Поминки
Вионор Меретуков
|
Форма: Рассказ
Жанр: Ироническая проза Объём: 9475 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Мы, Алекс, Шварц и я, медленно шли по Покровскому бульвару. На поминки мы не поехали, решив помянуть друга в узком кругу. Под ногами шуршала листва. В воздухе носились запахи хвои и черных роз. Хотя никакой хвои, ни тем более роз поблизости не было и в помине... — Вот мы и остались одни, – сказал Алекс. И горько заплакал... Шварц подумал, подумал и... тоже... попытался заплакать. Но нет, не удалось ему, как он ни пыжился, выжать из себя хотя бы слезинку. Для этого он слишком любил себя. Этого уникума ничем не проймешь. Разве что если поднести ему прямо под нос свежеразрезанную луковицу. Я же заплакал позже, уже вечером или даже ночью. В пьяном дыму, обнимая некое небесное создание, от которого исходил невероятно приторный запах малиновых леденцов, я громко, судорожно, неукродержимо (сленг Юрка) зарыдал, давая волю слезам, которые невесть что означали... То ли это была дань печали по умершему наконец-то Юрку, то ли скорбь по самому себе... Гужевались (опять сленг Юрка) мы в моей квартире, решив в этот день не расставаться. Мы пили уже часа два, когда припожаловал – без уведомления – Бова. С ним прибыла женская команда в составе восьми (!) чрезвычайно похожих друг на друга девиц, которые вели себя подчеркнуто сдержано до того момента, пока им не подал знак Бова. И тогда они показали класс... Я был, вероятно, в состоянии легкой прострации, иначе как можно объяснить мое безразличие при появлении Бовы и его шлюх на импровизированных поминках? Я видел лишь, что некоторое недовольство поначалу проявил Алекс, которому показалось странным превращение вечера скорби в бардак. Но Бова ловко успокоил его, сказав, что Юрок, воскресни он на мгновение, наверняка одобрил бы столь нетривиальные поминки по себе. И, если бы не лежал сейчас под полутораметровым глиняным одеялом, сам бы с удовольствием поучаствовал в них. Мы все люди неординарные, заметил Бова. Да и Юрок был таким же. На вопрос Шварца, не на шутку взволнованного видом молоденьких барышень, зачем Бове понадобился такой – двукратный! – перебор девиц, тот, с удивлением посмотрев на Сёму, ответил, что лишних девиц никогда не бывает. Но, может, он его неправильно понял, и Сёме мало двух девушек, и Сёма чувствует себя обделенным, в этом случае Бова готов пойти ему навстречу и поделиться с ним девушками Алекса и Сержа. Своих же он ему ни за что не отдаст, сказал Бова, хозяйски похлопывая девиц по крутым попкам, потому что сегодня чувствует в себе в отличной форме, и ему может не хватить тех двух, на которых Шварц, страдающий, как известно, избыточной сексуальностью, по всей видимости, уже положил свой червивый глаз. На Алекса слова Бовы подействовали настолько убедительно, что он уже через мгновение принялся благосклонно посматривать на девиц. А потом, слегка промочив горло, и вовсе пустился с ними в пляс. Он исполнял какой-то дикий танец, подпрыгивая и подолгу зависая в воздухе, девицам это пришлось по вкусу, они со смехом тянули его вниз, Алекс шутливо упирался, щелкая при этом пальцами и призывно вскрикивая. А вскоре, видимо, утихомирив свою совесть окончательно, улизнул из гостиной с двумя барышнями, запершись с ними в ванной. Я махнул на все рукой и предоставил вечеру катиться так, как будто это не встреча убитых горем людей, а разнузданный праздник, на котором чем больше непристойностей, тем лучше. Помню, как Бова, наконец, сообразив, что это все-таки поминки и ему необходимо поддержать сложившееся в отношении него реноме, произнес – сидя – траурную речь, превзойдя самого себя по части наболтанных глупостей и пошлых сентенций. Непрерывно жуя губами и чавкая, поминутно замолкая и утыкаясь жирным подбородком в грудь, он молол вздор, за который в другой компании ему давно набили бы морду. Наговорившись (а мы тем временем безвольно его слушали), он с неожиданной для своего полного тела легкостью выпорхнул из кресла, подлетел к роялю, сел за него, выстроил девушек в ряд, велел им сначала рассчитаться на «первый-второй», а затем, полностью удовлетворенный их покладистостью, раздал им листочки с каким-то текстом. Аккомпанируя быстрыми, яростными пальцами, Бова командорских голосом приказал шлюхам петь похоронный марш, якобы написанный им самим на смерть Юрка. Девицы старательно выводили овечьими голосами траурную мелодию, чем привели Бову в совершеннейшее исступление. По всей квартире разносилось: «Юра, Юра, Юра! Юрочка родной! На кого ты нас оставил, На кого покинул, Юра дорогой! После реквиема, напоминавшего небезызвестный запев «К нам приехал, к нам приехал...», Бова громогласно отдал приказ всем танцевать. И всё заходило ходуном! Всё заплясало, завыло, запрыгало! К беснующимся присоединились вернувшийся из ванной Алекс и его новые подружки. Девицы топотали и вскрикивали с таким усердием, что соседи переполошились и застучали не только в стены, но и в потолок и в пол. — Русскую, русскую давай! – сатанинским голосом вскричал Шварц и, сорвавшись со стула, принялся своими кривыми ножонками месить паркет, затем, едва касаясь пола, понесся по комнате вокруг стола, хватая визжащих барышень за голые локти. Квартира наполнилась дикими, безумными звуками, и омерзительное веселье прекратилось – как рассказал мне потом Сёма – лишь под утро. Приходили из милиции, но никто им не открыл. Только Бова чревовещательским голосом переругивался с ними через дверь, наизусть цитируя Конституцию и напирая на выдуманную им самим главу о неприкосновенности поминального стола. Я же, порыдав некоторое время, затих в липких объятиях пахнущей леденцами девицы, еще не догадываясь, что поутру Бова выставит нам счет... И снился мне сон. Будто мы втроем, Алекс, Юрок и я, летим над ночной Москвой, и мерцающий лунный свет серебрит и ласкает наши лица. И, несмотря на ночь, я вижу все, что происходит на земле. Спрятавшись от теплого дождя, в арбатском дворике, под кроной большого дерева стоят, прижавшись друг к другу, парень с девушкой. Еще в юности мне снился этот сон: летний дождь, спасительная крона дерева, сероглазая девушка в накинутом на хрупкие плечи мужском пиджаке, а рядом я сам, у которого долгая-долгая жизнь впереди... Когда я видел этот сон, у меня появлялось удивительно ясное ощущение слияния с миром, со временем... И приходила радостная тревога как предчувствие удивительного будущего, которое ожидало меня. И невозможное казалось возможным... У меня было много девушек, но ни с одной из них – так вышло – я ни разу не стоял, спрятавшись от теплого дождя, под деревом... А может, и стоял. Только я этого не помню. И, летая во сне со своими друзьями, я вспоминал этот сон... «Ну вот, – говорил Юрок, обращаясь ко мне, – наконец-то ты научил нас летать!» Я отказывался, вдруг потеряв голос. И, указывая пальцем на Алекса, тщился объяснить Юрку, что это не я, а Алекс научил нас летать. «Нет, нет, это ты! Ты, ты, ты!» – сердился Юрок и дергал меня за руку. Тут я обрел голос и спросил Юрка (все это время Алекс летел безмолвно, держа руки в карманах брюк и сохраняя на лице выражение безмятежности и брезгливого недовольства): «Ведь ты же умер?..» Юрок захохотал оперным басом, который эхом отразился от неба и далекой земли: «Кто это умер? Я? Еще не нашлась такая болезнь, которая может уложить меня в могилу! – гремел он. – Я вечен! Я вечен! Я вечен!» ...Меня разбудил страшно ругавшийся Бова, который в одних трусах стоял передо мной, держа в вытянутой руке остроносый лакированный ботинок. Он орал: — Изувечу! Изувечу! Изувечу! Кто украл мой башмак? Мне через час выступать на заседании в комитете по сносу памятников! Проклятье! Кто-нибудь скажет, где мой башмак? Не могу же я заседать босиком!! Искали окаянный башмак, как говорится, всем миром. Но, увы... Так и отбыл Бова на совещание в одном башмаке. Злобно сказав на прощание, что с каждого из нас ему следует получить по двести баксов. За девиц... И еще по двадцать за пропавший ботинок. Просил не тянуть с отдачей. Я про себя послал его к черту. Какие двести, какие двадцать?! За девицу, сосущую леденцы, двести? Да он, похоже, с ума сошел! А двадцать за что? У него, что, ботинки из золота? Тем временем как-то незаметно стали редеть ряды девиц. Понятно, дисциплина, так сказать, работа, клиенты, жизнь продолжается и прочее... Редели, редели, и, наконец, мы остались в прежнем составе. То есть, втроем. Шварц, привалившись спиной к стене, расположился на полу. Глаза его были закрыты, рука поддерживала скошенный в сторону подбородок. В другой руке он держал пустой стакан. Алекс оделся, в задумчивости обошел несколько раз вокруг стула, на котором до этого сидел, и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. — Куда это он? – спросил Шварц, не открывая глаз. Я промолчал. Может, за пивом?.. — Ты знаешь, – продолжал Шварц, – у меня... – он замялся. – Я не смог сегодня ночью. Ты понимаешь... Хотя девушки очень старались. Но у меня ничего не получилось... Он всхлипнул. Я посоветовал ему поменьше думать о бабах. О душе пора задуматься. О душе... (Фрагмент романа «Меловой крест») © Вионор Меретуков, 2013 Дата публикации: 12.09.2013 12:57:35 Просмотров: 2459 Традиции - это не всегда радость и веселье. Нет ничего более естественного, чем неутолимая печаль по ушедшему близкому человеку, и идущая из глубины веков традиция поминать покойных берёт на себя эту скорбную миссию. При выборе кафе для поминок Митино очень важно соблюсти этические и эстетические принципы, предусмотреть вкусы гостей. В этом может помочь только компания, обладающая достаточным опытом организации поминок. Достаточно важно, чтобы у выбранной вами компании, предоставляющей ритуальные услуги, в том числе организацию поминок, были собственные кафе и рестораны. Это предоставит возможность выбрать не только удобное расположение, но и требуемую кухню, ведь вам могут понадобиться не только распространённые в нашей стране продукты питания, но и блюда средиземноморской, европейской, японской кухни. Не забудьте также о возможности принести своё спиртное - это существенно сэкономит ваш бюджет. Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|