Маньяк
Борис Иоселевич
|
Форма: Рассказ
Жанр: Эротическая проза Объём: 11143 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
МАНЬЯК /рассказ с элементами эротики/ Момент, когда скромный литератор, вроде меня, становится предметом внимания актёрской братии, почти столь же волнителен, как и предшествующий ему творческий процесс. Поэтому, когда в мою однокомнатную квартирку, являющейся по совместительству одновременно кухней, столовой, спальней, туалетом и рабочим кабинетом ввалился ни кто иной, как сам Федор Стервятников /для тех, кто не ходит в театр, но хоть однажды сидел у телевизора, представлять его нет надобности/, я выронил кастрюльку с недоваренными макаронами и замычал нечто в высшей степени неуместное. Стервятников уселся на унитаз /единственный стул с хромой ножкой, на котором сидел сам, от волнения забыл предложить гостю/ и прежде, чем в немногих словах изложить цель визита, осведомился: «Ты Капустянский и есть»? и, не дождавшись ответа, удовлетворённо кивнул. – Отлично, парень! – Стервятников пнул меня, надо полагать из чувства восхищения, кулаком в ребро.– Читал твои опусы. – Какие? – робко осведомился я, желая продлить удовольствие. – Не помню, помню только, что читал. Чушь несусветная, как и вся наша нынешняя литература. Но, в отличие от тех, других, в тебе что-то есть. Нутром чую, хотя не разберу. А к тебе явился за сценарием на фривольную тему. Эй, парень, давай без закидонов / он едва удержал меня от падения в обморок /, при случае, я могу оказать финансовую помощь, но никак не медицинскую. – Фильм на какую тему, вольную?– прошептал я. – Автор, которому плывёт в руки удача, обязан быть внимательным. Повторяю, меня интересует произведение для кино на фривольную тему, или, как нынче принято писать на видеостолбах, с элементами эротики. – Боюсь, что я… – А ты не боись…/ как мне нравится эта чисто актерская манера переиначивать слова!/. Три минуты секса не проблема, тем более в твоём возрасте. Особенно после того, как я о тебе наслушался… – Обо мне? Скорее всего, произошла страшная ошибка… – Успокойся, я никогда не ошибаюсь. Разве не от тебя ушла жена, не выдержав сексуального напора? – Уйти ушла, но… – Не прибедняйся, парень. Только ради проверенного сексуального маньяка женщина могла заточить себя в этих стенах, и только из-за твоих неистощимых желаний решиться на уход. Так что ты всё это опиши, а я всё это поставлю. Публика падка на такие темы, и к тому же мы дадим понять, что всё это не высосано из пальца, а основано на действительных биографических фактах авторов фильма. – Значит, вы тоже… – Какое там! Но важно, чтобы публика запуталась окончательно, это её раззадорит и сбор средств на покрытие расходов нам обеспечен. Лады? Мог ли я втолковать выдающемуся режиссёру, что судит он по себе и потому преувеличивает мои возможности? Пришлось согласиться. Сразу после его ухода, я накрыл унитаз, проветрил помещение и принялся за сочинение сценария, полагаясь не столько на вдохновение, сколько на оказанное мне доверие. Начал я с того, что предпринял попытку, как выражаются физики-теоретики, смоделировать ситуацию. Представь, подогревал я себя, что ты и впрямь сексуальный маньяк. Писатель, рассчитывающий на успех, обязан хотя бы однажды побывать в шкуре своего персонажа. Сначала ничего не получалось, выяснилось, что мои представления о предмете удручающе примитивны: и в самом деле, кого, кроме соответствующих служб, заинтересует личность, бегающая по городу, выпучив глаза и разматывая слюну? Не годился и образ змия-искусителя, протягивающего для приманки отравленное яблоко. Нет ничего хуже шаблона в такой, в сущности, шаблонной истории. Женщина съест, не поморщившись, а шансы искусителя в её глазах упадут до отметки, от которой вторичного восхождения не получится. Маньяки женщин не отталкивают, а привлекают, выходит в них есть нечто, чего женщины не находят в других. «Что делать, что»? – метался я, обнаружив в себе ущербность фантазии, но тут же приободрился: настоящий профессионал обязан возмещать недостаток дарования избытком наглости. Оскар Уайльд, к примеру, утверждал, что природа, в том виде, какой мы её знаем, появилась лишь после того, как была описана в литературе. И никто, кажется, этого не опроверг. Отчего бы и мне… Правда, Капустянский не Уайльд, но ведь было время, когда сам Уайльд казался не авторитетней Капустянского. Ergo, что означает на латыни, следовательно, у меня есть все шансы сделать фактом искусства маньяка, как Уайльд превратил в факт искусства природу. Как бы там ни было, а к новому визиту Стервятникова сценарий был готов, и он не только не отверг написанное, но даже пообещал заплатить за него сумму, превышающую первоначальную, ничего конкретного не сообщив ни по поводу первой, и, тем более, второй. А спустя короткое время разнёсся слух о настоящем маньяке. Дескать, мужчина необыкновенной красоты и мощи буквально завораживает женщин, а, насытившись, возвращает мужьям в состоянии непригодном для ведения домашнего хозяйства. Утверждают, что супруг одной из потерпевших, кричал на базарной площади: «Полюбуйтесь, люди добрые, что этот подонок сделал с моей старухой: была баба как баба, а нынче ни суп сварить, ни картошки поджарить. Ходит по квартире и читает стихи: «Я вас люблю так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть другим». Я потому этот её бред запомнил, что думал это обыкновенная шифровка, и полиция сначала тоже, но какой-то православный объяснил и мне и им, что это всего лишь стихи. С такой женой / взгляд на испуганную женщину/ не только стихами заговоришь, а и матом. Слухи о маньяке нарастали, естественным образом трансформируясь в сплетни, как бывает всегда, когда население предполагает, а органы не располагают. Лучшего допинга для милиции придумать невозможно. Хватали всех, кто попадался под горячую руку, заставляя подписывать протокол дознания, иной раз оговаривая себя больше, чем требовалось, но едва доходило до суда, обвиняемые утверждали, что впервые видят пострадавших, а те заявляли, что само предположение, будто таким хлюпикам они бы позволили над собой надругаться, оскорбляет их до глубины души. Уже и западная пресса, та самая, что видела у нас одни недостатки, вдруг стала выдавать их в глазах своих читателей за продолжение, прежде незамечаемых, достоинств, объявив, что появление монстров свидетельствует о быстром развитии демократии куда полнее, чем даже свободные выборы. А то, что полиция, пуская мыльные пузыри, выдает их за мыло, тоже естественно. Раз уж невозможно успокоить народ, поймав преступника, нет иного выхода, как изображать его настойчивые поиски. А теперь представьте состояние человека, создавшего монстра, но утратившего над ним контроль. Попытка найти общий язык с режиссером, только попыткой и осталась. Стервятников отнёсся ко мне, как к банкроту, претендующему на имущество поле того, как добровольно от него отказался. Никакие доводы о царящем в обществе беспокойстве на него не действовали. Мало того, любой пустяк мог воспламенить ситуацию, притом, что никто не знает, как действовать в условиях чрезвычайного положения. Стервятникову важно было одно: создать фильм на злобу дня и заманить на него как можно больше зрителей. Потому он изображал из себя младенца, не ведающего, какая игрушка у него в руках, и что с нею делать — тоже. Выбор у меня был невелик: или бесстрастно наблюдать за агонией общественной нравственности, или отдаться в руки правосудия, а там будь, что будет. Впрочем, я был уверен, что меня не поймут, а если и поймут, то превратно. Какой-нибудь ловкач-следователь сделает на мне преждевременную карьеру, а я, в лучшем случае, отделаюсь досрочным освобождением за хорошее поведение. В полиции меня встретили с недоумением. Объяснялось это просто. Моя писательская репутация была ниже всякой критики, что исключало, по мнению полиции, создание персонажа, которого читательская фантазия могла бы облечь в плоть и кровь. А поскольку в этой организации не привыкли церемониться, то принимавший от меня признательные показания майор выразил своё отношение с откровенностью юриста, презиравшего недоступные его пониманию законы, в особенности, если это законы природы. – Шёл бы ты, со своим маньяком, куда подальше и не мешал нам ловить настоящего. Выручили пострадавшие, подтвердив на очной ставке, что я именно тот, кто вовлёк их в преступную связь, а после надругался над их надеждами. Последовал суд, узаконивший мою вину. Но, странное дело, общественное мнение, столь беспощадное к мелкому хулиганству, по отношению ко мне оказалось более снисходительным. Обвиняли меня вяло, а женщина-судья, ведшая процесс, заявила, что если обстоятельства окажутся сильнее её, и она вынуждена будет меня осудить, то сразу же после вынесения приговора оставит судейскую должность и уйдёт в адвокаты. Женщины вообще, словно посходили с ума. Толпы их дежурили у ворот тюрьмы, не позволяя закрывать их даже на ночь. Подкупленные надзиратели то и дело приносили мне в камеру передачи. Заплатившим особенно щедро, удавалось проникнуть ко мне и оставаться до утра. Мои автографы продавались за бешеные деньги, которые тут же направлялись в фонд поддержки потенциальных монстров. Журналисты проявляли чудеса героизма ради интервью, а один даже застрял в дымоходе и, несмотря на то, что топилась печь, не ушёл до тех пор, пока не задал все, интересующие его, вопросы. Явился и Стервятников, явно сожалея о проявленном, по отношению ко мне, пренебрежении. В манере, знакомой по прежним с ним встречам, и потому не производящей прежнего впечатления, он сказал: – Заносишься? – Не вижу причины. – А как же! Ты у нас знаменитость. Только и разговоров, что о необычном маньяке. Наш фильм второй месяц идёт на аншлагах, а я достаточно самокритичен, чтобы приписывать себе невозможное. Публика жаждет острых ощущений, особенно женщины. Им приелись пресные мужья, пресная пища, пресное существование. Они предпочитают быть изнасилованными, чем незамеченными. Было бы грешно не воспользоваться коньюктурой. Напиши что-нибудь ещё. Заплачу больше прежнего. – На фривольную тему? – Сейчас это не имеет значения. Даже, если напишешь детскую сказку, решат, что таким способом ты выражаешь свои извращённые комплексы. Так что, дерзай. Пиши как бы от своего имени. Я поставлю как бы от своего. Прибыль пополам, причём тебе большая половина. Между тем, приговор состоялся. Охрану усилили, и она, щёлкая затворами, приспособилась у дверей моей камеры. Но компьютер я получил по первому требованию. На сей раз сюжет держался на том, что маньяк сбежал, охмурив судью прямо во время судебного заседания. Снова поползли слухи и снова полиция стала хватать всех, кто не сумел спрятаться. Фильм Стервятникова по моему сценарию получил на Каннском фестивале «Гран-При» задолго до завершения съёмок. Критики писали, что творчество Стервятникова возвращает зрителей в кинотеатры, и, как уже не раз бывало в истории кино, они умирали не на футбольных полях, а на кинопремьерах. Я обо всём этом знал, но как триумф выглядит на самом деле, догадывался с трудом. В тюремной камере негде разыграться фантазии. Борис Иоселевич © Борис Иоселевич, 2016 Дата публикации: 26.11.2016 08:38:37 Просмотров: 1871 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|