Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Александр Самулевич



ДЕРЕВЕНСКИЕ ХРОНИКИ. рассказ

Олег Русаков

Форма: Рассказ
Жанр: Историческая проза
Объём: 32420 знаков с пробелами
Раздел: "Рассказы Эссе"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


ДЕРЕВЕНСКИЕ ХРОНИКИ. рассказ


Это история произошла осенью 1971го года… если мне не изменяет память. Писать буду, насколько это возможно аккуратно, стараться не применять настоящих имен персонажей... Если не будет возможности этого избежать, их не узнаваемо изменю, кроме... бабушки Васёны… нашей соседки – эта история о ее беде, о ее трагедии. А главный, так сказать, герой этого рассказа до сих пор жив, проживает в той же деревне, здравствует, и по-своему, по-деревенски процветает имея достаточное количество батраков.

В гости к бабушке, летом на каникулах, мы с отцом опять приехали на велосипедах… как и год назад. Длинный путь, более восьмидесяти километров, показался значительно легче, чем годом ранее. Мне ведь еще через год стукнет десять! Эта поездка, в отличии от прошлого года, очень понравилась, и казалось, не устал вовсе. Я, мальчишка, ярко почувствовал, что действительно повзрослел на год. Ноги стали заметно сильнее, совсем по-другому чувствуется велосипед «Орленок» - будто он в меня врос, он стал легче и будто бы меньше немножко. Теперь затяжные подъемы на дороге мне не казались такими тяжелыми и изнурительными, и мне не надо было их преодолевать пешком, когда не хватало сил крутить педали в гору. Моя голова научилась нежиться на свистящем, в ушах, ветре, разгоняясь на очередном длинном спуске, уходящей вдаль дороги, не нажимая тормозов от страха, как делал это в прошлом году. Вечером этого же дня умудрился с приятелем сходить на рыбалку, за деревню, на рыболовитель пятого пруда, а это километра два от дома. Ну совсем не устал за длинную велосипедную поездку, хоть и «худющий» - как бабушка выразилась по приезду.
Это лето было, как всегда ярким, щедрым, добрым. И чешуя за лето бабушке надоесть успела, надо было самому рыбу чистить. Грибы в лесу, после теплых дождей, поперли как на дрожжах. Все из леса не унесешь, брали выборочно, только белые и подосиновые, а корзинок как правило не хватало, какой бы она не была большой, приходилось телогрейки снимать, рукава у них завязывать, и... Душистое сено заполнило сеновалы и выстроилось в большие копны у картофельного огорода. Мне кажется, именно в этот год Отец впервые показал, как пользоваться косой. Вкуснющая молодая картошка с луком, как будто сама рассыпалась на тарелке, когда рядом с ней ложились зажаренные, с корочкой, карасики… И все это обыденное богатство было радостным и добрым, иногда разбавленное прозрачными, радужными грозами, после которых пропадали комары.
У отца были друзья на деревне. Такие же большие сильные дядьки, как и он сам… это потом, когда вырос, я понял, что мой батя совсем не высок ростом, сам вырос чуть ли не на голову выше его.
Один из его друзей жил со своей матерью, теткой Васеной, метрах в пятидесяти по другой стороне деревни, от бабушкиного дома. Готовился к свадьбе и переезду в мой родной город, в котором я родился и вырос.

К окончанию отпуска бати в деревню вернулся еще один приятель отца. Он прошел, мимо нашего двора, вечером, когда по деревне уже прогнали стадо. Скотина была загнана на двор, наша семья сидела на лавке у дома. На вечерние посиделки подошли ближние соседи. Мимо проходил не высокий молодой мужчина с рюкзачком на плече, поглядывая на нас из-под кепки, слегка улыбаясь легкой мальчишеской улыбочкой. Он приподнял кепку и с кивком головы приветливо поздоровался. Присутствующие у лавки ответили ему тем-же.
- Кто это?.. – тихо, обращаясь ко всем, спросил отец.
- Кто его знает… Гость к кому-нибудь. – опять-же будто всем ответила бабушка.
- Что-то он одет как-то странно … не по летнему – обронил кто-то.
Соседка продолжала провожать удаляющегося пришлого, разглядывая его через наш палисадник, еще цветущий сиренью.
- … Так ведь это ж… Воронин… - чуть испуганно сказала соседка, затем как будто запирая рот пальцами, продолжая провожать пришлого взглядом.
- Да ну… неужто вернулся?.. – Бабы повскакивали с лавочки и тоже внимательно начали вглядываться во след удаляющегося мужика.
- Сколько же годов прошло-то?.. – спросила одна из женщин…
- Так годиков восемь наверно… - ответила моя бабушка. Затем продолжила, - в каком году он в армию-то ушел?..
- Да через год после Гагарина вроде, вместе с моим Гришкой в одной команде в военкомат уходили. – сказала другая бабушкина соседка.
- Глядишь ты, вот и Глеб со второго срока вернулся, Во! Время-то летит, девять годков уже, однако, в родном доме не был…
Я не знал тогда этого человека, и не интересно мне было смотреть, как он шел по деревне, не оборачиваясь, не снимая кепки, в телогрейке, хотя вечер был летний… теплый. Не предполагал мальчишка тогда, что вскоре познакомится с этим человеком достаточно близко.

Незаметно прошли пара недель.
Уже через неделю у отца заканчивается отпуск и он, еще до следующих выходных, поедет домой. Ну а я остаюсь у бабушки еще на месяц, чуть меньше, или чуть больше, чтобы хотя б неделька осталась до школы, когда вернусь в родной дом.
Мы, всей семьей, только что пришли с луговины. Два последних часа копнали последнее, в этом году, сено, и то уже снятое отавой. Отец курил на лавочке у дома свои не вкусные, как мне тогда казалось, папиросы. Бабушка разбрасывала по яслям в овчарне свежее душистое сено, захваченное с луговины. Часа через полтора прогонят деревенское стадо, и наши овцы попробуют нынешний укос.
По дороге проходил не высокий мужчина. На ногах резиновые сапоги, брюки странного коричневого цвета, пиджак слегка тесноватый в плечах, под ним, непривычно, спортивная футболка… голова прикрыта кепкой.
- Привет, Игорь. – улыбающимся голосом, чуть заискивающе громко поприветствовал он папу.
Отец, чуть помедлив:
- …Глеб, ты, что ли?.. – Не уверенно ответил батя, - Здорово, коль не шутишь. Куда путь держишь?
Мужчина притормозил в ходьбе, повернул к нашему двору. Было видно, что он хотел общаться с деревенскими, как будто чувствовал какую-то занозу в отношениях с людьми, с деревней.
- Да вот на работу устроился, рыб кормлю на десятом и одиннадцатом прудах на катамаране. Плаваю каждый вечер, днем гружу комбикорм, вечером кормлю. Работа не пыльная… на воде… успокаивает.
Все свои фразы дядя Глеб говорил как-то сладко, мило улыбаясь. Он казался очень добрым и светлым человеком. Настороженность родных к этому мужчине мне была не понятна.
- Сейчас вот десятый пруд объезжать буду, потом одиннадцатый. Хочешь пошли… прокачу. - Он кивнул головой в сторону рыболовителя, который разделял десятый и одиннадцатый пруды рыбхоза. Нежно улыбнулся, посмотрев на меня, - пацана забери, ему наверняка интересно будет.
Отец посмотрел туда-сюда по сторонам, провел рукой со лба, по своей начинающейся лысине, глубоко затянулся остатками папироски… было видно, что он слегка озабочен сомнениями.
- Рыбок с катамарана штучек пять поднимем… Поговорим по душам… - голос дяди Глеба был какой-то вкрадчивый и очень доверительный, и обязательным атрибутом не уходила с его лица добрая легкая улыбка.
- Ну пошли... – Отец неуверенно встал. – Пойду только матери скажу, чтобы не волновалась. – Уже обращаясь ко мне, - ты легкую курточку накинь, на воде зябко будет.
Я радостно побежал в избу, накинуть легкую тряпичную куртку с чужого плеча.
- …И сандалии смени на резиновые сапоги. На дамбе змеи могут быть, - вдогонку мне громко сказал папа.
Когда я, переодевшись, выскакивал из дома, бабушка на мосту избы отцу полушёпотом делала напряженные внушения. Было видно, что бабушка со страхом озабочена нашим катанием с человеком, только что вернувшимся из тюрьмы,.. Но было, что-то еще, неуловимое, подсознательный испуг бабушки, перед этим милым мужчиной, невысокого росточка, тщедушного мальчишеского телосложения.

Вода весело журчала под килем одного из корпусов катамарана, отчетливо было видно, как и другой киль весело разрезал водную гладь пруда, но до него было метра два. Журчание ближнего киля было намного интереснее и приятнее, ведь это было совсем рядом – прямо подо мной. Мимо проплывали еще не зрелые, но уже в большинстве своем, потемневшие камыши. Большие стрекозы, испуганные катамараном, как будто не шевелясь в воздухе, ведь крылья их были прозрачны, палочкой перелетали с одного камыша на другой. Дядя Глеб сидел на месте оператора рыбьей кормушки и когда она наполнялась, по транспортеру, комбикормом, открывал заслонку бункера, и рыбья еда вываливалась в воду. Через минуту – полторы, у очередного столба-вешки, он это делал снова. А катамаран плавно двигался по протокам пруда между камышами. По краю водоема, за дамбой, возвышался вековой, дремучий, но уже такой знакомый, лес.
За разговором двух, в недавнем прошлом, друзей, пока плавали, отец на донку, прямо на ходу, надергал несколько карпов, грамм по триста - четыреста. Краем уха, не желая того, до меня доносились обрывки их разговора. Оказалось, дядя Глеб, только что вернулся из тюрьмы. За что он сидел я не понял, но понял, что сидел пять лет. Но сам, этот приветливый мужчина, не казался не злым, ни преступником. Да и разговаривали они с отцом как-то совсем по-дружески. На следующий день меня отпустили кататься на катамаране, с дядей Глебом, одного, а плавали мы уже по одиннадцатому пруду. Когда я уезжал на велосипеде за приветливым дядечкой, лицо бабушки было озабоченным, если не сказать испуганным, но отец настоял, что более судьбу Глеба обсуждать не будем. Больше я с приветливым дядечкой на катамаране не катался… Возможность была, но по моему бабушка сумела убедить отца.

Какими бы длинными не были каникулы, лето быстро кончается. Какими бы длинными не были летние каникулы, все равно приходит первое сентября. Оно всегда приходило с грустью и радостью. Грустно было, что звенящее, наполненное светом, теплом и радостью удивительных событий время завершилось… но ведь начиналась пора новых знаний, старых друзей, новых величайших личных достижений, оценить которые возможно будет только через много, много лет.
В ноябре от бабушки пришло письмо. В этом письме она описывала события, произошедшие в деревне в конце октября…


ДЕРЕВЕНСКАЯ ХРОНИКА из бабушкиных писем, деревенских рассказов.

…ребята уже расходились по домам. Было темно, но сизый свет месяца ясно оконтурил здания и деревья. Двое парней, с южного конца деревни, и девушка медленно беседуя проходили мимо палисадника бабушкиного дома, когда услышали звон разбитого стекла. Через секунду - другую увидели яркий всполох огня из разбившегося окна тети Васены. Девчонка остолбенела, а парни моментально сообразили суть происходящего и побежали к тете Васениному дому. Через полтора десятка секунд они оказались у ее крыльца, ребята начали сильно, сильно колотить в дверь и в стену, но дверь была неподвижна, как будто забитая насмерть изнутри. В доме ничего не происходило. Ребята побежали на двор, откуда в дом, на кухню выходило еще одно окно с другой стороны дома и откуда можно было зайти в дом через двор. Из двух уличных окон дома уже вовсю бушевало пламя, облизывая парадный фронтон избы. Девчонка сильно кричала, пытаясь разбудить ближних соседей и сбить свой внутренний страх, который скрежетал внутри ее тела, пронизывая его до самых пят.
Ребята уже минуты полторы пытались взломать дверь на двор дома, когда на кухне разбилось окно и из него вывалился человек. Ребята этого не поняли, они были заняты дверью, разбитое стекло окон звенело не второй раз, но человек застонал, и парни это услышали…
…Парни за руки и за ноги несли тетю Васёну. Они несли ее прочь, стараясь передвигаться быстрее от горящего, уже кровлей, дома, от которого шел нестерпимый жар в прохладной осенней ночи. Женщина была в изодранной кровавыми клочьями ночной рубашке. Лоскутья рубашки как будто резали ножом по голому телу. Она была в сознании, она водила глазами по сторонам, пытаясь поднимать голову, и явно чего-то очень боясь, как будто молясь окровавленными, изуродованными кистями рук. Лицо было сильно избито, это было заметно даже в свете яркого месяца. А парни несли Васену все дальше и дальше от пылающего, факелом всей кровли, ее родного дома…

- …Вы ведь были в гостях у своей матери вчера? – следователь задавал вопрос Васёниному сыну, Валентину.
- Да. – между следователем и Валентином повисла пауза. – Я приезжал… на выходные… дрова доколоть и убрать, холода ведь на носу. Не дай бог, снег выпадет – выковыривай их потом.
- Во сколько вы от неё уехали?
- Так… на последнем автобусе. На пяти часовом. – Васенин сын чуть задумался, - из дома вышел часа в четыре, нам ведь четыре километра до дороги топать.
- Кто может подтвердить, что в полночь Вас не было в деревне.
В камере, или в комнате для допросов опять повисла пауза.
- …Жена. – сначала неуверенно, потом более утвердительно и твердо, - супруга мая. Домой пришел в начале девятого, поел, «Время» посмотрели, да спать легли, сегодня же на работу… А что случилось-то, командир, толком-то скажи?..
Следователь дописал последнюю фразу в протокол, поднял на Валентина тяжелый изучающий взгляд, пристальный внимательный взгляд не отводил секунды, пока Валентин смущенно не опустил голову, убрав взгляд в ноги. Следователь, чуть сощурив свои глаза какое-то время на него смотрел, потом опустил их на протокол.
«Не похож он на убийцу матери.» - следователь потрогал свой подбородок: «Глаза честные, озабоченные, но не испуганные, не знает еще ничего. Но пока придется арестовать, и надо чтобы все об этом узнали, чтобы преступник занервничал. Сейчас отпустить, через пару, тройку, часов арестовать надо публично… чтобы он за эти пару часов все на дыбы поднял, и в деревню поехал… там и арестовать, чтобы все об этом знали. Так и позвоню районным…»
- Курите?..
Валя из-под лобья взглянул на следователя.
- Да.
- Курите… курите. Ваша супруга где работает?..
Через пять часов, когда Валя увидев пепелище родного дома, с еще парившими головешками, и бегом приближался к трагическому месту, его уже ждал воронок, вокруг топтались с десяток земляков…

…Когда догорал ее дом, Васёна была в сознании, она бегала по лицам земляков испуганными, до безумия, глазами и повторяла только одну фразу: «Он опять придет… он опять придет.» - опять бегала глазами по людям, и снова повторяла: «Опять придет… он опять придет.» - пока не потеряла сознание, увидев подружку своих спасителей. Она дрожала несмотря на то, что на нее одели овчинный тулуп, а на ноги надели валенки.
Пробитые насквозь кисти рук, из отверстий которых обильно сочилась кровь, замотали полотенцами, чистыми тряпками, оказавшимися под рукой. Зубы были частично выбиты, правая щека разрезана насквозь, до кости черепа. рана разошлась в стороны опухшими краями, от того лицо Васены стало больше с одной стороны. Ночную рубашку садист резал прямо по телу, на теле много порезов от острого ножа не понятной глубины, с обилием крови.
Васёна пять дней была без сознания. Еще три дня она ничего не говорила, толи от того, что не могла, толи от страха, боясь человека, который сделал с ней это, но психиатр добился, что она все же говорить начала… Целую неделю Тетка Васёна отказывалась называть следователям имя садиста, говоря прямо о своем животном страхе, но случайно узнав из разговора врачей между собой, что ее сын уже две недели мается в тюрьме, сразу все рассказала…

В глазах все кружилось, он осознавал, что смертельно пьян, но сознание требовало новой дозы алкоголя. Мать и отец, получившие по зубам, самогонки так и не дали. « Ну не убивать же их…» - шевельнулась в его мозгах мысль, от чего лицо растеклось в милой доброй улыбке, смотря как сбитый с ног одним ударом отец, собой пытается закрыть мать, сознание которой видимо ушло после сыновнего удара. Он, как в тумане повернулся, стукнул ногой дверь со всей своей злостью, дверь чуть не слетела с петель, и вышел вон.
У магазина гуляла и разговаривала молодежь. Там же где-то, среди них вечеряла его младшая сестра. Он постоял, держась за калитку, вглядываясь в оконтуренную месяцем темноту:
- …У… дура… - и смачно плюнул в сторону молодежи, переступив ногами от того, что мир качнулся опять.
Его обуревала лютая ненависть ко всему. Ненависть вызывала радостная молодежь, Родители, такая родная деревня… и страстно хотелось добавить в глотку водки.
Он не хотел идти через молодежь по деревне, почему-то опасаясь получить по морде. Постояв еще немного у калитки, он пошел на улицу через огород, в сторону речки. Он знал, что у деревенских баб, обязательно есть бутылочка припрятанная в комоде на случай приезда гостей, или платы, ну скажем, за колку дров.
Натурой своей Глеб всегда был боязлив. Из-за этого он ненавидел все, что его окружало. Своей тщедушной душонкой он не любил даже деревья, которые шумят, когда спит, и если просыпался от комариного укуса, в нем молниеносно вскипала невероятная ярость ко всему что двигалось и жужжало вокруг, он вскакивал, включал свет, истреблял всех комаров до последнего, мух и пауков и… что там еще двигалось, через какое-то время успокаиваясь в процессе истребления и победы над насекомыми, только после этого опять ложился спать, быстро засыпая, и слегка улыбаясь во сне доброй улыбкой. Ярость гасила свет в его глазах. Если муха была примята, при очередном ударе насмерть, он обязательно удары повторял еще и еще раз, получая от этого огромное удовольствие и наслаждение от победы.
У него никогда не было серьезных отношений с женщинами. Сверстницы чаще были выше его ростом и, хотя лицо его было привлекательным, он никак не мог заинтересовать их своей персоной.
Первый раз его посадили в армии. Дали ему один год дисбата за воровство на кухне, в наряде. Старики съели все гостинца, которые прислали из дома родители, а он... а он вскипая в своей неудержимой злобе, только получил по ушам, бить его не стали, забрав посылку целиком, из-за того, что он пытался ее утаить. Дослуживал, уже будучи старше всех в своей роте, так как в дисбате от вместо года продел целых два, почему – история умалчивает, вроде как из-за попытки побега. С ним никто не пытался наводить мосты из сослуживцев, а офицеры старались не иметь с ним никаких дел. Такая служба Глебу нравилась и проходила легко.
После армии домой в деревню он не поехал. Устроился водителем в городе, где его никто не знал. Он хотел поновой строить свою жизнь, так сказать с чистого листа. И вроде бы получаться стало, уже пол года работал дальнобойщиком, но ездил на короткие рейсы, но…
Нравилась ему одна девушка. Вроде она тоже не была против их общения. Быстро они стали жить вместе у него в комнате в общежитии, комната уже два месяца была в полном его распоряжении, дружок женился, съехал, на его место никого не поселили, по мативированной просьбе Глеба. Однажды придя с рейса… открыл дверь в комнату, а его друг и его любимая даже не слышали как открывался дверной замок, настолько были преданы экстазу. Схватив друга за волосы, поджав другой рукой подбородок, стащил его с кровати… Сначала ударил его ногой в промежность со всей своей дури и очень точно. Как и сколько он его бил не знает никто, Его остановила любимая, долго крича «Хватит, Глебушка! Хватит…», но он остановился только когда она пыталась оттащить его за плечи… садист повернулся к ней, замерев на пару секунд, с неизменной доброй улыбкой… и начал жестоко мочить свою любимую… остановиться он не мог… как все это закончилось не знает никто.
За это преступление он получил семь лет. Отсидел пять, по досрочному освобождению за хорошее поведение в колонии.
Вскоре он проходил мимо нашего двора, приветливо здороваясь, слегка приподняв кепку…
…Он не уверенно шел по деревне с четкой целью найти бутылку. Где конкретно Глеб не знал. Но оставила проклятая война много вдов на деревне, и хоть прошло после нее уже двадцать пять лет, мужики в домах не появлялись, у кого потому, что до сих пор ждали пропавших без вести, а кто не нашел, слишком их много, мужиков-то, поубивала война. Зато всегда есть у вдов бутылка в запасе, чаще не одна, для встречи детей… гостей дорогих, уехавших в другие края, строить там свои семьи.
Постояв какое-то время напротив дома моей бабушки, поглядывая то на ее окна, то на дом соседки Марии, то на избу тети Васёны, он рассудил следующим образом: «Здесь две бабы, одна хоть и слепая, но ведь две. У Маньки – училки, тоже самое. Васёна одна… да и за дрова пусть заплатит, с..а». И он пошел к дому тети Васёны, над домом которой висел месяц. С центра деревни в тишине ночи зажурчал смех молодежи, видимо после очередного анекдота.

Глеб глубоко вздохнул перед тем, как сильно застучал в Васёнину дверь. Дверь болталась в притворе до засова, увеличивая силу звука.
Прошла минута, никто не выходил. Он начал долбить еще сильнее, хотел уже идти стучаться в окна, над высоким цоколем дома, но в это время на мосту включили свет.
- Кто там? – Заспанным, но встревоженным голосом спросила Васёна.
- Тетя Васён, это я, Глеб… открой, дело есть. – спокойно и будто бы весело отозвался знакомый голос.
- Какое дело… ночь на дворе…
- Дай бутылку за дрова, как обещала. Край как надо. – Глеб не понимал почему, но в груди клокотала злость.
- Ты же знаешь, что нет у меня, а то бы я тебе днем отдала. Чего будить-то зря.
Глеб до боли сжал зубы, стремясь удержать злобу внутри своего тела.
- Тетя Васён, мы ж с Валькой пол бутылки не допили, что ты на стол ставила… - он глубоко вздохнул, чтобы остудить пылающие легкие, он как будто чувствовал, что огонь сейчас вырвется из его пасти. – Ну край надо… теть Васён.
За дверью образовалась полная тишина. Проходили длинные секунды, а тишина не прекращалась. Проходили еще секунды…
- Щас(сейчас) принесу – застучал засов, вылезая из проушин, дверь открылась, Васёна стояла в рубашке, с валенками на ногах, с шалью на плечах, - здесь погоди – сказала она, уходя на мост избы, не закрывая дверь.
Глеб ступил на крыльцо, оглянулся на улицу, прошел на мост, не спеша открыл дверь в избу. Перекинул ногу через порог…

В передней закрылась дверка шкафа. Двери между передней и кухни не было их отделяла занавеска, которая распахнулась, Васёна прижимала к груди ополовиненную бытылку.
- Я ж тебе говорила, на улице жди, куда приперся-то, я ж голая, спят уже все…
- Кто все?.. – Слегка опешил Гдеб. "Она что... дома не одна?.." - похолодело у него на душе от страха.
- Да никто. К слову пришлось, - она подошла к мужику, протянула ему бутылку, горлышко которой было запечатано сложенной много раз газетой. – Бери, и иди домой, небось мамка с папкой ждут, не дождутся, и так всю жизнь как на гвоздях с тобой. Иди… - она ткнула бутылку ему в грудь.
Глеб одной рукой взял бутылку, другой рукой схватил женщину за шкирку и крепко притянул ее к себе. Выше ее он был буквально сантиметров на десять, зло его глаз в упор смотрело в глаза Васёны.
- Чего тебе моя жизнь?.. У меня ее и не было почти. Чего тебе моя жизнь…
Он изо всей силы, которая вырастала в нем во время кипящей злобы в разы, швырнул женщину от себя! Васёна, падая сорвала занавеску между комнатами и упала на пол в передней под стол, сильно ударившись о его край головой. Женщина ойкнула и застонала.
Глеб, тяжело дыша от выворачивающей злобы, поставил бутылку на кухонный стол и двумя руками в него уперся, задрав голову в потолок тяжело дыша, постепенно опуская взгляд вниз. На столе лежали приготовленные на завтра три рубля в магазин, скорее всего за бутылкой для него - Глеба. В деревню должны привезти продукты в магазин… и керосин на склад.
- Чего тебе моя жизнь, я и не жил еще совсем?.. – крикнул Глеб потерянным голосом. – Где ты там…
- …Я ничего, Глебушка… Я ничего. Что ты делаешь, одумайся!..
Глеб смял трешку в кулаке, одним движением вошел в комнату, где из-под стола уже вылезла, и стояла на карачках Васёна. Она снизу вверх посмотрела на злодея, и как бы защищаясь подняла на него руки. Обеими руками он схватил ее за шкирку и поставил на ноги, рубашка Васёны где-то треснула. Смотря ей прямо в глаза:
- Деньги... деньги давай. - В этот момент трешка выпала у него из кулака и упала на пол, он проводил ее взглядом.
Отпустив бабку, наклонился за смятой купюрой.
- Так ведь до пенсии еще неделя, где ж я тебе деньги-то возьму – умоляюще проговорила женщина.
Мучитель опять выпрямился, сунув трояк в карман пиджака. Глаза его были на выкате, в уголках глаз на бельках краснота злобы.
- Што(что) с..а. Деньги где?.. У тебя всегда деньги есть. Ну!!! – Дрожащая ладонь остановилась перед лицом не молодой женщины.
- …Господи!!! Правый верхний ящик комода… АААА – тихо, от страха, почти закричала женщина, зажмурив глаза.
Резким движением Глеб ринулся к комоду. От судорожных движений гада, ящик вылез полностью, но он успел его перехватить и поставить на стол. В углу ящика лежали еще восемнадцать рублей.
- Это чего, деньги чоли, – показывал он Васёне зажатые в кулаке восемнадцать рублей, – где деньги, спрашиваю?..
- Так нету у меня больше, сынок… откуда у меня деньги, у меня пенсия сорок два рубля. А до пенсии еще неделя…
Глеб обмяк, отпустил Васену, опустил голову посмотрев на входную дверь. В доме стало тихо, тихо.
- …Кому скажешь, приду и удавлю. Если сразу не смогу, приду из тюрьмы и удавлю. Имей в виду Тетя Васёна… приду и удавлю. Веришь???
Он опять смотрел ей в глаза, из которых катились слезы. И было видно, что она ничего не может сказать и, через силу только мотала головой. Но садист все равно продолжал:
- …чо головой машешь, поняла, что тебе сказано?..
- Да. Да… Да-а…Да-а – захлебываясь зажатыми рыданиями, еле-еле выдавливала из себя женщина.
Глеб вышел на кухню. Постоял перед входной дверью, вышел на мост. Уже хотел закрыть дверь избы. Он очень боялся после случившегося оставлять тетю Васёну… он очень боялся взять на себя грех. В нем смертельно боролись эти два идола, похоже, что он все-таки решил уйти… но в этот момент его взгляд упал на топливный бачок для моторной лодки, точно в таком же бачке хранил керосин его отец… под лавкой лежали молотки и банки с гвоздями.
Васёна тоже вышла на кухню, надеясь быстрее закрыть входную дверь за мучителем. Но тот опять переступил порог избы, и сходу изо всей силы ударил ее по лицу наотмашь. Она упала и на какое-то время потеряла сознание.
Глеб опять выскочил на мост, обратно вернулся с топливным бачком для моторной лодки. Лихорадочно он разбрызгал керосин в передней. На кухню не хватило – кончился. Взяв спички с притолоки русской печи, он хотел уже выходить, но Васёна застонала. На столе возле печки лежал нож. Он медленно взял его, пальцем проверяя насколько он остер. Подошел с ним к Васёне, с верху вниз смотря на очнувшуюся женщину, та смотрела то на нож, то ему в глаза, постепенно переползая, лицом к врагу, ближе к кухонному окну. Глеб приподнял взгляд на оконные занавески, спокойно взял женщину за ноги и поволочил к печке.
- Не надо… не надо, Глебушка… Я никому ничего не скажу, не надо, Глебушка…
Глеб замахнулся ножом, и хотел уже вонзить его в грудь женщины…
... Это оказалось выше его сил, сильнее его подлючего страха.
…Садисту не хватило внутренних сил… довести удар до цели. Подонок начал чиркать по рубашке Васёны острым, острым ножом, наточенным Валентином для того, чтобы в следующие выходные зарезать барана. В конце концов ткнув острием ножа в щеку Васёны, опять задохнувшись в огне своего безудержного гнева.
На несколько секунд он замер, как будто опять слушая кромешную тишину.
- У меня… в шкапу деньги…
Он, тяжело дыша, опустил взгляд на замученную Васёну.
- Что???
- В шкапу… В шкапу у меня деньги лежат… под простынями. – произносила измученная отрешенным голосом.
Подонок еще несколько секунд смотрел на изуродованное, залитое кровью лицо, женщины. Резко встал, пошел в переднюю. Васена, насколько могла быстро, поползла к окну. Было слышно, как садист со злобой выбрасывал белье из шкафа.
- Обманула, с..а!!! – крикнул подонок и оказался в кухне… У печки Васёны не было, она уже ослабшая открыла окно и кричала – «ЛЮДИ!!!». Ее крик был очень слаб…

…молодые ребята к этому времени уже расходились по домам. Два парня и сестра Глеба десятка три метров не дошли до дома моей бабушки, когда в воздухе очень слабо, как будто кто-то крикнул «люди»…
- Вы ничего не слышали? – Спросила парней Глебова родственница.
- Да птицы кричат, полночь же. – ответил один из мальчишек.
И они продолжили потихонечку двигаться дальше…

…Глеб отбросил Васёну обратно к печке, не запирая, закрыл створки окна. У печки схватил полено, подбежал ко входной двери на крыльце, закрыл засов, полено воткнул между засовом и калиткой, заклинив их насмерть, выключил свет на крыльце. На мосту захватил молоток и гвозди. Резкими движениями уложил женщину на пол, сначала прибил одну ладонь к полу, потом другую. Когда встал опять голову поднял к потолку, глубоко вздохнув зло посмотрел на Васёну, ногой загнул ближний гвоздь. Измученная женщина не произнесла ни звука. Садист запалил газету, бросил в переднюю, опять открыл створки кухонного окна, вылез на улицу, аккуратно закрыл створки… Ополовиненная бутылка осталась стоять не столе...

…Его арестовали через четырнадцать дней после преступления, выпустив наконец Васёниного сына.
Четырнадцать месяцев следствие не выносило ему приговора. Что он только не выдумывал для спасения своей шкуры, понимая, что грозит вышка. Когда через два месяца дело из прокуратуры было передано первый раз в суд, на суде он сделал заявление, что сын Васёны подкупил его, садиста, чтобы он убил его родную мать, якобы для завладения домом матери. И хотя абсурд сожжения самого дома опровергал эту версию сразу же, прокуратуре пришлось искать те драгоценности, которыми якобы заплатил Валентин, для реализации этого безбожного абсурда, ведь Валентин был единственным наследником. Вандал не понимал, что это большое счастье семьи, для детей - когда в деревне есть бабушка, двор полный скотины. На поиски клада ушло семь месяцев... Преступника несколько раз вывозили для определения места, где спрятан клад. Но это было не все... придумывались и другие версии, такие же абсурдные, и следствие дотошно их опровергало.
Все четырнадцать месяцев, пока шло следствие, Глеб Воронин, садист, подлец… дважды судимый ранее, считал и утверждал в открытых беседах со следователями, что в том, что с ним произошло, виновата беззащитная пожелая женщина – тетка Васёна, мать его хорошего знакомого, можно сказать друга детства, ставшая после этого преступления инвалидом, только что - не погибшая в пожаре. Именно она виновата в том, что совершил этот несчастный страдалец.

Очень странно, но наказание, которое в конце концов настигло подонка, оказалось очень демократичным. Он получил всего лишь двенадцать лет строгого режима.


ЭПИЛОГ.

Деревенские бабы очень боялись его возвращения из тюрьмы. Ведь он же угрожал, что отомстит. До тюрьмы не получилось… значит после тюрьмы. На кого теперь эти угрозы лягут. Тетя Васёна больше в деревню не возвращалась, переехав жить к сыну.
Освободился он в 1983 году, отсидев от звонка до звонка с учетом предварительного заключения.
Почти все герои этого рассказа уже ушли, кто давно, кто не так давно, но ушли. Главный герой сумел вписаться в девяностые, здравствует и по сей день.


09.11.2019
Русаков О. А.
г. Тверь


© Олег Русаков, 2023
Дата публикации: 06.08.2023 00:09:38
Просмотров: 1065

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 30 число 33: