Марфа Давыдовна

Людмила Рогочая

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 13478 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Марфа Давыдовна

Марфа Давыдовна! При этом имени у меня появляется снисходитель¬ная улыбка и жалость. Дальняя родственница, которая по молодости и знать нас не знала или не хотела знать... Как же, главный бухгалтер обувной фабрики! Величавая сероглазая красавица, удачливая в работе. Имея двоих детей от разных мужей, она не страдала от одиночества в разведённом состоянии, в котором пребывала почти постоянно. Но все¬гда вокруг неё вилась пара-тройка поклонников, желающих пофлирто¬вать с ней. И Марфуша с радостью откликалась на их любовные призы¬вы.
Властная и эгоистичная Марфа Давыдовна детей своих не баловала. Старший сын, ещё довоенный, не вынес гнёта матери и уехал в Сибирь, там и умер. Младшая дочь Лида – моя ровесница – тоже поспешила за¬муж; правда, подарив Марфе внучку, вскоре развелась. Но, слава Богу, получила при размене квартиры мужа две комнаты и была счастлива ис¬полнять дочерние обязанности на расстоянии.
Марфа Давыдовна любила себя. Ей нравилось менять наряды, выез¬жать с начальством на пикники, ездить с отчётами в Москву. Она была украшением любой компании: весёлая, шутливая, певучая. За работой и гулянками Марфе некогда было подумать о будущем: об удобной кварти¬ре, мебели, постельном белье, посуде про запас. Ей казалось, что всё это впереди, а пока длится праздник жизни, надо радоваться каждому его дню. И она, как попрыгунья-стрекоза, пела, радовалась и делала аборты.
Но, как всегда бывает в жизни, на смену одним красавицам приходят другие, более молодые и везучие. А у неё, глядь, появились морщины на лице, лишний вес и гипертония. И не брали её больше на шашлыки, и в спину дышала юная бухгалтерская поросль. Когда Марфа проходила мимо молодых сотрудников, вслед ей летели смешки:
– Наша старуха разрядилась, как на свидание. Всё молодится, а пора уж о душе подумать!
О душе, не о душе, но, подойдя к критическому возрасту, Марфа Да¬выдовна оказалась у разбитого корыта: в жалкой комнатёнке старого дома, имеющего удобства в крошечном дворике, огороженном низким штакетником. Дом был на два хозяина, и тётка Марфа владела его мень¬шей частью. Она всё собиралась улучшить свои жилищные условия, но так и не собралась. Только в коридорчик провела воду и поставила двух¬конфорочную плиту на баллонном газе.
– На мой век хватит, – успокаивала себя тётка.
Только выйдя на пенсию, Марфа Давыдовна оценила блага, какие имела за свою зарплату и премии. Приохотившись к «Столичной» водке и сигаретам с тем же названием, она долго пыталась перейти на более дешёвую продукцию. С водкой это получилось. А вот от дорогих сигарет не смогла отказаться. И тогда стала варить самогон: сама пила, продавала, а на вырученные деньги баловала себя дорогими сигарета¬ми.
Сама тётка Марфа никому не помогала, но могла заставить каждого что-нибудь дать ей. И ей несли соседи, знакомые, Лидочкины подружки всё что ни попросит. А уж саму дочь замордовала настолько, что та вста¬вала и ложилась с мыслью, как выполнить очередное задание матери. Однако трудненько ей было угодить. Вечно недовольная Марфа жалова¬лась соседям:
– Представляете, какая бесчувственная у меня Лидка? Я ради неё только и жила, молодость ей отдала, трудилась не покладая рук, чтоб её накормить, обуть, одеть, выучить... А теперь что же получается? Мать ей не нужна! Второй день не приходит! Набрала белья для стирки – принос¬ит неглаженое. Попросила испечь пирогов – она мне купила пирож¬ков на улице, с лотка, – они же без начинки. Убирается у меня раз в не¬делю! Нет, я не заслужила такого невнимания к себе.
Ещё не выносила Марфа Давыдовна одиночества. Ей постоянно ну¬жен был кто-то, чтобы являть ему свою власть. Попробовала взять квар¬тирантку, но та не прожила с ней и трёх дней. Вот тогда-то тётка вспо¬мнила о родне. Стала навещать нашу семью. Придёт напомаженная, об¬литая духами, с крашеной смоляной косой, закрученной на затылке и увенчанной серо-буро-малиновым шиньоном.
– Да вот, шла мимо. Дай, думаю, зайду, проведаю, – а сама, подмиги¬вая левым глазом, как будто тайну какую знает, ставит на стол бутылку самогона. Что ж делать? Не выгонишь. Надо угощать!
Папа не пил водку и терпеть не мог пьющих женщин. А мама скажет:
– Ой, давление замучило! Я бы поддержала компанию, да здоровье не позволяет, – и тоже откажется. Поставит на стол что есть: квашеную капусту, холодец там или сала нарежет. Так Марфа Давыдовна сама вы¬пьет бутылку, закусит хорошо... Вот и погуляла.
Любила тётка поучить жизни. Как-то прицепилась ко мне:
– Смотрю на тебя, – говорит, – и удивляюсь. На таком месте работа¬ешь, а домой с пустыми руками являешься. Проходной же у вас нет, ну и прихватила бы с собой отрезик какой. Глядишь, и мне б на платье доста¬лось.
Когда познакомилась Марфа Давыдовна с моим мужем и посмотрела на наши отношения, совсем извелась, бедная. Как встретит меня, так и начинает наставлять:
– Дура! Заглядываешь мужу в глаза. Ловишь желания? Несамостоя¬тельная ты, я скажу. Моя Лида послала своего куда подальше и теперь ни от кого не зависит.
Хотя к дочери она относилась очень требовательно, но, наверное, по-своему любила. Главное для Марфы Давыдовны было исключить все варианты для соперничества Лидочки с её подругами. Победы дочери, даже воображаемые, подогревали тщеславие Марфы.
Забегут молодые женщины проведать её, предложить помощь, грядку перед двором полить или в магазин ей сбегать, скажет обязательно:
– Спасибо, Таня (Женя, Люба). А какая шея у тебя морщинистая! У моей Лиды – нежная, гладкая.
Иногда заметит:
– Или ты толще моей Лиды, или платье на тебе плохо сидит. Сними его, не позорься.
Может походя бросить:
– Что-то плохо твои дети растут. Смотри, какая у нас Галька выдула. А у тебя задохлики.
А ещё ей нравилось наказывать дочери и её подружкам, как они долж¬ны её похоронить:
– Чтоб и батюшка был, и музыка. Платок не надевайте. Не хочу в гробу лежать, как бабка. Если уж в шляпке нельзя, повяжите косынку. И под бородой не завязывайте. Чтобы узла не было. На лоб бумажку не при¬лепливайте – весь вид испортит! Поминали чтоб в столовой, здесь все не поместятся. За деньгами на работу мою обратитесь. Помнят ещё там Марфу Давыдовну, не могли забыть.
Так она старела и матерела, но держалась. И волосы заставит дочь вовремя ей покрасить, и ногти обработать, и платье новое сошьёт. Со временем, правда, Марфа Давыдовна стала выглядеть, как комическая старуха из дешёвой пьесы.
Наступило горбачёвское время. Грозный чернел. Уезжали русские, дома их занимали чеченцы. И вскоре на улице, где жила тётка Марфа, русских осталось семей десять. Только те, кому некуда было ехать или за чьи развалюхи ничего не давали. В числе последних оказалась и Мар¬фа Давыдовна. Желающих на её комнатёнку не нашлось. Ведь рядом за бесценок можно было купить кирпичный дом!
Дочка Лидочка нашла себе нового гражданского мужа и накануне пер¬вой чеченской войны уехала с ним на Север, пообещав матери, что ско¬ро вернётся за ней.
Район, где жила Марфа Давыдовна, был тихий. До начала военных действий беспорядков в нём не наблюдалось. Вот только с продуктами было плохо. Магазинные полки опустели. Иногда выбрасывали консервы с морской капустой да килькой в томатном соусе, и те моментально раз¬бирали. Население тоже готовилось к войне!
Марфа Давыдовна, как и все, методично делала запасы. Выйдет на рынок к магазину, а там сидят чеченки в ряд, каждая со своим товаром. Чеченцы уважительно относятся к старикам. Глядишь, кто кочан капусты даст или подпорченный арбуз, что-то останется после торговцев: кусок хлеба, разбитые яйца. Тётка Марфа всё подберёт: капусту и арбуз посо¬лит, хлеб посушит и яйцам найдёт применение. Единственными её вра¬гами были мыши, которые не проявляли уважения к её персоне, бессо¬вестно воровали и портили тёткины запасы. По ночам ей приходилось спать очень чутко, чтобы при малейшем шорохе встать и отогнать ко¬чергой непрошеных гостей.
А перед самой войной ей повезло. Пенсию тогда ещё давали. Купила она у частника мешок сахару, на самогон. Но как русские разъехались, потребители зелья пропали: чеченцы в основном не пьют, аллах не ве¬лит. А если кто и пьёт, то коньяк. Про него ничего в Коране не ска¬зано. И сахар стал Марфиным НЗ, неразменной валютой. В этом мешке, как она считала, вся её жизнь.
Зимой 1994 года в домик тётки попала бомба. Начался пожар. Когда Марфа Давыдовна выскочила от соседей, к которым зашла, чтобы «по¬зычить» сигарет (она всегда занимала, даже если они у неё и были), руи¬ны её жилища полыхали пламенем. Но мешок, который стоял в коридо¬ре, не пострадал. Его да ещё чуть подгоревший ковёр вынести она успе¬ла. В дворике с незапамятных времён стояла тачка на одном колёсике. Тётка-погорелица подтянула к ней мешок, с горем пополам и соседским мальчиком Алиханом взгромоздила его на тачку, сверху прикрыла ков¬ром и поехала вдоль улицы, выбирая местожительство. Она была увере¬на, что с мешком-то сахара её каждый примет! Пожалели соседку стари¬ки Хорошиловы. Хоть и не любили они заносчивую Марфу, а посочув¬ствовали её беде. Но она-то думала, что Хорошиловы согласились приютить её из-за сахара, и вела себя по-хозяйски.
Каждый вечер она с Хорошиловым «отдыхала»: пила дедов самогон, курила дедов табак. Так она прожила месяца три, наверное. И весна уж пришла.
Хорошилиха была непьющая, и так устала ухаживать она за пьяница¬ми, еду им добывать, что стала ворчать на Марфу, выгонять её из дому.
Однажды в их районе федералы проводили военную операцию и слу¬чайный осколок снаряда задел Хорошилиху. От потери крови она сконча¬лась. Закопали её Марфа с дедом в огороде. Сели, как водится, поми¬нать. Неделю поминали. Проснулась как-то Марфа утром, пошла на кух¬ню за выпивкой. Смотрит, а поперек кухни дед Хорошилов лежит и не шевелится. Испугалась она, что обвинят её в смерти старика да мешок сахара отберут, собрала манатки, мешок и ковёр, взвалила на тачку и по улице покатила. Да только недалеко. Боялась далеко от дома отходить: вдруг дочка за ней приедет и не найдёт. А какая дочка? Письма, теле¬граммы не носили, пенсий не платили, люди с опасностью для жизни убегали из города. Кто ж в Грозный-то поедет? Только сумасшедший. А Лида была женщина разумная.
Приняла на этот раз Марфу бабка Кузьминична. Ей шёл девяносто ше¬стой год. Выпивать она не любила, поэтому Марфин мешок её не пре¬льстил.
– Живи, – сказала Кузьминична, – в спаленке. Ты мне не помешаешь.
Но Марфе очень не понравилось у бабки. Всё её там раздражало. Особенно бесконечные молитвы, которые Кузьминична возносила Богу. И главная печаль с утра у Марфы: где добыть курево и с кем бы выпить «на халяву». А на последнее у неё было прямо-таки дьявольское чутьё. Сидят ста¬рики где-то в гараже или в баньке, цедят драгоценную влагу – Марфа тут как тут. И давай им про судьбу свою рассказывать. Так изливается, мёрт¬вый и тот прослезится! Умела она на жалость давить. Так деды начинают её успокаивать:
– На, Марфуша, выпей, полегчает!
А та и рада стараться.
Или где поминки. Так на другой конец города пойдёт, креститься будет и подпевать старухам. А как начнут разливать вино, спирт или самогон, первая вызывается. Хотя товарки шипят на неё: «Грех с молитвой водку пить», – Марфа всё равно наклюкается. Домой явится и начинает учить Кузьминичну жизни. Старуха, однако, оказалась с характером и выгнала тётку из дому.
И вот опять она бредёт с тачкой по улице. А русских уже и не оста¬лось.
Подобрали Марфу Давыдовну чеченцы. Пожалели: все вокруг знали, что «бабушка дочку ждёт». Поселили в летней кухне. Из её окон было видно родное пепелище, и Марфа могла часами наблюдать, кто идет ми¬мо.
– Так что дочку не прозеваете, – успокоила её новая хозяйка Медина.
Тётка Марфа прежде всего велела подросткам втащить в помещение свой мешок как гарантию права на жилище. Разумеется, её взяли не из корыстных побуждений, а просто уважив старость: Марфе исполнилось уже семьдесят девять лет.
Каждый день Медина приносила ей еду, всё, что ели сами. На охоту за цигарками тётка, кряхтя и постанывая, выходила за калитку: из жалости или для забавы ей подавали сигареты. И Марфа Давыдовна, довольная, присаживалась на лавочку около двора и блаженно затягивалась.
А вот выпить не было никакой возможности. Даже сварить самогон из своего сахара она не могла. Хозяин не пил и не позволял этого делать в доме. Медина сразу предупредила свою престарелую жилицу:
– Если Хасан увидит водку, выгонит.
Даже на свое восьмидесятилетие Марфа не выпила, хотя намекала Медине. Та поздравила с юбилеем и угостила старушку, как положено, мягкими пряничками. На что Марфа заметила:
– Сухая ложка рот дерёт.
Свой мешок Марфа Давыдовна не трогала. Она думала: «Пока есть у меня сахар, есть и кров. С этим мешком я дождусь Лидочку». В доме по¬нимали её маленькие хитрости и относились к ним снисходительно.
Всю войну прожила Марфа Давыдовна в этой семье в ожидании доче¬ри. Но та так и не приехала. Почувствовав скорую смерть, старуха по¬просила Медину похоронить её по-человечески.
– Как по-человечески? Батушку звать? Это мы не можем. У нас свой мулла есть! Мы не знаем, как тебя хоронить. Если хочешь, прими ислам, и мы похороним тебя со всеми почестями.
Марфа согласилась. То ли почестей захотелось, то ли выбора не бы¬ло. Перед смертью она попросила у Медины стакан водки. Последняя воля умирающей, как не исполнить! Осушив стакан до дна, Марфа Да¬выдовна деревенеющим языком прошептала:
– Ну, теперь принимайте меня в свою веру.
Её завернули в ковёр и похоронили на мусульманском кладбище. Правда, мешок опускать в могилу, как она просила, не стали, сахар раз¬дали людям на поминовенье.

© Людмила Рогочая, 2009
Дата публикации: 09.01.2009 06:20:03
Просмотров: 4231

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.