Первая любовь

Светлана Беличенко

Форма: Рассказ
Жанр: Детская литература
Объём: 15533 знаков с пробелами
Раздел: "Проза для детей"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Первая любовь случилась у Димки в детском саду. Её звали Алёнушка. Димка влюбился как-то неожиданно, за обедом. Понравилось ему очень, как Алёнка ела – правильно так, аккуратно, как настоящая леди.
– Чего ты, Димка, уставился на меня? – поинтересовалась девочка, старательно вычерпывающая суп из глубокой толстостенной керамической тарелки.
– Да вот, смотрю, как ты суп ешь, – прямо ответил Димка, а потом смутился и на секунду замолчал – обдумывал, что дальше сказать. Нельзя же правду перед всей группой выдать: «любуюсь» сказать. Ребята сразу «тили-тили-тесто» закричат. Тогда Димка продолжил: «А чего, – говорит, – нельзя? Хочу и смотрю. Вот так». Алёнка сделала недовольное лицо, а мальчишки в зале одобрительно хихикнули. Девочка продолжила трапезу. Доев щи, она перешла ко второму блюду – картофельной запеканке. Ах, как хороша была запеканка! Это было излюбленное лакомство всей младшей группы. Настолько хороша была запеканка, насколько хороша была Надежда Васильевна, повар, которая готовила это блюдо по-особенному, с большой любовью. Поэтому и получался у картофеля вкус очень мягкий, нежный, а мясной фарш был сочным-сочным, благодаря чему мясо просто таяло во рту. В качестве соуса к блюду подавалась холодненькая сахарно-белая сметанка, которая отлично дополняла ароматную горячую запеканку с мягкой, но всё-таки хрустящей корочкой на дне. «Мммм», – потянула светловолосая девочка Эмма. «Ням-ням», – обозначил своё восхищение запеканкой маленький круглощёкий Стасик с причёской «ёршиком». «Ух, как вкусно!» – сказала рыжеволосая Катя. «Тише, ребята, тише», – попросила воспитательница. Несмотря на то, что ребята, в общем-то ничего плохого не делали, воспитательница призвала их соблюсти порядок. Она даже по-латински им сказала, хоть они и маленькие: «Сэд лэкс дура лэкс». Ребята загоготали, а Юрка рассмеялся громче всех, повторяя: «Ха-ха-ха-ха-ха, дура, дура, Мария Евгеньевна сказала «дура»! При этом парень чуть не подавился запеканкой. Но Мария Евгеньевна умела в одно мгновенье заставить ребятишек стать серьёзными. Она строго посмотрела на всех, а на Юру глянула своим особенным взглядом. «Ничего такого, дорогие мои, я не говорила! И фраза переводится с древнего языка так: «Суров закон, но закон». Может, кто-нибудь из вас знает, что это значит? Ну-ка, Юра, отвечай». – Юрка скомкался в измятый бумажный лист:
– Не знаю, Мария Евгеньевна.
– Не знаешь?
– Не знаю.
– Тогда ешь! И остальные, пожалуйста, ешьте, ешьте, а я пока объясню. – Помолчав для порядка секунд тридцать и тем самым ещё больше заострив внимание ребят на объекте объяснений, она продолжила: «Понимаете, дети. Нужно стараться всегда соблюдать порядок, даже если вы чем-то хорошим делитесь. В нашей жизни есть определённые правила и законы. Есть порядок – кушать молча, значит его, этот порядок, обязательно нужно соблюдать. А о том, что запеканка вкусная была, вы потом, после обеда, друг другу сказать можете. Можете? Ведь можете?» – Ребята кивнули. Они подумали, что это такая игра, и проиграет тот, кто вслух ответит, первый подаст голос, так сказать. Юрка даже подивился про себя: «Ну, и хитрая Марья Евгеньевна, ох, и хитрющая же!», но голоса и виду не подал.
Ребята молча продолжали с аппетитом кушать. А Димка украдкой поглядывал на Алёнушку. Какая она была прелестница и красавица! И умница. Отведав запеканки, аккуратно вытерла салфеткой свои милые губки-бантики, элегантно выпрямила спинку и принялась пить вишнёвый компот, чуть ли не после каждого глоточка утирая губы, ведь настоящей барышне не пристало показывать окружающим розово-фиолетовые усы поверх красивых губ. Димка млел. Алёнка тем временем манерно поправила сбившуюся, упавшую на гладкий блестящий лобик прядку волос. «Какая аккуратная», – подумал мальчик. Алёнка, увлечённая делом, не замечала его взглядов. Да и никто не замечал. Разомлевшие от сытной еды дети, торопились поскорее закончить вкусное дело и прилечь на мягкие пуховые перинки кроватей. Так хорошо там было спать!
Димка наскоро завершил трапезу, взахлёб выпил компот, а потом опять ненароком взглянул на свою возлюбленную: она маленькой ложечкой одну за другой проглотила меленькие вишенки. Димка подумал: «Оу-оу, сейчас пальцем изо рта косточки вынимать будет», но нет – к его удивлению ничего подобного не произошло. Принцесса оказалась настоящей – она ещё до этого отделила ложечкой в стакане ягодки от косточек. Так что костяшки горочкой лежали на дне стакана. А вот Юрка, который запрокинул голову и беспечно закинул ягоды себе в рот, почуяв неладное, стал фонтаном выплёвывать косточки прямо на стол, чем вызвал кричаще-визгливую истерику у девочек, сидящих с ним рядом.
– Юра, что ты такое делаешь! – возмутилась Мария Евгеньевна.
– Я? – удивился Юрка неожиданному вопросу. – Компот пью. Тьфу. То есть ем.
– Нет, Юрочка. Ты не ешь и не пьёшь. Ты, Юрочка, ведёшь себя непростительно некультурно. Так что будь, Юрочка, добр, у нянечки тряпочку взять, и – вперёд! Милена Максимовна свинство твоё убирать не будет.
Услышав это, свинтус Юра поплёлся просить у нянечки тряпку. А Димка на секундочку оторвался от наблюдения за предметом своего обожания и с удивлением обнаружил, что не только Юрик Латухин непростительно некультурен. Под стулом Димки лежали кусочки запеканки и выразительно поблёскивали капли сметаны, выпавшей, вероятно, в те моменты, когда юный герой-любовник наблюдал за своей благовоспитанной дамой. На столе красовались лиловые капли липкого компота, которые уже чуть подсохли и основательно влипли в стол. Основав на Димкином месте за столом свою колонию, капли эти, кажется, не собирались покидать место своей дислокации и прочно обосновались на новой территории. А капли супа, объединившись с крошками хлеба, похоже, готовы были отстаивать свои права на спорные владения. Они расположены были так, будто собирались атаковать «засевшие в окопах» компотные капли, вклиниваясь между укреплений. Оглядев грустным взглядом всё это безобразие, Димка энергично зашагал за тряпкой, не дожидаясь пока Марьевгенья (так дети часто называли воспитательницу) известит всех (и самое главное Алёнку) о его, Димкином, свинстве. Кроме того, он хотел поскорее прекратить эту бессмысленную возню-войну между каплями борща и компота. По его мнению, ни те, ни другие не заслуживали нахождения на обеденном столе. Как говорится, не нужно смешивать всё в кучу: микробы – отдельно, дети – отдельно.
Но опасения Димки были напрасны: принцесса, отпотчевав, не обращая внимания на ухажёра, сразу же отправилась в опочивальню. В то время, когда Димка затирал резко пахнущей каким-то хлорным раствором тряпкой стол, принцесса нежилась под одеялом под сенью радостных разноцветных снов.
Когда Димка спал (а спал он всегда так сладко и беззаботно), его разлетающиеся хаотично в разные стороны мысли, через какое-то время начинали толпиться в одном месте, сбиваться в кучу и, ударяясь друг о друга, вызывали в его памяти прекрасный образ симпатичной девчушки, одетой почему-то в народный сарафан и с венком из живых цветов на голове. Димка долго не хотел выбираться из сладостной сонной неги. Но ему пришлось. Грозный голос Марии Евгеньевны разбудил его. То, что голос был грозный – это ему так показалось. На самом деле Мария Евгеньевна говорила своим обычным голосом: «Дима, проснись, проснись. Нельзя так долго спать. Сейчас пополдничаем, и у нас репетиция хора будет. Дима!»
– А? Что? – Димка отвернулся к стенке. Вставать категорически не хотелось.
– Дима, – ласково шептала начинающая терять терпение воспитательница.
– Ага, ага, сейчас. – Димка начал приподниматься на постели. Затем он потёр глаза и насилу их продрал. Потом ещё несколько минут сидел на постели с каким-то застывшим, замершим взглядом, лишь изредка моргая слипшимися ресницами. Наконец, мальчик очнулся, проморгался, встрепенулся, встал и стремительно бросился в туалетную комнату. Там он умыл лицо, и уже через минуту предстал перед однокашниками в полном великолепии: выспавшийся, довольный, сияющий.
Своим выходом Димка сразу же обратил на себя внимание всей ребятни.
– Димка-то, смотрите какой важный! – закричала Эмма.
– Ага. Ага. Точно, – согласилась Катя, а другие девочки, как фиолетовые колокольчики закивали своими маленькими хрупкими головками в знак согласия.
– Прямо как жених, – загоготала Алиса, но девочки посмотрели на неё укоризненно. Казалось, теперь за внимание Димки они были готовы в пух и прах рассориться друг с другом.
– Димка, пойдём со мной в паре на хор, – стремительно предложила Алёнка. Другие девочки фыркнули, но в драку не полезли. Во-первых потому, что они всё-таки девочки. А во-вторых, потому что Марьевгеньна повела всех на репетицию в актовый зал.
Димка обрадовался внезапно обрушившемуся на него счастью, но вёл себя так, будто бы ничего такого этакого не произошло, будто бы просто ему было весело, как это часто бывало. Ведь Димка был тот ещё озорник и весельчак. Он всегда был счастливым и красивым парнем, который даже упрёки, порой, воспринимал в шутейном контексте. Поэтому об истинной причине его весьма приподнятого расположения духа никто вокруг и не догадывался даже. Димка бодро шагал, такой «весь из себя» солидно-выделистый, задорно насвистывая весёлую песенку, за что получил от Марии Евгеньевны такой же весёлый подзатыльник почти взаправду. Если вы думаете, что после этого Димка замолчал, то вы глубоко ошибаетесь. Тут нужно знать вреднючий упёртый Димкин характер. Именно он был виновником того, что Димка от своего не отступился. А кто, кто, скажите, способен с лёгкостью воздушного шарика отказаться от своего хорошего настроения? – Правильно, никто. Поэтому Димка продолжил насвистывать песенку беззвучно, забавно вытягивая при этом губы.
На хоре, или точнее сказать в хоре, Димка стоял вместе с Алёнкой. Они украдкой поглядывали друг на друга и улыбались. «Тук-тук-тук», – постучала музыкальный руководитель Светлана Фёдоровна дирижёрской палочкой по пюпитру.
– Иванов, Нефёдова, – поём, а не отвлекаемся. – Иванов и Нефёдова гордо тряхнули своими молодецкими головушками и дружно потянули припев:
– А я игра-аю... на гармо-ошке... у прохо-ожих... на виду-у-у,
К сожале-енью... день рожде-енья... только ра-аз... в га-а... ду...
«Па-ра-па-па-па-ра-па-па-па-ра-па-па-пам», – визжал проигрыш гармониста, записанный на магнитофонную ленту.
– Так, хорошо, хорошо, сейчас ещё раз петь будем, приготовьтесь, – сказала Светлана Фёдоровна, которая уже перематывала кассету обратно на начало песни.
– Ура, – закричала маленькая Светочка, которая до безумия обожала песенку про день рождения – так называли ребята «Песенку крокодила Гены» композитора Шаинского и поэта Тимофеевского.
Когда дети допели последнюю строчку, кто-то громко, на всю залу, ухнул. Выглядело это примерно так: «... только раз... в га-а... ду... Ух!»
Светлана Фёдоровна строго посмотрела на толпу певцов. Она не могла угадать, кто произвёл сей нелепый манёвр. В секунду она смягчилась и сказала только, что «Ух!» в этой песенке не к месту, потому что это ведь не песня «Эй, ухнем!». Ребята засмеялись.
Во время вечерней прогулки любовное чувство Димки было обозначено взаимностью. Алёнка ласково на него поглядывала и периодически стреляла глазками. Не в него, конечно, стреляла, а в его сторону метала лучики своей простодушной детской любви.
Была пятница, а за долгие выходные хрупкие, только-только зародившиеся чувства могли и погаснуть. Поэтому Алёнка и Димка назначили друг другу свидание на следующий день.
– А давай завтра здесь, на площадке, встретимся, – предложил Дима-Ромео, – погуляем вместе, побалуемся, на песке порисуем?
– Давай, – согласилась Алёна-Джульетта. – А тебя мама во сколько привести может? В два? В три? В четыре?
– Может, в три – после обеда? – деловито спросил мальчик.
– Ну ладно. Мы с мамой сначала по магазинам сходим, а потом придём. А на каком именно месте?
– Мммм. О! Придумал: вон там, видишь, на новом модуле рядом с брусьями, чуть повыше, «паутинка» есть. Вот туда мы и заберёмся, там и полежим. Знаешь, как хорошо там можно лежать и разговаривать?
– Значит, ты уже с какой-то девчонкой был там? – надулась Алёна.
– Не-ет, ты что. Я это сейчас только придумал-то. Для тебя.
– Ну ладно, – недоверчиво согласилась девочка.
В субботу в три часа Димка уже лежал на «паутинке». Он легонько покачивался – так, будто находился в гамаке и, лёжа на спине, «смотрел» закрытыми глазами в небо, кожей век впитывая ласковое тепло летнего солнца.
Наконец, она пришла, но, к его удивлению, присоединиться к нему не торопилась.
– Наконец-то, залезай скорей сюда! – кричал Димка, «разбуженный» шуршанием Алёнушкиного платья с пластиковыми нашивками-бусинками.
– Не-а. Мне мама туда забираться не разрешила. У меня платье новое, красивое, ещё порву, – объяснила девочка. «А как же наша любовь?» – подумал Димка и сказал:
– Ну, ладно, тогда слезу я. А твоя мама где? Моя во-он там стоит, – и он указал пальцем куда-то вдаль, где стояли скамеечки и где, читая журнал и временами наблюдая за Димкой, сидела его мама.
– Моя мама тут, недалеко, в машине сидит, так что долго мы гулять не будем, – объяснила Алёнка.
– Как жаль. Давай же тогда, скорей, сделаем что-нибудь необычное, чтобы запомнилось! – воскликнул Димка. – Хм... Что бы нам такое сделать? А?
– Давай просто посидим на скамеечке у шиповника!
– Ну давай. – И Димка устремился к цветущему кустику с целью нарвать благоухающих роз для милой дамы. – Это тебе, – сказал он, протягивая возлюбленной маленький уютный букетик.
– Ну и куда я с этим?
– Как куда? Домой, конечно же.
– Ладно, хорошо, – и кукольная красотка опустилась на недавно выкрашенное деревянное сиденье скамейки.
Влюблённые молчали. Молчали они ровно до того момента, пока Димка вдруг внезапно не чихнул.
– Апппчхи-и-и, – непроизвольно вырвалось у него.
– Ой, какой кошмар! – завопила девочка. – Ты закапал мне всё платье, негодник!
– Да ладно, извини. Я ж не специально, – объяснился Димка и посмотрел на подругу, широко улыбаясь.
О, ужас, что увидела чувствительная и ранимая Алёнка! Из правой ноздри возлюбленного потёк зелёный, отвратительного гусеничного цвета ручей. А гусениц девочка терпеть не могла. Она поморщилась и отпрянула от противно-неопрятного кавалера, между зубов которого, к тому же, росла маленькая, но всё же заметная веточка укропа. Ничего удивительного в этом не было. По-крайней мере, для Димки. Он ничуть бы не удивился таким событиям, если б ему кто сказал. Но Алёнка ничего не сказала. Она просто ушла. Ушла молча. Окончательно и бесповоротно (то есть, уходя, она даже ни разу не повернулась, чтобы посмотреть на оставленного ею в полном недоумении ухажёра). Так и закончились Димкины любовные приключения.
Димка достал из кармана замусоленный носовой платок и утёр зелёную горючую слезу своих носовых страданий. Потом поводил языком по зубам – убедился, что зелень из обеденного салата не торопилась покидать временное своё пристанище. Чего только не делал с этой упрямой веточкой укропа Димка, когда обнаружил её, выйдя из дома: и ногтем выковыривал, и языком вытаскивал – всё без толку, а потом и забыл: подумаешь, мешается во рту что-то – свиданью-то это не помеха. И вообще: главное в юноше – это романтический настрой, а недостатки внешности – пустяк абсолютный. Рыцарь сердце дамы поступками своими и храбростью покорять должен, а белозубая улыбка – так, приятное дополнение.
«Хм, подумаешь. Тоже мне принцесса!» – ухмыльнулся теперь уже бывший возлюбленный и, подобрав оставленный сбежавшей невестой букетик, потопал к своей любимой мамуле.
Что ж, принцесса оказалась настоящей: избалованной, привередливой и капризной. Такие вот дела. Амурные.

© Светлана Беличенко, 2017
Дата публикации: 12.01.2017 21:27:15
Просмотров: 2225

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Геннадий Дмитриев [2017-01-12 23:49:11]

Очень понравился рассказ, хороший, добрый, читал с интересом и удовольствием.

Ответить

Светлана Беличенко [2017-01-12 23:56:01]

Спасибо, Геннадий!