Фобия 3. Глава 5.2. Одноклассники

Сергей Стукало

Форма: Роман
Жанр: Приключения
Объём: 27815 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

С 1994 года значительную роль в жизни Чечни стали играть многочисленные легионеры. Более пяти лет зарубежные спецслужбы и националистические организации, не скупясь, направляли в мятежную республику инструкторов по подготовке диверсантов, снайперов, специалистов минно-взрывного дела и проповедников нетрадиционной для мусульманских регионов России ваххабитской ветви ислама. Большую часть этой разношерстной публики составляли так называемые «арабские наёмники». Впрочем, называть их «наёмниками» надо с оговоркой. Большинство из них — это мусульманские добровольцы: бессребреники, фанатики исламского джихада — граждане Саудовской Аравии, Иордании, Ливана, Йемена, Катара, Кувейта, Пакистана, Афганистана, Турции, Албании. Всего около 1000 человек. «На огонёк» набиравшей обороты войны потянулись представители и других стран, в которых ислам вовсе не является самодовлеющей религией. Пока не является. В обучении боевиков и непосредственно в боевых действиях принимали участие несколько десятков прибалтов и белорусов, но больше всего было украинцев — до полутора-двух сотен. Половина из них состояла в отдельном отряде УНА-УНСО (данные приведены на официальном сайте этой организации и в блогах её членов). Остальные — были рассредоточены по большинству чеченских отрядов [1].
Были в этих отрядах и русские…
Коренные граждане арабских стран среди наёмников встречались нередко, но будем объективны, чаще это были не арабы, а этнические чечены, потомки воинов имама Шамиля, бежавшие после поражения в Кавказской войне или переселенные при Александре II в 1865-67 гг. в Турцию, Сирию и другие страны ближневосточного региона. Многие из них свободно владели языком, и чеченские боевики их чужими не считали.
Турция, помимо добровольцев с чеченскими корнями, была представлена полудюжиной инструкторов от "Серых Волков" и элитного спецназа турецких вооружённых сил. Последние до прибытия в Чечню готовили бойцов спецподразделений армии Грузии и Азербайджана.
Из исповедующих ислам народов СНГ было всех понемногу — волжские и крымские татары, казахи и т.д. Имелось даже палестинцы и азербайджанцы, а также несколько афганских таджиков от шаха Масуда. Системным явлением они не были, скорее — авантюристами, любителями повоевать, которых всегда хватает в любой этнической группе. Заметное количество боевиков было только от соседей Чечни — ингушей и дагестанцев, но основную часть чеченских отрядов составляли жители населённых пунктов самой Ичкерии.
Однако оставим «добровольцев». На регулярной основе оплачивался лишь труд многочисленных инструкторов и действительно хорошо подготовленных профи — снайперов, взрывников.
Мотивация «чеченского добровольчества» была самая разнообразная — многие поверили слухам о длинных баксах и впоследствии были очень разочарованы. Но большинство воевали не за деньги, а по политическим мотивам. Прежде всего, это относится к прибалтам и украинцам.
Как бы то ни было, но участие в войне многочисленных инструкторов, добровольцев и наёмников «со стороны» придавало ей вполне светский характер (хотя формально она считалась джихадом). Только одно формирование чеченских боевиков называлось "Исламский Батальон" (примерно 200 студентов медресе и с десяток инструкторов из Иордании), остальные отряды носили подчёркнуто светские названия.

От камня, брошенного в воду, круги расходятся,
тревожа покой всего, что в водах обитает.
Любой поступок или мысль — тот камень.
Марианна Каменская

Глава 5.2. Одноклассники
Средняя школа при посольстве СССР в Сирии и Вторая чеченская война…
Что между ними общего? Ответ на этот вопрос, возможно, знает сайт www.ODNOKLASSNIKI.RU .
До появления этого сайта ответов на такие загадки не было. Впрочем…

Только что закончивший переговоры по радио Шурка занимался чёрт знает чем.
Он курил и вспоминал детство. Накатило, знаете ли…
Впрочем, с кем не бывает?

Коттеджный комплекс Аппарата советских военных советников в Сирии и средняя школа при Посольстве СССР в Дамаске. 1974 год, 26 февраля

Будильник уже более полутора минут орал, словно юродивый на паперти, но встать и заткнуть ему пасть сил не было. Впечатавшаяся в подушку голова казалась чугунной гирей.
С самого утра Шурка был не в настроении. Тело ломило, руки и ноги не слушались. Просыпаться не хотелось категорически.
Мать дважды стягивала с него одеяло. Безрезультатно. И лишь угроза окатить соню холодной водой, в конце концов, возымела действие. Шурка знал: мать, если что пообещала — непременно сделает.
Офицерские жёны со стажем — они все такие.

От завтрака он отказался, заявив, что нет аппетита.
— Господи! — всплеснула руками расстроенная мама. — Ну что с дитём делать? Уж и нож ему вернули, и не ругает никто… Что тебе ещё? Третий день ни поговорит толком, ни покушает! Съешь хоть что-нибудь!!!
— Я оладушки ел, — не согласился обувавший ботинки Шурка и, немного подумав, добавил. — Вчера…
Мать вспомнила сиротливо лежавший на блюдце надкусанный сыном оладушек и вздохнула. Оккупировавшая холодильник нетронутая горка его покрытых золотистой корочкой собратьев, доверху заполнявших купленную в Дамасском Военторге кастрюльку из дешёвого французского хрусталя, говорила сама за себя. Впрочем, мать знала, когда сын нервничает — у него и в самом деле пропадает аппетит.
Напрочь.
Аргументы родителей о том, что будущий офицер должен быть крепким человеком, а для этого надо хорошо питаться, Шурка отметал, — «Я не в командиры собираюсь, а в инженеры! А для инженера главное — не мышцы, а мозги!!! Претензии к мозгам имеются?»
Претензий не имелось.
И в самом деле, какие могут быть претензии к круглому отличнику?
Впрочем, есть претензии или нет, а отказ от приёма пищи — не тот поступок, с которым могут смириться заботливые родители. Всему в этой жизни есть предел.
Улучив момент, мать сунула в боковой карман Шуркиного ранца завязанный на узел целлофановый пакет с четырьмя оладушками и бутылку с компотом.
«Ничья! — отметила она тот факт, что всегда бдительный в таких вопросах сын не заметил проявленного ею «коварства». — В лавочку к Мухаммеду без денег вряд ли побежит, а портфель проверит!.. Ничего! За полдня проголодается, съест как миленький! — успокоила она себя, — Голод не тётка!»
Столовой при Шуркиной школе не было. Дети проносили еду из дома. Что-нибудь не очень серьёзное — парочку бутербродов, пахнущую корицей булочку или вафли в шоколаде, а к ним — стеклянную бутылку с пепси или с домашним компотом. Вафли и пепси покупались тут же, в лавочке Мухаммеда, магазинчик которого располагался на территории прилегавших к школе вилл для русских специалистов и всегда был к услугам проголодавшихся школяров. Каждую их покупку Мухаммед упаковывал в украшенный пёстрой рекламой бумажный пакет и совершенно бесплатно прилагал к нему пару красивых бумажных салфеток.
Ажурные салфетки Шурке нравились — он их использовал как закладки для книг.

* * *
От коттеджного посёлка до школы было полчаса езды. Не больше.
Занятия велись в одну смену и начинались в десять утра. Смысла вставать ни свет, ни заря не было. Кстати, именно в таких жизненных обстоятельствах и становятся «совами». А какая уважающая себя «сова» рано встаёт?
К приезду Фаруха, успевшего отвезти отца на службу, взъерошенный, но так толком и не проснувшийся Шурка уже несколько минут стоял на крыльце, зевая и щурясь на утреннее солнце.
— Не выспался? — участливо спросил водитель.
Шурка отвечать не стал. Буркнув что-то неопределённое вместо приветствия, он забросил набитый учебниками ранец на заднее сиденье джипа. Рядом с Фарухом, против обыкновения, не сел, а, недовольно наморщив нос, полез вслед за портфелем. Туда, где обычно располагался один из сыновей Фаруха — Шуркин одноклассник Халид.
Сегодня Халида не было.
«Оно и к лучшему», — отметил это дело Шурка. У него не было желания с кем-либо общаться. Да и откуда оно, это желание, могло появиться? С того самого злополучного момента, как он пропорол подаренным ему ножом ягодицу уважаемого хаджи Фагиза, шли третьи сутки.
Всего третьи.
Шурка смущался. Поступок, что ни говори, был из ряда вон.
Хаджи Фагиз приходился водителю Фаруху старшим братом.
За три дня эмоциональный накал сошёл на нет. Теперь Шурка и сам не понимал причин накатившего на него приступа ярости. Впрочем, чего лукавить? — особой любви к Муське он не испытывал, но, несмотря на индифферентное к ней отношение, на Фагиза был зол до сих пор. Убивать болонку только из-за того, что та напрудила в туфель и лизнула в нос — это как-то слишком.
Мальчик покосился на насвистывавшего что-то весёлое водителя, и ему пришло в голову, что всё ещё, может быть, обойдётся. Что случившийся во дворе их дома инцидент стоит забыть, как, судя по всему, забыл его Фарух. Или делает вид что забыл?.. Впрочем, Шурка знал, что арабы никогда и ничего не забывают. Особенно причинённых им обид. Так говорил отец, но и без его слов Шурка знал, что это — правда, и знание это настроения не прибавляло.

* * *
Первые классы школ при российских посольствах были традиционно переполнены. В семьях молодых специалистов рождаемость, как ни крути, выше, чем у менее многочисленного старшего персонала. На протяжении учебного года ученики изредка уезжали — у родителей заканчивался контракт — но вместо них приезжали новые, и это соотношение не менялось: в Шуркиной школе было по два параллельных младших класса, зато среди старшеклассников был недобор. Из-за этого недобора в прошлом году в Шуркин класс взяли нескольких сирийских мальчишек — детей местной посольской обслуги. Впрочем, и без них кто только с ним не учился: осетины, татары, казахи, был даже якут — сын одного из военных специалистов, первого в истории Якутии полковника. Можно было сказать, что Шурка учился в интернациональном классе, и это обстоятельство не могло не повлиять на его кругозор. К тому же одного из новых учеников — сына персонального водителя Шуркиного отца — закрепили за Шуркой, с тем, чтобы на первых парах помог тому с языковыми навыками и освоением учебных дисциплин.
Обещанное Шурке членство в комсомоле, без которого в училище не поступить, надо было отрабатывать.

Новоиспечённому однокласснику поначалу приходилось несладко — всё-таки школа была русской, и преподавание в ней велось на русском языке. Но Халид, так звали сына Фаруха, оказался человеком одарённым. Год спустя сирийский мальчишка бегло и практически без акцента говорил на русском и вполне сносно читал и писал на этом языке. Шуркино над ним шефство дало и обратный результат — русский мальчик, сам не заметив как, научился общаться на фарси. Вы спросите, почему на фарси, а не арабском? Всё просто — отец Халида был этническим персом, и его домашние говорили именно на этом языке. Впрочем, по ходу дела, Шурка и арабских словечек нахватался более чем. Особенно тех, что покрепче.

* * *
Школа размещалась в красивом старинной постройки здании с просторными террасами, имела собственное футбольное поле и небольшой аккуратный садик. В саду росли экзотические растения — кактусы выше человеческого роста, пальмы нескольких видов и большие, словно деревья, фикусы. На аккуратной зелёной лужайке, выбросив высоко в небо усыпанный жёлтыми цветами стебель, цвела белёсо-зелёная агава.
Школьная биологичка сказала, что агава после цветения и сброса семян погибнет.
Шурке агаву было жаль. Она ему казалась особенной, в чём-то даже завораживающей.

В этот день было два урока физики.
Шурка этот предмет обожал.
В их школе вакансия физика более года была свободной, и занятия проводил приезжавший дважды в неделю учитель-контрактник, преподававший в русской школе в Каире. Там он учил детей таких же военных советников и советских специалистов, работавших на заводе по ремонту дизельных подводных лодок.
Шурке каирский преподаватель нравился. На одном из занятий физик сказал, что в ближайшие пятьдесят лет облик мира будут определять инженеры-электронщики и связисты. Шурка с его прогнозом был целиком и полностью согласен.
И вообще — встретить единомышленника — это приятно!

* * *
Пять уроков пролетели как один миг. Пора было собираться домой.
Подъехал там или нет Фарух, было хорошо видно из торцевого окна школьного коридора. Едва собравший портфель Шурка уселся на подоконнике, как к нему подошёл Халид.
— Сидишь? — спросил он неприязненно.
— И что? — насторожился почувствовавший неладное Шурка.
— А мой отец сесть не может!
— «Гражданин судья, а он сесть не может!» — передразнил Шурка одноклассника, но не видевший «Кавказскую пленницу» Халид шутки не оценил.
— Ты порезал моего отца! — заявил он и уточнил: — Где драться будем?
— А здесь!!! — мгновенно ощерился Шурка. — Только я Фаруха и пальцем не трогал. Я твоего дядю «на перо» посадил!!! И тебя посажу, если хорошо попросишь!
— Моего отца звать Фагиз, — возразил Халид. — А Фарух — это его брат и мой дядя, — и по-прежнему спокойным голосом повторил свой вопрос. — Где драться будем?
— Фагиз?.. Фагиз — твой отец? — удивился Шурка. — Тогда понятно, в кого ты такой идиот!
Окончательно оскорбившийся Халид сделал глубокий вдох и бросился на своего обидчика. Не ожидавший от него такой прыти Шурка замешкался и пропустил резкий удар головой в лицо.
Дрались мальчишки молча, но энергично. С ожесточением.
Испуганные одноклассники брызнули в разные стороны. Разнимать Шурку и Халида никто не рискнул. Минуту спустя кто-то из девочек позвал задержавшуюся в классе преподавательницу литературы. Выскочившая в коридор учительница застала финал драки: обтершие меловую побелку мальчишки стояли, вцепившись друг в друга и шумно дыша. Каждый сжимал в руке нож, острие которого было глубоко вдавлено в подбородочную впадину противника. Немного левее трахеи. Ещё чуть-чуть и…
«Зарежут друг друга!» — поняла учительница и, беззвучно хватая губами воздух, обессилено сползла по стене. Ей стало дурно.
Положение спас появившийся в конце коридора Фарух.
— Вам плохо? — спросил он, подойдя, и галантно подал учительнице свою крепкую смуглую руку.
— Они… Они зарежут друг друга, — пожаловалась учительница и, показав подбородком в сторону неподвижно застывших мальчиков, заплакала. — Их надо разнять…
— Зачем? — удивился водитель, поднимая её на ноги. — Разнимать дерущихся — несусветная глупость. Если разнять, будет неизвестно, кто из них победил и драка повторится. Вот тогда кто-нибудь из них зарежет другого. И не надо так волноваться. Успокойтесь, никто никого не убьёт. Если бы хотели, зарезали бы сразу. Вот увидите: сейчас отдышатся и будут мириться. Пойдёмте отсюда, не будем мешать. Главное, никому ничего не рассказывайте. Успокойтесь и забудьте. Когда научишься забывать плохое, оно непременно уходит и уже больше не возвращается. А за мальчишек не волнуйтесь — они, в отличие от взрослых, ещё не разучились друг друга прощать. Всё будет хорошо. Пойдёмте…
И он увёл её. Вслед за водителем и учительницей ушли и дети.
И в самом деле, чего им было волноваться?
Фаруха в школе уважали.
Все знали, что он слов на ветер не бросает — как сказал, так и будет.

Предоставленные самим себе мальчики некоторое время так и стояли в опустевшем коридоре. Первым опомнился Шурка. Осторожно скосив глаза на зажатый в руке Халида нож и разглядев его рукоятку, усмехнулся.
— Знаешь, брат, а у нас с тобой — одинаковые ножи.
— И в самом деле… — удивился Халид и, убрав нож от Шуркиного горла, улыбнулся: — Что будем делать?
— Что делать? — Шурка тоже убрал нож, потрогал разбитую губу, пошатал пальцем ушибленный, но так и не выбитый зуб и, сплюнув под ноги розовым, предложил: — Для начала пообедаем. Оладушки будешь? Мне мама положила, а я не съел. Аппетита не было.
— А их не на молоке свиньи делают? — поинтересовался Халид, усаживаясь на подоконник.
— У нас свиней не доят, — устало вздохнул Шурка. — Слишком уж они шустрые, эти свиньи. Убегают и не даются, сволочи.
— А так бы доили?
— Не знаю. Может, и доили бы. После того как русские блоху подковали и отправили с Белкой и Стрелкой в космос, им и к медведю не слабо доильный аппарат приспособить. Ты, кстати, медведей видел?
— Видел. В зоопарке, — отозвался Халид и взял протянутый ему оладушек.
Желание драться у него пропало.
Напрочь.
Глупо драться с теми, кто умудряется доить медведей.

* * *
Фарух отсутствовал не более пятнадцати минут.
За это время он успел многое: и успокоить впечатлительную учительницу, и проинструктировать ставших свидетелями произошедшего старшеклассников. Водитель Шуркиного отца был очень убедителен. Впрочем, вряд ли кто захотел бы с ним спорить: умение держать язык за зубами, и в самом деле — крайне полезный для жизни навык.
Не замечали?

Вернувшись, водитель застал Шурку и Халида сидящими на подоконнике. Они непринуждённо болтали, передавая друг другу бутыль с компотом и по очереди отпивая прямо из горлышка.
Между мирно беседовавшими мальчишками была расстелена красивая кружевная салфетка «от Мухаммеда». С двух сторон она была пришпилена к подоконнику абсолютно одинаковыми кинжалами с красивыми костяными рукоятками. Кинжалы были стилизованы под мечи работы мастера Абдаллы Асада. По лезвию каждого из них шла одна и та же надпись, повторявшая выгравированные на легендарном мече пророка Мухаммада слова: «Нет героя, кроме Али и меча, кроме Зульфикара». Украшенные арабской вязью лезвия кинжалов были испачканы липкими крошками испечённых Шуркиной мамой оладушек.
— Вам, наверное, никто не говорил, что если есть с ножа, то станешь злым, как охраняющая стадо баранов собака? — спросил мальчишек водитель.
Те переглянулись и прыснули.
Фаруху же вдруг пришло в голову, что его племяннику-полусироте тяжело живётся без матери и при таком отце как Фагиз. Хаджи, погрузившийся по самую макушку в религию — не лучший воспитатель для взрослеющего юноши. Да и видятся они не чаще раза в месяц… «Надо бы уделять мальчику побольше внимания, а то неизвестно что из него вырастет при таких обстоятельствах, — решил Фарух. — Хорошо хоть с другом ему повезло. С Шуркой».
Шурка виделся Фаруху хорошим мальчиком, из которого непременно вырастет приличный мужчина, сочетающий в себе качества профессионального воина и незаурядного поэта. Именно так виделось Фаруху Шуркино будущее. Впрочем, он был прав: если этих качеств нет, то носящий оружие индивидуум называется не мужчиной, а бандитом.
Дяде Халида не хотелось, чтобы его племянник из-за недосмотра или какой-нибудь нелепой случайности стал в отличие от Шурки бандитом. На Востоке это запросто.
Фарух знал, что детская дружба оставляет в человеческой памяти самый яркий след и с годами не тускнеет. «Было бы хорошо, если бы со временем Халид и Шурка не потеряли друг друга и своей дружбы», — подумалось ему. Вслух же водитель Шуркиного отца сказал совсем другое:
— Ну что, мальчики? Давайте убирайте за собой, да поедем! А вот подоконник вы, разбойники, зря испортили — завтра дам вам с собой автомобильную шпаклевку и краску. После уроков все приведёте в порядок. Это будет правильно. Договорились?
Мальчишки переглянулись и кивнули.
Спорить с тем, кто прав — себе дороже.

— Из-за чего дрались-то? — спросил Фарух потянувшихся за своими ножами мальчишек.
— Он моего отца порезал, — пожал плечами Халид.
— Кто? Шурка? — удивился Фарух. — Не было такого. Фагиз сам на нож сел. У русских есть хорошая пословица: «Когда человек ищет себе на задницу приключения, он их находит!» — А твой отец так старался не попасть задом на киблу, что угодил им на нож.
После этих слов Шурка фыркнул, но, заметив недовольство Халида, улыбку с лица стёр и говорить что-либо в свое оправдание не стал. «Захочет узнать, как всё было на самом деле — спросит!» — решил он.
— Ну что? Драться больше не будете? — поинтересовался водитель и, дождавшись, когда переглянувшиеся мальчишки отрицательно покачали головами, предложил. — Тогда поменяйтесь ножами.
— Зачем? — удивился Халид.
— И вправду… Они же одинаковые? — поддержал друга Шурка.
— Затем, чтобы знали: у каждого из вас теперь будет подарок друга. Чтобы никогда не забывали друг о друге и больше уже не дрались. Подарок друга — вещь для души дорогая и ко многому обязывает…

В джипе Шурка и Халид уселись рядом.
На заднем сидении.
Фарух отметил это дело одобрительным кивком и удовлетворенно хмыкнул.
Когда отъезжавший от школы автомобиль подбросило на дорожной выбоине, Шурка, ойкнув, зажал ладонью губы и подбородок.
— Болит? — посочувствовал Халид.
Шурка вздохнул и, вспомнив, как месяц назад к ним в школу приезжала врачиха-дантистка из каирской школы, помрачнел. Застарелый молочный отросток, не дававший расти новому, постоянному зубу, она выкорчевывала из Шурки более получаса. Безо всякого обезболивания. С наслаждением выкорчевывала. «Экономила, старая дура», — решил тогда Шурка.
— Ты Петухову помнишь? — спросил он Халида, ответив на его вопрос вопросом.
— Помню, — помрачнел тот, наблюдая за полезшим пальцем в рот Шуркой. — И что?
Халиду врачиха Петухова в тот же день рассверлила два зуба, дважды сэкономив при этом на обезболивающем.
— А то! Моли своего Аллаха, чтобы у меня зуб обратно прижился. Если не приживётся — мне его грымза Петухова драть будет. А я, как выйду от неё, буду драть тебя!!! Понятно?
— Понятно… — вздохнул Халид и, на всякий случай, потрогал лежащий в кармане нож.
Он больше не хотел ссориться с Шуркой, но Петухова — не женщина, а зверь в белом халате. Такая и мумию фараона доведёт до белого каления.
Да и Шуркина претензия была справедливой.

23 июля 2001 года. Чеченская республика, Шалинский район. Послеобеденное время

— Ором бишин, иншооло, хама хуб мешавад!.. (Сидеть спокойно, и тогда, может быть, всё обойдётся!.. — перс.) — меланхолично повторил Шурка вызвавшую воспоминания фразу и, подумав, добавил очевидное: — А я, старый дурак, так не умею…— спустя какое-то время ему в голову пришла новая мысль и, он, хмыкнув, добавил: — "Душман", говоришь? (враг, душитель — перс.) Хэ!!!
Ударив кулаком по столу, подполковник прислушался к быстро затихающему эху, но, судя по всему, ничего полезного в нём не расслышал, а потому пожал плечами и, вздохнув, выщелкнул из пачки "Парламента" новую сигарету.
Когда Шурка нервничал, он переставал есть и начинал курить.
Детская привычка.
Впрочем, в детстве он не курил.

Обнаружив, что в зажигалке закончился газ, Шурка, кряхтя и чертыхаясь, некоторое время искал спички. Нашёл он их в кармане висевшего в простенке бушлата. Бушлат принадлежал некурящему Рустаму, и поэтому изъять из него коробок просто так, по умолчанию и в свою пользу, Шурка не рискнул. Он знал, что у некурящих память куда твёрже, чем у их грешащих дымопусканием товарищей. Особенно на принадлежащие им средства добывания огня.
Шурка открыл коробок, выудил из него спичку и чиркнул ею о покрытый тёмно-коричневой массой шершавый бок. Едва на кончике сигареты затеплился долгожданный красный огонёк, Шурка тут же затряс кистью, гася так и не успевшую разгореться спичку.
Внимательно осмотрев оставшуюся в руках опалённую четырёхгранную щепку, он удовлетворённо хмыкнул и сунул её обратно в коробок. После первой глубокой затяжки его вдруг посетила мысль и Шурка, просияв и выпустив, подобно подбитому истребителю, длинную струю дыма, плюхнулся в кресло. Достав из-за уха обретавшуюся там шариковую ручку с зелёным стержнем, он принялся быстро чёркать на чистой страничке лежавшей на столе записной книжки. Исписав страничку мелкими зелёными буковками, он аккуратно вырвал её и, сложив вшестеро, сунул в тот же коробок, поверх оставшихся в нём спичек.
Снаряжённые таким образом спички были возвращены в тот же самый карман того же самого висевшего в простенке бушлата.
Сделанным Шурка был доволен.
На исписанной страничке значилось, что подполковник Александр Васильевич Барановский испытывает ужасные угрызения совести в связи с тем, что без спроса взял спички из кармана своего подчинённого. Что нет ему прощения в связи с тем, что делалось это ради пагубнейшей из человеческих привычек — курения. Далее, однако, отмечалось, что злостный куряка подполковник Барановский проявил себя как экономный и рачительный человек, поскольку израсходовал на это дело не более десяти процентов одной единственной спички, в чём Рустам, как несомненный владелец коробка, может убедиться с помощью лупы и офицерской линейки (спичка прилагается). Значилось в записке и то, что, если Рустам всерьёз оскорбится, то он, Шурка, готов с ним стреляться посредством алюминиевых трубочек от сломанных антенных полотен с десяти шагов жёваной газетной бумагой в присутствии командования и подчинённых.
Представив, каково придётся Рустаму в процессе прочтения записки, Шурка развеселился окончательно. Почерк у него был ещё тот. Кроме Шуркиной матери его мог разобрать только училищный друг — Серёга.

Развлечения развлечениями, но пора было подумать и о деле. Докурив сигарету и прикурив от неё новую, Шурка принялся прикидывать варианты и детали предстоящего вечером действа. Он знал, что когда пытаешься втиснуть в короткий временной промежуток слишком многое, что-нибудь непременно пойдёт наперекос.
Это прокол, а проколов Шурка не любил.
Настроение снова ухудшилось.

Вернувшийся с ужина Рустам застал Шурку нервно дымящим и раздражённым.
Перед начальником Комплекса стояла фарфоровая тарелка с тремя нетронутыми бутербродами, полуторалитровый китайский термос с кофе и сделанная в виде головы оскаленного чёрта стальная пепельница. Не переносивший табачного дыма капитан Паша, судя по всему, сбежал из "Колбасы", едва доставив Шурке заказанную им пайку.
— Оборудование выносного поста проверил? — спросил Шурка Рустама.
— Обижаешь, начальник! — ответил Рустам, разгоняя ладонью дым. — Пост и антенны на джип погружены, аккумуляторы установил свежие, работоспособность оборудования проверил. Хоть сейчас готов к выезду с Матвеичем!
— Отставить выезд, — вздохнул Шурка и принялся упаковывать бутерброды в вынутый из-за стойки с трансиверами украшенный обнаженной красавицей целлофановый пакет. — Ты, Рустам, остаёшься здесь за старшего. С Матвеичем поеду я!
— Типа того, что буду стажироваться? — не удивился усевшийся в скрипнувшее кресло Рустам.
— Типа того…
То, что Шурка готовится к увольнению, а на его должность аттестован Рустам — секретом ни для кого не было.

Справки:
[1] "Серые волки" (СВ) — боевые группы молодежной организации Партии национального действия Турции. Созданы в 1958 г., придерживаются шовинистических, пантюркистских взглядов. Лозунг "бозкуртов" — "серых волков": "Пусть прольется наша кровь, но восторжествует ислам!" Члены СВ: мелкая буржуазия, люмпен-пролетариат, студенты, авантюристы, крестьяне и рабочие. В Западной Европе СВ имели 129 филиалов, зарегистрированных как культурные и спортивные организации. Принадлежать к СВ могли только группы, организованные иерархически, национальные и действующие по приказу из Турции. Боевики готовились в 37 лагерях. К 1980 существовали 1700 отрядов с 200 тыс. членов. В 1977 г. СВ совершены 239 убийств по политическим мотивам (в т.ч. расстрел демонстрации 1 мая 1977 г. в Стамбуле (40 человек погибло)), в 1978 — 831 человек убит при 3121 покушении. СВ практиковали и "безадресный" террор — взрывы автобусов, остановок городского транспорта, кафе, митингов. В конце декабря 1978, группа СВ напала на религиозную процессию курдов-шиитов в Кахранмараше (убит 101 человек, ранены 1052). Были сожжены 210 зданий. Спровоцированные СВ столкновения вызвали волну конфликтов, прокатившихся по всей стране. С января по апрель 1979 убиты 314 и ранены 1088 чел. Деятельность террористов СВ была подавлена военным правительством после переворота 12.09.1981. Всемирную известность СВ получили уже после формального разгрома организации вследствие покушения Агджи на Иоанна Павла II. Несмотря на разгром, СВ не оставляет свою деятельность как в Турции, так и за рубежом.

Использованная литература:
1. Сепаратисты. Участие в чеченской войне иностранцев на стороне Дудаева
(воспоминания украинского добровольца). По материалам военно-исторического форума РЖ.

© Сергей Стукало, 2009
Дата публикации: 10.02.2009 16:39:52
Просмотров: 3313

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.