Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Александр Кобзев



Дыхание Красного Дракона. Часть 2 гл. 11

Сергей Вершинин

Форма: Роман
Жанр: Историческая проза
Объём: 18013 знаков с пробелами
Раздел: "Тетралогия "Степной рубеж" Кн.III."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Сотник посмотрел на девушку, она была еще совсем ребенком. Полупрозрачное одеяние купии не красило ее худенькую фигурку, а делало Азру какой-то несуразной. И одежда, и проданная гулящая жизнь маленькой женщины едва достигшей возраста полной луны, были ей велики, не по плечу.


«Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТСВЕТЫ ДРЕВНИХ КОСТРОВ.



Глава одиннадцатая.

Покинув комнату капитана с незапечатанным пакетом, сотник Плетнев подошел к казачьему десятнику, коротавшему под навесом начавшийся жарким солнцем день. Облокотившись на коновязь, он спросил:
— Пахомий, воскова свеча есть?
— Зачем она тебе? Храма божьего тута не имеется.
— Так есть, аль нету?
— Ну есть.
— Давай.
— Не дам. На смерть берегу. Коль сгинуть в краю нехристей случится, чтобы браты казаки в мои холодны руки ее вложили. Как отгорит освещенная в храме Господнем свеча, после уж и закапают.
— Ничего с тобой не сдеется, Пахомий. Ты еще годков двадцать проживешь, может и более, а свеча сейчас нужна. Давай. Не жмотись. Донесение инженер-майора запечатать надобно.
Пахом нехотя встал, подошел к своему коню и развязал седельную суму. Достав завернутую в чистый холст полтинную свечу, он протянул ее Плетневу.
— Возьми… Если что случиться, Онуфрий Григорьевич, на тебе грех будет.
— Восковая?.. Не сальная?
— Восковая!.. Не возьму я в толк, Онуфрий. Чего так перед немчином расстарался? Помнится, пред князем Ураковым ты спину не прогибал.
— Я и перед инженер-майором не гнусь, — ответил сотник, — но уважение к нему имею.
— Почто так? Он же ни русский, ни казак и даже не православный.
Плетнев сел на место Пахома, зажег свечу и прокапал соединение пакета в углах и посредине. Дыхнув на печатку и приложив к бумаге, он проговорил:
— Уважаю за то, Пахомий, что князь Ураков крови нашей, православный, а чтит себя немцем. Карл Иванович же, наоборот, во всем почитает себя русским, хоть сам крови немецкой и церкви протестантской. Мы с тобой от дедов здешние. Нам думу думать: зачем да почему, — не треба коль помирать будем, а ему… Кликни-ка Фомку. Надобен.
— Фома!.. Сотник тебя к себе кличит! — не отходя от коней, во все горло, зычно, крикнул Пахом.
— Ты чего, Пахомий? Чай не дома на курене!
— Да он там за забором. Гутарит с дивчиной, — дочерью лудильщика Мусы Косолапого. По закону-то магометанскому сие дело не положено, вот они в саду от людей и хаваются.
— Отец-то знает?
— Так Фомке ее предложил чайханщик Сулейман, пользовать за деньги. Бедно живет Муса, а детей дюжина. Одни девки да все малы. Надо кормить, одевать. Старшенькая Майра да по счету втора — Азра, у него от первой жены, покойницы. Как токмо они подостигали возраста полной луны[1], мачеха и уговорила мягкотелого Мусу продать их чайханщику. Гулящими девками, стало быть, сделать. Но Фомка не хотит так брать девку Майру. Полюбил, значиться. Гутарит: «Женюсь на Машке Мусаевой и все тут».
— Прям таки и женится? По-магометански? Или по-нашему, по-казачьи — увозом?
— Говорит: «Как положено женюсь. Калым за женку платить буду». Малец еще, а не казак. Над губой усы через молоко материнское только-только пробились. Чайханщику Фома за нее откупную дал, бурку-черкеску, шапку с лисьим околышем, сапоги красные новые, рубаху и порты шелковые. Мало того, что разорился в одежде на семь с гаком рублев, так еще денег, сколь было, — все отдал. И у казаков три целковых в заем попросил. Вот она — любовь-то. Мачеха, стерва, и рада радешенька теперь за порчину девку калым ждет.
— Что-то не слыхать его…
— Фома! Гутарю же: сотник требует!
Молодой казак, чернявый с золотой серьгой в ухе, сиганув через двухметровый дувал, появился перед Плетневым, словно вырос из-под земли.
— Звали, батько?
— То, правда, что мне сейчас Пахомий гутарил? Про девку Мусаеву, про дорогу бурку!.. Папаху с лисьим околышем! Отдавал чайханщику?
— Зима же кончилась, батько! К осени, до холодов новую справлю.
— То-то весна!.. Коня, да шашку не отдал?
— По смерть не отдам, батько!
Плетнев помотал головой и проговорил:
— Лады. Мы здеся за тебя ответ пред Мусой держать будем, а ты, бисов парубок Фомка, держи оный пакет и в дорогу махом налаживайся, — Плетнев подал ему запечатанные воском бумаги. — То, рапорт инженер-майора Карла Ивановича Миллера писаный до губернатора. В Оренбург передашь. Бери моего и своего заводных, на трех конях пойдешь. Сажай девку в седло, если не хочешь, чтобы без тебя ее сызнова Сулейман кому продал, и чтобы через четверть часа духу твоего, Фомка, в городе не было.
— Слушаюсь, батько!
Казак исчез так же быстро, как и появился. За дувалом послышалось радостное девичье щебетание.
— Весна!.. — расправляя усы, прокряхтел Онуфрий. — Почему, Пахомий, нас весна не радует? Кровь не веселит? Вроде не стары еще.
— Чему веселиться-то? За весной лето, а летом из Зюнгории чурчутцы чириком о двухстах тысячах в куреня нагрянут. Вот тогда и повеселимся, Онуфрий. Свечу-то мою не сжег? Отдай хоть огарочек.
— Возьми…
— Да, я же совсем забыл!.. Прости, батько, должен был сразу сказать. Приходил чайханщик, Сулейман, принес исписанный не нашими буквицами лист, сунул мне в руку и удалился. Я его окрикнул. Обернулся Сулейман и сказал: мурзе передай, он поймет.
— И где оный лист?...
— Туточки.
Пахом подошел к сотнику и, наклонившись, откинул придавливающий к земле бумажный листок камешек. Онуфрий осмотрел послание, попытался прочесть, но, как и десятник, не смог разобрать в нем ни единого слова. Письмо было написано аккуратно и кратко, составлено на незнакомом яицким казакам языке. У сотника щемящее кольнуло где-то возле самого сердца и тоскливо засосало.
— Чувствую, Пахомий, черная весть хоть и бела бумага. Как же ты так?.. Встряхнуть надо было хабарчи Сулеймана. Поспрошать: кто же таки замысловатые буквицы в Хазрете выводит?
— Спехом все случилось. Сразу-то я не кинулся. Яки добра думка до нужного места дошла, его и след простыл. Може ничего в оной цидульке черного для инженер-майора и нет, батько?
— Ладно, пойду до офицера…
Следуя до чайханы за Карлом Миллером, Плетнев чувствовал себя взведенным курком ружья. Неожиданное обострение слуха, зрения и даже нюха перед скрытой, затаенной опасностью у него случалось не раз. Но за непростую казачью жизнь, особое умение организма идти на полшага впереди сознания, как добрый конь выносило его из беды. Посматривая на девицу, по велению Сулеймана остановившую его у двойных дверей, куда зашел инженер-майор, казачий сотник оглаживал шашку и мысленно успокаивал себя: «Комната маленькая. Там чайханщик, Карл Иванович, кто-то третий и, возможно, еще один — не больше. Чайханщик Сулейман не в чет. Несмотря на силу в теле, он торговец, предпочитает получить деньги, оставаясь в стороне. Стало быть, двое. Если что: затеяться драка… Успею»...
Размышления настолько завладели казаком, что он не сразу почувствовал как кто-то его дернул за рукав.
— Мурза-казак меня не слышит?.. Азра не может сказать громко! Мурза-казак не смотри комната, смотри на меня! Азра любит старшая сестра Майра. Сестра сильно любит урус-казак Фомка. Потому Азра хочет тебе сказать…
В устремленное к прыжку сознание Онуфрия пробилось одно «…урус-казак Фомка», но этого было достаточно, чтобы казачий сотник обратил внимание на девушку. По полудетским щекам Азры катились слезы, взгляд умалял ее выслушать.
Увидев, что Плетнев наконец-то повернул голову, она улыбнулась сквозь слезы и быстро затараторила:
— Там плохой человек… Шайтан! Он обещал Сулейману деньги и тот понес его письмо. В чайхане Сулеймана много комнат для увеселений, но эта особая. Она предназначена для гостей, которые не любят когда их видят много глаз. Там есть выход…
Сотник не дослушал. Выхватив из ножен шашку, он втолкнул в комнату выходившего оттуда чайханщика.
— Гости желают чаю! Мурза…— попытался остановить Онуфрия Сулейман, но кончик казачьей шашки, подперев массивный подбородок чайханщика, закрыл ему рот и прижал к стене из плотных ковров.
Комната была пуста. Опрокинув ногой столик с яствами, Плетнев взревел:
— Где твои гости, Сулейман?! Говори!.. Иначе, клянусь Богородицей, я разделю тебя надвое прямо на пороге твоего дома. Одна половина почивать буде тут, — друга на улице. В сточной канаве!
Сулейман молчал. Шло время, и даже убив его, Плетнев ничего бы не изменил. В злом отчаянье сотник сделал взмах: рубануть с оттягом.
— Мурза-казак! — остановил его крик девушки. Сдернув ковер с противоположной от дверей стены, она указала на черную дыру тайного хода: — Плохой человек там! Шайтан, — там! Урус-мурза, — там!
Оставив Сулеймана, сотник втиснулся в полную темноту узкого извилистого прохода, по которому увели инженер-майора. Пойдя около сажени, он услыхал дыхание и увидел слабый отблеск. Инстинктивно Онуфрий подставил под удар шашку, раздался зловещий звон воинского металла.
Невидимый противник был в выгодном положении. В отличие от Плетнева, он обвык глазами к темноте, и позади его не было яркого пятна вскрытого тайного хода, через которое проявлялся силуэт казака. Бились молча, стиснув зубы. Узость прохода мешал Онуфрию виражировать шашкой, но он выдержал первых полминуты боя с темнотой, стали видны белки глаз ворога. Теперь сотник не только защищался. Дыхание противника усилилось, он стал отступать. Наседая, Онуфрий почувствовал удар и резкую боль чуть ниже правого плеча. Узкое жало стилета вошло в тело как в масло и тут же вышло. Плетнева бросило в жар, держащая шашку рука стала слабеть, нельзя было ждать второго удара. Резко перекинув шашку в левую руку, он оттянул ее с ожогом вдоль тела противника. Послышался кратный стон и грузный, глухой звук падения.
— То-то… У нас тоже хитрость завсегда найдется. Ну прощевай, собеседничик.
Плетнев перекрестил темноту и побрел обратно к просвету. В комнате Сулеймана не было. На ковре, среди раскиданных на подушках яств и перевернутого стола, сидела заплаканная девушка. Выйдя на свет, Онуфрий с усилием пошевелил онемевшей рукой. На кафтане топорщилась маленькая дырочка, от которой расходилось темное пятно.
— Азра, помоги снять кафтан, — попросил он.
Девушка ловко и быстро раздела его до пояса. Онуфрий зажав зубами нательную сорочку, попытался ее разорвать одной рукой, но крепкая льняная ткань лишь скрипела. Азра настойчиво отобрала у него рубаху и, откинув в сторону уже окровавленный рукав, разорвала ее на ленты. Приложив льняное полотно к ране, она надавила, брызнула алая струйка.
— Кинжал плохой, узкий. Но кровь не пошла в тело, кровь пошла рубаха. Это хорошо, Мурза-казак.
— Ишь ты!.. Откуда сие ведаешь?
— Бабушка воин лечила, — ответила девушка, перевязывая рану, — мать лечила. Азра тоже будет лечить, Мурзу-казака.
— Онуфрий я. Онуфрий Григорьевич.
— Онуф…мурза.
— Где Сулейман?
— Сулейман ушел, Азра осталась. Не трогай его Онуф-мурза. Он дает рис, кормит малых сестер Азры.
— Знаешь, куда ведет ход?
— Азра вход знает, выход — не знает.
Плетнев одел на одну руку кафтан, лишь накинув его на другую, взял шашку и, пошатываясь, побрел обратно в дыру проема.
— Азра идет с тобой, Онуф-мурза! — крикнула ему вдогонку девушка.
— Лампу возьми!
Выполнив повеление господина, она шмыгнула в проход следом за ним. Освещая дорогу, девушка споткнулась обо что-то мягкое. Опустив сальный светильник чуть ниже, она увидела разрубленную голову с оскаленный в смертной судороге лицом.
— То собеседник мой почивает, — спокойно проговорил сотник, — что зарубку-памятку на мне до конца моих дней оставил. Ты дивчина его не пугайся. Мертвый он. Ты его перешагни, да ступай себе дальше. У каждого своя стезя, таковую уж он сам выбрал.
Больше неожиданных встреч на их пути не было. Из тайного хода Онуфрий и Азра попали во двор пустого дома, и вышли на одну из узких улочек города, примыкавших к базару.
— О-хо-хо, мать моя — женщина! — Плетнев сунул шашку в ножны. — Карла Ивановича, поди, теперь и в Хазрете нет. На подходах его надобно сыскивать.
— Молодой урус-казак Фомка тоже едет степь, искать большого мурзу? — спросила Азра.
— Хватилась девка поводу, а ведра-то нет! Ускакал твой урус-казак Фомка до городу Оренбурга. На трех конях ускакал. Ищи ветра в поле.
— Фомка не мой! Сестра Майра его любит. Узнает, что Фомки нет, плакать будет.
— Не будет, дивчина, сестра твоя плакать. Не будет горевать. Вместе они уехали. Украл ее Фомка.
— Украл! — Азра радостно запрыгала.
Сотник посмотрел на девушку, она была еще совсем ребенком. Полупрозрачное одеяние купии не красило ее худенькую фигурку, а делало Азру какой-то несуразной. И одежда, и проданная гулящая жизнь маленькой женщины едва достигшей возраста полной луны, были ей велики, не по плечу.
— Там в пустом доме, я видел брошенную чадру. Одень ее, дивчина, и проводи меня до дома бия Казыбека. А то, боюсь, заблужусь-заплутаю в улочках. Да и ослаб я маленько.
— А Онуф-мурза украдет меня в Оренбор?
— Онуфрий Григорьевич я. Женка Агафья у меня есть. Детишки. Венчаны мы и второй жены казаку не полагается. Ты это, девонька, сразу учти. Ну а коль в серьез захочешь вольной казачкой стать, возьму до куреня. Одна не останешься, молодого казака мы тебе найдем. А пока, одевай девица чадру и пошли отсюдава спехом.
Пройдя узкими улочками, Онуфрий и Азра вернулись дом бия. В его левом крыле, отданном Казыбеком под жилье гостям из Оренбурга, встретил их десятник Пахом. Казак по-прежнему грелся на солнышке возле коновязи.
— Почто бледный, батько? — спросил он, вставая с прилаженного под сиденье камня. — Никак приключилось чего?!
— Приключилось. Дернуло тебя ныне про смертушку упомянуть. Костлявая старуха тут, как тут и объявилась. Да еще и свояченицу — Беду, с собой позвала. От Косой-то я кое-как отбился, а Беда инженер-майора уволокла. Кликай, Пахом, всех казаков в седло. В степь на его поиск спехом пойдем.
— Да ты никак, батько, ранен?
— Кликай казаков, говорю! Я к бию зайду: сказать, что отгостивались мы.
— Погодь, Онуфрий. Карлушку нашего тут один человек дожидается.
— Так что ж ты зараз не бачишь! Бисова твоя душа!
— Побачишь тута. Только и кричишь: седлай коней, седлай. Слово сунуть некуда.
— Где он?
— В каморе инженер-майора.
— Чего!..
Плетнев вынул шашку и ринулся в дом.
— Так, то же буде Я… — крикнул ему Пахом, но половина фразы осталось во дворе.
Казачий сотник вихрем ворвался в комнату майора Миллера. За столом, спиной к нему, сидел мужчина в байковом халате и в белой чалме. Он с увлечением рассматривал мятые черновики карты Туркестана, оставленные инженером.
— Ну-ка оборотись! — крикнул ему Плетнев.
Мужчина повернул голову.
— Вложи шашку, Онуфрий, это я.
— Ямангул!.. Откуда ты?
— С богатым караваном купца Ахмета пришел.
— Тайно, стало быть.
Боль в плече разом надавила на все тело. Плетнев застонал, оседая по стене. Ямангул Гули подскочил к нему, пытаясь приподнять.
— Оставь. Посижу, сам встану. Беда у нас случилась, Ямангулка. Инженер-майор пропал.
— Как так пропал?
— Письмо он ныне утром мудреное получил. Буквицы не наши и не вязь арабская. Карл Иванович его прочитал да в чайхану Сулеймана подался. По дороге-то я с майором неотлучно был. А в чайхане оставил он меня за дверьми, а сам вошел к сочинителю сего послания. Я как про тайный ход от танцовщицы Азры изведал, ворвался туда, да поздно было. Его в тот лаз и уволокли. Я следом пошел. Гости те, стало быть, одну черну людину в проходе для меня оставили. Пока с ним управлялся, — ушли злыдни.
— Кто такая танцовщица?
— Азра-то?.. Да вот она! — сотник указал в окно на стоявшую у коновязи девушку. — Азра меня перевязала, а после помогла пройти по лазу. Кончается ход в пустом доме с выходом на узкую улочку идущею от южных ворот города к базару. Во дворе остались следы копыт и колес арбы. Думаю, ехать искать по степи. Далеко не уйдут, нагоним.
— Сможешь ли? — Ямангул все же поднял сотника и посадил в кресло майора.
— Смогу, друже. Моя промашка. Мне ее и править.
— Хорошо. Человек тот в лазе лежит?
— С разрубленной головой не больно-то походишь.
— Хочу глянуть. Танцовщица Азра местная?
— Медника Мусы дочь. Отец ее чайханщику за осьмушку риса продал, а я кровью выкупил. Отвезу ее на Яик, пусть девица казачью волю познает.
— Говоришь: она тот лаз знает?
— Проход добре ведает. Только ей к чайхану нельзя. Сулейман ее изведет.
— Ну с чайханщиком, я договорюсь. Оставишь ее. Со степи, отгуляв, с инженер-майором или без него, сюда возвернешься, тогда и заберешь девицу. Найдешь меня в доме лудильщика Мусы. Думаю, он не будет против богатого постояльца. И помни: в Хазрете нет никакого толмача Ямангула. Спросишь ташкентского купца Мустафу Гули.
Азра не хотела возвращаться в дом отца, лишь клятвенное обещание Онуф-мурзы, что он вернется за ней и увезет к старшей сестре и урус-казаку Фомке в Оренбор, сломило ее сопротивление. Кроме того, богатый купец из Ташкента, с которым казачий сотник вышел к ней из дома, выразил желание жить в бедном жилище ее отца и готов был хорошо заплатить. Из любви к младшим сестренкам, она согласилась и повела торговца индийскими пряностями Мустафу Гули в дом лудильщика Мусы.
Разговор Плетнева с бием Казыбеком, состоявшийся на половине хозяина, в комнате с изысканной персидской мебелью и коврами, был краток. Казыбек выразил глубокое сожаление о случившимся. Пропал его гость, гость хана Среднего жуза, гость города. Сняв с руки серебряный перстень с каплевидным навершием, он проговорил:
— Это старинная тамга. Знак законодателя хана Тауке. Возьми. Кому в Степи ты ее не покажешь: твои слова повеление духа Великого хана Тауке. У тебя мало казаков, мурза Онуфрий. Если ты пойдешь к Сырдарье, то найдешь там батыра Кулсары. Отдай ему тамгу и она превратиться в тысячу найз, две тысячи глаз, две тысячи ушей и не будет места в округе где бы не искали они урус-мурзу.
— От всей души благодарствую, уважаемый бий Казыбек. — Плетнев хотел поклониться, но боль в плече помешала. Скрепя зубами, он сдержал стон.
— Не гни спину, казак. Инженер-майор мурза Карл мой гость. Неизвестный похититель нанес мне оскорбление и если бы не старость, то я сам бы отправился в степь на его поиски. Я прикажу слугам выдать вам еще по одной лошади, чтобы вы стали быстрее ветра.


Примечания.

[1]Возраст полной луны - четырнадцать лет. На Востоке рассвет девичьей красоты. Связанно это с традиционным сравнением красавицы с четырнадцатидневной, т.е. полной луной.


© Сергей Вершинин, 2011
Дата публикации: 08.02.2011 07:50:22
Просмотров: 2576

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 83 число 18: