Прощай, друг!

Роман Шилов

Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика
Объём: 10553 знаков с пробелами
Раздел: "Проза"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Данные события, пожалуй, могли произойти в любом городе мира, объятом и испепеленном гражданской воной, как в прошлом, так и в будущем.

«Чаю?» - спросил, чуть глянув через плечо в сторону собеседника колдующий над самодельным примусом бородатый старик.
«Чай у меня чудесный!» - продолжил он, не дожидаясь ответа: «Повезло. Целый мешок теперь есть. Черный, крепкий, ароматный.» - с видимым восторгом растягивая слова и даже немного хвастливо сказал он.
Темное, подвальное помещение с низким сводчатым потолком и впрямь наполнилось приятным запахом, раскрывшегося в объятиях кипятка чая, сменившим запах мокрой земли и пыли. Как-то даже уютнее стало, не смотря на мрак и сырость.
В центре круглого стола, стоящего посередине темной безоконной комнаты с ровным земляным полом, горела лампа, ловко сделанная из консервной банки. Маленький язычок пламени танцовщицей фламенко извивался на вершине фитиля, изящно запуская под потолок вихрем вьющуюся струйку копоти. Тусклые блики огня робко выхватывали из мрака, являя на свет очертания убогого убранства подвальной комнатки, архитектурой сводов и стен своих, затейливым узором кладки кирпича напоминавшей монашескую келью. Вход завешан был толстым потрёпанным покрывалом напоминающим театральный занавес, в углу было что-то похожее на кровать, заваленное одеялами, вдоль стен стояли разноцветные ящики и тумбочки. Стены сплошь были заклеены всевозможными разноцветными плакатами, яркими рекламными постерами с отелями и пальмами, вырезками из цветных журналов. Убогий быт помещения хоть и создавал грустное впечатление, все же был достаточно опрятен. Видно было, что человек живет здесь достаточно давно и пытался создать уют.
«Жаль вот печенье закончилось», - посетовал дед: «На десерт теперь у меня лишь джем черничный, последняя баночка», - он повернулся и подал к столу две чашки парящего, горячего чая.
«Сахар крысы съели, будь они не ладны! Прогрызли дно у тумбы деревянной и съели!», - явно сокрушаясь продолжал он монолог: «... мыла два куска, сухари и сахар. В прочем, в чем их винить? Они как и мы, всего лишь пытаются выжить. Бродят по руинам в поисках уцелевшей пищи».
Он сел за стол, ровно напротив собеседника, подоткнул кулаком голову, глубоко вздохнул и медленно помешивая чай кривой ложечкой в треснувшей чашке продолжил: « Я совсем отвык от молока. Кажется, даже не помню его вкус. Помню, в детстве я любил молоко, холодненькое с куском свежего чёрного хлеба, с корочкой хрустящей и крупной солью… Да… Как же всё переосмысливаешь… Всё, что казалось бытом, рутиной, неотъемлемым, всё кануло. Такие мелочи, как хлеб свежий, мыло, горячая вода, электричество, душ. Да что там – душ?» Он махнул рукой, будто отгоняя от головы не ностальгическо-филосовские переживания, а назойливого комара. «Было время, я интересовался рейтингами ресторанов, которые хотел посетить. Знал по именам шефов, разбирался в вине, сыре... а стейки?...», чуть помолчав и еле заметно ухмыльнувшись он прошептал не то тряся, не то кивая головой – «Разве я мог представить себе, что сам как крыса буду собирать еду по всему городу? Что буду с удовольствием есть голубей и ворон? Разве я мог подумать, что сухие, остекленевшие баранки и черничный ждем промышленного производства, в котором может и черники-то нет, будут для меня вершиной гастрономических пристрастий? Я сам превратился в крысу, всеядную, вечно ищущую в развалинах города что-либо пригодное в пищу или в быту.»
Он двумя ладонями заключил горячую чашку в объятия, точно в подстаканник, согревая руки, шумно втянул глоток терпкого чая, затем выпрямив спину и расправив плечи уже более твердым голосом продолжил:
«Вот недавно, совершил я вылазку, ходил искал что-либо полезное в девятиэтажке, на том берегу. Я давно тот дом заприметил, он рухнул, а сверху можно в подъезд пройти, там нижние три этажа под руинами стоят. Пролезаю, значит, в подъезд, а там труп с фонариком в руках! Нет, я с покойников-то ничего не беру, но тут, сразу тебе и фонарик и батарейки! Включил-работает. А помер-то он явно не тогда, когда дом рухнул, а после, с полгода примерно, воняет еще! Вот и думаю – лезть мне дальше, или нет? Повезло мне сегодня уже или это ловушка для таких крыс, как я? Может не искушать судьбу уже? Типа, синица в руках уже. Ведь тут какое дело… » Рассказ его оборвал гул тяжелого взрыва, донесшийся откуда-то снаружи. Как грозовой раскат он волной прокатился куда-то в даль, сильно вздрогнула земля, а с потолка осыпалась пыль. Дед замер на минуту, точно прислушиваясь, а убедившись, что всё стихло заговорил:
«Можно не бояться! Тут мы в безопасности. Вот ведь умели строить в 19 веке. Теперь вот, все кирпичные дома рассыпались, а эти стоят, хоть и из кирпича тоже сделаны. Только тут стены метра два, кирпич красный, потолок сводчатый. Казематы, думаю, тут были когда-то», - он вдумчиво и сосредоточенно затянул глоток чая. Вновь замер, будто пытался прочувствовать, как его продрогшее тело согревается отдающим тепло чаем. Видно было, что ему стало хорошо и кажется, что он даже улыбнулся, а глаза стали слипаться, потянуло в сон. В его похожей на щетку бороде хищно мелькнули зубы, показав подобие улыбки.
«У меня до войны из кирпича дом был в пригороде, в три этажа. Всей семьей там жили… », - на этих словах он снова завис. Взгляд его остекленел и с минуту был направлен в темноту неосвещенного угла. Когда он повернулся, то было видно, что на глаза навернулись слезы. Они точно стразы отразили мерцающий свет огня. Он вновь глубоко вздохнул. Где-то вдалеке прогремели три взрыва.
«Опять мины…», - протянул задумчиво дед, «Удивительно – сколько оружия, сколько мин люди наделали? Батарейки, мыло, лекарства, всё, всё давно почти закончилось, а оружие нет! Лазишь по руинам целыми днями, чтоб найти консервы, пару батареек, влажные салфетки или аптечку с пригодными лекарствами… а мины… точно и не кончаются. Каждый день, сколько лет…»
Он потянулся, а затем съежился, втянув косматую голову в жабо накрученного шарфа, как черепаха, прячущаяся в панцирь. В закопчённых черных руках ярко блеснул циферблат маленького будильника, который он бережно вынул откуда-то из-за пазухи: «Уже можно топить печь, стемнело верно».
Не прошло и получаса, как комнатка налилась обволакивающим теплом от тихо потрескивающей, пузатой печурки стоящей в одном из углов. Стеклянное окошечко её дверки, точно кинопроектор запустило на противоположенную стенку истерично передвигающийся луч. В бликах света казалось, что задвигались улыбающиеся люди, на наклеенных на стенах постерах. На огромном плакате с пальмами и бассейном зашевелилась листва, а по водной глади побежала рябь. Эти стены напоминали ему о былой и потерянной в горниле войны прошлой жизни. В той жизни был он топ-менеджером строительной компании, был ярчайшим представителем среднего класса. Стабильный достаток, заграничные командировки, большая семья, хорошее образование, недвижимость в столице и пригороде, несколько дорогих машин. В общем-то и не дед он был вовсе. Грязь, густая пыльная борода, косматое гнездо седых не по возрасту волос, горе и пережитые страдания, добавили к его внешнему виду лет тридцать. Одинокий отшельник, спрятавшийся в своей норе от агрессивного мира, некогда потерявший всё и лишь недавно обретший друга.
Дед вернулся за стол и продолжил, немного ухмыльнувшись: «Я ведь нашел недавно кучу денег, в одном магазине, в подсобном помещении, взял пару пачек с собой, даже и не знаю зачем… Так вот, валялись они тут, проку никакого, а я и думаю – дай-ка на растопку их… Так не горят! Ни к чему не годны они! Ни зад подтереть, ни тепла выделить! Так и выбросил в щель. А раньше? Были времена, о них только и думал. Время не жалел, чтоб заработать. Лучше бы дома с семьей, с родителями сидел. Все деньги бы променял на минуту общения с близкими. Никого не вернуть… Всё осталось в прошлом». Он нагнулся, заглянул под стол и извлек оттуда книгу. Протянув её в сторону собеседника, чуть потрясая толстой книжкой воскликнул: «Вот, единственное стоящее, что осталось в этом мире! Это ключ к прошлому, вернее дверь туда. Да, это дверь, которую я открываю каждый день, то что позволяет мне оставаться человеком, то что никогда не закончится, как мины, что не покинет меня, как ты. Я столько книг сюда перетаскал, что не прочту их и за всю оставшуюся жизнь!» Он положил бережно книжку на стол и погладил черной от сажи рукой её твердую и матовую обложку, точно извиняясь, за грубое обращение.
«Парадокс?!» - задумчиво произнес он, как бы удивляясь – «Раньше совсем не находил времени для чтения книг. Фитнес, бассейн, йога, тренинги и работа, работа, работа, что только не посещал, весь день, вся жизнь по минутам расписана была. В поезде или самолете – максимум журнал прочту. Я ведь даже сон по часам расписывал! С детьми общался по расписанию. Даже к родителям времени не было приехать. А теперь – единственное, что мне осталось, помимо выживания и жизнеобеспечения это книги. Классика, стихи, дамские романы, исторические, но только не о войне! Мне её тут хватает!». Последнее он высказал уже с неподдельным раздражением.
«Жаль, что не могу тебя оставить. Просто, так не хочется вновь жить одному. Мне будет не хватать тебя. Ты для меня стал настоящим другом. Теперь самое страшное это люди. Нет, ни своих ни чужих, доверять никому нельзя. Жизнь ничего не стоит. Кажется, что убивают все друг друга лишь по тому, что не все еще убиты. Говорят – «звери» или «зверство», а ни один зверь не способен творить такое с себе подобными. Кажется и никто уже и не помнит, кто с кем и за что воюет. Лишь злоба и самые и низменные инстинкты управляют людьми. Война выпустила самых страшных демонов. Думаю, что лучше всего у людей получается не объединяться, а искать различия друг в друге и ненавидеть». Он в очередной раз вздохну, задрал голову к потолку и как-то тихо, еле слышно проскулил. В звуке этом отразилась вся его душевная боль. Опустив голову, он продолжил: «Сосед моей матери, уголовник и алкаш, стал полевым командиром. Боже, какие зверства он творил?! Смерть, для попавших в его руки была сладкой мечтой и избавлением! Весь мир перевернулся!», - после этих слов он ушел в себя и долго сидя без движения задумчиво смотрел на играющую огнями печь.
«Тебе, дружище, пора!», - снова глянув на часы, утвердительно заявил дед. Решительно встал и подошел к своему визави. В старом узком кресле напротив его за столом сидел закутанный точно в пеленки в клетчатое одеяло мертвый, черный с белыми ушами пес. Глаза его были закрыты, а сухой нос запачкан кровью.
«Прости, друг, если что не так! И спасибо тебе, что был всё это время со мной! Будь проклят тот осколок, что оборвал твою жизнь!» - дрожащим голосом произнес старик. Бережно прижал к себе кулек и пошел к выходу, прихватив стоящую у входа лопату.

© Роман Шилов, 2016
Дата публикации: 14.10.2016 17:30:52
Просмотров: 2339

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.