Мифы и реальность 4 Продолжение

Сергей Вершинин

Форма: Монография
Жанр: Публицистика
Объём: 27600 знаков с пробелами
Раздел: "Размышления на тему Орды."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Должен сказать следующее: ссылка на именитых историков, каким бы авторитетом они не обладали, в данной дискуссии весьма сомнительны и дают почву для скепсиса у антагонистов.

Поэтому, перед тем как перейти к рассмотрению конкретного исторического события Куликовской биты, на мой взгляд, именно оно является тем универсальным ключом, которым можно открыть многие тайны истории Евразии, я перечислю список основных летописных источников, которые использовал в данной работе и немного расскажу о степени достоверности некоторых из них.

Слово о погибели Русской земли (дат. XV-XVI вв. современный перевод Л. А. Дмитриева.). Рогожский летописец (записи 1368–1380гг.), включающий повесть «О побоище на реке Воже в рязанской земле». Новгородская I летопись младшего извоза (дат. 1421 г.), Новгородская IV летопись (дат. 1542–1548 гг.), «Книга назидательных советов» арабского историка Ибн Хальдуна (Абд ор-рахман Вели од-дин, по прозвищу Хадрами и Эшбили Севильский, написания книги конец XIV в. – не позднее 1406 г.). Немецкие хроники: монаха ордена Францисканцев Детмара Любенского (дат. первая половина XIV в. – до 1395 г.), Иоганна фон Позильге (дат. 60–70 гг. XIV в.), Альберта Кранца («Вандалия» издана в Гамбурге в 1519г.). Докончания (договора) князя Дмитрия: московско-тверской (1375г.) и московско-рязанский (1382г.). Послание митрополита Киприана троицкому игумену Сергию и игумену Симонова монастыря Федору от 23 июня 1378г. Ярлык хана Мамаевой орды Тюлякбека наместнику русской митрополии Михаилу-Митяю от 28 февраля 1379 г. Стихирарь, писаный в 1380 г. троицким монахом Епифанием с краткими пометками на полях о событиях того года.

Синодик павших воинов на Куликовом поле конца XIV в. Краткая летописная повесть «Побоище на Дону» (дат. 1408 г.), летописная повесть «О Донской битве» (дат. 1421г.), Пространная летописная повесть «О побоище на Дону» (дат. 1425 г.). «Житие Сергия Радонежского» написанное в 1418 г. монахом Епифанием Премудрым, «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского» (дат. первая четверть XV в.). Краткая редакция «Задонщины» по кирилло-белозерскому списку (древний текст, дат. 10-20 гг. XVв.), краткая редакция «Задонщины» по кирилло-белозерскому списку (копия дат. 70-х гг. XV в.), пространная редакция «Задонщины» (литературно-обработанная копия дат. 20 гг. XVI в., современный перевод Л. А. Дмитриева), «Сказание о Мамаевом побоище», произведение древнерусской литературы на основе «Задонщины» (дат. 80–90гг. XV в., перевод с пространной редакции списка XVII в. В. В. Колесова).

Кроме мной перечисленного, в научном обиходе касающегося Российской истории периода конца XIV в. есть еще четыре списка «Задонщины», несколько списков «Сказания о Мамаевом побоище» они датированы более поздним временем (XVII в.) и по содержанию являются обрывочной копией указанных выше, с незначительными неточностями или вставками переписчика. Также различные былины типа «Илья Муромец и Мамай», народные сказания «Про Мамая безбожного», и разного рода церковные песнопения, к примеру, духовный стих «Дмитриевская суббота». Все они являются фольклором XVIII–XIX вв. и не приняты мировой историографией к рассмотрению с научной точки зрения.

Основой для размышлений на данную тему мы используем «Сказание о Мамаевом побоище», как самое крупное произведение древнерусской литературы о битве за Доном. Являясь писанием во многом конфессиональным, оно все же имеет в своем контексте исторический материал, как, например, письма князя Олега, Мамая и литовского князя Ольгерда.

Справедливости ради, надо сказать: Советская историография отрицает подлинность «Писем» на основании смерти князя Ольгерда в 1377 г., то есть за три года до указанных в «Сказании» событий. Но, исходя из других сохранившихся источников, вполне можно предположить, что переписчики: дьяки пермского епископа Филофея, в Вологде (или Усть-Выми) составлявшие в 1499-1502 гг., самый древний из сохранившихся списков «Сказания» просто ошиблись: написав вместо Ольгердович Ольгерд. Или не хотели вносить путаницу, поскольку в «Сказании» есть еще два князя – Ольгердовичи, герои «Задонщины».

Могла быть и третья причина: Киприановская редакция «Сказания», ее мы рассмотрим ниже. Так или иначе, Ягайло – сын литовского князя Ольгерда и сводный брат его старших сыновей от первой жены Марии Ярославны Витебской Андрея князя Полоцкого и Дмитрия Корибута князя Брянского, сражавшихся в битве за Доном на стороне Дмитрия Московского, в «Сказании» уходит в историческую тень, но лишь условно, при нежелании замечать очевидного.

«Письма» считаются выдумкой автора еще и по причине, что ни о какой национальной трагедии русского народа под названием «монгольское иго», толчком к освобождению от которого послужила Куликовская Битва, там речь не идет. В «Сказании», обращаясь грамотой к литовскому князю, Олег Рязанский пишет: «Ныне же, княже, настало наше время, ибо велик царь Мамай грядет на него (Дмитрия – С.В.) и на землю его. Теперь же, княже, мы оба присоединимся к царю Мамаю, ибо знаю я, что царь даст тебе город Москву, да и другие города, что поближе к твоему княжеству, а мне даст город Коломну, да Владимир, да Муром, которые к моему княжеству ближе стоят». В «Письмах» речь идет о разделе конкретного княжества – Московского. В переписке союзной триады: Мамай, Олег и князь литовский, прослеживается линия ликвидации Москвы как княжества. Автор «Сказания» вкладывает в уста сразу обоих союзников Мамая еще и такие слова: «…и возвратиться царь (Мамай – С.В.) в свои владения, а мы княжество Московское по царскому велению разделим меж собой – то к Вильне, а то к Рязани...».

Итак, рассмотрим возможность существования «Писем» вне литературного источника, исходя из сохранившегося исторического материала, политической обстановки сложившейся вокруг Москвы во второй половине XIV столетия.

Если и классифицировать мировые войны, то не по религиозному признаку, а по наиболее важным аспектам экономики, того или иного столетия. Начиная примерно с конца XV по XIX вв. шла борьба за обладание отдаленными колониями богатыми ресурсами золота, экзотического продукта (табака, кофе, сахарного тростника…), с начала XX столетия начались войны за энергоресурсы. В позднее средневековье города пылали не из-за различных вероисповеданий у народов их содержащих, но из-за проходивших мимо сухопутных и водных торговых путей. Борьба за «истинную» веру была лишь основанием к захвату государств и свободных городов со средневековой точки зрения экономически-выгодно расположенных.

Обозревая карту военных столкновений XIII-XV вв. понимаешь, что основная борьба разворачивалась в странах контролирующих тот или иной торговый путь. На европейской территории континента Евразии, этими путями были самые продолжительные и судоходные реки Дунай и Волга (в меньшей степени Днепр), которые связывали северо-западную ее часть с юго-восточной, и через Великий Шелковый путь соединяли Западные страны с Малой и Средней Азией, Китаем и Индией.

Во второй половине XIV столетия на главенствующую роль в землях Северо-Восточной Руси претендовало четыре княжества: Московское, Рязанское, Тверское и Нижегородское. Два последних, как и Джучиев улус стояли на Волге, крупнейшей водной артерии региона. Волго-Донский бассейн больших и малых рек исконно соединял торговые пути Причерноморья, – Крым, Кафа, Сурож (современный Судак), которые в XIV столетии держали в руках генуэзские купцы, и севера-запада – Господин Великий Новгород, Ганзейский союз немецких городов.

По широкой матушке Волге «ходили лодьями» так называемые сурожане – члены купеческой корпорации, торговавшие с Сурожем и по всему Крымскому побережью Черного моря. Это были новгородские, тверские, нижегородские торговые люди. Так же в корпорацию сурожан входили купцы московские, греки византийские, караван-баши Орды и Персии. Это была своеобразная надгосударственное многонациональное купеческое образование, которая имела свои непосредственные интересы на Волге.

К примеру, знаменитый «тверской гость» Афанасий Никитин, автор рукописи «Хождение за три моря», свободно владел тюркскими наречиями и считал Кафу порогом родного дома. Вот как он заканчивает описание своего путешествия в Индию: «Божиею милостью пришел я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог Творец!».

Сурожские купцы были сказочно богаты и нередко, кроме положенной мзды за проход, служили кредиторами князей и ханов, по владениям которых шли их караваны парусных лодок-кораблей. В первую очередь, именно они были кровно заинтересованы, чтобы вместо многих мелких княжеств, Волга-матушка принадлежала одному или двум крупным государственным объединениям финансово от них зависимых. Это были олигархи волжских водных путей позднего средневековья.

Ко второй половине XIV в. вопрос: кто же будет владеть волжскими торговыми путями? – на территории западной Евразии стал актуальным как никогда. Одним из владельцев – от Булгар до Каспия, бесспорно, являлась Орда. Вехневолжьем, в «кумпанстве» с Великим Новгородом, владело Тверское княжество, но была еще и Москва, расширявшая свои владения к Волге, знаком вопроса огибавшей ее земли. Московское княжество к середине XIV столетия все чаще и чаще предъявляет права совладельца на данный торговый путь. Осенью 1363 г. городецкий князь Борис захватывает Нижний Новгород и отнимает его у законного обладателя князя Дмитрия Константиновича. Сам захват чужого престола (не княжества, в этом большая разница) в русской бытности конца XIII – начала XIV вв. «дело житейское», интересен исход конфликта.

Митрополит Алексий, являясь воспитателем малолетнего князя Дмитрия, по сути дела косвенным правителем Московского княжества, посылает в Нижний Новгород архимандрита Павла и игумена Герасима, и священнослужители, по указанию митрополита закрывают все городские приходы Православной церкви. Распоряжение Алексия поднимает недовольство христианской части горожан, и узурпирующий престол городецкий князь уступает его законному владельцу без боя.

18 января 1367 г. великий князь московский Дмитрий семнадцати лет отроду жениться на Авдотье (Евдокии) дочери Дмитрия Константиновича князя суздальского и нижегородского. Этим браком митрополит Алексий окончательно ставит точку в войнах второй половины XIII – первой XIV вв. Северо-Восточной Руси за Владимирское великое княжение, медленно уходящее с исторической арены как главенствующее, и через основанное на родстве соглашение с Нижним Новгородом выводит Московское княжество на волжские просторы.

Уже через год начинаются войны Москвы с Литвой и Тверью обозначенные в найденном в 1920 г. профессором Н. П. Лихачевым Рогожском летописце, как первая (1368г.), вторая (1370г.) и третья (1372г.) «Литовщина», и «Тверская война» (1375 г.). Рогожский летописец гласит: «Той же [1368]осенью князь литовский Ольгерд Гедиминович, собрав множество воинов, выступил с большим войском и двинулся на Москву, на великого князя Дмитрия Ивановича, с Ольгердом были в походе брат его Кестутий и сын Кестутия Витовт… и все князья литовские, и тверской князь Михаил (Александрович – С.В.)…».

Я не буду вдаваться в подробности этой войны, с особой жестокостью шедшей семь лет, отмечу лишь интересный факт, описанный в летописце в главе «О костромском взятии». «В том же году, [1375] когда великий князь был под Тверью пришли новгородцы из Великого Новгорода, разбойники ушкуйники на 70 ушкуях… и взяли город Кострому… мужей жен и девиц, и детей с собою повели и, отойдя от Костромы и спустившись вниз по Волге и ограбили Нижний Новгород и взяли в плен множество мужей, жен и девиц, и город пожгли…достигли города Булгара и там распродали всех пленников христиан, жителей Костромы и Нижнего Новгорода…».

Попытка митрополита Алексия вывести Литву из войны с Москвой через брак дочери князя Ольгерда от первого брака Елены и двоюродного брата Московского князя Владимира Серпуховского дали некоторые положительные результаты, но недостаточные для «вечного мира», как это было записано в договоре меж сторонами от 1371 года. Тверского князя Михаила Александровича с князьями литовскими тоже связывали крепкие родственные связи, чрез брак Ульяны (Юлиании второй жены князя) Михайловны с князем Ольгердом и подтвержденные: «…зимой того же года [1375] перед Великим постом месяца февраля в 9 день за князя Ивана Михайловича привели княжну Марию из Литвы в Тверь, некрещеную дочь Кестутия и в тот же день крестил ее владыка Евфимий… А на второй день князь Иван Михайлович был венчан с Марией…» и совместные действия Литвы и Твери против Москвы вроде бы вполне оправданы этим обстоятельством. Вот только разорение ушкуйниками Костромы и Нижнего Новгорода именно тогда, когда московская рать стоит у ворот Твери переводят понятия данного столкновения из сугубо благородной плоскости – защиты удела родственника, в экономическую – волжские торговые пути.

Мирное докончание 1375 г. – московско-тверской договор положивший конец этой войне, на мой взгляд, содержит интересные строки: «По благословлению отца нашего Алексия, митрополита всея Руси, младший брат, князь великий Михаил Александрович, целуй мне крест, великому князю Дмитрию Ивановичу, и моему брату, князю Владимиру Андреевичу (Храброму – С.В.), и нашей вотчине Великому Новгороду...». Далее указано следующее: А будут нас сводить с княжения татары и станут предлагать тебе нашу вотчину, великое княжение, и тебе его не брать до самой смерти... А Ольгерду и его братьям, и его детям, и его племянникам целование тебе сложить…».

Согласно договору ясно: во-первых – Московский князь расценивает земли Господина Великого Новгорода, как свою вотчину. Во-вторых – в нем идет речь не о «извечной дани татарам», но о возможном разделе московского княжества, в котором крайне заинтересованы: Литва, Тверь и самостоятельная торговая республика Господин Великий Новгород. Косвенно: крымские колонии Генуэзской торговой республики, Ганзейский союз свободных городов, папская курия и монахи-рыцари сразу двух рыцарских орденов: Ливонских меченосцев и святой девы Марии Тевтонской.

Потомок Александра Невского князь Московский Дмитрий Иванович, наверно, и не предполагал, что где-то в кельях монастырей Новгорода, Твери или Кенигсберга, готовится родословная государей Российских, прусской линии, в последствии вошедшие в «Сказание князей Владимирских» Саввы-Сатаны и Кенигсбергский список «Повести временных лет». Историки порой игнорируют очевидный факт: агрессия, каковой бы она не было всегда должна подкрепляться благородным основанием, приобретать оттенки праведного гнева. Легче всего причины разжигаемой воины отыскать в прошлом, для этого надо лишь его создать на пергаменте или бумаге и предъявить противной стороне как незыблемый факт.

На период второй половины XIV столетия правопреемником Владимирского стола являлась Тверь, – не Москва, в свою очередь данное княжество было дочерним ответвлением Новгородской республики, и версия: основатель киевской княжеской династии и основоположник земли Русской варяг Рюрик – потомок легендарного князя Пруса сродственника самого Августа-кесаря и Умилы дочери новгородского посадника Гостомысла, давало полное право быть законными последователями по древнему родству, правителям почти всех указанных выше государственных объединений. Всех кроме Москвы, князья которой по этой линии являлись самыми младшим, незначительным ответвлением.

В тяжелый 1371 год Московское княжество не только заключает «вечный мир» с Ольгердом, но и специальный договор с Мамаевой ордой, где установлен выход (дань) гораздо меньший, чем ханам Джучиева улуса, но все же это было признание зависимости от Мамая. Отражая «Литовщину» на юго-западных и северо-западных рубежах своего княжества, фактически в одиночку против Литвы, Твери, косвенно Великого Новгорода, возможно, при содействии Тевтонского Ордена и папской курии, Москва кланяется Орде. Дмитрий, до этого не признавая ставленников Мамая правопреемниками Джучиева улуса, видимо, вынужден идти с ним на соглашение. На уступки Московского князя толкает не страх перед «злобными татарами», а возможный удар в спину Мамаевой орды, к тому времени уже состоявшей в союзе с княжеством Тверским, а через него и с остальными противниками интересов Москвы на Волге. В итоге действий московской дипломатии в лице старца Алексия, к 1375 году Тверское княжество остается одно, имея лишь косвенных союзников, и терпит от Москвы поражение.

После заключения мирного докончания с Тверью князь Дмитрий разрывает соглашение с Мамаевой ордой и отказывается платить дань, ссылаясь на строку московско-тверского договора: «…а если нужно будет платить выход, всем платить, а не будем платить – никому не платить». Такому заявлению Москвы способствовал временное перемирие с Литвой. Принятие язычником Ольгердом православия дало Москве двухгодичную передышку, но в 1377 г. литовский князь умирает и к власти приходит его сын от второй жены княжны Юлиании (Ульяны) Тверской Ягайло Ольгердович. Этому сопутствовала и перемена власти и в Сарае-ал-Джедид, где власть захватил хан Заяицкий Урус, пришедший с многочисленным войском из Ак-Орды и потеснивший Мамая от Волги к Причерноморью. Видимо, Московское княжество в лице Урус-хана обретает сильного союзника, показательно, что с 1375 по 1379 гг. война князя Дмитрия с Литвой переходит из оборонительной в стадию наступательную.

В отношении Москвы новый князь Литовский Ягайло, наоборот все эти годы ведет осторожную, миролюбивую политику. Занявший Виленский стол великого литовского княжества по завету отца, но в обход старым традициям – вперед дяди Кейстута и старших братьев: князя Полоцкого Андрея и князя Брянского Дмитрия Корибута от Ольгерда и Марии Витебской, Ягайло Ольгердович видимо, занят укреплением своей власти в самой Литве и не претендует на земли Московии. К 1379 г литовский великий князь, не без участия матери Юлиании (Ульяны Тверской) женщины властной, имевшей на сына большое влияние, становится победителем в династических распрях. Сыновья первой жены Ольгерда считают себя обделенными отцовским уделом и, не желая идти в почин «молодшему князю», начинают искать себе правление на стороне.

Первым, еще в декабре 1377 г. покидает Литву Андрей Ольгердович и принимает у псковичей (северо-западных кривичей) Довмонтов меч, символ права на княжение. Став князем Пскова, он приносит присягу на верность Московскому князю Дмитрию Ивановичу. В результате династического конфликта с великим литовским князем Ягайло, достигшего в 1379 г. своего апогея, Дмитрий Корибут решается своего удела Брянского княжества (юго-западные рубежи земли вятичей) и бежит к старшему брату в Псков. Через год после его отъезда (май 1380 г.) Ягайло заключает тайный договор с Тевтонским Орденом. Возможно, уже тогда, исповедующий язычество великий князь Литовский, переходит в католицизм, а не в 1382 г., когда он принимает римско-католическую веру прилюдно и официально. Причина умолчания перехода в иное вероисповедание проста: объявить себя католиком, при еще живом дяде Кейстуте, закоренелом язычнике, последнем литовском князе, сожженным на поминальном костре в 1381 г по обрядам старой веры, Ягайло мог только после коварного убийства своего грозного, но простодушного дяди-язычника.

Безбоязненно принимающая врагов Ягайло Москва в указанные годы становиться не только серьезным соперником Литвы в ее дальнейшем расширении на Восток, но и претендует на юго-западные земли Киевской Руси. После похода московской рати на Киев, литовский князь решается на тайные соглашения с Орденом и Мамаевой Ордой – соперника Заяицкого хана союзника Москвы.

В письмах «Сказания» (рязанского князя к Мамаю) говориться: «И еще просим тебя, о царь, оба раба твоих, Олег Рязанский и Ольгерд (читайте Ягайло – С.В.), обиду приняли мы великую, от этого великого князя Дмитрия Ивановича...город мой Коломну (Дмитрий – С.В.) себе захватил». Почему-то указывая свою обиду – отобрали Коломну, князь Олег совершенно умалчивает, о какой обиде литовского князя идет речь. Может то обида матери Ягайло Юлиании Тверской? За навязанный ее отцу силой московско-тверской договор. Тем самым, князь рязанский заявляет Мамаю о том, что соглашение князя Михаила Тверского с Москвой от 1375 г.: «А пойдут татары на нас или на тебя, биться нам и тебе в союзе против них…», посредником в котором выступал он – рязанский князь Олег, соблюдаться Тверью по приходу на Москву войск Мамаевой Орды не будет.

Исходя из выше сказанного, круг размышлений смыкается на волжском вопросе. Происходит втягивание литовского князя Ягайло в войну против Москвы, не желаемого претендента на Великий Водный путь, сразу с двух сторон: Новгорода, Твери, Резани – через мать литовского князя Юлианию, и Ордена, который, продвигая долговременную политику «разделяй и властвуй», преследует очевидную цель: частично подчиняя, ослабить противоборствующие стороны назревавшего военного конфликта на всей территории Западной Евразии.

Несмотря на ошибку писарей в имени, может в чем-то намеренную, как мы убедились «Письма» исторически подкреплены и могут быть учтены в нашей полемике. На период Куликовской биты литовский князь Ягайло, основатель польско-литовской королевской династии Ягеллонов, как никто другой, подходит к князю литовскому названному в «Сказании» Ольгердом. И напротив, нельзя назвать правдивым, тем более опереться, на имеющийся в конфессиональном повествовании благостный рассказ о митрополите Киприане.

Примерно в 1526-1530 гг. (дата определена Б. М. Клоссом), на материале другого, не дошедшего до нас варианта «Сказания», по указанию митрополита Даниила дьяками московской митрополии была создана, так называемая Киприановская редакция данного произведения, на базе которой в конце XVI – начале XVII столетия и возникла распространенная редакция «Сказания». Скорее всего, основой Киприановской редакции стал московский митрополичий свод 1408 года, куда вошли: краткая летописная повесть «О великом побоище на Дону» и «Житие Сергия Радонежского». Во время составления свода Московским митрополитом был Киприан, обойти себя и не упомянуть в столь важном для русской церкви событии он не мог, не могли его вычеркнуть из них и его приемники, это нарушало общую ведущую роль московской митрополии в делах государственных.

Православная церковь Киевской Руси начала XI-XIII вв. – митрополия, состояла из 12-14 епархий признававших киевского митрополита главой данной концессии в составе русской диоцезии – одной из семидесяти митрополий константинопольского патриархата. Со второй половины XIII столетия единство русской церкви было лишь номинально. В 1299 г. киевский митрополит Максим переносит вверенную ему митрополию из Южной Руси на Северо-Восток. В летописях об этом событии сообщают весьма оригинально: «выбижа ис Киова, не могыи трьпети татарскаго насилиа, иде в суждальскую землю и седе в Владимири». Не хочется повторяться: но опять же от татар к татарам. Окончательный распад православной церкви Русских земель на юго-западную и северо-восточную ее части, произошел в 1303-1306 гг., когда на Южной Руси в Галицко-Волынской княжестве учреждается собственная православная митрополия с епископскими кафедрами в Перемышле, Владимире Волынском, Луцке, Холме и Турове.

Интересы духовных пастырей и светских правителей в мировой истории часто пересекаются, иногда их конфликты приводят к образованию новых церквей, к примеру – Англиканской, при короле Англии Генрихе VIII. За пять лет до битвы за Доном, в декабре 1375 г. константинопольский патриарх Филофей объявляет в Царьграде о восстановлении митрополии в Киеве и назначает митрополитом Киевским и всея Руси болгарина Киприана. Воссоздание киевской православной кафедры, под власть которой автоматически подпадала московская митрополия, проследовала цель втянуть русские княжества в войну за интересы византийской империи, в данном случае против досаждавших ей турков-османов.

Наделенный Константинополем в 1354 г. аналогичной властью, митрополит Алексий, очень мешал вселенскому собору в осуществлении данной задумке, но низложить святителя, получившего в 1357 г. в Джучиевом улусе охранный ярлык от ордынского хана Бардибека, видимо, оказалось невозможно. Чтобы уладить возникшее недоразумение, Вселенским собором было постановлено разделить киевскую митрополию на две: литовскую и великорусскую. Старец Алексий выразил свое удовлетворение (в чем я сомневаюсь, но об умиротворении Алексия говорят летописи) подобным решением назревшего раскола Православной церкви на территории Руси. Но от происходящего в кругах заморских православных священнослужителей, недоволен и гневен был князь Дмитрий.

После смерти митрополита Алексия в 1378 г., Киприан, сидевший два с половиной года в Киеве митрополитом Литовским, от имени патриарха объявляет о воссоединении митрополии и, делая попытку приехать в Москву, натыкается на самоуправство московского удельного князя. Вот как митрополит в послание Троицкому игумену Сергию и игумену Симонова монастыря Федору об этом пишет: «И ныне чистым сердцем и с добрыми намерениями поехал я к великому князю (Дмитрию – С.В.)… А он приставил ко мне мучителя, проклятого Никифора, и каких только зол я не испытал от него… И после многого зла, моим слугам, их отправили назад на тощих, хилых клячах, без седел…», далее идут слезные жалобы на князя Московского.

Из послания Киприана видно, что разделение киевской митрополии была лишь уловкой попавших впросак христианских святителей Константинопольской патриархии, наверно, неспроста названых грозным воеводой Никифором (исходя из написанного рукой митрополита) – «литвинами». В начале «Послания» Киприан пишет: «По божьему изволению и избранию святого и великого собора и по благословению и постановлению вселенского патриарха, я был поставлен митрополитом на всю Русскую землю. Тут можно возразить, что избрание киевского митрополита состоялось до решения собора о разделе митрополии, но сам Киприан подтверждает другое: «Да будет вам известно: два с половиной года я нахожусь в сане святителя, а с тех пор как выехал в Киев и до сегодняшнего дня, 23 июня...».

Но причина немилости князя Московского даже не в том, что Киприан принижает покойного старца воспитавшего Дмитрия: «Да будет вам известно, что мой брат Алексий митрополит не мог послать своего владыку в Волынскую или Литовскую землю или вызвать к себе, не мог распорядиться каким-нибудь церковным делом и наставить, кого или осудить…», и, приведенными выше строками, не признает за Алексием митрополичьего сана, в последние два года его жизни. Причина в ином и в «Послании» звучит она так: «Обвиняет (Дмитрий – С.В.) меня в том, что я поехал сначала в Литву – но что дурного я сделал, побывав там?..». И последнее изречение Киприана, которое я хотел бы привести из «Послания», на мой взгляд, основа многих размышлений: «И даже если бы и была за мной какая вина, не княжеское дело наказывать святителей. Есть у меня патриарх – глава всем нам...».

Митрополит Киевский и всея Руси Киприан, заподозренный Дмитрием в тайных сношениях с литовским князем Ягайло, (возможно, и с папской курией) попадает в Москву только после Куликовской битвы, 23 мая 1381 г.. Во время нашествия хана Токтамыша в 1382 г., он бежит в Тверь к князю Михаилу, у которого с Московским княжеством были в то время сложные, если не сказать, враждебные отношения, где его принимают с большой радостью. Осенью того же года Дмитрий вторично изгоняет Киприана из Северо-Восточной Руси. Только после смерти князя Московского Дмитрия Ивановича, при его сыне Василии, Киприан прочно обосновывается на московском митрополичьем дворе.

Но об этом мы поговорим ниже, сейчас же нас интересует год 1380-й, год битвы за Доном. Но причину и значение сражения впоследствии названной Куликовской битвой нельзя ни рассмотреть, ни понять без детального анализа событий, происходящих в самой Орде во второй половине XIV столетия, как составляющей части истории Евразии...

© Сергей Вершинин, 2009
Дата публикации: 18.11.2009 00:16:25
Просмотров: 2639

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.