Авторы онлайн:
Виктор Лановенко
Юрий Тубольцев

На что мне люди?..

Наталия Кравченко

Форма: Эссе
Жанр: Размышления
Объём: 7216 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Помню, как неприятно поразили меня однажды строки Бродского:

Я не люблю людей...
Что-то в их лицах есть,
что противно уму...

Кажется, так открыто ещё никто не признавался в человеконенавистничестве. Или в человекобезразличии, как, например, Георгий Иванов:

А люди? Ну на что мне люди?
Идёт мужик, ведёт быка.
Сидит торговка: ноги, груди,
платочек, круглые бока.

Насколько больше импонирует нам народническая экзальтация Пастернака:

Превозмогая обожанье,
я наблюдал, боготворя.
Там были бабы, слобожане,
учащиеся, слесаря...

Или благородное самоуничижение Ахмадулиной:

Это я, человек-невеличка,
всем, кто есть, прихожусь близнецом...
Плоть от плоти сограждан усталых,
хорошо, что в их длинном строю
в магазинах, в кино, на вокзалах
я последнею в кассу стою.

Но были ли они в этих стихах так же безоглядно искренни, как Бродский и Г.Иванов? Пастернак, скорее, "превозмогал" свою суть, а не "обожанье", когда писал о любви к простым людям. Слишком непростым человеком был он сам, чтобы органично вписаться в компанию "учащихся" и "слесарей". И вряд ли бы они поняли его сумасшедший захлёб, заговори он с этими людьми на своём языке. (Домработница Пастернака, послушав его сумбурные речи, сказала как-то с долей сочувствия: "У нас в деревне тоже был один такой: говорит-говорит, а половина — негоже" ).
Нет, что-то натужное, искусственное, добровольно-принудительное слышится мне в этих его строчках о любви к народу. Природа, музыка, поэзия, философия — да, но не люди. То есть не люди "без шестых чувств", следуя определению Цветаевой. Они так же безразличны Пастернаку, как и то, "какое , милые, у вас, тысячелетье на дворе". И "пил" он лишь с Байроном и Эдгаром По, не меньше. Эти небожители могли "сливаться" только с себе подобными.
И Ахмадулиной вряд ли удавалось слиться с толпой "как слово и слово на моём и на их языке". Хотя пить могла с кем угодно, и восхищаться крысомором, и воспевать садовника, и водить дружбу с дачными рабочими. Но любила она при этом не этих людей, о которых могла говорить самые наивозвышенные и превозносящие до небес слова ("имею право расточать, я не оскудею", а — себя, и "не себя даже, а производимое ею впечатление", как точно подметил Ю.Нагибин. "Белла холодна как лёд". И, вознеся, могла следом окатить холодом безразличия: стать "безнадёжно равнодушной к тем самым людям, которых перед этим обласкала." ("Дневник" Ю.Нагибина). Гораздо органичнее для неё одиночество: "Так холодно ты замыкаешь круг"... "Утешусь, прислонясь к твоей груди,/Умоюсь твоей стужей голубою." Но ей этот царственный холод снежной королевы ближе ненастоящего плебейского тепла. Она способна "ощутить сиротство как блаженство". "Тишь библиотек", "концертов строгие мотивы" — вот что созвучно её душе. На что ей люди? Да и она — им?

...Вот Павел, Матвей и Кузьма попрощаться пришли.
"Прощай, — говорят, — мы-то знаем тебя не по книжкам.
А всё же для смеха стишок и про нас напиши.
Ты нам не чужая — такая простая, что слишком..."
Ну что же, спасибо, и я тебя крепко люблю,
заснеженных этих равнин и дорог обитатель.
За все рукоделья, за кроткий твой гнев во хмелю,
ещё и за то, что не ты моих книжек читатель.

В читателях "от мира сего" не нуждался и Фёдор Сологуб:

Что мне мир. Он осудит
иль хвалой оскорбит.
Тёмный путь мой пребудет
нелюдим и сокрыт.

Всё земное Сологуб считал тяжким бременем, злом. Люди его утомляли, он старался быть от них подальше. В одиночестве видел единственно возможное для поэта существование:

Оставь селенья, иди далёко
или создай пустынный край,
и там безмолвно и одиноко
живи, мечтай и умирай.

...Послушай моё пророчество
и горькому слову поверь:
в диком холоде одиночества
я умру, как лесной зверь.

Он не выносил грубой Жизни, которая представлялась Сологубу румяной и дебелой бабищей-Евой в отличие от прекрасной лунной Лилит — его Мечты.

Мечтатель, странный миру,
всегда для всех чужой,

таким он остался в памяти потомков. Отчуждение от мирских привязанностей проповедовал Блок:

Всё на земле умрёт: и мать, и младость,
жена изменит и покинет друг,
но ты учись вкушать иную радость,
глядясь в холодный и полярный круг.

И к вздрагиваньям медленного хлада
усталую ты душу приучи,
чтоб было Здесь ей ничего не надо,
когда Оттуда ринутся лучи.

И Георгий Иванов пытался учиться у Блока этой божественной отрешённости, мечтая обрасти такой же защитной коркой ледяного бесстрастия, но у него это плохо получалось:

Когда же я стану поэтом
настолько, чтоб всё презирать,
настолько, чтоб в холоде этом
бесчувственным светом играть?

А Цветаева? Всю жизнь — роман лишь с собственной душой. Безоглядный порыв навстречу кому-то, кто показался "вровень", "равносилен" и "равномощен", и — горькое разочарование, когда спадала с глаз пелена, и рядом оказывался всего лишь "грешок грошовый", "убожество", "бедняк", а в сущности — обычный человек, простой смертный. "Я взяла тебя из грязи — в грязь родную возвращаю!" Жар крылатых объятий сменяет высокомерный холод царственных лат. Но — ненадолго, "до первого чужого, который скажет пить".

А всё же с пути сбиваюсь,
(особо весной!).
А всё же по людям маюсь,
как пёс под луной.

Однако это ненасытимая Танталова жажда, умирание от жажды над ручьём. "Чуть встретишь — уж рвёшься прочь". Но это "вероломство" — не что иное как верность себе, своему призванию, гению, внутреннему голосу, верность своему высокому Духу, который не терпит никакого насилия над собой, никакого принижения, никаких чуждых ему слияний. "Я ни с кем, одна, всю жизнь, без читателей, без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, а зато... А зато — всё".
Я часто привожу эти слова М.Цветаевой, но что-то на этот раз помешало мне закончить на столь высокой отрешённой ноте. А если конкретно — то эссе Аделаиды Герцык, которыми в последнее время зачитываюсь. Исследователи Серебряного века пишут о ней, как правило, лишь в "цветаевском контексте", хотя это была оригинальная и вполне самостоятельная литературная фигура. Так вот закончить мне хотелось бы её словами об отношении к людям и о том, какую роль они играют в её творческой судьбе: "Я не умею общаться с людьми, питаться плодами их духа. Но я не могу без них — они нужны мне... Моя любовь, моя жалость, моё нетерпение влекут меня к людям, не давая покоя. Я вяну без ласки человеческой и жадно, как свет солнечный, тяну её в себя. И, не зная, что с ней делать, — отдаю её назад, но распускаюсь, согретая. Не мысли, не идеи, а что-то другое нужно мне в людях — очень внешнее, или очень внутреннее — за чертой слов и понятий". ("Мои блуждания", 1915).
Позже под впечатлением всех этих строк написалось:

«А люди — ну на что они нужны?» -
в сердцах воскликнул некогда поэт.
И в этом никакой его вины,
что холодом отсвечивает свет.

Полярный круг. Сияние лучей
свободной, независимой души,
блуждающей во тьме своих ночей...
Но круг в окне морозном продыши -

течёт толпа как серое Ничто,
не вычленяя атомов любви.
Ах, люди, вы нужны мне ни на что,
как воздух, что не чувствуешь в крови,

как облако, что скроется из глаз,
как промельк незнакомого лица.
Но холодно становится без вас
в блаженном одиночестве творца.

© Наталия Кравченко, 2010
Дата публикации: 07.08.2010 13:53:03
Просмотров: 3854

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Ольга Питерская [2010-08-08 00:25:31]

Очень интересно.
Когда я думала о чем-то похожем, то получалось, что талант поэта выживает только в одиночестве, не во внешнем, а в более глубоком - внутреннем. Это может быть одиночеством на двоих, не суть. И поэт, принимая в себя людей из внешнего мира, "переваривает" их и выталкивает такими, как если бы они были им. Или он - ими. Так актер, играющий больного, чувствует настоящую боль. Так у человека, попавшего в больницу и принявшего на себя тамошние условности, меняется походка.
Я не согласна, что Пастернак или Ахмадулина неискренни в стихах. Поэт всегда пишет о себе, и приведенные строки не фальшивы. Я вполне допускаю, что они были именно такими, когда писали те стихи. Но вытолкнули их из себя и вернулись к собственным сущностям.

Простите, если слишком сумбурно.)

Ответить

Наталия Кравченко [2010-08-08 10:58:49]

Спасибо, Ольга, за отклик. Очень точные и умные наблюдения, я совершенно с ними согласна. Меня эта тема давно занимала, главным образом, её противоречивость, двоякость. С одной стороны, "поэт, не дорожи любовию народной", "ты сам свой высший суд", с другой - потребность в понимании, признании, отклике, мечта о своём альтер эго и отчаянье от неосуществимости этого по большому счёту. Ибо "как сердцу высказать себя? другому как понять тебя?" Ещё острее это у Чичибабина: "И в зверином оскале и вое/ Мы уже не Христова родня./ И кричу и не слышу того я,/ Кто хотел бы услышать меня". В общем, тема больная и вечно актуальная, можно было бы ещё не одно эссе написать.

Юлия Чиж [2010-08-07 22:59:19]

Близкие размышления.
Мне вообще кажется, что для любого мало-мальски творческого человека важен один "персонаж" в окружении - любящий. Остальные (как бы это жёстко не звучало) - дополнение, без которого можно обойтись. Это что касается жизни. Но без читателя/зрителя/поконника любой (и гений, в том числе) созидающий Нечто в искусстве - пустозвон.
Впрочем, и это тоже не истина в последней инстанции. Всё очень индивидуально.

Ответить

Наталия Кравченко [2010-08-08 10:50:29]

Да, Юля, Вы правы. Один любящий и, главным образом, понимающий тебя "персонаж" в окружении может заменить многих и многих. И всё же для пишущего этого мало. Вообще, близкие, друзья, родственники не всегда могут объективно оценить твоё творчество: "большое видится на расстояньи". И те авторы, кто говорят, что им не нужны читатели, они де творят для себя, для Бога, для вечности и пр., всё же лукавят, напоминая мне лису из басни о зелёном винограде. С другой стороны, добиваться признания и "любви народной" - суета, которой "не терпит служенье муз". Видимо, истина где-то посередине.
Я не согласна лишь, что "без читателя, зрителя, поклонника любой, в том числе и гений, созидающий Нечто в искусстве, пустозвон". Отсутствие читателей, откликов может быть вызвано самыми разными, зачастую не зависящими от автора причинами, в котором "виновато" не его творчество, а стечение обстоятельств, характер, условия жизни и многое другое. Но хочется верить, что время в конечном счёте расставит всё по своим местам.

Юлия Чиж [2010-08-08 12:15:31]

Абсолютно согласна и с тем, что друзья, родственники, приятели, знакомые - самые субъективные "ценители" и "критики". И с тем, что не стоит заигрывать с читателем, кокетничать с ним, идти на поводу у его вкусов и пристрастий.

И, всё же, думается, что не находящий отклика результат творческого процесса - пустоцвет. Т.к. всем (или - почти всем) созидателям желается отклика не в виде рецензий на порталах, заметках в периодике, упоминания с экрана ТВ, мелькания на киноэкране и пр. (не у всех есть в этом потребность), а эмоционального отклика внутри читателя, зрителя, слушателя. Чтобы проникся, прочувствовал, задумался, что-то изменил в себе. Иначе зачем вообще браться за перо, кисть, фотокамеру или терзать музыкальный инструмент? Самореализация? А стоит ли тешить эго самоистязанием? Не закончится ли процесс "кипения" (и здесь не важно кипением чего - идей, мыслей, эмоций) сумасшедствием?
У меня, конечно, больше вопросов, чем ответов на них.
Именно поэтому и сказала, что всё очень индивидуально.