько шагов, он сядет в свой автомобиль и уедет отсюда. А дальше только прохлада кондиционера его машины, бассейна под крышей уютного комплекса, и только жаркая сауна будет напоминать о раскаленном солнце, которое уже не в силах будет расплавить его в этом жарком городе и таком немосковском лете… Внезапно человек посмотрел себе под ноги и на мгновение остановился. Это было лишь одно короткое мгновение, но то, что он увидел, потрясло его. Как будто молния перед глазами или пронзительный яркий блик на мостовой… Яркий солнечный блик… Он отражался от булыжника и слепил его. И на мгновение у него потемнело в глазах. Он стоял, слушая внезапно наступившую тишину, топот чьих-то шагов, а рядом почему-то стук копыт. Цокот настоящих конских копыт! И тут в его сознании промелькнуло имя - Франсуа Винсент… Его никто не произносил, просто оно возникло ниоткуда. Возникло в этой жаре или совсем в другом месте и времени, где тротуары не прилипали к стенам домов, а небо не лежало на горячей раскаленной крыше. Оно было совсем другим - высоким и голубым, каким и должно быть небо… Это происходило лишь одно короткое мгновение, а затем все вернулось и расставилось по своим местам, как будто и не было его - этого мгновения. Человек стоял еще какое-то время, удивленно смотрел себе под ноги, оглядываясь по сторонам; потом по шумной улице прошел вперед, сел в свою машину и уехал… 2 Войдя в просторное помещение клуба и сдав в реcепшн бумажник и свои шикарные часы, он попросил все это закрыть в сейфе. Сидя на лежаке у бассейна, он смотрел на воду и думал: - Что это было? Вокруг ходили “накаченные” мужчины, молодые и старые. С ними были красивые юные женщины. Какие-то две пожилые дамы в изящных купальниках поглядывали на них с завистью. Кто-то из молодых пробежал мимо него и нырнул в бассейн. Брызги и смех. Здесь, за окнами клуба не ощущался тот будничный день - обстановка праздности и благополучия. - Что это было? – странное событие все еще не давало ему покоя, но у него не только не было объяснения, но даже намека на то, чтобы что-то понять. - Да и стоит ли думать о такой ерунде? – и, отмахнувшись от навязчивого видения, тоже нырнул в воду. Навстречу подплывала его белокурая подруга. Они недолго соревновались с быстрым течением воды в бассейне и потом растаяли в просторной джакузи. - Почему ты мне не позвонил? – спросила она, с удовольствием отбиваясь от горячих настойчивых струй воды. И вообще, по ней было видно, что она все привыкла делать с удовольствием. - Ты была в своем магазине, думал, наконец, займешься делом, – охладил он ее ленивое настроение. - Если ты мне купил этот бутик, уж не думаешь ли, что я исправлюсь? – улыбнулась она в ответ. На ней был удивительный купальник, вернее, почти его отсутствие. Уверенная в своей фигуре, она смело носила такие вещи. Он не понимал, почему, чем меньше эти купальники, тем они дороже. Хотя какая разница? Он с удовольствием тратил на нее свои деньги, выполняя любые её прихоти. И если бы пришлось платить за воздух вместо этих тоненьких ниточек на ее безупречной фигуре, делал бы это, не задумываясь. Такая мода… - Не надоело все время ходить по чужим магазинам? – спросил он. - И не думай. Каждый должен уметь делать хорошо свое дело. Или ты чем-то недоволен, милый? Она по-детски, наивно, смотрела в его глаза, и он готов был прощать ей все. - Ты же сама хотела, тебе было скучно, и ты решила снова что-то делать, – неуверенно продолжил он. - Хотела! А теперь я тебя захотела. И что из этого? Она наклонилась над ним, и они утонули в просторной ванне джакузи... Пузырьки воздуха скрыли их на несколько секунд, и когда они появились вновь, престарелые дамы теперь уже смотрели в их сторону. Девушка снова улыбнулась: – Так, чем ты недоволен? - Теперь ничем, - и подумал, что, действительно, лучше каждому делать свое дело. - Кстати, я хочу с подругой слетать на Мальдивы, - сказала она. - А что я тебя уже не устраиваю? – удивился он. - Милый, у тебя твой тендер. Тебе некогда... Она массировала его шею и крепкие плечи, прикасалась своими руками к его телу, и он ненадолго позабыл обо всем… - Да, мне некогда, - он словно очнулся, спустя какое-то время. - Кстати, - спросил он, - пока ты работала у меня, вспомни, был ли у нас партнер - француз или бельгиец с именем Франсуа Винсент? - Не-а. - Что не-а? Не было или не помнишь? - И то, и другое. И я у тебя не работала - это ты со мной ... у тебя на работе. И ты хочешь, чтобы я еще что-то помнила? - Так. Понятно, - ответил он. Милый, так ты меня отпустишь на Мальдивы? - Конечно, детка. Катись, куда хочешь. - Спасибо, любимый! И снова только пузырьки воздуха на поверхности воды покрыли их стройные, загорелые тела с головой. 3 Он сидел в своем просторном кабинете. За окном шел снег, и по его детскому поверью, с этим первым снегом исчезают все проблемы, бывшие когда-то. Но сейчас проблем у него не было никаких. То есть, абсолютно никаких. Была преуспевающая фирма, внизу стоял автомобиль с охраной, его ждала хорошенькая девушка. Он недавно купил ей квартиру недалеко отсюда - в самом центре Москвы и теперь часто оставался у нее. Он вспомнил - тогда тоже шел первый снег. Он так радовался. Как младенец! Смешно подумать - он отмечал свой первый миллион! Собрал друзей. Не говорил причины, просто позвал всех в шикарный ресторан. Потом снял частный самолет и со своей подругой, тогда еще другой, улетел на море, где их ждала яхта, и они вдвоем болтались по Средиземному морю. Целый месяц между двумя материками переплывали от города к острову, от Канар до Монако. И тратили, и тратили. Какое-то ребячество… Тогда было как-то веселее. Конечно, оставил там большую часть того, что заработал, но очень скоро все наверстал. Это было так давно... К десятому миллиону уже отнесся спокойнее. Когда их на его счетах обозначилось цифрой сто - просто констатировал сей факт, как должное. Хотел ли он что-нибудь сейчас? Он не знал. Но знал точно, что сможет позволить себе все. Даже полет в космос. Но туда он пока не хотел. А снег за окном все падал и падал, заметая собой старинные особняки, новенькие дорогие автомобили, стоящие на улице, и эту серую, булыжную мостовую. Снова кто-то постучался к нему в кабинет. Шла нормальная работа. Эта рутина последние дни особенно затягивала. Постоянно заходили какие-то люди, что-то уточняли, приносили на подпись. Но, скоро будет объявлен тендер. И если он его выиграет, а он обязательно его выиграет - заработает приличный заказ на годы вперед и очень хорошие деньги. Еще пару дней - они подадут эту заявку, и можно будет куда-нибудь сбежать ненадолго. Куда-нибудь подальше. - Брать ее с собой или ехать одному? – подумал он. - С ней пока было очень хорошо и не скучно... Его мысли отвлек вызов секретаря. - Вас спрашивает директор фирмы ... соединять? Он задумался. Не время сейчас вспоминать прошлое и общаться со старыми друзьями. Снова будет что-нибудь просить. Да и что такое теперь это – дружба? Это был его старый друг еще со студенческих времен. Но сначала друзья, потом партнеры. Деньги. Куда-то все девается, как сквозь песок. То ли дело - тогда, на втором курсе. В стареньких рваных джинсах они сидели во время лекции в пивной, куда вытащили почти всю свою группу. Между тарелок с креветками лежал их журнал посещаемости, и они в нем отмечали, как прогул, всех девиц, которые с ними сюда не пришли. А потом скандал, и в кабинете декана с этим заляпанным журналом в руках они стояли, друг друга выгораживая. А потом одна девчонка на двоих – и, конечно, она выбирает только одного и выходит за него - за его друга. А он все им прощает. Вот тогда была дружба. А теперь эта дружба - пережиток юности. Для взрослого, богатого, сильного мужика, вообще, не должно существовать такого понятия. Теперь партнеры, любовницы, клиенты. Все, что не имеет своей цены, теряет смысл. И он знал, что абсолютно прав. Правда, как-то скучно. Может, действительно, слетать в космос… - Так Вас соединять? – голос секретарши вновь вернул его к действительности: “Ах, да - друг. Ну, конечно, он все сделает для друга”. - Ладно, соединяй. - Привет, старик. Голос на том конце провода был дружески-заискивающий. - Ты пропал, совсем не звонишь. Пора встретиться. - Давай через пару недель, или лучше - после Рождества. Сейчас много дел, а в праздники пообщаемся. – Он действительно был сейчас занят и не кривил душой. - Ты уверен, что не найдешь и часа для меня? - Что-то срочное? Просто не хотелось на бегу, - но друг настаивал. - Ну, как сказать. Не хотелось по телефону... Впрочем, ладно... Я слышал, ты подаешь заявку на этот январский тендер? - Конечно. Уже все готово, – ответил он. Возникла небольшая пауза и затем его друг продолжил. - Я никогда тебя ни о чем не просил. Сейчас тот самый случай... Ты не мог бы отдать его мне... Понимаешь, с тех пор, как я открыл свое дело… отдельное от твоего… я, наконец, смогу выполнить такой заказ… - Старик, ну ты же понимаешь, что это бизнес. И моя фирма несколько месяцев работала на этот тендер. Я не знаю, что тебе сказать? – он был очень удивлен такому повороту событий, отвечал мягко, но был непреклонен. - Ты знаешь, - настаивал его друг. - Если ты мне дашь этот шанс, я сразу раскручу свое производство. Понимаю, что прошу о многом, но для тебя пропустить этот заказ не фатально, а для меня это старт. Как полет в космос! Что скажешь? Тот был очень настойчив, и приходилось продолжать этот дурацкий разговор. - Старик, я знаю, что скажу, но не знаю, как это сделать, чтобы ты не обиделся. Если бы ты попросил месяца на два раньше, тогда конечно... – лукавил он. - Извини. Сейчас это уже невозможно. Слишком много вложил... - Но мой проект будет лучше. А сколько вложил ты в тот карман, ты мне скажешь. Я тебе немного позже обязательно верну. - Ну, это уже хамство, - подумал он и вслух произнес. - Извини, но в этой жизни лучший проект всегда будет за мной. Привет жене... Он повесил трубку и подумал, - как ему все надоели! Нет, пожалуй, поедет один. Ее возьмет в следующий раз. А с ним как-нибудь поговорит - все утрясется. Нельзя же от него требовать невозможного! Всему есть предел - он же не просит одолжить у того его жену… 4 Они сидели на просторной веранде ее квартиры на последнем этаже. Отсюда открывался панорамный вид на Лужники и Университет. По другую сторону виден был Белый дом, а еще немного дальше белел гигантской каменной глыбой храм Христа Спасителя. Он был похож на огромный сугроб с золотыми луковками наверху. Кое-где торчали макушки новогодних елок. Был снежный сырой декабрь. Снег лежал повсюду, и даже на веранде. Только два пластиковых стула, такой же столик, и они вдвоем. Как на высокой заснеженной горе. - Тебе не холодно? - спросил он, плеснув ей в стакан немного виски. - С тобой нет, - ответила она, кутаясь в большой теплый плед, отпивая небольшой глоток. - Мы поедем на Рождество в Пиренеи, – сказал он и тоже сделал глоток виски... - Милый, мне с тобой везде хорошо. Но ты же знаешь, что я терпеть не могу горные лыжи, падать на попу и катиться с горы, а потом вставать и снова падать. Он не ожидал такой реакции и, вообще, не терпел отказа, поэтому удивился, и не понимал - другая была бы счастлива на ее месте. - Ну, ты сможешь пройтись по магазинам, мы съездим на экскурсии – все, что угодно, – произнес он. - Я люблю море! Люблю тепло! Когда солнышко, и вокруг все голые, - она натянула плед на голову, и теперь из-под него выглядывал только ее хорошенький носик. - Но я катаюсь и не могу пропустить сезон, – ответил он. - Значит, придется торчать в отеле, пока ты катаешься... Конечно, милый, я согласна, - вздохнула девушка. Теперь она смиренно сидела, покачиваясь на холодном пластиковом стуле, как закутанная кукла, а стаканчик с ледяными виски тоже покачивался в ее руке. Виски было очень крепким, холодным, но замерзнуть не могло. Оно просто не умело этого делать. - Тогда оставайся, я поеду один, – отрезал он. - И я поеду одна, – неожиданно встрепенулась она. - Нет, мы с подругой полетим на Тенерифе. - А что там делать? - удивился он. - Там сейчас двадцать пять, а что нам делать, мы придумаем. Заберемся на Тейд, будем встречать восход солнца. Ты в прошлый раз меня не взял с собой, теперь я тебя не возьму. Хорошо, милый? Ему было неприятно, что она самостоятельно выбрала свой маршрут. Сделала это без его ведома. Но виду не подавал. И на мгновение показалось, что так будет даже лучше. Или, скорее, поймал себя на мысли, что ему все равно. Но тогда, зачем все это и зачем ему она? - Да, конечно, - ответил равнодушно он и сделал большой глоток. Виски приятно обожгло горло и согрело его изнутри. Ему стало хорошо и тепло. - Замечательный напиток, - подумал он. – Вот что по-настоящему может дать столько тепла, которого иногда не хватает. - Ну, не обижайся, это ведь ты не хочешь везти меня на море, - спохватилась она. - Все, решили. - Как твой тендер? – перевела она тему разговора. - Приеду, разыграем. Как всегда, все нормально. - Как твой друг? – участливо и со вниманием спросила она, словно почувствовала это безразличие и хотела загладить вину. - В пролете, - ответил он, - ничего, позлится и перестанет… Она помолчала немного, стащила со своей головы плед и серьезно посмотрела на него. - Ты любишь свою девочку? – неожиданно спросила она, внимательно посмотрев ему прямо в глаза. А в ее глазах затаился этот детский вопрос, она смотрела, ждала от него ответа, словно что-то себе загадала… Он с удивлением посмотрел на нее. Об этом они никогда раньше не разговаривали. Да, и нужно ли говорить на такую бессмысленную тему. - Терпеть не могу, – улыбнулся он. - Тогда не моги в тепле, я уже замерзла. И она обняла его, как всегда ласково и нежно… Они ушли, а на пластиковом столике остались недопитыми два стаканчика с виски. Им не было холодно, они не могли замерзнуть. Они просто не умели этого делать… 5 Самолет оторвался от взлетной полосы, прорезая толщу бесконечного серого неба и, наконец, яркое солнце осветило его борт. Он не видел целый месяц этого солнца. И никто его не видел. Его просто не было над тем городом, откуда он улетал. Огромная туча висела весь этот декабрь и закрывала его собой. И вот, наконец, снова оно - теплое и яркое. - Месье летит один? Как Ваша жена, как настроение? Он летел в Барселону, но стюард этого маленького частного самолета был французом. - Спасибо, Франсуа. Все нормально. Как погода в Испании? - Плюс восемнадцать. - А снег? - Для Вас, месье, выпадет. Он почему-то очень любил этот маршрут. Когда покидаешь страну, где он жил и делал деньги, потом влетаешь сюда, где все как-то иначе, чувствуешь себя совсем другим человеком. Можно спокойно, оставив охрану в Москве, и, приземлившись, взять в аэропорту машину и ехать куда угодно. Он любил этот перелет. Все земное оставалось где-то внизу, а здесь можно подумать о чем угодно, о любой глупости. Франсуа. Снова Франсуа. Франсуа Винсент… С тех пор он не вспоминал об этом. - Что это было? ... Скоро появятся горы. Австрия. Швейцария. Женевское озеро. Всё, как на ладони. И, наконец, Франция! Он всегда с трепетом влетал в эту страну. Но в Альпах катался редко. Почему-то больше любил Пиренеи. Его партнеры по бизнесу удивлялись. Андорра - это прошлый век. Куршевель, Давос – вот, где основной тусняк! Но он спокойно пролетал эти горы и дальше поля, и холмы Франции, а потом снова горы. Все это его очень волновало, как новое знакомство, как далекое детство. Сколько здесь ни летал - привыкнуть не мог. И только на этом небе, над этими равнинами и холмами чувствовал себя, - внезапно подумал он, - как дома… - 6 - Испания встречала его очень теплым, совсем не зимним днем. - Вот ведь бывают места на земле, где всегда светит солнце, - подумал он, выходя из самолета. Все формальности заняли немного времени. И вот он уже сидит в каком-то автомобиле и мчится, куда глаза глядят. А глаза его смотрели на север - поближе к горнолыжным стоянкам. Весь туристический народ обычно стремится в Андорру, и многие, особенно иностранцы, не догадываются, что поблизости, в каких-то 20-30 километрах, находится множество самых замечательных мест, где не так много народу, но отличное катание и потрясающие виды с вершин гор. Там даже расположены королевские курорты. Он ехал по долине. Эти бескрайние поля волновали его. Иногда хотелось вот так, без остановки, ехать и ехать сотни километров в неизвестность. Иногда он так и делал. И сейчас, когда добрался до одного из своих любимых мест на горе, поняв, что весь снег остался в Москве, не пожалел, что не отправился на Тенерифе, где океан и "все голые". Переночевав в отеле, бросив там свой багаж, он отправился на машине колесить по этим полям. Три дня болтался по равнинной местности. Останавливался в каких-то придорожных отелях. Ел в каких-то ресторанах. И снова чувствовал себя, как дома. Вернувшись в отель, так и не найдя на горе снега, а только маленькие лысые площадки жалкой белой крупицы, насыпанной снеговыми пушками, а вокруг на этом солнце целые склоны зеленой травы, он решил поехать на экскурсию. Выбрав в каком-то агентстве группу с английским гидом, поскольку другого языка не знал, он на завтра купил небольшой тур во Францию - по замкам и поместьям Тулузы. Почему бы и нет… 7 Группа состояла, в основном, из англичан, еще было несколько немцев, которые постоянно что-то ели и кормили своих детей. Автобус вез их сначала по горам, а потом снова начиналась равнина. Раньше в этой Гасконской местности он никогда не бывал и теперь, глядя в окно, не мог оторваться от этого зрелища. У него было такое же чувство, которое он ощущал однажды, уже став взрослым. Как-то он поехал в город, где родился и провел раннее детство. Сначала это было волнение от самого приближения к этому городу, потом району, где когда-то жил, ходил в школу, играл во дворе с мальчишками. И вот уже начинается эта длинная улица, в конце которой был дом его детства. Этот дом - он стал меньше, наверное, потому, что он сам подрос и стал больше. Его двор. Деревце, которое однажды посадил. Оно теперь такое высокое! Подъезд. Вбегаешь на свой этаж и, наконец, квартира! Дверь заперта! Сейчас перед ним она закрыта, но все свое детство он тысячи раз ее открывал и проходил туда, дальше, в свою комнату. О чем он думает? Отсюда тысячи километров до его детства. Но все равно не может оторваться от этой дороги и этих полей. Они выходят и осматривают какие-то замки. Испанский гид плохонько говорит по-английски, но здесь, он получает какое-то немыслимое удовольствие от этого скромного сервиса, старенького автобуса. От какого-то обеда, где самые простые блюда были такими вкусными. «Какое-то детство», - подумал он. Хорошо, что его девчонка где-то там, на Тенерифе, сидит в своем шикарном отеле и не видит его таким восторженным придурком. Хотя - какая разница... Они осмотрели несколько замков вокруг Тулузы, и уже было пора возвращаться назад. Оставалось последнее место. Они выбрались из автобуса и начали от долгого сидения и тряски разминать свои конечности. А гид тем временем рассказывала, что этот последний замок очень старенький и почти совсем развалился. Но, несомненно, это достопримечательность средневекового зодчества... Там жил какой-то древний род... И сейчас, несмотря на свой вид, это строение хорошо передает атмосферу... 8 - Простите, синьор, мы уезжаем... - Так Вы отстанете. Прошу всех в автобус... - Кабальеро, мы отправляемся назад в Испанию... - Вы меня слышите? ... - Синьор, пойдемте в автобус… Ее настойчивые просьбы, наконец, дошли до него, на что он ответил: - Я остаюсь. - Где? Здесь? – гид была в замешательстве. - Да, здесь! - Но я не могу Вас бросить здесь одного... Что-то случилось? - Оставьте меня в покое. Она растерянно огляделась по сторонам и предложила: - Ну, хорошо, давайте мы довезем Вас хотя бы до ближайшего городка. Это в пяти километрах отсюда. - Спасибо, я доберусь сам. Она была озадачена и не понимала. И чем больше не понимала, тем настойчивее убеждала его. - Но здесь не ездит никакой транспорт, как Вы выберетесь? - Я дойду пешком… Езжайте... Адьюс… - Адьюс, синьор... Вы уверены? – она снова сделала попытку спасти и увезти отсюда этого странного человека. - Да! Черт возьми! - сказал он по-русски. И тогда она, наконец, от него отстала. Он стоял на старой булыжной мостовой, умытой утренним дождем и сверкающей на солнце. Она блестела, и этот свет слепил ему глаза. Он знал здесь каждый камень, каждую расщелину между ними. Напротив него был старый развалившийся замок, забор был разломан, крыша зияла провалами. Стены были покрыты зеленым мхом. А наверху одной сохранившейся башенки гордо сиял старинный бронзовый герб. И на нем готическим шрифтом были выбиты две литеры: FV Он пробрался сквозь развалины забора и заглянул внутрь. - Все, как когда-то... Ничего не изменилось, - бормотал он. Где-то здесь была та дверь, через которую он проходил к себе когда-то в детстве. Он пролез внутрь сквозь какой-то зияющий проем. Крыша местами отсутствовала, он рисковал, что на него свалится что-нибудь сверху, но это его почему-то мало беспокоило. Он переходил из комнаты в комнату, из зала в зал. Трогал стены. Бормотал. - Все, как и прежде... Потом сел в какой-то большой комнате на большую каменную скамью. Долго сидел так, дышал этим воздухом, потом закрыл глаза и как будто растворился в этом пространстве. Свет освещал эти помещения сквозь дыры в потолке и стенах. И эти голые каменные стены словно обнимали его и защищали своей толщей от всего того, что было снаружи. Потом, как бы очнувшись от этого обморока, он вышел наружу и посмотрел перед собой вдаль. Теперь с какой-то неотвратимостью его тянуло туда - напротив. Он перешел через эту мостовую, где начинался тоже очень старый забор, но в нем не было ни единой дыры. Вдалеке стоял не очень большой, но тоже старинный дом. Он и приковывал к себе все его внимание. Он трогал руками стены этого забора, ходил вдоль него и не мог оторвать взгляда от того маленького старого дома. Там, похоже, жили люди. Вдалеке одиноко ходила лошадь и ела траву. Он не мог туда перебраться, и снова ходил по этой мостовой, разглядывая камни и все вокруг... 9 Он снова находился в своем испанском отеле. Сегодня прошел пять километров от тех развалин пешком до ближайшего городка. Пока шел, не понимал, что с ним произошло, и это бесило его. Всему должно быть какое-то объяснение! Раздражал французский таксист, который, не говоря по-английски ни слова, не понимал, почему нужно 200 километров ехать на такси. Но когда увидел в его руке пятисотенные купюры, пожалел, что не учил русский язык. Сразу стал все понимать и довез его до отеля. Следующим утром он проснулся в дурном настроении. Что-то не давало покоя. - Чего он бесится? Чего боится? Да, и не боится он ничего. Взрослый, сильный, умный мужик. Чего бояться? Ну, не понимает он того, что произошло с ним. Наплевать и забыть. Он не псих. И вообще... что-то он расслабился. Если не может объяснить, значит нужно просто забыть. Действительно, нужно было ехать в Куршевель или куда-нибудь на сафари в Африку. Убить льва, полетать на вертолете над саванной, искупаться в океане. Его девчонка была бы счастлива. Давно он не был так взбешен. Ее телефон не отвечал. - И еще смеет не брать “трубку” на пляж, когда он звонит, - продолжал изводить он себя. Позвонил своему помощнику в офис. - Как дела? - Нормально, шеф. - Я звоню не для того, чтобы слышать твое "нормально". Как дела? - Понимаете… Наступила дурацкая пауза. Его зам всегда с трудом “поднимал” и выговаривал слова, когда возникали проблемы, словно эти его слова что-то весили. - Ну, давай не тяни, - поторопил он его. - Поступила информация, что у Вашего, ну как сказать, ... друга неплохой проект. И мэрия им заинтересовалась. - Мэрия - это не красные стены, а живые люди. - Вот и я шеф об этом же говорю. Нужно решать этот вопрос. - Так решайте! Зам снова замялся. - Ну, я хотел прежде посоветоваться. Этот парень, который у нас, ... простите, у Вас раньше работал, вроде бы Ваш друг. - Так, понятно. Без меня никак. Вечером буду. - Ну, почему, никак... - Я сказал, вечером буду. Закажи самолет. Через три часа приеду в аэропорт. Все. Он бросил машину в отеле. Отзвонил в рент-э-кар, чтобы ее забрали. Больше не хотел болтаться по этим дорогам. Заказал такси и уехал в аэропорт. Москва не принимала. Там висела та, дурацкая туча, и не давала самолетам садиться. Он долго ругался с дирекцией аэропорта, чтобы его отправили. Наконец, настоял на своем. Снова его удобный салон и этот стюард – француз. - Привет, Франсуа. - Здравствуйте, месье. У нас нет гарантии, что Москва принимает. - Вот и этот его сегодня решил “доставать” своими проблемами. Ну, что за день? – подумал он. - Франсуа, Москва меня примет всегда. Я ей нужен... А почему тебя так назвали? - почему-то спросил он его. - Месье, меня назвали так в честь моего деда. А моего деда, в честь его деда. - Вы, французы, очень последовательны. - Нет, месье, просто мы уважаем своих предков. Он больше не смотрел в окно. И вообще, когда он возвращался, никогда не смотрел в окно самолета. Задернул шторку и спал. Москва не принимала. - Как легко было улететь от нее, а теперь она не принимала, - подумал он. Топливо еще оставалось, и они, почти долетев до Санкт-Петербурга и узнав, что, наконец, самолеты начали садиться в Шереметьево, развернулись и пошли обратно в столицу. Со второго, с третьего захода, наконец, приземлились. - В офис, - приказал он. - Шеф, время шесть вечера, поздновато. Его помощник вежливо встречал раздражение своего шефа и его самого. - Я сказал в офис. Что еще нового? - Понимаете... Опять! …Опять это понимаете! - Что еще? – произнес он вслух. Дурацкая привычка замалчивать проблемы и потом вываливать все сразу. Да, и какие могли быть у него проблемы? - подумал он. - Когда я провожал Вашу девушку в аэропорт... - Ну? - Я не хотел говорить, пока Вы были в поездке. В общем, когда она прошла регистрацию и сдала багаж... - Ну, дальше? - Дальше ее ждал ... какой-то парень... - Так... Ну и что? Может быть, случайность, какой-то… старый знакомый, случайно встретились? Тоже летел куда-то?... Нужно было прозвонить отель. - Прозвонил. - И что? - Номер зарегистрирован на две фамилии... Небольшая пауза повисла в салоне его автомобиля. Шеф, я пробил его координаты - дать? - Не надо! ... Подружка! - подумал он... – Я покажу тебе подружку и Тенерифе, и рассвет на Тейде устрою такой, что мало не покажется… - Заблокируй ее кредитку, – сказал он заму. - Да, шеф, сейчас позвоню в банк. - Действительно, что-то я расслабился. Давно такого не было, - подумал он. - Ну, что же, поиграем! 10 - Привет, крыша неба московского. - Давно ты меня так не называл. Это был его старый знакомый. Знакомый, без которых в делах не обходится. Стоит позволить себе пренебречь подобными связями, и твой бизнес полетит ко всем чертям и ты следом… - Я пью виски и звоню тебе. Почему для меня погода нелетная? Почему меня плохо встречают? - Что случилось? - А ты не знаешь? Надел дорогой костюмчик, мой галстук и забыл о моих делах? Когда мы тебя сажали в это кресло, ты одевался по-другому. Так кто у вас там заинтересовался ЕГО проектом? Они оба прекрасно понимали друг друга, и не надо было говорить лишних слов. Это был человек дела. Его дела и дела многих, таких же, как он сам. Он помогал, прикрывал, сводил, решая многие вопросы. И тогда они не превращались в проблемы. Таков закон бизнеса. - Я в курсе твоих дел. Но вроде бы, когда ты меня с НИМ знакомил, разговор был другой? Ты же просил помогать человеку? - Значит, так. Тендер через неделю. Приостанови его дела, пришли гостей из своих служб, ну так, немного попугай, арестуй счета, а дней через десять извинись. Короче, сам знаешь, тебя учить не надо. - Да, давненько мы не толкались лбами! Эх, лихие девяностые! - обрадовался его собеседник. - Соскучился? Давай, приезжай ко мне в офис. Посидим. - Ужин за тобой? – спросил тот. - Закажу. Давай уже. Галстук можешь не надевать. 11 И почему он так вчера напился? Все было под контролем. И уже давно не могло быть иначе. Ночью прямо из офиса он поехал в свой клуб. - Виски, - коротко бросил он официанту. - Вы же знаете - у нас нет спиртного. Вы сами когда-то на этом настаивали. - Я сказал виски, - повторил он голосом, не терпящим возражений. У него были некоторые акции этого элитного клуба, и он одно время деятельно принимал участие в его жизни... От нечего делать… - Да, конечно, сейчас выполним Ваш заказ, - развел руками официант. Ему принесли стакан со льдом и коричневой жидкостью. Он моментально выпил и попросил еще. Он сидел в одних плавках в баре спортивного клуба. Напротив него сидела симпатичная юная блондинка. Очень симпатичная и очень юная. Она смотрела на него откровенно, и ее глаза пронзали его своим зеленым блеском. - Вы не хотите мне заказать сок? - спросила она, присев к нему за столик. - Поехали. - Куда? - спокойно уточнила она. - К тебе. Сегодня он не мог возвращаться в свой огромный пустой дом. Так коротко он еще никогда не общался с женщиной. Хотя какая разница - одна блондинка или другая... И все-таки та предыдущая была лучше. Намного лучше. - Дура! - подумал он. - Она просто дура! И снова не мог понять, чего ей не хватало? Какая-то полоса. Какое-то время вопросов без ответа. 12 В офисе его помощник подробно расспрашивал. - Завтра тендер. Вы не хотите задержаться еще хотя бы на один день? - У нас нет проблем. У тебя есть право подписи. Приедешь, распишешься и все, - ответил он. - А конкуренты? - У меня нет конкурентов! Утром я улетаю. На девять, нет, на восемь утра закажешь самолет…. Что ты на меня смотришь! Повторяю, я улетаю! - Конечно, шеф. Я все сделаю. И снова взлет. И снова эта серая туча осталась где-то внизу, а сверху только небо и солнце. Теплое, ласковое солнце. - Франсуа, дайте мне ноутбук. - Месье решил поселиться в воздухе или там у нас, в горах? Мы вам снова очень рады! - Франсуа, дайте мне ноутбук! – перебил он его. Он не хотел вести праздных бесед со стюардом. Сейчас его интересовало совсем другое. Почему? Зачем он снова летит туда? Нужно отвечать на вопросы, пока у тебя нет на них ответа. В Интернете нашел древний род этих Винсент. Какая-то ветвь, которая еще в средние века начиналась от испанских королевских персон. Потом обжились здесь - в Гаскони. Ну и что? Но были еще факты, о которых он подумал. Почему-то на этой высоте лучше думается о всякой ерунде. И теперь он вспоминал… Его любимой забавой в детстве была игра с консервной банкой. Дети бросали свои палки, как в городках, в жестянку, стоящую поодаль. Кто собьет, становится на ее защиту, и потом, если коснется противника, тот убит. И так можно убить всех, если умеешь фехтовать. То есть, обыкновенное фехтование. Обыкновенное? А почему он был лучшим в этой игре? Он что, учился фехтованию? А его руки откуда-то знали все эти выпады и движения? А эти лошади? Он всегда смотрел на них и думал, что с первого раза сядет верхом и сразу поедет. И однажды сел. Ему хотели объяснить, как трогать с места, как останавливать. Хотели провести первый раз за узду. Но было поздно - он сел и сразу поехал. И оторвался от всех. А потом так же легко, промчавшись круг, остановив лошадь, соскочил с нее, как будто делал это каждый день. А тяга к этому региону? А то, что он увидел, и что потрясло его? Как это все понимать? - И это факты? - спрашивал он себя. - Это полный бред! А то, что он уже целую неделю не мог думать ни о чем другом - это тоже бред? А то, что в день, когда такое важное дело решалось там, в Москве, дело, на которое он работал последние полгода, а теперь улетал, это что? И только вспоминал тот замок, герб на башенке и особенно тот маленький старинный дом напротив. Кто там жил? Пока он не прояснит все, не успокоится. И теперь он летел туда, чтобы ответить на все эти вопросы. 13 На этот раз он остановился в лучшем отеле Ла Веллы - столицы княжества Андорра. Не стал добираться до нее сам - заказал трансфер. Машину завтра возьмет в аренду прямо здесь, на горе. Конечно, можно было прилететь прямиком в Тулузу, но почему-то решил пока держаться подальше от тех мест. И насколько его тянуло туда - настолько же он волновался и опасался чего-то. Сначала подумал, что прямо сегодня и отправится. Но снега навалило столько, что добрался до отеля лишь к вечеру. Водитель поднял его чемодан в номер, а он сам пошел гулять по городу, вытянутому по дну длинного горного ущелья. Вокруг сновали люди с лыжами на плечах, ехали машины, забитые снаряжением. Лыжный сезон начался. Сейчас никаких лыж - завтра он съездит туда, все выяснит, поставит для себя точку и закончит этот бред, а потом будут лыжи. Может даже перелетит в Альпы. Трус! - подумал он. - Чего ты боишься? Зачем куда-то бежать? Получай удовольствие от жизни. Ты на курорте. Но он почему-то волновался, предвидя эту поездку, сам не понимая почему. - Завтра съезжу, а потом лыжи в руки, себя в охапку и на гору. Наутро у ворот отеля его ждал автомобиль. Водителя теперь он не взял, подумав, что это дело он должен закончить один на один. И вот уже спускается с заснеженных гор по жуткому серпантину в долину. Насколько в Испании была короткая и легкая дорога в эти горы - тоннель за тоннелем - настолько же тяжело было спускаться с этих гор здесь, на территории Франции. Поворот за поворотом, где-то знак предупреждал о нем, а где-то приходилось только догадываться. - Дикие места, - подумал он. Но вон уже развернулось перед ним полотно этой бесконечной зеленой долины, и он, словно ребенок, уже не мог не замечать красоты этих мест. И то ощущение, которое, схватило его за горло и, преследуя, не отпускало всю ту прошлую неделю и гнало сюда, наконец, оставило его в покое. Оно осталось там, позади, за горами, в аэропорту, в Москве, в его офисе. А здесь он снова дышал глубоко свободной грудью, и уже не помнил ни о чем. Просто спускался куда-то вниз, в бесконечность долины, зияющей вдалеке неизвестностью и пахнущей удивительным ароматом французской провинции… С удивлением заметил, что совсем не пользовался картой. Этот навигатор засел где-то в его голове и направлял машину на северо-восток, где уже не оставалось и намека на те сугробы в горах - только зеленые холмы и жаркое солнце над головой. 14 Машину он бросил прямо посреди булыжной мостовой. Посмотрел на старый разрушенный замок, о котором, наверное, знал все. Герб с литерами FV был на месте и, глядя на него, он почувствовал какую-то уверенность. Почти как в своем офисе, - подумал он, - где был, как у себя дома. Но сейчас его притягивало туда, за эту ограду напротив, где он должен был что-то разыскать… увидеть… понять... и остановить это наваждение… Сегодня там не было никаких признаков жизни, и он пошел вдоль старого забора, ища хоть какую-нибудь лазейку. Наконец, не выдержав, перелез через эту каменную ограду, пролеты которой оплетали старые чугунные лепестки узоров и представляли собой несложную для него преграду. Огляделся, спрыгнув с него на траву. Он искал то, чего не знал сам. Стоял, смотрел на этот дом и, наконец, направился прямиком к нему. И вдруг навстречу, из ниоткуда – из-за дома или из лучей этого яркого солнца, возникло очертание всадника, которое летело прямо на него, быстро увеличиваясь в размерах. И снова топот конских копыт!... Лошадь остановилась всего в каких-то сантиметрах от него, а наездник, вернее наездница, едва удерживала свое упрямое животное. Он не видел этого лица. Ее голова загораживала ему солнце, и эти черные распущенные волосы обрамляли ее, переливаясь в ярких лучах. - Что Вы здесь делаете? Это частная территория! - ее голос был немного низким, настойчивым и не терпел возражений, требуя немедленного ответа. Он немного растерялся, но потом сделал шаг в сторону, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Это была очень молодая девушка, загорелая кожа придавала мужественность юной фигурке, а гасконский акцент делал ее голос еще более решительным. Он невольно залюбовался. Ее черные длинные волосы развевались на ветру, и он не мог оторвать от них своего взгляда. Нет, она не была красива. И, вообще, красивее русских женщин он не встречал. Но каждую француженку всегда выделяет какая-то мелочь, которая делает ее неповторимой. И эти две тоненькие косички по краям, которые она заплетала, наверное, чтобы волосы не закрывали ее лоб и глаза, делали ее совсем ребенком, милым и обаятельным. И поэтому, не будучи красивой, она была красива очень! Ему даже показалось на мгновение, что эта девушка кого-то ему напоминает... - Месье, я повторяю свой вопрос. Как Вы здесь оказались? - Простите. Я очень неловко махнул рукой, и мои часы отлетели сюда на Ваш газон, – нашелся он. - Вы что там играли в гольф, и теперь ищете свои часы в доброй сотне метров оттуда? Ему нечего было возразить. - Может быть, попросить полицию помочь Вам поискать Ваши часы, которые, кстати, на Вашей руке? Или Вы обычно носите две пары? - Нет-нет. Я уже их разыскал и удаляюсь. Но он стоял и не мог сдвинуться с места... - Месье, Вы уверены, что Вы удаляетесь? Она издевалась! Она была на своей территории, и конечно ей было легче, чем ему, и она издевалась. Хотя делала это незлобно и даже с каким-то интересом и удовольствием, совсем его не боясь. - Мадмуазель, сегодня очень жарко, я не рассчитал с одеждой и ... не дадите ли Вы мне воды? Она с удовольствием отметила его находчивость. Видимо, ей тоже стал интересен этот человек, и она не хотела так сразу его отпускать. - Да, вашему наряду не достает только лыж и палок. С какой горы вы спустились? Но этот вопрос не требовал ответа. - Пойдемте. Девушка махнула рукой, приглашая его за собой. Ее лошадь, наконец, сорвалась с места. Ей не терпелось унести свою хозяйку от этого человека. И он следом за ними пошел к столь желанному дому. Она изящно спрыгнула с лошади, шлепнула ее по крупу, и та унеслась восвояси… Он стоял, держа кружку с водой в руках, и смотрел на этот дом. Он тоже был знаком ему до мелочей. - Куда Вы направлялись? - спросила она. - Сюда, - не думая, ответил он. - Сюда? - ее черные брови взметнулись кверху и изогнулись в изящную черную линию. - Ах, да, Вы, наверное, турист? Сюда иногда привозят туристов посмотреть на тот замок. - Он принадлежал семье Винсент? – неожиданно для себя задал он этот вопрос. - Да, но этот древний род растворился во времени, и только сохранились эти развалины. - Но вашему дому тоже немало лет? – продолжил он. - Столетий. Здесь жили мои предки и сто, и двести, и даже триста лет назад. - Родовое гнездо? Она снова изогнула свои красивые брови в ожидании подвоха. Он тут же попытался загладить свою нескромность. - У Вас здесь разводят лошадей? - Да, у меня небольшая ферма. И сотни лет на этой земле мы разводим лошадей. Он стоял с пустой кружкой и снова не знал, что сказать. Но его притягивал этот старый дом. - Вы здесь одни? – нашелся он. - Ну, почему, у меня есть старый конюх, раз в неделю приходит садовник. Мне одной не справиться… Он снова молчал и тупо смотрел на нее, на дом, на эту кружку. И куда делся тот уверенный в себе мужчина, на которого там, в той жизни, все женщины смотрели с большим интересом, а он без труда подбирал слова. А теперь вот терялся, не зная, что сказать. Но уже видел, что ей тоже почему-то не хотелось так просто отпускать его. Как будто какой-то мостик возник между ними, и никто не решался сделать этот следующий шаг. Поэтому был очень благодарен ей за ее вопрос. - Вы голодны? ... А знаете что? Я как раз собиралась обедать. Хотите, я Вас накормлю? - неожиданно выручила его она. Они прошли в тот дом, куда он так стремился, зачем-то пролетев четыре тысячи километров. И теперь он находился здесь. Старые каменные стены хорошо удерживали прохладу. Там, на солнце, в его одежде ему было нестерпимо жарко, а здесь стало очень хорошо и уютно. Дом изнутри казался больше, чем снаружи. Какие-то коридоры, ведущие из этой гостиной в невидимые комнаты, лестница, уходящая наверх, на второй этаж, и картины... На всех стенах старинные картины. На них какие-то люди в причудливых нарядах. - Вы не теряетесь здесь одна в таком доме? - Я не одна, - отвечала она, ставя на стол какую-то нехитрую еду. - Посмотрите, сколько их здесь. Это все наше семейство. - Можно я посмотрю? Он встал со стула и, не дожидаясь разрешения, пошел по этим коридорам, разглядывая картины. Он не разбирался в портретном искусстве и, наверное, картины этих художников, рисовавших ее предков, не висят в Лувре. Но все эти лица были очень выразительны и передавали дух той эпохи. Многие мужчины были с оружием, в каких-то военных одеяниях, и ему казалось, что попал в настоящий музей. - Все готово. - Хозяйка положила еду на тарелки, улыбнулась своими детскими глазами и пригласила к столу. Раньше ему подавали блюда, а здесь была просто еда. И на мгновение ему показались эти глаза такими родными. Захотелось, чтобы эти загорелые красивые руки каждый день клали эту еду ему на тарелку. Все равно, какую еду... И как будто он уже сидел когда-то за этим столом и такая же, нет, не эта, но очень на нее похожая девушка, находилась рядом. Сидела, улыбалась и смотрела, как он ест... Вдруг взгляд его упал на одну из картин. - Гаспар! - Что? … Откуда Вы знаете, как его зовут? Он оцепенел. Он не мог пошевельнуться. Он нашел то, зачем сюда летел и ехал, и лез через тот забор. Девушка смотрела на него со страхом и не понимала. Он не хотел ее пугать, хотя сам по настоящему был напуган... И этот портрет рядом. Он снова ничего не понимал. Ее звали Мариэтт. Он знал это точно. И очень хорошо помнил ее, это лицо, даже ту брошь на ее платье и кольцо на юной руке... Наконец он справился с собой. - Просто лицо этого человека напомнило мне одного моего знакомого. Его зовут Гаспар. - Вот совпадение! Это мой далекий предок. Портрет конца семнадцатого века. Садитесь за стол, – пригласила она и села напротив. - А Вы что-нибудь можете рассказать про него? – спросил он, усаживаясь. - Я знаю очень мало. Мои родители рассказывали о его печальной судьбе. Он прожил совсем немного. Не успел жениться и завести семью. А когда ему не было и тридцати, он поехал на охоту и случайно упал с высокого обрыва. Разбился насмерть. Тот обрыв невдалеке отсюда, он даже виден от моих ворот. - А эта девушка рядом с ним? Кто она? - Ее звали, так же, как и меня, Мари. Это его сестра. На этой картине ей всего семнадцать лет. И она был написана, видимо, незадолго до того несчастного случая. А когда все произошло, и она осталась одна... Девушка уехала в какой-то монастырь, и больше о ней никто ничего не слышал… Возникла небольшая пауза, и, пока он переваривал ее слова, она обратилась к нему. - А, теперь, можно спросить Вас? - сказала она. - Да, конечно, – ответил он. - Вы бельгиец или из Швейцарии? - С чего вы взяли? Я русский. - Вы русский? - А что в этом удивительного? - он пришел в себя и понял, что проголодался и начал есть. А когда он нервничал, он всегда ел. Все равно что - главное набивать свой рот едой и жевать. Какая-то дурацкая привычка. - Ну, тогда Вы изучали французский язык, наверное, в каком-то монастыре? У Вас такое удивительное произношение... - Что??? - и тут вся эта еда, которую он не успел прожевать, встала поперек горла и уже летела прямиком в его легкие. Он задыхался... Она подбежала и стучала своими кулаками ему по спине... - Что с Вами? ... Вам получше? ... Он долго кашлял и потом долго приходил в себя. - Ну вот, моя еда Вам встала поперек горла! – пошутила она. А он уже не мог вымолвить ни слова. Да и что он мог сказать, этой девушке? Что на французском языке знал всего два или три слова и кроме английского никакого другого языка не изучал? То, что знал ее дом, наверное, не хуже, чем она сама. Знал, где тот обрыв. Знал, как родной, тот замок напротив и каждый булыжник на этой мостовой за ее воротами, где когда-то проезжали лошади, проходили люди и только топот их шагов, и цокот копыт... 15 Он сумел отъехать всего на несколько километров от того места, снова вышел из машины и сел на улице в каком-то баре ближайшего городка. Ну, вот приехал ответить на все вопросы, избавиться от этого наваждения, а все запутывалось еще больше. Ему принесли бокал белого вина, как он попросил. Но он не любил пить за рулем спиртное и поэтому просто крутил его пальцами за тоненькую ножку, и думал. Что можно понять? Был старый разрушенный замок, мостовая, дом напротив. Все это он хорошо откуда-то знал и с закрытыми глазами мог свободно там перемещаться. Теперь, появился этот чертов Гаспар. Он знал его имя, даже хорошо помнил характер и привычки этого человека, который погиб более трехсот лет назад. Теперь эта девица, которая так напоминала ему ту Мари с картины, которую он тоже помнил и хорошо знал. И даже что-то защемило у него в груди, когда увидел ее портрет - как от какой-то большой утраты или потери. А теперь эта Мари, которая накормила его. И почему она сразу не прогнала его и впустила в дом? Это было очень странно. Европейцы никогда не зовут в свой дом и не приглашают в гости, в отличие от русских. Даже его самые хорошие и давние партнеры-французы всегда приглашали только в ресторан. Только! А здесь совершенно постороннего человека! … И это было очень странно! Хотя, откуда там ресторан в той дыре, да и мужика она, наверное, живого видела всего несколько раз в году, да и то на большом расстоянии... Только ее старый конюх и какой-то садовник… Небось, в свои двадцать с небольшим лет... И тут он подумал, что если еще хоть на секунду подумает о ней что-то плохое - даст себе по лицу. Прямо здесь - самому себе! - Бред какой-то! ... Так, еще раз. Старый замок, мостовая, дом напротив. Гаспар - Мари - Франсуа. Круг какой-то... Может, поехать снова туда? Пока он не поймет или не вспомнит - отсюда не уедет. Франсуа - Гаспар - Мари. Он держал в руке круглый бокал с вином, крутил его по столу, и солнечные лучи играли, переливаясь на его поверхности ярким светом. И уже не нужно было никуда ехать. В глазах потемнело, как когда-то там, на мостовой. Слышны были только шаги людей и топот копыт... 16 - Привет Мари, - он соскочил с лошади. Старый конюх забрал ее, отвел под уздцы и поставил недалеко в стойло. Он поцеловал девушку и с удовольствием долго не выпускал ее рук. - Гаспар дома? – наконец, спросил он. - Да, Франсуа. Он сейчас выйдет к тебе. - Ты соскучилась? - Очень! - девушка покраснела и прижалась к его пыльному камзолу. - Ты все утро где-то был, и я тебя совсем потеряла. Ее глаза светились счастьем, и нежные теплые руки были в его руках. Оставалось совсем немного, они сыграют свадьбу и будут всегда вместе. Он с радостью подумал об этом. - Я ездил в город. Не дождался свадьбы и купил тебе эту маленькую брошку. Она так хорошо идет к твоему обручальному кольцу. - Когда мы поженимся, ты так же будешь меня любить? - ее детские глаза счастливо улыбались. - Наверное, еще больше … Сегодня я пригласил художника, и он нарисует твой портрет. Мы повесим его на стене, ты будешь взрослеть, родишь мне много детей. Потом мы станем совсем старенькие, а твои детские глаза останутся навсегда такими же юными, и будут смотреть на нас с этого портрета. Хорошо, милая девочка? - Скорее бы? - Что скорее? Состариться? - и он засмеялся. - Глупый! Выйти за тебя замуж! - и она убежала в дом. Спустя минуту, появился Гаспар. Он был явно не в духе, но обрадовался своему другу. – Привет, Франсуа. - Ты не пригласишь меня в дом? - Я хотел поговорить с тобой. Пойдем, пройдемся. Гаспар молчал некоторое время, и они шли, не говоря ни слова, по высокой зеленой траве его усадьбы. - Что-то случилось? На тебе нет лица, – нарушил молчание Франсуа. - Ну, как сказать... Ты говорил, что покупаешь у соседа землю? - Да, прикуплю несколько акров. Сделаю там большой виноградник. Как раз замечательный южный склон, - ответил он. Он был в восторге от своей новой забавы и теперь делился этой радостью со своим другом. - И когда сделка? – почему-то спросил Гаспар. - Сегодня вечером... А почему ты спрашиваешь? Скоро будем пить мое вино! Придумаем ему название. Барон...? – он замолчал на мгновение и снова посмотрел на друга. - Кстати, как твои лошади? Тебе выплатили деньги? – спросил он. - Нет, лошадей забрали, а с деньгами обещают позже, говорят война - я должен понимать! – ответил Гаспар. - Ну, и понимай. Потерпи немного. На благое дело - на военные нужды! – успокаивал он его. - Да, конечно! Но поймут ли меня мои кредиторы? ... Он помолчал немного и снова спросил. - Так ты говоришь у тебя сделка сегодня, хотел спросить, нет ли у тебя еще свободной суммы взаймы… уже для меня ... на время. Завтра я обещал вернуть долг. Я никогда тебя не спрашивал, но война и какое-то стечение обстоятельств. Первый раз в жизни вынужден тебя просить... Как некстати была сейчас эта просьба! Сегодня он купит землю – этот замечательный склон холма под виноградник. Но тот стоит немалых денег. Потом их свадьба. Сколько всего понадобится еще купить. Праздник, десятки гостей - все должно быть красиво. Столы будут ломиться от яств. Он пригласил своего знакомого повара, который когда-то работал в одной очень знатной семье в Париже. Тот будет стараться и потребуются самые изысканные продукты к столу... Подарки невесте… Потом путешествие в столицу к родственникам…. Он подумал немного и ответил. - Гаспар, ты же знаешь мои дела, я все вложу сегодня в эту землю. Я столько уговаривал этого соседа и, наконец, он согласился. Не обижайся, дорогой друг... А, знаешь что, пошли-ка ты их ко всем чертям! Потом рассчитаешься! - Я давал слово... Гаспар ненадолго задумался и посмотрел на друга. - Да, конечно! Ты прав! К чертям! Извини за неуместную просьбу… Он с улыбкой обнял своего старого друга и как-то странно прижал его к себе, словно надолго прощался. Франсуа понял, что тот не в обиде, потрепал его дружески по плечу и сказал: - Гаспар, сегодня к тебе придет один художник нарисовать нашу красавицу, не прогоняй его. Я заплатил ему. И повесь портрет на видное место! Я пошел, еще много дел! Скоро увидимся! - Прощай! - сказал Гаспар, подвел к нему его лошадь и закрыл за ним ворота. 17 - Он был очень гордый. Девушка говорила медленно, едва выговаривая слова. Они стояли у вырытой могилы, и могильщики деревянный гроб спускали в черную яму. - Он ненавидел просить. И ненавидел долги. И это его погубило. Я говорила ему попросить у тебя... но он был слишком гордый! - Прости меня, Мари. Но я должен был помочь ему. Он говорил мне... - Говорил? ... Ты сказал - он говорил тебе? – переспросила она. Он молча кивнул. Она посмотрела ему в глаза, словно не веря в это. Потом с трудом произнесла. - Странно! ... Это было на него не похоже... Больше она не произнесла ни слова. Они взяли по горсти земли и бросили на черный холмик, который скрыл от них навсегда ее брата и его единственного друга. Потом долго возвращались по этой мостовой и молча подошли каждый к своим воротам. Он кивнул ей на прощанье, она опустила глаза, прошла через калитку, закрыла ее и скрылась за порогом своего дома. Больше он ее никогда не видел. Она исчезла. Этот дом долго пустовал. Потом появлялись какие-то люди - ее дальние родственники. Они ничего толком сказать не могли. Он ездил и искал ее. Искал годами и не находил. Потом в отчаянии поехал на войну, но ни пуля, ни шпага не брали его и не могли лишить его жизни и этой утраты. Вернулся в свой замок. Потом снова искал... Однажды, в его скитаниях, одна старая цыганка, услышав его историю, сказала: - Пока ты не окажешься в его положении, хотя бы на один день, ты будешь один. И не будет тебе покоя... Он взбесился и прогнал ее от себя. - Что он сделал? Он не украл! Не убил! В чем он виновен? Но, так и не поняв ее, еще очень долго жил на этом свете совсем один. Бесполезная земля не рождала ему винограда. Он просто его не посадил. Его род больше не продолжался. А потом, когда, наконец, он умер, его старый замок, свидетель всего, остался совсем один. И теперь он старел и рассыпался, никому уже не нужный. И только герб на башенке гордо блестел, отливая бронзой две литеры FV. 18 Рука дернулась, и бокал вдребезги разбился, упав со стола на каменный пол. Он очнулся от своего забытья. - Так вот оно что! Вот зачем он летел сюда через всю Европу, вот почему мучил себя столько времени! Ему предъявляли счет! Теперь он многое понимал. Эта рука его скупости протянулась оттуда из глубины веков и схватила его за горло. Он уже знал, как звали его в той жизни, почему в совершенстве владел фехтованием и сидел верхом, знал, что очень любил ту девушку, но не понимал - за что он должен был отвечать? Ему выставляли счет, спустя три столетия за то, чего он не совершал! Он ничего не сделал тогда! И что за преступление - не отдать чужие долги? А теперь эти долги были почему-то его. "Пока ты не окажешься в его положении, хотя бы на один день - ты будешь один. И не будет тебе покоя..." Ничего себе! За что он должен поломать свою жизнь? Они взяли его за горло. Кто они? Он привык стоять к противнику лицом к лицу и всегда побеждать. А этот противник затаился в глубине его памяти и мучил его. И он не знал, как с этим бороться! Пусть так! Пусть он готов платить за то, что натворил, но он ничего не совершал! Он просто не сделал того, что может быть, должен был сделать! И это еще вопрос - должен ли... А тот слабовольный псих просто не выдержал и сломался. Но при чем тут он! Нет таких правил! Это не по понятиям! Он что, должен отвечать за каждого бездомного, который на паперти протягивает руку? И что значит – “поставить себя в его положение”. И что значит – “хотя бы на день”? Как это возможно? Подарить кому-то свой бизнес, свой капитал, стать нищим, а завтра попросить все назад? Такого не бывает! Полный бред! Но эта мука, которая теперь обрела очертания вины за то, что случилось когда-то, не давала ему сдвинуться с места. - К черту! В Москву! Домой! - А эта девчонка? Он купит тысячу таких! Все, хватит этого идиотизма. Он нормальный человек. Поставит свечку в церкви! Подарит десять, нет пятьдесят тысяч, какому-нибудь детскому дому. Разберется... 19 Он снова летел в самолете. Удобные кресла, вежливый стюард, никого в салоне, только он один. Это был его частный рейс. Почему-то не спалось. Обычно на обратном пути он всегда спал, откуда бы ни возвращался. Всегда отлет для него означал начало какого-то приключения, которое сам себе придумает и оплатит, а возвращение – ну, просто домой, где никто особенно не ждет, и летит он только к самому себе, в свой большой дом и свою жизнь. А эти окружавшие его люди там, в Москве, просто необходимые атрибуты его жизни. Эти подчиненные, коллеги, женщина в его постели. Так он построил свою жизнь, и последние десять лет все было ровно и легко. Он был баловнем судьбы. Когда ему исполнилось тридцать, он уже успел чему-то научиться и кое-что заработать. Тогда у всех были равные стартовые условия - такие были времена. А потом, эти последние десять лет, он словно сорвался с места и без остановки поднимался все выше и выше. Это был какой-то вертикальный взлет, без виражей, без падений! Он уверенно расширял свое дело, всегда попадал в нужные места и нужное время, всегда удачно заводил нужные знакомства, которые помогали ему шагать дальше и дальше. Он успешно лавировал по этому минному полю московского бизнеса, и все сбывалось. Он удивлялся самому себе. Иногда ставил самые немыслимые задачи и, неожиданно для самого себя, сбывалось все. Словно с того тридцатилетия эти последние десять лет его кто-то вел за руку и уверенно поднимал сюда, на эту высоту. Он посмотрел в окно, - да! Высоко подниматься - низко падать. А высота, однако... - И кому это нужно, прошло уже три сотни лет? ... - Так, снова начинается бред, – подумал он... Но, действительно, он был очень богат. Ну, миллион, десять, тридцать, уже больше ста. Даже трудно представить себе - на что можно потратить такие деньги? Он не покупал картин, не скупал недвижимость, не занимался политикой - от нее особенно воротило - хотя был знаком со многими сильными мира сего. Тогда зачем ему столько? Но глупо же было отказываться от того, что само плыло в руки. Так поступил бы любой нормальный человек. Он занимался достаточно честным и высокотехнологичным бизнесом. Не шел по “костям” своих конкурентов - насколько это было возможно. Он не был жесток и, наверное, был хорошо воспитан. Поэтому в его среде пользовался уважением, которое отличало его от многих других. Что его поддерживало и гнало сюда, на этот верх? Наверное, просто азарт человека, которому все удается. Он давно опередил своих сверстников и чувствовал себя в этой жизни достаточно комфортно. У него не было семьи, не было детей... - А почему? - подумал он. Ну, просто еще не время. И, наверное, не было с тех студенческих лет больше такой женщины, от которой хотелось бы иметь ребенка. Да и сейчас ему было всего-то около сорока. Хотя все его друзья из прошлого давно обзавелись семьями и не по одному разу. Но где ее взять эту женщину на такой высоте, в этом пустом салоне, в охраняемом офисе? А может быть, там внизу, где они ездят в метро и ходят по улицам без охраны, и осталась она? И только теперь он подумал, что нет ни одного человека в его жизни, с которым он мог бы поделиться и доверить все это. Да и кому такое расскажешь? Юристу, врачу, чиновнику мэрии, адвокату, подружке? Он почему-то снова вспомнил Мари. Нет, не ту из его прошлого, а эту, реальную, с красивыми загорелыми руками и со смеющимися детскими глазами. Наверное, она могла бы его понять. Или хотя бы поверить, что он не сошел с ума. Он не понимал и активно боролся с тем дурацким проклятием и наваждением и снова не понимал, в чем он виновен. Но одно он знал точно - все это реальность, все это было на самом деле, было с ним там когда-то, триста лет назад. Он видел это своими собственными глазами. И ему теперь уже не нужны были какие-либо доказательства. Это был для него сложившийся факт, как бы он ни был абсурден. А поскольку такое действительно никому не расскажешь, теперь ему придется с этим справляться самому. Ну что ж, поиграем! 20 Он сидел в своем офисе и рассеянно слушал, как его заместитель подробно рассказывал о конкурсе проектов, который они выиграли... - Шеф, Вы как будто не рады? - Это для тебя впервые, а я уже столько тендеров выиграл - не удивишь. Как будто могло быть иначе... – очнулся он от своих мыслей. Потом подумал немного, посмотрел на своего зама и спросил. - Скажи мне… та девчонка, которую ты поймал в аэропорту... ты заблокировал ее карту? - Конечно! При Вас тогда же позвонил в банк. - Да–да, я забыл... Пожалуй ... Он еще помолчал немного… - Знаешь что ... Позвони туда и сними блокировку. Решит сама, как ей жить. Большая девочка уже... Пусть потратит то, что там осталось. Сделай это с уведомлением, чтобы она была в курсе. Заместитель посмотрел на него с удивлением. Помялся и ответил. - Я не успел вам рассказать... Думаю, ей это ни к чему. Пока Вас не было... - Что еще? - Пока Вас не было, она занесла Вам это... - и он протянул большой конверт. Из него выпали со звоном ключи. Он развернул бумаги. Там были документы на ее квартиру, магазин и доверенности на все это. Здесь было целое состояние. Состояние для какой-то девчонки с периферии. И почему-то все это теперь лежало здесь, на его столе, в виде никчемных бумаг… - Скажи, - спросил он снова своего зама, - она больше ничего не говорила? - Нет, только просила Вам это передать. - А кто тот парень, помню, ты выяснял это для меня? - Парень - какой-то художник... - Кто такой? Мы его знаем? Сколько стоят его картины? – оживленно перебил он его. - Нисколько. Их никто не покупает. Он их рисует и складывает. И снова рисует. Непризнанный гений! - И все? - Все. Они помолчали немного. - Молодой? – с надеждой в голосе спросил он. - Да… такой же, как мы, лет сорок - сорок пять... – получил он безжалостный ответ... - Вы меня извините, шеф... – тактично добавил его зам, - странная она какая-то. - Да, странная... - пробормотал он. - Ладно, возьми все это, - он протянул ему конверт с документами и ключами. - Отдай в агентство, пусть заберут и с концами. Цена не имеет значения. Все. 21 Уже две недели, как он вернулся из Испании... Или из Франции. Скорее из Франции, куда он ездил и откуда сбежал. А на обратном пути даже не взглянул на горы. Снегу в этом году было много. Скоро сезон закончится, а он так и не съедет ни разу с горы и так пропустит сезон. Но почему-то не тянуло больше вставать на лыжи и отрываться с одной горы на другую, с подъемника на подъемник. Хотя, наверное, зря. Там, наверху, можно ни о чем не думать, просто лететь с тех гор навстречу ветру и этой неизвестности внизу. Почему он так любил этот скоростной спуск, когда любую голубую гору можно превратить в черную трассу и неукротимо мчаться с нее. Потому, что там он всегда был один. И один на один с горой и скоростью, и ветром в лицо. Потому, что так он и жил, и летел без остановки, никогда не падая, летел навстречу всем препятствиям и всегда побеждал. И снова оставался один. Неизвестность. Теперь каждый день он не знал, чего ему пожелать. Он был выбит из этой накатанной колеи и даже чувствовал какую-то неуверенность, словно боялся упасть. И теперь появились люди в его жизни, о которых он не мог не думать. Не мог и не хотел. Те люди, три сотни лет назад и эта девушка сегодня, там на своей ферме. Она ходила по своей земле, по той мостовой. Заходила в дом, где висели портреты предков. Смотрела на его разрушенный замок. И тоже была совсем одна. Так ему казалось. И он не мог о ней не думать. Вспоминал ее с каким-то удовольствием и радостным предчувствием. Хотя она была там - так далеко от него. И ему снова хотелось заглянуть сквозь ее старый забор и видеть ее снова. Что это было? ... А здесь в Москве внезапно появилось яркое солнце. Всю ночь перед этим шел настоящий ливень. Была настоящая гроза - в конце января! Посреди зимы! Все смешалось. Все перепуталось в этом мире. Даже у природы проявлялись свои аномалии, что уж говорить о людях. Всю ночь мелькали молнии, и гремел гром. Этот дождь смывал весь снег с улиц и крыш, и наутро город стоял по колено в воде. А над головой только это чистое небо и яркое солнце! Утром он по такой погоде приплыл в свой офис. Как всегда, шла рутинная работа. Его люди выполняли тот гигантский заказ. Его уже не трогали. Он все поставил на свои рельсы, и теперь все шло, как по маслу. И он снова никого не интересовал и никому не был нужен. Они честно трудились на него и на себя. Он вызвал к себе своего юриста. - У нас есть сейчас очень приличная сумма на счете, – сказал он. - Как всегда, шеф. Что-то нужно обналичить или перевести на ваши зарубежные счета? Он посмотрел на юриста и ответил. - Мы никогда не занимались благотворительностью... Почему бы нам не внести некоторую сумму на какой-нибудь проект. Узнай, какие возможны варианты. - О какой сумме идет речь? – живо отозвался юрист. - Ну, скажем, миллион... - Миллион рублей? Хорошо, я подготовлю Вам записку. Тот равнодушно проговорил эту небольшую сумму и готов был удалиться. - Миллион долларов. - Шеф, миллион долларов? … А зачем? Теперь он сидел, поправляя очки на вспотевшем носу, пытаясь что-то понять. - Мы пустим эти деньги на какое-нибудь хорошее дело, – сказал он ему. Юрист продолжал на него смотреть и теперь ждал какого-то подвоха. Такого не бывает. Но если это кому-то нужно, должны быть какие-то очень веские причины, и он сидел, и не понимал. - Вы пустите эти деньги на содержание людей, которые крутятся вокруг этого хорошего дела. Вы же не будете ставить рядом с ними своего управляющего, который не даст им разворовать такую сумму? Он не узнавал себя. Еще недавно человеку, который посмел бы ему возразить в его офисе, грозило, как минимум, увольнение, а как максимум, дальнейшая карьера в большом бизнесе была бы заказана надолго. А теперь он, вежливо выслушивая этого нахала и подбирая слова, чтобы корректно тому возразить, как ему тратить его собственные деньги... - Извините, шеф. Я Вас понял! - перебил его мысли юрист. - Как я сам не догадался предложить вам этого раньше? Вы правы! Какая разница, что будет с этими жалкими деньгами, когда Вы сэкономите миллионы... Еще раз извините. Я просто теряю реакцию. За Вами не угнаться... - Что ты имеешь в виду? - этот болван несет какой-то бред, а он почему-то слушает его. - Мы отдаем этот несчастный миллион, а я выбиваю льготное налогообложение на все наши направления! Я правильно Вас понял? Сегодня же все подготовлю, шеф! - Подожди, ты хочешь сказать, что, отдав этот миллион, мы не потерям несколько миллионов? - Десятки миллионов! - То есть, на этом еще и заработаем? - Конечно, шеф. А разве Вы не это имели в виду? ... Тут он подобрался, как будто снова что-то понял и, наигрывая, сделал вид, словно собирался выдать кому-то Нобелевскую премию. - Нет, конечно! Прежде всего, благотворительность! На благо страны и народа мы готовы потратить весь наш капитал! И нисколько об этом не пожалеем… Я Вас понял, шеф. Пошел работать... А не хотите ли Вы, наконец, заняться большой политикой? Он был в восторге от своего шефа. Теперь, рядом с этим человеком, его карьера взлетит к небесам и он за ней следом… ... Сегодня же подготовлю Вам всю информацию... Нас ждут великие дела!... И он поспешно растворился. - А этот болван прав, - подумал он. И с удивлением отметил, что даже собравшись потратить, он снова продолжает зарабатывать, даже на этом! Наваждение! Черт, ну неужели он тогда не мог дать этому Гаспару те несчастные деньги, которые тот у него просил? И ведь они были у него! Мог отдать этот тендер его другу месяц назад… И тут ему стало жалко на мгновение тех двоих, которые стояли где-то вдалеке, и не думать о них он уже не мог. И почему он этого не сделал? 22 Он снова был в своем клубе. С тех пор, как он последний раз пил виски, здесь ни разу не появлялся. Ему было немного неловко перед этим барменом, но тот вел себя абсолютно безукоризненно, ничем не выдавая себя. Как будто ничего и не случилось. Это был очень дорогой клуб, и персонал здесь соответствовал тому. А почему ему должно быть неловко - он снова не понимал. За те деньги, которые он оставлял здесь, они могли бы налить ему целую ванну виски или даже целый бассейн. Он себя не узнавал... К нему подсела та самая девушка, которой он так и не налил тогда сока, но успел побывать у нее в гостях. Хотя она внакладе не осталась. - Ты мне не звонил! Свой телефон не оставил! Куда-то уезжал? Она смотрела на него своими зелеными глазами и улыбалась. - Уже вернулся, - коротко ответил он. - Сегодня поедешь ко мне или теперь пригласишь в гости? Девушка своими длинными ногтями провела по его руке и снова заглянула в его глаза. - Скажи, а чего ты хочешь? – неожиданно спросил он. - В каком смысле? – не поняла она. - Ну… ты где-то учишься или работаешь? Она, как кошка, вобрала назад свои длинные коготки и удивленно на него посмотрела. - В прошлый раз ты не спрашивал. Что-то не понравилось? Почему ты спрашиваешь, учусь ли я? - Нет, просто хотел спросить, зачем ты здесь? Расскажи о себе. - А, вроде собеседования? - Ну, допустим. Блеск ее зеленых глаз притупился, и теперь она хотела закончить этот странный разговор. - Мне легче спать с тобой, чем отвечать на эти вопросы. Ты же не собираешься на мне жениться? - Почему бы нет? А ты хотела бы иметь детей? Она посмотрела на него, как на ненормального, как на пьяного или извращенца. Хотя в прошлый раз он такого впечатления не оставил. - Так мы поедем сегодня ко мне? – на всякий случай спросила она его. - А ты могла бы жить одна где-то за городом, например на ферме и разводить лошадей? - С меня достаточно того, что я никогда не вернусь в свой «Переплюйск». - А мне кажется, что каждому лучше оставаться в своей дыре, где бы она ни находилась, – закончил он свой допрос. - Кретин, - спокойно сказала девушка и перешла за другой столик. Он не хотел ее обидеть - так получилось. Просто он хотел с кем-то поговорить или хотел не помнить больше те загорелые руки и те глаза, а они все время были перед ним. И, наверное, поэтому он обидел эту, с которой совсем не хотел никуда ехать… 23 Да, он не хотел никуда ехать. Он проснулся. За окном снова был солнечный день. Какие-то птицы летали, щебетали там, на улице, за окном и разбудили его. Снег растаял даже здесь, за кольцевой. Какая-то странная весна начинала свое бурное течение в лето. И это в январе месяце! Он отпустил машину с охраной, позвонил в офис, сказал, что не приедет. Да, и зачем он там был нужен? Теперь он мог месяцами или даже годами сидеть на самом далеком острове, а его фирма беспрерывно продолжала бы качать для него деньги и слать отчеты. Зачем он вообще туда ездил? Оглядев свою спальню, он прошелся по этажам. Вот почему когда-то он выбрал именно такой проект дома. Особняк в три этажа с какими-то круглыми башенками, эркерами напоминал то ли крепость, то ли замок. Только не хватало герба. На стенах висело старинное оружие, какие-то доспехи и прочие антикварные вещи. Словно это место принадлежало какому-то средневековому рыцарю. Здесь были не комнаты, а залы с каминами. Стены были выложены из камня и кирпича, и никакая штукатурка их не прикрывала. Тяжелая старинная мебель. Какие-то причудливые люстры свисали на толстых цепях, чуть ли не до самого пола, и если бы в них горели не лампы, а свечи, это его совсем не смущало бы. Наверное, его архитектор и дизайнер были тоже "с приветом" из той своей прошлой жизни. Он вышел во двор, огромный каменный забор надежно скрывал его от той жизни. Сюда он никогда и никого не приглашал. - А почему? - подумал он. - Мой дом моя крепость! Он посмотрел на солнце, и словно перенесся туда, за тысячи километров на запад. Наверное, ТАМ оно только вставало и начинало освещать те поля, развалившийся замок... Ту булыжную мостовую, старый дом напротив. Мари, наверное, уже вышла на улицу и пошла к своим лошадям - напоить их, дать им корм, помочь старому конюху. И сотни лет, изо дня в день, они делали одно и то же, и им не было скучно и одиноко. Как молодая, красивая девчонка может жить там одна в такой глуши? Он поймал себя на мысли, что с момента, как улетел оттуда, думал только о ней. И сейчас, глядя на это солнце, как будто передавал ей привет. И еще какое-то чувство вины не давало ему покоя. Как он хотел сейчас оказаться там, в старом разрушенном замке, видеть ее... - Интересно - смог бы он жить в такой глуши? - Наверное, нет… - А с ней? - Наверное, да! … Сошел с ума, кризис среднего возраста. Неужели такая мелочь могла выбить его из седла? Черт, какого седла? Что он несет! Он ездил на Хаммере! Уродливый вкус, - подумал он. Как какой-то пацан. Но Хаммер ему нравился - как послушное огромное животное, и он на нем верхом, и смотришь на всех с высоты. - Так, хватит, пора развеяться, - подумал он… 24 Он оседлал свой Хаммер, и помчался в Москву. Всего пять километров и, подъехав к кольцевой, его верный конь попал в страшную пробку. Он давно не ездил в этой стране сам за рулем. ТАМ ездил. С удовольствием брал машину напрокат и наматывал сотни километров. А ЗДЕСЬ нет. Обычно всегда возил шофер, а позади машина прикрытия. И вот сейчас он завяз в этом жутком месиве из машин и выхлопов газа и не мог сдвинуться с места. Машины толкались лбами, не пропускали друг друга, сигналили, нервничали, словно стадо диких животных, которых кто-то загнал сюда в эту узкую колею. Разных животных. Одни флегматично спали, стоя на месте, другие, ощерившись злобным оскалом капотов, готовы были сожрать каждого на своем пути, третьи, увешанные мигалками и антеннами спецсвязи, лезли напролом, становясь на дыбы. Всем нужно было попасть в эту воронку, которая сливала их в этот желанный город - он накормит, заправит и даст все для жизни. И как его ребята ухитрялись за какие-то двадцать минут довозить до самого центра? - подумал он. Еще несколько километров и, наконец, увидел вывеску “Метро”. Тут совершенно дикая мысль пришла ему в голову. Бросив машину у обочины, спустился вниз. Здесь он не был, наверное, больше десяти лет. Девушка – контролер, смеясь, учила его засовывать какой-то билетик в панель турникета. - Ты откуда такой взялся? - Оттуда, сверху. Ему самому было смешно. Потом его прижали к дверям вагона и тащили по темным тоннелям куда-то в центр. Очень понравилось! Столько людей! Все такие разные! Он был ребенком, которого потеряли в этом огромном городе. Потом обязательно найдут, но пока можно делать все, что угодно! На какой-то станции выскочил наверх, шел по подземному переходу, ел какой-то пирожок, который купил за тысячу рублей - забыл взять сдачу. Совал деньги прилично одетым нищим с какими-то табличками. Опускал их в шляпы каких-то музыкантов, певцов. Как все интересно вокруг! Как он одичал там, за своими стенами! Наконец, поднялся наверх. Солнце било в глаза. Эта январская весна согревала своим необычным теплом старые улочки и подворотни, куда он заходил. Люди спешили по своим делам, проходили мимо, а он как будто был гостем в этом большом городе. Одни еще не сняли свои жаркие шубы, молодые девчонки уже нацепили мини и сияли открытым пупком - наперекор всему с нетерпением встречая эту раннюю весну. Наконец, зашел в один двор. Здесь не был, наверное, лет пятнадцать. Когда-то в этом доме жила его семья. На этом углу отец всегда парковал свой жигуленок. А тут была детская площадка. Там дальше булочная, куда его мама посылала за хлебом. Теперь какой-то салон красоты. - А что, хлеб больше в этом районе не едят? - подумал он. Мимо прошел старик. Он узнал в нем своего соседа. Тот его не узнавал. Да и какая теперь разница. Тогда - один за одним ушли сначала папа, потом мама. Это случилось, когда ему было всего двадцать пять, и он больше не смог оставаться здесь. Поменял квартиру на другой район и уехал. Он оглянулся на свой дом, и ему показалось, что прощается с ним и видит его в последний раз. Дальше шел по улицам, сам не зная куда, и печальные воспоминания постепенно оставались позади, во дворе его юности. Вот еще одно знакомое место. Ноги сами привели его сюда. Та самая деревянная скамейка. Надо же, сохранилась, и сохранила воспоминания. Тогда ему было восемнадцать, а к НЕЙ подниматься было нельзя - там родители, бабушка, дедушка... И к нему было нельзя. Они сидели здесь и целовались на этой лавке. Тогда эти улицы после института и лекций стали их домом на целый год. Так же светило солнце, и никуда от этой лавки не хотелось уходить. А однажды он вошел в этот двор и увидел их. Ее и его друга. Они сидели и целовались. На этой же лавке. Нет, они не обманывали его, и она ему ничего не обещала. Просто, так получилось. Он простил их. Но это было в последний раз, когда он кому-то что-то прощал. Потом даже взял в свою фирму его, теперь уже ее мужа. И этот ее муж теперь решился просить у него тот самый тендер. Нет, он опять не обманывал его и просто честно хотел выиграть. А просил лишь о том, чтобы он не использовал свои связи... Кстати, как там они? Надо как-нибудь позвонить. Он в последний раз оглянулся на эту скамейку - и сейчас там сидела какая-то парочка... Он шел дальше. Как хорошо сейчас было на этих улочках, освещаемых таким немосковским солнцем! Солнцем на импорт. Он подумал, что в последние годы и шагу не ступал по этому городу. Из офиса в машину. Из машины в ресторан. Оттуда на прием, презентацию и так далее... Ходил лишь по беговой дорожке и в своем доме - одиноком логове. И только уезжая куда-то, чувствовал себя человеком. Он смотрел по сторонам и радовался людям, которые шли ему навстречу, и готов был сделать все для каждого из них… - Брат, не найдется червончика? - Простите? – он остановился. - Десяточку не подкинете - не хватает. Два мужичка стояли у столика рядом с киоском и пили пиво. Он полез в карман. Достал оттуда купюру. - У меня только пятьсот. Мужики оживились, глаза заблестели. - А может строим? Он прекрасно помнил этот жаргон, когда люди выпивали на троих. Еще, когда студентом разгружал вагоны, так говорили, и с тех пор ничего не изменилось. А почему это должно меняться? Просто им нужно выпить. Пожалуй, и ему тоже. Он протянул деньги, один из них буркнул: - cейчас, мигом. И через две минуты сдача аккуратно лежала перед ним, а водка наливалась в кружки с пивом. Он был уверен, что сдачу до копейки тот вернул и положил перед ним. Здесь были те правила, которые не изменятся никогда. Это там, наверху, будут воровать миллионами, а здесь этот мужик, у которого не хватало червонца, будет абсолютно честен с тем, кого видит в первый раз, но с кем сейчас выпивает. - Получку получил, гуляешь? Он ответил: ну, вроде того. - Ты извини, нам второй месяц не платят. Вроде бы обещают на этой неделе… Тогда моя очередь будет… Ты в пятницу в это время подходи, налью. Мы как обычно здесь же и стоим... Они выпили еще. - Часы у тебя красивые. Мне жена такие же хотела за полторы тысячи купить, но потом, наверное, решила, что пропью, и не купила. Твоя тебя любит больше. - Я не женат, – сказал он. Другой вступил в разговор. - Вон, какая тачка проехала. У него, небось, часы не за полторы тысячи, а за двести баксов. Бутылка неожиданно издала прощальное бульканье и закончилась. - Может, повторим. Ты как? - первый тактично задал ему этот вопрос. Он снова вынул деньги и протянул ему. И не хотелось никуда уходить - ему было интересно с ними. Вторая бутылка пошла по кругу. - А может, закусим? - предложил он. - Можно. Мужики скромно потупили глаза, а он уже тащил из киоска бумажные тарелки с какой-то шаурмой, пирожками, сосисками. Они выпили еще. - Ты чего. Случилось что-то? – с участием спросил первый. - А почему спрашиваешь? - Вид у тебя какой-то, как сказать, неприкаянный... Как будто потерянный какой-то. - Кому рассказать, не поверишь, – ответил он. Дал еще денег их второму приятелю, и тот без звука побежал в магазин за углом. Через минуту принес третью бутылку. - Ну, давай говори, чего там. Он сам разлил водку в бокалы с пивом и подумал, - почему бы нет? - Друга я обидел... Понимаете, он денег попросил - кредит отдавать надо было. Вот он попросил, а я не дал. - А у тебя они были - эти деньги? – спросил первый. - В том-то и дело, что были. - И это вот сейчас ты ему их не дал, а теперь с нами пропиваешь? - Да нет, это еще триста лет назад было, - ответил он. - ...А, понятно. А ты, вроде, Кощей Бессмертный. Мужики выпили еще, помолчали. Второй подключился к разговору. - Да не важно, сейчас или триста лет назад. Друг то настоящий был? А то настоящий друг только один и бывает. - Настоящий. Выросли вместе. - Тогда надо было дать. - Но, то были последние деньги, - ответил он. - Я так разумею, что для друга можно и последнюю рубашку снять. Если, конечно, друг настоящий. Я бы дал. - А потом твоя тебе по башке такого бы дала, - вмешался первый. - Не важно. По-человечески все должно быть как-то. По-людски… - И что теперь делать не знаю. - Пойди и помоги ему. Чего делать? – как-то просто предложил второй. - Я тебе говорю - это триста лет назад было. Не верите? - Да, нет, верим, почему не верить, - философски заявил первый. - Вы не верите. Хорошо! А знаете, сколько эти часы стоят? Сто пятьдесят тысяч. Тоже не верите? Он снял свои огромные часы и положил на стол перед ними между стаканами и остатками еды. - Разве бывают часы за сто пятьдесят тысяч? Это же пять тысяч баксов, - покосился на них первый мужик. - Болван, сто пятьдесят тысяч евро. На, посмотри - это золото, а вот бриллианты. - Старик, я тебе верю. Только нужно немного передохнуть. Темп взяли хороший, – сказал тот. Он больше не смеялся над ним. Видимо, понял ту долю правды в его словах. - Знаешь, верю - не верю. Свои часы спрячь и не показывай никому, мало ли волков ходят вокруг. А то еще действительно подумают... А разобрало тебя не от водки, а от денег этих. Ты повстречайся с другом, поговори. Он поймет. Давай, мы тебя проводим. Куда тебе? - Да вон в тот дом, - почему-то сказал он. - Ну, пошли. Все будет путем… - Еще пива купи мне с собой... Больше он ничего не помнил... 25 Проснулся оттого, что кто-то лизал ему нос. Открыл глаза. Это была большая белая собака. У него никогда не было собаки. Он лежал в какой-то комнате на матрасе, прямо на полу, а собака лизала его лицо. - Пошла вон, - просто сказал он. Вошла женщина. Это была она... - Что ты здесь делаешь? - спросил он. - Я здесь живу. - Тогда что здесь делаю я? - Не знаю... Он постепенно приходил в себя, но ничего не помнил. Она продолжала. - Муж вечером вышел с собакой и увидел тебя там. Ты сидел на нашей скамейке и пил пиво. И говорил, что тебе некуда идти. - На нашей... На вашей скамейке... - Он привел тебя сюда. Ты полночи рассказывал про какой-то замок, какую-то девушку, потом уснул... Ты, наконец, влюбился? - А ты ни капли не изменилась, - смотрел он на нее. - Муж позвонил твоим ребятам. Они скоро приедут. Ты в порядке? - Как никогда! Спасибо за все. Где он? - На работе, время двенадцать часов... Тебе пора жениться… - Спасибо за совет, - отмахнулся он, глядя на свои часы, которые действительно показывали полдень. - Тебе просто нужна нормальная женщина, которая будет рожать тебе детей, а ты вечером будешь приходить к ней домой и есть свой ужин. Ты уже взрослый мальчик… 26 Взрослый мальчик вышел на улицу в сопровождении ребят охраны. Хаммер обиженно смотрел на него своими круглыми глазищами. Он сел в него и через полчаса был дома. И снова эти каменные стены защищали его от посторонних глаз. Первое, что он сделал - это позвонил в офис. Попросил своего зама. - Ты не знаешь, сняли арест со счетов нашего общего знакомого? - Да, еще две недели назад, - бодро ответил тот. - Значит все нормально? – спросил он и успокоился. - У него, да… Может мылить веревку. - А что случилось? - А вы не в курсе? ... Его зам весело делился с ним следующей новостью. - Оказывается, все активы он пустил на подготовку к нашему тендеру. И теперь, когда остался ни с чем, считает долги, а клиенты его переходят к нам… То есть, к Вам, шеф. - Действительно так плохи его дела? – переспросил он. - Шеф, мы очень внимательно отслеживаем дела конкурентов. У Вас целый отдел работает на это. Как на войне, Вы так любите говорить? Да, он именно так говорил и так всегда думал, и действовал. Поэтому, опережая возможные проблемы, всегда был на шаг впереди. - Спасибо, – ответил он и отшвырнул трубку. Дальше события развивались с такой стремительной скоростью, что он едва успевал за ними следить. - Он не сумасшедший и не собирается отдавать какие-то долги, покрытые плесенью столетий. Но другу он поможет. И вообще! Какого черта! Почему он не может жить так, как хочет. Пора прерваться! Он не раб себе! Пора остановить этот странный полет к небесам, но и свободного падения он не допустит. И уедет туда, где он сможет ходить по улицам и ездить без охраны. Многие нормальные люди уже так и сделали. А деньги, что деньги? Они у него есть! – все это промелькнуло мгновенно в его сознании, как будто он давно был готов это услышать или, вернее, самому себе сказать. Целое десятилетие, и теперь лишь какое-то мгновение, и оно переворачивает всю его жизнь. И какой-то азарт, юношеский задор, невероятное чувство свободы, словно сбрасываешь с себя не только все эти годы, но тяжелый груз со своих плеч, и душа проветривается этим весенним воздухом, выворачивается наизнанку! - Привет, – он уверенно поздоровался. - Привет, – сдержанно ответил его друг. - Как дела? – спросил он. - Нормально, – сказал тот, соблюдая дистанцию. Но теперь ему было наплевать на настроение этого обиженного человека, и он сразу приступил к делу. - Ты хотел получить этот тендер? - Какое теперь это имеет значение? - Забирай. Друг задумался на мгновение и ответил: “Поздно, он за твоей фирмой”. - Забирай мою фирму… Теперь тот долго молчал, и ему было неловко спрашивать. Видимо, что-то было не так у его друга, которого он вчера снял со скамейки у себя во дворе. - Ты же знаешь, у меня нет такой суммы, – уже другим тоном продолжал он. - Возьмешь кредит и через год отобьешь все эти деньги. - Но мне не даст столько ни один банк, - возразил друг. - Тебе столько даст любой банк с проектом, который ты будешь иметь. Впрочем, я сам позвоню куда надо, только подпишешь бумаги. Устраивает? – спросил он. - А что случилось? ... Ты в порядке? Он не понимал, пытался разобраться, но ему не давали и секунды подумать... - Ты берешься за это? – повторил он. - Да, но что случилось? Ты не ответил? - Я буду ... разводить лошадей, - неожиданно вымолвил он. - Что??? - Не важно. - Его голос потеплел. - Мне просто нужно надолго уехать. Очень надолго... Скажи, ты справишься? - Думаю, да... Да, конечно, справлюсь, - ответил его друг. - Все. Решили. – И он с удовольствием повесил трубку. Потом он продал свой дом. Этот замок не каждый хотел покупать, заглядывая туда внутрь. Но потом нашелся какой-то актер или режиссер. Он не знал его. Но тому понравился этот склеп. А поскольку уже не терпелось, он назначил очень хорошую цену, а тому режиссеру тоже нужно было срочно куда-то сбежать, видимо, от самого себя. Все закончилось очень быстро. И теперь все было готово для того, чтобы бежать самому. От этого дома, от его десяти лет полета, от этого города – “в никуда”. А это солнце! Это раннее жаркое солнце манило туда за собой и звало на запад. Туда, к ней! Туда, где он чувствовал себя, как дома. Когда-то там он не закончил некоторые дела, и теперь его здесь уже ничего не держало. Часть вторая. 27 - Я хочу получить гражданство в вашей прекрасной стране. Он честно отстоял длинную очередь в Центр Иммиграции и теперь сидел перед чиновником, законопослушно глядя на него. - Вы беженец?... Вы иммигрируете по политическим мотивам? – задавал тот свои привычные вопросы, перебирая какие-то бумаги. - Нет, я просто хочу жить в вашей стране. - Тогда Вы можете претендовать на вид на жительство сроком на три года, – монотонно продолжил чиновник. - Хорошо, на три года, - согласился он. - Для этого Вы должны знать язык нашей страны. И если этот экзамен Вы сдадите… Он продолжал перекладывать свои бумаги и певучим, монотонным голосом продолжал. - …Вы должны изучить историю нашего государства... Он подумал, что историю этого государства он знает лучше этого чиновника. И если бы ему рассказать некоторые подробности, тот сошел бы с ума. Но он не стал этого говорить. - И еще Вы должны внести некоторые инвестиции, - закончил перечислять свои требования человек в потертом костюме и очках на носу. - То есть? - Ну… Вы можете открыть здесь свою фирму. Купить недвижимость, вести здесь какое-то дело. У вас есть какие-нибудь сбережения? - Я хочу жить на проценты от ренты. - Какую сумму вклада Вы планируете инвестировать в наш банк? – тот впервые оторвался от своих бумаг и посмотрел на этого русского. - Сто миллионов будет достаточно? Чиновник вытаращил свои глаза в очках. Обычно такие клиенты не стоят в очереди в Центр иммиграции. - Сто миллионов? Вы уверены? - Я уверен. И эти выписки с моих счетов уверены тоже. Тот внимательно посмотрел на его бумаги, потом так же внимательно уже с интересом на него самого и сказал: - Тогда, месье, я думаю, у Вас не будет проблем с экзаменом по истории, – и он с удовольствием подписал еще одну бумагу и отдал ему. Все чиновники одинаковы, но этот почему-то внушал ему уважение. Он действовал в интересах своей страны, и это его удивляло. - Все тут как-то по-другому! - подумал он. - Да, забыл задать еще один вопрос, – снова обратился он к чиновнику, - а что будет через три года? - Через три года Вы, месье, снова зайдете к нам, и если будете законопослушным гражданином и еще не успеете истратить свои миллионы, просто продлите свой вид на жительство. - Мерси! – ответил он и удалился. 28 Недвижимость. Он хотел бы приобрести недвижимость. И вообще, должен был где-то жить. Его снова притягивали те места, и он ехал в тот небольшой городок недалеко от Тулузы, что на границе провинции Гасконь. А может поселиться на море? Он знал замечательную бухту в районе Сент-Максим и Сен-Тропе. Но, нет, туда он всегда сможет съездить потом, да и не только туда. Вся Франция лежала теперь перед ним, как на ладони. Можно жить в каком-нибудь шале в Пиренеях. Вокруг вершины и горные озера, зеленые склоны и лыжные курорты. Но его притягивало все-таки то единственное место, которое он нашел и ради которого задумал этот побег. В этом небольшом городке в пяти километрах от того старого замка, он и разыскал небольшое агентство недвижимости. - Что бы Вы хотели приобрести? Квартиру, дом, шале? - молодой менеджер явно соскучился в своем офисе и был страшно рад этому клиенту. - Простите, а откуда Вы приехали, из Швейцарии? - Нет, я француз, - почему-то ответил он. - Наверное, откуда-то с юга? - Наверное. - Ответил он. - Итак, что у вас есть? - Пожалуйста, Вы можете посмотреть все наши предложения. - И он протянул большой альбом с объектами и фотографиями. - Вы смотрите, а я пока принесу для вас кофе. Вы ведь хотите кофе? Он согласился. Менеджер слишком много говорил, не давая сосредоточиться. А он сейчас выбирал и покупал для себя свою новую жизнь, свое будущее, и чувствовал себя арабским шейхом, глядя на эти цены. Наверное, на стоимость его подмосковного дома здесь можно было купить небольшой город. Ну, если не город, то улицу, это точно. Хотя какие еще могли быть цены в такой дыре? - Меня интересует отдельный дом, пожалуй, в старинном стиле, - наконец оторвался он от альбома, предложенного ему. - О, это совсем другая папка! - засуетился менеджер, почувствовав клиента, какой редко заплывает в эти края. Он снова открыл какой-то альбом и долго рассматривал его. - А у Вас нет ничего побольше и поинтереснее? Парень - менеджер был в восторге. Сегодня был его день! - Взгляните сюда. Конечно, цены здесь несколько отличаются от тех, что я Вам показывал ранее - зато какие объекты! Наконец он увидел то, что искал. Здесь были новенькие виллы - большие и очень большие, с теннисными кортами, гольф полями, большими участками земли и прекрасными видами. И, наконец, несколько стареньких замков. - Пожалуй, вот эти варианты меня заинтересовали, - произнес он, - когда их можно посмотреть? Тот реагировал мгновенно: - “Прямо сейчас!” Он позвонил, видимо его жене, которая мигом спустилась со второго этажа. Там, скорее всего, у них была квартира. Европейцы часто соединяют свое жилье с офисом. И почему русские не делают так? - подумал он. Наверное, для большинства русских их работа - это то место, откуда в конце рабочего дня хочется сбежать и уже не вспоминать до завтрашнего дня, а эти и работают, и живут, и детей рожают, все в одном месте. И все делают с каким-то ленивым удовольствием. - Они живут, а мы пока выживаем, поэтому еще так не научились, - подумал он. Девушка заняла место своего мужа, хотя вряд ли сегодня зайдет сюда кто-то еще. Она смотрела на него с интересом, и он отметил это с удовольствием. И вообще, он теперь все будет делать с удовольствием! И уже через минуту они катили на машине менеджера из этого городка. Как интересно выбирать себе новый дом! Одно дело, когда делаешь это с мучениями, годами ожидая очереди на квартиру или годами отдавая кредит за нее. А еще интереснее - уже оплатив свое будущее жилье, потом через год узнать, что его никто так и не начинал строить и вряд ли его построят вообще. Потому что той фирмы, кому ты заплатил те деньги - уже вообще нет. А если есть и даже она построила этот дом, то продала твою квартиру еще нескольким семьям, и тут начинается лотерея. И даже если ты сумел заработать на нее, это еще ничего не значит. Как интересно выбирать себе новую жизнь! Когда ты еще молод и полон сил, и на твоем счету лежат те деньги, которые десятилетие ты честно зарабатывал, и теперь сможешь, наконец, себе позволить все. И он почувствовал ту удивительную степень свободы, которая теперь будет с ним всегда! Они ехали этими бескрайними полями, и он свободно дышал чистым воздухом, без которого уже не мог жить. - И тогда триста лет назад, тоже не мог. Поэтому, наверное, и возвращался всегда только сюда, - подумал он. Они осмотрели один замок, другой, третий. Это были все произведения искусства архитектуры - каждое своей эпохи. И если снаружи можно было подумать, что ты и находишься там, в том столетии, то, зайдя внутрь каждого из них, заметишь абсолютно современный дизайн и обстановку. Все по последнему “писку” моды. Так французы заботливо сохраняют эти великолепные замки, оберегая свои произведения старины. Менеджер не уставал и тараторил всю дорогу, рассказывая об этих местах, бывших хозяевах этих домов и не мог понять, что ему нравится больше. А он и сам не мог понять – что? Он вспомнил, как строил тот свой дом в Москве. Архитектор удивлялся ему - откуда такое знание старины? Он сам вносил многие изменения и элементы, которые легко потом ложились на предложенный проект. Теперь он знал откуда. Отсюда! И если здесь невдалеке стоит пусть разрушенный, но зато идеальный для него дом, так, может, и не стоит больше ничего искать? - подумал он! - А хотите, я Вам покажу то, что я ищу? – сказал он. - Да, конечно! Я готов показать Вам любой вариант, - ответил риэлтор. - Теперь покажу Вам я! Поехали! Они оставили машину на булыжной мостовой и шли по участку вокруг его старого замка. Он оглянулся на мгновение и заглянул туда, напротив. Там ходили две лошади и ели траву. Ее он не увидел, но под сердцем приятно защемило от предчувствия скорой встречи. Но сначала его дом. Риэлтор был явно озадачен. – Вы, действительно, хотите купить похожий дом? - Я хочу купить этот дом. Это возможно? - Да, этот замок сейчас не имеет хозяев и принадлежит муниципалитету. Мы выставляли его на продажу... Тут парень посмотрел на него и сменил тактику. Наверное, он встречал таких клиентов раньше, которые если что-то хотят, готовы выложить любые деньги. А это, видимо, был тот самый случай... И клиент был какой-то странный. - Вы должны знать, что этот замок - произведение искусства середины семнадцатого века и защищается государством. - Что это значит? – спросил он. - То, что, купив его, Вы сможете провести его полную реставрацию, но не сможете ничего изменить снаружи. То есть внести реконструкцию и поменять его облик. - А разве здесь нужно что-то менять? – удивился он. - Прекрасно! Вас устраивает цена - восемьсот тысяч евро? Он знал, что тот его “надувает”, и таких цен здесь нет, но сейчас для него самым главным был тот факт, что он может купить этот замок! Его замок, который ждал его триста лет! И вот он снова вернулся сюда - к нему, и цена уже не имела никакого значения. Парень продолжал: - “Пойдемте, осмотрим землю”. Они пошли по широкому полю за домом. Он здесь знал каждую пядь этой земли. Парень продолжал щебетать рядом. - Здесь можно построить отличное поле для гольфа. Вот только те несколько сотен метров своим крутым склоном немного выбиваются из общего ландшафта, но в остальном - очень перспективный участок. Этот риэлтор не мог знать, во что обошелся ему когда-то этот склон, который он купил под виноградник, и чем закончилась та история. Но это и не его дело. - Скажите, а почему раньше никто не покупал этот замок? – спросил он его. Парень замялся: - “Понимаете... я повторяю, этот замок охраняется государством, и его нельзя сносить. А не каждый может себе позволить потратить столько на его реставрацию... Ну, Вы меня понимаете... Так Вы его покупаете?” - Да! 29 Он сидел верхом на капоте своего новенького автомобиля. Хаммера в этой стране не нашлось, и он купил теперь уже низкую изящную гоночную машинку с открытым верхом. Да и зачем ему была здесь машина - лошадь, когда он был в Гаскони, где столько было этих самых настоящих лошадей. Его красная лакированная красавица с недоумением взирала на эти древние ворота и брезгливо наступала своими изящными колесами на какие-то булыжники на мостовой. Она должна ездить по Ривьере, а не взирать на эти горы вдалеке и эту ужасную дорогу, которой здесь и не было. Он уже долго сидел на капоте и смотрел сквозь ее забор. Если бы он был в России, то не увидел бы ничего - там люди предпочитали глухие заборы, а здесь ее дом и земля, бесконечное поле, на котором стояла ее усадьба, вся Гасконь и вся Франция были как на ладони. Было раннее утро, но он не выдержал и из того городка, где пока снимал номер в единственной ужасной гостинице, примчался сюда. Она была там. Ходила между домом и конюшней, что-то делала и не обращала никакого внимания на какую-то машину за своей оградой. Потом вскочила на одну из своих лошадей, быстро понеслась к воротам и выехала наружу. - А, русский, привет. Снова на экскурсии? – поздоровалась она, закрывая калитку. Он опять с удовольствием любовался этой девушкой. Она была еще красивее, чем показалась ему в первый раз. И снова эти две косички и копна длинных черных волос на ветру. Он поздоровался. - Я вам должен обед и хочу прямо сегодня Вас пригласить. Мари, где находится ваш любимый ресторан? – спросил он ее. - Я редко хожу в рестораны, а сегодня мой конюх заболел, и я никуда отсюда не поеду. Так что оставьте ваш долг при себе, - вежливо и равнодушно произнесла она. - Но я не люблю долгов, - возразил он. - Тогда как-нибудь в другой раз, - снова безразлично отвечала она. - Но вы же сегодня не собираетесь голодать? – настаивал он. - Русский, что Вы хотите? – теперь она стояла и смотрела прямо на него. Она была не такая, как те, с которыми он привык там у себя. Она не прогоняла и не кокетничала. Просто спрашивала. Но именно в этой простоте и была изюминка ее природного очарования. И сколько в этом было кокетства поневоле, она не догадывалась сама, хотя сейчас она казалась ему старше, чем раньше. Ей, наверное, было лет двадцать пять. - И все же, если Вы не против моей компании, - продолжал настойчиво он, - сегодня я приглашаю Вас на обед. И раз Вы не можете никуда отъехать отсюда, значит, мы будем обедать прямо здесь. - Здесь?- удивилась она. - Да, если Вы не против. Она не знала, что ответить, и ее лошадь с нетерпением фыркнула. Но он настаивал - Вам будет удобно, допустим в шесть часов? – закончил он. - Хорошо, - спустя какое-то мгновение коротко бросила она и пожала плечами. Она сказала только это, равнодушно посмотрев на его машину, и быстро умчалась по дороге. Он не знал, что она подумала, но сейчас это было не важно. Времени оставалось немного. Старый засов в петлях его забора долго не поддавался и, наконец, он открыл свои ворота. Свои, потому что ему уже отдали эти символические ненужные ключи от его дырявой ограды, и пока они там все оформляли, он уже вступал в свои владения. Главное, что он перевел им деньги. А для него всегда это было самым главным. Остальное - детали. Пока ее не было и она не видела, чем он занимается, он нашел какой-то древний стол и стулья. Вытащил все это на улицу перед его замком, и оставалось только накрыть этот стол скатертью и поставить еду. Оглядел все это. - Ну, что ж, новоселье! - сказал себе и помчался в город. 30 Он нашел, как ему показалось, самый дорогой ресторан в этом городке, потом долго объяснял, что ему нужно, но его так же долго не понимали. Потом, когда они узнали, что он русский, разговор пошел легче и, наконец, они обсудили меню. - Эти русские всегда что-нибудь выдумывают, - подумал метрдотель. - Ну и хорошо. А то эти немцы заваливаются в зал, топчутся, долго изучают меню, потом разворачиваются и уходят. И обязательно сэкономят свою десятку. А этот сейчас скупит весь ресторан… С хорошим вином проблем не было. Эта провинция славилась на весь мир своими винами. Вот почему когда-то он хотел здесь вырастить настоящий виноградник. - Интересно, осталось ли в этой стране вино трехсотлетней давности и можно ли его еще пить? - подумал он. Но это в другой раз. Он не хотел отравиться или отравить ее прямо сегодня. Было без пяти минут шесть, когда маленький караван проследовал сквозь дырявую калитку его забора и торопливые официанты уже суетились у большого старинного стола. Он тем временем подошел к ее воротам, а она уже шла ему навстречу. На ней было длинное черное платье и ветровка, которая совсем не вязалась с этим нарядом. Но для пикника вполне годится. Для февраля месяца стояла очень теплая погода, и на солнце он не боялся, что она замерзнет. Это солнце было здесь в этой теплой стране на их стороне. - Вы всегда, русские, любите лазить через чужие заборы? – спросила она. - Теперь и мне предлагаете сделать то же самое? Он не хотел сразу раскрывать ей свою новость, поэтому уклонился от прямого ответа. - Если в ресторан нельзя повести Вас, значит, он приехал к Вам сюда, - и он усадил ее за накрытый стол. Одна машина уже уехала с поваром и официантами, которые довезли сюда всю эту еду. Оставался еще один официант, который на фоне этого разрушенного замка в своей униформе смотрелся как маленький проворный чертик на балу у сатаны. Сейчас зажгутся свечи или звезды и начнется шабаш. - Поскольку я не знаю Ваш вкус, выбирайте сами. Вот меню. - Вы, русский, сюда привезли весь ресторан? – спросила она. - Я надеюсь. Они, как в настоящем шикарном заведении выбирали разные блюда, задавая вопросы официанту, и, наконец, тот налил им в бокалы вино и зажег свечи. Рано смеркалось, и скоро начнется необычный вечер у этих двоих. Он сидел напротив и любовался. Она убрала детские косички, расчесала свои красивые длинные волосы, и сделала это для него, - что с удовольствием отметил он про себя. - Вы меня хотели удивить? – спросила она, с удовольствием пробуя еду. - Сказать честно? - Да, - просто сказала она. - Я Вас хотел поразить. - Вам это удалось. В вашем ресторане намного вкуснее, чем в моем. Во всяком случае, не станешь давиться, - припомнила она ему их первую встречу. - А Вы мне никак не простите тот наш обед? - Вы так быстро сбежали тогда... - Сбежал, но появился снова, уже в другом качестве. Чтобы Вас поразить и каждый день видеть, я купил этот замок... Простите, я не хотел Вас напугать! Но было уже поздно. Она сидела и кашляла, и задыхалась, а он как когда-то она, вежливо стучал ей между лопаток... - Зачем? ... - Что зачем? - Зачем вы купили эти развалины? ... Местные власти уже давно никому не могли их продать ... и вот нашелся сумасшедший русский! Наконец, она успокоилась и пришла в себя. - Я не знаю, как Вам это объяснить. Может быть, когда-нибудь расскажу, - продолжал он, - но я всю свою жизнь хотел иметь именно такой дом. Мне даже иногда казалось, что я здесь жил когда-то. Я видел его во сне. И... Вас тоже, - неожиданно для самого себя произнес он. - А чем вы будете здесь заниматься? - Выращивать лошадей... Простите, виноград. - Вон на том склоне, - утвердительно сказала она. - Да. Девушка сидела напротив него. Она перестала есть. Серьезно и теперь как-то странно смотрела ему в глаза и молчала. Он отпустил официанта. Тот быстро и тактично уехал. Она сидела и смотрела, потом ела клубнику и снова смотрела на него. Уже стало совсем темно, и эти огоньки зажженных свечей отражались и играли каким-то таинственным светом в ее глазах. Они почему-то не затухали на этом нежном вечернем дуновении, и глаза ее тоже не гасли, казалось, мерцали в этом волшебном свете, отражаясь, блестели все ярче, то ли от бокала выпитого вина, то ли от какой-то тайны в самом сокровенном уголке её души и сердца. Эта девушка совсем не была похожа на тех других, которые раньше так смотрели. Да, и не могли они так смотреть. И было в ее взгляде что-то такое, что переворачивало все в его груди. И ей он не смог бы сейчас сказать - "пойдем", потому что понял, что любит ее. И любит так, как это, наверное, бывает только раз в жизни, да и то не в каждой. Он никогда ничего подобного не испытывал. Это было счастье, смешанное с какой-то мучительной болью, с соленой горечью, необъяснимой и не знакомой ему на вкус. Она была рядом, она смотрела на него, он чувствовал ее, каждое мгновение, проведенное рядом, но почему-то боялся, что следующее мгновение уже не наступит. И поэтому, снова ничего не понимая, боялся нарушить это хрупкое молчание и испортить все. Они долго так молча сидели и смотрели друг на друга. Он закурил сигарету, уже не выдерживая этого взгляда. Потом спросил ее: - А почему такая молодая, красивая девушка живет одна в этой глуши? - Вы меня уже спрашивали в прошлый раз. - Но тогда Вы не ответили. - И теперь Вы купили этот замок, чтобы снова задать мне этот вопрос? - как-то жестко спросила она. - Да, - уверенно ответил он. - Я не знаю... Здесь я родилась... Потом, когда не стало родителей, я училась в другой провинции у родных... А потом вернулась сюда... Я не знаю, почему... Ее голос звучал глухо и отчужденно, словно она заглядывала куда-то в пустоту, а не в свое прошлое, будто принимала какое-то решение. - А от кого сбежали сюда Вы? - неожиданно спросила она. - Наверное, от самого себя, но теперь мне кажется, что это и есть мой дом… Она снова смотрела на него и молчала. Он никогда не думал, что так можно молчать. - Это твой дом, - повторила она. - А я... Кто я? - шепотом спросила она - Ты Мари. - А кто ты? Он молчал и не знал, что ответить. Она посмотрела своими огромными черными глазами прямо ему в глаза. Он снова с трудом сдерживал этот взгляд. Теперь это был какой-то черный бездонный колодец, в который захотелось броситься, не раздумывая. - Пойдем, - прошептала она. Сколько раз в своей жизни он слышал это "пойдем" и теперь понял, что слышит впервые. Она взяла его руку своей горячей рукой и вела за собой, сквозь эти калитки и заборы, по этой булыжной мостовой, туда, в свой дом. И эта рука дрожала. И она вся дрожала, и потом жарким огоньком билась в его объятиях. И любила его так, как невозможно это делать. Так не отдаются - так любят! И он любил, не помня ничего. Эти портреты, мебель, простыня - все кружилось. Все вращалось в каком-то вихре, облаке, он плыл на нем, поднимаясь куда-то выше и выше, а она была там вместе с ним, крепко держала его, не отпуская. Что это было? Так не любят. Он не помнил ничего. И только она крепко держала его, помогая спуститься на землю. - У тебя этого никогда не было раньше? - спросил он, приходя постепенно в себя. Она молчала и смотрела на него, на потолок, сквозь него, туда, где их облако еще мерцало в темноте звездного неба, напоминая обо всем… - Я тебя ждала... Если бы ты знал, сколько я тебя ждала! ... Как и тогда, - прошептала она. - Когда? - Не важно... Она прикрыла ему рот своей горячей ладонью. Он засыпал. Он уже просто засыпал у нее на руках. И эти руки были и теми руками три сотни лет назад, и руками матери, которая берет из люльки своего ребенка, чтобы утешить, и ее руками – такими, какими они могут быть только у НЕЕ, и только тогда, когда она ЛЮБИТ... 31 Он проснулся. Солнце заливало своими лучами эту комнатку на втором этаже. Уже, наверное, было очень поздно. Сколько он проспал? Он огляделся и сразу все вспомнил. И не мог пошевелиться. Ее рядом не было. - Пошла к своим лошадям, - подумал он. У него не было сил пошевелить рукой не то, что встать. Только ощущение этого счастливого утра в его жизни. И того вечера... Он лежал и улыбался. - Ну, где же она! Он не мог больше без нее и минуты. Этого не объяснить! И он должен вскочить и бежать к ней. А все его силы оставались где-то там, на том облаке, которое вчера уносило их куда-то. Он не верил самому себе! Такого не бывает! Он прожил почти сорок лет, а жить начинал только сегодня! Подушка еще сохраняла запах ее волос и ее тела. И как он снова хотел обнять ее, но она была там внизу и, наверное, занималась своими лошадьми. Наконец, он спустился вниз. В доме никого не было. Какие-то звуки на конюшне, он побежал туда. Старый конюх клал сено в кормушки. Ее рядом не было. Какой чудесный запах сена и этих лошадей! Теперь он будет здесь конюхом! Да, кем угодно! - А где Мари? - Доброе утро, месье. Она уехала. - Куда!!! - Она не сказала, месье… - Нет, ты мне скажешь, старый черт, где она? - Он схватил этого конюха за грудки. Тот легко высвободился и отстранил его своими железными руками. - Не нужно, месье, так волноваться. Вот, она оставила Вам записку. Он выхватил смятый клочок бумаги и прочитал: "Прости меня. Мы не можем быть вместе. Я уезжаю. И не ищи меня". - Что за черт! - и он снова накинулся на конюха. - Куда она уехала. Говори же. На тебе денег. Сколько тебе заплатить? Тысячу! Десять! - Не волнуйтесь так. Я все равно не могу сказать этого, я просто наемный рабочий, и не могу знать, куда она могла поехать. Просто сказала, что не вернется и чтобы я смотрел за лошадьми. Потом мне скажут, что нужно сделать. Вот оставила деньги на полгода. Остальное, сказала, вышлет потом. - Кто скажет? - Я не знаю месье. Он снова кинулся в дом, чтобы найти хоть малейшую зацепку, документы, какую-нибудь записную книжку. Нашел ее старую фотографию и больше не находил ничего. Только эти двое со своих портретов смотрели на него с упреком. И теперь он, наконец, понимал все, глядя на них. И ее слова вчера. И снова ту проклятую гадалку триста лет назад. Он, как тогда, видел сейчас ее черное сморщенное лицо. "Ты будешь один. И не будет тебе покоя". Он снова посмотрел на портрет Мариэтт. Нет, они были только похожи та Мари и эта. Но это была одна и та же женщина! 32 Он сидел за огромным столом, заставленным остатками вчерашней еды. Он купил вчера все в том ресторане: и еду, и посуду, и этих официантов. И никто не возвращался сюда, чтобы увозить отсюда этот ненужный хлам. Он купил и покупал всегда все. А теперь не смог заплатить этому чертовому конюху, хотя был уверен, что тот мог знать что-нибудь о ней. Он мог остаться с этой девушкой и жить с ней на его деньги в любом уголке мира и даже космоса - только пожелай она того. Ветер сдувал со стола белые салфетки. Она не доела клубнику. Еще вчера она сидела здесь, на этом стуле, смотрела на него. Ела из этой тарелки. А он, как чертов плейбой, ничего не понимал и сидел рядом. - И зачем она это сделала? Они не могут быть вместе? Почему? Ведь она любит его? Тогда они должны быть вместе! А почему он всю ту жизнь искал и не находил ее. И почему она сама не вернулась? Не могла простить смерть брата! Не могла жить с человеком, который убил ее брата? А зачем тот сделал это? Гордость! При чем тут гордость, когда завтра придут люди, которым ты дал слово, и тебе нечего будет им ответить. А зачем занимал? Но ведь ему тоже должны были деньги, только его обманули, а он обмануть не мог. Вот и вся гордость. И теперь она не могла быть с ним из-за этого. Потому что знала, что он мог помочь! Ненавидела его за это. Но любила... Но он уже ответил за это той своей прошлой жизнью! А она снова была рядом и ненавидела, и снова любила. Потому и была с ним вчера! Чертова цыганка. Она заговорила их обоих! ... А может, старуха просто сказала, что ему нужно делать, и дело совсем не в ней? А в чем? Просто это совесть. Его совесть и ее совесть, и она не дает им покоя уже триста лет. Так что же им делать??? ... Искать. Он будет искать ее. И если в этой жизни они не справятся вместе с этим, сколько жизней понадобится еще, чтобы все это преодолеть? А старуха просто хотела помочь, но он тогда не понял ее. И те деньги, тот золотой дождь, который пролился на него в этой жизни. Это было не случайно. Это было искушение. "Высоко забираться - низко падать", - вспомнил он. Просто он не заслуживал их, и поэтому, они так легко шли в его руки. Сколько достойных людей влачат жалкое существование, а, сколько подонков имеют все и управляют этим миром. Он будет искать ее, и он ее найдет, сейчас не семнадцатый век. 32 И снова этот чертов навигатор, который засел в его голове, гнал на восток, рисовал свои замысловатые карты перед его воспаленным сознанием. Красавица-машина алой стрелой стелилась по дорогам, преодолевая препятствия и расстояния, и даже время. Время, которое могло только начертать здесь новые дороги и трассы, но не смогло стереть из его памяти и совести Мариетт и ее Гаспара… И теперь его воображению представлялись картины древних дорог и городов, вереницы людей и отряды конников; и скоростные трассы – все, что не могло обмануть его память и раскрыть глаза, помочь смотреть по-другому: видеть только сегодня, сейчас, и не видеть, забыть вчера и когда-то… Но совесть можно обойти, обогнать, если еще больше этой скорости и ветра в лобовое стекло, событий и риска. Просто нужно надавить на педаль, ударить ногою в стремени по упрямому боку коня и тогда забыть и найти, то, что ищешь. И довольно уже вековых страданий и тяжбы по грехам “незамоленным”. Просто лететь, обгонять скорость ветра и скорость сознания и мысли своей, и тогда догонишь, не думая. Не задумываясь, вцепишься и, на лету остановишь… Просто важно – не думать… и не задумываться… - Месье, это очень простое дело - найти человека, зная его адрес, имя, возраст, фотографию. Человек - не иголка даже в таком большом стоге сена, как Франция. Вы только не рассказали, что заставило эту девушку покинуть свой дом. - Этого не расскажешь. - Любовь. Ну что же, снова любовь. Шерше-ля-фам. Вы не волнуйтесь, оставьте ваш телефон, и мы будем сообщать Вам о наших успехах. У нас одно из самых уважаемых детективных агентств Парижа, месье... Париж, снова Париж. Он посетил много столиц мира, но этот город потрясал его, как никакой другой. И только теперь он знал почему. Тогда, триста лет назад, сколько раз он приезжал сюда. И сейчас, бродя по этим улицам, он узнавал и не узнавал его. Он плыл на корабле по Сене и, совершенно посторонние люди там, на набережной, стояли и махали ему руками. Они пили вино, читали газеты, беседовали. Студенты в Латинском квартале устраивали свои тусовки, встречались здесь со своими девчонками, целовались и тоже махали каждому проплывающему кораблю. Дальше какие-то баржи на приколе у пирсов. Целая вереница этих старых барж и кораблей. А на них теперь квартиры респектабельных парижан. На палубах стояли вазоны с цветами. На пластиковых стульчиках за столиками сидели какие-то люди, ели, разговаривали и тоже отвлекались на каждый катер и махали им вслед. Какое-то потрясающее чувство свободы и единства. Все они были вместе. И только он оставался один. Вот Гревская площадь - он помнил ее. Собор парижской богоматери. Он зашел внутрь и, как когда-то, стоял и молил того бога о помощи. А вот это странное стеклянное образование - треугольная пирамида у входа в Лувр. Как корабль инопланетян. Раньше без нее было лучше. С Эльфелевой башни он снова смотрел на этот прекрасный город, для него - теперь уже столицу мира - и снова искал ее там внизу. И терялся, и пропадал на этих узеньких старинных улочках с булыжными мостовыми, но заблудиться не мог. Как хорошо было ему в этом прекрасном городе, и как одиноко было здесь без нее… - Месье, не волнуйтесь. Наши люди занимаются вашим делом. Они объезжают провинции и разыскивают школу, где она могла учиться. Найдем школу - найдем и ее родственников. Найдем родных - найдем и ее... Он не мог уехать из города, но и не мог сидеть на месте. Зашел в банк - хотел снять наличные. Его вежливо попросили заказать такую сумму. И что за сумма - пятьдесят тысяч? Раньше люди в мешках возили деньги и те были не бумажными, а железными и ничего. А теперь все кредитками. Пришлось два дня ждать. Банкоматы выдавали только по двести, по триста, и больше сегодня давать не хотели. Проще заработать эти деньги, чем держать их здесь в руках. Он смотрел на свою кредитку. Бросить ее сейчас туда, в воду, в Сену. Ведь об этом говорила старуха. “Встать на его место”. Выбросить карту в речку, и Мари снова появится из-за угла... Слишком просто. А завтра он пойдет в банк, и ему восстановят этот кусок пластика, и его миллионы. Неужели, действительно, придется избавляться от этих денег? Абсурд! Он просто найдет ее, поговорит с ней, и она будет с ним. Не может быть иначе! - Месье, мы продолжаем работать. Но найти девушку с именем Мари и ее фамилией во Франции - это то же самое, что искать в России Ивана Иванова. - Вы не сможете мне помочь? - Терпение. Просто нужно еще немного времени и ... некоторые материальные издержки. Мы не укладываемся в бюджет… Он готов был потратить на это все! Как странно. Еще пару месяцев назад он не знал о ней ничего и ее не знал… Хотя помнил о ней три сотни лет… А может, в этом и выход - потратить все? Наконец, банк выдал ему наличные. Он снова бродил по Парижу и тратил их. Ему выдали пятисотенные купюры. Французы - странные люди. Видя такую купюру, они смотрят на нее, как на Джоконду. Долго разглядывают, вертят в руках, словно видят ее впервые, а потом говорят, что у них нет сдачи. И так почти везде. Как будто он придумал им эти деньги. Нет, так нет. И теперь везде в нем узнавали русского - потому, что чашка кофе или багет не стоят таких денег. А он теперь сдачи не брал. Просто ходил и тратил. Потом шел по Елисейским Полям и каждому нищему оставлял по пятьсот евро. Те вели себя так, словно они только такими купюрами и принимали. Снисходительно и с каким-то французским достоинством. Пил где-то вино в одном, втором ресторане... третьем... - Милый, ты не меня ищешь? Это была высокая стройная шатенка. Он забрел на ту замечательную улицу красных фонарей, которая существовала всегда. Еще одна достопримечательность этого прекрасного города. Еще год назад он, наверное, обратил бы на нее внимание. Но все так изменилось. - Если бы я искал тебя, все было бы намного проще, - только успел подумать он, но она поняла. - Тогда пойдем ко мне, и ты мне все расскажешь. Даже проститутки здесь совсем другие. Они, как скорая помощь... - Почему бы и нет. Купи вина, - и он сунул ей в руки купюру. - Только русские ходят с такими деньгами. Ты откуда? - Оттуда... Они купили две бутылки вина. Ей почему-то дали сдачу. Она протянула ему эти деньги, и скоро они поднялись куда-то наверх в ее маленькую мансарду. - Выпьешь? - спросила она. - Выпью. Она уже наливала вино в бокалы. На столе была какая-то шоколадка и все. - Наверное, нужно было накормить ее, - подумал он. Они выпили. Она сняла с себя свою блузку, и под ней ничего не было. У нее было красивое молодое тело. - И что делает такая девушка в этом квартале? - подумал он. Она села к нему на колени и обняла его за шею, посмотрела прямо в глаза. - Ты не оденешься? - попросил он. Она совсем не обиделась, снова оделась, села рядом и теперь смотрела на него. - Я веду себя странно? - спросил он. - Нет, почему. Бывают такие ... которым нужно просто... и они приходят сюда. - Интересно... Они выпили. Это была симпатичная молодая девушка - венгерка или румынка. Очень миленькая. Ему стало как-то спокойно с ней. Хорошо и легко. Он как будто отдыхал здесь, сидя с ней рядом. Отдыхал от своего беспрерывного бега за тенью. Ему казалось, что она понимает его. А он очень устал. И с ней было хорошо и спокойно. - А почему ты стоишь на той улице? - Ты меня не жалей. Я не надолго здесь задержусь, - гордо сверкнула она своими черными глазами. - Лучше расскажи - кого ты на этой улице не искал? ... Он пил вино и молчал. - Почему она от тебя ушла? ... Он продолжал молча пить. - Она тебя любит? - Да, – не выдержал он. - Ты сделал ей больно? - Я не помог ее брату, и он... В общем, попал в плохую историю... Они пили вино и молчали, и снова наливали. - Знаешь, если бы меня искал парень с такими грустными глазами, я бы, не задумываясь, пошла за ним. - А как же эта... твоя улица? - Это не имеет никакого значения, - снова сверкнула она своими красивыми глазами, - тебе не понять. - Извини. Они еще выпили. - Если она тебя любит, она будет с тобой. Просто ей нужно время. - Да, что-то уж много времени прошло. - И все равно, русский. Ты должен найти ее. Ты не должен сломаться. - Иди ко мне, - неожиданно для себя сказал он. - Нет, - ответила она. Он поднял на нее свои удивленные глаза. - Ты сейчас выпил... Потом проснешься и будешь сам себе противен. Я не хочу таких денег. Пойдем, лучше провожу тебя до такси. Пока она собиралась, он незаметно сунул под подушку те деньги, которые оставались у него. Мелочь - двадцать, тридцать тысяч, но ей пока хватит, - подумал он. Да, Париж ничем не удивишь. Она говорила с ним, и ему стало легче. Только проститутка может так слушать, хотя он ничего и не рассказал… - Месье. Пока нет для вас новостей. Мы работаем. - Дайте мне несколько адресов, я тоже поеду искать. Он уже не мог больше сидеть на месте и должен был что-то сделать сам. 33 Ему не нужна была карта. Он знал каждый город в этой стране, и не знал только эти современные дороги. Но по солнцу или по своей памяти всегда выбирал правильное направление и добирался без чьей-либо помощи, ему не нужно было смотреть на указатели. Сколько проехал тогда в той жизни он этих дорог? И сейчас он снова, как и тогда, скитался и искал, но по всем адресам ему отвечали, глядя на фотографию девочки: - Нет, такая у нас не училась. Проехав так десять - двадцать городов он, наконец, понял. Он ее не найдет! Не найдет никогда! Он уже делал это всю свою прошлую жизнь, и будет потрачена еще одна жизнь на такое же бесполезное скитание. Этот рок будет преследовать его снова и снова. И даже если она пройдет совсем рядом - он не увидит ее, и будет она идти ему навстречу - он пройдет мимо! Он сидел в большом пустом зале своего замка. На улице был конец апреля. Было очень тепло, и он теперь часто оставался ночевать в этом родовом склепе. Ничего не строил, не реставрировал, только думал и ждал, и смотрел туда, сквозь окно, где ходили ее лошади, и старый конюх, который ухаживал за ними. Говорить было с ним бесполезно. 34 И снова он летел в своей огненной красавице по этой стране. Истратить все? "Поставить себя на ЕГО место". Он готов! Он сделает это! Сделает это красиво и с удовольствием! Теперь от принятия этого решения ему стало легче. Только ОНИ ошиблись. Кто ОНИ, он не знал. Но знал, что если бы этих денег у него было не так много, от них было бы тяжелее отказываться. Он ценил бы их больше. А сейчас, когда ему дали заработать столько! Они уже потеряли свою цену, и было их совсем не жаль! Он им покажет! И сделает это легко и весело! Русские умеют тратить деньги. Насколько они будут считать там у себя каждую копейку, настолько же легко, находясь вдали от своего дома и офиса, будут швырять и тратить их направо и налево. А он пока и чувствовал себя тем самым русским. Его ласточка была счастлива! Наконец, она расправит свои крылья и покажет всем, на что она способна. Они были сейчас очень похожи: он со своим безумным желанием, и она, со своим мощным мотором. Они стрелой летели по этой прекрасной дороге, петлявшей вдоль моря, и мчались туда, на восток! Перпиньян, Безьер. Наконец, Марсель остался в стороне у моря, а дорога вежливо вдалеке огибала этот старинный портовый город. И снова море. Вот маленькая деревушка Канн. Насколько маленькая - настолько же известная на весь мир. Скоро уже великолепная Ницца, как белая красавица - невеста помахала им издалека своим шлейфом изящества и блеска. Чем дальше, тем больше на дороге шикарных машин. Таких же женщин, рядом их плейбои за рулем. И, наконец, прощай Франция. Налево - дорога в Швейцарию, туда, в Альпийские горы, а прямо за тоннелем, вдалеке, открывались горы и холмы Италии. И они, едва касаясь колесами трассы Формулы – 1, уже спускались сюда, к цели их путешествия. - Ну, как ты, мной доволен? - словно спрашивала его красавица-машина. Она не знала, что здесь, в Монако, никого и ничем не удивишь. А он приехал удивлять казино, то самое, знаменитое казино своим проигрышем. Монте-Карло не каждый день считает выигрыши в сто миллионов! Ну, что ж, поиграем! Здесь было семь казино, но он, конечно же, выбрал именно Монте-Карло. Если умирать, то в объятиях лучшей красавицы Старого Света. А это казино и было ТАКИМ! Было семь часов вечера. Весь бомонд соберется здесь не раннее десяти, а то и позже. Он зашел в лучший ресторан перед этим старинным зданием. Здесь готовил известный на всю Европу шеф- повар, и были такие же блюда, под стать всему изяществу, которое окружало это место. Он с удовольствием поужинал, потому что не ел со вчерашнего дня. Потом вошел внутрь казино. Это был, наверное, самый трудный шаг в его жизни, и он поначалу робко ступал туда. А эти стены, со старинной росписью, лепниной и загадочной атмосферой уже приглашали и манили его окунуться в дьявольскую сказку большой игры. Он равнодушно прошел залы автоматов. Там такие деньги можно спускать сотни лет. Впереди его встречал зал, который уже давно поджидал его. Он ждал, как ждет каждого игрока, который приходит сюда с большими деньгами и приходит выигрывать. Но этот русский был не похож на остальных. И этот зал, который напоминал скорее на шикарное, театральное помещение… хотя какая разница - игра и там и здесь, только боги у них разные… этот зал, почувствовав неладное, встречал его уже с опаской. Он видел многих за свои сотни лет, но этот русский! Ему выдали фишки. Он спросил, есть ли ограничения в выигрыше или проигрыше. - Месье, Вы приехали в Монте-Карло! - этим было сказано все. Он выбрал рулетку. Когда-то за этим столом он лет десять тому назад проиграл несколько тысяч. Именно за этим. Здесь ничего не изменилось и, наверное, никогда и не изменится, только будут новые крупье. Он волновался. Тогда, десять лет назад, как волновался он, и как хотела его девчонка с той самой яхты, чтобы они выиграли. А они азартно и с радостью проиграли. Но все равно было здорово! Теперь этот стол его снова узнал, но подумал, что он за десять лет так ничему и не научился. Он сразу же начал ставить на число. А значит, вероятность была 1 к 36. Всего тридцать шесть цифр, не считая “зеро”. А значит, одна тридцать седьмая. Ну-ну. Этот русский стал явно богаче и ставит сразу по десять. По десять тысяч! Только что-то не так! И он сам уже видел, что что-то не так. Да, тогда десять лет назад, он пришел с намерением выигрывать, и поэтому проиграл. Но сейчас... С первой ставки в десять тысяч он выиграл триста шестьдесят! Триста шестьдесят тысяч! - Хорошо, - подумал он, - случайность. Дальше он ставил снова на число. И будет ставить на число каждый раз! И каждый раз на новое. В итоге вероятность уже будет сотая, тысячная. Он не может не проиграть! Но крупье все продолжает и продолжает придвигать к нему его выигрыши. И уже его фишки не помещаются на столе, подходят какие-то люди с разных сторон, ставят с ним вместе на его числа. И тоже выигрывают. Снова и снова. Казино с царским благородством безропотно выдает им их выигрыш. Оно знает, чем это все закончится, но не знает, кто к нему приехал. А он уже чувствует в панике, что не сможет проиграть ни цента и уже выигрывает миллионы! За минуты! Проклятье! Это проклятье! Оно не кончится никогда! Словно открылся канал куда-то сквозь этот расписной потолок, туда, наверх. И уже не он угадывает эти цифры, а кто-то снова водит его рукой. Как тогда, все эти десять лет. И что бы он сейчас не поставил, какую цифру не накрыл, рука крупье безошибочно будет вращать рулетку, и этот дьявольский шарик будет останавливаться именно на ней – на его цифре. Говорят, нужно вовремя остановиться. И если бы он не остановился... Но казино не виновато в его проблемах, а эти миллионы не отдашь крупье на чай. Он выскочил из казино, попросив этот выигрыш выдать наличными. Ему привезли из ближайшего банка чемоданчик с этой суммой. Предложили охрану, вертолет. Он отказался. Ему было неудобно перед этими людьми и этим городом, который, как никакой другой город или страна, заботится о своих гражданах. Казино не пускает жителей Монако к себе играть, разрешая заходить лишь в другое крыло Монте-Карло, где находится театр. Но эта маленькая страна и не берет с них налоги. Она сидит на этой своей золотой "трубе", но выигрыш от казино не кладется в карман нескольких людишек, а отдается казне. И зная это, ему теперь было неловко перед ними. Это была его проблема. А он притащился сюда на своей красной машине со своим проклятьем, своим дьяволом и своими грехами - и теперь не знал, что делать? Он пошел туда, в сторону моря, через большую пустынную площадь. Подошел к краю плато, на котором стояло казино. Неужели он не может сделать теперь эту простую вещь? Просто потратить эти деньги? И теперь тащит за собой еще и эти пять миллионов. Чужих миллионов! Насмешка! Он подошел к краю обрыва посмотрел вниз. Господи! Когда-то Гаспар так же стоял на краю того обрыва недалеко от своего дома и своей сестры, и друга, который не помог ему. Он стоял и смотрел вниз. Хотя уже все решил, но теперь должен был сделать этот шаг. Что он чувствовал? А что можно чувствовать, глядя туда! - Узнай! Вот и сделай этот шаг прямо сейчас, как он! - внезапно подумал он. - Сделай легко и весело, как решил делать все. И сразу “встанешь на его место”! Точно встанешь. А Мари придет, и теперь уже будет хоронить тебя. И эта сотня метров под ним притягивала и уже не пугала... Вот что он заставил испытать своего друга когда-то! Тот ждал своих денег до последнего дня и потом, когда обратился к нему, был уверен, что он поможет. Он для его друга был той самой стеной, которая защитит, в конце концов, спасет его, и он, поборов свою гордость, подойдет и обопрется. Прислонится к этой стене и спасет свою честь! И вдруг она отталкивает его и бросает сюда, в эту пропасть! - Теперь сделай сам этот шаг! Мы в ответе за него. Мы в ответе за каждый наш шаг, каждую мысль, каждый взгляд наш, за все, за каждое слово, и вздох, и даже за то, что мы не сделали. Или скорее могли бы сделать. И почему он всегда думал только о себе, о Мари - и никогда, о нем, своем друге. И только теперь он понял, что это равнодушие, оно убивает. И лучше сделать что-нибудь иной раз, чем не сделать вообще ничего. И еще понял, что теперь он будет отвечать еще и за этот шаг, туда, в пропасть. И за этого русского тоже. И сколько еще потом жизней понадобиться... Он отшатнулся… Нет, он должен достойно все это закончить и сделать это сейчас, в этой стране, в этой жизни и вернуть себе Мари. И он избавится от своего тяжелого груза. - Месье, Вы не сделаете этого! - Простите? Перед ним стоял маленький француз и держал его за руку. - Я не знаю, что толкает туда человека, который только что выиграл миллионы. Но я не дам сделать Вам этого... У меня значительно больше причин для такого поступка, и все же я здесь и не собираюсь покончить с собой. Тут он узнал этого маленького человечка в черном смокинге. Тот стоял рядом с ним за тем самым столом, и повторял его ставки. - А что случилось с Вами? Ведь Вы, как я помню, тоже недавно радовались своему выигрышу? - Да, месье. Но нужно было остановиться, как и Вы, а я сделал после Вашей игры еще две ставки. - И? - И проиграл все. - Я Вам благодарен за Ваше участие, но не собирался бросаться туда вниз. - Простите месье? ... Но мне показалось... - Да, Вам правильно показалось, я не хотел прыгать сам, а хотел отправить туда с обрыва этот саквояж. Маленький человек заволновался. - Туда? Вниз? ... - Именно туда... - А можно посмотреть? - Что посмотреть? - Ну, на эти деньги... Он открыл портфель, и сто пачек с новенькими пятисотенными купюрами приковали внимание его спасителя... Тот заворожено смотрел на деньги, а он смотрел на него. И ему показалось, что они сейчас смогут решить проблемы друг друга. - И Вы их сейчас выкинете с этого обрыва? - Да, если Вы не избавите меня от них. - Простите? - Здесь пять миллионов. Вам нужны эти деньги? - Я не знаю, что Вам ответить... Постойте... Не бросайте... Да! Конечно! ...Но я не понимаю... - А Вам и не нужно понимать. Вы мне хотели оказать сейчас услугу и спасти меня? Я в свою очередь хочу отблагодарить Вас и вручить этот саквояж. Вы согласны? - Да! ... - Но с одним условием. Вы их должны потратить на благое дело. - Да! Месье, конечно... Но я не понимаю... - Так берите, пока я не передумал! - закричал он. Тот вскочил, схватил чемодан и кинулся прочь. И бежал так быстро от этого русского, насколько могли нести его маленькие ножки. А русский стоял у края обрыва и хохотал. Француз отбежал на сотню метров и остановился, снова показывая ему на чемодан. Словно не верил и опять спрашивал разрешения. А он хохотал еще громче и махал ему рукой. - Проваливай! И тогда маленький, но прыткий француз, уже уверенной, быстрой походной засеменил прочь. А он уже не сомневался, куда тот идет. Туда, и только туда. Куда ведут все дороги в Монако? Конечно, в казино! Теперь он был спокоен. Он вернул назад все эти деньги! Все - до единого цента! 35 Теперь он не летел, а медленно катил по этим полям и холмам, почти не давил на педаль и не радовал свою машину той сумасшедшей гонкой. Он ехал и думал. И перед ним уже стояли не эти любимые руки, и не ее глаза, а стояла та пропасть, от которой он едва отошел. Он не смог сделать шаг, который с того обрыва сделали многие. За те сотни лет жизни этого казино они проигрывали и шли туда, к обрыву, и потом дальше куда-то вниз, в пропасть, в неизвестность... Что с ними сейчас? Как искупают они этот шаг? Снова деньги. Почему когда их мало или нет вообще, ты бескорыстен и чист перед своей совестью. Почему, когда они появляются у тебя, сразу, будто взамен, отбирают частицу твоей души, и ты уже не имеешь друзей и завидуешь тому алкашу, который готов снять с себя последнюю рубашку. Не имеешь женщины, а лишь покупаешь ее тело. И уже не имеешь ничего. Потому что все, что не имеет цены, теперь теряет смысл. А, оказывается то, что этой цены не имеет, бесценно! И никакие деньги уже не помогут. И теперь эти глаза – нет, не любимой женщины, а его друга, того единственного, спустя столетия, глаза друга стояли перед ним и не давали покоя. И он очень хорошо понимал Мари, которая не могла быть с ним, потому что и она не могла до сих пор переступить через этот взгляд ее брата. Закрыть на это свои красивые и такие добрые, и грустные глаза. Как можно искупить то, чего не вернуть? Где предел той совести, которая мучит их? И уже вторая жизнь проходит, а ей все мало... И если все это когда-то закончится, насколько аккуратно теперь он будет идти по этой земле, делая каждый свой шаг в эту неизвестность, которая всегда сможет вернуться потом к нему. И что же теперь делать - бояться? Не идти и не жить? А может, просто научиться любить? И тогда не наступишь и не раздавишь. И может, эта любовь и научит тебя и ходить, и жить. И уже не важно, кого и что ты любишь! И тогда уже к тебе будет возвращаться не проклятие, но та самая любовь. Может, не в этой жизни, но это уже не важно. А важно, что ты, наконец, будешь собой и будешь свободен! И начинать ту новую жизнь ты будешь с чистой совестью - не с белого листа, а оттуда, где остановился когда-то. Если оно, конечно, того стоило... Как он снова хотел оказаться в тех рваных, потертых джинсах, сидеть на той деревянной скамейке, снова зарабатывать свои первые деньги и просто жить… 36 Он снова стоял в том величественном храме, который пережил в своем облике не одну жизнь и не одну революцию. Его строили два столетия, потом пытались разрушить и снова достраивали и возносили, как возносятся души праведных за той чертой... В его стенах устраивали вертеп, а потом снова освящали, и после он своим великолепием короновал Наполеона, и снисходительно смотрел даже на него. Он пережил средневековье инквизиции. С него сбрасывали статуи и возводили химеры. Все взлеты и падения этой великой страны не обходились без его участия. Нотрдам де Пари. Маленький остров Сите в самом центре Парижа, и этот великий католический собор. В таком месте чувствуешь себя ничтожным и связанным воедино с этим божественным космосом там, над его готическим шпилем. Именно сюда он решил прийти и отдать то, что у него оставалось. А было у него так мало! - думал он, глядя на этот Собор. - Месье, я хотел бы сделать пожертвование. - Пожалуйста, - отвечал ему служитель храма, - по периметру собора находятся урны для пожертвований, Вы можете выбрать любую. - Я боюсь, что такая урна будет слишком мала. - Если месье желает внести значительную сумму, он может опустить туда чек. Ему хотелось сделать это наверняка. Чтобы теперь этот чек не затерялся где-нибудь на дне этой деревянной коробки, и не оказался потом каким-то невероятным образом снова в его портмоне. А деньги так и не будут списаны с его счета. - И все-таки, месье, я хотел бы внести очень значительную сумму. Вы мне не поможете? Я хотел бы встретиться с настоятелем Вашего Собора. Если, это, конечно, возможно... - Приходите завтра. После мессы он некоторое время будет здесь. Я доложу о Вас, - сказал равнодушно служитель и откланялся. - Да, – сказал он так, словно хотел не пожертвовать, а был просителем. Хотя не так просто было избавиться от этих денег - и в этом он уже убедился. Завтра он пришел пораньше и по окончании службы попросил об аудиенции. Его вежливо проводили в какую-то комнату. - Вы хотели внести некоторую сумму на счет нашего Собора. - Да, я извиняюсь за беспокойство, но хотел сделать это лично. Этот священнослужитель был почтенный мужчина, не очень пожилой, энергичный, с живыми, пронзительными глазами. - Церковь приветствует такие поступки. Я слушаю Вас? Он протянул чек, и тот оказался перед глазами священника. Это была не купюра в пятьсот евро. Там была прописана сумма в сто миллионов, и тот спокойно прочитал ее на банковской бумажке. Подержал в руках и положил перед собой. - Как экзаменационный билет, - подумал он. Священник спокойно продолжал. - Поскольку Вы попросили о встрече, Вы видимо, хотите что-то сказать или о чем-то просить меня? - Я не хочу просить Вас истратить эти деньги на благое дело, потому что в этом абсолютно уверен, поэтому и пришел с этим чеком именно к Вам и прошу его принять. Священник задумался и произнес. - Это значительная сумма. Что заставляет сделать Вас такой шаг? Для Вашего капитала такое пожертвование безболезненно? Вы уверены? - Сказать по правде, это почти все, что у меня есть, - ответил он. - Почти, - повторил священник. Потом неожиданно улыбнулся, помолчал немного и теперь уже с интересом смотрел на него. - Вы хотите исповедаться? - Нет, наверное, я ничего не хочу. Только прошу принять эти деньги. - Какой-то поступок в Вашей жизни заставляет пойти на этот шаг? - Да... пожалуй, да... – неохотно ответил он. - И Вы не хотите об этом говорить... - задумался тот. - Вы хотели бы получить индульгенцию? Он не знал, что ответить. - Я поясню, - продолжал священник. - Когда-то, несколько столетий назад, обеспеченные люди приходили к нам, и церковь за их деньги выдавала небольшие свитки бумаги, перевязанные тесемкой – индульгенции, в которых были прописаны их грехи и их отпущения. А назавтра, откупившись, они с чистой совестью продолжали делать то же, что и вчера. Я хочу внести ясность и не хочу Вас обманывать. Только искреннее раскаяние сможет облегчить душу человека. Вы не хотите говорить, да и не в этом дело. Иной раз должно понадобиться достаточно времени и потрачено много сил, чтобы искупить содеянное. И поэтому, вот уже два столетия мы не выдаем эти “прощательные” свитки. Мы не можем за человека решить его проблему с его же совестью. Мы можем лишь приблизить его к Богу и наставить его на этот путь. Но главное должен сделать человек сам. И только истинное раскаяние, данное трудом, молитвой и его поступками сможет ему помочь… Вы уверены, что после того, что я Вам сказал, Вы хотите сделать для церкви этот дар? - и он придвинул к нему этот чек. - Да. Иначе я не пришел бы в храм католический. Я православный. И там бы исповедовался и просил о чем-то. - Ну, все мы дети Господа, - смиренно ответил священник. - И поэтому искренне прошу принять его. Настоятель Собора теперь как-то подобрался, встал и торжественно, но искренне, поблагодарил его... А стены этого величественного Собора почтительным эхом вторили ему. - И да будет с Вами Господь, – священник вежливо поклонился. Они уже начали расходиться по разные стороны, каждый в свою дверь. Настоятель внезапно обернулся и, хитро улыбаясь, воскликнул: - Вы сказали в начале нашего разговора - "это почти все - что у меня есть". - Да, Ваша честь, - ответил он. - А "почти" не считается! ... Ну-ну … Я пошутил … Прощайте. Двери обители закрылись, двери Собора сомкнулись за его спиной, и теперь только чувство смятения и облегчения оставалось после той встречи… Этот экзамен, наконец, сдан! – подумал он, покидая это святое место. Но он только что оставил там почти все свои деньги! И все же, кроме чувства облегчения, не испытывал ничего – значит, был на верном пути. Но "почти не считается" - и священник прав. Он пойдет до конца. Только почему он ничего не рассказал ему? Его бы поняли и, наверное, помогли. Нет, теперь он сам будет справляться с этим. И, наверное, только один человек оставался на земле, кому он смог бы доверить это. Но она итак знала обо всем, только ее не было рядом. Был май месяц. Все уже цвело и дышало летом в этой прекрасной стране. Париж тепло попрощался с ним, отправляя в беспрерывное странствие этого богатого-бедного русского француза. Когда ты приедешь сюда снова, Нотрдам де Пари увидишь в лесах. Ты помог обрести ему еще одну жизнь и еще одну молодость. Он ехал, и какое-то необычное чувство волновало его. Как будто он познал что-то новое для себя. Он никогда за последнее десятилетие ничего не делал для кого-то, только всегда для себя одного. И даже, отдавая свою фирму старому другу, он не дарил, а продавал ее. И это было нормально и по правилам. И делал это снова для себя, потому, что хотел избавиться от нее. Но теперь. … Теперь он отдал все, что он заработал там за те свои десять лет. И теперь испытывал какое-то невероятное облегчение и радость. Наверное, этого не понять никому. Тот, у которого не было столько денег, не поймет, потому, что у него их столько не было. А у кого они были и есть, так не поступят. Тогда зачем он сделал это? Неужели он верит в сказку той цыганки? И только став бедным, он снова вернет ее. А может, она вообще имела в виду совсем другое, а он снова не понял ее? Мог ли он ради Мари сделать это? Он и сделал это ради нее. Нет! Он снова сделал это ради себя, потому что не мог без нее. Но зато, как удивительно ему было сейчас! Священник прав. Только отдавая ВСЕ, можно познать это - нечто. А он и отдал это все. Оставалось дело за малым. И тут ему на мгновение показалось, что если бы он положил тот чек в урну для пожертвований и не встречался бы ни с кем, и никто бы не узнал, от кого он, это и был бы тот самый настоящий восторг и тот полет в космос, о котором не рассказать никому! Это мгновение бескорыстия! Этот дар словно открывал какие-то врата в ту сокровенную часть его совести. И если ему никто не скажет спасибо, вот где вершина этого несравненного блаженства. Пусть всего на один миг, но зато какой! И если ты отдал все, это и был прыжок в бездну, где не разобьешься и не потеряешься, потому что тебя подхватят на лету и отдадут тебе еще больше. Но проверить это можно, только сделав прыжок туда, в неизвестность, и в этом весь смысл! Он стремился и летел в свой дом. И, конечно, надежда оставалась - подъедет к ее дому, а она будет там! И теперь уже он возьмет ее за руку, и пойдут они дальше вместе по этим полям и больше никогда не расстанутся. Но “почти” не считается. И ее там снова не было. И он один, в своем логове, и только эти стены замка глухим эхом отвечали на его слова в пустоте… 37 Проходит день, и второй, и третий. Он оставался в отеле, в надоевшем номере, каждый день приезжая сюда, в его замок. Уже неделя прошла, другая. А он все сидел в своем замке и ходил по этим холмам. Здесь нельзя было жить. Не было ни электричества, ни воды. Но теперь каждый день, как на работу, он приезжал сюда. Он здесь жил, в этом своем замке. Но ничего здесь делать не хотел и не мог без нее. У него оставалось еще немного денег. Всего один миллион. Тот самый первый, которому когда-то так радовался, и теперь он был последним. И этот последний жег ему карман, мешая ему жить и свободно дышать в этой, так полюбившейся глуши. Такую сумму можно было обналичить и спустить ее просто в реку или куда угодно. Но она была последняя. Нет, ему не было жалко этих денег. Просто именно их когда-то он заработал сам с таким трудом, без чьей-либо помощи, как теперь ему казалось. И теперь, когда каждый день с немым укором смотрел на него этот пустой дом, дом его старого друга, он хотел истратить эти деньги с каким-то значением и смыслом для него, для Гаспара, уже давно умершего, но еще такого живого, для его памяти и его самого. Но как искупить то, что безвозвратно ушло, и чего не вернуть? Он хотел теперь по- настоящему, реально отдать этот долг своей совести, и отдать его этим людям напротив. Но что может он сделать для них? Осталась только она одна. Да, и то теперь была где-то далеко отсюда. В неизвестности и нереальности времени и места… Починить их забор? Отправить эти деньги на ее счет? Его он не знал, и был ли он у нее вообще. Что она любила? Что ей было нужно? Он понял, что совсем не знает о ней ничего. Вот уже триста лет он ничего о ней не знает, и лишь случайно ее нашел, на мгновение прикоснулся, и уже снова потерял на целую вечность. Ему было все равно - что будет с ним потом. Выкинут ли его из этой страны через два с половиной года, узнав, что на его счету ничего нет? Будут ли они вместе? С каждым днем ОНА становилась все дальше и дальше от него и уже уходила в какую-то нереальность. И была ли она вообще? ... Тогда, что он делает здесь? Конечно, была! И есть, где-то там - в пространстве и времени. И он должен сделать этот последний шаг… Однажды ему в его отеле попалась на глаза какая-то газета, а в ней реклама. На обложке были нарисованы прекрасные скакуны, был написан адрес аукциона, где их будут продавать. Вот то, что ему нужно! Не зря он потерял целый месяц и ждал чего-то! И снова за руль своей машины, а она уже соскучилась и снова просилась в дорогу! И дорога эта вела на север, в Нормандию, где будет проходить всем известный во Франции аукцион лошадей. Он не разбирался в лошадях, но ему сразу же приглянулась эта лошадь. И не ему одному. Вокруг этого черного красавца собралась группа людей, которые тоже с нетерпением ожидали начала торгов. Потом жокей гарцевал на ней по кругу, и этот красавец, ухоженный и причесанный, с заплетенной косичкой, отливал черным блеском на солнце. Наверное, не нужно разбираться в лошадях - достаточно было на него взглянуть! И он представил себе Мари с ее черными развевающимися волосами верхом на этом черном красавце. Он берет эту лошадь! Легко сказать. Это аукцион. И, наверное, впервые он подумал, что ему может не хватить этих проклятых денег. Ему! Который еще совсем недавно мог загрузить целую телегу этими деньгами, и этот воз никакая лошадь не сдвинула бы с места. Лот был последним, и начальная цена стояла семьсот тысяч! То был самый настоящий арабский скакун! Он подал заявку и с нетерпением ожидал окончания торгов. И вот, наконец, его очередь. Сразу определились несколько претендентов, но через пять минут, дойдя до восьмисот тысяч, почти все отказались от продолжения. Почти все! ... Теперь они оставались вдвоем. Он и какой-то бельгиец. Чтобы он пропустил этого типа – никогда! Но тот не отступал. - Восемьсот пятьдесят! – выставлял цену бельгиец. А он неизменно поднимал цену всегда только на десять тысяч. Интересно, сколько тот готов выложить. Арабские скакуны доходят и до нескольких миллионов! Бельгиец продолжал - Девятьсот! - Девятьсот десять. Бельгиец начинал нервничать, но не хотел отступать. Это была игра. Игра на самолюбии. Переплатить нельзя - это глупо. Отступить - значит проиграть, а бельгиец не умел, видимо, проигрывать. И вот то прекрасное искусство блефа, когда у тебя всего сто тысяч до миллиона. Всего на несколько ходов. А у противника явно не последние деньги. С последними сюда не приходят. Значит, нужно вести себя так, словно для тебя цена не имеет значения. Он равнодушно уставился на этого бельгийца. И тот, наконец, начал притормаживать. - Девятьсот пятьдесят пять. - Девятьсот шестьдесят пять, - нужно прибавлять строго по десять! - Девятьсот шестьдесят семь. - Девятьсот семьдесят семь. - Девятьсот семьдесят восемь. У бельгийца ресурс явно миллион! Ни центом больше! - Девятьсот восемьдесят восемь... - Девять... - Миллион! Все, он добежал первым! Сердце выпрыгивало. В кармане было еще пара тысяч и все. Что скажет бельгиец, и он равнодушно со скукой в глазах взглянул на него. Возникла небольшая пауза… Человек, посланный бельгийцем, подошел к столику устроителя аукциона. Что-то спросил. И побежал обратно к своему хозяину. - Русо!!! Все понятно, они узнавали, кто он. Здесь собирается довольно узкий круг - все знают друг друга. И только он был той белой вороной. И тогда он, глядя со скукой в глазах на этого бельгийца, развалившись в кресле, зевнул и показал тому на часы. Мол, не тормози, пора заканчивать это дело. Время не терпит. Бельгиец обернулся и зло посмотрел на него. - Русо! - махнул рукой и пошел на выход. - Вот! ... Вот когда его обуяла гордость за свой народ! Пасуют все! Стоит русскому появиться на каком-то аукционе - можно уходить. Только русский от какой-то великой дури будет торговать какой-нибудь вертолет, а потом выиграет его, пролетит разок над горами, прокатит свою девчонку, выпьет там бутылку виски и бросит его на аэродроме за ненадобностью. Просто забудет о нем. Зато как было круто там, на торгах! Но нет, он этого черного красавца не бросит. И вот уже получив паспорт и документы на свою покупку, тратит последние деньги на перевозку этого араба. Он был счастлив! И вот таким неторопливым эскортом он и эта лошадь на грузовичке вернулись к себе домой. - Ты поставишь эту лошадь в лучшее стойло и передашь эти документы Мари. Ты меня понял, конюх? И ухаживай за ним, как за ребенком. Ты хорошо меня понял? - Да, месье! Но тому не нужно было ничего объяснять. Он хорошо разбирался в лошадях и бережно вел этого красавца под уздцы. 38 Ввязался в драку – иди до конца! Дальше он без сожаления расставался со своей красавицей-машиной. - Так надо, милая. Отдал ее за символические деньги в ближайшем рент-э-кар. Чтобы не было лишних вопросов, сказал, что он русский, и она ему надоела. Ему поверили и приютили ее у себя. Отказался от номера в отеле. Был июнь, и уже было очень тепло. А уезжать из своего замка никуда не хотелось. Потратил последние деньги на какую-то ерунду, оставив немного на пропитание, и теперь пешком ходил эти пять километров до города за чем-то необходимым. И все ждал и ждал ее. Все, он был чист. И его карман тоже. Но она все не появлялась, а он не знал, что и думать. Что же еще ИМ нужно от него? Ну, неужели взрослый, умный мужик должен был поверить в эту сказку? Он выполнил все условия! Он стоял на том краю и уже искупил, казалось, все, что мог! Так что же ИМ нужно? Но проходил и день, и неделя, а ее все не было. Он посмотрел на дату на своих часах – уже вторая неделя прошла со дня его возвращения из Нормандии, а ее все не было. И тут он понял! Часы! Этот чертов будильник – он стоил сумасшедших денег! И именно он теперь тяжелой гирей висел на его руке! - Часы! Золотые, с бриллиантами! К Черту! Он размахнулся, как только мог и швырнул их далеко-далеко в высоту. И только эти восхитительные камни на циферблате, блеснув ему на прощанье, скрылись навсегда из его жизни. ВСЕ!!! И, наконец, к нему пожаловали гости! Он издалека увидел пыль от приближающейся машины. - Это она! Как просто! Неужели есть чудеса на свете? - подумал он. Автомобиль медленно ехал по бездорожью, неторопливо приближаясь, и, остановился у ворот! - Это она! - из машины вышла пожилая женщина и направилась в сторону его замка, - это от нее! - Здравствуйте, месье. - Здравствуйте, мадам. Женщине было жарко, и она явно была чем-то не довольна. - Скажите, это Вы тот русский месье, который приобрел это поместье? - Да, мадам. А что случилось? - А в агентстве недвижимости не сообщали вам о сроках, в какие нужно платить налоги за землю и недвижимость? Тут он все понял. Ему что-то говорили. Но он так торопился к Мари, что обо всем позабыл. А потом - тем более. Это был человек из налоговой инспекции. - Как они все похожи! Во всех странах все на одно лицо, – подумал он. - Я надеюсь, Вы исправите это недоразумение, месье, и в кратчайшие сроки заплатите все, включая пени. К Вам очень тяжело добираться. Во Франции лето, месье. Это в России холодно, а у нас жара. Даю Вам срок до пятницы… А почему Вы молчите? – спросила она, вытираясь платком. - Да, мадам. - Что да? … Я надеюсь, нам не придется подавать эти сведения в Центр иммиграции, и мы все решим цивилизованным путем. И впредь, не задерживайте платежи.… А почему Вы снова молчите? - Да, мадам. - Ну, я надеюсь, Вы меня поняли.… И учите французский. Кроме “да, мадам” есть еще несколько прекрасных слов в нашем языке. Прощайте. Она не понимала, что при виде ее в этом чине, можно потерять дар речи, а не только знание языка. И так в любой стране. Срок до пятницы! Сегодня вторник. Значит, оставалось четыре дня, уже три. Теперь уже не два с половиной года, а всего три дня. И потом, даже если Мари когда-то вернется, он уже не увидит ее. Не увидит больше этой страны. И его с позором депортируют туда, под его тучу… Все… Проклятая старуха! Она-таки обманула его! Он бросился искать по сторонам свои часы. Все просто. Только нужно найти этот золотой булыжник и все. Он лежит на месте и ждет его. Но где оно, то место? Он даже не представлял, в какую сторону его бросил. Он расчертил ближайшую площадь мысленно на квадраты и начал искать. Но вскоре понял, что найти в этой прекрасной стране он не может ничего. Даже за большие деньги. А теперь у него в кармане оставалась какая-то мелочь. И все! Какие еще активы? Машину не вернуть. Скакуна… даже не думай! Замок! Его замок. Неужели он его продаст? Он оглянулся на свои развалины. Это единственное, что у него оставалось. И на мгновение ему стало жалко. Жалко не денег, а этот дом, который был так верен ему все те годы. Но ему так нужно было это время. Пусть он останется на улице, на этой булыжной мостовой, но он будет в этой стране, и будет оставаться надежда снова увидеть ее… Он шел пешком в тот город, который его уже хорошо знал. И он тоже выучил его уже наизусть - все его улочки - а их было всего несколько. Но на месте агентства недвижимости висела теперь другая вывеска. Он зашел внутрь и узнал, что они переехали на соседнюю улицу. Быстро нашел этот адрес и удивился. Теперь это была не маленькая контора, а по меркам этого городишки, шикарный офис, занимавший целый особняк. Видимо, здесь только что закончили ремонт. Он зашел в офис. Там за столами сидели уже не один, а несколько менеджеров. Какие-то клиенты… Видимо, потратились на рекламу. Он спросил хозяина этого агентства. На вопрос – кто его спрашивает? – ответил, – тот русский, которому недавно здесь продали замок. Тот парень не вышел к нему. А вот его жена спустилась откуда-то сверху и повела его в отдельный кабинет. - И почему всегда женщины берут на себя самую неприятную работу? – подумал он. – А их мужики только считают тем временем свои деньги. - Я хотел бы продать свой дом. Вы меня помните? – спросил он. - Ах, да, конечно. Вам что-то не понравилось? - Мне просто понадобились деньги, – ответил он. - Вы можете подать свое предложение нашим менеджерам, они оценят и выставят Ваш объект на продажу. - Мне срочно понадобились деньги. Я готов уступить в цене. Девушка покраснела. Она прекрасно помнила этого русского, но ничем не могла ему помочь. - К сожалению, мы так не работаем. - Но, я готов уступить половину цены, если Вы заберете его сразу. - Нам сложно найти на такой объект покупателя, - призналась девушка. - А сколько понадобиться ждать? - Последний хозяин продал его лет сто назад, и с тех пор его никто не покупал. - А какая реальная цена, чтобы продать его сразу? Она снова покраснела. Ей жалко было этого русского. Он теперь уже не имел того лоска и был совсем неинтересен. - Я думаю, тысяч восемьдесят, не больше... Но, все равно мы не возьмемся его продавать. Извините. Он вышел из этого новенького офиса. Оглянулся на их особняк. Теперь он знал, на какие деньги его приобрели. - Ну, что ж, теперь это будет на их совести, – подумал он. И ему почему-то стало их невероятно жалко. 39 Он сидел в своих поношенных, рваных джинсах на деревянной скамейке, которую когда-то вынес из дома и на которой однажды сидела она. Он немного поизносился. Там, в городе, на последнюю мелочь купил несколько бутылок воды и замечательных багетов французского хлеба. И теперь жевал этот хлеб. Он никогда не думал, что это может быть так вкусно. Просто кусок хрустящего хлеба. И запивал его водой. Что он теперь будет делать? У него отобрали те два года. Он уже был должен этой стране... Он должен! Никогда бы не подумал. Но, тем не менее… Он не искал больше своих часов. Не искал Мари. И мысленно попрощался с ней уже навсегда. - Не в этой жизни. Но сейчас, глядя за ее забор, он видел там, рядом с конюхом, этого черного красавца, этого самого настоящего арабского скакуна, и приятное тепло разливалось в его груди. Теперь никто его не поблагодарит и не скажет спасибо за это. Теперь уже точно никто! Потому что ему дали всего три дня, а чудес не бывает. Он не чувствовал больше за собой никакой вины. Она растворилась навеки. Было только ощущение какой-то пустоты и легкости. Что он сделает потом? Он не знал, и не хотел думать об этом. Но сейчас… Еще оставались эти три дня, и они были его по праву! Эти прекрасные три дня - они были его! Он пошел по своей земле. Подошел к тому склону, который столько лет ждал его. Лег на эту высокую траву на склоне, как на огромный зеленый лежак. В траве полз какой-то черный муравей. Этот трудяга, видимо, торопился к своей семье - тащил какую-то щепку. Его ждали - и он торопился. Этот черный маленький француз, не имевший ни гражданства, ни долгов. Просто полз туда, где его кто-то ждал. - Прощай, маленький трудяга! Потом перевернулся на спину и смотрел на небо. Долго так лежал и смотрел на это прекрасное высокое небо и облака на нем. Когда он в последний раз так смотрел? Только сквозь окно своего самолета, да и то мельком. А тут целых три дня! И он может еще находиться здесь, на пока еще его земле, его склоне и просто вот так смотреть! А может, это и есть то самое счастье, которого так не хватало ему раньше! Хотел бы он вернуть себе ту прошлую жизнь, те последние десять лет? Наверное, нет… Точно - нет! Там уже не будет такого неба, и ты на него и смотреть-то не будешь, а только себе под ноги и на свой каменный забор, сквозь окна машины с охраной. И любить тебя снова будут только за деньги. А значит, не будут вообще и никогда. И кому объяснить, что был тот вечер, и та ночь, и утро потом. То самое утро, когда он проснулся.… И за это можно было все отдать. А он и отдал все. Но, оказалось, что взамен получил еще больше. Теперь у него было все! Он был свободен! Он любил! Только не было тех денег. Но зато появились это небо, эта трава, и та девушка в его сердце. И уже не важно, что он никогда ее не увидит. Главное, что он любил ее! А теперь хотелось просто раствориться на эти три дня в этом воздухе и больше не думать ни о чем. И забыть… Он заслужил ЭТО! Целых три дня! Какие-то насекомые, вспомнил он, живут всего один день и успевают прожить эту жизнь. А тут целых три! И если не пробегать мимо, и ценить каждый шаг по этой траве, какой огромной могут они показаться! Вдалеке, с вершины своего холма, он увидел небольшую речку и отправился к ней. Это было совсем пустынное место. Где-то там, вдалеке, стояли какие-то домики с заборами и виноградниками, а здесь никого. Он разделся, снял с себя все и купался в этой прозрачной, уже такой теплой воде. Долго купался, смывая с себя ту прошлую свою жизнь, растворяясь в этой новой. Разве он мог позволить себе в том своем клубе, в бассейне вот так? И разве можно быть пьянее, нежели от этого воздуха и от всего того, что сейчас окружает его? А все вокруг тоже было наивно обнаженное и нетронутое. Или просто - сохраненное человеком. И эти голые деревья и кусты. Трава. Солнце, там, наверху. Оно без стыда сияло и улыбалось ему. Какое счастье просто лежать на этой траве и знать, что ты свободен, как этот ласковый ветерок, как эта вода в реке, облака на небе! И каждая клетка твоя трепещет от этого счастья, и свободы, и желания жить! И теперь трава не гнулась под его ступнями, и солнце не отбрасывало его тени, а вода в реке не колыхалась от его прикосновений. Потому, что ненадолго он и стал этой травой, и рекой, и этим солнцем. И всем тем, что жило здесь, вокруг и повсюду… Но все когда-нибудь кончается. И эти три дня тоже. Но кончается, только для того, что бы начинать что-то новое! Что он будет делать теперь? Он не знал. Как его будут искать или преследовать, отбирать за долги этот замок. Но сегодня он просто уйдет отсюда. Поедет автостопом куда-то в Марсель. Будет работать в порту. У него еще достаточно сил. Он справится. Справляются же те несчастные бедняги, которые сюда причаливают на своих лодках, спасаясь откуда-то из своей Африки в поисках лучшей жизни. И все получится. Чем он хуже других? У него есть паспорт. Он прекрасно знает их язык. Пойдет преподавать русский местным таксистам… И вот он уже останавливает прощальный взгляд на своем замке… Эти бронзовые литеры FV. Напротив дом ее, где они на мгновение были так счастливы. На сколько жизней хватит? И будет ли еще когда-нибудь так? Но главное, что это было. А значит, и есть где-то сейчас. Где-то там. В каком-то параллельном мире, в другом измерении это мгновение замерло и растянулось на целую вечность. Они и сейчас были там вместе. ОН и ОНА! Его напоследок потянуло на тот обрыв, туда, где прервался полет его друга. Он уже поднимался на эту кручу. Сюда ни разу не приходил. Тогда его совесть не позволяла сделать этого. А сейчас, когда он уже был совершенно свободен от всего… Как здесь высоко! И как его друг когда-то, стоя на этом краю, последние свои секунды превращал в целую жизнь и смотрел отсюда! И сейчас его взгляд пролетал над этими прекрасными полями и холмами, и уже летел над Парижем, где теперь реставрировали тот самый Собор, над той улицей, с которой, наверное, ушла эта румынская девочка. Летел над казино, которое щедро кормило свою маленькую страну на деньги людей, которые не знали, куда их девать - эти самые деньги. Над морем, которое соединяло все эти земли, а не разъединяло их. Да, и зачем нужны эти барьеры, когда люди просто должны быть вместе. Быть вместе и идти навстречу друг другу! И если он когда-нибудь снова будет богат, то, наверное, сумеет помочь кому-нибудь. Теперь уже сумеет точно… 40 - Что ты здесь делаешь? Он не заметил, как появилась эта красивая всадница на своем черном скакуне, и теперь ее волосы развевались на ветру, а утреннее солнце обрамляло их края своим золотым светом. Он так долго ее ждал и искал, а теперь не был готов видеть ее снова. - Жду тебя, – он совершенно опешил от неожиданности. - Я не хочу, чтобы ты стоял там, на этом краю. Иди сюда… Иди ко мне, мой русский. Она соскочила со своей лошади и бежала к нему. И снова, как когда-то, взяв его за руку, прижалась к нему. Он схватил ее, поднял на руки, и они так долго кружились на вершине этого холма. Потом он поставил ее на землю и, обнимая, глядя прямо в ее черные глаза, спросил: - Ты меня любишь? - Да. Я не могу больше без тебя. Я пыталась, но не смогла. - И мы будем вместе? – спросил он. - Да, если ты этого хочешь... Прости меня. Он подсадил ее в седло скакуна, махнул ей рукой, зовя за собой, и помчался вниз с этого склона. А она скакала следом, и этот вежливый конь не стал обгонять его. Словно узнал и почуял в нем хозяина. Теперь пусть она гонится за ним. Больше она не денется от него никуда! Наконец, он остановился у подножья горы. Она тоже спешилась, соскочила с лошади, подошла, взяла за руку и больше не отпускала. И так они шли по этой булыжной мостовой. Наконец, рядом и, наконец, вместе… - Мари, я беден, как церковная мышь, так говорят у нас, - признался он. - Я знаю, - отвечала она. - Меня могут выгнать из твоей страны. - Нет, теперь это наша страна. - А как ты здесь оказалась? Она посмотрела на него, улыбнулась своей улыбкой и ответила. - Ну, кто-то же должен был найти тебе твои часы, которые ты постоянно теряешь… - Так, начинается, – подумал он, надевая их на руку. - А что мы будем делать в этой жизни? – теперь спросила она. - Я буду выращивать виноград, ты - разводить своих лошадей. - Мы снесем наши заборы, и получится настоящий огромный луг для пастбища. - И пусть только попробуют эти твои лошади измять мой виноградник! … И она счастливо засмеялась. - А тебе понравился этот черный красавец? – он потрепал по крупу свою маленькую победу в Нормандии, этого чудного рысака. - Очень. Он стоил немыслимых денег! Русский … ты, просто … русский. - Но мы ведь не будем его продавать? – спросил он. - Продавать? Ты знаешь, мой бедный русский, сколько нам будут платить заводчики за свадьбу своих лошадок с нашим мальчиком? - Так! – теперь уже вслух произнес он. – Пока не знаю. Но у меня к тебе просьба, очень большая просьба! – он остановился и снова обнял ее. - А давай побудем этими самыми - самыми бедными, еще хотя бы несколько дней… Ты не представляешь – какое это счастье! - Вон в том моем домике? – спросила она. - Да! Моя девочка! ... - потом подумал и задал еще вопрос. - Ты всегда меня будешь называть русским? - Ну, какой же ты русский? Ты на французском-то говоришь лучше меня … - теперь она задумалась. - А как тебя теперь называть? - Франсуа. - А что, мой русский, мой бедный русский… Мой богатый француз. Тебе идет... Франсуа… Франсуа Винсент. Декабрь 2009 © Олег Ёлшин, 2011 Дата публикации: 26.05.2011 16:56:04 Просмотров: 2752 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|