Пошла б Федора за Егора... (или сучка захочет — кобель не вскочит)

Петр Муратов

Форма: Рассказ
Жанр: Любовно-сентиментальная проза
Объём: 26399 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Почти любовная история из совкового студенческого прошлого

Пошла б Федора за Егора... (или сучка захочет - кобель не вскочит)

"Ты не возражаешь, если мы с тобой сейчас поцелуемся?" - горячим шепотом с придыханием шепнула мне на ухо Рита, ее глаза сверкнули в темноте...

Впервые девушка сама предлагала мне поцеловаться. Предложение весьма польстило, прозвучав недвусмысленно и заманчиво - как-никак в первый раз в жизни!

Дело было в колхозе, точнее, на "добровольно-принудительных", как тогда выражались, сельхозработах в начале третьего курса - это патетически именовалось "шефская помощь селу". Почему "шефская", и почему "помощь" студентам было не совсем понятно, впрочем такими вопросами в то время никто не задавался: партия приказала - комсомол ответил "есть!".
Меня с одногруппником Володей и ещё тремя подружками-студентками нашей группы разместили в доме гостеприимной пожилой четы колхозников. Мы с Володей попросились на веранду, чтоб иметь хоть какую-то независимость от хозяев. Сентябрьские ночи становились всё холодней, но нас выручали морозостойкость и неприхотливость - ах, молодость-молодость... По вечерам на веранде на выданных с колхозного склада пружинных железных койках вместе с нами постоянно сидели, поджав ножки, три наши подружки - такая милая дружеская общинка. Вели задушевные беседы, травили анекдоты, пели под гитару туристские песни, стараясь не тревожить хозяев, рано ложившихся спать. Никто из нас тогда еще не курил, только иногда так, баловались. Мы были молоды, искренны, неиспорчены, наши соседки-одногруппницы пока еще были девственницами, по крайней мере, таковыми себя позиционировали.
Есть точно отражающие состояние юношеской души строки из песни: "Ветер в голове, а я влюбленный во всех девчонок своего двора..." Так и я - мне нравились почти все мои одногруппницы. Чувствовал, что при определенных обстоятельствах могу влюбиться в любую из них. И эти трое были из их числа. Многие разговоры и шуточки были на тему любви и секса, часто "на грани фола", но тонкую грань приличий не переходили. Мы с Володей вели себя вполне корректно, даже когда выпивали, однако намекали вполне недвусмысленно: девчонки, мы вас хотим! Они прекрасно понимали наши намеки и "хотелки", им, безусловно, нравилось, да и кому может не нравиться чувствовать себя желанной? Нам же было чертовски приятно, что их к нам тянуло. Наши подружки жеманничали, строили глазки, облизывали губки, как бы ненароком показывали коленочки, игриво смеялись. Мы же, чуть раскрасневшись, ощущали собственное сердцебиение. Словом, легкое либидо буквально висело в воздухе. Впрочем у Володьки имелась Дама сердца, правда, в том колхозе ее с нами не было: она училась в другой группе.
Но однажды идиллия резко оборвалась. Был банный день, мы купили пару бутылочек красного винца, закуски и решили душевно провести очередной вечер, попарившись перед этим в баньке. Мы с Володей великодушно пустили наших девчонок попариться первыми - меньше сажи, больше жара. Банька топилась по-черному.
И вот, когда мы с ним, от души напарившись, в предвкушении небольшого пиршества вернулись на свою веранду, оказалось, что наши нечестные подруги всё выпили и съели, не дождавшись нас. Почему они так поступили, я уже не помню, но нас это возмутило до глубины души. Слово за слово, мы вдрызг разругались, а одна из них, в завершение крепкой размолвки, снисходительно выдала: "Спокойной ночи, "квадратные" мальчики!" "Оквадратить" на сленге того времени означало: возбудить интерес и "кинуть" представителя противоположного пола. Наутро был объявлен взаимный бойкот.
Чем мы с Володей могли отомстить своим "неверным" подругам? Только альтернативой им в виде новых пассий! А вы, голубушки, будете ложиться спать вместе с хозяевами в восемь часов вечера - деваться вам некуда! Конечно, в глубине души и я, и Володя сожалели, что рассорились с ними. Но нужно было держать марку - гордость и юношеский максимализм зашкаливали.
Сказано - сделано. Уже следующим вечером на нашей веранде сидели две новые студентки. Они принципиально отличались от наших "бывших": обе курили и, самое главное, имели опыт - это ни для кого не было секретом. Впрочем "новоизбранные" этого и не стеснялись, наоборот, даже несколько бравировали, типа, знают жизнь. Легкое либидо с нашей веранды испарилось, уступив место банальной похоти. Звали их Лилия и Маргарита. Лиля взяла курс на Володю, Рита (она вдобавок была старше на целый год) - на меня. Потрепавшись и хлебнув спиртного, мы решили прогуляться по засыпающей деревне: было видно, что приютившие нас хозяева не очень довольны, что пожаловали "чужие". К тому же, увидев их на нашей веранде, они примерно сообразили, что произошло.
Противные сентябрьские дожди уже успели превратить улицы деревни в непролазную грязь - все ходили в резиновых сапогах. Холодало, стремительно темнело. Месить грязь быстро надоело, срочно требовалась крыша над головой.
Нас с Володькой бросили тогда на тюкование соломы. Агрегат-тюковальщик стоял сразу за деревней в чистом поле под крышей, силовой аппарат, питавший его, и кое-какой инструментарий находились рядом в дощатой сторожке, запираемой на ночь на навесной замок. Колхозник-аппаратчик по нашей просьбе как-то показал, куда прячет ключ - словом, какая-никакая собственная "резиденция" у нас имелась, чем мы очень гордились. Открытая всем ветрам сторожка, в которую вряд ли бы кто пожаловал ночью, представлялась почти идеальным укромным местом. По земляному полу была разбросана солома, валялось какое-то тряпьё, на прибитых к стенке гвоздиках висело несколько ватников.
Зашли, устроились. В недопитой бутылке булькало спиртосодержащее пойло, гордо именуемое "Портвейном", закуски не было - занюхали рукавом. "Винцо" приятной теплотой отозвалось в теле, в голове зашумело. Я кожей чувствовал: к чему-то идет. Не сказать, что я, тогда еще нецелованный, боялся женщины, но было волнительно и даже как-то тревожно, что называется, не по себе. Времена "развитого социализма" еще были довольно целомудренными, по крайней мере, меня воспитывали так, что если я пересплю с девушкой, и она вдруг "залетит", то буду просто обязан на ней жениться. Втайне тешил себя мыслью, вдруг сегодня не срастется, что-то помешает. Зато наши "новоизбранные" были на удивление спокойны, чувствовалось: им такая ситуация хорошо знакома.
Девки закурили, попросил цигарку и Володя - он иногда покуривал, я же табачный дым не переносил. Да и торговали в сельском райпо "Беломором", в лучшем случае, "Примой" - табачный смог висел еще тот, хорошо хоть сквозь щели сторожки заметно сквозило. По моей просьбе приоткрыли дверь, в чрево нашего тайного логова заглянула полная луна. Тишина, усиливаемая бездонной чернотой сентябрьского неба, оглушала - птицы умолкли до весны, деревня спала. Становилось всё холодней, изо рта заструился легкий парок, хмельной градус быстро выветривался. Это тоже меня обнадёживало: раздеваться не хотелось никому.
Вдруг по подсвеченному луной мертвенно-бледному полю метнулись три тени. Деревенские? Их нам только не хватало. Темные фигуры всё приближались... Ба-а! Расслабьтесь! Это же наши "отставницы" собственной персоной! Хе-хе, как мило! Что, кумушки, заскребло? Не спится и, чтоб не разбудить хозяев, решили выйти на веранду, а там нас, негодных, отверженных, "квадратных", но таких милых и родных, нетути? Бывает... Небось и "мировую" задумали, и штрафную-отступную бутылочку мерзкого "Портвейна" заначили? Сообразили, значит, где мы? Ну, молодцы!
Сразу стало весело и тепло, напряженность спала, по крайней мере, у меня. "Новоизбранные" же, наоборот, немножко напряглись. Впрочем это еще более веселило - меня и Володю стал подтачивать едкий смешок, на наших лицах заиграли широкие улыбки. Не, ну на самом деле, как приятно, когда за тобой девчонки бегают!
Подошли: "привет" - "привет". В воздухе повис немой вопрос: а чё надо-то? Чё пришли-то? Подошедшие "отставницы" тоже стрельнули по цигарке. Табачный смрад, к моему неудовольствию, стал еще плотней. Куряки чёртовы! И тут Лиля зна́ком показала Рите - выйдем. Вернулись с таинственными улыбочками. Рита, подсев ко мне, горячим шепотом с придыханием шепнула на ухо:
- Ты не возражаешь, если мы с тобой сейчас поцелуемся? - её глаза сверкнули в темноте. Лиля тем временем, навалившись на Володю, впилась в его губы своими прокуренными брылями. Сцена интересная и, скажем так, вполне ожидаемая.
- Ну, давай!..
Первый поцелуй... Каждый запомнил его по-своему. У кого-то он остался в памяти долгожданным, романтичным, волнующим и желанным. Но кому-то вспоминается только чужой запах изо рта, недаром говорят: "Не дари поцелуя без любви..." Никогда не жаловал курящих женщин: от них несет мужиком. Точнее, несло. Напомню, в "совковых" сельмагах тогда не продавали ни "Мальборо", ни "Камел", ни, на худой конец, "Стюардессу" или "Родопи". Никаких фильтров, никаких ароматизаторов, махра какая-то, кислятина! Тем не менее, знаковое историческое, а точнее, статистическое для меня событие - первый поцелуй - наконец-то произошло.
"Бывшие" опешили, их ручки с дымящимися папиросками разом опустились. Потом они дружно затянулись, выдохнув своими изящными ротиками новую порцию вони. И, загасив об доску цигарки, двинули на выход. Что тут скажешь? Про Даму сердца Володи они знали, поэтому смотрели на него осуждающе. Но я-то был свободен, как молодой тетерев! Такой юный, чистый, девственный, с вьющимися волосиками на голове и мягким пушком на лице. И вот эта, гм..., Рита его, похоже, прибирает к рукам. Ну что, милые "отставницы", вы "чужие на этом празднике жизни", пора на выход!
Как только за ними закрылась дверь, грянул наш дикий хохот. Нахохотавшись всласть, мы дали волю языкам, не выбирая выражений. Однако "бывшие" никуда не ушли, они зашли за сторожку, присели в крапиве и замерли, а у нас, чёрт возьми, не хватило ума проверить это. Нам самим потом было стыдно за наш нетрезвый трёп, но, как говорится, "слово - не воробей..." - много неожиданного узнали они про себя. Впрочем сами виноваты.
Стало еще холоднее (к утру тоненький ледок обвил края лужиц), пить было нечего. Логично напрашивалось "продолжение банкета" в более теплом месте. Девки снова о чем-то неслышно пошептались. В деревне мы разошлись в разные стороны: Лиля с Володей пошли к нашему дому, Рита потянула меня к своему.
Войдя в теплые сени незнакомой избы и несильно треснувшись в темноте башкой о низенькую балку, я, сощурившись, огляделся. На небольшом пространстве углом друг к другу тоже стояли две железные койки, на одной из которых крепко спала студентка Женя.
Нравилась ли мне Рита? Скорее не нравилась, не влюбился бы точно. Невысокого роста, худенькая, если не сказать тощенькая (она раньше занималась балетом) - ножки толщиной с мою руку, задница размером в два кулака. Впрочем возможно это чей-то идеал, как говорится, "на вкус и цвет..." Добавить к этому нагловатые, немного навыкат глаза, прямые, точно смазанные салом светлые волосы ниже плеч и неприятный елейный голосок. Про табачный запах изо рта я упоминал. И еще у нее был один, выясненный в процессе дальнейшего общения, очень серьёзный, с моей, главного идеолога факультета, точки зрения, недостаток: она не верила в победу коммунизма.

"Ложись! - Рита, откинув одеяло, кивнула на свою койку. - Я сейчас!" Вот ведь, блин, интересная ситуацийка! Впрочем чего киксуешь - сколько раз ты сам нечто подобное рисовал в мечтах! Мечтать-то, конечно, мечтал, но... Я не стал раздеваться, улегшись прямо в трико и рубашке, "шхонка" была односпальной. Может, думаю, для начала просто поспим - сразу решил никаких активных действий не предпринимать.
Вернулась Рита. На ней была легкая футболочка и тоненькие капроновые колготки. Острыми гаечками сосков обозначили себя маленькие аккуратные грудки. Она успела малость курнуть, что угадывалось по усилившемуся запаху, и нырнула ко мне под одеяло. Я привычно принялся шепотом "ездить по ушам", провел рукой по колготкам - трусиков под ними не было. В темноте, на одной со мной подушке отсвечивали большие "эти глаза напротив". Чувствовалось ее горячее дыхание и стук сердца: "а девушка созрела".
Всё-таки общепринятое мнение часто бывает крайне необъективным. Если хочет парень, а девушка не дается - это воспринимается нормой, до поры до времени, в порядке вещей. А если наоборот? Почему-то парень в подобной ситуации если не осуждается, то как бы укоряется, вызывая подозрения. А ведь, собственно, с какого ляду считается, что если девушка сняла трусы, то мы просто обязаны трепетать от желания и готовности? Да у нас настройка может оказаться еще тоньше девичьей! Это, кстати, яркий пример неравноправия мужчины и женщины со знаком минус.
Я продолжал монотонно бубнить, надеясь потихоньку усыпить свою возбужденную соседку по шхонке, но не получалось: ее чуть выпученные глазенки, черт побери, светились в темноте всё так же ровно. Что молотил, чувствуя непреодолимое желание уснуть, тоже не помню. Уже середина ночи, а "позывов" никаких.
Но Рита оказалась довольно мудрой - вот что значит опыт. Она зевнула, чмокнула меня в щечку, нежно выдохнув: "Спокойной ночи, дорогой..."

Проснулся от пристального взгляда: соседка Риты по веранде Женя недоуменно в упор, будто увидев впервые, меня внимательно рассматривала. Буркнув ей "доброе утро", огляделся. Риты рядом не было. За окном разливалось солнечное утро, умытое предрассветным дождиком осеннее небо выглядело ослепительно голубым. Сидя на заборе, орал, как сумасшедший, большой белый петух. Я быстро оделся и, воровато оглянувшись, выскользнул из дома, радуясь, что не столкнулся с Ритой.
Домой идти не хотелось. Дав пару кружочков по деревне, направился на завтрак в колхозную столовку. Заливаясь краской смущения от ожидания неизбежности новой встречи, робко приоткрыл дверь. Володя, Лиля и Рита уже сидели за одним столом, бодро работая ложками. Я взял железную миску с кашей и уселся рядом: "Всем привет!" Обиженные "отставницы" сидели втроем за соседним столом, делая вид, что нас не замечают - да и ради бога. Лица у Володи и Лили довольно светились, по ним безошибочно читалось: всё у них "прошло" хорошо. Рита не выказывала никаких эмоций.

После завтрака присели на залитом солнцем бугорке за столовкой, девки и Володя закурили. Лениво катился дежурный беспредметный базар, ничего знакового не звучало. Я волновался, догадываясь, какой "вердикт" могла вынести Рита, пока меня не было: сам факт прихода на завтрак порознь свидетельствовал о многом ("отставницы" это тоже заметили). Работали мы тоже порознь - все девчонки с зерном на току, мы же с Володей с соломой на тюковальшике: плотные тюки-брикеты, которые мы ворочали, весили прилично.
Простившись с девками, мы двинули к своему агрегату-тюковальщику.
- Ну что, оплошал? - улыбнувшись вопросил Володя.
- Да-а... Что-то не особо хотелось... - лениво ответил я, чувствуя, что опять краснею.
- Ну-ну. А ей так хотелось мужика!
Я остановился.
- Что, сильно лажала? - умоляющий взгляд, полный надежды на снисхождение, выдавал меня с потрохами.
- Да нет, расслабься. Наоборот сказала, типа, какой сильный мужчина: бровью не повел, мышцей не дрогнул, ничем не показал, что возбужден, но я-то всё понял. - дипломатично ответил друг, - Пошли давай!
Я испытал прилив нового чувства к Рите - чувства благодарности за пощаду моего мужского самолюбия, а Володька - свой чувак, не выдаст. Хотя... Лажать меня было не в ее интересах, ведь можно глянуть на вопрос с другой, не очень-то выгодной для Риты стороны: ну а что ж ты, голубушка, не смогла мужика "на боевой взвод" поставить, а? В любом случае, на сегодня мою репутацию пощадили. Однако "вердикт" Риты выглядел своего рода авансом, карт-бланшем на ближайший вечер, когда вновь будет предложено "исправить ситуацию". Как пели популярные в те годы Квины, "шоу маст би ган". И я решил: набухаюсь - а там, хрен с ним, будь, что будет.
Володька тем временем рассказывал, как одна из "бывших" на рассвете спросонья собралась в нужник (выйти во двор можно было только пройдя через веранду). Лилька, говорит, посапывая, дрыхла "без задних ног", а я уже не спал - просто вылёживал, прикрыв глаза, но всё видел. Хвать! Видит: одна кровать пустая, на подушке другой - сразу две знакомые головы! "Отставница" вытаращила глаза и, забыв о намерении, метнулась обратно в избу. Сон у нее как рукой сняло. Через мгновение в приоткрывшемся дверном проеме показались три головы "бывших" - и взволнованный шепот: вот это да! Я, говорит, аж чуть не заржал.
Безучастно внимая его рассказу, я кисло улыбнулся: мысли были целиком заняты размышлениями о предстоящем вечере. Как зомби ворочал тюки соломы, не замечая их тяжести, машинально отвечал на какие-то вопросы Володи. По пути с работы купил две бутылки омерзительного "Портвейна".
Вечером зарядил противный мелкий дождь, ни о какой сторожке или прогулке не могло быть и речи. Володька, гад, находился в радостном возбужденном ожидании, я же втайне лелеял надежду: вдруг не придут, дождливо все-таки. Но не-е-ет, скрипнула калитка в темноте, во дворе мелькнули две знакомые фигурки. Блин, всё-таки припёрлись! Девки тоже купили бутылку вонючей "Портняги".
Пока шел процесс веселого возлияния, всё было нормально: я хохмил, сыпал анекдотами и прибаутками, заразительно смеялся. Володька от меня не отставал. Девки от души хохотали. Следуя своему замыслу, я пил за двоих. В какой-то момент даже почувствовал мощный прилив желания - Рита видела это и тоже находилась в радостном предвкушении, активно демонстрируя, по Чуковскому, "синдром пирожка": "ну-ка, съешь меня, дружок"! И вдруг!..
Что "вдруг"? А ничего. Вдруг... наступило утро. Я открыл глаза и сел на своей шхонке - м-м-м, в животе мутит, в голове шумит. На веранде никого не было, на улице светлынь. Глянул на часы - ёкэлэмэнэ, рабочий день в разгаре, а я еще не жрамши. Наспех одевшись, поспешил к своему грёбаному тюковальщику соломы. Завидев меня, Володька громко заржал: "ну и рожа у тебя, Шарапов!"
Спрашиваю:
- Слышь, что было-то вчера?
- А ты догадайся сам!
- Ну, что-что? "Что я голым скакал, что я песни орал, а отец, говорил, у меня генерал"?
- Ну что-то вроде этого. Короче, дал нам "просраться".
- Да? А потом?
Володька усмехнулся.
- Суп с котом. На бок завалился. Сперва всхрапывал, метался, что-то громко бормотал, Риту пару раз саданул, а уж перегаром от тебя разило!
- Сильно саданул? - поинтересовался я, удовлетворенно отметив про себя, что на этот раз мой перегар наверняка перебил ее табачный запах, ничего, потерпит.
- Да нет, несильно. А потом мертвецки отрубился, как тумбочка.
- Да? И что Рита?
- Ничего, поняла, что ей обломилось. Проводил ее до дому, вернулся. Нам ты, к счастью, уже никак не мешал.
Такое развитие событий меня успокоило: ну а что? Нажрался - отрубился, с кем не бывает? Облившись холодной водой из колодца, я принялся активно кидать тюки соломы, блаженно ощущая, как из организма выходит хмель.
Девки, завидев меня на обеде, расхохотались, я тоже заржал. Что ж, это походило на "индульгенцию": ясно, "укатали сивку..." - бывает. Пить надо меньше! Вырисовывались два сценария на ближайший вечер: либо не придет, либо, что более вероятно, придет, но пить больше не даст. Так оно и случилось.
Выпили в меру. Общение стало менее эмоциональным, больше пели под гитару. Неумолимо близился волнующий "момент истины". Незаметно пролетел вечер, настала пора переводить тело и "дело" в горизонтальное положение. Погасили свет, улеглись по парам. Лилька с Володькой, раздевшись, сразу "приступили к делу" под одеялом.
Ч-ч-черт возьми! Когда смотришь порнушник - это возбуждает. Но когда "порнушник" происходит в натуре, в каких-нибудь полутора метрах от тебя... Какие-то хрюканья, хлюпанья, чавканья, стенания, вскрики - такое скотство! Реально зачесались руки схватить дрын и от души отходить обоих!
Я лежал и удрученно размышлял: боже, неужели это и есть то самое великое таинство соития мужчины и женщины? То вокруг чего создана такая мощная общемировая субкультура? То о чем непрестанно думают миллионы смертных? Что, и мне нужно уподобиться им, издавать эти мерзостные звуки, совершать однообразные рефлекторные животные движения, дергаться в конвульсиях? Вот тут, на серых нестираных колхозных простынях, на скрипучих пружинах тесной односпальной шхонки? С этой постылой нелюбой девахой, из пасти которой тащит какой-то вонючей кислятиной? Не имея возможности толком подмыться? Словом, полная тоска-а-а...
Я лежал, молча уставившись в потолок. Не спала, пуча в темноту свои бестыжие буркалы, и Рита. Наконец, глубоко вздохнув, она подала голос:
- Я пойду. Проводишь меня?
Возникла пауза, разбавляемая мерным кряхтением и металлическим вжиканием на соседней многострадальной койке. Идти никуда не хотелось, к тому же на улице опять зарядил гнусный дождик.
- Да ладно, оставайся - чего среди ночи под дождем шарахаться? Эти скоро отрубятся, а я пойду в баню, там в предбаннике вроде тюфяк какой-то валялся на лавке и телага под голову. Спи.
Я собрал монатки, вышел во двор и, вдохнув полной грудью напоенный дождём, мокрой землёй и стернёй осенний воздух, направился к бане.

На следующий день произошло знаменательное событие: Володе от его Дамы сердца пришли сразу несколько писем. Она писала, что их группа работает в соседнем районе (поэтому письма так долго шли), что любит, что думает о нем каждую минуту, что не может дождаться встречи и тэдэ, и тэпэ. Володя мгновенно прозрел, ощутив нахлынувший на него новый прилив чувств. Отбившись в сторонку, всё перечитывал и перечитывал, шевеля губами, вызвавшие сладостную аритмию сердца письма и как-то грустно, отрешённо улыбаясь. А потом, мучимый угрызениями совести, замолк. Он осознал всю гнусность им содеянного, боясь, что по возвращении из колхоза его запросто могут "сдать с потрохами" мстительные "отставницы". Впрочем необязательно они: их с Лилькой колхозный роман происходил на глазах всей группы. Все знали про письма, а от кого пришли, безусловно, догадались.
Лиля, зная чьи письма целый день мусолит Володя, обеспокоенно поглядывала на него, но подходить при всех как-то не отваживалась. Несколько напряглась и Рита. Я же всё думал: вот интересно, хватит ли у них наглости опять припереться к нам?
И что вы думаете? Припёрлись! Вечером, как по расписанию. В авоське вновь угадывались очертания пузыря отвратного "Портвейна". Я вызвал Володьку во двор: объясни, мол, Лильке ситуацию, ты что, свою потерять хочешь? Надо сказать, он был очень добрым, великодушным, но несколько слабохарактерным, мягкотелым человеком. А потому ответил мне, мол, как я ее прогоню, мне неудобно перед девчонкой. Тогда говорю: "Давай, я ей мозги вправлю!" - "Не надо!" - "Ладно, пеняй на себя!"
Тем временем, гадкая "Портняга" уже была разлита по стаканам. Без эмоций раздавили бутылку, намереваясь отбиться пораньше. Выключили свет, Володька демонстративно, не раздеваясь, лёг зубами к стенке. Лилька подлегла, обвив его сзади руками. Мы с Риткой полулежа сидели на шхонке и с интересом наблюдали за развитием событий, она курила.
Через пару-тройку минут озабоченная Лилька стала посылать ему намеки, дыша в ухо и гладя рукой ниже живота. Володька не выдержал и, тяжело вздохнув, встал: "Слушай, пойдем, покурим!" Открыв дверь во двор, они устроились на ступеньках. Покурили. Потом опять закурили. Я всё ждал, когда же наконец он выдаст ей своё решительное "ква!". Но они только молча курили. Наконец обозленная Лилька вскочила и, громко прошипев: "Ну-ка, сволочь, давай!", хорошенько пнула Володьку в спину. "Сволочь", вновь тяжело вздохнув, как-то обречённо поднялся со ступенек. Они снова легли. М-да, подумалось мне: спёкся пацан!
И тут дверь со стороны избы открылась - на пороге в одних кальсонах стоял хозяин дома дядя Вася. Окинув нас взглядом, он спокойным, ровным голосом сказал: "Вот что я, ребятки, вам скажу. Надоело мне на вашу любовь смотреть. Я не для того вас пущал. У тебя, Володя, знаю, есть девушка (определенно наши "бывшие" слили!), как тебе не стыдно! И хватит здесь курить. А вы, девки, больше сюда не приходите...". И в таком духе минут пять. Надо признать, каждое слово попадало в цель - дядя Вася стыдил и корил, его негромкий "монолог" звучал куда более убедительнее привычных ругани и мата. Впрочем, заматерись он - всё равно был бы прав.
Девки, прикрыв глаза, притворялись спящими. Мы смиренно слушали его, хотя было видно, как Володька рад столь неожиданной развязке. У меня же внутри всё просто ликовало: ай-да дядя Вася, вот спасибо тебе, родимый! Да уж, его "выход", словно по сценарию драматурга, состоялся в самый нужный момент предпоследнего акта пьесы.
Ну а "последний акт" был сыгран утром, когда я, отозвав Лильку в сторонку, всё же решил прочистить ей мозги. Она в волнении закурила, ее лицо раскраснелось, ноздри слегка подрагивали от негодования: "Слушай, ты кто такой?! Какого хрена лезешь?! Ты-то какое имеешь право выговаривать мне всё это?! Почему сам Володя об этом не скажет?!" О-хо-хо... Пришлось матюкнуться, позвать своего друга, а когда он, виновато опустив голову, подошел, гордо удалиться.
Я, не слыша слов, со стороны наблюдал за их диалогом. Лилька, энергично жестикулируя, что-то ему с жаром выговаривала - было видно: тему вела она. Володька-мямля, краснея, лишь робко блеял в ответ. В памяти всплыла знаменитая фраза Шурика из "Операции "Ы": "Надо, Федя! Надо!"

Вскоре по возвращении из колхоза Лиля пригласила нас с Володей на свой день рождения. Ну а чего не сходить? Девчонкой она была, в целом, неплохой - весёлой, искренней, радушной, стройной, обаятельной, хоть и не красавицей. Тем более, впереди еще целая вечность - три курса учебы. Мы остались хорошими друзьями. Да и Ритуля сегодня мне, старику, глядя на фотографию, кажется вполне симпатичной. Но тогда я попросил Лилю: "Только Риту на "днюху" не приглашай, пожалуйста, или я не приду!". И не сомневался, что не пригласит: ребята всегда у нее были в приоритете. Кстати, с "отставницами" тоже вскоре помирились. На том история и завершилась. Как поется в древнем студенческом гимне: "Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус!" - "Итак, будем веселиться, пока мы молоды!"
На следующий год Володя женился на своей Даме сердца, я был свидетелем на их весёлой свадьбе. Но вас, конечно же, интересует, "сдали" его всё-таки или нет? Да, сдали... Кто - не знаю, а Дама сердца, пардон, уже супруга, не сообщила. Да и узнал об этом мой друг только после женитьбы, причем без "выноса мозга" и развития темы. Мудрая женщина? Просто искренне любящая...

© Петр Муратов, 2020
Дата публикации: 26.10.2020 18:55:57
Просмотров: 1439

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.